Текст книги "Нравоучительные сюжеты"

Автор книги: Геннадий Семенихин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 12 страниц)

Волшебные бутсы

В тот день третьеклассник Петя возвратился домой не в духе. Долго тер грязными кулачками щеки, размазывая непрошеные слезинки. Что и говорить, было отчего расстроиться! Ведь это по его вине проиграла футбольная команда. Сражались они против четвертого класса и даже, кажется, могли победить. Несколько раз подавали Пете у самых ворот мяч, но он дважды ударил мимо, а в третий раз прямо в руки вратарю Кольке Попову, но так слабо, что тот не только ловко, как обезьяна, поймал мяч, но еще и рожицу ему состроить успел. Это тот самый Колька, у которого дядя недавно вернулся из Гаваны и подарил ему сверкающий игрушечный кольт. Словом, получилось, что из-за Пети его класс продул четвертому «А» с сухим счетом, и все они покидали площадку под восторженные крики победителей: «Эх и мазилы вы!» Одноклассники так рассердились, что уже во время игры прогнали его с поля.

– Раз не можешь играть, вали, в запасных посиди. Ни за что тебя больше в нападение не поставим.

– Ну и пойду, – рассвирепел Петя, но сам, вместо того чтобы сесть в запасных за воротами, прямехонько побрел домой.

– Ты чего такой кислый? – спросил его вечером отец. – Побил, что ли, кто?

– Тебе всегда кажется, что меня бьют, – огрызнулся Петя. – С футболом не повезло, – и рассказал все, как было, потому что он всегда рассказывал отцу все начистоту.

– Это действительно плохо мазать по чужим воротам с близкого расстояния. Выходит, подвел ты своих товарищей.

– Так я же не понарошке, – протянул мальчик. – Не везло в этот раз, вот и все. Ботинки жали, вот потому по воротам и не попадал.

– Значит, плохой ты еще футболист, – улыбнулся отец. – Вот был такой центр нападения Михаил Бутусов, так тот не только из любых положений, но с самых дальних расстояний голы забивал. А удары у него были такие сильные, что сетки на воротах рвались. Мяч вратарей с ног сшибал.

– Да, ну! Каждый раз!

– Ну, каждый не каждый, но бывало.

– Бутусов, – повторил неуверенно Петя. – А я, папа, про такого футболиста и не знаю. Вот тебе честное октябренское Я всех центров нападения знаю. И в «Динамо», и в «Торпедо», и в «Локомотиве». А Бутусова нет.

Тяжелая ладонь отца легла ему на голову:

– Чудак. Бутусов играл, когда тебя на белом свете не было, а я был таким, как ты.

У сына заблестели глаза.

– Расскажи про Бутусова.

– Ишь ты. А кто завтра школу проспит? Смотри, за окнами темнеет, а ты и за уроки не садился.

– А я их быстро, папа. Ты не бойся. А потом я в постель лягу, а ты сядешь рядом и будешь рассказывать. Уговорились, что ли?

– Считай, что уговорились, – согласился отец. Сделав уроки, мальчик улегся в постель, а отец сел поближе и, положив большие руки на одеяло, неторопливо заговорил. И узнал Петя историю о знаменитом нападающем Бутусове, перед которым дрожали все вратари, потому что страшной силы удары почти всегда достигали цели. И самое главное, что никакой вратарь не мог угадать, когда и с какого расстояния ударит по его воротам Бутусов. Мяч почти на центре – и вдруг рраз! А зазевавшийся вратарь падает и ловит пустое пространство. Вот так штука – мяч уже в сетке. А однажды в чужой стране, куда приехала наша команда, захотели буржуи подшутить над советскими футболистами и вместо вратаря дрессированную обезьяну в ворота поставили. Обрядили ее в красные гетры и наколенники, полосатую фуфайку на нее натянули. Очень ловкой была та обезьяна, – любые удары брала. Первый тайм ноль-ноль закончился. Во втором наши футболисты опять успеха не имели. Уже минута до свистка судьи оставалась. Разозлился тогда Бутусов, никто его таким свирепым еще не видел. «Забью гол! – кричит своим товарищам. – Все равно забью!» А те лишь потные лбы утирают. Устали, еле держатся на ногах. Последняя минута пошла. Бутусов получил мяч, остановился на секундочку, прицелился и как дал правой ногой изо всей силы. Но не в угол ударил, а прямо в голову дрессированной обезьяне. Весь стадион ахнул, все буржуйские ложи всполошились, потому что и мяч и голова обезьяны влетели в сетку. И победила наша сборная со счетом один-ноль. Вот, брат, как было.

