355 500 произведений, 25 200 авторов.

Электронная библиотека книг » Генри Лайон Олди » Сумерки мира » Текст книги (страница 1)
Сумерки мира
  • Текст добавлен: 22 сентября 2016, 01:02

Текст книги "Сумерки мира"


Автор книги: Генри Лайон Олди



сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Генри Лайон Олди
Сумерки мира

Отвага без подвига – забава. Это дело богов. Трусость без подвига – забота. Это дело людское. Дело героя – подвиг. Я не знаю для героя другого дела.

Я. Голосовкер «Сказания о титанах»


КНИГА ПЕРВАЯ
СКАЗАНИЕ ОБ УХОДЯЩИХ ЗА ОТВЕТОМ

 
Я лег на сгибе бытия,
На полдороги к бездне…
 
В. Высоцкий

ТЕНЬ ПЕРВАЯ
Человек, Зверь, Бог.
Сигурд Ярроу, Девятикратный

1

Так далеко он еще никогда не забирался.

Лес изучающе разглядывал одинокую человеческую фигурку, подмигивая мириадами солнечных бликов, и путник иногда думал о тех трех жизнях, которые у него еще остались, и об их ничтожности перед зеленой шелестящей вечностью… Кроме того, Перевертыши вторые сутки шли по его следу. Это он знал наверняка.

Если глянуть на западные склоны горного массива Ра-Муаз с высоты орлиного полета… Впрочем, что может понадобиться крылатому хозяину перевалов в путанице стволов и лиан, начинавшейся сразу от пограничных форпостов Калорры и тянущейся вплоть до древних рудничных штолен, заброшенных и обвалившихся невесть когда?.. Лети домой, гордая птица, гоняй круторогих архаров с уступа на уступ, купайся в слепящей голубизне – даже твоим всевидящим взором не пробить переплетения крон деревьев, не разглядеть скрытого в вязком, текучем шорохе…

Он устало посмотрел вслед орлу, мелькнувшему в просвете листвы, и поправил сползающий вьюк. Потом подумал и туже затянул перевязь, сдвигая рукоять меча за спиной ближе к правому плечу. Повертел головой, приноравливаясь к новому положению поклажи, поднял и опустил руки – да нет, вроде все в порядке, не давит, не звякает… – и двинулся дальше.

Трава у его ног зашевелилась, и из нее медленно всплыла плоская тупоносая голова на гибкой шее толщиной с мужскую голень. Голова качнулась из стороны в сторону, подрагивая раздвоенным язычком, и настороженно замерла, косясь на поросль молодого бамбука.

– Спокойно, Зу, – сказал человек, прекрасно понимая, что змея его практически не слышит, – не мельтеши… Время твоей охоты еще не пришло. Расслабься…

Его ладонь опустилась на шею удава, чуть пониже тусклого медного ошейника, пальцы еле заметно прошлись по чешуе – но змея и не думала успокаиваться. Трава расступилась, рождая толстые упругие кольца – коричневые с желтым – и предупреждающее шипение вспороло пряный аромат летнего леса.

Человек превратился в изваяние и стал ждать.

Между узловатыми стволами возник пятнистый силуэт, еще мгновение – и маленькая лань выскочила на притихшую поляну. Животное вздернуло капризную головку, чутко поводя ноздрями, затем Зу свернулся в страшный узел, готовясь к броску…

Лань выгнулась всем телом и растворилась в кустах горного жасмина.

Человек тихо рассмеялся.

– Ночью, – бросил он недовольно шипящему удаву, – ночью будешь охотиться. Понял, Зу? А днем другие дела есть. Так что – пошли…

И снова улыбнулся. Уж больно нелепо прозвучало слово "пошли" по отношению к ловчему удаву Зу, гордости корпуса "гибких копий", семи с лишним шагов в длину – хороших, уверенных шагов, и до восьми совсем чуть-чуть не хватает…

Когда они пересекли поляну, человек обернулся на колышущийся кустарник, где исчезла испуганная лань, и на лице его мелькнула тень беспокойства.

– Нет, – сказал он сам себе, – вряд ли… И зверь неподходящий. Совсем глупый зверь. И хилый. Глухие места, нетронутые…

Он коснулся пояса, на котором висел крохотный инструмент величиной с ладонь, нечто вроде игрушечной арфы с непропорционально толстыми струнами – и низкий вибрирующий звук поплыл над землей. Рябь травы, выдававшая движение змеиного тела, стала смещаться вправо. Зу безошибочно понял хозяина.

