Текст книги "Все женщины — химеры"

Автор книги: Гай Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 21 страниц) [доступный отрывок для чтения: 8 страниц]

Глава 7

Мариэтта ворвалась в спортзал первой, повела стволом сперва в мою сторону, потом во все стороны.

– Чисто!

Вбежали сержант и чиновник, оба с пистолетами в руках. Сержант весело заорал мне:

– Что смотрим?

Я не ответил, вроде бы увлеченно и даже с восторгом наблюдая, как Коваленко ведет мяч к воротам. Мариэтта наконец углядела на моих ушах массивные полушария УЧ-5, зашла сбоку и резко сорвала с меня чудо современного хай-тека.

Сержант встал между мною и экраном. Я подпрыгнул в ужасе.

– Кто?.. Что?.. А вы откуда взялись?

Мариэтта с отвращением швырнула наушники в дальний угол. Синенко с удовольствием смотрел в мое перепуганное лицо.

– Ну что, кто выиграл?

– Еще никто, – ответил я нервно, – ноль-ноль, второй тайм только начался!.. А вы откуда? Как вас охрана впустила? Надо накатать жалобу, я демократ или нет? Демократы всегда жалуются!

Синенко покосился на экран.

– Это же вчера надо было смотреть.

– Вчера я был занят, – сообщил я с той же нервностью в голосе и облике. – А сегодня вот наслаждаюсь! А вы меня всего пугаете!

Мариэтта отпрыгнула в сторону, я увидел по ее перекосившемуся лицу, что едва-едва удержалась от женского взвизга, а вбежавший со двора ящеренок, не обращая на нее внимания, прыгнул мне на ногу, быстро вскарабкался по штанине, затем по рубашке и, умостившись на плече, посмотрел сверху победно и уверенно.

– Что это за зверюга? – проговорила она с трудом. – Какая страшная…

– Ничего вы, полицейские, не понимаете в искусстве, – сказал я. – Для вас красивые только кошечки да белочки?.. А для настоящего эстета крокодил намного прекраснее. Споры между настоящими ценителями искусства идут только на тему, какие крокодилы прекраснее: нильские или африканские? Есть еще эстеты, для которых кайманы лучше всех на свете, но они все-таки в меньшинстве… Аллигаторы рулят в мире красоты и утонченного изящества!

Она сказала язвительно:

– А это у тебя кайман или аллигатор?

– Это новый вид, – сказал я страшным шепотом. – По сохранившейся дээнка восстановили тираннозавра!.. Ну, как восстановили мамонта, бизона и лобковую вошь.

Она поморщилась.

– Это уже не наука, а черт-те что… Куда народные деньги идут?.. Я без лобковой вши как-то проживу. Даже без мамонтов. Ладно, что здесь случилось? Почему был сигнал тревоги?

Синенко сказал зловещим голосом:

– Если не будешь с нами сотрудничать, скажу, с каким счетом кончилось и кто победил…

Я вскрикнул в ужасе:

– Замолчи, а то сейчас убью!

Мариэтта в недоумении посмотрела на третьего, что похож на чиновника.

– О чем они?

Мы с Синенко одновременно уставились на нее, чиновник тоже посмотрел и покачал головой.

– Мариэтта… Это очень сложно, женщины не понимают… Но кто мне может объяснить, почему вся система охраны и сигнализации отключена. У меня вопрос к хозяину, что случилось?

– Отключена? – спросил я всполошенно. – Зачем вы ее отключили? Мне это нужно! Если поставили, то поставили. Правительство знает, что простому человеку делает. А вы чего ломаете?

Мариэтта сказала сержанту сердито:

– Тебе не кажется, что он переигрывает?

– И здорово, – ответил он. – Нервничает. Вот и прячется за такой ширмой.

– Какой ширмой? – спросил я. – Какой ширмой? Не знаю никакой ширмы!.. У меня все открыто! Даже в туалете двери нет!..

– Есть, – сказал чиновник.

– Вот видите, – заявил я. – Так вот живу, даже не замечаю. Потому что я – творческая натура. А вы вот все замечаете, как не стыдно?

Они посматривали на меня как-то странно, наконец чиновник сказал раздельно:

– Я, Карлашев, представляю полицию Юго-Западного округа.

