Текст книги "Лейтенант Шмидт"

Автор книги: Геннадий Черкашин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Жил-был на свете человек. И звали его Пётр Петрович Шмидт.

В 1905 году он жил в Севастополе. В двухэтажном домике на

холме. Рядом стоял белоснежный Адмиральский собор. В его

подземелье под чёрными мраморными плитами покоились четы-

ре героя, четыре адмирала: П. С. Нахимов, В. А. Корнилов,

В. И. Истомин и учитель их М. П. Лазарев. Когда случалось мо-

рякам проходить мимо, отдавали они честь героям. И возвы-

шался этот священный для российских моряков дом над Сева-

стополем, словно белый маяк.

А из окон дома, в котором жил П. П. Шмидт, открывался

вид на белые домики под красными черепичными крышами,

кроны виноградников, крошечные сады на вырубленных в ска-

лах террасах. Там жили моряки, рыбаки, рабочие порта, их жё-

ны и дети.

Из окон была видна и просторная Севастопольская гавань,

где стояли корабли Черноморского флота – тяжёлые броненос-

цы, изящные крейсеры, низкосидящие, почти сливающиеся с

водой стреловидные миноносцы. Две каменные крепости – Кон-

стантиновская и Михайловская батареи – прикрывали вход в

гавань на случай внезапного появления неприятеля со стороны

моря.

По вечерам, не покидая дома, можно было наблюдать, как

в узкую щель, отделявшую морскую синеву от небесной, опус-

кается огромный багровый диск. В ту секунду, когда в послед-

ний раз сверкал солнечный луч, на одном из кораблей стреляла

холостым зарядом пушка – и красивая чистая мелодия, лью-

щаяся из сигнальных труб, возвещала, что на всех судах начи-

нается ритуал спуска флага.

Пётр Петрович был моряком. Командиром миноносца.

И отец его – Пётр Петрович Шмидт – был моряком.

И дед его – опять же Пётр Петрович Шмидт – тоже был мо-

ряком.

Все в их роду были моряками – вот такой это был род.

Командир миноносца лейтенант Шмидт помнил, как отец —

старый боевой адмирал, впервые взял его в море. В тот день он

увидел над головой белый парус, струящуюся за бортом зелё-

ную в белых прожилках воду, ощутил на губах горький вкус

соли, услышал, как в небе кричат чайки – и навсегда полюбил

море.

Ещё этот человек любил музыку. По вечерам он открывал

футляр и вынимал виолончель.

В море ли, на берегу ли, стоило ему заиграть, как люди бро-

сали свои занятия и затаив дыхание слушали, как поёт его

виолончель.

Нет, не виолончель пела, пела сама душа Петра Петровича.

Песня утверждала, что мир – прекрасен! Человек – прекрасен!

Но отчего так грустно вдруг запели струны?.. И почему рожда-

ется чувство тревоги?

Море и музыка...

Музыка и море...

Две стихии, живущие одна в другой. Ураганный ветер, стре-

лы молний, гром!.. Смертельная пляска волн... Крики о помо-

щи... И вдруг – покой... Штиль... Зеркальная гладь, в которой

отражаются облака... И звёзды – мерцающие словно роса на

рассвете...

Ему ли было не знать всё это?!. До войны с Японией, кото-

рая началась в 1904 году, водил Пётр Петрович большие паро-

ходы по морям и океанам. О таких капитанах, как он, моряки

ещё при их жизни рассказывают легенды. Однажды его судно

«Диана», когда на вахте стоял первый помощник, наскочило

на камни близ датского острова Мэн. В пробоину хлынула во-

да, «Диана» стала оседать. Ночная мгла, шторм. Но капитан не

растерялся. Приказав команде покинуть на шлюпках судно, он

с четырьмя добровольцами остался на «Диане» и спас её от

гибели.

И был этот человек сухощав, строен, выше среднего роста.

Русые волосы, русые усы и синие, как васильки, глаза. Однако,

когда он негодовал, эти глаза становились светлыми и холод-

ными, как горный ключ. Когда печалился – синева темнела,

как темнеет море перед штормом.

Пожалуй, сейчас самое время вспомнить, что происходило

тогда в России.