– Папа, а это правда? – сонно спросил Петя.

– А откуда я знаю, – усмехнулся отец. – Сам не видел, мне тоже рассказывали. Ты спи.

И ушел. А Петя долго еще ворочался в постели, вспоминая свои неудачи и думая о знаменитом футболисте Бутусове.

Неожиданно комната наполнилась ярким светом, таким ярким, какой по утрам бывает в самые погожие денечки. Петя раскрыл глаза и с удивлением увидел, что он в комнате не один. На том самом месте, где вечером сидел отец, он увидел грузного человека с седыми висками, одетого в футбольную форму. Человек этот повернулся, скрипнули шипы его бутс. Петя увидел на спине белой майки цифру девять. В руках незнакомца был маленький спортивный чемоданчик.

– Это ты, что ли, третьеклассник Петя, которого прогнали вчера с футбольной площадки? – добродушно спросил он хрипловатым баском. – За что тебя так ребята, а?

– Я по воротам мазал. С трех метров не попал, – сконфуженно признался Петя и, осененный внезапной догадкой, выпалил: – Дяденька, а вы Бутусов?

– Угадал, – засмеялся гость. – Оказывается, старика Бутусова еще помнят.

– Еще бы! – воскликнул Петя гордо. – Кто же забудет ваши пушечные удары!

Бутусов закивал седоватой коротко постриженной под ежа головой, но Петино красноречие остановил:

– Ладно, ладно, не люблю похвал. Слушай меня внимательно, мальчик. Я знаю, что ты отличник и добрый хлопчик. Но тебе ужасно не везет с футболом. Так вот, я оставляю тебе чемоданчик. В нем бутсы. Но не простые, а волшебные. Тот, кто их носит, без промаха бьет по воротам. Однако помни, что волшебные бутсы действуют лишь неделю, а потом сила их исчезает. За этот срок ты должен понять, в чем секрет футболиста.

Хотел Петя поблагодарить Бутусова, глядь, а его уже и нет, а на стуле, где сидел знаменитый центр нападения, маленький чемоданчик остался. Петя его раскрыл и ахнул. Лежат в нем новенькие коричневые бутсы с острыми шипами, как раз по его ноге. Красные глазки горят на них ярко. Ни у кого на бутсах не видел он таких красных глазков, как лампочки электрические под абажуром. Вот что значит бутусовские. Не долго думая, надел их Петя на ноги, прошелся по комнате, до чего же легко и удобно. И шаг стал у него легким, пружинистым. Вышел Петя на улицу и видит, что их команда играет с соседней школой. Почему же не поиграть утром, если каникулы наступили. Когда он подошел, счет уже был шесть один в пользу соседней школы. В воротах опять стоял Колька Попов и не преминул сделать ему гримасу.

– Ребята, наш первоклассный мазила прибыл, – засмеялся он, а потом на бутсы глянул и рот от изумления раскрыл. – Смотрите, да ему папенька с маменькой новые бутсы купили. Мазила в бутсах, ха-ха-ха.

Петя гордо прошел мимо Кольки и обратился ко всем сразу:

– Дайте мне поиграть.

– Вот еще, – пробурчал капитан команды, – не видишь, что ли, Петух, мы проигрываем, а с тобой счет еще больше станет.

– Да вы же устали, – стал жалобно упрашивать Петя. – Я на немножко стану, хоть на пять минуточек.

– Пусть побегает, пока я ботинки перешнурую, – сказал неизменный край команды Леня Башлыков.

– Становись, – неохотно согласился капитан, Петя выбежал на площадку, и мгновенно футбольный мяч как будто сам прилип к его ногам. Куда бы ни побежал Петя, мяч впереди, и никто не может его отнять «Вот, оказывается, в чем волшебство!» – прошептал он так тихо, что никто не услыхал, а потом прорвался через всю защиту, обвел вратаря и закатил мяч в пустые ворота.

