Текст книги "Небоскребы магов"

Автор книги: Гай Юлий Орловский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 15

Пока гонцы со всех концов страны сообщали, как собирается армия и направляется в лагеря поближе к границе с Нижними Долинами, Курт докладывал королю о подготовке к грандиозному пиру, что покажет короля живым и здоровым, а это несомненно повысит боевой дух населения.

Столы накрыли в двух залах для торжественных приемов, в одном знатнейшие глерды и самые знатные, во втором чуть попроще, но тоже знатные и родовитые, у остальных ко дворцу попросту нет допуска.

Пир начался без короля, что сразу же вызвало разговоры, но он появился даже не в разгар, а ближе к началу. Выслушал бурю восторгов, повнимал с благосклонной улыбкой отца королевства, ближайшим сподвижникам представил меня, чрезвычайного и полномочного посла ее величества королевы Нижних Долин Орландии.

Я сидел с ним по левую руку, справа от короля расположился Эверхартер, командующий королевскими войсками, на меня совершенно не обращает внимания, держится красиво и величественно, словно олицетворяя незыблемость королевской власти.

Фицрой сам не захотел пировать в главном зале, шепнул мне, что предпочитает быть первым во втором, там будет веселее, у него есть опыт, а я вместе с остальными знатнейшими глердами пил и ел, прислушивался к разговорам.

О войне никто не говорит, хорошо, пока эта новость умело держится в тайне.

Астрингер тихонько шепнул:

– Кстати, вот там третий у главной колонны герцог Руммель с женой и дочерью. Это ваш сосед слева… Можете познакомиться прямо здесь.

Я запротестовал шепотом:

– Ваше величество, я еще не принял ваш щедрый подарок!

– После пира, – посоветовал он, – съездите и посмотрите. Это не помешает нашей подготовке к войне с Уламрией. Я уже отдал все распоряжения насчет сбора армии, часть из них вы слышали. Мы же не выступаем навстречу, все равно должны дожидаться подхода армии Антриаса за глубоким рвом и высоким валом. Просто посмотрите замок, села, пашни, леса… Там райское место!

Мне показалось, что-то недоговаривает, говорит слишком весело и небрежно, но вникать не стал, сама идея принять замок с землями еще и здесь кажется дикой, мне и тот ни к чему, а этот – тем более.

Герцог, который мой сосед, герцог Руммель, повернулся от жены к соседу, герцогиня взглянула в нашу сторону, то есть на короля, я невольно засмотрелся на нее, странный образец нездешней красоты, слишком резко вычерченное и вылепленное лицо. Челюсть как у Габсбургов, щеки запавшие, а брови угольно-черные вразлет красивыми стремительными дугами, глаза же крупные, чуть навыкате.

В строгом платье немолодой светской дамы, хотя, на мой взгляд, еще достаточно молодая женщина с крупными внимательными глазами, алгебраически точно высчитанными пропорциями лица, у меня даже сердце защемило, ничего ни прибавить, ни убавить, аристократический облик женского совершенства.

Она поймала мой взгляд, красиво приподнятые дуги бровей приподнялись чуть выше, но я не отвел взгляд, совершенство встретить в нашем мире так и не удается, а здесь вот оно.

Астрингер сказал негромко:

– Присматривайтесь, присматривайтесь. Это не худшие в мире соседи. Не правда ли, при ее уродливости герцогиня… даже красива?

– Уродливо красива? – переспросил я. – Да, пожалуй…

В моде женщины с милым круглым лицом и ямочками на щеках, скошенным подбородком, а у герцогини, как напомнил я себе еще раз, нижняя челюсть выступает вперед, щеки запавшие, скулы высоки, в довершение всего выше остальных женщин на полголовы, а то и на голову, а какой мужчина потерпит, чтобы женщина с ним вровень или выше? Это унижение для мужской гордости.

Глаза ее слегка навыкате, словно крупные глазные яблоки не помещаются в глазных пещерках, а такое расположение всегда придает, по общему мнению, наглое выражение, хотя это всего лишь анатомия.

Она перевела на меня царственный взор этих прекрасно наглых глаз, я постарался изобразить на лице предельную степень восхищения и даже восторга.

