Текст книги "Сказание про Ваньку Тверского и его дружка Шуршалу-Шебаршалу"

Автор книги: Гайда Лагздынь

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 2 страниц)

– Давай, Смертушка, давай! Суши их, высушивай! Эх! – вдруг злобно завопила ворона.

– Что с тобой, Глафирушка? – удивился гриб. – Смертушка-Суховейчик, ну-ка, за водицей волжской слетай! Самоварчик-то, поди, давно пустой? Али выкипел?

– Чаёк да чаёк, – заворчал Суховей, – сейчас слетаю. Будет вам по глотку. Тоже водохлёбы?

– А как же? Водохлёбы. Тверские. Можем с одной баранкой на спор сорок чашек выпить, – подхватил Шишок.

– У нас все водохлёбы: затверецкие, затьмацкие, заволжские, посадские. Спать-то как охота... Пахнет чем-то, не пойму? Вроде, сеном...

– Запахи лугов, садов, полей, рощ. Запахи лета, – поддакивал Жаворонков, – прекрасная пора!

– А что там? – спросил Ваня, показав рукой на стену, уходящую вверх.

– Известно что. Осень. За ней – зима, опять весна, лето, снова осень, и так бесконечно, как сама Земля. От января до января даёт виток наша Земля вокруг солнца. Считает время Земля, считает...

– Хорошо-то как... А ты, Шебуршалушка, ужо спишь и колечко выронил. Как скажу: «Дух железный народися, с...», – и Ванятка заснул.

– А дальше как? Как дальше? Нечиста сила, не успела! – скинув обличье вороны, запрыгала вокруг спящих Три-худа. – Может быть, так: «Дух железный, народися, с новой гадостью явися»? Да ладно, кончилась их жизнь. В старом времени остались, лежать будут возле загородного посада. А ты чего с пустым ведром болтаешься? – накинулась на Суховея ворона. – Опять дорогой выпил?! Вот что, Суховейчик, родненький! Ты всё равно по свету носишься, отнеси-ка этих в старую Тверь!

– А иде та Тверь? На Волге, что ли? – закрутился горячий ветер.

– И на Волге, и на Тверце. Да не перепутай, в каку сторону! Туда – в сторону весны – старое время. Туда, в сторону осени – новое время. Аж чтоб тебя подкинуло да подбросило!

И так подкинуло, и так подбросило от этих слов Суховея, что вылетел он в космическое пространство, неся путников. А в космосе время не ровня земному. Решив, что приятели не баре, не князья, что сами до печи доберутся, вытряхнул Суховей Ванятку да Шишка прямо на мостовую.

Умчался сухой ветер от города Твери в сторону Каспийского моря, оставив Ваньку Тверского и домового духа Шуршалу-Шебуршалу в новом времени. А так как оказались они возле здания школы из красного кирпича, то и ввалились, не думая, в помещение. За столом сидел учитель Ложкарёв, перед ним стоял ученик Крестаковский.

– Однако, невежливы, без стука, – сказал учитель, обращаясь к гостям.

– Мы из города Твери, без копейки, на мели. В гости пожаловали не сами. Низко кланяемся.

– Уж и низко.

– Вона, до полу.

– Иван, что ли?

– Ага, Иван. Как догадался? По батюшке – Иванович. Кличут – Тверским.

– Калининский, значит, – уточнил Ложкарёв.

– He-а! Калинински в другом посаде живут.

– А я – Крестаковский, – представился подросток, – ребята Простаком зовут.

– Знамо дело, – проворчал Шишок, – значит просто так живёшь.

– Почему просто так? Не просто, сложности есть, свои проблемы.

– Будем знакомиться, – заулыбался учитель. – Ложкарёв.

– Знать, из Затверецкого посаду? Там завсегда жили Ложкарёвы, Митюрёвы, Коровицыны.

– Коровицыны от слова кровь? – спросил Крестаковский.

– He-а! От слова корова. У нас коров да коз в Твери – пропасть! Аль не знаешь? Из козлиных шкур кожа, знаешь, кака хороша? Сапоги, сапожки сафьянные в Ордынском ханстве и в других заморских странах славятся. Можь, потому и величают тверичей «тверскими козлами», – добродушно добавил Ваня.