– Шесть-два, – мрачно согласился капитан соседней школы, исполнявший заодно обязанности судьи, и понес мяч на центр. Не успели ребята из команды противника сделать два-три удара, как мяч снова оказался у Пети. Он откатил его вправо и почти с самого центра ударил по воротам. Что тут произошло! Мяч засвистел, как пушечное ядро, испуганные ребята шарахнулись в сторону, вратарь рванулся навстречу, но мяч так больно ударил его, что он схватился за живот обеими руками и жалобно прокричал:

– Я не буду… он дерется.

– Шесть-три, – подтвердил капитан, – давай мяч на центр, сейчас мы из вас кроликов сделаем.

Но дальше стало твориться невероятное. Черные бутсы с красными глазками замелькали то в одном, то в другом конце площадки. Их обладатель бил по чужим воротам то с центра, то с края, то через голову, и вратарь соседней школы не успевал бегать за мячом. За короткое время счет стал десять-шесть, а потом и пятнадцать-шесть

– Ай да Петух, – говорили ребята, – а мы его брать не хотели. Вот лупит! Ну, что, пятая школа, нахватала голов? Знай наших.

Никто из ребят не заметил, что за их игрой давно уже наблюдает мужчина в светлом костюме. При счете двадцать-шесть в пользу Петиной школы он отвел его в сторону, потрепал по вспотевшей шее и сказал:

– Вот что, парень. Я тренер юношеской сборной города. Послезавтра нам на соревнования выезжать, а с нападением не ладится. У тебя прекрасный удар. Приходи утром на стадион, и я тебя попробую.

Когда на следующий день он пришел на городской стадион, тренер представил его игрокам. Сборная состояла из восьмиклассников и девятиклассников. Долговязый вратарь презрительно оглядел Петю:

– Неужели эта малявка что-нибудь может?

– А ты попробуй, – подмигнул тренер Пете. Долговязый выкатил мяч на одиннадцатиметровую отметку и снисходительно предложил:

– Ну ударь, что ли!

Петя разбежался – бац! Вратарь и пошевелиться не успел, а мяч уже в сетке.

– Вот это да! – закричал он радостно. – Да с таким центром нападения мы всех побьем на соревнованиях. Кубок наш будет.

Трижды выходил Петя на поле настоящего стадиона и меньше, чем пять голов за игру не забивал. Сборная их города вышла в финал.

– Вот это бомбардир, – хлопал его по плечу тренер Павел Петрович. – Ну, смотри, теперь самое главное осталось. В понедельник финальный матч. Забьешь две-три штуки, и кубок наш будет.

Пете было приятно от похвалы, но под футболкой так и сновали мурашки. Он вспомнил, что именно в понедельник кончается волшебное действие бутс. Как об этом скажешь тренеру! Набрался он духа и спросил:

– Павел Петрович, а нельзя ли, чтобы вместо понедельника завтра, в воскресенье, финальный матч состоялся?

– Что ты, что ты! – замахал руками тренер. – Уже афиши по всему городу расклеены. Иди отдохни, дружище, да сил наберись.

Мрачный возвратился Петя домой. А утром проснулся, на стул глянул, и сердце в пятки ушло. Ни тебе спортивного чемоданчика, ни волшебных бутс. Все исчезло, С опущенной головой вошел он в раздевалку. Товарищи по команде в спортивные доспехи облачаются, веселые такие: никто не сомневается в победе. Подошел тренер:

– Как дела, Петенька? Смотри, за тобой, как минимум, два гола. Первые десять минут ты в темп не включайся, дай им силенки израсходовать, а потом уж не скупись. Блеснуть надо, сам понимаешь.

– У меня только вот бутсы в починке, – жалобно протянул Петя, но тренер и бровью не повел.

– Ерунда, новые найдем. Для футболиста упорство и техника главное, а не бутсы.

И пришлось выйти ему на зеленое поле. Началась игра. Никто из игроков не знает, что нет больше на Петиных ногах волшебных бутс. Они по-прежнему ему пасуют. Петя носится по полю что есть мочи, стыдно показать, что сделать без волшебных бутс ничего не может.