Ее брови чуть приподнялись, ресницы просто дивно громадные, черные, как у Кармен, и длиннющие, с красиво загнутыми кончиками.

Она тебя не поняла, сказал мне внутренний голос, будь поосторожнее, учитывай здешние вкусы. Здесь царит рубенсовщина с его мясистыми бабами, что вообще-то нравится и тебе, у тебя же вкусы, как у всех мужчин, но вот лицо у нее, как… даже не подберу сравнение, но впечатляюще.

– С нею дочь Сисилия, – шепнул король. – Правда, чудо?

– Совершенство, – согласился я.

– Ее первый выход в свет, – пояснил он. – Ей уже четырнадцать.

Сисилия, как мне показалось, взяла черты отца, мелкие, правильные, изумительно выточенные, вся как филигранная игрушечка, с любовью вырезанная лучшими мастерами.

– Ваше величество, – напомнил я, – как-то мне ваш дар принимать не совсем ловко. Если бы в кости выиграл, другое дело! А как плату за лечение – это нехорошо. Такое делается бесплатно. Из любви к ближнему, как говорится для народа.

Он усмехнулся.

– А на самом деле?

– Из стратегического партнерства, – пояснил я, – королевств Нижних Долин и Дронтарии.

– Так это же, – сказал он, – в целях дружбы наших королевств!.. Политический шаг. К тому же вы предупредили о грядущей войне. Присмотритесь, говорю еще раз. Герцог Энтони Руммель и герцогиня Эльжбетта Руммель. Сегодня вывели в свет, как и обещали, свою дочь. Как видите, пока еще с двумя няньками. Входит в возраст, когда можно выдавать замуж.

Я снова посмотрел на эту Сисилию, совсем юная девушка-подросток, огромные глаза, расширенные в детском удивлении, печаль в них, кружевной воротничок на тонкой шее, что ни к чему не прикреплен, просто украшение вместо нитки жемчуга или бриллиантов, такое нежное и вроде бы не к месту, но она вся не к месту в этом жестоком и грубом мире.

– Она же совсем ребенок…

– Браки заключаются не в один день, – напомнил Астрингер благодушно. – И пару выбирают долго и тщательно. Чем ее родители сегодня и займутся… Хотя, конечно, уже давно прикидывают дома, кто может составить партию их чудо-ребенку…

Я вспомнил, Джульетте было четырнадцать, когда влюбилась в Ромео, а возраст ее матери видно уже по сказанному строго дочери: «Что до меня – в твои года давно уж матерью твоей была», так что синьоре Капулетти было никак не больше двадцати восьми лет, а скорее меньше, старуха, понятно.

Так что герцогиня Эльжбетта, выводя дочь в высший свет, все внимание сосредотачивает на ней, потому что теперь это она, Сисилия, – центр всего, а мать всего лишь мать, на втором, а то и третьем плане.

Я смотрел на герцогиню, блин, да она же совсем юная, моя ровесница, а я должен смотреть, как на мать этой юной красавицы? И вообще смотреть только на этого подростка? У нас они тоже рожают, бывает, и в тринадцать лет, когда залетают, но это еще не повод выдавать в тринадцать замуж…

Астрингер проговорил тихонько:

– Сейчас я сделаю вид, что бодр и весел, постараюсь своими ногами добраться до постели.

– До постели?

– До двери, – уточнил он. – А там мне помогут. А вы пируйте, а потом зайдите, если будет желание…

Он поднялся, красивый и величественный, на плечо Курта оперся, как бы выказывая ему благоволение, но я заметил, что почти навалился, а Курт, не дрогнув лицом, пошел как бы рядом, а на самом деле почти понес его к выходу из зала.

Я некоторое время поглощал хорошо приготовленное мясо, надо бы ввести в употребление вилки, а то брать пальцами как-то не слишком, приходится обтирать о просторные камзолы сменяющих блюда слуг, наконец осушил чашу вина и поднялся.

Часть вторая

Глава 1

Половина гостей уже покинула стол, шушукаются группками в углах и под стенами. Поговорить есть о чем, я прошел к выходу, герцог с дочерью и двумя ее няньками беседует с группой солидно выглядящих глердов.

