Текст книги "Ричард Длинные Руки — король"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 3

Фрейлины, не решаясь войти в ее покои без повелительницы, ждут у двери. Джоанна, как мне показалось, с облегчением перевела дух, увидев, как церемонно мы держимся, как две фарфоровые куклы, которых ведут незримые руки.

Остановившись перед дверью, я поклонился Аскланделле.

– Ваше высочество...

– Принц, – ответила она.

Я отступил, красиво повел рукой перед собой, жест привезен из Сен-Мари, развернулся и пошел быстрыми шагами к кабинету.

В коридоре сказал Зигфриду отрывисто и уже не аскландельим голосом:

– Альбрехта ко мне. Живо!

Перед отъездом в Варт Генц мелькнула серая мысль в рабочей спецовке, нужно еще раз проверить, достаточно ли укрепился здесь на севере. А то уже есть горький опыт... Конечно, можно бы увести армию обратно, дескать, успешно разбили Мунтвига и теперь возвращаемся с победой, но по своей родовой памяти знаю, с уходом захватчиков королевства быстро оживают, восстанавливают укрепления, армию, и вот уже сами начинают совершать набеги на границы соседа, а то и недавнего победителя.

Потому должна и здесь остаться твердая власть. Моя. Любые проявления сепаратизма карать мгновенно, не давая разрастись пожару. Пусть лучше недобрая память, но под властью деспотов любая страна обычно процветает, потому что жестокие репрессии всегда направлены против знатных семей, у которых завышенные претензии, амбиции и свои претенденты на трон, а развитие городов и сел тираны всячески поощряют, каждому приятнее править богатым и счастливым королевством.

Нужно только решить, где все-таки воткнуть свой флаг: в Сакранте, Пекланде, Ираме, Скарляндах или Варт Генце? Отпадает только Зорр, граничащий с Ирамом и Бриттией, там на троне все еще благороднейший король Шарлегайл, его брат Беольдр, принцесса Азаминда и верная жена престарелого короля Шартреза, и я ни в коей мере не желаю ущемить их славу и власть.

Как ни крути, а все дороги ведут, как и сказала Аскланделла сразу, в Варт Генц... Нет, в Скарляндии бы проще на ее просторах... Хотя есть мысль и получше. Аскланделла и предложила воссоединить эти две постоянно враждующие половинки некогда великого целого, там и провозгласить свою резиденцию. А если еще и присоединить, как она и посоветовала, земли Эбберта... Эх, почему женщина оказалась более решительной, чем я?.. Может, потому, что она сидит в Сакранте и двигает фигурки на карте, а все выполнять мне, потому и страшусь?

Но, во-первых, ни в Скарляндах, ни в Варт Генце нет короля. В обоих верховным правителем считаюсь я. Пусть сейчас там мятеж... нет, даже не мятеж, я же вроде бы погиб, так что это не мятеж в чистом виде, а борьба за трон, ну да, это я и говорил Аскланделле.

Остается только войти туда с армией и объявить себя королем. Это придаст значимости не только мне, но и новому королевству.

Я поморщился, среди плохих решений это все-таки самое пристойное, но все равно чего-то не хватает, и не хватает сильно. Или это моя интуиция начинает себя странно вести, иногда изменять даже... хорошо бы еще с кем-то достойным, а то свяжется с каким-нибудь убожеством вроде интеллекта, и тогда великие идеи будут просто причудливыми, а это не совсем то.

Зигфрид заглянул, сказал почтительно:

– Граф Альбрехт, ваше высочество. Пустить или вы передумали?

– Я никогда не передумываю, – буркнул я. – За исключением случаев, когда приходится.

Альбрехт вошел, поклонился едва заметным наклонением головы, так обычно сюзерен приветствует вассалов, но здесь посторонних нет, я мотнул головой в сторону стола.

– Садитесь, граф. Там горка пирожных, принцесса сумела слопать всего четыре, одно осталось.

Он сказал послушно:

– Как скажете, ваше высочество! А и три такие сумею!

