Текст книги "Газета Завтра 900 (7 2011)"
Автор книги: Газета Завтра Газета
Жанр:
Публицистика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 6 (всего у книги 8 страниц)
Сергей Шаргунов – Упрямый
Однажды писатель Александр Ткаченко, ныне покойный директор Пен-центра, рассказывал мне про своё юношеское приятельство с Владимиром Бондаренко. Потом их развели идейные пристрастия.
– Вдруг пошел он куда-то не туда. Я ему: «Ты что, Володя?». А он: «Так надо». – «Что?» – «Так надо, так надо»…
Эта история понравилась мне некоей забавной таинственностью, а еще тем, что образ Бондаренко представлен неожиданно точно. Он, и правда, упрям. Гнёт свою линию. В каждом тексте его, в каждой книге – упрямое вколачивание: «Так надо, так надо». Он рубит литературу на большие куски. Рубит уверенно, иногда на автомате, привычно, даже вслепую, но обязательно широко, захватывая все направления и периоды.
Рубит.
«Так надо…»
Надо выпускать книги, писать статьи, строить концепции, под которые подверстывать имена и произведения, надо формулировать поколенческую логику, о ком бы ни шла речь – о рожденных в 37-м или 80-м.
И за всем – упрямство. Живое, грубое, природное.
Откуда оно взялось?
От крестьянских предков, из опытов жизни? Знаю, что Бондаренко служил в стройбате, а стройбат, по народному анекдоту, суровые ребята, им оружие не выдают, лопатами всех отхреначат.
Вообще же, Бондаренко напоминает мне прямоспинного американского сенатора, в генезисе – белого фермера. По сути, несмотря на декларируемую любовь к «антибуржуазности» и «левизне», он настоящий правый республиканец. Недаром столько лет делал газетную полосу «Литературная политика». Я бы назвал ее еще «Литературное хозяйство».
Мне кажется, Бондаренко видит литературу как продолжение государства, которое должно быть сильным и иметь стержень – русских. Вполне позиция «кулака» из Арканзаса. Бондаренко много путешествует: в Ирландию, в Австралию, в Китай, в те же США – и отовсюду привозит впечатления и выводы – прямые, здравые, государственнические.
О чем бы и о ком бы он ни писал, общий знаменатель один – Государство. Бондаренко всегда одинаково радушен по отношению к коммунистам и к монархистам, лишь бы были за сильную страну. Он даже готов поддержать радикалов любых мастей – лишь бы они, меняя Россию, сделали ее более самостоятельной, вывели из «компрадорских форматов». Через это «государственничество» и следует воспринимать все его приязни и антипатии.
Бондаренко понимает, что «старая патриотика» исчерпана, но не без отрады отмечает и крах «старых либералов». Он легко идет на контакт с теми, кого считает либералами, будь это Виктор Ерофеев или Евгений Попов, однако, остается верен своим принципам. Остается упрям. И еще, когда я посоветовался с ним, с кем из живых «писателей прошлого» можно сделать книгу бесед, он сразу, загоревшись, стал перечислять и «почвенников», и «западников» в равном числе. Стремление к объективности – это тоже Бондаренко. Отстаивает свой стан, но призывает видеть литературу целостной.
Я благодарен Владимиру Бондаренко за то, что он меня читает, отслеживает современную литературу. Прочитав, он выносит приговор, с которым могу быть не согласен, но всякий раз хочется сказать: «спасибо за внимание». Он поддерживает новых авторов – хотя бы своим вниманием, постоянным упоминанием.
Бондаренко укоряют в стилистических огрехах и «партийности». Может ли критик быть подчинен «идее»? Скажите, ну а каковы оппоненты Бондаренко? Не партийны, что ли, столь многие «либералы» с их чванством и рефлекторным нигилизмом? Не партийны, что ли, те, кто истерично называет российские войска, защитившие Южную Осетию, оккупантами и, следуя «категорическому императиву», приветствует все, имя чему «поражение и немощь»?