…Спустя несколько часов солнце изранило все тело о ветки деревьев и обрызгало кровью заката ледники вершин – но человек и змея уже успели выбраться к месту предполагаемой стоянки. Едва перед ними возник ручей, стальным клинком рубящий надвое овальную лощину – удав немедленно скользнул вниз по глинистому склону и лениво поплыл по течению, а человек снял вьюк и спустился к воде, поглядывая по сторонам. Он напился, ополоснул руки и долго смотрел на свое отражение.

Спокойные серые глаза. И неправдоподобно длинные для мужчины ресницы.

Крупный нос с еле заметной горбинкой.

Резко очерченные скулы.

Белесый шрам, вздергивающий верхнюю губу.

Вполне обычное лицо. Если не заглядывать поглубже в серые стоячие омуты. А вот если рискнуть…

Из воды смотрело лицо салара Пятого уровня Сигурда Ярроу, лицо Скользящего в сумерках.

Охотника за Перевертышами.

С глухим проклятием он ударил ладонью по воде, расплескав отражение, и капли воды потекли по щекам, оставляя мокрые бороздки. Он плакал лживой водой затерянного ручья. Он знал, чье лицо разбилось под ударом.

Лицо труса. Человека, видевшего смерть друга и не сделавшего ничего. Ровным счетом – ничего.

То, что он и не мог ничего сделать, не играло никакой роли.

Впервые он пожалел о том, что у него оставалось еще три жизни.


* * *

…Лань нырнула в кустарник, и пятна ее шкуры перемешались с пятнами веток и листьев, с солнечными бликами… Через некоторое время из кустов вышел мальчик-подросток. На ту же поляну. Вышел и остановился.

Нет, не мальчик. Девушка. С узкими бедрами и твердой маленькой грудью. Она повернулась в ту сторону, куда направился Скользящий в сумерках, и – словно мороз тронул блестящую гладь ее глаз. Вот уже хрупкая ледяная корка сковала края озера, еще немного…

Пальцы рук девушки сжались в плотные кулачки, так напоминающие копытца лани. Она еще немножко постояла, переступая с ноги на ногу, потом прыгнула в заросли…

И лес принял ее в себя.


* * *

Ночь прошла на удивление спокойно. Пару раз Сигурд просыпался, вслушиваясь в темноту – его будил короткий, хрипящий всхлип четвероногих неудачников – и на рассвете Зу приполз сытый, благодушный и немедленно свернулся в клубок, рассчитывая подремать в холодке.

Его хозяин обошелся половиной черствой лепешки с сыром, затем распаковал вьюк и достал точильный брусок.

Сигурд собирался править заточку Оружия.

С большой буквы.

Собственно, уже с Третьего уровня понятие "оружие" порядком расплывалось, а для салара верхних ступеней оружием было все. Пояс от туники. Подобранный камень. Ветка. Локоть. Палец.

Сигурд вспомнил, как он и еще тройка "почек", гордых серыми форменными плащами, заявились на бахчу к наставнику Фарамарзу и попросили – да нет, потребовали сократить часы занятий с каменным ядром за счет увеличения объема секирного боя. И в тот день подтвердились все легенды о дурном характере наставника Фарамарза.

Тощий, костлявый Внук Богов – так именовались учителя на официальных встречах – погнал Сигурда в оружейную за топорами, заставил учеников вооружиться, а потом избил всех четверых, тщетно машущих своими секирами, избил собранными им дынями и арбузами.

С тех пор Сигурд терпеть не мог поздних фарсальских дынь с шершавой твердой кожурой и липкой жижей в середине.

Но Оружие… Тот же Фарамарз мог часами распространяться о форме и балансе древних мечей, ходя вокруг найденного в развалах клинка и облизываясь, как Зу при виде молока. Он сам подбирал мечи для своих выпускников, не доверяя никому, да и самим выпускникам в том числе – кстати, он так ни разу и не ошибся в выборе. А Оружие для самого Ярроу наставник позаимствовал из личной коллекции – это уже после VII-х летних экзаменов – и очень обиделся, когда пунцовый Сигурд стал мямлить и отказываться.

Знал старый Внук Богов правду рукояти меча. Знал правду рук учеников своих. Умело вкладывал одно в другое.

