Текст книги "Генрик Сенкевич. Собрание сочинений. Том 4"
Автор книги: Генрик Сенкевич
Жанр:
Историческая проза
сообщить о нарушении
Текущая страница: 40 (всего у книги 40 страниц)
Внезапно перед костелом раздался лязг оружия и топот копыт. Кто-то крикнул с порога: «Лауданцы вернулись!» – и тотчас по костелу пробежал шепот, потом голоса стали громче, и вот уже с разных сторон понеслись крики:
– Лауда! Лауда!
Толпа всколыхнулась, всё головы разом повернулись к дверям.
А в дверях уже яблоку негде было упасть – в костел входили вооруженные воины. Впереди, позвякивая шпорами, шли Володыёвский и Заглоба. Толпа перед ними расступилась, и они, пройдя через весь храм, преклонили колена перед алтарем, прочли краткую молитву и затем оба вошли в ризницу.
Лауданцы остановились посреди костела, ни с кем не здороваясь из почтения к святому месту.
Ах, что это была за картина! Грозные обветренные лица, изнуренные трудами ратной жизни, посеченные шведскими, немецкими, венгерскими, валашскими саблями. Вся история войны и славных деяний богобоязненной Лауды была запечатлена на них мечом врага. Вот угрюмые Бутрымы, вот Стакьяны, Домашевичи, Гостевичи – всех понемногу. Едва лишь четвертая часть из тех лауданцев, что когда-то ушли с Володыёвским, вернулась обратно.
Многие жены тщетно ищут своих мужей, многие старцы тщетно высматривают сыновей, и все громче становится плач, ибо те, что нашли своих, тоже плачут – от радости. Со всех сторон несутся под своды костела рыданья; нет-нет, чей-нибудь голос выкрикнет дорогое имя и смолкнет, а воины стоят в сиянии своей славы, опершись на мечи, но и у них по суровым шрамам катятся в густые усы слезы.
Но вот в дверях ризницы прозвенел колокольчик, и утихли рыданья и гомон. Все опустились на колени; вышел ксендз со святыми дарами, за ним Володыёвский и Заглоба, облаченные в стихари, и началась служба.
Но ксендз тоже был взволнован, и, когда в первый раз обратился к прихожанам со словами: «Dominus vobiscum!» [167], голос его дрогнул; когда же он принялся читать святое Евангелие и все сабли разом обнажились в знак того, что Лауда всегда готова защищать веру, а в костеле посветлело от блеска стали, то едва сумел дочитать до конца.
Потом все с благоговейным одушевлением пропели «Святый боже», и месса закончилась, но ксендз, спрятав святые дары в ковчежец и прочтя последнюю молитву, вновь повернулся лицом к собравшимся в знак того, что хочет говорить.
Сделалось тихо; ксендз сначала в теплых словах поздравил воинов с возвращением, а затем объявил, что сейчас будет прочитано послание короля, привезенное полковником лауданской хоругви.
Стало еще тише, и вот от алтаря на весь храм прозвучало:
– «Мы, Ян Казимир, король Польский, Великий князь Литовский, Мазовецкий, Прусский и проч. и проч. во имя отца, и сына, и святого духа, аминь.
Яко мерзостные злодеяния дурных людей противу королевской власти и отечества прежде, нежели содеявшие их пред небесным судом предстанут, на земле подлежат наказанью, точно так же, вящей справедливости ради, и добродетели надлежит награда, каковая самое добродетель блеском славы должна украсить, а потомков побудить во всем следовать достойным примерам.
Посему доводим до сведения всего рыцарского сословия, то бишь людей военного и гражданского звания, исправляющих должности cuiusvis dignitatis et praeeminentiae [168], а также всех граждан Великого княжества Литовского и нашего Жмудского староства, что, каковы бы ни были gravamina [169]последующих заслуг и подвигов, должны быть вычеркнуты из памяти людской, дабы впредь ни в какой мере не умаляли чести и славы вышепоименованного хорунжего оршанского».