– Очень, – буркнул я, – как бы приятно. И че?

Он объяснил:

– Поступил сигнал, мы обязаны проверить. У ваших ворот стоит неопознанный автомобиль. Аппаратура указывает, что у вас гости…

Я охнул:

– У меня? Какие гости, где гости?.. Зачем мне гости, когда я смотрю футбол? Футбол – дело сугубо личное!

Мариэтта уже исчезла, Синенко пошел следом, но из холла двинулся в другую от нее сторону.

Карлашев покачал головой.

– Кто прячется в вашем доме?

– Прячется? – переспросил я. – Да где у меня прятаться? Дворец, что ли? Обыщите все норки…

– Сейчас сообщат, – заверил он, оглянулся, прислушался. – После этой вашей адской музыки в ушах грохот…

– Это ваш Синенко поскользнулся, – ответил я.

Он спросил быстро:

– На чем?

Я пожал плечами.

– Ваша Мариэтта чего-то испугалась, на том самом сержант и поскользнулся.

Он поморщился.

– Грубо теперь молодежь шутит.

– А вам сколько? – спросил я.

– Я старше вас на пять лет, – ответил он высокомерно. – Между нами целая эпоха иной морали, технического развития, других взглядов и отношения к миру.

– Конечно, – буркнул я, – у вас, стариков, более правильное… Вы инквизицию еще застали?

Ответить он не успел, из гостиной влетела Мариэтта с расширенными глазами, на белых сапожках красиво расцветают, как дивные алые цветы, крупные капли крови.

– Там… Там… Там убитые! Еще теплые!

Рука Карлашева дернулась к пистолету, словно у Гиммлера при слове «культура».

– Что-о?.. Где Синенко?

– Осматривает, – ответила она и вздрогнула. – Там все в крови!.. Даже на стенах кровь… и мозги!

Карлашев покосился в мою сторону. В дверном проеме показался сержант.

– Даже так? Вызовите экспертов.

– Уже, – ответила она. – По экстренному. Через семь минут вертолет сядет у входа. Итак, Евген… это ваше настоящее имя? Что вы скажете о трупах в вашем доме? Я успела увидеть двух… но, возможно, есть еще?

Я подскочил, сам чувствую, как глаза стали дикими, а волосы поднялись дыбом, хорошо реагирую, молодец, какой великий актер во мне погибает, почище Нерона.

– Что-о-о?

Мариэтта и Синенко переглянулись, а представитель полиции Юго-Западного округа повторил раздельно:

– Вам же сказано, два… трупа… свежие… еще теплые… в лужах крови…

Ящеренок сердито зашипел на него, устрашающе раскрыв красную и пока беззубую пащечку.

Я вскрикнул:

– Так зачем вы их мне принесли?.. Или вы их на месте убили?.. Так у меня не было гостей! Это все ваши провокации!.. Вы мне еще и героин подбросите, я заранее протестую!..

Синенко сказал быстро:

– Посмотрю там еще… Там просто бойня была!.. Все стены исковыряли пулями!.. Это же надо… Красиво живешь, Юджин!

Он исчез, Карлашев не сводил с меня прицельного взгляда холодных глаз. С какой бы скоростью пистолет ни возникал у меня в ладони, но, боюсь, этот натренированный модник успеет выхватить свой из кобуры скрытого ношения раньше меня. Тем более выстрелить.

– Беда в том, – проговорил он, все еще не сводя взгляда, – что мы всего лишь полиция… Если когда-то и министров брали с поличным, то теперь нам оставили только всякую шушеру.

– А министры? – спросил я. – Их берут другие? Повыше рангом?

Он вздохнул:

– У всех связи, знакомства, блат… Хотя на самом деле это только прикрытие.

– Не связи? – спросил я.

Он поморщился.

– Связи связями, но у них крыша получше, чем просто связи. Мир слишком уж разогнался к глобализации, люди не готовы… да и не хотят. А если и согласны, то на собственных условиях, а не общих… Так что у нас возможности ограниченны…

Он на что-то намекал, но я все не мог врубиться, потому ответил осторожненько:

– Ну, жаль, конечно…

– Страны, – сказал он, – вынужденно сократили армии, дали централизацию всем районам и кластерам, а к чему привело?.. Вот именно. Новое вино нельзя наливать в старые кувшины, как сказал великий винодел Соломон. Или это был Ной?