– А я слышал, что герб тверской в средние века имел изображения разных животных, вроде, и козла. На первом-то гербе – Георгий Победоносец на фоне Волги. А с семнадцатого-восемнадцатого века стали изображать кресло, обтянутое зелёным бархатом, и корону на нём.

– Можа, и были на гербах козлы, Георгии, кресла. Мы – люди неграмотные. По мастерству – друго дело, – замялся Ваня.

– Ничего-то мы с тобой, Ванюша, не знаем. Лежим на печи, как тёмные бутылки, – вздохнул Шишок. – А ты, знать, здеся самый учёный, коль про. гербы толкуешь. На волю тебя барин отпускает? Оброку-то сколько платишь?

– ...учёный... мочёный, – заулыбался Крестаковский. – Пашу, пашу с восьми до тринадцати тридцати, а всё равно две тройки. По воскресеньям в основном гуляю.

– А я работаю кажинный день, с рассвета до лучины. По воскресеньям только в церковь и хожу. А оброку много: в долгах как в шелках! А ты, видать, богач, раз тройки, ездишь...

– Ага, на них... богач! Ха-ха! – засмеялся подросток.

– Троек-то, говоришь, две? – продолжал Ванятка.

– По двум предметам. Физкультура и рисование. Не все же рисовать умеют?! И с силушкой у меня плоховато. Зато в компьютерах, дисплеях, АСУ – разбираюсь!

– Осу я видел, и пчёл. Каких два предмета, не пойму. Телег али саней?

– При чём тут телеги, сани, осы, пчёлы?! – удивился Крестаковский. – Тройки, понимаешь? Трой-ки! Умственно отсталый, что ли? Дурак? Говорим по– русски, а как будто на разных языках разговариваем!

– Три-худа дураком обзывала. Но я – нормальный. У нас все таки, – обиделся Ваня.

– Неграмотный ведь, а смекалистый, – вступился за Ваню Шишок. – Мастерство ух как знает. Давай твой, как это, карбютор, живо разберёт.

– Говорите-то вы по-русски, только в выражениях разных времён, – вступился в разговор Ложкарёв. – С Полиграфа они, Крестаковский, разве не видишь, шутят. Приехали к нам с концертом.

– С каким концертом? С какого полиграфу? – опять удивился Ваня.

– Уж и не знаю, с какого. С детского или со взрослого. У вас там фольклор, – сказал Ложкарёв.

– He ведаю.

– He знаем, – добавил Шишок.

– Недавно в городе живете?

– Я – домовой, Шишок. Ваня Шуршалой-Шебаршалой кличет. Живу в Твери, почитай, четыреста годков. А Ванина родня живёт здеся испокон веку в Загородном посаде.

– Ясное дело. Ваня живёт в центре города. А Шебаршала, Домовой – украинская фамилия? – спросил Ложкарёв. – Весело, славно разыгрываете нас!

– А вот Фольклора не знаю, – продолжал Шишок, не обращая внимания на слова Ложкарёва. – Немец Фольклор-то твой? Али швед?

– Шутники, однако. Из художественной самодеятельности? – уточнил Ложкарёв.

– Из какой такой са-мо-де-я-тель-нос-ти? – переспросил Ваня.

– Из само-дея-тель-ной, – пояснил Крестаковский.

– Верно, сам всё делаю, – догадался Ваня, – бочки, вёдра, деревянны ушата. К бондарёвскому мастерству пристрастился. Затьмацкие – те больше по кузнечному делу: замки там замысловатые мастерят, серпы, обручи для бочек. Это ихнее дело. Затверецкие – больше на барках, чёлнах да парусниках по рекам ходят, суда в дальние земли водят, зимой гвозди делают. Ух, и гвозди кованы! Работать надо, а то с голоду опухнешь, помрёшь раньше сроку.

– Хорошо, Вань, играешь, – Ложкарёв отодвинул в сторону тетрадки.

– Нековды нам играть. С восьми лет, как тятьку на войне шведы убили, работаю.

– Какие ещё шведы? Немцы? В Великую Отечественную?

– Можа и немцы. Кто их разберёт. Я тама не был.

– На Тверь недруги не раз наваливались. Но тверичи их тово – турнули всех, – вставил словечко Шишок, – нечаво на чужо добро зариться. А Ваня бочки мастерит большущи под капусту, под огурцы.

– Полногабаритные, стало быть? – хмыкнул Крестаковский.

