Текст книги "НеЯ и другие рассказы"

Автор книги: Геннадий Ахмедов

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 3 страниц)

Наконец, я решил посмеяться над собой и тоже улыбнулся.

– Вот идиот, зелёное с синим спутать!

Я снял с себя носки и засунул их в карманы штанов.

– Это от волнения, мы после душа спешили…, – и пока я собирался ещё что-то сказать в своё оправдание, в лагере призывно зазвучала музыка: начиналась дискотека.

– О, дискотека! – весело произнесла Сияна. – Пошли танцевать?!

– Пошли!

Время уже вечернее, темнело быстро, а танцплощадка горела яркими огнями. Поначалу мы с Сияной танцевали в кругу её подруг, затем я просто «выпал» и больше стоял в стороне, наблюдая за ней, но все медленные танцы, конечно же, были только наши. И вот, после очередного «вальса», передо мной возник парень из параллельного отряда по кличке «Стильный», кличка полностью соответствовала его внешности.

– Пошли на пару слов, – обратился он ко мне.

– Чего ты хочешь? – свысока ответил я, понимая: что-то здесь не то.

– Пошли, отойдём!

– Говори, что тебе надо, или отходи сам.

– Слушай, пацанчик, ты знаешь Миху? – возмущенно спросил Стильный.

Я ответил сбивчиво, – ну знаю, ну….

– Не нучи, – приказал Стильный и продолжил. – Миха тебя оповещает: если ты не отвалишь от той гёрлы, – он качнул головой в сторону Сияны, – то я готов уже сегодня составить твой никролох.

– А ты что, у Михи оповещателем работаешь? – улыбнулся я ему в лицо.

– Нарываешься, чирик! Миху весь лагерь забоится.

– Да пошёл ты со своей Михой!

– Ой, не смотрите из-под лоба в свои наглые оба! Ты был предупреждён, пацанчик, самим Стильным.

На этом наш разговор и закончился, Стильный развернулся и стильно ушёл. Я тогда подумал: если бы мы сейчас дрались с ним, я бы одолел его запросто, а вот Миха, – медведь, к тому же старше меня года на два или три. Проблем не избежать, но никакого страха. Больше всего в этот момент меня заботил один вопрос: где Вовка Ли́шин? Поделиться бы с ним вечерними новостями.

После дискотеки я проводил Сияну до корпуса, мы ещё немного поболтали о впечатлениях от вечера и разошлись, договорившись встретиться завтра.

Самочувствие великолепное, настроение приподнятое, сейчас вернусь в отряд, поделюсь им с Вовкой. Однако, это настроение я не донёс, где-то посреди дороги между корпусом Сияны и нашим на моём пути встали двое – Миха и его друг Стильный.

– Эх, пацанчик, я ж тебя предупреждал, – сочувственно произнёс «Стильный», – ну что, отойдём – отольём.

– Сам отходи, – ответил я, мысленно готовясь к бою.

– Миха, ты это слыхал?!

– Да, Стильный, он не рубит! – произнёс Миха – как приговор вынес – и немедля заехал мне кулаком в лицо.

Я не ожидал такого, падал и думал: «Серьезный парень этот Миха, но я-то тоже не лыком шит. Мне бы сейчас удачно приземлиться, и я тебе отвечу, здоровячёк». Слава Богу, асфальтированная дорожка приняла меня мягко, я, как сжатая пружина, отскочил от неё и ударил Миху ногой в живот – надо сказать, тоже неожиданно для него. А вот рука моя не дотянулась до его морды. В этот момент подключился и Стильный: изящным ударом в голову и предательской подножкой он повалил меня, и они, уже вдвоем, ногами набивали мне бока. Я попытался встать, но Миха схватил меня за грудки и снова повалил на спину. Я крепко держал его руки; вдруг, Миха, склонившись надо мной, страшно вскрикнул и обмяк, и только в этот момент я сообразил, что случилось. Несколько секунд назад я услышал треск ломающего штакетника, но не придал этому значения. Оказывается, Вовка Ли́шин возвращался в корпус той же дорогой, что и я. Он увидел, как меня бьют, и не нашёл лучшего выхода, кроме как выломать штакетину в ближайшем заборе и хорошенько, очень хорошенько приложиться Михе по спине. Второй удар предназначался Стильному, но тот, как змея, увернулся и пустился бежать. Миха, понимая, что нас уже двое, а он один, незамедлительно последовал примеру Стильного: бежал он с выгнутой назад спиной и что-то приговаривал.