Разве не тоталитарны те, кто называет Бондаренко – «нерукопожатным»? Ведь они судят о словесности именно что партийно (например, отношение многих «либералов» к Лимонову, как художнику, принципиально разнится в 90-е и нулевые. Главное для них – политическая целесообразность).
Понимаю недоумение Владимира Бондаренко, когда он, призывая к объективности, спрашивает: где Валентин Распутин, Леонид Бородин, Юрий Бондарев на телеэкране? Чувствую его искренность и боль в желании видеть Россию мощной и народ благополучным. А литературные оценки всегда субъективны. Важно, что Бондаренко упрямо читает и пишет. Он из тех «персонажей культуры», кто структуризирует литературный процесс. В упрямстве Бондаренко есть оттенок усталости, есть и ожесточенность, мол, «терять нечего» – слишком много лет приходилось переть напролом сквозь оскорбления и запреты. Не всякий выдержит. Требуется воля. Или инстинкт. Невероятное упрямство.
В полноценном обществе, где есть мировоззренческий диалог, Владимир Бондаренко мог бы быть отличным ведущим литературной программы на «Радио России» или автором серии фильмов на телеканале «Культура». Это я так, к примеру, к тому, что мне не хватает Владимира Бондаренко в СМИ.
Что еще? А еще в Бондаренко есть чистота, наивность, очарование, подростковый азарт.
Владимир Григорьевич, здоровья Вам и сил в упрямстве!
Захар Прилепин – Вопреки всему
Как ни вспомню Владимира Григорьевича Бондаренко – он всегда с улыбкой. Сто раз мы, может быть, встречались, и всякий раз я видел его таким: вроде неброско, но вместе с тем не без изящества одетый, глаза с добрыми морщинками, быстрый взгляд, быстрая, чуть захлёбывающаяся, но какая-то радостная речь, где спокойное остроумие и неизменная доброжелательность замешены с готовностью в любую секунду жёстко отстоять свою точку зрения, встать в полный рост за друзей своих, за русскую культуру…
Я описал сейчас внешность Бондаренко – и тут же заметил, как он сам похож на то, что пишет, на свою публицистику, на свои критические работы.
Пишет Бондаренко внятным, иногда чуть заговаривающимся – так многое хочется сказать, так многое нужно объяснить! – русским языком и, вместе с тем, не без некоторого внутреннего, ненавязчивого изящества. У него отличная литературная реакция: он быстро читает, быстро схватывает, строит – вроде бы на скорую руку – новые литературные иерархии. Но спустя годы, и даже десятилетия, вдруг выясняется, что писательские (или поэтические) «ряды», которые так любит перечислять Бондаренко – действенны. Те, кого он первым (или одним из первых) заметил, назвал, обозначил, зафиксировал – именно они и оказываются сутью и крепью русской литературы. Самый наглядный пример – поколение 40-летних, обозначенное Бондаренко 30 лет назад, и по сей день определяющее ход русской литературы. Но это только один из примеров – их множество, десятки, если не сотни. Бондаренко, помню, давным-давно очень точно заметил, что поэмы Лимонова «Золотой век» и «Русское» на пару десятилетий предвосхитили весь русский постмодернизм – но наши постмодернисты, естественно, сделали вид, что это не так.
Или, смотрите, какой ещё парадокс.
Это его, Бондаренко, буквально ненавидят многие литераторы, причём как из либерального лагеря, так и из патриотического.
Это его, Бондаренко, в своё время «Огонёк» назвал «врагом перестройки номер один».
Это ему, Бондаренко, злопыхатели повесили в своё время мешок с костями у дверей – намекая, что повесят и его. (О, какой блистательный признак литературного успеха и влияния Бондаренко – такое вот поведение его недругов! Много ли мы знаем критиков, месть которым может вылиться в такие причудливые формы? Пожалуй, я не знаю ни одного.)
И вместе с тем, клянусь вам, Бондаренко – добрейший человек.