– Оне. Полные, здоровые. Десять пудов влезает. А ты чаво делаешь? Не пойму. Берестяные грамотки рисуешь? Али нову грамоту князю великому пишешь? Челобитню бьёшь? А книг-то, книг! Монастырски, церковны? Али каки? Заморски... с картинками... А про чо?

– Рисую, пишу, читаю. Весело с вами в старинку играть! – опять засмеялся Ложкарёв. – В-х-алера!

– Поп, значит, али игумен, – продолжал Ваня. – Отроков сколько привалило? Эва, семья-то многодетна, знать? И парни, и девки справны. Все без дела, с грамотками.

– А ты, мужик, пошто холеру кличешь? – возмутился Шишок. – Смотри, придёт, как Три-худа. Ишь, неслух, вертун! Ты энтова на горох коленками, – указал Шишок на пятиклассника.

– Садитесь, гости дорогие, раз пожаловали на занятия кружка. Михаил, Миша! Карту давай!

– Михаилом-то в честь князя тверского Михаила Ярославича назвали?

– Какого князя? – удивился Крестаковский.

– Как какого? – возмутился Шишок. – Первого-то тверского князя в тринадцатом веке Ярославом Ярославичем величали. Он был братом Ляксандра Невского. Ляксандр – значит победоносный! Так вот, сына Ярослава звали Михаилом, Михаилом Ярославичем! Загубил хан татарской орды Узбек его душу. Соху тяжку на спину взвалил. Двадцать шесть дней и ночей маялся князь, а пощады не просил. Убили Михаила Ярославича татары. А ще пуще лютовал в Твери двоюродный брат Узбека – Голхан, по прозвищу Щелкан: «... брал он, млад Щелкан, дани невыходы, царски невыплаты, у кого денег нет – у того дитя возьмёт, у кого дитяти нет – у того жену возьмёт, а у кого жены нет – того самого головой возьмёт». А тверской дьякон Дюдько, что кобылу на водопой к Волге повёл, вот тута, – тряхнул головой Шишок в сторону Волги, – так он...

– Здесь же старый волжский мост стоит! – удивился Крестаковский.

– Тута было, тута! Моста тогда не было. Так вот, когда стали ордынцы кобылу отнимать, завопил дьяк дьяковским басом что было мочи:

– Братья, тверячи! Не выдавайте! Бей их, насильников окаянных! – Из-за Волги, из Затверечья, из-за Тьмаки и Загородного посаду сбежался народ. Ударили в колокола, и давай крушить. Сожгли княжеский терем, где закрылся Голхан, перебили всех татар, освободили Тверь.

– Кабы, сказывали, не московский князь Иван Калита, враждовавший с Тверским княжеством, – добавил Ваня. – С поклоном пошел Калита к татарам. Спас Москву от ханского гнева. А Тверь и другие города пожгли.

– Всё правильно, – кивнул Ложкарёв. – Тут поднялся народ. Встал под знамёна великого Московского князя Дмитрия. Собрались бойцы на Куликовом поле. Разгромили Золотую Орду. Порушили их власть над русскими землями.

– И потом было много всяких битв за Тверскую Русь! – добавил Шуршала– Шебуршала.

– А говорите, неграмотные! – засмеялся Крестаковский. – Интересно, что было там, где я сейчас живу? Мало мы знаем о своей земле. А что будет потом? В другом веке?

В помещение ввалилась группа подростков:

– А в другом веке будем мы. Ваше время истекло. По расписанию наступило наше время.

– А ты пошто так разоделся? – спросил Ваня. – На войну идёшь?

– Ты чего, какая война? Я – металлист, тяжёлый рок-металл. Хэви-металл! Не слышал?

– Рог? Что за рог? Коровий? Али козий? Кузнец, что ли? По кузнечному делу? А руки-то белы?! Господски! – усомнился Иван.

– Я тебе дам козий! Сам козёл вонючий! Тоже мне, воспитатель в лаптях нашёлся. Отстань. Я в седьмом учусь.

– Ты же в седьмом в прошлом году учился? – уточнил Крестаковский.

– В прошлом году я учился в седьмом «А». А в этом году в седьмом «Д»! «Д-д-д»! Понятно?

– Нашёл, чем хвастаться: «Д-д-д», – усмехнулся Шуршала-Шебуршала. – Глупый хвастается молодой женой, безумный – золотой казной, сильный – силой, а умный – старой матерью. А он: «Д-д-д!»