Кряхтя, я поднялся с земли, отплевался и, достав из карманов носки, вытер ими кровь со своего лица.

– Спасибо, друг!

– На здоровье. Я как чувствовал, что они тебя встретят. Этот зверь Миха давно за Сияной ходит, – Вовка взял меня за подбородок и повернул к луне.

– Что там?

– Ой, «фонарь» будет…

– Ладно, зато светлей дорога…

Утром, когда весь лагерь занимался физзарядкой, я стоял перед своим вожатым Колей, прикрывая рукой фингал, и отвечал на его глупые вопросы.

– Что мне с тобой делать?! Что я скажу начальнику? – бесился Коля.

– Не знаю, – спокойно отвечал я.

– Мне теперь, знаешь, как влетит?!

– Не знаю.

– Не знаешь. Ну давай, рассказывай, как все было.

– Никак. Упал, ударился…

– Ага, – крикнул Коля, – очнулся – гипс! Ты мне мозги не пудри, говори правду.

– Я упал.

– Надо же, упал, и прямо на чей-то кулак! Это что, всё из-за той девчонки из восьмого отряда, с которой ты вчера танцевал?

– Неважно.

– Важно! Я знаю, за ней один дылда ухлёстывает по кличке Миха, переросток. Ему уже в армии пора служить, а он по пионерским лагерям шастает. Ну, раз тётка зам. начальника… – Коля замер, посмотрел в окно, затем на меня и уже совершенно другим, спокойным тоном продолжил говорить. – Я когда-то тоже из-за девчонки подрался, она потом с нами обоими не разговаривала, вот так. Ну, ты, правильно, начальнику так и говори: мол, в темноте споткнулся, упал. Может, фонари повесят… Хотя, на фига они нужны?

После этого Коля выдал ещё пару шуток на тему фонарей и отвёл меня к начальнику лагеря. Разговор с начальником был недолгим и крайне неприятным для меня. Он не стал разбираться, кто прав, кто виноват, а ясно дал понять, что ему всё равно – главное, чтобы в лагере не было детей, внешне «неблагополучных». А так как я один с синяком под глазом, следовательно, я и виноват – тем, что порчу общую «картину», и вопрос о моей отправке домой уже решён. Обсуждались только сроки: сегодня вечером или завтра, рано утром, с первой машиной, но не позже, потому что завтра днём в лагерь приезжают очень важные гости.

Когда я вспоминал эту ситуацию, я каждый раз приходил к мнению, что начальник блефовал, запугивал. Это я понял позже, но тогда я был уверен, что на следующий день, рано утром отправлюсь домой. Не успел познакомиться с девушкой своей мечты, и уже надо было расставаться.

Я и Сияна переживали этот момент болезненно. Мы тогда сбежали со всех мероприятий, уединились на трибуне стадиона и сидели, держась за руки, молчали.

Вскоре на стадионе появился Вовка, весёлый: конечно, ни о чём не догадывался; он приехал на велосипеде, с деревенским мальчишкой на раме.

– Привет! – увидев нас, крикнул Вовка. – Как у меня велик?!

Я показал ему большой палец и одобрительно кивнул.

– У местного населения одолжил. А что это вы такие печальные?

– Влада хотят отчислить, – выдала Сияна, – и сегодня же отправить домой.

Вовка слез с велосипеда, передал его хозяину и подошёл к нам. – Это правда, Влад?!

– Да, Вовка, это правда.

– Не может быть! – возмутился он.

– Я своим видом порчу всю «картину». Завтра какие-то «шишки» приезжают.