Патриотов вообще сплошь и рядом обвиняют чуть ли не в живодёрстве, но я, достаточно хорошо зная и Проханова, и Лимонова, и Бондаренко, всем существом своим чувствую, что это куда более тактичные и добрые люди, чем все наши патентованные либералы, якобы готовые, согласно Вольтеру, умереть за право чужого высказывания. Ага, сейчас, всё бросят и умрут. Видя либеральных глашатаев, десятилетиями не выползающих из телевизионных студий, слыша либеральных критикесс, я всякий раз удивляюсь, какое количество дистиллированной нетерпимости и злобы они источают. Это ж не люди, а дихлофос какой-то.
Бондаренко с его, говорю, улыбчивостью и способностью к диалогу – совершенно иной...
Незлобивый человек – действительная редкость в литературных ландшафтах, где каждый третий уверен, что «на твоём месте должен был быть я».
Критику Бондаренко явно никто не мешает в литературе, потому что он имеет своё и только своё место, не чувствуя себя ни сиротой, ни сектантом в литературном мире. И самое главное – он таким был всегда!
Нынешние печальники о судьбе русского писателя в «нулевые» и «десятые» даже не представляют, кто и как хранил русскую культуру слова все 90-е, когда за книгой того же Бондаренко «Россия – страна слова» я ездил в Москву, в редакцию газеты «Завтра», когда в центральной прессе обнаружить фамилию русского патриотического писателя были невозможно – разве только в ругательском, уничижительном контексте. Лет десять подряд нельзя было найти ни в книжных магазинах, ни на книжных полках ни Бондарева, ни Белова, ни Личутина, ни тех же Проханова и Лимонова! Но и тогда Владимир Григорьевич источал уверенность в том, что он на своей земле, в своём праве, в своей силе.
Да, порой Бондаренко может говорить жёсткие вещи, может давать несправедливые оценки. Но я тут не буду выступать адвокатом тех людей, которым от Бондаренко, как мне кажется, достаётся не по делу. Потому что в целом картина мира, которую он описывает, – кажется мне очень точной.
У Бондаренко, безусловно, правильные, ясные, пушкинские какие-то представления о государственности, о духовности, о культуре, о человеке. Всё, что сказано им в книге, скажем, «Трудно быть русским», – хоть детям преподавай в начальной школе! Никакого там, прости Господи, экстремизма, ни малейшей рассерженности или растерянности – только продуманная позиция, за которую заплачено целой жизнью (а заодно двумя инфарктами и тремя операциями на сердце, которыми всегда оптимистичный, всегда светлый Бондаренко не кичится, о которых и не помнит будто – что есть неизменный признак настоящего бойца, а не понтаря, отсидевшегося в тылу)...
Бондаренко, при всём его бойцовском характере – опять же, по-пушкински всемирно отзывчив.
Может быть достаточно широким в своих предпочтениях умный и жёсткий критик Немзер; часто парадоксален и замечателен в своей парадоксальности Данилкин; саркастичен и смертельно наблюдателен Виктор Топоров; мощно и красиво работает Капитолина Кокшенёва – но я про любого из названных знаю наверняка, какую книгу, какого автора они не оценят никогда, потому что не оценят, и всё тут. Не хочу вникать, что уж там определяет их отношение: принципы или физическое неприятие, – но что есть, то есть.
Для Бондаренко же – самого настоящего патриота, православного человека и критика с репутацией – нет никаких преград, если речь заходит о настоящей литературе. Он своему треклятому врагу простит и хамство, и подлость, и спокойно признает, что товарищ этот хоть и никакой нам не товарищ – но книгу написал отличную.
И совершенно зачаровывает меня, как по-детски счастливо Бондаренко радуется всем литературным успехам в патриотическом лагере: вот какой мы гол забили в этом году, вот какого форварда выпустили на поле, вот какой праздник ценителям литературы устроили. Вместе с тем, он никогда не закроет глаза на то, когда гол забивает противоположная сторона. Напротив, спокойно признает: молодцы, забили, хорошо сработали.