Тут ксендз прервал чтение и взглянул на скамью, где сидел пан Анджей, а тот привстал на минуту и снова сел, откинув голову на спинку скамьи, и закрыл глаза, словно в беспамятстве.
А все взоры устремились, на него, все уста зашептали:
– Пан Кмициц! Кмициц! Кмициц!.. Вон там, возле Биллевичей!
Но ксендз дал знак рукой и среди гробовой тишины стал читать дальше:
– «Упомянутый хорунжий оршанский, хотя и примкнул в начале злосчастного шведского нашествия к князю воеводе, но поступил таково не корысти ради, а из подлинной любви к отечеству, введенный в заблуждение уговорами князя воеводы, будто к salutis Reipublicae [170]лишь один есть путь – тот, на который вступил сам князь!
Прибыв же к князю Богуславу, который, почитая его изменником, во всех своих преступлениях против отечества открылся, вышепоименованный хорунжий оршанский не только на особу нашу не согласился поднять руки, но и самого князя силою захватил, дабы отметить за нас и за истерзанную нашу отчизну…»
– Господи, прости меня, грешную! – воскликнул женский голос возле пана Анджея, а по костелу снова пронесся гул изумления.
Ксендз читал далее:
– «Будучи оным князем ранен и едва успев оправиться, он поспешил в Ченстохову и там своею грудью защищал величайшую нашу святыню, всем давая пример мужества и твердости; там же с опасностью для жизни он подорвал порохом самое грозное неприятельское орудие, а свершив рискованное сие предприятие, был схвачен и приговорен жестоким врагом к смерти, сперва же был подвергнут пытке огнем…»
Тут уж в разных концах костела послышался женский плач. Оленька дрожала, как в лихорадке.
– «Однако, избавленный царицей небесной и от этой страшной опасности, поспешил к нам в Силезию, а при возвращении нашем в любезную отчизну, когда коварный враг уготовал нам западню, оный оршанский хорунжий с тремя лишь товарищами бросился на всю неприятельскую рать, спасая нашу особу. И, посеченный, исколотый рапирами, утопающий в собственной благородной крови, был замертво унесен с поля брани…»
Оленька сжала руками виски и, запрокинув голову, ловила запекшимися губами воздух. Из груди ее вырвался стон:
– Боже! Боже! Боже!
И вновь зазвучал голос ксендза, с каждою минутой преисполняясь все большим волнением:
– «Когда же нашими стараниями к нему вернулось здоровье, он, не позволив себе и дня отдыха, снова отправился воевать и в каждой битве отличался безмерно, так что военачальники обоих станов ставили его в пример всему рыцарству, после же благополучного взятия Варшавы был нами послан в Пруссию под вымышленным именем Бабинича…»
Едва в костеле прозвучало это имя, гул людских голосов сделался подобен рокоту волн. Так, значит, Бабинич – это он?! Значит, спаситель Волмонтовичей, гроза шведов, одержавший такое множество побед, – это Кмициц?!. Шум все нарастал, толпа стала тесниться к алтарю, чтобы лучше видеть героя.
– Господи, благослови его! Господи, благослови! – раздались сотни голосов.
Ксендз повернулся и перекрестил пана Анджея, который все так же сидел, откинувшись к изголовью скамьи, похожий более на мертвеца, чем на живого человека, ибо душа его от счастья вырвалась из груди и воспарила на небеса.
А священник продолжал читать:
– «Придя во вражеский край, он опустошил его огнем и мечом; победой под Простками мы ему обязаны, князя Богуслава он собственными руками одолел и пленил, после чего был отправлен в Жмудское староство, а уж сколько подвигов совершил, сколько городов и сел уберег от вражеской десницы, о том тамошние incolae [171]лучше всех должны знать».
– Знаем! Знаем! Знаем! – загремело под сводами костела.
– Тише, – сказал ксендз, подымая кверху королевское послание.