– Но это же несправедливо! Я знаю начальника, он всё поймет, он болеет за Спартак, а Спартак вчера выиграл. За мной, братва! – скомандовал Вовка.

Вовка, «отец родной», оставался для меня последним шансом: с его коммуникабельностью и даром убеждения, в крайнем случае, назойливостью, он мог повлиять на любого человека, если этого очень захочет. У начальника лагеря в тот день шансов не было никаких. Вовка давил на жалость и несправедливость, вообще и в частности. В результате было принято решение на время визита гостей спрятать меня от их глаз в нежилом корпусе – в помещении склада.

Рано утром, до подъема, меня разбудил наш вожатый Коля и отвёл в нежилой корпус, в котором хранились разбитая мебель, старые стенды и прочий хлам. И так как мне предстояло просидеть там целый день, я захватил с собой одеяло, подушку и пару книг.

– Отсидишься здесь до вечера, я тебя запру на ключ, еду тебе принесут. Как только гости уедут, я тебя сразу выпущу, – проинструктировал меня Коля.

– А если мне надо будет в туалет?

– В крайнем случае, вылезешь в окно. Тут недалеко туалет, не вздумай в служебный идти. Понял?

– Да.

Коля запер меня и удалился. Я осмотрелся по сторонам, нашёл заранее приготовленные вожатым два матраца, расстелил на них свое одеяло, кинул подушку, книги и завалился спать.

Проснулся я когда Сияна принесла из столовой завтрак. Я распахнул окно и выглянул, перевесившись к ней.

– Привет, Сияна!

– Привет, Влад! Завтрак.

– Давай, – я принял поднос с едой.

– Ну как ты здесь, скучаешь?

– Сплю.

– А у нас линейка сейчас будет, я к тебе потом приду. Хорошо?

– Хорошо.

– Пока, не скучай!

Она помахала мне рукой и пошла, я поставил поднос на стол и снова завалился спать.

Днём ко мне пришла Сияна. Мы сидели на матраце, точнее, я сидел, вытянув ноги вперёд, и опирался на стену, а Сияна лежала на спине; голова её находилась на моей ноге, чуть выше колена. Она пролистала книги и, отложив их в сторону, спросила:

– И как, интересный этот Набоков?

– Да, тебе надо обязательно прочитать, особенно «Машеньку».

– Прочту, когда ты прочтёшь.

– Тогда я тебе не буду рассказывать, о чём она. Неинтересно будет читать.

– А если в двух словах?

– О любви…

– Взаимной?

Я поджал губы,

– О первой.

– А там целуются?

– Конечно.

Сияна посмотрела на меня обворожительным взглядом, и я не удержался, наклонился к ней, поцеловал её в губы. Сделал вдох и снова поцеловал – крепко и долго. Откуда я так умею, ведь, это впервые по-настоящему в моей жизни.

Я не знаю, сколько времени продолжались наши поцелуи, помню, что в реальность нас вернул чей-то голос за окном.

– Смотрите, Иван Степанович, окно плохо закрыто. Что у Вас там?

Мы замерли, глядя на окно.

– А-а, да там, Николай Николаевич, – послышался голос начальника лагеря, – ничего нет, так – хлам один. Пойдёмте, я вам лучше столовую покажу.

– И всё же окно надо закрыть, чтоб никто не влез.

– Закроем, Николай Николаевич, обязательно закроем. Пойдёмте в столовую, осторожно здесь…

Наконец голоса удалились и смолкли. Сияна улыбнулась.

– Это те самые «шишки, – прошептала она.

Вскоре ушла и Сияна – на обед и последующие мероприятия; мы договорились встретиться вечером. Я же до этого времени съел до сих пор нетронутый завтрак – вместо обеда – и дочитал Набокова.

Потом пришёл Коля, сообщил, что гости уехали и я могу быть свободным. Первым делом я полетел в туалет. У входа произошла неожиданная встреча: Стильный и Миха перегородили мне дорогу.

– О, пацанок! Ты ещё не уехал?! – удивился Стильный.

– Щаз-з, разбежался! – ответил я, сжав зубы, но не от злости к нему, а от большого желания попасть в туалет.