Вот у меня на книжной полке лежат прочитанные мной и, к слову сказать, моей мамой, книги Бондаренко «Дети 37-го года», «Серебряный век простонародья», «Поколение одиночек», «Три лика русского патриотизма».
Откройте их – и найдёте там имена Андрея Битова, Юрия Кублановского, Ольги Седаковой, Беллы Ахмадулиной… Бондаренко много пишет, скажем, о Владимире Сорокине – и периодически вполне комплиментарно.
Но вы можете представить книгу статей либерального критика (не буду называть имён, просто не хочу) где он напишет (даже не хорошо, а просто – напишет) статью про Вячеслава Дёгтева или про Веру Галактионову? Да они про Леонида Бородина с Валентином Распутиным ничего говорить не хотят…
Потому что критерий у Бондаренко, по сути, один: если писатель уважает язык, на котором пишет, и болеет о стране, для которой пишет, – он становится фактом литературной жизни, а это значит, что о нём можно и нужно говорить.
Сказать, что единственно, к кому Бондаренко по-настоящему беспощаден, так это к врагам русского народа, – тоже будет, пожалуй, преувеличением. Бондаренко год от года всё меньше на них обращает внимания. Человеческая и житейская мудрость позволяет ему понять, что всё их отвратное копошение – если будет жива Россия – снесёт, умоет, вытравит время.
Как вытравила имена многих и многих либеральных оппонентов Бондаренко, столь буйно и гордо витийствовавших с самой середины 80-х. И где теперь они? Кто будет перечитывать их полные желчи и малоумия статьи? А Бондаренко вон свои статьи того времени переиздаёт – и они будто вчера написаны, ни слова менять не надо.
Одновременно с этим Бондаренко хватает мужества первым в глаза своим однополчанам сказать о крахе прежней русской патриотики. О том, что патриоты, мужественно перенеся и незаслуженное забвение, и многолетнее хамство всевластных либералов, и насильственное отлучение от читателя, – к нынешнему дню израсходовали свои душевные силы и уже не способны противопоставить русское лобби – литературному лобби пришлых, зачастую чуждых русской литературе, но очень активных людей. Что есть, то есть!
Эта бондаренковская честность – во вред себе – она дорогого стоит. Он же о друзьях пишет! Что ему стоило сказать, что они по-прежнему дальнозорки, умны, бесстрашны… Но вот не сказал.
Такое поведение, такая позиция, такое мужество называются коротким русским словом – путь.
Бондаренко видит свой путь и идёт им. Вопреки всему. Потому что видит, куда идёт и знает, зачем идёт.
Полностью – в газете «День литературы», 2011, №2
– Анонс «Дня литературы» №2
Вышел из печати, поступает к подписчикам и в продажу февральский выпуск газеты «ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ» (№1, 2011).
В номере: Владимира БОНДАРЕНКО с 65-летием поздравляют Тимур ЗУЛЬФИКАРОВ, Людмила ИСАЕВА, Владимир ЛИЧУТИН, Захар ПРИЛЕПИН, Наталья ФЕДЧЕНКО и Сергей ШАРГУНОВ; проза Виктора ПРОНИНА, поэзия Всеволода ЕМЕЛИНА, Валентины ЕРОФЕЕВОЙ и Владимира ШЕМШУЧЕНКО; стенограмма творческого вечера Юрия КУБЛАНОВСКОГО в Русском клубе Шанхая; Владимир БОНДАРЕНКО пишет о 50 критиках ХХ века, Владимир ВИННИКОВ – о 70-летии Юрия КУЗНЕЦОВА. Как всегда, читатели могут познакомиться с хроникой писательской жизни.
«ДЕНЬ ЛИТЕРАТУРЫ», ведущую литературную газету России, можно выписать по объединённому каталогу «Газеты и Журналы России», индекс 26260. В Москве газету можно приобрести в редакции газет «День литературы» и «Завтра», а также в книжных лавках СП России (Комсомольский пр., 13), Литинститута (Тверской бульвар, 25), ЦДЛ (Б.Никитская, 53) и в редакции «Нашего современника» (Цветной бульвар, 32).
