Текст книги "Боярин Волк. Живи, брате!"

Автор книги: Геннадий Антонов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 6 страниц)

Июль 2010 года, Москва

Июль 2010 года выдался в Москве на редкость жарким. Была небольшая отдушина перед рассветом, но и она не могла сколь-нибудь заметно исправить положение. Женька (а для посторонних – Евгений Петрович), аспирант кафедры Научно-исследовательского института изучения истории Земли (в просторечии «Н, четыре И, З»), топал на работу, проклиная в душе жару и профессора, запланировавшего ему отпуск на октябрь, и пребывал в настроении, которое описывается всего двумя словами: «хоть вешайся». Но хочешь не хочешь, а на работу идти надо, тем более что профессор Никонов, его научный руководитель, опозданий не любил и всяческой «разболтанности» не терпел. Нельзя сказать, что Женьку он недолюбливал, отнюдь нет, но требовал так же, как и со всех остальных, хоть и называл Женьку в кулуарах человеком, которому передаст своё дело, и даже ставил в пример остальным аспирантам исторической кафедры. Всё это ему поведала по секрету аспирантка кафедры Востока Ниночка – девушка красивая, даже очень, но выбравшая историю исключительно из-за низкого проходного балла и порхавшая по жизни легко. О количестве её романов среди «историков» ходили легенды, и Женька, пожалуй, был единственным, кому ей никак не удавалось вскружить голову, что откровенно её удивляло и даже иногда сердило. Вот и сегодня она как бы невзначай встретилась ему на пути и собралась было поболтать всласть, но появление профессора Никонова спутало все её карты.

– Кравцов, – глянул профессор неодобрительно поверх очков, – зайдите ко мне.

Женька молча поплёлся за ним следом, чертыхнувшись в душе на столь неудачную встречу.

– Присядьте, – сказал профессор, заметно волнуясь и не находя себе места. – Поступило распоряжение от академика Старцева… – сделал он паузу. – Он просит, – профессор скорчил гримасу, – командировать вас к нему по совершенно неотложному делу. Подробностей, к сожалению, он никаких не предоставил. Судя по тому, где он работает и что курирует, обратно вы вернётесь не скоро, – хмуро выдал профессор. – Посему сдайте дела аспиранту Алдонину и сегодня к часу дня будьте у проходной МГУ со стороны истфака. Свободны.

Женька встал, вздохнул, пожал плечами, глубоко кивнул и молча вышел.

«Опять без меня меня женили… – подумал он про себя и пошёл на кафедру сдавать дела. – Только начало вытанцовываться, и на тебе – затыкай дыры. Хотя академик Старцев – это величина, по его книгам история-то и изучалась… Ну-ну… Поглядим, послушаем».

– Ну что? – вывернулась, как из-под земли, Ниночка. – Что он сказал?

– Приказал сдать дела и отбыть в командировку.

– Далеко? – спросила Ниночка.

– В МГУ, – ответил Женька. – Но зато надолго.

– А к кому?

– К Старцеву.

– К Старцеву… – задумалась Ниночка. – Но ведь он же… – и зажала рот рукой, красноречиво глянув на потолок.

– В том-то и дело, – кивнул Женька. – Тем более неизвестно, зачем вызывают клерков. Я думаю, у них и своих полно. Ну ладно, не поминай лихом! Вернусь живым – женюсь на тебе! – и, пока Ниночка соображала, что же он такое сказал, скрылся за дверью кафедры.

Без двух минут час Женька подошёл к проходной.

– Господин Кравцов? – спросил появившийся рядом неприметный человек в штатском.

Женька кивнул.

– Приготовьте паспорт и прошу за мной, – сказал штатский, открывая тяжёлую дверь. – Окно номер три.

Женщина в окошке молча протянула руку, и Женька вложил в неё паспорт. Она нашла его в длинном списке, сверила данные и протянула обратно, вложив в паспорт бумажку-пропуск.

– Отметите и на выходе отдадите дежурному, – кивнула она на вахтёра у вертушки.

«Если тот капитан, – подумал Женька, – то этот не меньше полковника. Ни одной мысли на лице, сплошной долг».