9 января 1905 года в столице царской России городе Петер-

бурге...

Сердце сжимается, когда представляешь себе этот страшный

день. Как можно было пойти на такое преступление? Приказать

солдатам, чей долг защищать родину от врага, зарядить винтов-

ки боевыми патронами и открыть из них огонь по женщинам,

детям, по тем, кто своими руками сделал эти винтовки, одел и

обул армию, кто проводил своих сыновей и мужей на войну с

Японией...

А ведь они шли, как на праздник. Принарядились и детей

принарядили. В руках иконы. Шли к царю на поклон. Надея-

лись: выйдет царь Николай Александрович Романов на крыль-

цо своего роскошного Зимнего дворца и внимательно выслушает

их – народ свой. Надеялись: узнает он, как горбят они свои

спины на заводах и фабриках от зари до зари, а хозяева сви-

репствуют и платят гроши, и штрафуют за любую мелочь не-

щадно. Думали: узнает обо всём этом царь-батюшка и засту-

пится. Найдёт управу на обидчиков. И жизнь сразу станет

лучше.

Вот с тем и приближались к Дворцовой площади толпы пе-

тербургских рабочих. Вот уже и Зимний дворец впереди пока-

зался. Ещё немного – и увидят они своего царя...

Когда солдаты, вскинув ружья, без всякого предупреждения

дали залп по мирной толпе, всё разом выяснилось: «ЦАРЬ НЕ

ЖЕЛАЕТ ИХ ВИДЕТЬ! ПРИКАЗАЛ СОЛДАТАМ СТРЕЛЯТЬ В

СВОЙ НАРОД! УБИЙЦА ЦАРЬ! НИКОЛАЙ КРОВАВЫЙ!»

Случилось это в воскресенье 9 января 1905 года.

Весть о «Кровавом воскресенье» молнией облетела всю Рос-

сию. Задумались люди: «Что делать теперь? У кого защиты

искать? На кого надеяться?»

И многие так ответили: «Нет и не было правды на земле.

У кого власть, тот и барин. А сила и железо гнёт. Так что си-

деть надо тихо и всё терпеть».

Этого и добивался царь, когда приказал солдатам пулями,

штыками да нагайками проучить народ.

Но не все в России так думали, и не все захотели покорно

склонить головы. Нашлись смелые и гордые люди, которые счи-

тали, что за лучшую жизнь надо бороться. Только в борьбе

можно добиться свободы и равенства для всех.

А вот что случилось летом того же года, в июне.

Броненосец Черноморского флота «Князь Потёмкин Таври-

ческий» покинул Севастопольскую гавань и вышел в открытое

море.

Лето в тот год выдалось жаркое, солнце пекло немилосерд-

но. От зноя и духоты в трюмах теряли сознание люди, но воен-

ный корабль всё дальше уходил в море, на север – туда, где

поднималась над водой песчаная Тендровская коса. Кочегары

лопатами швыряли в топку уголь, густо дымили три жёлтых

трубы, броненосец шёл на всех парах, оставляя за кормой

широкий пенистый след. Там, у косы, предстояло морякам

стрельбой по мишеням опробовать новые башенные ору-

дия.

Пришли на место, встали на якоря. Уже сумерки наступа-

ли – время, когда на смену бризу – дневному морскому вет-

ру – приходит тёплый степной вечерний ветер, пахнущий по-

лынью. На западе ещё алеет закат, а с востока уже наплывает

ночь, охватывая небосвод.

В назначенный час серебряные боцманские дудки сыграли

отбой, матросы разобрали свёрнутые койки и подвесили их на

крюках, словно люльки.

И разве могло прийти кому в голову, что уже в полдень гря-

дущего дня на броненосце вспыхнет мятеж и броненосец «По-

тёмкин» обретёт бессмертие?