– Обойдетесь, – сказал я. – У сытых голова хуже работает.

– Напротив, лучше!

– Зато вина могу, – добавил я, – не жадный.

Он присел к столу, а я снова развернул карту и

впился взглядом в очертания Скарляндии и Варт Генца. Что-то крутится в голове, дразнится, мысль то мелькнет, то спрячется, но, похоже, это та самая идея, которой недостает...

Если память мне изменяет не слишком сильно, то древнейшее королевство, овеянное прекрасными легендами, называлось Улагорния и располагалось на тех землях, где сейчас Скарлянды и Варт Генц. Об этом я слышал, когда еще был жив король Фальстронг. И хотя в реальности ничего не известно, но зато какие легенды, баллады, образы, примеры мужества и отваги, слишком поэтичные и возвышенные, чтобы быть правдивыми, однако же молодежь воспитывают на этих образах беззаветной преданности и красивых гибелях героев.

Предполагается, что Улагорния разрасталась, подчинила себе соседние земли, доминировала около трехсот лет, постепенно разрасталась, вбирая в себя земли и племена соседей, пока не рухнула под своей же тяжестью, развалившись на четыре части.

Две постепенно исчезли, поглощенные соседями, а две воевали зло и непримиримо, пытаясь восстановить единство королевства, но, разумеется, каждая со своим вождем на троне. Так длилось еще несколько сот лет, за это время это удавалось трижды, последняя попытка была самой удачной, великий вождь Улагорн Скачущий, принявший это имя в честь прародины, воссоединил оба королевства и правил им шестьдесят два года, а после его кончины они снова медленно обособлялись, пока через сотню лет после его смерти обе части не провозгласили себя самостоятельными королевствами, то есть Скарляндией и Варт Генцем в нынешних границах.

Правда, Варт Генцу немного перепало от раздела победителями земель Турнедо, но в целом Варт Генц сейчас в тех границах, которые признают все его соседи.

Я с силой хлопнул ладонью по карте.

– Есть!

Альбрехт дернулся, едва не выронил фужер с вином, спросил подозрительно:

– Муху прибили?

– Идею поймал, – ответил я гордо.

– Она еще жива? – спросил он. – Вы ее так шарахнули, у меня чуть сердце не выпрыгнуло.

– Я поймал крепенькую, – объяснил я, – и очень живучую. Надеюсь, живучую.

– Ну-ну, ваше высо... ваше величество?

– Вот-вот, – сказал я, – привыкайте. Неделю будете меня величествовать, а потом разрешу вернуться к сэру Ричарду, а то самого от этого титула что-то дергает. А то и просто к Ричарду. В общем, Скарляндию и Варт Генц помирим на том, что не станет ни той, ни другой. Будет Великая Улагорния!

Он застыл с распахнутым ртом, потом спросил опасливо:

– А это... не слишком?

– Мы должны возродить великую славу предков, – ответил я пламенно и возвышенно. – Да, я вартгенец и сакрантец, но во мне стучит пепел... Улагорна Скачущего, и требует решительно и зело! Дабы, не смотря на. И мы должны, потому что. Даже обязаны, ибо это наш племенной долг! Поступить иначе – оскорбить великих предков, которые все ждут и ждут... а мы все не, хотя могли бы обло весьма, да.

Альбрехт наконец пришел в себя, зябко передернул плечами, взгляд немного тревожный, но сказал задумчиво:

– А что... это может сработать... Вы еще это, скажите что-нить вот таким голосом и с пылающими очами. И меня доубедите, и сами поупражняетесь.

– Полагаете, – спросил я, – лордов придется убеждать долго?

Он помотал головой.

– Их нет, но народ консервативен. Да и лорды постарше будут осторожничать.

– Это еще не все, – сказал я с подъемом. – Дабы еще больше повысить статус, вольем в это новое могучее и так долго ожидаемое простым народом государство Мечты весьма богатые земли ликвидированного образования...

– Ваше величество?

– Вот-вот, – одобрил я, – именно с такой интонацией!.. Вы что, не помните, какое образование мы ликвидировали?