– То изрек Иисус, – поправил я.

Он изумился:

– Разве Иисус не плотничал?

– Одно другому не мешает, – напомнил я. – Говорят же, пьет как слесарь…

– Пьет как ирландец, – поправил он книжным тоном, – так правильно.

– А что, все слесари ирландцы?

– Погугли, – огрызнулся он с неудовольствием, – в их родословной я не копался.

Синенко вошел подчеркнуто спокойный, ироничный, хотя еще более тяжелый и массивный.

– Мариэтта уже сказала? Нет? Там не два, а четыре трупа… В разных местах, в красноречивых позах, только здесь чисто… Юджин, что это у вас на руках?

Карлашев и Мариэтта заинтересованно уставились на мои кисти. Там все еще побаливает, веревка хоть и недолго побыла на моих руках, но зверски натерла кожу.

– Где? – переспросил я.

– Вон, – сказал Синенко и некультурно указал пальцем.

Я посмотрел, сказал гордо:

– Стигматы, что же еще!

– Чего-чего? – спросил Карлашев.

– Стигматы, – пояснил я. – У слишком верующих появлялись в тех местах, куда Христу вбивали железные костыли, а у меня проступили на местах, где у невольников были цепи… Ну так, чуть покраснела кожа. Вы же помните песню о невольниках?

Карлашев внимательно оглядел кисти обеих рук, покачал головой.

– Это не от наручников. Больше похоже на веревку.

– Вам виднее, – согласился я. – Я когда слушал музыку, представлял, что руки у меня связаны… но чем, гм, как-то не конкретизировал. Просто ощущение, понимаете? Из этих ощущений возник импрессионизм, это искусство такое… вроде футбола низшей лиги.

Мариэтта, прислушиваясь одним ухом, бросила ядовито:

– Импрессионизм от впечатлений, а не ощущений!

– Здорово, – обрадовался я. – Значит, я еще и впечатлительный, а не только ощущательный? То-то меня всего трясет!.. Может быть, вы меня обнимете, чтобы я перестал дрожать и вздрагивать?

Она смерила меня злым взглядом.

– Послушай что-нибудь успокаивающее.

– Давай я обниму, – предложил Синенко.

Я смерил его опасливым взглядом.

– Я человек старых взглядов, понимаете ли…

– Без намеков, – сказал он угрожающе. – Я человек еще более старых.

– А вот я кроманьонец, – похвастался я. – Но мы вас, неандертальцев, помним!.. Вообще-то я не знаю уже, за что я налоги плачу? Почему меня не защищают?.. Мне что, в общество защиты животных обращаться?.. Да не потому, что осел, животных вы все защищаете!..

Он сказал успокаивающе:

– Мы тоже защищаем, не волнуйтесь вы так… Вон у вас «Резня на Журавлевке» в закладках, это ж сколько человек вы там убили, тысячи? И ничего…

Я снял с плеча ящеренка, поцеловал в морду и опустил на пол, слегка подтолкнул в толстый зад.

– Иди, бегай во дворе. Тебе не стоит слушать про убийства мобов. То плохие мобы. А ты замечательный.

Ящеренок прыжками вынесся через раскрытую дверь во двор, Синенко сказал серьезно:

– Не волнуйтесь, сейчас все поймем и решим.

Голос его прозвучал зловеще, хотя это я могу и сам интерпретировать по своей хозяйственности и подозрительности.

Карлашев ушел в гостиную, мы услышали, как присвистнул там. Синенко сказал мне дружелюбно:

– Пойдем посмотрим. Хотя для тебя это и просто дикая новость, ты никого из них не видел, но все же полюбуйся, что они с твоей мебелью сделали.

– Запачкали? – спросил я в панике. – С ногами на диван?

Он хохотнул:

– Увидишь. Как бы впервые. Ты ж ничего не видел, ничего не слышал? Как те три обезьяны?..

– А что третья?

Он взглянул на меня пронизывающим взглядом.

– Быстро схватываешь. А третья «никому ничего не скажу». А ты, похоже, все три. Многообезьянник. В смысле, многостаночник.

