Текст книги "Кровь — не водица"

Автор книги: Генри Слизар

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Генри Слизар
Кровь – не водица

Вернон Ведж не хотел встречаться со стариком. Секретарша приняла того более чем прохладно, но старик продолжал упорно сидеть в приемной; пальцы его сильных рук были переплетены и плотно сжаты, а бледное лицо выражало такую решимость, что Вернон, посмотрев на посетителя сквозь замочную скважину в двери кабинета, был вынужден сдаться.

– Садитесь, – со вздохом сказал он, махнув рукой в сторону дорогого замшевого кресла. – Я знаю, с чем вы пришли, мистер Блескер, не зря мне сегодня названивали редакторы четырех газет и еще уйма разного народу. Это что, организованная кампания?

– Зачем вы так, мистер Ведж? – тихо промямлил старик. – Я пришел поговорить о сыне…

– Да, я знаю о нем из газет. Вы, верно, считаете, что парень невиновен?

– Еще бы! Как лее иначе?

– Ну да, конечно, вы же отец…

– Я только что из тюрьмы. Мальчика плохо содержат. Он сильно исхудал.

– Он арестован всего пару дней назад. Сомневаюсь, чтобы его морили голодом. Послушайте, ваш сын обвиняется в нанесении ножевого ранения какому-то парню. Вы знаете о свидетелях обвинения, о вещественных доказательствах…

– И я знаю, что мой сын невиновен! – упрямо сказал старик. – Бенджи – серьезный и добрый мальчик.

– Все они серьезные и добрые мальчики, пока не спутаются с какой-нибудь шайкой. Слушайте, мистер Блескер, штат наймет вам адвоката. Я вам совершенно не нужен.

– У меня есть деньги, – понизил тон Блескер. – Я ведь торгую бензином и грузовиками. Заплачу, сколько скажете.

– Не в деньгах дело…

– А в чем? В том, виновен он или нет? Вы уже все для себя решили, прочтя газеты?

Вернон понимал, что старик прав. Действительно, он пришел к выводу, что встревать в эту историю бесполезно. Пришел на основании одних только газетных статей. Слишком уж хорошей репутацией пользовался этот дорогой адвокат, чтобы иметь дело с обреченным ка проигрыш клиентом. Вернон и так уже провалился на последнем процессе. Конечно, всякий порядочный защитник может позволить себе несколько неудач, но проиграть два дела подряд – это слишком!

– Мистер Блескер, – пробормотал юрист, – ну почему вы решили обратиться именно ко мне?

– Потому, что слышал о вас чуть ли не легенды.

– Вы рассказали всем городским газетчикам о своем намерении нанять меня. Это ставит нас обоих в неловкое положение. Вы знаете, чем вам грозит мой отказ? Весь город узнает, что я выставил вас за порог. И весь город сочтет ваше дело безнадежным. Об этом вы подумали?

– Я хотел как лучше, – сказал старик. – Пожалуйста, не отказывайте мне, мистер Ведж.

– Послушайте же, мистер Блескер, – смягчил тон адвокат, – я и не думал утверждать, будто ваш сын виновен. Я сказал лишь, что положение очень серьезное.

Старик молчал. Минуты текли, но он все сидел в кресле, устремив взгляд в пространство. Он ждал и был уверен, что дождется.

– Эх, – вздохнул, уступая, юрист. – Ну, так и быть, мистер Блескер, я подумаю, что можно сделать.

В картотеке городской тюрьмы была теперь и карточка с именем Бенджи Блескера. В карточке значилось, что парнишке четырнадцать лет, но выглядел он еще моложе. Испуганные глаза придавали его физиономии выражение детской обиды, но Вернона это не смутило: слишком много перевидал он на своем веку безжалостных убийц с детски наивными лицами.

Мальчишка сидел на крага откидной койки, массируя руки. Едва Вернон вошел в камеру, он сразу же поднял глаза и попросил закурить. Вернон замялся, но все же достал пачку и протянул ее подростку.

– Кури… если уж ты вырос настолько, чтобы угодить сюда.

– Вы – тот самый защитник, которого нанял отец?

– Да, меня зовут Вернон Ведж.