Альбрехт развел руками.

– Кто знает, что вы могли еще сейчас вот ликвидировать. Вы уже столько всего и всяких наликви-дировали... А если еще и образование ликвидируете, гм... А в самом деле, кому эта грамотность нужна?

Я огрызнулся:

– Если я вырывал всякие там сорняки, то посадил семян и взрастил их еще больше! Хоть и не помню, чего. Я говорю про Эбберт, разве непонятно?.. Помните, был когда-то в древности такой? Еще в прошлом году его уже не стало, теперь нет и больше не будет.

– А вдруг? – спросил он невинно.

Я посмотрел зверем.

– Как это? Государства не грибы, сами по себе не растут. Их взращивают долго и старательно, а сломать может любой дурак, оказавшийся на троне. Так что Эбберт – отныне это географическое понятие. Не больше.

– А теперь придаток Скарляндии?

– Улагорнии, – уточнил я, тут же поправил себя: – И не придаток, а просто ее земли. Территории. Самих эббертцев отныне не будет, а только улагорнцы. И вообще «эббертец» моим повелением будет зачислен в ругательные слова.

– Лучше без повелений, – сказал он.

Я посмотрел привычно зло, подозревая подковырку, подумал, махнул рукой.

– Да, такое лучше вводить снизу. Как инициативу масс. Тогда любая дурь закрепится.

Он осушил кубок до дна и сказал хриплым голосом:

– Хорошо, займусь. Но скажу, ваше величество.... У вас и размах!

– Надо, – ответил я. – Осторожничать будем в старости.

– Если доживем, – согласился он.

Во дворец все прибывает народ, все вельможные лорды уже здесь. Даже те, что продолжают относиться враждебно, словно мы те же мунтвиговцы, однако наш скорый уход, который неизбежен, примиряет со всеми.

Многие спешат воспользоваться последней возможностью и показаться великому завоевателю, вдруг да пригодится в будущем.

Мои военачальники все здесь, даже Макс и Норберт, хотя и дергаются, оставив войска на заместителей и помощников, в великом возбуждении главы торговых гильдий, все готовятся сразу с весны отправлять караваны на юг, где теперь моим словом будут открыты все границы.

Епископ Дециллианий пришел благословить на дорогу, сдержанный, учтивый, с чисто выбритым лицом, я заметил, что почти никогда не смотрит в глаза, а если взглянет, тут же отводит, обычно поглядывает искоса или чуть исподлобья.

– Благослови вас Господь, – сказал он, – мы все будем молиться за вас, ваше высочество.

– Аминь, – ответил я благочестиво. – И спасибо на добром слове.

– Избегайте соблазнов, – добавил он, – как вам это все еще удается, что говорит о несвойственной вашему возрасту мудрости и осторожности.

Я ответил так же учтиво:

– Тот свет, что заложил в душу Господь, дает мне разум и предвидение, а гнусное наследие Змея, что в каждом из нас, снабжает чувствами и предчувствиями...

Он взглянул остро и тут же отвел взгляд.

– Опасное соседство.

– Знаю, – ответил я. – Однако все мы в руке Господа.

Он покачал головой.

– Опасайтесь принять от Змея больше, чем от Адама!

– Увы, отец Дециллианий, – ответил я смиренно, – это я сам по дороге скитаний по суетной жизни подхватил нечаянно, как простуду, некую черноту... и теперь она во мне, что поделаешь.

Он перекрестился.

– Молись, борись, избавляйся.

– Но и она, – возразил я, – служит мне, потому что заинтересована, сволочь, чтобы я уцелел в жерновах нашего неласкового мира.

– Иногда достойнее погибнуть, – сказал он сурово, – чем жить... недостойно!

– Согласен, – сказал я, – иногда. Но если я недостойными поступками спасу жизнь многих достойных людей... то зачтется мне или нет? Или все равно в ад?.. Это важный вопрос, святой отец.