Всё началось во время обеда – матросы отказались есть чер-

вивое мясо, которым их уже не раз потчевали. Чтобы усмирить

команду, офицеры отдали приказ расстрелять нескольких мат-

росов. Их оттеснили штыками к борту и набросили на головы

огромный парус. Тяжёлый брезент прижал приговорённых к

палубе, притиснул друг к другу, и, когда казалось, что уже ни-

что не может спасти их от гибели, товарищи матросы броси-

лись на выручку. Офицеры выхватили револьверы, но было

уже поздно – вслед за командиром полетели за борт ещё пять

офицеров. Остальные сдались, их обезоружили и высадили на

берег.

В этой схватке погиб матросский вожак большевик Григо-

рий Вакуленчук. Его похоронили в Одессе, куда пришёл, неся

на мачте красный флаг, мятежный броненосец.

В Петербург царю полетели телеграммы:

«ВОССТАЛ БРОНЕНОСЕЦ!!! УГРОЖАЕТ ОРУДИЯМИ ОДЕССЕ!!! РА–

БОЧИЕ ОДЕССЫ ПОДДЕРЖИВАЮТ МЯТЕЖНИКОВ!!! ВОЗВОДЯТ БАР–

РИКАДЫ НА УЛИЦАХ!!! ЭТО – РЕВОЛЮЦИЯ!!!»

Царь распорядился: в Одессу послать войска, а против бро-

неносца выслать весь Черноморский флот и во чтобы то ни ста-

ло потопить мятежный броненосец.

Что оставалось мятежной команде «Потёмкина»? Спустить

красный флаг и сдаться. Или оставить броненосец на якорях в

Одесской гавани, а самим покинуть корабль и раствориться в

одесской толпе. Бежать от смерти или каторги – что может

быть естественнее для человека?!.

Но решили иначе: выйти навстречу идущей из Севастополя

эскадре. Мятежный корабль шёл один против всех. И на обеих

его мачтах развевались алые флаги. Было это столь неожидан-

ным и дерзким, что адмирал Кригер вместо того, чтобы прика-

зать открыть по броненосцу огонь из всех орудий, поднял на

мачте своего броненосца сигнал: «СЛЕДОВАТЬ СУДАМ ЭС-

КАДРЫ ЗА МНОЙ». После этого он повернул свой корабль и

повёл всю эскадру назад – в Севастополь. Адмирал Кригер ис-

пугался, что вся эскадра перекинется на сторону мятежного

броненосца.

Так впервые не был исполнен приказ царя. Флот, который

обязан был захватить или потопить мятежный броненосец, сам

бежал от него, спрятался в Севастопольской гавани под защи-

той береговых батарей.

Броненосец «Потёмкин» под красным флагом гордо прошёл

мимо Крымских скалистых берегов, мимо вечнозелёного Кав-

казского побережья, но нигде не нашёл поддержки. На исходе

были уголь, запасы пищи, вода. И потёмкинцы решили уйти в

Румынию.

Когда Владимир Ильич Ленин, который в это время нахо-

дился в эмиграции в Женеве, узнал из газет о приходе «Потём-

кина» в румынский порт Констанца, он назвал броненосец

«НЕПОБЕЖДЁННОЙ ТЕРРИТОРИЕЙ РЕВОЛЮЦИИ».

Вот каким был этот год – 1905. Год начала ПЕРВОЙ РУС-

СКОЙ РЕВОЛЮЦИИ.

Революция была похожа на шквал – так внезапно менялись

события. Все знали, что было вчера. Никто не знал, что будет

завтра. Уже наступила осень...

В ту осень не дымили трубы российских заводов, не пылали

доменные печи Донбасса и не мчались по рельсам, выбрасывая

снопы искр, пассажирские и товарные поезда.

ВСЕРОССИЙСКАЯ СТАЧКА. По всей стране народ требовал

перемен. Не просил, как это было в январе, а ТРЕБОВАЛ!

Военный губернатор Петербурга генерал Трепов отдал при-

каз: «Против демонстрантов патронов не жалеть!!!»

Но рабочие упрямо выходили на демонстрации и не выхо-

дили на работу. Они требовали равных прав для всех. Торгов-

цы взвинтили цены на продукты. Рассуждали: «Голод не

тётка, захотят есть – вернутся к станкам!» Но и это не помог-

ло – рабочие не сдавались.

А царь – виновник «Кровавого воскресенья», что делал он?