– «Посему, – продолжал он читать, – взвесив все его безмерные перед престолом и отечеством заслуги, больше каковых и отец с матерью не вправе ожидать от сына, настоящим письмом оглашаем всенародно свое решение: дабы людская вражда долее не преследовала великого рыцаря, защитника веры, короля и Речи Посполитой, воздадим достойную хвалу его доблестям и да будет имя его окружено всеобщей любовью. Мы же, пока ближайший сейм не снимет с него согласно нашему желанию неправую хулу и позволит наградить его местом, ныне vacat, упитского старосты, нижайше просим милых нашему сердцу граждан Жмудского староства запечатлеть в своих умах и сердцах эти наши слова, кои, к вящей их памяти, подсказала нам сама iustitia, fundamentum regnorum» [172].
На том чтение закончилось, и ксендз, повернувшись к алтарю, начал молиться, а пан Анджей вдруг почувствовал, как чьи-то нежные пальцы коснулись его руки; он глянул: это была Оленька; и, прежде чем он успел спохватиться, отдернуть руку, девушка поднесла ее к губам и поцеловала – при всех, перед людьми и алтарем божьим.
– Оленька! – крикнул потрясенный Кмициц.
Но она встала и, прикрыв лицо концом шали, сказала мечнику:
– Дядюшка! Уйдем отсюда, уйдем скорее!
И они вышли через дверь ризницы.
Пан Анджей хотел подняться, выйти следом, но не смог…
Силы совершенно его оставили.
А четверть часа спустя он стоял перед костелом, поддерживаемый под руки Володыёвским и Заглобой.
Вокруг собралась толпа мещан, и мелкой шляхты, и простого люда; женщины – даже те, что едва успели обнять возвратившихся с войны мужей, – побуждаемые свойственным их полу любопытством, бежали взглянуть на страшного некогда Кмицица, освободителя Лауды и будущего упитского старосту. Кольцо вокруг него сжималось все теснее, так что лауданцам в конце концов пришлось обступить рыцаря, спасая от толчеи.
– Пан Анджей! – кричал Заглоба. – Экий мы тебе привезли подарок! Небось не ждал такого. А теперь – в Водокты, в Водокты! Сговорим тебя, и за свадебку!..
Дальнейшие его слова потонули в оглушительном крике, который подняли разом все лауданцы под предводительством Юзвы Безногого:
– Да здравствует пан Кмициц!
– Да здравствует! – подхватила толпа. – Да здравствует наш упитский староста! Да здравствует!
– В Водокты! Все в Водокты! – снова рявкнул Заглоба.
– В Водокты! – взревели тысячи уст. – В Водокты, пана Кмицица, спасителя нашего, сватать! К барышне! В Водокты!
Все пришло в движение. Лауда села на коней; остальные, кто только был в силах, кинулись к телегам, повозкам, бричкам и лошадям. Пешие пустились напрямик через леса и поля. Клич: «В Водокты!» – гремел по всей Упите. Пестрая толпа запрудила дороги.
Кмициц ехал в бричке между Володыёвским и Заглобой и поминутно обнимал то одного, то другого. От сильного волнения он еще не мог говорить, да и мчались они так, словно на Упиту напали татары. Прочие повозки и телеги, не отставая, неслись за ними.
Город остался уже далеко позади, когда Володыёвский вдруг склонился к уху Кмицица.
– Ендрик, – спросил он, – а где та, другая, не знаешь?
– В Водоктах! – ответил рыцарь.
Тут усики пана Михала зашевелились – то ли от ветра, то ли от волнения, трудно сказать; так или иначе, всю дорогу они стояли торчком, словно два шильца, словно рожки майского жука.
Заглоба на радостях распевал таким страшным басом, что даже лошади пугливо вздрагивали:
Двое было, Касенька, двое нас на свете,
Да теперь сдается мне, что в дороге третий.
Ануся в костел не ездила: в то воскресенье был ее черед сидеть с занемогшей панной Кульвец, за которой они с Оленькой ухаживали, сменяя друг друга.