Оружие. Узкое, чуть выгнутое лезвие синей стали. Два локтя от скоса острия до овальной гарды. Рукоять в полклинка, продолжающая общий изгиб. Обтяжка – из кожи неведомого морского зверя, шершавой, как наждак. Не скользила такая рукоять в умелой ладони, и рубил меч бронзу без зазубрин и воздух – без свиста.

Фехтовать им было нельзя. Не для того предназначался.

Оружие. Брат Скользящего в сумерках.

…Сигурд сдул с клинка невидимые пылинки, протер меч до глянцевого блеска специально припасенной ветошью и опустил оружие в ножны. Потом спрятал брусок и покосился на притихшего удава.

– Подъем, Зу! Если до завтрашнего вечера мы не отыщем Пенаты Вечных, – или как они там еще зовутся? – нами непременно кто-нибудь отобедает. Или отужинает. Поползли, приятель, спросим Отцов о неизвестном…

Удав просунул голову сквозь немыслимый узел собственных колец, задумчиво пожевал нижней челюстью и спрятался обратно.

– Лентяй, – грустно заметил Сигурд. – Лентяй и обжора. Гнилой жирный канат…

Ответа не последовало.

Тогда Скользящий в сумерках сделал шаг к своему спутнику, пошарил по траве и изо всех сил дернул Зу за кончик хвоста. Через мгновение он уже напрягал все тело, сдерживая неистовый напор обвившегося вокруг него удава, а тот громко шипел и мотал головой у самого лица салара.

Это была их обычная игра. Один раз из дюжины Ярроу успевал отпрыгнуть до броска, один из семи – ухитрялся высвободить руку и ухватить Зу за горло, один из трех – пытался вытерпеть ту вечность, после которой удовлетворенный змей сменял гнев на милость и ослаблял хватку.

В тех случаях, когда человек "выигрывал", Зу немедленно обвисал, шлепался на землю и подставлял свою белесую шею под самой челюстью – чесать. В остальных же он гордо отползал в сторону и ждал вкусненького. Тем более что в поклаже Сигурда всегда находилось несколько древесных лягушек-ревунцов или фляжка кислого молока.

Свежее молоко Зу не любил. И сливки не любил. Он вообще мало что любил. А хозяину удав скорее покровительствовал.

Во всяком случае, так иногда казалось самому Ярроу.

Салару все-таки удалось вырвать левую руку из мертвых тисков змея, но он не стал поддерживать игру и просто похлопал Зу по морде.

– Не время сейчас, – сказал Сигурд, и на какое-то мгновение ему примерещилось, что удав внимательно следит за движением человеческих губ.

– Уходить надо. Пенаты Вечных дожидаться не станут. Вопросы, Зу, вопросы сводят мне скулы и жгут гортань – а ответы на них неизвестно где… Да и есть ли они, ответы на мои вопросы?..

…Раздвинув листья гигантского папоротника, хрупкая грациозная лань следила за удалявшимся человеком, за лентой извивающейся травы у его ног, и в выпуклых глазах лани, в их темной глубине, стыл лед – мертвый, обжигающий лед, придающий лани сходство с каменными полузверьками-полуженщинами древних барельефов.

А Сигурд уходил, не оборачиваясь, и пока тело его двигалось в отработанном неутомимом ритме, он снова и снова касался своей памяти острым ножом боли и бессилия, делая тончайшие срезы, обнажая забытые пласты, рассматривая ушедшее время, ища крупицы ответов на безнадежные вопросы…


СРЕЗ ПАМЯТИ
КАЛОРРА. ГОРОД, ГДЕ НЕ ЛЮБЯТ ГЕРОЕВ

Сигурду – шестнадцать. Он совсем недавно вышел на Вторую ступень и теперь ужасно гордится серым широким плащом с серебряной пряжкой на плече. Он – салар зарослей. Сверстник и друг Брайан Ойгла соперничает с ним в задирании носа и суровых мужских манерах. Остальные Скользящие в сумерках здороваются с ними за руку, и сам наставник Фарамарз берет их с собой в Калорру в качестве сопровождающих – правда, предварительно отобрав бичи и даже бронзовый серп Брайана.

В город с оружием не ходят. В городе живут люди. Не к лицу потомку богов, Девятикратно живущему, носить то, чем отнимают жизнь, в присутствии тех, у кого жизнь – единственная и последняя.