Наш телефон: (499) 246-00-54;
e-mail: [email protected]; электронная версия: http://zavtra.ru/.
Главный редактор – Владимир БОНДАРЕНКО.
Акция специально для вас консультация гинеколога отличные услуги «Северо-западный окружной медицинский центр Росздрава».
Григорий Алексин – Большое в Малом
Старинное зеркало, со скошенной аккуратной фаской, толстого стекла, в шикарной раме. Символ времени, устойчивости бытия, хранения основ, преемственности ремесла… И быстро сляпанный новодел в картонной раме с отстающей амальгамой – дешевая подделка, фальшивка, да еще и стекло кривое… Вы что предпочитаете?
За прошедшее двадцатилетие Академический Малый театр осуществил 64(!) постановки. В творческих предпочтениях бессменно лидирует классика: Пушкин, Грибоедов, Гоголь, Островский, Лев Толстой и Алексей Константинович Толстой, Горький, Чехов, Мольер, Шекспир, Бомарше, Бальзак.
Не так давно в репертуаре театра, с профессиональной и легкой руки художественного руководителя Юрия Мефодиевича Соломина, появился малоизвестный водевиль нашего замечательного драматурга П.Каратыгина «Таинственный ящик». Такие опыты дорогого стоят: русский драматург, один из знаменитых братьев Каратыгиных, замечательных артистов отечественной сцены XIX века… Надо отметить, что в этой увлекательной музыкальной постановке уже не в первый раз сочинителем текстов выступил актер Малого театра Александр Клюквин. Несколько дней назад в Малом состоялась премьера первой самостоятельной режиссерской работы этого любопытного артиста – «Дон Жуан».
Малый театр – театр, без сомнения, славный, сумевший остаться как-то в стороне от канализационной американо-европейской трубы, что заливает наши культурные просторы вот уже двадцать лет… Этой своей отстраненностью, Малый вызывает на себя другие, не менее дурнопахнущие волны, уже со стороны родной т.н. театральной критики о его спектаклях: многие годы кроме слов «вяло», «традиционно», «рутинно»… ничего…
На удивление стабильным и неспешным движением своим театр, без сомнения, обязан Юрию Соломину. Народному и любимому своим народом артисту, человеку православному. Если посмотреть ретроспективу прошедшего двадцатилетия жизни театра, можно сказать: пульс бьётся ровно, без перебоев… Вроде бы ни передряг, ни стрессов… Говорю не об интригах и подковерной борьбе, а исключительно о жизни сцены, о театральных событиях… Но это далеко не так! Просто мудрый руководитель не выносит проблемы за стены театра, не скрывает, а именно не выносит. Культура речи – культура сцены.
Болезни, неуверенность, метания в поисках своего пути, несомненно, были. И кто знает, чего стоило Соломину не поддаться, не изменить курса, но факт остается фактом: не только не сломался, но и укрепился в собственной правоте.
В неустойчивые 90-е на старейшей московской сцене кто только ни работал: и немцы, и шведы, и израильтяне... Сейчас вот итальянская команда премьеру выпустила по пьесе своего знаменитого драматурга К.Гольдони. Наверное, это веяния времени, хотя театральным событием этому спектаклю быть, по-видимому, не суждено.
Яркие страницы театральной жизни в Малом перелистывал в течение нескольких лет Сергей Женовач. Замечательный режиссерский талант умел превратить хорошо известное классическое – в живое современное. Способность тонкого психологического, легкого анализа, не выворачивая, не самодурственно досочиняя классиков, не извращая ни текстов, ни мысли: будь то Грибоедов, Островский или Мольер, – основная черта этого интересного режиссера. Его спектакли – радужные всплески в равномерном плавании знаменитого Малого. Но время не останавливается ни на секунду. К сожалению, Сергей Женовач выбрал другую гавань – создал свой театр, и время от времени так же легко и талантливо «взволновывает» московское театральное пространство.