Все утро она провела в хлопотах у постели больной и на молитву стала поздно.
Едва, однако, она произнесла последнее «Аминь», как за воротами послышалось тарахтенье возка и в горницу вихрем ворвалась Оленька.
– Иисус, Мария! Что случилось? – крикнула, взглянув на нее, панна Борзобогатая.
– Ануся! Знаешь, кто такой Бабинич?.. Это Кмициц!
Ануся мигом вскочила на ноги.
– Кто тебе сказал?
– Читали королевское послание… пан Володыёвский привез… лауданцы…
– Значит, пан Володыёвский вернулся?.. – воскликнула Ануся.
И бросилась Оленьке на шею.
Оленька подумала, что этот взрыв нежности вызван Анусиным к ней участием; охваченная лихорадочным возбуждением, она сама была в полубеспамятстве. Лицо ее пылало, грудь высоко вздымалась, словно от крайнего изнеможения.
И она начала бессвязно, прерывающимся голосом рассказывать обо всем, что услышала в костеле, и при этом бегала из угла в угол как помешанная, ежеминутно повторяя: «Это я его недостойна!», сурово коря себя за то, что хуже всех его оскорбила, что даже молиться за него не хотела, тогда как он кровь проливал за пресвятую деву, за короля и отечество.
Тщетно Ануся, бегая за ней по горнице, пыталась ее утешить. Оленька твердила одно: она его недостойна, она ему в глаза взглянуть не посмеет; а потом опять принималась рассказывать о подвигах Бабинича, о похищении Богуслава и о его мести, о спасении короля, о Простках и Волмонтовичах, о Ченстохове и вновь твердила о винах своих и своей жестокости, замолить которую она обязана, уйдя в монастырь.
Сетования ее были прерваны появлением пана Томаша, который пулею влетел в горницу, крича:
– Господи! Вся Упита к нам валит! Уже в деревню въезжают; и Бабинич, верно, с ними!
И действительно, минуту спустя отдаленный гул возвестил о приближении толпы. Мечник схватил Оленьку и вывел на крыльцо; Ануся выбежала следом за ними.
Вскоре вдалеке зачернелось скопище конных и пеших: вся дорога, сколько видел глаз, была забита народом. Наконец толпа приблизилась к усадьбе. Пешие штурмовали ров и ограду, телеги застревали в воротах; крик стоял неимоверный, шапки летели в воздух.
Но вот показался отряд вооруженных лауданцев, окружавших бричку, в которой сидели трое: Кмициц, Володыёвский и Заглоба.
Бричку пришлось оставить поодаль, так как перед крыльцом столпилось столько уже народу, что ближе подъехать было невозможно. Заглоба с Володыёвским, выскочив первыми, помогли сойти Кмицицу и тотчас подхватили его под руки.
– Расступитесь! – крикнул Заглоба.
– Расступись! – повторили лауданцы.
Толпа немедля раздалась в обе стороны, освобождая посередине проход, по которому два рыцаря подвели Кмицица к крыльцу. Он пошатывался и был очень бледен, но шел с высоко поднятой головой, растерянный и счастливый.
Оленька стояла, прислонившись к дверному косяку и бессильно уронив руки, когда же он приблизился, когда она взглянула в глаза бедному своему возлюбленному, который после долгих лет разлуки шел к ней, как Лазарь, без кровинки в лице, рыданья снова вырвались из ее груди. А он от слабости, от счастья, от смущения не знал, что сказать, и, подымаясь на крыльцо, только повторял прерывающимся голосом:
– Ну что, Оленька, ну что?
Она же вдруг припала к его коленям.
– Ендрусь! Я раны твои целовать недостойна!
Но в это мгновенье к рыцарю вернулись силы: он подхватил девушку с земли, словно перышко, и прижал к груди.