Вместе с семьёй и придворными он спрятался в маленьком

дворце на берегу Финского залива и трусливо ждал известий от

своих министров и генералов.

В те годы возглавлял царских министров граф Витте. Это

был очень умный и хитрый чиновник, политик, дипломат.

– Ваше величество, – сказал он, обращаясь к царю, – если

вы не пообещаете народу всех свобод, которых он требует,

произойдёт революция. Издайте манифест. Пообещайте в этом

документе народу всё, что он желает, и народ притихнет. Рабо-

чие вернутся на заводы и фабрики, крестьяне перестанут жечь

усадьбы помещиков, страна успокоится, и всё останется по-

прежнему.

Царь согласился – и 17 октября 1905 года поставил свою

подпись на манифесте, который написал граф Витте.

Всю ночь стучали телеграфные аппараты, сообщая ВСЕМ...

ВСЕМ... ВСЕМ... О ДАРОВАННЫХ ЦАРЁМ СВОБОДАХ.

Наступил новый день – 18 октября 1905 года.

На улицах люди обнимали друг друга, кричали «ура», пла-

кали от счастья. Верили: теперь всё пойдёт иначе. Будут союзы,

будут партии, будут собрания, и больше никто никогда не по-

смеет запретить произносить слова правды! А разве правда, вы-

сказанная вслух, не оружие в борьбе за справедливость?!

И на митингах, которые вспыхивали сами по себе на улицах,

на бульварах, на площадях и набережных, люди открыто гово-

рили о своих чаяниях и надеждах, ещё не зная, как закончится

этот день...

В Севастополе митинг бушевал на Приморском бульваре.

И лейтенант Шмидт стоял в ликующей толпе и слушал орато-

ров, которые поднимались на деревянный помост эстрадной ра-

ковины, где по вечерам играл духовой оркестр. Оркестр и сего-

дня играл, но не привычные вальсы, а «Марсельезу» – француз-

скую революционную песню.

– Почему играют «Марсельезу», а не гимн «Боже, царя

храни»? – останавливаясь возле Петра Петровича, удивлённо

проговорил капитан второго ранга Славочинский. – Это непо-

зволительно!

– Да потому, – ответил Пётр Петрович, – что «Марселье-

за» – песнь свободы! И в такой день, когда российские рабочие

в упорной борьбе завоевали гражданские свободы, пристало ли

им петь гимн царю?

– Ну знаете ли! – возмутился Славочинский. – Услышать

такое от офицера и дворянина – это... это... это вам так просто

не пройдёт! И запомните, лейтенант: его величество русский са-

модержец Николай Второй даровал свободы своим поддан-

ным! И посему его величеству и надлежит петь хвалу в знак

благодарности. С вами же я более не знаком.

– Вот и отлично, – проговорил Шмидт и сам поднялся на

помост. Он знал, что скажет людям: надо идти к тюрьме и тре-

бовать, чтобы городские власти немедленно освободили полити-

ческих заключённых.

...Спускалась ночь, чёрная и звёздная, но люди, собравшиеся

на площади перед тюрьмой, не спешили расходиться по домам.

Они ждали, когда распахнутся тюремные ворота и появятся уз-

ники, мужественные люди, не побоявшиеся вступить в едино-

борство с самодержавием.

И Пётр Петрович был тут же. Это он передал начальнику

тюрьмы требование освободить политических. И не сомневался,

что сейчас это произойдёт.

Вот и вправду дрогнули створки ворот. И по толпе пронёсся

вздох облегчения – наконец-то!

Ворота отворялись медленно, слишком медленно... А когда

они полностью отворились, из темноты двора шагнула, запол-

няя освещённый электрическими лампами проём ворот, шерен-

га солдат, за ней вторая. И солдатские шеренги ощетинились

частоколом трёхгранных штыков.

– Ра-а-зой-дись! – визгливо крикнул офицер. – Считаю до

трёх...

– Не посмеет, когда сам царь гарантировал неприкосно-

венность личности, – прозвучал чей-то негромкий голос в на-

ступившей тишине. – Небось знает об этом их благородие.

– За-а-ря-жай! – скомандовал офицер.