– Когда я отсюда выберусь?

– Только после суда. Дело об убийстве, и залога не берут.

– А суд скоро?

– Не торопись. И не думай, что все будет легко и просто. Может, и вовсе тут останешься.

– Я не убивал того парня, – упавшим голосом произнес Бенджи. – Я тут ни при чем.

– Но ты признался, что знал Кенни Тарчера.

– Еще бы не знать! Мы вместе учились в рабочей школе.

– Мне сказали, что Кенни был членом шайки под названием «Тузы». Ты когда-нибудь имел с ними дело?

– С этим дерьмом? Еще чего! Я был «бароном», а «бароны» с шушерой не якшаются.

– Так, значит, ты был «бароном», а Кенни – «тузом», и это само собой делало вас врагами. В прошлом месяце вы подрались, и Кенни всыпал тебе по первое число, верно?

– Это уже быльем поросло. Послушайте, мистер Ведж, мы, «бароны», не водимся с отребьем.

– Зачем ты таскал нож, Бенджи?

– Но ведь это всего лишь бойскаутский кинжал, мистер Ведж. Не финка же. Такие в каждой лавке продаются. А мне он нужен, чтобы строгать, что в этом плохого?

– Строгать, говоришь?

– Да не убивал я Кенни! – вскипел мальчишка. – Не убивал. Это кто-то другой, не я.

– Успокойся. Я тебя не обвиняю, малыш. Обвинения – дело суда. Сейчас я перескажу тебе всю историю в том виде, в каком услышал ее от полиции, а ты скажешь, где они неправы. Идет?

Бенджи сглотнул слюну и кивнул.

– Было без десяти минут полночь 21 июня, – пристально следя за ним, начал Ведж. – Ты и еще двое парией, выйдя из кинотеатра, брели вверх по Тэрмонл-стрит, верно? Кенни вышел из-за угла многоквартирного дома, и вы столкнулись нос к носу. Началась возня. Потом ты и твои дружки кинулись уносить ноги, а Кенни упал и попытался ползком взобраться на крыльцо дома. На ступеньках сидели двое людей, они видели, как ты удирал. Видели они и смерть Кенни. У него на животе был порез длиной восемь дюймов.

Бенджи потупился.

– Через десять минут, – продолжал адвокат, – полиция арестовала тебя в мастерской твоего отца на Честер-стрит. Нож все еще был у тебя в кармане. Ну, что не так?

– Я не убивал Кенни, – угрюмо пробубнил парень. – Все, что вы рассказали, верно. Но я правда не знаю, кто его зарезал.

– Что это за шпана была с тобой?

– Не знаю, в кино познакомились.

– Это ты папе расскажи!

– Да чего вам надо? Говорят, не знаю, стало быть, так оно и есть. Кто-то из этих двоих пырнул Кенни в бок, не я ведь. Когда я увидел, что он падает, то развернулся и рванул что было мочи по улице.

– Но у тебя был нож…

– Я его и не вытаскивал!

– Этот нож – вещественное доказательство номер один. Свидетели видели его у тебя в руках.

– Я-то думал, вы собираетесь мне помогать, а вы вот как…

– Собираюсь. Но единственное, что мы можем сделать – это сознаться.

– Что-о?

– Я хочу, чтобы ты признал себя виновным на суде. Отпираться бесполезно. Сознайся. Дадут тебе двадцать лет, ну и черт с ним. Лет через пять выпустят до срока.

– Никогда! – заорал Бенджи. – Я невиновен, и не собираюсь садиться за убийство, которого не совершал!

Вернон вздохнул и взял парня за плечо.

– Сынок, тебе ведь действительно хотят помочь. Ну почему ты не слушаешься?

Минуту Бенджи был неподвижен, потом рывком сбросил руку адвоката.

– Какой я вам сынок? – вскричал он. – У меня что, отца нет?

«Что папаша, что отпрыск – все едино, – подумал Вернон, глядя в холодные глаза сидевшего перед ним старика. – Скала, черт бы их обоих побрал!»

Вслух он сказал:

– Мистер Блескер, вы должны растолковать сыну, что к чему. Ведь вы отдаете себе отчет в том, что, признав себя виновным, Бенджи сможет рассчитывать на снисхождение.