– У меня мать не старая, и отец не старый, инженерами работают.

– Работают, стало быть. А в кого же такой – прошлогодний? – спросил Шишок.

– Какой прошлогодний? Сам хорош! Лаптёжника из себя строишь. Жил и живу, не на твои. Пусть умные занимаются умными делами. Нам это ни к чему. Нам этого не надо.

– Знать, Ваня, его Три-худа пестовала, – вздохнул Шуршала. – Вишь, какой огрызок, невежа. А ты, эва какой разрисованный? Из половцев али раньше жил? – спросил Шишок у другого подростка. – Может, ряженые? Али свихнувшиеся от плохого питания, – стал вслух рассуждать Домовой. – У нас усе у церкви такие уродивые. Но теж по одному. А энтих – целая охапка. Глянь, а лохмат-то?! Словно солома в копне. Нечёсан. Чай, насекомые в голове? Гребешок вона. Поцарапай.

– Сам ты, дядя, нечёсаный! Отвяжись! Мода у нас. Выпендриваемся, понимаешь? Личность свою показываем. Ну и что? Нельзя? А вы откуда на нашу голову свалились? «Лапти вы, а лапти, вы лапти мои, лапти новенькие, трехрублёвенькие», – запел паренёк.

– Откудова, откудова, – проворчал Шишок, – оттудова. Из православной Твери. Здеся живём. Я и Ваня. Ещё Три-худа с нами, да и с вами, видать!

– На Пролетарке, что ли? – спросил второй подросток. – В самодеятельности играете? Мы тоже балуемся, – и стал настраивать гитару. – Эй, Наташка, давай!

– Разлука ты, разлука, у дома не крутись. Мы больше друг без друга не можем обойтись! – запела девушка.

– Три-худа ты, Три-худа, у дома не крутись, мы больше друг без друга не можем обойтись, – стала подпевать невесть откуда появившаяся тверская поганка. – Вона куда занёс тверичей небесный-легковесный, стручок сухой, бродяга сушёный Суховейчик! Знать, не туды дунул. Не туды! Потише нельзя? Совсем оглушили, окаянные, бренчалками! Заткнитеся!

– Не нравится, тётка, проваливай, не держим! – сказала девица.

– Ты чего подсовываешь? Свои сигареты есть. А ладно, давай!

– Я тебе ещё маковку дам. Зелье что надо. Дурман, забалдеешь!

– Ты чего, тётка, сдурела? А почему мне предлагаешь? – спросил подросток, засовывая маковку в карман.

– Личность подходящая. Личность, говорю, нестойкая! Давай порезвимся?! Бомбочку махонькую-махонькую под Маятник Земли подсунем? Весело будет! Их как весело!

– Ты чего, тётка? Да за это сведу, куда следует!

– Ай-ай! Какой необходительный. Я же пошутила. Разве не видишь, не в себе! Не в себе! Из дурдома, из дур... Но-но!.. Надеюсь... Подкараулю... Глядитя у меня, – зашипела тверская пакостница, прячась за углом.

– Явилась, не запылилась! – крикнул ей вдогонку Шишок. – Далеко не ходь! Домой пора! Надо, Ванюша, её заманить, а то натворит чаво. Знать, и вправду в ново время попали. Всё одолели. Большущу избу нашли, где Земля время считает.

– А Златосолнышко, что в радости живёт, где? – спросил Ванюша.

– Чтобы увидеть Златосолнце в радости, – послышался голос Маятника Земли, – надо учиться видеть светлое, не разжигать в себе зла. Радость приходит с ясным утром, с чистым небом, с человеческой добротой. Доб-ро-той.

– Вот так-то, родненькие мои, – услышали приятели голос Три-худы, – рассказывайте сказочки, рассказывайте, а я послухаю:

– Не в некотором царстве, не в некотором государстве, а в княжестве Тверском, в Загородном Торговом посаде, жил да был Ванька да дружок его Шишок запечный, друг сердечный, дух домовой – Шуршала-Шебаршала.

А из глубины веков, из темноты времени следят зелёные глаза ТРИ-ХУДЫ, поджидающей людей Земли и с войнами, и с болезнями. Но самое большое худо, от которого все напасти, это – НЕВЕЖЕСТВО!

Присказка да семейная!

Поучительна, не елейная!