Дежурный глянул на пропуск, потом в паспорт и молча отступил в сторону, освобождая проход. Длинным прохладным коридором Женька дошёл до холла, вызвал лифт и поднялся на пятый этаж. Указатель направил его налево, и Женька пошёл по коридору, глядя на номера на дверях, пока не упёрся в стеклянную дверь, перегородившую коридор. Дверь тут же распахнулась, и за ней оказался ещё один штатский, почему-то совсем не похожий на бывшего военного.

– Здравствуйте, господин Кравцов. Прошу, – сказал он, открывая дверь с нужным номером. – Вячеслав Сергеевич ждёт вас.

За дверью оказалась приёмная, и женщина средних лет прекратила стучать на машинке. («Именно на машинке, – отметил про себя Женька. – «Ятрань», по-моему», – удивился он.) Секретарша заглянула в кабинет и распахнула перед ним дверь.

– Смелей, молодой человек! – раздался голос откуда-то справа, и небольшого роста седой старичок с аккуратно подстриженной бородкой приветливо улыбнулся ему. – Проходите, присаживайтесь. Поскольку разговор может получиться долгим, хочу спросить у вас: пообедать успели?

Женька только развёл руками.

– Вот и хорошо, – обрадовался старичок. – Составите мне компанию. И вам не ждать, и мне приятно, – радостно потёр он руки. – Прошу.

И он открыл дверь в боковую комнату. Они вышли в другой коридор, прошли по нему совсем немного и оказались в кафе – именно такое впечатление производило это помещение.

– Прошу, – жестом хлебосольного хозяина пригласил академик, – присаживайтесь, выберите в меню всё, что пожелаете. Об оплате не беспокойтесь, это наше заведение, и оплачивается из бюджета нашей конторы. Выбрали? Наташенька, мы готовы высказать вам наши нескромные пожелания.

– Ой, Вячеслав Сергеич, – заулыбалась девушка, – кто бы говорил! Даже я питаюсь менее скромно, чем вы, а мне пристало блюсти фигуру.

– А мне уже многое, Наташенька, не впрок, – рассмеялся академик. – Но молодого человека надо накормить как следует, он нашими комплексами страдать не должен. Он и не девушка, и не старик, стало быть, аппетит у него должен быть зверский. Чем лучше мужчина ест, тем больше работает, а стало быть, это правильный мужчина. Присмотритесь, Наташенька, – поднял он вверх указательный палец.

Минут через пятнадцать, покончив с обедом, вернулись в кабинет.

– Курите, – предложил академик и кивнул на пепельницу на столе.

– Спасибо, второй год как бросил.

– И что, не тянет? – с любопытством спросил академик.

– Первые полгода было очень тяжело, особенно вначале, – признался Женька. – А теперь только снится иногда, что курю. Просыпаюсь и не могу понять, зачем закурил, ведь бросил же, пока не соображу, что приснилось.

– А я лет двадцать как бросил, а всё равно во сне курю, прячусь от всех и курю, а вот днём даже не тянет почему-то, и даже мыслей таких нет. Ну ладно. Дело, с которым я хочу к вам обратиться, как бы это сказать, не совсем обычного свойства. Если я спрошу у вас про машину времени, вас это очень напряжёт?

– Да нет, – пожал плечами Женька. – Я хоть пока и книжный червь, но думаю, что оно вот-вот грядет, пришествие машины времени.

– Красиво выразился. Пришествие! – покивал головой академик. – А если я скажу конкретней, что она уже есть, тогда как?