Я перешагнул порог и в самом деле ахнул без всякого притворства. Стена вся в дырках. Останься там на несколько секунд дольше, нашпиговали бы свинцом, как говорится, хотя пули давно уже без свинца.

Я ощутил, что меня снова начинает потряхивать пережитое, Синенко делает вид, что рассматривает залитый кровью пол, распластанные тела, но наблюдает за мной остро и неотрывно, этому наверняка тоже учатся в полицейских академиях.

Мариэтта прошлась вдоль стены, стараясь не вступать в лужи крови, что все еще растекается, обиженная, что не дают свернуться.

– О-го-го, – произнесла она озабоченно, – эти ребята любят стрелять… Что здесь еще не изрешетили? Потолок?

Синенко, не глядя, указал большим пальцем вверх.

– Туда тоже выпустили очередь. Но не прицельно, видишь?

– Да, – согласилась она, – кто-то уже в агонии нажал на спуск. После того, как некто всадил пулю ему прямо между бровей. Прекрасный выстрел!

– Какие сволочи, – сказал я плачущим голосом.

– Правда? – спросил Синенко.

– А что, не видно? – вскрикнул я. – Они всю телестену поковыряли! Смотрите, ее придется менять почти целиком!..

Карлашев и Синенко переглянулись. Я ощутил, что допустил оплошность, перешагивая через трупы и мало обращая внимания на залитый кровью пол, дескать, отмыть легко, а за телевизор платить придется. Хотя, конечно, страховка покроет…

– Сейчас прибудут эксперты, – пообещал Карлашев. – Заодно оценят и ущерб. Хотя этой ерундой вроде бы должны заниматься страховые компании?..

Синенко хмыкнул:

– Да сейчас все так быстро меняется. Как думаете, что здесь стряслось?

– В целом? – спросил Карлашев. – Задайте вопрос полегче.

Мариэтта сказала сердито:

– Можно только предполагать… И то по частям. Вот у этих двух, что один напротив другого, возник конфликт с этим вот третьим… Видимо, тот успел выстрелить первым, поразил вот этого, он ближе и опаснее, второй ударил его рукоятью пистолета, но, истекая кровью, этот успел и во второго всадить три пули…

Карлашев поморщился.

– Как-то все сумбурно… но, согласен, другие варианты выглядят так же неуклюже. Видимо, ссора у них завязалась неожиданно. Потому и такой некрасивый результат.

Она усмехнулась:

– Вы эстет, Петр Васильевич. Красивый – не красивый… Нам главное, чтоб правдивый.

Синенко уточнил:

– Правдоподобный.

– Для начальника участка? – спросила она. – Или прокурора?

Глава 8

Он кисло отмахнулся, не желая в присутствии подозреваемого раскрывать корпоративные секреты.

Карлашев сказал с иронией:

– Такого в моей практике еще не было. Четверо в лужах крови, а хозяин слушает музыку! Ничего не видел, ничего не слышал… Как такое может быть?

Синенко посмотрел на меня весело.

– Теоретически может. Потому того, что мы обнаружили, мало для обвинения. Давайте искать…

– А что скажет хозяин дома? – спросил Карлашев.

Синенко ответил вместо меня:

– Ничего не видел, ничего не слышал. Наушники у него видите какие? Не услышишь и атомный взрыв. Я бы этих меломанов только за такое извращение сажал! Ишь, слушать «Дорогой Водана» и смотреть футбол!.. А пули сюда не долетали. И хотя я сам в такое не верю, но суд, хоть и поверит нам, а не ему, все же потребует более весомых доказательств. Им вообще подавай железобетонные. Слишком уж надеются на технику!

Мариэтта сказала едко:

– Прямых улик!.. Но здесь столько наворочено, что на этот раз точно найдем.

Карлашев поинтересовался:

– На этот раз? Значит, он уже в чем-то был замешан?

Синенко сказал весело:

– Нет, конечно! Он всегда либо примус починяет, либо вышивает крестиком, а вокруг все зверски убивают друг друга и забрызгивают стены кровью.

– И мозгами, – добавила она ядовито.

Карлашев посмотрел на меня с великим уважением.