Иное дело – салары. Герои. Девятикратные. Щит между городом и лесом. Совсем иное дело. Сигурд все понимает. Он горд и счастлив. Сегодня он идет в Калорру. Единственное, что смущает юного героя, – он не понимает, зачем наставнику Фарамарзу нужны сопровождающие?! Он пытался представить кого-нибудь, от кого надо было бы охранять Внука Богов, но воображение отказывает, и он бросает это глупое занятие. Берет – значит надо.

Брайан Ойгла того же мнения.

В детстве Сигурду доводилось несколько раз бывать в Калорре с родителями, и, хотя воспоминаний почти не сохранилось, ему все равно кажется, что город за это время усох, одряхлел и съежился. Как осенний лист.

Дважды им приходилось идти через совершенно заброшенные кварталы. Горячий ветер хлопал полуоторванными ставнями, перемешивал пыль в поросших бурьяном переулках, и тощие суслики при виде людей спешили укрыться в тени.

Потом стали попадаться редкие прохожие, а ближе к центру уже возникла характерная городская толчея.

Сигурда неприятно поразили хмурые лица и сутулые спины горожан. Даже молодые женщины были красивы какой-то нездоровой, порочной красотой – и это одновременно возбуждало и отпугивало юного салара. В их пограничных селениях тоже зачастую было не до улыбок, но атмосфера все равно казалось совсем другой.

Чище, что ли…

Похоже, Брайан думал о том же самом. А на невозмутимом лице наставника Фарамарза застыла на удивление вежливая улыбка. И все равно их обходили и спешили удалиться. Город отторгал их, как плоть противится неизбежному ножу знахаря.

У дворца Вершителей они остановились, и Фарамарз велел ждать его у ступеней и никуда не отлучаться. Сам же прошел по полированному мрамору лестницы и скрылся в огромных дверях, окованных бронзой. Когда створки захлопнулись, до юношей донесся низкий удар гонга.

Аудиенция началась.

Поначалу они стояли, замерев в неподвижности, как может замереть только Скользящий в сумерках, и с любопытством разглядывали шумящую площадь, а площадь разглядывала их, но салары этого не замечали. Спустя два часа их внимание привлекла небольшая толпа у забора в дальнем конце площади. Не сговариваясь, они переглянулись, потом посмотрели на запертые двери дворца и двинулись к людям.

…Трое бородачей с одинаковыми заросшими физиономиями и в одинаково грязных лохмотьях прижали к доскам забора четвертого и уныло толкали его в грудь и рот. Прижатый крякал, охал и грустно глядел перед собой.

– Чего это они? – спросил Брайан Ойгла у полной молодой торговки, радостно взвизгивавшей при каждом тычке.

– Дерутся, – возбужденно сообщила та, не отрываясь от происходящего. – Счеты сводят. Говорят, Плешивый Фэн на чужую мазу забрался… Ох и парни!..

И бусы на ее высокой груди снова зазвенели, подпрыгивая в такт визгу.

Сигурд не понял ее слов. Он никогда еще не дрался. Дерутся звери – и то детеныши. Салары не дерутся. Они охотятся за Перевертышами. И Перевертыши не дерутся. Убивают – да. И их убивают. А драться…

Он не мог понять этого слова. Оно было скучным, грязным и бестолковым. Как люди у забора.

Один из бородачей вытащил нож. Нож был кривой, тупой и неудобный. Брайан вздохнул, протолкался вперед и пошел к дерущимся.

– Это плохой ножик, – сказал Ойгла, беря человека с ножом за руку. – И вы все ничуть не лучше. Перестаньте сейчас же. Стыдно…

Казалось, бородача сейчас хватит удар. Он судорожно глотнул воздух, пространство между волосами и крохотными глазками налилось кровью, и он уставился на маленького Ойглу, словно впервые видел живого человека.

Потом он заметил серый плащ на плечах Брайана и с шумом выдохнул, расхохотавшись.

– Герой, – протянул, отдышавшись, бородач. – Слава наша и защита… Бесовское отродье… Ножик, говоришь, не нравится?!

Сигурду часто снилась потом та пауза, которая повисла в воздухе после этих слов – и каждый раз ему казалось, что он стоит голый посреди притихшей площади, а нелюдские хари брезгливо морщат носы и принюхиваются к нему.