– Здорово и неожиданно, – задумался Женька. – Столько возможностей сулит…

– Возможности сулит, – согласился академик, – но перенос возможен только в ещё живого человека того времени. Точнее сказать, в умирающего или сильно ослабленного болезнью, который в этом случае не умрёт. Конечно, если мы сможем подсадить в него, так сказать, новые силы в вашем лице, и ваши жизненные показатели совпадут. В силу каких-то необъяснимых причин это срабатывает и даёт нам уникальную возможность перенести в него сознание реципиента без серьёзного нарушения его психики. Это уже проверено неоднократно и подтверждено, что влитые в него извне силы позволяют сохранить ему жизнь. То есть выжить. Но главное состоит в том, что нельзя перенести кого угодно. Надо, чтобы совпадал пол, не было большого различия в возрасте. Пока опробовано различие до десяти-пятнадцати лет, и самое главное – чтобы совпадали жизненные циклы, как бы резонировали между собой. Всех тонкостей я вам не объясню, это к физикам и биологам, но думаю, они вам и не нужны. Куда нужнее возможность изучения истории прямо там, в самой истории, – улыбнулся профессор. – Самое трудное – это найти резонёра среди власть имущих, лучше – среднего звена, чтобы не возникало наполеоновских планов переделать мир под себя. И в то же время чтобы была хоть какая-то свобода действий. Демократией, как мы с вами знаем, там даже и не пахло. Хотя, оговорюсь сразу, эффекта бабочки по Брэдбери не будет. По крайней мере в среднесрочной перспективе, а тем более в долгосрочной. Объяснять, почему, я не буду, думаю, вы это знаете. Ну что, завлекательно?

– Да-а, многое бы я отдал, чтобы самому глянуть, как оно было на самом деле. Раскопав наш ночной горшок лет этак через тысячу, археологи голову сломают, гадая о его предназначении. И возможно, кто-нибудь выдвинет теорию, что в наши дни жили великаны, иначе откуда взялась такая большая кружка?

– В точку! – хохоча согласился академик. – А сколько учёных степеней и званий на этом накуют? А ведь у вас, молодой человек, есть такая возможность, – отсмеявшись и серьёзно взглянув на Женьку, сказал он. – Тем более что вы ещё и историк. Коллега, стало быть, да ещё и занимаетесь примерно этим периодом. Одного пока не могу сказать точно: как скоро это произойдёт. Всё может решиться в течение дней, а может быть, часов. Поэтому вас отправят в загородный пансионат, где вы и поживёте какое-то время, все условия для работы вам там создадут. С вами там будет заниматься академик Бобров. Слышали, надеюсь, о таком. Так вот он вам объяснит более подробно и толково, что и как происходит. Насколько я знаю, по какой-то физической теории получается, что время идёт неодинаково там и тут. Опуская все подробности, в которых я тоже, к сожалению, не разбираюсь, получаем в сухом остатке, что неделя здесь равна почти году там, и зависит это от отдалённости перемещения во времени. В нашем случае это примерно 1110-й год, то есть на 900 лет назад. Математики рассчитали средний эмпирический коэффициент, и он равен для этого случая 55. Так что, если интересно, можете посчитать сами. Знаю также, что мужчине, так сказать, приёмнику, примерно 17 лет. Он сын посадника, боярин. Не женат и живёт в небольшом по теперешним размерам городке, скорее даже посёлке городского типа, а в те времена, скажем так, селище. Умирает от раны, полученной в сече со степняками. Подробностей не знаю, но то, что он не умрёт благодаря какому-то чуду, – с улыбкой глянул он на Женьку, – есть, как ни странно, в летописи. А в этом уже вам предстоит разобраться. Бояр-то было много, а вот почему в летописи упоминается боярский сын, когда и князей-то не всех упоминали, мне непонятно. Перенос обратимый, ибо ваше тело остаётся здесь, переносится только сознание. Несколько успешных переносов уже осуществили. Читали, наверно, в «Историческом вестнике» об открытии аспиранта Трегубова, ученика профессора Добросельцева? Ну и несколько пока засекреченных открытий. Ну и, естественно, никаких ссылок на эксперимент с переносом, ибо всё это пока засекречено. Нет, не история, – понимающе улыбнулся он, – а сама машина и её наличие. К сожалению, повторно можно совершать перенос не ранее чем через пять лет, психика может не выдержать. Впрочем, это всё тоже очень индивидуально. Вот пока и всё, что я могу вам сообщить. У вас есть, по предварительным прикидкам, пара дней, чтобы закончить свои дела и подумать. Обязательно подумать! Если заканчивать нечего, то можете отправляться прямиком в пансионат, но если передумаете, то просто отдохнёте. Рассказывать кому бы то ни было о нашем разговоре, мягко говоря, не рекомендую. Можете сочинить что угодно вплоть до вспашки огорода у меня на даче, похищение инопланетянами, ну и прочую белиберду, – лукаво улыбнулся академик.