Он перекрестил меня и ответил тяжелым голосом:

– Слишком важный, чтобы на него был простой ответ. И однозначный. Тысячи философов всех времен пытаются найти ответ... Иди с миром, мятущаяся душа, и пусть Господь присматривает за тобой в нелегком пути поисков истины.

– Мир держится не на черепахе и не на слонах, – ответил я. Он нахмурился, я торопливо добавил: – Отец Дециллианий, он на плечах и спинах подвижников, что жертвовали всем и даже отдавали жизни... что жизни?., чтобы мы вот, будущее поколение, жили и... что, дабы лежали на диванах?

Его настороженность немного улетучилась, он сказал негромко:

– Продолжай, сын мой.

– Мы обязаны продолжать их дело, – сказал я с нажимом. – Они спасали мир в прошлом, мы должны спасти его сейчас. Иначе недостойны своих отцов.

Он задумался, мне представилось, что он видит тысячи героев, отдавших жизни за прогресс: монахи, аскеты, философы, ученые, политики, военачальники – все они стоят плотно, пригнув головы и держа на плечах ровную, как срезанную бритвой, поверхность Земли, что слегка выгнута кверху и похожа на выпуклую линзу, такой представляли ее уже продвинутые мыслители, отказавшись от старой теории плоской Земли.

Даже я на мгновение представил эту символическую картину. Все мы склонны к поэтическому или образному мышлению, и папа римский, думаю, еще в большей степени, чем остальные политики, хотя он и политик в каждом слове и жесте.

– Да, – ответил он наконец, – мы обязаны.

Еще раз перекрестил меня, я поцеловал ему руку и, быстро повернувшись, широкими шагами вышел на улицу.

Глава 4

Во дворе уже сухо, жаркое солнце выжгло остатки застрявшего между плитами снега, только в самых дальних углах, куда не достигают знойные лучи, остались темнеющие сугробы.

Все стены расцвечены знаменами, баннерами и пурпурными полотнищами, что свешиваются с балконов, лорды в ярких цветных одеждах, мир дрогнул от их радостного крика.

Я вскинул руки в ответном приветствии, а из конюшни уже бегом ведут в сопровождении возбужденного Бобика красавца арбогастра в полной сбруе, под моим седлом и с увесистым седельным мешком сзади.

Ко мне подходили один за другим Альбрехт, Клемент, Сулливан, Мидль, Сандорин и прочие-прочие уже овеянные славой полководцы, среди которых даже юный Макс выглядит грозным и умелым военачальником, одержавшим множество побед.

– Увидимся, – повторял я, обнимая их по очереди. – Увидимся... увидимся... скоро все увидимся!.. И закончим свой победоносный поход такими победами, каких еще не знал мир!

Сулливан прогудел мощно:

– И так вроде бы...

– Будут еще грандиознее, – заверил я. – Герцог, мы не закончили поход по долинам и по взгорьям!.. Мы его только начинаем.

Он покрутил головой, а я уже обнимал Клемента, а в самом конце обнял Зигмунда, остальным Лихтенштейнам, милостиво поулыбавшись, сказал торжественно:

– Барон, вам выпала самая опасная и ответственная часть задания. Я уведу армию ближе к югу, так надо, а вы останетесь представлять наши интересы в Сакранте. Кто знает, куда ушел Мунтвиг?.. Вы примете первый удар, если Мунтвиг появится снова.

Он сказал воспламененно:

– Ваше высочество!.. Это великая честь...

– Помните, – сказал я, – Сакрант теперь дружественное королевство. Но жизненный опыт подсказывает, что с сильными дружат почему-то охотнее. Надеюсь, вы поняли.

– Ваше высочество!.. Только прикажите!

– Приказываю, – ответил я. – Сакрант должен остаться в сфере нашего влияния.

Он поклонился и отступил, давая место братьям Хорнблауэрам, что всегда держатся в задних рядах, однако их репутация растет как воинская, так и предельно учтивых и воспитанных рыцарей, умеющих себя держать хоть в гуще кровавого сражения, хоть на пиру или в танцах королевского двора.

– Передать привет Хорнегильде? – спросил я старшего из братьев, Арнольдуса, графа Гогенбергского.