Раздался единый оглушительный вопль, от которого задрожали стены домов и с деревьев осыпались последние листья. Лауданцы принялись стрелять из самопалов, кидать вверх шапки; радость осветила все лица, глаза горели, все уста кричали хором:
– Vivat Кмициц! Vivat панна Биллевич! Vivat молодая чета!
– Vivat две молодые четы! – гаркнул Заглоба.
Но голос его потерялся в общем гуле.
Водокты превратились в сущий походный бивак. Целый день по приказу мечника резали баранов и волов, выкапывали из земли бочонки с медом и пивом. Вечером все сели за трапезу: те, что постарше и познатнее, – в покоях, молодежь в людской, а простой народ веселился во дворе у костров.
За почетным столом неустанно подымались заздравные кубки в честь двух счастливых пар, когда же веселье достигло предельного накала, Заглоба провозгласил еще один тост:
– К тебе я обращаюсь, любезный пан Анджей, и к тебе, старый мой товарищ, пан Михал! Вы рисковали головой, проливали кровь, громили врага – но этого мало! Не завершен труд ваш, ибо теперь, когда жестокая война унесла столько людей, ваш долг – дать любимой нашей отчизне новых граждан, новых ее защитников, для чего, надеюсь, ни отваги, ни охоты вам не занимать стать! Любезные судари! Выпьем за здоровье будущих поколений! Да благословит их бог и да позволит им уберечь то наследие, что мы им оставляем, возрожденное нашими трудами, нашим потом и кровью. Пусть в тяжкую годину они вспомнят нас и никогда не поддаются отчаянию, зная, что нет таких передряг, из которых viribus unitis [173]с божьей помощью нельзя было бы выйти.
Пан Анджей вскоре после свадьбы снова отправился на войну, которая разгорелась на восточной границе. Однако блистательные победы, одержанные Чарнецким и Сапегой над Хованским и Долгоруким, а коронными гетманами над Шереметевым, быстро положили ей конец. Кмициц вернулся, овеянный новой славой, и навсегда поселился в Водоктах. Звание оршанского хорунжего перешло к его двоюродному брату Якубу, который впоследствии участвовал в печальной памяти военной конфедерации, а пан Анджей, душой и сердцем преданный королю, был награжден Упитским староством и жил долго в примерном согласии с Лаудой, окруженный всеобщим уважением и любовью. Недоброжелатели (у кого их нет!), правда, поговаривали, будто он во всем чрезмерно своей жене послушен, но пан Анджей этого не стыдился, напротив, сам признавал, что во всяком важном деле всегда спрашивает ее совета.
ПРИМЕЧАНИЯ
ЧАСТЬ ВТОРАЯ
…нет протекторов, как у английцев. – В результате победы Великой английской революции Англия стала республикой, Король Карл I был казнен. В 1653 г . Оливер Кромвель объявил себя протектором Англии, Шотландии и Ирландии.
Спижское староство, – Спиж (словацкое Спиш) – территория на южном (словацком) склоне Карпат, заложенная в 1412 г . венгерским королем Сигизмундом Люксембургским Владиславу Ягелло. До 1769 г . Спиж входил в состав Польши. Центром Спижского староства был город Любовля.
…под Зборовом…– 5-6 августа 1649 г . под Зборовом украинская освободительная армия под командованием Богдана Хмельницкого нанесла поражение польским войскам, руководимым королем Яном Казимиром. От полного разгрома короля спас крымский хан, настоявший на заключении мирного договора.
…под Жванцем(близ Каменец-Подольского) в декабре 1653 г. польские войска были окружены украинской освободительной армией. Здесь вновь, как под Берестечком, решающую роль сыграла позиция крымского хана, принудившая Хмельницкого пойти на подписание мира на условиях Зборовского договора 1649 г .
…довели его до того, что для Речи Посполитой он стал опаснее даже страшного Януша Радзивилла. – В 1665 г . Любомирский возглавил рокош против Яна Казимира. Победа рокошан в битве под Монтвами 13 июля 1666 г . вынудила короля отказаться от задуманных им реформ государственного строя (речь шла, в частности, о выборе наследника при жизни короля).