– Я не болтлив, – серьёзно ответил Женька. – Но, с другой стороны, язык у меня подвешен как надо. Такого наплету – сами отстанут.

– И это очень хорошо, – кивнул академик. – Ну, если дел неоконченных нет, то Аркадий проводит вас в пансионат. Если что-то нужно закончить, два дня, по предварительным прикидкам, у вас есть.

– Да нет, – пожал плечами Женька. – Мирские дела закончил, ничего не держит, шеф отпустил, могу действовать на своё усмотрение. Разве что…

– Проблемы? – с полуулыбкой спросил академик. – И, наверно, со слабым полом?

– Да нет, серьёзнее, – покрутил головой Женька. – Родителям ничего не сказал, врать не хочется, а правду по известным причинам сказать не могу. Да и квартира…

– Ну, это решаемо, это я могу взять на себя. К примеру, командировка в Монголию сроком на год-полтора максимум подойдёт? Неожиданно заболел человек, который должен был ехать, вас сорвали буквально за полчаса до отлёта, даже телефон не дали зарядить, да и сам телефон остался здесь, потому как там он ни к чему. Электричество-то там, конечно, есть, но нет самого важного – вышек. Поверьте, я бываю очень убедителен, тем более что и врать почти не придётся. Ну, почти… Учитывая срок вашей последующей реабилитации. С квартирой и того проще. Её просто поставят на сигнализацию, это вообще не вопрос. Цветы, живность?

Женька помотал головой.

– А я буду снабжать родителей новостями о вас, пересылать ваши телеграммы к датам и юбилеям, – чуть заметно усмехнулся академик. – Да и вознаграждение по окончании эксперимента будет достойным.

– Это было бы идеально, – кивнул Женька. – Тем более что вы знаете, что сказать можно, а что нет.

– А ваш шеф, Серёжа Никонов, в смысле Сергей… – он задумался, вспоминая, – Николаевич? – и, уловив Женькин кивок, продолжил: – Талантливый был юноша. Хотел, как у Высоцкого, найти вставные челюсти размером с самогонный аппарат и как минимум сделать переворот в истории. Но, к сожалению, быстро потух, как только сделал несколько интересных находок, небольшое открытие на их основе и несколько смелых выводов, быстренько слепил диссертацию и… Дальше рисковать не захотел, на этом всё благополучно и кончилось. Да-да, – отгородился академик руками, предвидя возмущение или несогласие. – Трудно спорить с мастодонтами истории. И опасно. Но науку двигать, к сожалению, можно только так. А жить в ней с комфортом – только соглашаясь с генеральной линией власть предержащих и авторитетов. Он выбрал второе, и это его выбор, но очень надеюсь, что не ваш. Ладно, ладно, – махнул он рукой и улыбнулся, – верю. Хорошо, пропуск вам Серафима отметит и сдаст его в отдел пропусков, а вас отвезут в Берёзовку, что на Пахре, в наш пансионат.

Академик подошёл к столу и нажал кнопку. Дверь тотчас распахнулась, и вошли женщина-секретарь и давешний молодой человек. Женщина забрала пропуск и сразу вышла.

– Аркадий, забирайте Евгения Петровича, он готов ехать, – сказал академик.

– Хорошо, Вячеслав Сергеевич, – кивнул молодой человек. – Доставим в лучшем виде.

– С богом, молодые люди, – улыбнулся на прощание академик. – А с вами мы, я думаю, скоро увидимся, – глянул он на Женьку. – Максимум через год, ну, может быть, с небольшим. Заглянете к старику по возвращении?

– Непременно, – согласно кивнул Женька.

– Тогда двинули, – тронул его за руку Аркадий, – машина уже ждёт.

И они вышли в уже знакомый коридор, только пошли в другую сторону, к противоположному холлу с лифтом.

– Вы что-нибудь об этом знаете? – повернул голову к Аркадию Женька. – Или служба?