Миха в тихой ярости наготовил кулаки и, глядя на меня, произнёс:

– Не груби папе, замордую…

Очень вовремя появился наш вожатый Коля.

– Какие проблемы? – с неподдельным интересом спросил он у Михи.

Миха заметно остыл.

– Никаких.

– Тогда расходитесь.

– Ща, – кивнул Миха вожатому и уже уходя, сказал мне:

– Мы ещё встретимся, и этому своему, со штакетиной, передай – тоже схлопочет.

– Ага, – «бросил» я ему вслед, – передам, горбатый!

В ответ Миха пригрозил мне кулаком.

Первые несколько дней я, если не боялся, то уж точно опасался угроз Михи, но со временем перестал об этом думать и вытеснил их из своего сознания. Знаете, думать о худшем – разрушать себя изнутри; как-нибудь всё решится. Сейчас главное для меня – Сияна. Михе, конечно, рассчитывать не на что: наши отношения с Сияной крепли и перерастали из дружеских в более серьёзные. Этот «старпёр», как выражалась Сияна, – «настоящее чудовище». Это, конечно, так, но кулаки у него железные, и забывать об этом не стоило.

Шли дни, летели ночи, всё складывалось очень хорошо, пока не произошёл один случай. Нет, к Михе он никакого отношения не имеет, дело было совсем в другом. Однажды утром, на зарядке я получил записку от Сияны, как мне показалось, несколько странного содержания. Текст был такой: «Дорогой Влад, этой ночью за мной приехала тётя, и мне надо срочно уезжать. Не знаю, вернусь я в лагерь или нет, но мы обязательно увидимся, потом я тебе всё расскажу. Извини. Сияна».

Для меня это было неожиданно, я растерялся. Ко мне подошёл Вовка, поинтересовался, в чём дело. Я протянул ему записку.

– Читай.

Вовка пробежался взглядом по бумаге, неслышно перебирая губами, затем развёл руки в стороны:

– Ну уж тут я тебе ничем не могу помочь. Уломать директора, съездить Михе по хребту – пожалуйста, а это… даже нет никаких мыслей.

– Я её могу больше не увидеть, – грустно произнёс я.

– Она же написала: «Мы обязательно увидимся». Вот, – Вовка поднёс к моему носу записку.

– Да ладно тебе….

Правду я узнал спустя некоторое время: Сияна была практически сиротой, её воспитывала тётя. У неё был отец, но он жил далеко и одиноко. Тем летом он умер, и тетушка Сияны приехала забрать её, чтобы вместе съездить на похороны.

Но затем всё наладилось. Сияна, похоронив отца, вернулась в лагерь. И, ещё неделю мы наслаждались друг другом. За это время произошло много интересного, а самое главное, мы с Сияной поняли, что не можем жить друг без друга, поэтому решили: после того как вернёмся в город, я переведусь в её школу и последний, десятый класс мы закончим вместе. Ничто не могло омрачить нашего счастья, разве что Миха, который со своим дружком Стильным и парой приятелей в последнюю ночь устроил нам с Вовкой засаду. Обычно в последнюю ночь в лагере никто не спит, вот и мы с Вовкой напрочь забыли, куда шли, когда – неожиданно попали в окружение взбесившихся «дегенератов». Никто из них не проронил ни слова, всё сказали кулаки. В результате утром у нас с Вовкой болели тела, к тому же у Вовки под глазом светился синяк. Так Миха отомстил ему за штакетник.

А, когда после торжественного закрытия сезона всё расходились по автобусам, я, Вовка и Сияна стояли у того самого плаката с надписью «Пионерский лагерь «Огоньки». Вовка достал из рюкзака свой фотоаппарат «Смена-8М» и предложил нам сфотографироваться на прощание. Так появилось чёрно-белое фото меня и Сияны. То самое фото, которое передала мне Лена в машине.

Немногим ранее.