Но странное дело – вдруг он почувствовал, что мяч ему и теперь повинуется. Набрался он смелости и даже центра нападения противной команды обвел. А во втором тайме, когда у самых ворот получил передачу, сам бить не стал, а передал мяч «десятому» номеру. Тот ударил, и вратарь пропустил гол. Трибуны заревели, потому что сборная города выиграла кубок со счетом один-ноль. Пете поручили нести этот кубок по полю. Солнце на его серебряной поверхности вытворяло такую пляску, что больно было глазам.

Кубок был тяжелый-тяжелый. Петя не удержал его на повороте, выронил из рук и… открыл глаза. Смотрит, а это отец, собравшийся уходить на работу, уже выбритый и облаченный в спецовку, трясет его за плечо:

– Вставай, сынок, в школу опоздаешь. Ну и неспокойно же ты спал. Все время Бутусова да какие-то волшебные бутсы поминал.

– Волшебные бутсы, – повторил за отцом Петя и рассказал ему все, что он видел во сне. Отец слушал внимательно, даже не улыбнулся ни разу. А потом, когда Петя закончил, погладил его по голове:

– Значит, ты понял, почему даже без волшебных бутс ты сумел помочь своей команде забить единственный победный гол?

– Понял, папа! – воскликнул Петя. – Потому что упорство и настойчивость в футболе главное.

И не только в футболе, – широко улыбнулся отец. – А теперь поднимайся и марш под кран умываться!

Как уволили Беллу

Прекрасным был человеком редактор нашей городской газеты «Знамя победы» Зиновий Петрович Заболотный Более чем полвека протопал он по нашей замечательной земле, мальчишкой строил Магнитку, воевал в Отечественную, а после нее работал в одной из наших уважаемых столичных газет. И не рядовым литсотрудником, а специальным корреспондентом. Исколесил всю страну и по заграницам постранствовал изрядно, а когда почувствовал приближение старости и болезней, подался в родные края и оказался в нашем городке. Все мы помнили его любопытные задорные очерки и с уважением относились к каждому его замечанию. А когда в свободные часы Зиновий Петрович начинал рассказывать о своих журналистских перипетиях или о том, как он брал интервью у Михаила Шолохова, а с первым космонавтом Юрием Гагариным участвовал в поездке на молодежный фестиваль в Хельсинки, у нас и вовсе останавливалось дыхание. А Заболотный, одутловатый, с узкими хитрыми и добрыми глазами, попыхивая сигареткой, временами хрипловато откашливаясь при этом, с невозмутимым лицом, бывало, повествовал:

– Дело такое было. Едем мы из аэропорта в Хельсинки, Гагарин с послом, а я на другой, естественно, машине. Водитель оборачивается и спрашивает: хотите знать, что такое финское хладнокровие, так я вам одну народную притчу поведаю. Обращается к финскому летчику старый крестьянин и просит покатать на самолете его и старуху. Заранее спрашивает, во сколько марок это удовольствие обойдется, а летчик отвечает: «Я с тебя, дед, ни одной марки не возьму, если ни разу не пикнешь». Целый час крутил самолет летчик, и «бочки» выделывал, и пикировал, Потом устал и пошел на посадку. Выходит из кабины, а дед рядом. «Твоя взяла, – говорит летчик, – ты так ни разу и не пикнул, и по уговору ни одной марки я с тебя не возьму. Только признайся, а страшно ли было?» Наш редактор выкатывал глаза, выпускал струю дыма и заканчивал: «Да, сынок, – ответил старик, – мне было очень и очень страшно, и один раз я еле, еле удержался от крика. Это когда моя собственная бабка выпала из твоего самолета». Просто очаровательным человеком был наш Зиновий Петрович, и только одна слабость губила его: уж больно боязливым был. К начальству чтобы лишний раз зайти и какой-нибудь сложный вопрос решить, связанный с делами редакции, ни-ни. Когда являлся на заседание бюро горкома, то старался сесть в самом дальнем уголке и остаться незамеченным. Выступал лишь в том случае, если улавливал линию первого секретаря и слышал раскаты его громового баса:

– А сейчас мы попросим нашего редактора высказаться.

Если же «линию» Зиновий Петрович не успевал схватить, он, смущенно кашляя, отвечал:

– Я еще подумаю, Илья Сергеевич.

Секретарь горкома Широков, бывший матрос с огрубелым добрым лицом и громовым голосом, снисходительно улыбался.