Высокий, плотно сбитый, с сухим, явно подвижным телом, он взглянул с недоверием:

– Ваше высочество?

– Поход закончим там, – сказал я шепотом, – где и начали. Сен-Мари снова будет нашим.

Его широкая нижняя челюсть с выступающими в стороны углами чуть дрогнула, но осталась на месте. В дерзких глазах, что стремятся сломить встречный взгляд, быстро разрастается изумление.

– Ваше высочество, – ответил он тоже тихо, – я благодарю Господа, что он позволил мне служить вам!

Два его брата смотрят на меня их фамильно странными и настолько светлыми глазами, почти белыми, что в первый раз, когда увидел, по спине пробежали мурашки. На этот раз в них восторг и такое обожание, что в сердце кольнула острая тоска: здесь меня любят и мною восхищаются, а куда сейчас несет?

– Увидимся, – сказал я с тяжелым сердцем.

Душа, данная нам Господом, и эти инстинкты, что достались от Змея, ведут человека сквозь огни сражений, катастрофы и катаклизмы. Я бы сказал, что совместная работа Создателя и Сатаны привела к великолепным результатам, но это будет кощунством, потому скажу осторожно, что человек научился пользоваться где умом, где инстинктами, где-то полагается на расчет, где-то на интуицию, именно это лавирование и помогает ему выживать лучше, чем если бы полагался на что-то одно.

Зима отступает, это заметно, хотя всюду еще снег. Однако солнце яркое, поджаривает сугробы с одной стороны, и те становятся похожими на оскалившие зубы навесы, но ровная поверхность пока что успешно отшвыривает солнечные лучи взад и делает вид, что никогда не позволит им прогрызть в себе дыры.

Бобик несется впереди, но то и дело оглядывается: верно ли, а то как-то странно и непонятно. В самом деле, из Сакранта прет наискось к Гиксии, а это значит, промчимся через краешек Пекланда, почти через весь Ирам, Бриттию и, срезав выступ Варт Генца, попаду в саму Гиксию, где я принц-регент, то есть у меня в руках вся полнота власти вплоть до совершеннолетия наследника погибшего короля.

Через краешек Варт Генца нужно проскочить как можно быстрее, не хочу, чтобы о моем прибытии узнали раньше времени.

Навстречу мчится заснеженный мир, где вершины холмов уже обнажились, но долины еще укрыты былым покровом, только отдельные скалы не только без снега, но накалились под лучами так, что и вокруг них растаяло до самой земли.

Сакрант остался позади, копыта стучат по земле королевства Пекланд, но мы срежем только самый краешек и углубимся в Ирам, что вообще-то меньше отличается от Сакранта или Пекланда, чем отличались друг от друга некогда крупнейшие королевства: Уэссекс, Суссекс, Эссекс, Кент, Нортумбрия, Мерсия... потом объединившиеся в одну весьма заметную державу.

Конечно, когда-то все эти королевства будут объединены в одно, однако я не стану прилагать к этому усилия, поважнее дел хватает...

Бобик взлетел, как самый быстрый стриж на свете, на вершину пологого холма, остановился в красивой позе, требовательно гавкнул.

– Посмотрим, – крикнул я навстречу ветру, – что он увидел интересное...

Арбогастр смолчал, что у коней означает согласие, мужчины не открывают рот по пустякам, стремительно вознесся к Бобику, а там я остановил его, озирая окрестности.

На той стороне неширокой долины высится замок из светлого камня, тоже на вершине пологой горы. Весеннее солнце уже сожгло те остатки снега, которые ветер не сумел сдуть в долину, а каменистая земля высохла очень быстро, и теперь вокруг крепостных стен снуют крестьяне, а внизу четверо всадников остановились на грани просохшей земли и неимоверной грязи, за которой вообще лежат снега.

– А мы вперед и дальше, – сказал я арбогастру.

Он фыркнул, соглашаясь, а как же иначе, только

вперед и дальше, .жизнь только тогда хороша, когда много скачки, мы спустились вниз, как грохочущий камнепад, намерились проскочить мимо, но все четверо вдруг замахали руками.