В проем двери опасливо заглянул ящеренок, слишком много чужих людей, но пересилил страх и, стремительно преодолев разделяющее нас пространство, взбежал по моей ноге, цепляясь острыми коготками, уселся на плече, прижимаясь к моей теплой вроде бы шее, и смотрел на всех сверху уже победно и бесстрашно.

– Какой толстый геккончик, – сказал Карлашев.

– Это не геккон, – уточнил Синенко.

– А кто?

– Нильский крокодил, – пояснил Синенко. – Сейчас модно держать дома карликовых животных. Табуны коней ростом с кошек, слонов и носорогов, что мельче добермана…

Карлашев обронил:

– Я слышал насчет тираннозавра…

– Врет, – ответил Синенко убежденно. – Станут этому жуку тираннозавра восстанавливать! Подумаешь, олигарх…

Карлашев обошел меня со всех сторон, внимательно рассматривая ящеренка.

– А нельзя у него спросить? – сказал он. – Я читал где-то, в глазах остается все, что видел… недавно. Если эта штука…

– Это не штука, – огрызнулся я, – а член моего общества!

– Но если он сидел здесь и все видел…

– То экспериментальная техника, – ответил Синенко с сомнением. – Кто нам ее даст…

– Это я не дам, – отрезал я. – Это Яшка!.. Я вас по судам затаскаю!.. В Гааге сядете вместе с Милошевичем и Ашаном Гагеным!.. А потом вас там же нечаянно удавят.

Карлашев сказал примирительно:

– Ладно-ладно, это только предположение. Что твоя дурная ящерица могла увидеть?

– Не куплюсь, – заверил я. – Видел что-то Яшка или не видел, я не разрешу спрашивать без адвоката. А его адвокат, как и папа, это я. И вообще он еще несовершеннолетний.

Мариэтта выглянула в окно, просияла так, что видно даже со спины и ниже.

– Ура, прибыли эксперты. Заберут трупы, а по ним всю подноготную этого жука узнают. Сейчас такой уровень криминалистики, по одному плевку узнают адрес и даже любимый сорт кофе!

Я буркнул:

– Это и я могу.

Карлашев заинтересовался:

– Что именно?

Я указал на ближайший труп.

– Этот вот, судя по характерной позе, в которой упал, белый мужчина, год рождения тысяча девятьсот восемьдесят пятый, февраль, двадцать третьего, дважды состоял в браке, один ребенок, прописан в Южном Бутово по улице Изюмская, дом семьсот первый, квартира сорок шестая… что блестяще подтвердится найденным в кармане убитого паспортом.

Синенко, что слушал с раскрытым ртом и все большим изумлением на лице, разочарованно хмыкнул и повернулся к Мариэтте:

– Проверь, вдруг там у него в самом деле паспорт.

Она буркнула:

– Если и есть, то фальшивый.

– Сейчас все фальшивое, – поддержал я горячо. – А в продуктах нитраты и гэмэо! Как жить, не представляю. Хорошо хоть, женщины все те же! Как были хитрыми, так и остались.

Со двора в гостиную начали заходить эксперты с чемоданчиками в руках, еще с порога достали всякую хренотень и начали то ли фотографировать, то ли просвечивать всех и вся в доме невидимыми лучами смерти.

Один, похож на их начальника, внимательно посмотрел на трупы, перевел испытующий взгляд на меня.

– Чистая работа, – одобрил он. – Высокий профессионализм!.. Давно такого не видел. Вы хозяин? Похоже, завалены заказами?

– Че? – спросил я с непониманием.

– Работу даже на дом берете, – объяснил он. – Другим приходится выезжать на место.

Синенко попробовал вытащить нож из столешницы, не смог, покачал головой.

– Крепкие сюда явились ребята. Чем же ты их заинтересовал?

– Шутите? – сказал я нервно. – Вы смотрите, что у меня пропало!.. Столовое серебро на месте?

Он хмыкнул:

– У тебя были серебряные ложки?

– Нет, – ответил я. – Но чего же они тогда туда лазили? Вдруг да подкинули? А потом скажут, что я у них украл!.. Или это вы мне подкинули?.. Я теперь никому не верю, везде коррупция и отток капитала!

Он проговорил:

– И нарушение прав человека, верно?

– Вот-вот, – сказал я горячо, – неотъемлемых и незыблемых. Как Вандомская колонна!

Он посмотрел с недоумением.