– И все-таки сядет в тюрьму без вины виноватый!

– Вы его отец, мистер Блескер, и поэтому игнорируете факты.

– Какие-такие факты? Чего они стоят, эти ваши факты? Скажите-ка мне одну вещь, господин адвокат: вы ведь не любитель проигрывать процессы, верно?

– Разве это плохо?

– Отнюдь. Но если мальчик признает себя виновным, то вы ничего не потеряете, и ваша репутация останется безупречной?

– Так вы думаете, я из-за этого? Вот, значит, как? Ладно, черт с вами, будем отрицать вину вашего Бенджи. Что смогу, сделаю…

В день открытия процесса Вернон вошел в зал суда с тяжелым сердцем. Однако, к его удивлению, день прошел в общем неплохо. Судья Дуайт, несмотря на свирепый вид, слыл справедливым и на редкость сентиментальным человеком. Прокурор Викерс, белокурый Адонис с театральными манерами, еще только готовился дать бой. Вернон немного воспрянул духом.

Но это был единственный более-менее спокойный день. Назавтра Викерс стал вызывать свидетелей, и первым из них был некто Сол Денкерс, страдающий одышкой очкарик со склеротическими прожилками на носу.

– Скажите, мистер Денкерс, – приступил к допросу прокурор, – присутствовали ли вы при убийстве Кеннета Тарчера?

– Совершенно точно могу сказать, что присутствовал, – пропыхтел толстяк. – Я сидел себе на крылечке и видел, как парни подняли бучу, а потом один из них полез по ступенькам вверх, и кровь из него лила как из свиньи на бойне. Упал он, значит, и лежит. А мы с женой всего на ступеньку выше сидели, так что я потом целый час ботинки от крови отмыть не мог.

– И это все, что вы видели?

– Нет, сэр, не все, я видел еще, как вот этот малый драпал с тесаком в руке.

– Мистер Денкерс, – спросил Вернон, – правда ли, что у вас плохое зрение?

– Правда, сынок, истинная правда. Погоди, доживешь до моих лет…

– Время близилось к полуночи, улица была плохо освещена, и все же вы умудрились разглядеть нож в руке Бенджамина Блескера. Посмотрите на вещественное доказательство и скажите, этот ли нож вы видели у моего подзащитного?

– Эх, сэр! Сказать по правде, я бы никакого ножа и не заметил вовсе, кабы не моя старуха. Это она завопила тогда: «Глянь-ка, да этот парень с ножом!».

Толпа в зале загудела, послышались смешки.

Следующей свидетельницей была сама миссис Денкерс. Она сразу же заявила, что с глазами у нее порядок и что нож она узнает из миллиона ему подобных. Можно было подумать, что зарезать пытались ее саму, так она тряслась и брызгала слюной от злости. Но хуже всего был третий свидетель, Марти Кнэп, сотрудник отдела по работе с несовершеннолетними.

– Нет, Бенджи парень неплохой, – задумчиво сказал он. – Но с норовом. Разве же мог он простить Кенни те тумаки, что получил от него месяц назад?

– Значит, вы считаете, – торжествующе воскликнул Викерс, – что это не случайное убийство в драке, а обдуманная месть?

Вернон вскочил на ноги и стал выкрикивать протесты, судья Дуайт вроде бы тоже принял сторону защиты, но впечатление уже было произведено, и присяжные оживленно шептались за своим столом.

Накануне третьего дня процесса адвокат отправился повидать Бенджи.

– Ну что, малыш, – сказал он. – Видишь, как повернулось? Положение у нас не ахти, и самое обидное в том, что мне никак не дают развернуться.

– Попробуйте все же поднажать на этот сброд!

– Если б я был волшебником… Ты знаешь, раньше в нашем штате вешали даже подростков.

– Вешали? Вы что, с ума сошли?

– Даже если тебе сохранят жизнь, все равно через двадцать лет ты выйдешь из тюрьмы тридцатичетырехлетним калекой. Тридцать четыре года и репутация убийцы. Подумай…

В глазах мальчишки впервые блеснули слезы.