Донесся слитный вопль, и я нехотя послал арбогастра в их сторону.

Все четверо в толстых шубах, хотя солнце заставило их распахнуть, открывая дорогие кафтаны, шитые золотом, все четверо держатся со спесью хозяев жизни.

Я подъехал ближе, покрикивая на Бобика, чтобы не вырвался вперед, незачем пугать людей без необходимости, хотя, конечно, интересно,

Они смотрели на меня с живейшим любопытством, один сразу выехал навстречу и воскликнул:

– Вы первый, кого мы видим со стороны севера! Неужели дороги открылись?

– Зачем нам дороги? – ответил я с недоумением. – Есть направления, чего же еще?

Он всматривался в меня с жадностью, к нему подъехал еще один, такой же важный, что-то шепнул на ухо.

Первый подобрался, зыркнул на смирного Бобика, на арбогастра и уже потом на меня.

– Что-то о таком всаднике мы уж слышали, – проговорил он, чуточку запинаясь. – На огромном черном коне...

– А о собачке? – спросил я с интересом.

– И о чудовищной собаке, – договорил он неуверенным голосом, – хотя я бы не назвал ее чудовищной. Огромная – да, но она весьма хороша. Упитанная такая...

– Да и сам я ничего, – сказал я скромно. – Хотя и недостаточно упитан и дороден. Все верно, я тот самый. А с кем имею удовольствие зело общаться?

Он проговорил уже дрожащим голосом:

– Барон Кемберлит... А это моя родня. Ваше высочество, глазам своим не верю, хотя именно таким вас описывают... И что иногда вот так, без свиты и охраны...

Он не выглядел высокомерным или даже надменным, но держится, как сразу бросилось в глаза, с уверенностью и осознанием своего превосходства над другими. И еще чувствуется, без колебаний принимает на себя ответственность, это я понял по его решительному лицу и твердому взгляду.

– Я опаснее любой охраны, – заверил я с мягко зловещей улыбочкой. – Да и к чему героям показуха?.. Барон, у вас прекрасный замок.

– Спасибо, ваше высочество!

– Чувствуется добротность, – сказал я с одобрением. – Жаль, спешу и не могу побывать у вас в гостях, хотя и хочется. Потому передайте всем лордам Пекланда, которые готовы повоевать за честь, славу и богатую добычу... принц Ричард Завоеватель приглашает героев принять участие в его благородном походе по установлению мира и справедливости!

Он спросил настороженно:

– Ваше высочество?

– Нужно всего лишь, – сказал я, – продемонстрировать силу, а воевать, скорее всего, даже не придется. В соседней с вами Скарляндии сейчас свирепствует гражданская война, брат идет на брата, кровь льется по всей стране.

Его спутник всматривался в меня с напряженным интересом, лорд с вытянутым породистым лицом, волосы седые, но брови абсолютно черные без единого белого волоска, что говорит про элитную породу, острые скулы, тяжелая нижняя челюсть, суровый и невозмутимый.

– Ваше высочество, – произнес он, – я граф Парнвуд. Как я понимаю, вы хотите остановить войну без кровопролития?

– Точно, – ответил я. – Если желаете принять участие в благородном деле, за которое вам зачтется на небесах, а я не оставлю щедротами здесь на земле, то вам надлежит выставить свои войска на границу и выказать намерение вторгнуться, если на то будет мой приказ.

– Но не вторгаться? – уточнил он с недоумением.

– Я же хочу избежать кровопролития, – напомнил я.

Он посмотрел искоса.

– Почему?

– Это же мои земли, – ответил я честно. – Зачем разорять свое? Но лучше поговорим о милосердии и человеколюбии, верно?

Он улыбнулся, принимая мою откровенность как знак доверия.

– Это как водится, ваше высочество.

– Полагаю, – добавил я, – демонстрации будет достаточно. За это обещаю щедрое вознаграждение.