– Что за колонна? Церетели нацеретелил?..

– Откуда я знаю? – огрызнулся я. – У меня компьютера нет в линзах, даже в очках нет. Да что там компьютера, у меня и очков нет!.. Видите, какой я бедный?

Он кивнул.

– Видим. Вот только что-то у тебя есть… Может быть, бриллиантов каких-то целый мешок? Иначе чего это они так?..

– Вот и узнавайте, – огрызнулся я. – Разве не видно, что я простая божья коровка?.. Я даже голосовать не хожу, все равно за меня проголосуют, как надо и правильно!.. Я всегда согласный с линией партии и правительства. Сейчас у нас кто в правительстве?

Синенко пожал плечами.

– У Мариэтты спроси, она все знает.

– В футболе не сечет, – сказал я твердо. – Не знаю, как таких берут в детективы! Им же и в носу ковыряться нельзя разрешать, пальцы сломают.

– Это да, – согласился он, – она футбол от соккера не отличает.

Они все трое в нетерпении посматривали на экспертов, что сперва снимали все на скрытые камеры, потом долго всматривались в результаты, что выдает на экран анализатор.

Синенко не вытерпел, начал сердито сопеть, наконец сказал с угрозой:

– Ребята, если снова сели в лужу, так и скажите, бить не будем.

– Нет, будем, – сказал Карлашев.

Старший эксперт сказал со злостью:

– Дурь какая-то! Теоретически подозреваемый в самом деле мог не слышать с такими наушниками посторонние звуки!.. А нарушители в то помещение не заскакивали, это подтверждено. Но мы же понимаем, что где-то ошибка!

– Еще какая, – согласился он, – однако начальство требует, чтобы наши выводы не противоречили результатам анализатора. Там избегают конфликтов. Они скорее закроют дело, чем поставят под сомнение научную экспертизу.

Мариэтта посмотрела на меня зло, повернулась к эксперту.

– Корпорации давят, – сказала она зло. – Заставляют внедрять их разработки везде… что хорошо, но и нам надо верить! Я же чувствую, он не сидел вот так, слушая музыку!

– И я не верю, – подтвердил эксперт. – Как разумный человек, не верю. Но что делать, если мы уже в таком хай-тековском мире, что и сами еще не врубаемся, что в нем и как…

– И что делать?

– Мариэтта, – сказал он, – теперь косвенные улики даже не рассматривают. Раз у нас такое оснащение, то улики должны быть только прямыми и бесспорными. Даже неоспоримыми, как говорит наш шеф. Потому решайте сами, мы только технические консультанты.

Мариэтта повернулась ко мне, лицо усталое и злое, но в голосе прозвучал нескрываемый вызов:

– Придется вам, пан Евген, снова проехать в наш участок! Только, думаю, на этот раз вам не отвертеться так легко, как в прошлый раз.

– Разве я отвертывался? – спросил я в недоумении. – Я к вам со всей душой! Душа – это такая эманация…

– Тогда нет проблем, – прервала она. – Душу тоже берем. Пойдемте, господин Евген!.. На этот раз, уверена, вам придется задержаться в участке намного дольше.

Синенко договорил со злорадством:

– А вернешься из него уже не в этот домик, а в другой. С решетками на окнах.

– Это я люблю, – заверил я. – Безопасность прежде всего!

Синенко спросил быстро:

– Тебе грозят? Ты чего-то боишься?

– Я бесстрашен, – ответил я гордо. – Как лев! Но я не дурак.

Карлашев сказал в нетерпении:

– Мариэтта, отвези его в участок. Пусть посадят пока под арест… Господин Евген, не кипятитесь, мы имеем право задержать вас на пять часов без предъявления обвинения. Так что все по закону. Поедете добровольно или вас отвезти связанным…

– …привязанным сзади за автомобилем, – добавил Синенко, – с гранатой во рту. А веревку зацепим за колечко, я это умею…

Я не удостоил его ответом, ссадил Яшку на диван, а сам вышел во двор к их полицейскому автомобилю. Мариэтта с издевательской ухмылкой распахнула передо мной дверцу.

– Не боишься, – спросил я, – что нападу по дороге?

– Я на это надеюсь, – отпарировала она.