– Нет… – прохныкал парень. – Нет, я никого не убивал!

Хлеще всего был четвертый день суда. Вернону удалось заставить миссис Денкерс сознаться в ненависти ко всем мальчишкам в округе, и в особенности к «баронам», удалось ему также принудить Марти Кнэпа добрых полчаса распинаться о добродетелях Бенджи Блескера. Но все было напрасно: присяжные устали и со скучающим видом малевали чертиков. Впечатление на них могли произвести только свежие факты, а их у Вернона не было.

Зато Викерс блеснул. Он снова и снова подробно живописал сцену убийства и так старался убедить жюри, что, казалось, сам был готов, не сходя с места, истечь кровью. Прокурор вызвал в свидетели мать убитого и заставил ее реветь горючими слезами до тех пор, пока даже судья Дуайт не скривился от омерзения. Но спектакль шел, шел и имел успех.

Наступили выходные, после которых суд должен был завершить работу. Два свободных дня Вернон хотел провести в размышлениях. По его мнению, виноват во всем был, конечно, старик с его упрямой верой в невиновность сына.

– Ничего не могу придумать, – в сердцах сказал Вернон секретарше. – Прямо голова разламывается.

– Наверное, вы просто захворали, – ответила девушка. – Сходили бы к врачу.

– Разве что к психиатру, – попробовал отшутиться Вернон и тут же осекся. Вот то, что нужно! Ай да молодчина! Ведж вскочил на ноги. – Знаете, мисс Ольга, это идея! Вы помните доктора Хагерти? Дело Хофстроу?

– Вспомнила, только это не тот доктор, что вам нужен. Вы должны обратиться к обычному невропатологу.

– Я ухожу, – перебил ее Вернон. – Если кому-то понадобится меня найти, пусть звонят в больницу Дугана.

Юрист нашел Хагерти в цокольной лаборатории. Биохимик был седым пожилым человеком с согбенной от постоянного сидения за микроскопом спиной. Одет он был в грязный, провонявший серый халат. Вернон быстро рассказал ему о том, что произошло.

– Если я правильно вас понял, – спросил Хагерти, – полицейские производили анализ лезвия обычным способом и не обнаружили никаких следов крови, верно?

– Да, и теперь обвинение заявляет, будто парень тщательно отмыл нож. Я не стал бы вас беспокоить, но вы в свое время говорили, что существует еще какой-то тест, гораздо более точный, чем тот, который проводит полиция.

– Да, существует, – согласился ученый. – Это так называемый тест, основанный на редукции фенолфталеина. Возможно, он вам и нужен. Правда, есть два фактора…

– Какие?

– Во-первых, качество материала, из которого изготовлено лезвие. А во-вторых, даже если металл и пористый, все равно не удастся установить, чья на нем кровь. Можно обнаружить кровь и через десять лет, но вот чья она – так и останется тайной.

– Так что же нам делать?

– Дайте мне нож.

– Он сейчас в суде.

– Тогда достаньте полдюжины таких же.

После двухчасовой езды по городским лавкам Вернон возвратился в больницу с пятью одинаковыми ножами. Биохимик тщательно вымыл и протер их, после чего достал из шкафа банку с кровью и окунул в нее одно из лезвий. Вытерев нож мягкой тряпкой, он сделал на лезвии карандашную пометку.

– Ну что, есть следы?

– Никаких, – ответил Вернон, рассмотрев лезвие через лупу. Хагерти поставил на стол колбу с темной жидкостью.

– Я отвернусь, а вы перетасуйте эти штуки.

Вернон поменял ножи местами, и Хагерти по очереди окунул каждый из них в темное вещество. Третий по счету нож окрасил жидкость в розовый цвет. Это был тот самый кинжал с карандашной пометкой на лезвии.

– Вот так штука! – поразился Вернон.

– Это потому, что металл пористый, – пояснил ученый. – Фенолфталеиновый тест может установить даже кровь десятилетней давности, зря я говорить не стану.

Когда адвокат вошел в камеру Бенджи, тот был поглощен чтением шпионского романа. Казалось, мальчик смирился со своей участью, и Вернона это не удивило: он не раз наблюдал подобную реакцию у обреченных.