– Да нет, отчего же? Только я от этих дел ещё дальше, чем вы, – усмехнулся Аркадий. – А напускать туману мне тем более ни к чему, – улыбнулся он. – Через час ты будешь знать об этом больше, чем я. Едем мы, как и обещали, в санаторий. Места там великолепные: сосновый лес, речка, малины кругом – пропасть. Народу, вроде, немного, несколько десятков человек, есть и девушки. Есть Интернет и большая библиотека, иногда даже кажется, что филиал Ленинки. Есть, похоже, всё. Я уже не говорю про компьютеры, проекторы, сканеры и прочее…

Они вышли во двор, и Женька увидел мерседесовский минивэн «Вито», серебристый и с тонированными стёклами.

– Поедем на нём. – кивнул Аркадий. – Не потому, что большой секрет, просто нет у нас других. Что дали, на том и ездим, но, с другой стороны, комфорт – вещь приятная.

Аркадий оказался нормальными парнем, и всю дорогу они болтали с Женькой ни о чём. Примерно через час минивэн въехал в ворота пионерского лагеря, как поначалу показалось Женьке. Только уж больно серьёзная охрана была у лагеря – не только штатский, но и милиционер (Женьке показалось, что лейтенант, но может быть, и старший).

– Это только на въезде, – усмехнулся Аркадий, перехватив Женькин взгляд, – а так и к реке можно спуститься, и в лес пойти. Не через ворота, естественно. По периметру охраны нет, только камеры, а они смотрят, только чтобы чужие не заходили, а своих, не гоняют. Да, собственно, и идти здесь особо некуда. Деревня в трёх километрах, Берёзовка, но там, кроме магазина, ничего нет, а магазин тут свой есть, и деревенскому не чета. Персонал, который местный, закупается тут, и, по-моему, слегка фарцует, но пока приличий не нарушает – смотрят сквозь пальцы. На танцы по вечерам местную молодёжь пускают, но требования к внешнему виду и поведению строгие. Ну всё, приехали, вон тебя уже встречают. Пока. Обратно тоже, наверно, я тебя сопровождать буду, но не факт. Может быть, в отпуск отпустят, академик обещал. Бывай.

Они пожали друг другу руки, и Женька вышел из машины на улицу.

– Евгений Петрович! – окликнул Женьку мужчина средних лет, по виду отпускник эпохи развитого социализма. – Прошу сюда. Я завхоз тутошний, Иван Сидорович, – представился он, – так что со всеми пожеланиями – ко мне. А пока пойдёмте, провожу вас в ваш домик, осмотритесь, отдохнёте, здесь недалеко. А после ужина тогда к Николаю Семёновичу, академику Боброву. Ну да вас пригласят, если он сможет вас принять сегодня. Вот вам пейджер – если куда-то пойдёте, погулять или на речку, обязательно возьмите с собой, чтобы не пришлось вас искать. Правда, это и не пейджер, но и не телефон. Это мы его так называем для простоты. На самом деле это коммуникатор, но односторонний, информационный, так сказать. Ничего нажимать не надо, сам включится, прочитаете послание, коснитесь экрана пальцем, сам выключится. Вызов тоже негромкий, но настойчивый, ни с чем не спутаете. После пяти непринятых сигналов вас начнут искать. Ну вот, пришли, располагайтесь. Прежде чем выйти, приложите палец к сканеру, также и откроете, когда вернётесь, изнутри запирается на задвижку, если захотите, или опять приложите палец. Понадобится что-нибудь, поднимите трубку аппарата на столе – это мой прямой, я решу.

– Спасибо, Иван Сидорович, там будет видно, – кивнул Женька и вошел в домик. – Опа!.. – только и смог сказать он, увидев внутреннее убранство.

«Царь едал, а мой дед видал, – задумчиво почесал он маковку. – Так вот ты какой, рай на земле».