Бородач вырвал руку, ткнул ножом в грудь Ойглы и очень удивился, промахнувшись. Ткнул еще раз. И еще. Сопящие, неловкие люди пинали странно скользкого мальчишку – причем сам избиваемый до того горожанин усердствовал более остальных – а Брайан машинально пританцовывал, не глядя ни на кого конкретно, и руки его уже нашаривали у пояса отобранный серп, не нашли и стали сжиматься в кулаки…

– Извините его, господа, – прозвучал над ухом Сигурда тихий знакомый голос.

И все остановилось.

Наставник Фарамарз поклонился собравшимся, еще раз извинился, взял нахохлившегося Ойглу за плечо и повел прочь. Сигурд стряхнул со своей спины липкие горячие пальцы давешней торговки и потащился следом. Толпа перешептывалась, провожая их взглядами, и женщины помоложе подмигивали друг другу, причмокивая губами.

…Уже за городом Ойгла наконец заговорил.

– За что они, учитель?

Злые слезы душили юношу.

– За что? – Фарамарз помолчал. – За что пума ненавидит кугуара больше иных зверей? За то, что они похожи, – но разные. Какую пряжку ты носил на Первом Уровне, салар Ойгла?

– Золотую, учитель.

– А сейчас на Втором?

– Серебряную, учитель.

– Правильно… А Третий уровень носит бронзу. А я – наставник, Седьмой уровень, – ношу железную пряжку. Золотой век давно кончился, салары. Или даже и не начинался. И серебряный. Боги навсегда ушли в Пенаты Вечных, и лишь старейшины саларов – Сыны Богов – знают дорогу туда. Возможно и я вскоре узнаю… Железный век, мальчики, железный, ржавый… И если мы – Скользящие в сумерках, синяя сталь века, Девятикратные – не закроем своими жизнями людей Калорры, то они уйдут раньше назначенного срока. Уйдут раз и навсегда. И не все равно тогда – хороши они были или плохи? Наш ствол, наш корень по материнской линии…

– Ну и что? – недоуменно спросил Сигурд. – Я уже два раза уходил. Болел в детстве… потом пардус рвал… И каждый раз возвращался.

– Верно, – сказал наставник Фарамарз, грустно улыбаясь, – ты уходил два раза. Брайан – три. А я – шесть. Так что простим людей Калорры – уходящих один раз. Не нам, Девятикратным, судить их…

Сигурд кивнул. Он уже простил людей. Только вот почему бородач назвал их – потомков богов – бесовским отродьем?! Разве их предки – бесы?..

Бесы… Бессмертные боги? Безумные боги? Бессмысленные? Бесполезные? Какие?..

2

…Он гнал ее уже больше двух часов. Она допустила ошибку. Всего одну, но непростительную. В полной уверенности, что падающее дерево непременно раздавит человека, она выглянула из-за веток, и человек встретился взглядом с ликующими глазами лани.

А дерево рухнуло напрасно.

Перевертыш. Не та тварь, не та повадка, но глаза – те. И он прыгнул вслед за убегающим зверем. Больше не было леса и Сигурда Ярроу.

Были сумерки и Скользящий в сумерках.

Его время. Его дело.

Нужное состояние пришло само собой. Когда ты просачиваешься сквозь время и пространство, сквозь лопающиеся лианы и тонкие стволы бамбука, а лес обнимает тебя, и корни послушно ложатся под ноги, и хлещущие ветки стряхивают на разгоряченное лицо вечернюю росу… Когда перестаешь видеть, перестаешь слышать, понимать и оценивать, но начинаешь – ощущать и чувствовать. Чувствовать направление гона, его азарт и ритм, ощущать панику ослепшей жертвы, безошибочно выбирая дорогу – именно туда, куда надо тебе и не надо ей. Срезая углы, не давая опомниться, тенью скользя в застывших сумерках…

Он гнал ее уже больше двух часов. И лань стала задыхаться.

Зу с самого начала взял гораздо левее, и Сигурд не знал, где сейчас находится удав, но и не очень-то задумывался над этим. Он успел лишь прикрепить к ошейнику змеи свинцовую каплю наголовника: с таким украшением Зу в броске пробивал двойную кирпичную кладку – так что ловчий удав вполне способен был сам о себе позаботиться. Лишь бы он не достал Перевертыша раньше Ярроу… Выучка выучкой, а слабость крупных змей к детенышам копытных…

Сигурд остановился шагах в десяти от обрыва и внимательно посмотрел на девушку, стоящую у края. Одежды на ней не было, но она держалась с естественностью, заменявшей цивилизованность.