…заменив только шведов французами. – Антифранцузская направленность рокоша Любомирского связана с тем, что Ян Казимир, инспирируемый Марией Людвикой, хотел убедить шляхту избрать наследником польского престола французского принца Энгиенского (принц Анри-Жюль Конде).
…перещеголял я самого пана Лаща…– Самуэль Лащ, коронный стражник, был известен тем, что, несмотря на то, что за свои бесчинства он более двухсот раз был приговорен судами к утрате чести и изгнанию, оставался благодаря заступничеству великого коронного гетмана Конецпольского недосягаем для правосудия.
…Константина Любомирского, маршала рыцарского круга…– Маршал рыцарского круга избирался шляхтой в качестве уполномоченного во время конфедераций при отсутствии воеводы и т.п.
Как разбойник Костка Наперский был некогда осажден в Чорштыне…– Александр Леон Костка Наперский (наст. имя Станислав Войцех Бзовский) – руководитель крестьянского восстания в Краковском Подгалье. В июне 1631 г. завладел замком Чорштын, но был осажден и взят в плен войсками, посланными краковским епископом Петром Гембицким. Казнен в Кракове.
…исполнить сей обет. – Обеты, торжественно данные Яном Казимиром во Львове 1 апреля 1656 г ., получили реализацию в той части, где король поклялся способствовать утверждению католицизма в Польше. В 1658 г . по решению сейма ариане – наиболее радикальная ветвь протестантизма в Польше – были изгнаны из страны. Туманно сформулированное королем обещание облегчить положение крестьянства было вскоре забыто.
…владетель майората…– Майорат – нераздельный комплекс земельных владений, переходящий по наследству старшему сыну. Майораты (иначе называемые ординациями) учреждались некоторыми магнатами с санкции короля с целью не допустить уменьшения экономического и политического могущества семьи. Среди владельцев майоратов в Речи Посполитой были Замойские, Радзивиллы (олыцко-несвижская ветвь), Острожские.
…молодую француженку…– Речь идет о придворной даме королевы Марии Людвики – Марии Казимире д'Аркен, которая в 1658 г . вышла замуж за Яна Замойского, а после его смерти стала в 1665 г . женой великого коронного маршала Яна Собеского, назначенного затем великим коронным гетманом, а в 1674 г . избранного королем.
…сын великого Иеремии. – Михаил Вишневецкий, сын Иеремии, в 1669 г . был избран польским королем.
ЧАСТЬ ТРЕТЬЯ
Принц Бипонтийский. – Княжество Бипонтийское (Цвейбрюккен) в прирейнской Германии – наследственное владение Карла X Густава, перешедшее после его вступления в 1654 г . на шведский престол младшему брату Адольфу Иоганну.
…я узнал от Лупула, господаря…– Молдавский господарь Василий Лупу (Лупул) был свергнут в 1653 г ., но умер он (вопреки словам Заглобы) только в 1661 г .
…а Максимилиан был австрийский…– Ян Замойский намекает на то, что его дед (тоже Ян), коронный канцлер и великий коронный гетман, разбил и взял в плен под Бычиной в 1588 г . претендента на польский престол австрийского эрцгерцога Максимилиана.
Картоуны– самые тяжелые осадные орудия.
…через… Минск. – Имеется в виду Минск Мазовецкий, находящийся в сорока пяти километрах к востоку от Варшавы.
…маршалу приходилось на это закрывать глаза. – В столице или месте пребывания короля поединки были запрещены, нарушители этого правила подлежали суду маршала.
Венгерская пехота. – Так в XVII в. назывались части, необязательно состоящие из венгров, но обмундированные и вооруженные по венгерскому образцу.
Уяздов– королевский замок близ Варшавы; сейчас место, где стоял Уяздовский замок, находится в центре города.