Весь дом состоял из трёх частей – гостиной, спальни, ванной комнаты и туалета, – обставленных по высшему разряду. Часть гостиной была выделена и представляла собой стилизацию под кабинет с компьютером, принтером, насколько успел разглядеть Женька, три в одном плазменным телевизором дюймов на 45–50, монитором не меньше чем 20 дюймов и прочими офисными «приблудами». И всё это фирменное и дорогое. В гостиной, кроме двух диванов, столика и кресла, тоже был телевизор, а также роскошный холодильник с набором напитков, самым крепким из которых было полусухое французское вино, названия которого Женька прочитать не сумел. Были также фрукты, какие-то деликатесы и соки. Радиотелефон белого цвета и, как показалось Женьке, с подсветкой стоял на столике, но ни клавиатуры, никаких других кнопок на нём не было. Женька поднял брови, но ничего не сказал. Всё остальное было под стать гостиной, но излишней помпезностью не раздражало, дорогое даже на вид, но добротное и уместное.

– Ну что же, начало неплохое, – сказал сам себе Женька и, скинув одежду, принял душ.

Вытираясь махровым полотенцем размером с добрую простыню, он обнаружил упакованный и по всему видать новый халат, пришедшийся ему в пору, и тапочки. Именно тапочки, а не тапки, – настолько они были приятны на ощупь. Женька оглядел всю представленную косметику – и для душа, и для бритья, и для тела и волос – и только покачал головой, хмыкнул и вышел. В кабинете, думая о чем-то своём и осматриваясь, где что, автоматически включил комп, глянул на него, соображая, что он только что сделал, и возвращая себя в реальность, присел за монитор. Оторвал его от компа настойчивый сигнал коммуникатора.

«Ужин начался, – прочитал Женька на экране. – Из двери направо и сто метров прямо».

– Лаконично, – произнёс вслух Женька. – И даже, я бы сказал, лапидарно. Впрочем, это высокий стиль, стремись к простоте, – попенял он сам себя, быстро собрался и вышел на улицу.

Жара никуда не делась, но за городом, да в тени деревьев, сосен и елей, она была уже не так томительна, может быть, от запаха хвои или лёгкого ветерка, а может, от того и от другого разом. Назвать то, что он увидел, столовой у человека здравомыслящего не повернулся бы язык. Скорее, это был итальянский ресторанчик, семейный и уютный, и не в столице, а где-нибудь на периферии, в небольшом или среднем городке. И уж чего никак не ожидал увидеть Женька, так это почти полное отсутствие свободных мест.

– Евгений Петрович, – окликнула его миловидная девушка, – ваше место вот здесь и всегда будет тут, покуда вы гостите у нас, – указала она на столик у стены. – Если вас это место не устраивает по любой причине, я подберу вам другое, поближе или подальше.

– Нет-нет, спасибо, – улыбнулся девушке Женька, – я не капризен и покладист, к тому же не люблю рассусоливать. Как говорится, пришли грабить – так грабьте, нечего рожи корчить.

Девушка улыбнулась в ответ и кивнула.

– Присаживайтесь, вот меню, выбирайте не спеша, как будете готовы, поднимите руку, – девушка ещё раз улыбнулась, кивнула и отошла.

– Приятного аппетита, – Женька склонил голову, приветствуя сидящих за столом. – Евгений, – представился он.

– Николай, – ответил парень слева.

– Александра, – представилась девушка напротив.

– Лариса, – улыбнулась девушка справа.

Женька взял меню.

«Да-а», – протянул он про себя и поднял брови.

Выбору блюд позавидовал бы иной столичный ресторан. В самом низу, крупнее, чем всё прочее, было отпечатано: «Принимаем индивидуальные заказы на последующие дни и вместо представленных». Женька выбрал борщ, шашлык и кисель и поднял руку. Тотчас к нему подошла девушка в белом переднике и с блокнотом в руках. Он продиктовал ей свой выбор, и она упорхнула, чтобы буквально через мгновение появиться снова с подносом в руках. Не успел Женька выйти после ужина на улицу, как снова ожил коммуникатор: «Академик Бобров ждёт вас. Белое здание справа, третий этаж».

Через три минуты Женька уже входил в кабинет академика Боброва. Академик оказался неожиданно моложав, относительно, конечно, на вид ему было слегка за пятьдесят, и тоже с полуседой бородкой.

– Здравствуйте, молодой человек, – поднялся из-за стола академик.