– Слушай, – резко сказал юрист, отбирая у парня книгу. – У меня есть идея, которая тебя спасет, если расскажешь правду.

– Я и так уже все рассказал.

– Существует один тест, позволяющий определить, есть ли кровь на каком-либо предмете. Он покажет нам, была ли когда-нибудь на твоем ноже кровь или нет. Я попрошу провести опыт во время заседания. Если реакция будет отрицательной, присяжные признают, что ты не убивал Кенни Тарчера. Но если ты зарезал парня, жидкость станет розовой, и всем твоим мечтам о свободе придется сделать ручкой. Более того, если даже ты имел несчастье когда-то обрезать этим ножом палец, результат будет тот же самый. Поэтому скажи сразу, была на твоем ноже кровь или нет.

– Не было! Он совсем новый.

– Учти, мы не куличи печь собрались. Это научный опыт. Думаешь, тебе удастся обдурить пробирку с раствором?

– Идите вы к черту!

– Ну хорошо, – сказал, поднимаясь, Вернон. – Ты утверждаешь, что нож чистый, так? Посмотрим, насколько это верно. И если ты меня обманываешь, тогда молись!

В понедельник Викерс поднялся со стула и готовился приступить к заключительной речи, когда Вернон попросил слова.

– Ваша честь, – начал адвокат, – за выходные дни произошло одно событие, которое может иметь первостепенное значение для исхода нынешнего процесса. В связи с этим я прошу суд разрешить демонстрацию нового доказательства.

– Возражаю, – заявил Викерс. – У защиты было достаточно времени для предъявления любых доказательств. Я считаю, что адвокат пытается необоснованно затянуть процесс.

Вернон обреченно вздохнул, но то был лишь тактический ход: судья Дуайт уже попался на крючок.

– Что же это за доказательство? – спросил он, стряхнув дремоту.

– Это, как я уже говорил, демонстрация, – устало отвечал Вернон. – Ваша честь, у меня есть основания полагать, что она сразу же прояснит вопрос о виновности или невиновности моего подзащитного в инкриминируемом ему преступлении. Однако правила судебной процедуры…

– Хорошо, мистер Ведж, приступайте.

Ликуя, Вернон открыл черный ящик, достал из него колбу с темной жидкостью и поставил ее на стол.

– Что это такое? – удивился Дуайт.

– Ваша честь, – произнес адвокат, – это химический раствор, созданный специально для обнаружения крови. Леди и джентльмены, вещественное доказательство в данном случае – нож, которым предположительно был убит Кеннет Тарчер. Этот нож нашли у Бенджамина Блескера в ночь убийства и, несмотря на определяющую роль факта наличия на нем крови, никто не уделил этому вопросу серьезного внимания. Этот кинжал ни разу не покидал зала суда, но его лезвие, чистое и блестящее, все же может точно сказать нам, виновен или нет мой подзащитный в том ужасном преступлении, которое обвинение пытается ему приписать. Как известно любому биохимику, существуют научно обоснованные способы установления наличия крови на том или ином предмете. Один из таких способов – тест, основанный на редукции фенолфталеина, который покажет, была ли вообще когда-либо чья-либо кровь на пористом металле, использованном при изготовлении этого ножа.

Вернон медленно поднес нож к горлышку колбы.

– Дамы и господа, я намерен раз и навсегда положить конец всем сомнениям относительно того, защищаю ли я человека от несправедливого обвинения или выгораживаю лживого убийцу. Я собираюсь погрузить лезвие ножа в раствор. Если жидкость станет розовой, вы должны будете наказать Блескера по всей строгости наших законов. Если же цвет раствора не изменится, то вы обязаны будете поступить по справедливости и освободить моего подзащитного из-под стражи.

– Ваша честь! – Викерс вскочил с места, и Вернон застыл, держа нож в дюйме от поверхности раствора. – Ваша честь, я протестую! – голос обвинителя сорвался на визг. – Защита действует в нарушение всех процессуальных норм. В полицейской лаборатории лезвие ножа уже подвергалось проверке. Официальный тест показал, что на нем нет крови. Мы доказываем, что кинжал был вымыт и вычищен…

– Ваша честь! – воскликнул в свою очередь Вернон. – Эффективность предлагаемого раствора намного превышает чувствительность реактивов, которыми пользовались криминалисты!