Надо сказать, что в Малом сильна и собственная режиссерская команда. Островский, Чехов, Шиллер, Гоголь, Лев Толстой – серьезные режиссерские работы самого Юрия Соломина. Талантливый артист пробует свои силы в разных классических жанрах. Его особая режиссерская основательность – большая редкость на современной сцене.
Четыре десятилетия работают в Малом Виталий Иванов и Владимир Бейлис – опытные профессиональные и очень разные режиссеры. Хотя за последние десять лет особых театральных «штормов» и «циклонов» в их исполнении нам видеть не привелось, но режиссура вполне крепкая, по образу и подобию худрука, основательная. Оба режиссера переживают свой «золотой» век, обоим уже за 70… Тяготеют к «большому стилю», хотя получается не всегда: то легковесности переберут, то провиснет оснастка режиссерской мысли, так бывает… В зрительской памяти от их работ почти ничего не остается, но спектакли прочно оседают в репертуаре, в общем, корабль Малого плывет себе и плывет…
Особая история в Малом – режиссер Владимир Драгунов. Работает он в театре почти двадцать лет из своих 55. Начинал свою творческую биографию оригинально: в 1990 году в театре им.Гоголя поставил неожиданный, необычный спектакль – «Пещное действо» по библейским текстам пророка Даниила! Будучи не знаком лично, могу предположить, что Владимир Драгунов – один из тех немногих, для кого места в сегодняшней московской театральной режиссуре никогда бы не нашлось, не будь Малого. Современная театральная Москва для таких талантов заказана, и духовность на московской сцене не в чести…
В.Драгунов не боится ни масштаба событий, ни масштаба времени, что порой становится непреодолимой преградой для иных театральных режиссеров. Оттого и спектакли нетривиальные… В 91-м – «Царь Иудейский» по пьесе знаменитого К.Р., Великого Князя Константина. В 93-м – «Смерть Иоанна Грозного» по А.К.Толстому. Даже в подходе к традиционному для Малого театра Александру Островскому Драгунов оригинален. Есть такая малоизвестная пьеса у замечательного драматурга: «Дмитрий Самозванец и Василий Шуйский». Пьеса сложная, совсем не похожая на прочие 50 его произведений. Несомненно, первой в ряду исторических трагедий стоит пушкинский «Борис Годунов», но и «Дмитрий Самозванец» – произведение не простое…
Три года назад, на фоне общего злопыхательства и панического страха г-д должанских и иже с ними: как бы на театральных сценах подобное не стало доминантой, тогда и все старания… насмарку,.. меня откровенно порадовала своим неконъюнктурным взглядом рецензия обозревателя «Итогов» Елены Сизенко, которая осмысленно и просто написала, что усилиями режиссера пьеса не только зазвучала чрезвычайно актуально для наших дней, но и поставила целый ряд вопросов, по праву долженствующих занимать большинство россиян: о государственности и патриотизме. Нам ведь только кажется, что «лихие девяностые» позади…
Интересное событие случилось в 2008 – горьковские «Дети солнца», наконец-то, бросили свои темные тени на планшет сцены Малого театра в режиссерском воплощении Адольфа Шапиро… Осенью 2008 г. произошло еще одно небывалое событие – на телеканале «Культура» прошла передача об этой премьере (никогда ранее такого не бывало, видимо, для канала Шапиро – фигура знаковая…). Наблюдая за глубокомысленными рассуждениями режиссера о пьесе и Василия Бочкарева (играет главного героя Павла Протасова) о замечательном творческом союзе, возникшем на спектакле, невольно подумал: насколько мы все-таки мифотворцы! Очень странная штука – театр! Талантливым людям и работается легко, и атмосфера творческая, замечательная, и вдруг на премьере охватывает странное ощущение обмана, низкого, подленького обмана. Хотя артисту этого никогда не увидеть – он же из зала на себя не смотрит... Режиссерский талант – вещь обоюдоострая: из комедии можно грандиозную трагедию соорудить, из трагедии – комедию без особого труда. Можно и более тонко подойти к вопросу, не без изящества подменить мысли драматурга, собственными – целенаправленно и обдуманно! Важна режиссерская точка зрения, точка отсчета! Ловкость рук в режиссерской профессии – вещь весьма востребованная в наши дни, если не основная… Ведь разобраться в том, что же хотел сказать режиссер зрительному залу, можно, только увидев картину в целом. И поправить, увы, уже ничего невозможно! Если по глупости – простительно; если так и было задумано, то иначе как продуманной диверсией, я отнюдь не шучу, это назвать трудно. Так что же хотел нам поведать Адольф Шапиро?