Во всяком случае, цивилизованность в представлении людей Калорры. И саларов.

Девушка тяжело дышала, захлебываясь сиреневым воздухом и успокаивая его прохладой воспаленные легкие; руки ее тряслись. Бегство растопило ледышки темных глаз, и теперь в них метался страх, ненависть, ожидание… и что-то еще, незнакомое, мешавшее салару сразу нанести удар.

Он сбросил вьюк на землю и ослабил защелку ножен. Не отрываясь от хрупкой фигурки над обрывом. Потом сел, скрестив ноги, снял меч и положил его перед собой.

Она не двигалась. Скользящий в сумерках молчал, полуприкрыв глаза, но девушка-лань прекрасно понимала всю обманчивость его неподвижности.

Она не знала, что Сигурд Ярроу, салар Пятого уровня, охотник за Перевертышами – он еще ни разу не убивал оборотней просто так. Безнаказанно.

Только в бою. Ярость за ярость.

Но ярость за слабость?..

Девушка не выдержала первой.

– Я – Оркнейская лань.

Сигурд молчал.

– Назови свое имя, Серый Убийца, Бич Судьбы!.. Я хочу знать его, прежде чем забыть все…

"Я не убийца," – хотел сказать Сигурд, но сдержался. Ответил только:

– Я не хочу носить на своем имени твое предсмертное проклятие…

Оркнейская лань отошла от обрыва. Но всего на один шаг.

– Этот лес не знал войны, Девятикратный. В здешних местах нет людских поселений, и охотничьи угодья моих братьев лежат гораздо ниже предгорий Муаз-Тай… Люди, которых ты защищаешь, далеко. Может быть, твой меч освободит мою дорогу?..

Она говорила легко и быстро, с едва уловимым акцентом. Сигурд смотрел на девушку, и в глазах его была насмешка и тень от падающего дерева.

Она сделала еще шаг.

– Почему именно ты? – спросил Ярроу. И она поняла смысл вопроса.

– Я – урод. Я – карлик. Твоей головой я купила бы имя и гордость.

"Карлик, – подумал Ярроу, – слишком маленький зверь внутри человека. Ущербная половина Перевертыша. Я не знал, что так бывает…"

Она подошла совсем близко.

– У тебя много жизней, салар. Я хотела взять одну. Я думала, что…

Она присела перед ним на корточки и положила руки ему на плечи. И наступила на меч. Совсем незаметно.

Оружие. Брат Скользящего в сумерках.

…Сигурд отшвырнул девушку и вскочил на ноги. В то же мгновение лес выплюнул двух рычащих пум, и грязно-желтые кошки взвились в воздух.

Время остановилось. Скользящий в сумерках плыл в его густом, вязком потоке, всем телом вписываясь в кривизну выхваченного меча, и первый Перевертыш боком налетел на мерцающее колесо с ободом из синей стали, захлебнулся рыком и обрушился в кусты, сминая ветки, заливая их дорогим пурпуром…

Второй изогнулся в прыжке, уходя от повторного взмаха, и тогда из кроны старого ясеня в зверя ударила шипящая молния.

Ударила, смяла и вздувшейся петлей охватила туловище пумы, бьющейся в смертной агонии. Гордость "гибких копий", дождавшийся своего часа ловчий удав Зу давал хозяину паузу на вдох…

А хозяин стоял и не мог опустить меча. В ноги ему кинулась маленькая лань – неумело, по-женски, глупо! – и сама же не устояла, упала перед ним на колени, а за ее спиной из пущи выходил яростно сопящий вепрь, уже набравший разгон и не способный остановиться…

"Назови мне свое имя, Серый Убийца, Бич Судьбы!.. Я хочу знать его, прежде чем забыть все…"

– Яр-роу!..

С глухим ревом Сигурд выхватил Оркнейскую лань из-под копыт налетевшего вепря и, уже смятый чудовищной тяжестью, успел вслепую полоснуть мечом – наугад, как мог, и еще раз…

Сумерки кончились. Настала ночь.

…Человек, похожий на вепря, стоял и смотрел на полураздавленное тело салара. Зу обвился вокруг хозяина и угрожающе шипел. Но человек-вепрь и не думал подходить. Рука его была полуотрублена, и по предплечью текла кровь, быстро густея и сворачиваясь.

Пумы-Перевертыши лежали поодаль. На них смотреть было уже незачем.

Девушка сидела на земле. Губы ее тряслись.