…часовню царей Шуйских…– Василий Иванович Шуйский после его низложения был вместе с братом Димитрием отправлен в Варшаву, где они оба умерли: Василий в 1612 г ., а Димитрий в 1613 г .
Revera(поистине) – любимая поговорка гетмана Станислава Потоцкого, превратившаяся в его прозвище.
Pacta conventa– обязательства, гарантировавшие незыблемость шляхетских прав и привилегий и государственного строя Речи Посполитой, подписывались избранными на польский престол.
…и наш экс-кардинал в короне. – Богуслав напоминает о том, что Ян Казимир до избрания его на престол носил церковный титул кардинала.
…равная победе под Грюнвальдом…– Битва под Грюнвальдом 15 июля 1410 г . – величайшая победа польского оружия, предопределившая падение Тевтонского ордена, опаснейшего врага Польского государства.
Ведь всего два года прошло…– Сенкевич нарушает хронологию событий: со времени перехода Януша Радзивилла на сторону шведов прошло немногим более года.
И. Миллер
notes
Примечания
1
Самым докучным, тягостным (лат.).
2
Тебя, бога, хвалим!.. (лат.).
3
Уважение, почтение (лат.).
4
Последовательно (лат.).
5
«Отче наш» (лат.).
6
«Если обрушится, расколовшись, мир, то и под его обломками я останусь неустрашимым» (лат. – Гораций).
7
Мать моя из дома (лат.).
8
Память слаба (лат.).
9
Обществу (лат.).
10
Величие сокрушает зло (лат.).
11
«…обремененная заботами и наделенная мужеством, что под стать мужу» (лат. – Вергилий).
12
См. Примечания.
13
Недолог наш удел, печаль сменяется радостью. Краткий миг все изменяет (лат.).
14
В пределах государства (лат.).
15
Что касается (лат.).
16
См. Примечания.
17
Плоды (лат.).
18
Подобно молнии появляется на западе и непрестанно стремится на восток (лат.).
19
См. Примечания.
20
См. Примечания.
21
Голос (лат.).
22
«Богородице, дево, радуйся!» (лат.), начальные слова молитвы.
23
Хозяев (польск. и укр.).Так в Карпатах и Подгалье называют крестьян, владельцев дворов.
24
См. Примечания.
25
Да здравствует! Да здравствует Ян Казимир, король! (лат.).
26
Эту песню, под названием «Припевка панам французам», пели под Монтавами. (Примеч. автора).
27
См. Примечания.
28
Я последний! (лат.).
29
Моя вина! (лат.).
30
См. Примечания.
31
Принимал большое участие (лат.).
32
Я принимал большое участие (лат.).
33
Общим благом (лат.).
34
См. Примечания.
35
Лишенные чести (лат.).
36
Приговоренные к изгнанию (ит.).
37
Объявленные вне закона (лат.).
38
Способны, можем пользоваться (лат.).
39
Равны (лат.).
40
Недостатки (лат.), Всеми правами (лат.).
41
Ввиду (лат.).
42
Равно блага (лат.).
43
Простого звания (лат.).
44
Послужить Речи Посполитой (лат.).
45
Пользуется (лат.).
46
Пункт (лат.).
47
Единодушно (лат.).
48
Большинство (лат.).
49
Буквально: запрещаю (лат.).
50
Свободным вето (лат.).
51
Отойти, отступить (лат.).
52
Ум (лат.).
53
Пример (лат.).
54
Печаль, скорбь (лат.).
55
Согласен (лат.).
56
Наподобие (лат.).
57
Реквием, заупокойное песнопение. По первому слову: requiem aeternam (лат.)– вечный покой.
58
См. Примечания.
59
Буквально: похвалы (лат.).В Речи Посполитой так называли постановления сеймиков земель, поветов, воеводств.
60
«Се агнец господень…» (лат.).
61
См. Примечания.
62
Свободна (лат.).
63
Муж несравненный! (лат.).
64
Тайны (лат.).
65
На крайности (лат.).