В декабре 2007 г. на сцене театра «Et cetera» этот г-н выпускает спектакль по роману Рэя Брэдбери «451 градус по Фаренгейту». Те, кто помнят эту книгу, понимают, о чем можно было поставить спектакль, но… ошибутся. Адольф Шапиро пошел иным путем… И инсценировку написал сам, и пригласил, наверное, замечательных творческих людей, бывших наших соотечественников из Израиля, из Франции, из Эстонии, но желаемого эффекта так и не достиг.
Роман – приснопамятного 1953 американского года, эпохи позорного для Америки маккартизма, известного у нас больше под именем «охоты на ведьм». Пьеса – декабря 2007-го, более известного у нас как «за три месяца до выборов президента России».
В том спектакле персонажи пламенно беспокоились о гибели гуманитарных ценностей, о социальной ответственности художника, о критическом осмыслении реальности… Надо добавить, что призраки всех возможных химер человеческого общества должны были слететься на сцену калягинского театра, но не случилось. А случилась этакая агитка о вредоносности современного российского устроения.
И оказалось: Адольф Шапиро не унывает и работу свою доделывает уже на сцене Малого… Какие механизмы нужно было включить, чтобы этот господин получил в Малом постановку, можно только догадываться, театр-то государственный! Но, тем не менее, в «белых одеждах» горьковской пьесы на сцене Малого появляются «Дети солнца»…
Общим местом стали обстоятельства написания пьесы Горьким в заточении, куда он попал после известных событий 1905 года, и то, что написал он ее всего спустя несколько месяцев после премьеры чеховского «Вишневого сада» и ухода самого автора, с которым дружил при жизни и у которого учился сочинительству, и чье влияние отчетливо слышится в пьесе… Но ловкость, без сомнения, профессиональных режиссерских рук поражает…
Горьковские акценты действия, конечно, отличаются от чеховских, но Горький – талантливый русский писатель, патриот своей родины, бесконечно сопричастный ее бедам и, главное, ищущий выхода, разрешения насущных, если хотите, государственных проблем.
Продолжая чеховскую тему рожденного временем конфликта, смены генераций российского общества, неспособности (буду говорить жестко, не как принято в театральном цеху) адаптироваться к новым социальным условиям этих «последних из могикан», людей, составлявших цвет, интеллектуальную и культурную скрепу России, Горький ищет ответов и сожалеет о том, что этих ответов нет… Шапиро, приготовив свою версию, отделяет смыслы драматурга от пьесы, и на их место вставляет, иезуитским протезом, свои собственные. Делает это даже талантливо, ремеслом владеет. Артисты этого не ощутили, а из зрительного зала результаты этой операции видны…
Не дав договорить горьковский текст герою пьесы, Адольф Шапиро выпиликивает голосом одинокой еврейской скрипочки жалостную мелодию о том, как страшно жить «культурному» человеку в океане российского народа – читай, «быдла». И, видимо, чтобы режиссерская мысль, о каком времени идёт речь, совсем уж дошла до неискушенного зрителя, в костюмы персонажей начала прошлого века добавлена изрядная порция «джинсы»…
Ну, что ж, вот и пробежались по десятилетию жизни Академического Малого театра России. Театр этот люблю и за то, что сердце его бьется ровно и наполнено, и актерская школа крепка, и движение его не остановить никому и никогда, люблю… Не я сказал, что самая жестокая правда без любви, – есть ложь, и это правда…