Мы свернули с трассы к детскому дому. Он располагался недалеко от дороги, за глухим железобетонным забором и представлял из себя два трехэтажных корпуса, с решётками на окнах первых двух этажей и благоустроенную территорию вокруг зданий, с детскими и спортивными площадками.

Я припарковался на стоянке, недалеко от запертых ворот. Мы вышли из машины и направились через КПП к основному корпусу. У входа нас встречала заведующая – добрая пожилая женщина в белом халате, Нина Васильевна; она поздоровалась с нами, и пригласила пройти к себе в кабинет.

В кабинете мы устроились на мягких стульях, Лена достала из своей сумки документы, несколько бумажек с синими печатями и передала их Нине Васильевне.

Пока директор изучала бумаги, я окинул взглядом её кабинет и, не найдя в нём ничего привлекательного, уставился на его хозяйку.

– Оксана только о Вас и спрашивает, – словно почувствовав мой взгляд на себе и не отрываясь от изучения бумаг, произнесла Нина Васильевна. Она перевернула лист и продолжила говорить, уже добавив в голос эмоций. – Ну, когда же меня заберут мои новые родители, когда же? А я отвечаю: Подожди немного, Оксаночка, осталось всего-то несколько дней.

– Да, – улыбнулась Лена, – мы тоже переживаем.

Нина Васильевна, наконец, оторвалась от бумаг и, глядя на нас, сообщила:

– Я вижу, с документами всё в порядке, теперь осталось подождать три дня, и в эту пятницу можете забирать Оксану.

Оксана – девятилетняя девочка, с которой мы подружились с первого нашего появления здесь, а случилось это несколько месяцев назад, благодаря нашему решению взять к себе в семью ребенка из детского дома.

– А сейчас мы можем увидеться с Оксаной? – спросил я.

– К сожалению, нет, – виновато ответила Нина Васильевна и, чуть подумав, добавила, – хотя… если только через окно.

– Ну, хорошо, хотя бы так.

– Тогда пойдёмте, – скомандовала заведующая.

Я и Лена вышли на улицу, встали под окном, как мы уже делали раньше, когда прощались с Оксаной, и, всматриваясь в окно с решеткой, молча ждали. Вскоре там появилась коротко подстриженная Оксана: одной рукой она упиралась в подоконник, в другой держала альбомный лист и приветственно размахивала им; сзади её поддерживала воспитательница. Мы стояли молча, улыбались и махали руками в ответ. Я приложил к стеклу ладонь, Оксана прильнула к ней щекой и замерла. Глядя на всё это, Лена заплакала, я же, едва сдерживая слёзы, смотрел Оксане в глаза. Продолжалось это около минуты, пока воспитательница не опустила Оксану вниз. В это время Оксана приложила к стеклу свой лист с изображением трёх «палко-огуречнообразных» человечков: двух больших и маленького посередине. Рисунок этот так и остался прилипшим к стеклу, а Оксана больше не появлялась; на этом «свидание» было окончено.

А вскоре в дверях появилась заведующая.

– Вы знаете, – она торжественно обратилась ко мне, – у меня есть одна важная вещь для вас. – Нина Васильевна подошла к нам и протянула толстый конверт. – Вот, это Оксаны. Так получилось, что он хранился у меня, но теперь это должно быть у Вас.

– Что это? – спросила Лена.

– Это фотографии Оксаны и её мамы, на память.

Лена взяла у директора конверт и поблагодарила её.

Зимой, после окончания сезона в пионерском лагере «Огоньки», Вовка сделал ту самую прощальную фотографию; одну копию он отдал Сияне, а другую мне, только я свою потом потерял.

У нас же с Сияной впереди был неразлучный год вместе. Вместе учились, вместе гуляли, ходили в кино. После окончания школы я знал, что осенью меня заберут в армию, поэтому ни о чём другом и не думал. Сияна готовилась поступать в педагогический институт, почему-то быть актрисой она передумала.

И вот, уже глубокой осенью – последнюю нашу ночь, мы провели вместе, завтра я должен быть на призывном пункте. С тех пор Сияну я больше никогда не видел.