Клацнули затворы.

– Рраз... Два-а... Три... Пп-ли!

И резкий залп взорвал тишину. Толпа ахнула, попятилась,

отпрянув, и с криками бросилась врассыпную. А выстрелы

неслись следом. Неправдоподобно трескучие... Смертельные...

Хоронить убитых собрался весь город. Рабочие и рыбаки, их

жёны, ученики гимназий и реального училища, портовые груз-

чики, землекопы, врачи и учителя. Уже десятки тысяч горожан

запрудили обагрённую кровью площадь и прилегающие улицы,

а люди всё подходили и подходили, чтобы проводить в послед-

ний путь убитых. Восьмерых мужчин и женщин.

Солнце плавилось в сверкающих трубах духовых оркестров.

И терпко пахли осенние цветы многочисленных венков. Музы-

канты играли марши тихо и торжественно. И люди плакали,

вдруг ощутив себя единой семьёй. Все – братья и сёстры, все —

друзья, все – товарищи! И они впервые, обращаясь друг к дру-

гу, произносили не привычные «сударь» и «сударыня», не

«господин» и «госпожа», а – «товарищ». Слово, порождён-

ное доверием, объединяло: здесь – товарищи, там – враги,

убийцы!

Пришла очередь говорить Петру Петровичу.

– Братья! – сказал он. – Товарищи! Сегодня, прощаясь с

погибшими за свободу, поклянёмся им в том, что мы никогда

не уступим завоёванных нами человеческих прав! Поклянёмся,

что весь жар своих сердец мы отдадим на благо рабочего, не-

имущего люда! Поклянёмся, что доведём начатое ими дело до

конца!

– Клянёмся! – выдохнула толпа, и слово это прокатилось

вдоль человеческой реки, которая на многие километры раз-

лилась за кладбищенскими воротами.

Адмирал Чухнин в бешенстве топал ногами.

– Арестовать! – кричал он. – Немедленно арестовать этого

смутьяна! И засадить на броненосец, в канатный ящик, на воду

и сухари!.. Он опозорил честь флотского офицера, будь моё

право – я бы его за эти подстрекательские речи против госуда-

ря тут же и расстрелял бы...

А в это время Пётр Петрович стоял перед распахнутым ок-

ном своего дома и смотрел, как солнце погружается в море.

Вечер был тёплым, тихим. Красные, жёлтые, лазоревые краски

заката, разлившиеся по воде от края до края, теперь стекались

к середине, образуя яркую дорожку, соединившую горизонт с

берегом.

Пётр Петрович думал о том, что царь в очередной раз обма-

нул народ, что всё, обещанное в манифесте, – неправда.

В дверь кто-то позвонил. Пётр Петрович прошёл в прихо-

жую и откинул щеколду. Перед ним стояли мичман с револь-

вером на поясе и четверо матросов с ружьями.

– Согласно приказу главного командира Черноморского

флота адмирала Чухнина вы арестованы! – сказал офицер. —

Прошу подчиниться и следовать за нами.

Его повели, как преступника – двое с ружьями наперевес

шли впереди, двое других – сзади. Люди на улицах растерянно

провожали взглядом эту процессию. После недавних событий

все горожане знали в лицо лейтенанта Шмидта. Вот они вышли

на Нахимовскую площадь, в центре которой возвышалась брон-

зовая фигура прославленного флотоводца, и через колоннаду

Графской пристани спустились к ожидавшему их катеру.

Известие, что лейтенант Шмидт арестован за свою речь на

похоронах, в тот же вечер облетело весь город. Об этом гово-

рили на бульварах, в кофейнях, на причалах...

На следующий день, не сговариваясь заранее, люди стали

собираться на Приморском бульваре – на том месте, где не-

сколько дней тому назад Шмидт позвал их идти к тюрьме с

требованием освободить политических заключённых. И их

освободили в день похорон. Испугались, что народ возьмёт

тюрьму штурмом. А теперь вот пришёл черёд потребовать от

властей освободить самого Петра Петровича.