Он чуть поклонился с тем же невозмутимым видом, зато лицо барона Кемберлита воспламенилось, он чуть ли не облизнулся и сказал торопливо:

– Да-да, все знают, что отправившиеся с вами получают титулы и земли!

– Земли будут, – сказал я. – И титулы. Обещаю.

Я вскинул руку в прощании, герои говорят кратко, мне тоже иногда удается сказать кратко и емко, когда слежу за собой.

Бобик подскочил и понесся в прежнем направлении, арбогастр пошел следом сперва торжественным шагом, гордо и красиво выгибая шею, потом ринулся вскачь, и замок на горе вскоре скрылся за спиной.

Я раньше полагал, что составлять маршрут для Зайчика нужно очень тщательно: по прямой нельзя, нужно огибать горы, десятки слишком широких для перепрыгивания ущелий, а также довольно обширные Запретные Места, я же теперь государь, а не сорвиголова, должен сам избегать их и других не пускать...

Потом обнаружил, что арбогастр сам в нужных местах снижает скорость и заранее берет в сторону от ущелий, словно у него встроенный локатор. Так что для него достаточно лишь выбрать направление, а он сам будет мчаться, где-то ускоряясь, где-то замедляя бег, а то и огибая препятствия, а потом снова выходя на прежний курс, внося поправки на петли и зигзаги.

Сейчас он то набирает скорость, то сбрасывает ее так резко, что встречного ветра почти нет, а мимо проносятся стены ущелий, где нужно поворачивать резко то вправо, то влево, и удар о каменный выступ если их с Бобиком и не убьет, то меня может, я еще не знаю пределов моей регенерации... и как-то не хочется их проверять.

Что копыта стучат уже не по пекландской земле, а по ирамской, я догадался не по самой почве, а по времени, понял несколько запоздало, тут же впереди появилась река, а на той стороне поднялись высокие стены Зондерсгаузена, столицы королевства Ирам.

Арбогастр бодро пронесся по каменному мосту, на обоих берегах еще снег, но выгнутая спина из широких плит уже прогрелась под солнцем, даже успела обсохнуть, копыта звонко стучат, иногда даже заметны искры, хотя и светит яркое солнце.

На той стороне моста массивная арка, а в ней из свода высовываются острые зубья заградительной решетки. Это личный мост короля Иоанна-Георга Гехингена, нечто вроде подъемного моста через ров, только здесь вместо рва достаточно широкая и глубокая река.

Стражники вытаращили глаза, но, видимо, им уже рассказали в подробностях о моем прошлом визите, обрисовав во всех красках мой ужасающий вид и три головы, а также коня из самого ада и, конечно, чудовищного пса, что наверняка удрал из самой преисподней, чтобы служить еще более ужасному господину.

Я улыбнулся им, оба едва не попадали в обморок, один пролепетал:

– Щас, щас... откроем...

– Весна, – сказал я значительно. – Щепка на щепку лезет, а вы спите? Даже хомяки начали просыпаться в норах!.. Я же слышу...

Можно было проехать, как в прошлый раз, справа от дворца и взглянуть на город, но я не поклонник Шлимана, направил коня прямо в ворота.

Там узнали тоже, пропустили, чуть-чуть подзадержав с якобы непослушными створками, это чтобы дать возможность одному стремглав броситься в королевские покои, где успеет предупредить, что через минуту здесь будет то самое чудовище, что перегрызло глотку другому чудовищу. Или загнало того так далеко в его норы, что никто и не знает, где оно схоронилось и что затевает.

В прошлый раз мы встретились в коронном зале, король Ирама принимал заезжее мое высочество, я и сейчас скромно корчу из себя захудалого принца, которых, как воробьишек, однако по лицам встречных вельмож вижу, что уже не воробьишка, совсем не воробьишка, и даже не воробей...

Если в прошлый раз я здесь шел быстро и четко, демонстрируя каждым движением и жестом силу и власть, то сейчас вообще должен бы раздуться от важности, потому просто двигался через залы с мягкой участливой улыбкой добрейшего человека, который мухи не обидит, все-таки вокруг практически одни они и есть.