Служить мне пришлось не два года, а три, потому что я попал в военно-морской флот. Через год службы Сияна написала мне прощальное письмо, сообщила, что вышла замуж, ждёт ребенка, по срокам совпадает с рождением Оксаны. А дальше, сразу после армии, я уехал жить в другой город.

У Сияны жизнь сложилась трагически: муж её умер от передозировки наркотиков, а сама она попала в автокатастрофу вместе со своей дочерью Оксаной. В результате Сияна разбилась насмерть, Оксане удалось выжить, но после трёх месяцев больницы, значительно покалеченная, она попала в детский дом.

Теперь, стоя на кладбище перед могилой Сияны, я знал всю её историю. Теперь я понимаю, что пути Господни неисповедимы, и, переворачивая прочитанную страницу, мы начинаем писать новую.

Утром назначенного дня я и Лена стояли у парадного входа детского дома.

Наконец Нина Васильевна выкатила инвалидную коляску с Оксаной. Мы подошли к ним, обнялись, Лена подарила всем цветы.

– А я приготовила вот что, – улыбаясь, произнесла Оксана и показала нам цветной рисунок, который мы уже видели, но тогда он не был законченным. На белом листе три человека держались за руки мужчина, женщина, между ними – девочка и сверху надпись: «Моя новая семья».

Лена взяла рисунок, а я Оксану и посадил её в машину, на заднее сиденье. Затем мы попрощались с Ниной Васильевной и всем персоналом, который нас провожал. Сели в автомобиль и покатили по трассе, домой – из прошлого в будущее.

Английское сочинение

Однажды, зимним ясным днём по Сретенскому бульвару в Москве шёл, не спеша, старик с палочкой. А навстречу ему двигалась группа школьников. Ребята гудели, как разворошённый улей, что-то обсуждали между собой, и временами взрывались залпами неудержимого смеха. Все школьники пили газировку и заедали чипсами, а некоторые бросались этими чипсами друг в друга.

Старик остановился, опёрся на палочку, как на посох, и стал с интересом разглядывать школьников. Те прошли мимо и уже отдалились, а он всё смотрел им вслед задумчивым взглядом. И когда ребята скрылись за поворотом, мужчина постоял ещё некоторое время, а потом присел на ближайшую скамейку – отдохнуть, вспоминая свои школьные годы.

Москва, 1949 год. Зима. Из мужской средней школы № 58, что в Большом Афанасьевском переулке, выбежал двенадцатилетний Антон, а за ним – его друг-одноклассник Вадим. Навстречу им шла учительница литературы Нина Васильевна с кипой бумаги в руках.

– Здрасте, Нина Васильевна! – хором выкрикнули ребята.

– Здравствуйте, – ответила учительница и остановилась. – Подождите, мальчики! Антон, я тебе рисунки подобрала.

Она показала на свою ношу, приподняв её.

– Ой, Нина Васильевна, мы спешим, никак не можем, – быстро произнёс Антон.

Чувствуя, что ребят не остановить, Нина Васильевна не стала настаивать, а только и успела сказать им вслед:

– Тогда, на каникулах обязательно зайди ко мне!

– Хорошо, хорошо, – ответил Антон, выбегая со школьного двора вслед за Вадимом.

Ребята быстрым шагом пересекали дворы арбатских переулков и, в приподнятом состоянии духа пытались поговорить о предстоящих событиях.

– Вадька, а сколько печенья ты сможешь съесть? – спросил Антон.

Вадим улыбнулся:

– Тысячу или две!

– А конфет?

– Ещё больше!

Антон недовольно посмотрел на Вадима и произнёс серьёзно:

– А я всё равно съем больше тебя.

– Надуешься и лопнешь, – предупредил его Вадим.

– А ты не лопнешь?! – возмутился Антон.

– Не лопну! У меня желудок резиновый. И как сказал директор Александр Петрович, у меня и вместо мозгов желудок.

Антон улыбнулся:

– А нечего хлеб таскать в карманах!

– Ну, таскал, и что? – пожал плечами Вадим.

– Ничего. Бежим быстрее, а то опоздаем.