Когда на эстраду поднялся пожилой рабочий порта, заме-

чательный мастер, уважаемый всеми человек, толпа притихла,

приготовившись слушать, и мастер сказал:

– Товарищи, я предлагаю избрать Петра Петровича Шмид-

та пожизненным депутатом всех севастопольских рабочих.

– Правильно! – послышалось в ответ. – Да здравствует наш

депутат Шмидт, ура!

– Делегацию к Чухнину будем посылать, – сказал мас-

тер. – С требованием освободить нашего пожизненного депута-

та! И всё! И баста!

В трюме, где его заперли, не было окон. Большой желез-

ный ящик. Тусклая лампочка, которая горит днём и ночью.

Кровать. Стол.

В этом ящике он задыхался. Глоток свежего, морского воз-

духа! Хотя бы один глоток! В тетрадке, напрягая глаза, он за-

писывал речь, которую произнесёт на суде. Да, его будут су-

дить как подстрекателя и бунтовщика. Ну что ж, на суде он

выскажет всю правду! И то, как офицеры издеваются над мат-

росами. И как засекают людей до смерти оголтелые от безна-

казанности казаки... Как убивают людей за одно лишь желание

просить у царя заступничества от озверевших, потерявших со-

весть притеснителей. И пусть после суда преступное прави-

тельство лишит его дворянства, офицерских чинов, всех его

прав и привилегий, он не испугается. Он бросит им в лицо

свой приговор: существующая власть преступна и потому об-

речена. На смену придёт народная власть.

От напряжения в глазах появлялась резь. Пётр Петрович

ложился на кровать, закрывал глаза, давая им немного отдох-

нуть, и снова садился писать свою речь.

В Петербург морскому министру ушла телеграмма:

«ШМИДТА НУЖНО НЕМЕДЛЕННО УВОЛИТЬ – ЧРЕЗВЫЧАЙНО

ОПАСЕН!

АДМИРАЛ ЧУХНИН».

Телеграмму адмирал отправил сразу же после того, как к

нему явилась депутация севастопольских рабочих с требовани-

ем освободить Шмидта. Испугавшись новой забастовки, адми-

рал Чухнин отдал приказ освободить лейтенанта Шмидта. Че-

рез несколько дней Пётр Петрович был на свободе.

Восстания вызревают долго и вспыхивают внезапно. Так сре-

ди ясного летнего дня вдруг в мгновение ока собираются тучи,

сверкают молнии, гремит гром и проливается ливень.

Ноябрьским утром на трёхтрубном крейсере «Очаков»

команда отказалась поздороваться с командиром. В ответ на

приветствие матросы громко крикнули: «Командира долой!»

И крик этот был услышан на всех судах эскадры. И поверну-

лись в сторону трёхтрубного крейсера лица матросов, выстро-

ившихся на палубах броненосцев, крейсеров и миноносцев.

И побледнели лица офицеров, услышавших и увидевших та-

кое.

В этот день Чухнину доложили, что и на других кораблях

неспокойно, в морской же дивизии и того хуже – матросы от-

крыто собираются на площади, митингуют...

Вечером на тайном совете Чухнин предложил своим адми-

ралам осуществить вероломный план – натравить друг на друга

матросов и солдат пехотных полков и артиллерии.

Было решено во время большого митинга, когда солдаты

Брестского полка и матросы Морской дивизии соберутся вмес-

те на площади и станут слушать ораторов, окружить площадь

с одной стороны боевой ротой солдат Белостокского полка, а

с другой в засаду поставить две боевые роты матросов. Кто-то

из морских офицеров должен из окна застрелить нескольких

солдат, в ответ пехотный офицер должен скомандовать: «Сол-

даты, нас убивают эти подлецы матросы! Бей их!» Адмирал не

сомневался, что в начавшейся перестрелке погибнет много на-

роду, но этого он как раз и добивался. Тогда солдат удастся за-

переть в своих казармах, матросов – в своих, с кораблей за-

претить всякие отлучки на берег. «Одним ударом мы разъеди-

ним их и сделаем смертельными врагами», – провозгласил цар-

ский адмирал.

Осуществить это поручили контр-адмиралу Писаревскому.