– Что же, подождем, думать всегда полезно. – А иной раз, обращаясь к членам бюро, приговаривал: – Это неважно, что ты не речист, товарищ Заболотный, но газету ты хорошую делаешь.

В противовес редактору, его заместитель, пришедший к нам из райкома комсомола худенький блондин с непокорными вихрами, которые он постоянно приглаживал, и пылкими навыкате глазами, был человеком сплошных порывов и решительных действий. Бывало, ворвется в кабинет Заболотного, хлопнет о редакторский стол мокрым оттиском и, грозя указательным пальцем самому редактору, тонким порицающим фальцетом выкрикивал:

– Я вам уже говорил, Зиновий Петрович. Вы посмотрите, сколько в этой статье Серегина неточностей и бездоказательностей. Ох и доиграемся мы когда-нибудь, если не снимем его с должности начальника отдела. В решение обкома когда-нибудь попадем. Но Заболотного прошибить было не так-то уж просто. Прижмурит глаза от проникающего в окно полуденного солнца и что ни есть ласковым голосом говорит:

– Да ты не кипятись, не кипятись, Володя. У тебя еще вся жизнь впереди, а ты так кипятишься, энергию по каждому мелкому поводу столь щедро расходуешь. Между прочим, ты вчера по телевидению новый фильм смотрел? Так вот там… – и начинал со всеми подробностями пересказывать сюжет, добиваясь своего, чтобы зам ушел успокоенным и все оставалось на своем месте.

Но ни редактор, ни его заместитель Козлов никоим образом не осложняли нашего существования. Грозой коллектива стала недавно назначенная к нам литсотрудница отдела писем Белла Козак, бойкая розовощекая дамочка с короткой чернявой прической и разлетом тонких бровей над энергичными черными глазами. Как-то незаметно она взяла всех в руки, начиная от самого старшего нашего начальника и кончая уборщицей тетей Машей, которой сделала два выговора за невынесенную из ее комнаты редакционную корзину, наполненную скомканными черновиками. Не было ни одной «летучки», на которой бы она не выступала и не произносила взрывных речей.

– О! – потирая руки, говорил сначала Зиновий Петрович. – В каждом редакционном коллективе должен быть свой «неистовый Виссарион». У нас на эту роль лучшего кандидата, чем Белла Козак, не подберешь.

А Белла, ободренная таким комплиментом, резала всех, не исключая и его самого, налево и направо.

– Что это такое? – восклицала она, глядя в лицо редактору. – Не пора ли нам вспомнить о личной ответственности каждого. На третьей полосе я прочла очерк о делах колхоза «Маяк». Здесь все изображается в розовом свете, а я вчера своими ушами слышала, как там, – она таинственно поднимала в потолок тонкий с ярким маникюром палец, – этот колхоз считается отстающим и даже «он» сказал в кулуарах, что этот маяк начинает угасать.

Где «там» и кто «он» Белла не уточняла, но мы без труда догадывались, что она имеет в виду горком и его первого секретаря. Вскоре пошла гулять никем не опровергаемая легенда о том, что сама Белла доводится никем иной, как племянницей самому Широкову, На боязливого Зиновия Петровича это произвело довольно внушительное впечатление, и с тех пор, если даже новая сотрудница не собиралась выступать на «летучке» или каком-либо другом редакционном совещании, он взял за правило ее спрашивать:

– Вы, Белла Константиновна, говорить не будете?

И облегченно вздыхал, когда она отрицательно качала короткой прической. Но после того как все расходились, Козак оставалась сидеть на своем месте и в ответ на вопрошающий взгляд Заболотного вкрадчиво произносила:

– У меня к вам несколько щекотливое дельце, Зиновий Петрович. Три дня назад наш завотделом Серегин в городском ресторане отмечал день рождения. Были с ним и еще трое наших. Уходили, пошатываясь.

•Дело выеденного яйца не стоит, я это весьма хорошо понимаю. Случай сам по себе мелочь, бытовичок… Но у нас наверху об этом уже известно, и мнение самое отрицательное. Я, разумеется, только сигнализирую, а принимать меры ваше дело, но я думаю… – и она холодно излагала свой план, по которому крамольный Серегин должен был быть подвергнут самому жесткому остракизму.