– Завтра утром он встанет, – с трудом проговорила она. – У него есть еще две жизни. Отбери у него оружие, Лидон, и через два дня…

Человек-вепрь баюкал раненную руку.

– Я не должен был вмешиваться, Оркнейя. – Голос его оказался низким и глубоким. – Тварьцы послали на охоту вас – молодых, – а вы загнали его в запретный район, и если бы не я…

– Ты боишься змеи! – Девушка обидно рассмеялась и захлопала в ладоши. – Скажи честно, Лидон, – боишься?!.

Лидон повернулся и скрылся в зарослях. Зу тут же стал сворачиваться в кольца, но силуэт девушки заколебался, поплыл…

И только копытца простучали в темноте.

Зу снова обвился вокруг Сигурда и стал ждать.

У Сигурда Ярроу оставалось еще две жизни.

Много?.. Мало?..

Зу не задумывался над этим. Он просто ждал.


СРЕЗ ПАМЯТИ
ДОРОГА, КОТОРАЯ ПРОСТО ТАК

Сигурду – двадцать четыре. У него мягкая вьющаяся бородка и прямые волосы цвета палого листа. Жесткие и длинные. Волосы у него в маму… Зачем ты ушла в последний раз, мама?! Ты же знаешь, отец так и не привык жить без тебя, не смог привыкнуть – зато он привык к горечи настойки Красного корня, и тебе, мама, не пришлось долго ждать его там…

Сигурд хорошо знает, что означает это слово "там". Но он никому не расскажет об этом. Когда обрываются в бездну сумерки салара – приходит ночь, ночь без сновидений, и спустя вечность… А потом ты встаешь, щурясь навстречу восходящему солнцу, и новый браслет, выжженный на твоей руке новой жизнью, зудит и чешется, как новая кожа. Пять таких браслетов успел одеть лес Сигурду Ярроу, от запястья до локтя, и когда на руке Девятикратного не останется больше места…

Рассвет не прийдет за ним. Он пройдет мимо.

Мать и отец тоже были Девятикратными, они исчерпали до дна запас своих жизней, но они не были саларами. Сигурд давно уже понял, что все салары – потомки богов, но не все потомки богов – салары.

О вечные Отцы, ушедшие по неизвестной дороге, что это – награда или насмешка?! – тот обрывок вечности, который оставили вы в наследство детям своим?..

– Ярроу!..

Это кричит за забором нетерпеливый Брайан Ойгла, и вся Вайнганга прислушивается к его пронзительному голосу.

Здесь, в Вайнганге, поселке на северо-востоке Калорры, вообще всего четверо саларов. Он, Сигурд Ярроу, потом низкорослый молчун Исхий Гоур, его брат-близнец Линкей и Брайан Ойгла. Брайан с лета отпустил рыжие усы щеточкой и очень обижается, когда Сигурд сравнивает его с травяным жуком-долбунцом. Правда, все они успели выйти на четвертый уровень, а местность вокруг Вайнганги издавна считалась более-менее сносной. Такие поселения кольцом окружают Калорру – город людей, боящихся носа высунуть за крепостные стены – и из них течет в город пересыхающая река продовольствия, сырца для тканей…

Девятикратные держат лес, и в каждом поселке живет необходимое число Скользящих в сумерках. Так что работы хватает, тем более что жители Вайнганги в основном земледельцы, а не охотники. Многие даже скотину имеют, хотя Перевертышам забор – не преграда, а засов – не помеха. В общем, свое молоко с просяной лепешкой молодые салары отрабатывают честно, и уже три новых семьи сами напросились на переезд в Вайнгангу. Пусть едут – лес выжгут, земля будет, на всех хватит…

Нет. На всех не хватит. Слишком много добычи уходит в город, а Калорре все мало. Вот странно – ведь знающие люди говорят, что населения в Калорре все меньше и меньше, бабы рожать не хотят, а кто помоложе да поприглядней – к Девятикратным бегут, чтоб хоть у сына шанс был пожить подольше…

Шут их, этих людей, знает, темное дело… Боги ушли, теперь люди уходят – кто останется?

Мы да Перевертыши?!

– Ярроу!.. Тварец тебя забери! Ты идешь или нет?!.

– Иду! – кричит Сигурд, высовываясь в окно и показывая сердитому Ойгле кулак – чтоб не орал зря. Потом оправляет пояс рубахи и берется за плащ. Серый плащ салара.