– Мазохистка…

– Нет, – пояснила она, – в порядке самозащиты сверну тебе шею и разом закрою дело. Еще и премию получу.

– Я что, такой ценный?

– Нет, просто дело закроем.

– Бюрократы!

Я опустился на правое сиденье, она обошла машину и села за руль, красивая и надменная, а еще предельно злая, раз уж не удается ущучить вроде бы такого простого и простодырого.

– Не гони, – сказал я заботливо, – а то ты вся на нервах… Валерьянку пей, помогает. У тебя кошка есть?

– У меня собака, – отрезала она.

Я обрадовался:

– Здорово! У меня тоже. Правда, пока только как ящерица. Тебе Яшка понравился? Правда красивый?

Она погнала машину молча, а когда выметнулись из коттеджного поселка, буркнула раздраженно:

– Ты лучше думай, как тебе на этот раз вывернуться.

– Какая ты заботистая!

Она сказала зло:

– И теперь твое «не видел, не слышал» не прокатит.

– Я овечка, – заверил я. – А вы все сатрапы! Только и думаете! Мне что, я сижу тихо, никого не трогаю. Пользы от меня, признаю, никакой, зато и вреда нет, а это уже редкость, правда?

Она фыркнула, а я зябко передернул плечами, какой-то странный холод, с чего бы, словно даже не знаю…

Мариэтта спросила насмешливо:

– Озяб?

– Что-то подуло, – пробормотал я. – Циклон или антициклон? Разве это не дело полиции следить за погодой и осадками… Ой, это же…

Мы как раз вскочили в небольшую лесополосу, великанские деревья сомкнули над нами исполинские ветви, закрывая небо, а впереди крупный черный внедорожник резко развернулся на дороге и встал как вкопанный.

Из-за деревьев и кустов выпрыгнули двое с автоматами и в балаклавах.

Я замер, увидев нацеленные в нас два черных дула. Мариэтта вжала ступню в педаль тормоза, машина резко остановилась, ее чуть занесло боком.

Мариэтта крикнула торопливо:

– Нападение на полицию!.. Срочно бригаду спецназа!

К нашей машине подбежал человек с автоматом, сквозь узкую прорезь на меня взглянули злые глаза.

Не отводя от меня взгляда, зло крикнул Мариэтте:

– Бросьте глупости! Мы заглушили связь, можете вызывать помощь до потопа. Выйти с поднятыми руками!.. Быстро!.. Обоим!

Я сказал дрожащим голосом:

– Нужно выйти!.. Они ж такие, могут убить. Видите, что у них в руках? Смотреть страшно. Хорошо если только вас изнасилуют и убьют, профессиональный риск, вы за это зарплату получаете, а меня за что?..

Человек в балаклаве прорычал:

– Заткнись!..

Она сказала быстро:

– Что вам надо?

Он сунул ей под нос ствол автомата.

– Ваш арестованный. А вы нам неинтересны.

Она быстро посмотрела в мою сторону.

– Мы за него отвечаем!

– Он преступник, – крикнул балаклавщик. – Теперь отвечаем мы. Вытолкайте его наружу. Или опустите оружие, заберем сами.

– Нет! – ответила она.

Я прокричал:

– Тихо-тихо! Я выхожу сам. Думаю, мы быстро уладим наше маленькое недоразумение. Просто крохотное…

Мариэтта не успела и рта раскрыть, как я быстро распахнул дверцу и вывалился наружу, держа руки с растопыренными пальцами над головой.

Сзади прозвучал сердитый вскрик Мариэтты. Я поднялся на ноги и побежал в сторону балаклавщиков.

– Спасибо, что спасли!.. Менты поганые, за что они меня?.. Никого не трогал, починял примус…

Меня грубо ухватили под руки, оттащили. Я не успел вспикнуть, как один сунул под нос ствол пистолета, а другой быстро и сноровисто набросил на голову черный непроницаемый мешок и быстро завязал на шее.

– Ребята, – сказал я дрожащим голосом, – да вы что?.. Я сам либерал и власти не люблю!

Кто-то прорычал:

– А мы как раз за крепкую власть. Так что заткнись. Еще раз пикнешь, покажем кромешников…

Он не договорил насчет получить в зубы или в лоб пулю, но от этой грамотности стало еще страшнее.