– Дамы и господа! – снова вскричал Викерс. – В течение всего процесса обвинение ни разу не отрицало факта отсутствия на ноже крови. Любой так называемый «тест», подтверждающий позицию обвинения по этому пункту, есть не что иное, как фарс! Я требую немедленно прекратить демонстрацию!

На минуту воцарилось молчание. Вернон ждал, пожирая глазами судью.

– Мистер Ведж, – сказал наконец Дуайт, – вы неправомочны выступать в роли судебного эксперта, и поэтому возражение обвинителя принимается.

Заключительная речь Вернона была самой короткой за всю его адвокатскую карьеру.

– Я утверждаю, – произнес он, – что мой подзащитный невиновен именно потому, что он, зная, сколь пагубными для него могли оказаться результаты опыта, все равно согласился на его демонстрацию в зале суда. Ни один убийца никогда не дал бы согласия на такого рода демонстрацию, в то время как ни один честный человек не смог бы убедить суд в своей непричастности к преступлению без доказательства, которое я намеревался предъявить и предъявил бы, если б получил на то соизволение.

Присяжные отсутствовали меньше часа. Наконец они вернулись и без промедления объявили вердикт: «Невиновен».

Вернону разрешили встретиться с клиентом в маленькой комнатке возле зала суда. Адвокат был далек от того, чтобы праздновать победу, да и сам парень, похоже, страшно измотался. Только на лице старого Блескера играла улыбка, но и она была скорее печальной, нежели радостной.

– Благослови вас господь за все, что вы сделали, – сказал старик адвокату.

– Я пришел не за благодарностью, – холодно ответил Вернон. – Нам надо серьезно поговорить.

Он вынул из кармана нож и положил его возле колбы. Старик поднял кинжал и стал разглядывать его так, словно никогда прежде не видел.

– Викерс был прав, – отчеканил Вернон. – Все, что я собирался демонстрировать, было фарсом и блефом чистейшей воды. Приступая к демонстрации, я рассчитывал как раз на то, что обвинение встанет на дыбы и не допустит ее.

– Что вы хотите этим сказать? Вы были против опыта?

– Если б я хотел провести демонстрацию, то пригласил бы официального эксперта, неужели это не ясно? Но зачем было рисковать? А вдруг раствор порозовеет? Стоило Викерсу согласиться, и я был бы вынужден окунуть нож в склянку. Но я предвидел и возражения, и реакцию присяжных. Слава богу, что рассчитал правильно!

Блескер-старший тяжко вздохнул. Бенджи молчал.

– Но зато теперь, – продолжал Вернон, – надо наконец сделать этот проклятый опыт. Я до сих пор не знаю правды. Не знаете ее и вы, мистер Блескер. Бенджи – единственный, кто знает все до конца.

– Да вы рехнулись, мистер Ведж! Сами же сказали…

– То, что я говорил в зале суда, не имеет значения. У нас есть только один способ установить истину. – Вернон протянул руку. – Дайте сюда нож. Мы проведем опыт, который запретил судья. Это нужно нам самим, чтобы знать, до чего мы докатились.

– Зачем? – вскричал старик. – Да и вообще, какая теперь разница?

– Огромная. Теперь я хочу знать правду. Давайте нож!

Блескер поднял кинжал к глазам и ощупал лезвие.

– Хорошо, мистер Ведж, – сказал он, – я дам вам нож…

И с этими словами старик медленно провел лезвием по своей сухой и сильной ладони. Из пореза закапала кровь. Капли падали на стол, на брюки и рукава Блескера, а он, словно завороженный, смотрел на алую жидкость и на вымазанный в ней клинок. Прошла минута, и старик стряхнул оцепенение.

– Ставьте ваш опыт, – резко сказал он, протягивая кинжал потрясенному Вернону. – Ставьте, мистер Ведж!

Потом он, больше не глядя на адвоката, вытащил носовой платок, перетянул кровоточащую рану и взял за руку сына.

Они вместе вышли из комнаты.