– Бежим!

Друзья перешли на бег и, примчавшись, наконец, к себе во двор в Малом Васильевском переулке, влетели в первый подъезд, а там ввалились в кабинет управдома Николая Степановича и с порога громко поздоровались с ним.

– Здрастье, Николай Степанович!

– Здорово, мужики! – ответил управдом и весело спросил. – Ну, что, готовы к подвигу!?

– Так точно, готовы! – по-солдатски ответил Антон.

– Молодцы! Вот вам и обмундирование, – Николай Степанович показал на два великолепных чёрных смокинга, аккуратно сложенных на стулья.

– Специально для вас, а Зинаида Ивановна и карманы увеличила раза в три.

Ребята, тяжело дыша, уставились на костюмы, смотрели на них как на какую-то реликвию. Смокинги Николай Степанович одолжил в театре имени Евгения Вахтангова, где его жена Зинаида Ивановна служила костюмершей. Она и подбирала их по заказу мужа – так, чтобы было на один-два размера больше, чем у ребят. Правда, таких маленьких костюмов не оказалось, поэтому пришлось где-то подворачивать, подшивать, в общем, проявлять смекалку.

Антон и Вадим с осторожность и трепетом перед диковинным обмундированием облачились в него, натянули поверх смокингов свои пальто, надели шапки. И, после напутственного слова управдома отправились в Английское посольство, бывшую усадьбу Харитоненко Павла Ивановича на Софийской набережной. Там их уже ждали, как почётных гостей.

В синем зале усадьбы вдоль стены стояло десятка два мальчишек одного возраста, одетых в школьную форму – широкие брюки и серо-синие гимнастёрки армейского образца, со стоячими воротниками на пяти пуговицах и клапанами на карманах, тоже снабжённых пуговицами. У некоторых мальчиков гимнастёрки были без карманов, на трёх пуговицах с отложными воротниками. Но все были подпоясаны чёрными кожаными ремнями с пряжками и повязанными алыми галстуками, скрепленные специальным зажимом в виде буквы «З». И только Антон и Вадим непринуждённо стояли и красовались в смокингах, надетых поверх школьной формы.

Перед группой появился представитель английского посольства в элегантном, идеально подогнанном по размеру костюме-тройке. Глядя на взволнованных ребят, он добродушно улыбался. За ним выстроились официантки – женщины в аккуратных белых фартуках и перчатках.

Дождавшись, когда наступит относительная тишина, англичанин обратился к гостям с речью. Он говорил по-русски, но с характерным британским акцентом.

– Уважаемые господа, ребята! – торжественно произнёс англичанин, затем окинул мальчишек внимательным взглядом и продолжил, – разрешите мне от имени королевы Великобритании, правительства Великобритании и от всего народа Великобритании поприветствовать вас в этот предновогодний вечер в нашем посольстве. Я поздравляю вас с наступающим Новым годом и Рождеством! Я желаю вам и вашей стране благополучия и процветания! Надеюсь, вы примете с благодарностью наш ужин, который мы подготовили специально для вас. А также надеюсь, что вы с удовольствием проведёте этот вечер в нашем посольстве.

И ещё раз, оглядев собрание, дипломат приглашающим жестом показал на столы с яствами:

– Господа, прошу всех садиться!

Мальчишки тут же беспорядочно ринулись к накрытым столам и быстро заняли места при помощи официантов. Но никто ничего не трогал, потому что были проинструктированы – пока старший, назначенный из группы, не скомандует, руки свои к еде не тянуть. А на столах перед каждым стояло по тарелке с большим куском сладкого пудинга. В гранёных стаканах, наполненных на три четверти, аппетитно поблёскивал компот. Сверкали столовые приборы. На общих блюдах возвышались горки конфет, печенья и фруктов.