Около полудня 11 ноября матрос боевой роты Петров был

поставлен фельдфебелем возле деревянного забора. На груди

матроса красовался Георгиевский крест, которым матрос был

награждён за участие в героическом бою крейсера «Варяг» с

эскадрой японских кораблей. Не сдался врагу русский крейсер,

не посрамил отечества. Вся страна чествовала героев, когда они

вернулись на родину.

И вот стоял этот матрос на посту в ожидании дальнейших

распоряжений, когда услышал чей-то приглушённый голос.

Матрос нашёл в заборе щель и увидел, что в двух шагах от не-

го контр-адмирал Писаревский что-то объясняет трём офице-

рам, один из которых был пехотным штабс-капитаном. Хоть и

тихо говорил Писаревский, но Петров услышал главное, и серд-

це его похолодело от того злодейства, которое здесь замышля-

лось. «Сам пусть погибну, но убивать своих товарищей не

дам», – решил матрос и, просунув в щель дуло винтовки, вы-

стрелил сначала в адмирала, затем в пехотного офицера. Он

уже собирался выстрелить в следующего, когда сзади на него

навалился фельдфебель.

– Ты что делаешь?! – закричал он. – В кого стреляешь?

– В «драконов», – ответил Петров. – Товарищей своих спа-

саю.

Прибежавшие на выстрелы матросы не дали арестовать Пет-

рова. Окружив его, они вывели Петрова на площадь, чтобы он

всем рассказал о том, что задумали учинить офицеры.

– Смерть «драконам»!.. К оружию! – закричали матросы и,

бросившись в казармы, стали расхватывать ружья.

Севастопольское восстание началось...

Пётр Петрович Шмидт прожил тридцать восемь лет, плавал

по морям, читал книги, играл на виолончели... Когда пришёл

день решать, с кем он и как жить дальше, не колеблясь, принял

сторону народа и встал на путь борьбы, зная, как сложен и

опасен этот путь.

Да, Пётр Петрович Шмидт мог дослужиться до адмирала,

как отец. Мог водить по морям и океанам большие пароходы,

видеть города и страны, посещать музеи, ходить на концерты.

А он произнёс речь о защите свобод, был арестован, посажен в

душный трюм броненосца...

Но это было лишь началом его подвига. Вскоре Шмидт

в ответ на просьбу матросов дал согласие возглавить восстание.

Он дал согласие, зная, что восстание, которое вспыхивает

стихийно, без предварительной, тщательной подготовки, без

поддержки всего народа, обречено на поражение. Он дал согла-

сие, зная, что по приказу царя в Севастополь уже стягиваются

карательные войска. Он дал согласие, зная, что красные флаги

развеваются только над крейсером «Очаков», который покину-

ли офицеры, и над Морской дивизией.

С утра 15 ноября на берегу тихой, залитой солнцем Сева-

стопольской гавани толпился народ. Ждали, что произойдёт на

рейде. Когда сигнальщики протрубили к подъёму флага, все в

беспокойстве замерли. Какой флаг поднимут на кораблях:

красный или привычный бело-голубой? Кроме «Очакова» лишь

на нескольких миноносцах осмелились поднять красные флаги.

Вдруг крик удивления взлетел над береговой линией: люди

увидели сигнальные флажки, которыми украсилась мачта

«Очакова».

– Что там написано? – спрашивали нетерпеливые. И им

отвечали: – «КОМАНДУЮ ФЛОТОМ. ШМИДТ».

Прошло несколько минут, и с берега увидели, как от крей-

сера отошёл контрминоносец «Свирепый». На палубе контрми-

ноносца – оркестр, а впереди, на носовой палубе, люди разли-

чили стройную фигуру в офицерском сюртуке. Это был Шмидт.

«Свирепый» пошёл прямо к линии броненосцев.

– Но ведь Шмидта сейчас убьют!.. – ахнул кто-то. – Застре-

лят из револьвера...

Его и вправду сейчас могли убить. Любой из офицеров, ко-

торые стояли на палубах броненосцев. И Пётр Петрович знал

это, когда принял решение объявить себя красным адмиралом

и обойти все корабли эскадры, призывая матросов присоеди-

ниться к «Очакову». Он не знал главного – ночью офицеры за-

перли матросов в кубриках. Наверху, у орудий, остались толь-

ко самые благонадёжные.