И у Женьки при взгляде на него мелькнула мысль, что вот такими, наверно, и были былинные богатыри Пересвет, Ослябя и Святогор. Академик вышел из-за стола и протянул Женьке руку.

– Рад знакомству, – сказал он и бережно пожал Женькину руку. – Николай Семёнович, – склонил он голову.

– Евгений Петрович, – склонил голову Женька, отметив про себя, что рука у академика не мягкая и гладкая, как можно было ожидать, а мозолистая и загрубевшая, привычная к кирке и лопате.

Впрочем, и у Женьки руки были далеко не ухоженными в смысле мягкости и гладкости.

– Присаживайтесь, Евгений Петрович, – радушно повёл рукой академик, – где вам удобнее. Разговор у нас будет не служебный, а, так сказать, за жизнь. Так что располагайтесь поудобнее. Самое основное, насколько я знаю, вам рассказали, я лишь уточню некоторые детали да отвечу на вопросы, если таковые появятся. Завтра сразу после завтрака вами займутся эскулапы. Результаты ваших диспансеризаций, прошедших в институте, у нас есть. Вас и отобрали на этом основании, но не только. Ваши данные очень близки по многим параметрам к жизненным показателям того, в кого вы переселитесь. Не скрою, что результаты ваших обследований нас более чем устраивают, и даже разница в возрасте в этом случае не столь уж критична хотя бы потому, что взрослели наши предки в более раннем возрасте. Поэтому я думаю, что уже к обеду они либо подтвердятся, либо, что будет прискорбно, опровергнутся. В этом случае у вас просто будет незапланированный отпуск в стенах нашего санатория длиной примерно с месяц, или мы отпустим вас восвояси – на ваш выбор. В случае если всё подтвердится и вы выразите согласие на эксперимент, вы, вернее, ваше сознание будет переброшено в двенадцатый век, в год примерно 1110-й. Почему примерно? Потому что точной даты битвы с половцами у нас нет, хоть в летописях она и указана как лето 6618-е. Но за точность, сами понимаете, поручиться нельзя. Ибо писалось всё это позже, так сказать, по горячим – а к тому времени остывшим – следам, и переложение дат довольно умозрительное. Это первое. Второе и наиболее важное: бессмертия перенос вам ни в коей мере не гарантирует. Единственное, что может вас утешить, умрёт в этом случае только тамошнее ваше тело, а сознание вернётся сюда. Конечно, было бы лучше, если бы об этом стало известно заранее, до, так сказать, незапланированного возвращения. Но мы понимаем, что это практически невозможно, и некоторые меры на этот счёт предпринимаем, чтобы смягчить обратный переход в психологическом смысле. Третье: все ваши навыки и знания сохранятся в полном объёме и как бы наложатся на навыки и знания вашего визави. Какое-то время возможны всякие неувязки, но это нестрашно, вы же ведь практически вернётесь с того света. Поначалу ваш тамошний визави будет как бы превалировать, но постепенно, примерно в течение месяца, иногда двух, вы… Как бы это сказать?.. Вступите в права, что ли? Как-то так. И после возвращения все знания и навыки у вас также сохранятся. И последнее: никакого влияния на ваше здоровье это путешествие, если можно его так назвать, не окажет, чего нельзя сказать о психическом здоровье. Особенно в случае незапланированного возвращения. Но даже при запланированном вы должны понимать, что тамошняя жизнь – она тоже ваша, и все потери в ней тоже. Вот поэтому-то мы в последнее время особенно пристально обследуем добровольцев именно в этом аспекте. Не буду скрывать от вас, что один негативный результат у нас в этом плане был, правда, только в самом начале. Теперь подобных ошибок мы стараемся не допускать, а потому даже при благоприятном результате обследования решать, принимать ли участие в этом эксперименте, всё равно будете вы, и только вы! Вот, собственно, и всё, что я имел вам сказать. Время на принятие решения у вас есть, так что можете пока не спешить с ним, но без вашего решения к определённому сроку вся подготовка отложится ещё на какое-то время. Потребуется новый реципиент, и возможно, потребуется отыскать нового добровольца. Вообще-то эти события цикличны, но мы пока не научились этим управлять, и выходить на то же событие вторично нам весьма затруднительно, но мы над этим работаем и обязательно добьёмся положительных результатов. Не всё сразу. Это отнюдь не означает, что я хочу подтолкнуть вас к какому-либо решению. Вот, собственно, и всё, что я должен был вам сказать, коллега. Если есть вопросы, я постараюсь на них ответить в рамках своей компетенции. Если вы захотите узнать иные подробности, я организую вам встречу со специалистами, но предупреждаю сразу: технических подробностей и они вам не скажут по понятным причинам.