Дети внимательно смотрели на старшего. Наконец, тот встал, рослый и крепкий парень с серьезным лицом, в полной тишине, он посмотрел направо, налево и одобрительно кивнул. Ребята, не спеша, но уверенно потянулись за пирогом и компотом, игнорируя столовые приборы. Конфеты, печенье и фрукты никто не трогал – опять же, ждали команды старшего. Но кто-то один, то ли от бессознательности, то ли от наглости, потянулся за конфетой раньше времени и тут же получил кулаком в бок, чтобы неповадно было нарушать дисциплину, демонстрируя свою несдержанность, и тем самым радовать империалистов, как говорил накануне инструктор.

Официанты же подливали в пустые стаканы компот, подносили новые порции пирогов. Ребята ели быстро, с удовольствием, изредка перебрасываясь друг с другом короткими фразами.

Затем всем было предложено посмотреть на одну из стен зала, абсолютно белую. На неё начали проецировать диснеевские мультфильмы. Чтобы лучше видеть, в зале приглушили свет. Теперь, в загадочной полутьме, уже никто не обращал внимания на старшего. Мальчишки с удовольствием смотрели мультфильмы и громко смеялись. Почти все, делая вид, что едят, брали сладости и незаметно совали их в карманы. Но больше всех в этом преуспели Антон и Вадим, они сидели рядом и контролировали друг друга, дабы, не съесть лишнюю конфету.

– Мне уже некуда совать, – прошептал Вадим на ухо Антону, – давай мы хоть сами пожрём!

– Дома пожрёшь кислых щей, – резко ответил Антон и добавил, – тебе Николай Степанович что сказал? Чем больше, тем лучше!

– Ну, хорошо, – разочаровано выдохнул Вадим и спрятал конфету в карман.

Официанты глядели на мальчишек и делали вид, что ничего не замечают, но, переглядываясь между собою, улыбались.

Наконец-то ужин закончился. Ребятам вручили подарочные наборы, состоявшие из тех же конфет и печенья, а также памятные металлические значки с изображением Биг Бена. А Вадиму и Антону вручили по два подарочных набора, за то, что они пришли в смокингах, и тем самым продемонстрировали свою изобретательность.

И вот они, груженные сладостями, спрятали подарки под пальто и, выйдя из посольства, поплелись домой.

Когда Антон с Вадимом ввалились в кабинет управдома, их восторженно встретили все, кто там находился – несколько девчонок, сверстниц ребят, и сам хозяин.

– Пацаны! – радостно крикнул Николай Степанович.

В ответ Антон нарочито громко выдохнул и произнёс:

– Да, это мы! Ели ноги донесли! Думали, не дойдем от такой-то тяжести.

Николай Степанович улыбнулся и уточнил:

– Так вы ели или несли?

– Только несли, – смутился Антон.

Ребята поставили на стол английские подарки, и принялись выгребать из карманов сладости. Затем они скинули свои пальто, бросив их на пол, сняли с себя смокинги и вытряхнули из них остатки. И тут, вместе с конфетами «Ну-ка отними», «Белочка» и «Утиные носики», из костюма Вадима выпала серебристая вилка изящной работы. Вадим виновато взглянул на управдома и, пряча глаза, смущённо произнёс:

– Это случайно.

Николай Степанович взял вилку, встал под яркую лампочку посреди комнаты, и внимательно осмотрев столовый прибор, серьёзно сказал:

– Так вот почему вы еле ноги несли, от такой-то тяжести!

– Ничего, Николай Степанович, квашеную капусту мешать пойдёт! – пошутил Антон, и все засмеялись.

– Да уж, не сомневаюсь, – сдерживая улыбку, сказал управдом.

Он посмотрел на богатства, лежащие на столе, и добавил:

– Что же, на славу потрудились. Вот только рассказывать об этом никому… – Николай Степанович приложил палец к губам, – ни-ни!

Вадим опешил.

– Как же…?! А я хотел сочинение на тему восьмисотлетия Москвы написать для городского конкурса. Вот бы смехотура получилась!

Все снова рассмеялись.

– Причём тут восьмисотлетие Москвы?! – удивлённо спросил Антон.

– Ага, тебе хорошо, – возмутился Вадим.

И обращаясь ко всем, он объявил:

– Представляете, ему разрешили не писать сочинение, а рисовать!