66
Подкрепления (лат.).
67
Прежде всего (лат.).
68
Богатырь (татар.).
69
Большую часть (лат.).
70
См. Примечания.
71
См. Примечания.
72
См. Примечания.
73
Шляхтич на латинский лад переиначил польское слово «grubianstwo», то есть «грубость».
74
По форме (лат.).
75
Приличие (лат.).
76
Довод (лат.).
77
Во-первых (лат.).
78
Во-вторых (лат.).
79
Орудие (лат.).
80
Обременять (лат.).
81
Преступным путем (лат.).
82
Сознаюсь (лат.).
83
Лихорадка (лат.).
84
Утомлены (лат.).
85
Говорить не стоит (укр.).
86
Дорогой солдат! (лат.).
87
Господи Иисусе! Боже мой! (нем.).
88
См. Примечания.
89
Князь (фр.).
90
Масло (лат.).
91
Здесь на все есть свое средство (лат.).
92
См. Примечания.
93
Я польский рыцарь (лат.).
94
См. Примечания.
95
Право же (фр.).
96
Ответ (лат.).
97
Варваров (лат.).
98
Наставником (лат.).
99
Приступаю (лат.).
100
Превзошел (лат.).
101
Возьмем в плен Карла Густава (лат.).
102
Союз (лат.).
103
В целом свете (лат.).
104
Превосходные (лат.).
105
Животным (лат.).
106
Древних (лат.).
107
Даже вестника поражения не осталось (лат.).
108
Вождь и победитель! (лат.).
109
С самого начала (лат.).
110
См. Примечания.
111
Сохранить свою молодость (лат.).
112
См. Примечания.
113
Королевский замок! (лат.).
114
Сенаторы (лат.).
115
См. Примечания.
116
Писатели (лат.).
117
Несчастья, беды (лат.).
118
Школа иезуитов (лат.).
119
Дворец (лат.).
120
Королевскую усадьбу (лат.).
121
Пустоту (лат.).
122
Шутки (лат.).
123
См. Примечания.
124
См. Примечания.
125
Предложил (лат.).
126
См. Примечания.
127
Обезьяны (лат.).
128
Истребитель обезьян (лат.).
129
Побежденный (лат.).
130
Городу и миру (лат.).
131
Поистине… (лат.).
132
См. Примечания.
133
Моя вина, моя великая вина! (лат.).
134
Позором покрыт (лат.).
135
Начертить, нарисовать (лат.).
136
Плодитесь и размножайтесь… (лат.).
137
Со всеми титулами (лат.).
138
Первым браком (лат.).
139
Се женщина (лат.).
140
Отвращение, презрение (лат.).
141
Здесь: один в поле не воин (лат.).
142
Ход, течение событий (лат.).
143
Обязательства, договор (лат.).
144
См. Примечания.
145
Согласен! (лат.).
146
По всем правилам! (лат.).
147
Препятствие (лат.).
148
См. Примечание.
149
Благодаря согласию растут малые государства, из-за раздоров гибнут большие державы! (лат.).
150
Возбудить к восстанию (лат.).
151
Под страхом (лат.).
152
Рогатый (лат.).
153
За родину и свободу (лат.).
154
Любви к родине (лат.).
155
То есть (лат.).
156
Завоевал, взял приступом (лат.).
157
Трупы (лат.).
158
См. Примечания.
159
Его величество король Швеции (лат.).
160
«С нами бог!» (нем.).
161
«Боже, смилуйся надо мной!» (нем.)
162
Да здравствует и процветает! (лат.).
163
Под открытым небом (лат.).
164
Враги (лат.).
165
См. Примечание.
166
Промедление опасно! (лат.).
167
Господь с вами! (лат.).
168
Любого ранга и достоинства (лат.).
169
Вины (лат.).
170
Спасению отечества (лат.).
171
Жители (лат.).
172
Справедливость, основа государственной власти (лат.).
173
Соединенными усилиями (лат.).