– Нет, – отмахнулся Женька, – я этих подробностей всё равно не пойму, не стоит и пытаться. А если моё переселение не удастся, как быть тогда?

– Ну-у, – протянул академик с улыбкой. – Об этом мы узнаем тут же – летопись изменится. А вот если не изменится, тогда мы и будем знать, что вы вернётесь ещё не скоро, и будем готовы.

– Тогда что бы вы могли подсказать, исходя из уже накопленного опыта? Какие знания, может быть, следует освежить? Было бы весьма неплохо быть готовым и во всеоружии. Я, например, совершенно не подкован в вопросах религии и веры. Мало того, кроме «Отче наш», другого ничего не знаю, да и его-то, не уверен, что правильно и полностью. Ну и терять время на изучение всего этого считаю чистой воды расточительством, хотя бога в душе не отрицаю, но не приемлю его служителей. Ну, может быть, за редким исключением. Как быть с этим?

– Как только вы дадите согласие на перенос, всё это вам загрузят в мозг, причём всего за одну ночь. Вернее, грузить будут во сне, а времени на это нужно не так уж и много – час или, может, чуть больше. Средства и приёмы для этого есть и уже опробованы. Правда, адептом веры это вас не сделает, но и придраться к вам будет сложно – всё, что потребуется, будет отскакивать от зубов. А вот что освежить, тут я вам даже не знаю, что и сказать! Это настолько индивидуально, что советовать очень сложно. Потом, повторюсь, многое вам и простится, учитывая ваше состояние… Ну и король ситуаций, импровизация – вот что может вас выручить, по крайней мере на первых порах. Потом и вы привыкнете, и к вам обновлённому привыкнут. Вот как-то так мне думается. А поскольку человек вы контактный, судя по отзывам ваших коллег, и за словом в карман не лезете, и даже где-то насмешливы, я думаю, всё у вас получится.

– Хотел бы и я иметь такую же уверенность в этом, как вы. Но, с другой стороны, дорогу осилит идущий, – покивал Женька. – Спасибо. Это всё, что я хотел знать. А решение… Решение я принял ещё тогда, когда пришёл на собеседование к академику Старцеву. Мне это интересно, я в этом профессионал, может быть, не слишком опытный пока, но въедливый и дотошный, до истины докопаюсь, чего бы мне это ни стоило.

– Ну вот и славно, – улыбнулся академик. – Дорогу действительно осилит идущий, а не ползущий и тем более сидящий. Отдыхайте, вы можете понадобиться уже завтра после обеда. Физики скажут точнее, за двенадцать часов минимум до часа Х. До встречи, – поднялся академик. – Больше до возвращения мы с вами не увидимся, – сказал он, пожимая Женьке руку, – а после возвращения наговоримся всласть.

– До свидания, – кивнул Женька. – Ну а что будет, поживём-увидим.

Через десять минут Женька уже снова сидел за компьютером и читал в Википедии о князьях, освежая память.

Медосмотр, начатый сразу после завтрака, тоже ничего необычного из себя не представлял, разве что был несколько непривычен необычный шлем, надетый на голову в самом начале и снятый только в самом конце, да продолжительность, потому как сразу после процедуры Женька отправился на обед. И снова до самого ужина Женька зависал в Википедии, просматривая и запоминая массу всякой информации, относящейся к двенадцатому веку. Из Википедии он с удивлением узнал, что никакой войны с хазарами или половцами в тот год не было, а была победа над половцами, учинившими набег, что сделало непонятным ранение боярского сына Сергия в битве с хазарами. А именно так звали молодого воя, упомянутого в летописи.