Изредка в Вайнгангу наезжает наставник Фарамарз – и горе тому нерадивому салару, чей плащ не заштопан, а ловчий удав похудел и осунулся! Сигурд улыбается… Его Зу на аппетит не жалуется, ест за троих, а на учениях они уступили лишь Ойгле с его толстым одноглазым Асуром – да и то последний удар был явно спорным!..

Наставник Фарамарз теперь – Сын Богов. Он стал им совсем недавно и сразу исчез почти на полгода – ходил в Пенаты Вечных на встречу с Отцами. Вернулся наставник хмурый, часто замолкал, подолгу глядя в одну точку, и приходилось ждать, пока Фарамарз закончит неслышный для других разговор.

Сейчас Фарамарз в Вайнганге, и Сигурд договорился с Ойглой, только что вернувшимся с недавнего лесного дежурства, идти к учителю в гости.

Сигурд распахнул дверь и шагнул на улицу.

– Сигри, чтоб ты жил сто лет!.. Я уже отупел, как пень, стоя у тебя под окнами! В следующий раз я пошлю за тобой Асура, но пять дней перед тем не буду его кормить…

Вся Вайнганга знала Ойглу – болтуна и насмешника, вспыльчивого и влюбчивого, и только Сигурд знал салара Брайана – идущего по следу Перевертышей в молчании и ярости. Знал и смеялся, видя сочувственные лица соседей, глядящие вслед, когда они с Брайаном шли на совместные дежурства.

Собственно, у Ярроу не было выбора – братья Исхий и Линкей не разлучались даже ночью, отчего оба были холостыми, – но он и не хотел выбора.

– Брось ворчать, Брай… И если я еще раз узнаю, что ты пытался прикармливать Зу…

До дома, где остановился Фарамарз, было не больше получаса ходу – и то не спеша, в охотку. За это время Брайан успел рассказать Ярроу о своей находке за пределами их участка. Отчетливый след завел Ойглу почти к самым предгорьям, и там Брайан нашел дорогу.

– Ты представляешь, Сигри, – дорога! Вся кирпичом вымощена – я такой кирпич в Калорре видел, и стоил он дороже земли под застройку! – только пошире чуток и не красный, а грязно-белый… А по бокам пара столбиков сохранилась, на одном "35" написано, а чего "тридцать пять" – неизвестно!..

– Тридцать пять локтей гречневой лапши, которую ты сейчас вешаешь на мои бедные уши… Помилосердствуй, Брай, какая дорога? Откуда?! Из Вайнганги? Из Калорры? Да эти горожане скорее ноги себе отрежут, чем в лес сунутся! И куда – в горы?!

– Вот и я ж говорю – странная дорога, неправильная… Ни начала, ни конца. Я по ней день почти шел, а у Муаз-Тая оборвалась и все… Снова лес. И Асур шипит, башкой мотает и норовит обратно ползти…

– Ладно, – сказал Сигурд, останавливаясь у дома Фарамарза. – Расскажешь наставнику, пусть у него голова болит..

Сам Ярроу никак не мог понять воображения Брайана. Ну дорога… мало ли… Не Перевертыши же ее строили, в самом деле! Кирпич разве что в Калорру свезти, на продажу?.. Так далеко…

…Фарамарз внимательно выслушал сбивчивый рассказ Ойглы про дорогу из ниоткуда в никуда, но Сигурд никак на мог отделаться от ощущения, что мысли наставника сейчас заняты совсем другим – но каким-то образом имеют отношение и к найденной дороге.

Брайан перевел дух и вопросительно поглядел на наставника.

– Это рудничная дорога, – нехотя сказал Фарамарз, тщательно подбирая каждое слово. – От Калорры до старых штолен и мраморных каменоломен… Вернее, ее остатки… Когда караваны из Согда переваливали через хребет, они тоже по ней ходили.

– Караваны? – заинтересовался Сигурд. – Какие-такие караваны? Долго ходили?..

– Да уж долго… С той стороны Ра-Муаз пустыня лежит, два-три оазиса и песок, – так через Великий Масличный перегон – на верблюдах, а после уже – на лошадях вьючных… Много лошадей с грузом. И люди. Купцы…

Сигурд расхохотался и с трудом сумел успокоиться и связно объяснить нахмурившемуся Фарамарзу причину столь неуместного веселья.


    Ваша оценка произведения:

Популярные книги за неделю