А в следующее свое посещение редакторского кабинета Белла Константиновна, изобразив на лице тягчайшее страдание, надломленным голосом, переходящим в горький шепот, вымолвила:

– Настя!

– Что такое с Настей? – встревожился редактор, сразу догадавшись, что речь идет о заведующей отделом писем двадцатипятилетней Настеньке Караваевой, ко всем отзывчивой миловидной блондинке, которую любил весь наш коллектив.

Белла закатила глаза и стала обмахиваться свежим номером нашей газеты, словно спасительным веером.

– Вы понимаете, Зиновий Петрович, вот и литература, и эстрада, и телевидение… всюду так много произведений об изменах и брошенных женах. Это все, конечно, в неумолимых рамках законов нашей жизни, зова сердца и так далее. Но к Насте вот уже месяц по вечерам ходит замздравотдела.

– Ну и что же? – собрав все свое мужество, улыбнулся редактор. – Ведь Настя развелась и вот уже три года живет одна. А человек, о котором вы говорите, холост. Наше ли дело…

– Да, – сухо прервала его сотрудница, – но ведь Настя работник нашей печати, и ее моральный облик, ее репутация… Словом, что скажет об этом наш первый, как на это посмотрит. Мое дело вас предупредить.

Когда за нею закрылась дверь и в кабинет вошел заместитель редактора, он застал своего начальника со стаканом воды в руке, края которого бились о плотно стиснутые зубы.

– Что мне делать, Володя, с этой склочницей? – простонал он.

– Выгнать, – решительно высказался зам со всей комсомольской прямолинейностью. У Зиновия Петровича глаза вылезли из орбит.

– Ее? Но ведь она же племянница самого первого.

– Тогда терпите и ко мне за советом больше не обращайтесь.

Прошла неделя. Заболотный получил в райздраве путевку в один из черноморских домов отдыха. Возвратившись из отпуска, почерневший от загара, он выглядел и помолодевшим. Добрый блеск вернулся в его глаза, новые истории так и сыпались из его уст. Через полчаса секретарша созвала всех сотрудников в его вместительный кабинет на совещание. Когда все расселись, взгляд редактора как-то обеспокоенно заскользил по лицам, потом переметнулся на обитую кожей дверь.

– А-а где же, – протяжно спросил он, – где же Белла Константиновна? – И так как в кабинете воцарилось какое-то непонятное тягостное молчание, повторил: – Где Белла Козак? Сейчас я пошлю за ней секретаршу, и мы начнем. – Пухлая его рука потянулась к вделанной в письменный стол кнопке электрического звонка. И вдруг его заместитель Володя Козлов со своего места сказал:

– Не надо, Зиновий Петрович. Не звоните. Дело в том, что в ваше отсутствие я ее уволил и все за то же самое.

Пухлая рука редактора упала.

– Что вы наделали? Ее, племянницу первого секретаря горкома? Нет, нет, надо немедленно поправить эту ошибку. «Летучка» отменяется, я еду в горком.

На его счастье, первый секретарь был на месте. В присутствии нескольких незнакомых Заболотному людей, он внимательно рассматривал большой чертеж. Оторвав от него взгляд, доброжелательно воскликнул:

– Ах, это ты, редактор! Уже возвратился из отпуска? Вот время-то как летит. Хорошо, что зашел. У нас тут радостная новость. По территории нашего района пройдет новый газопровод, и мы будем участвовать в строительстве его тоже. Видишь, событие-то какое надвигается. И для твоей газеты тема-то какая.

Решив, что наступила самая подходящая минута для того, чтобы покаяться и взвалить на себя вину молодого заместителя, Зиновий Петрович жалко пролепетал:

– Произошла досадная ошибка, Илья Петрович. Пока я был в отпуске, уволили Беллу Константиновну Козак. Но я это немедленно исправлю, вы не беспокойтесь, пожалуйста. Мы ей даже ставку повысим.

Широков выпрямился, ладонью провел по лбу, словно хотел разгладить собравшиеся от недоумения складки.

– Позволь, ты это о чем?

– Как о чем? – пробормотал растерявшийся редактор. – Уволили без меня Беллу Константиновну.

Илья Петрович недоумевающе развел огромными руками, загребая к себе воздух.

– Постой, постой, – повторил он, – а кто это такая, Белла Константиновна Козак?