Маленький контрминоносец медленно проходил мимо ги-

гантских броненосцев, но выкрикивающие проклятия и оскорб-

ления офицеры пока не рисковали открыть огонь. «У них нет

приказа», – догадался Шмидт и решил идти прямо к транспорт-

ному судну «Прут». На судне находились арестованные потём-

кинцы.

Охрану взяли врасплох. Здесь не ожидали нападения. Ведь

«Прут» стоял под защитой броненосцев. Из трюмов, превра-

щённых в камеры, выбегали на палубу бледные, небритые уз-

ники, кричали и смеялись от радости.

«Ну вот, – подумал Шмидт, пожимая руки взволнованных

людей, – мы их и освободили!»

Бой начался днём в 3 часа 15 минут.

Почти одновременно по «Очакову», по контрминоносцу

«Свирепый» и по другим кораблям с красными флагами откры-

ли артиллерийский огонь канонерская лодка «Терец» и флаг-

манский броненосец «Ростислав». Затем к ним присоединились

тяжёлые орудия других броненосцев и береговых фортов. Сна-

ряды пробивали борта трёхтрубного крейсера и взрывались в

трюмах. Начался пожар...

На крейсере так и не спустили флага. Огонь по «Очакову»

не прекратился даже после того, как на крейсере кончились

снаряды. Били в упор. По крейсеру. По шлюпкам с ранеными.

Из пулемётов расстреливали тех, кто пытался доплыть до бере-

га.

...Утром среди лазурной бухты люди увидели чёрный, обуг-

лившийся, всё ещё дымящийся непокорившийся крейсер и по-

разились наступившей тишине. Что стало с вождём восстав-

ших, никто из горожан не знал. Одни утверждали, что он сго-

рел на крейсере. Другие, что он утонул. Третьи надеялись, что

ему удалось спастись. Всякие ходили разговоры, пока люди не

узнали правду: с вывихнутой ногой Пётр Петрович был захва-

чен на подбитом миноносце, а затем тайно переправлен в Оча-

ковскую крепость.

Его расстреляли на рассвете 6 марта 1906 года на пустынном

острове Березань. И рядом с ним приняли смерть от рук пала-

чей матросы-большевики Никита Антоненко, Александр Глад-

ков и Сергей Частник.

А по всей России из уст в уста передавались слова, которые

сказал Пётр Петрович на суде:

«Я ЗНАЮ, ЧТО СТОЛБ, У КОТОРОГО ВСТАНУ Я ПРИНЯТЬ СМЕРТЬ,

БУДЕТ ВОДРУЖЁН НА ГРАНИ ДВУХ РАЗНЫХ ИСТОРИЧЕСКИХ

ЭПОХ НАШЕЙ РОДИНЫ. ПОЗАДИ, ЗА СПИНОЙ У МЕНЯ, ОСТАНУТСЯ

НАРОДНЫЕ СТРАДАНИЯ И ПОТРЯСЕНИЯ ТЯЖЁЛЫХ ЛЕТ, А ВПЕРЕ–

ДИ Я ВИЖУ МОЛОДУЮ... ОБНОВЛЁННУЮ... СЧАСТЛИВУЮ РОССИЮ!»

* * *

Когда вы приедете в Ленинград, пройдите по красивой на-

бережной, где стоят Академия Художеств, Высшее Военно-

морское училище имени М. В. Фрунзе – бывший Морской кор-

пус, который окончил П. П. Шмидт. Пройдите по мосту, перед

которым в октябре 1917 года совершила свой исторический

выстрел легендарная «Аврора». И снова вспомните жизнь че-

ловека, именем которого названы и этот мост, и набережная,

по которой вы только что гуляли.

МОСТ И НАБЕРЕЖНАЯ ЛЕЙТЕНАНТА ШМИДТА.

А на Чёрном море, на каменистом острове Березань, высит-

ся белый памятник. Идут мимо пароходы – трубят, проходят

военные корабли – флаг приспускают в честь ПЕРВОГО КРАС–

НОГО АДМИРАЛА.