Герцог и герцогиня, на мой взгляд, просто идеальная пара: он на два пальца выше супруги, горд и надменен, сложен неплохо, но брюшко уже выпирает, лицо с правильными чертами, хоть и мелковатыми, в то время как у герцогини все крупное: глаза, брови, губы, даже нос хоть и не великанский, но выделяется горбинкой и широко расставленными ноздрями.

И не просто крупные, сказал внутренний голос, а заметные, сразу бросающиеся в глаза. Думаю, даже местные чувствуют, что герцогиня чем-то красива, хоть по местным меркам почти уродлива.

Герцогиня, продолжая беседу с женами глердов, вышла с ними в соседний зал. Я подумал, к кому подойти сперва, но герцог увлечен разговором, потому вышел вслед за герцогиней.

Женщины хохотали, потом мило попрощались, пошли к дальней двери, а она повернулась и увидела меня на ее пути.

– Герцогиня, – сказал я, – простите, что представляюсь сам, но дело в том, что у меня здесь вообще нет ни одного знакомого, кто бы мог… Я прибыл из Нижних Долин, и единственный, кто меня знает и мог бы представить вам, только что покинул пир.

Она проговорила медленно:

– Вы говорите о его величестве?

– Вы наблюдательны.

Она улыбнулась.

– Еще бы, вы сидели с королем рядом и общались, это все заметили, как могли не заметить?

– Герцогиня, – сказал я с чувством, – я не мог оторвать от вас зачарованного взора. У вас солидный и величественный муж, изумительная дочь, как чудное мгновенье… мимолетное виденье и этот… ага, гений чистой красоты… Герцогиня, это просто невероятно, у вас не дочь, а создание из света.

Она польщенно заулыбалась.

– Я горда ею.

– Повзрослеет, – сказал я с надеждой, – будет такой же прекрасной, как вы, герцогиня! Надеюсь, что будет.

Она в изумлении вскинула брови.

– Глерд?

– Не всем прекрасным детишкам, – пояснил я, – удается превратиться в прекрасных девушек и юношей. Ваша мама должна быть горда, вам это удалось!

Она польщенно улыбнулась, но на лице оставалось легкое недоумение и как бы некоторое неудовольствие, что говорю и восхищаюсь не ее дочерью.

– Спасибо… да… но я давно уже не та девушка, что когда-то выходила замуж…

– Тем более, – сказал я напористо, – обычно прекрасные девушки, едва выйдя замуж, превращаются в… даже не стану говорить, сами знаете. Но вы все очаровательнее! Не могу понять, как вам удалось, если тысячи тысяч женщин из бабочек превращаются обратно в гусениц?

Она проговорила в замешательстве:

– Глерд…

Я засмеялся.

– Нет-нет, герцогиня, я абсолютно незнатного рода, так что на руку вашей юной дочери совершенно не претендую. Да и вообще я целиком и полностью очарован вами. Как могу смотреть на кого-то еще?

Она польщенно улыбнулась.

– Глерд, я замужем…

– И что? – изумился я. – Любоваться на вас нельзя?..

Она произнесла с той же улыбкой:

– Но слушать такие откровенные речи замужней женщине не следует. Мы должны посвящать себя только семейной жизни и детям. Кстати, если вы настолько чудовищно незнатны, что даже гордитесь этим, то почему его величество посадил вас рядом с собой?

– Каприз, – ответил я беспечно. – Короли поступают с людьми, как с монетами! Я имею в виду, придают им цену по своему произволу, и их приходится расценивать по королевскому курсу, а не по действительной цене.

Она чуть наклонила голову, вроде бы соглашаясь, но не сводила с меня пронзительного взора.

– Просто случайность?

– Да, – подтвердил я. – Случайность, каприз…

– А дворец полон слухов, – произнесла она многозначительно. – И хотя, понятно, всегда преувеличены, но…

– Герцогиня, – сказал я, – никаких «но».

Она взглянула на меня с настороженностью во взгляде.

– Глерд… вы подошли ко мне не так уж и случайно?

Я замялся с ответом, но она смотрит ясными честными глазами, взгляд очень умной и много понимающей женщины.

– Герцогиня, – ответил я шепотом, – не случайно, но пока держите в секрете.

– Глерд?

Я сказал тихонько:

– Его величество король в своей великодушной щедрости предложил мне в дар земли Медвежьего Когтя. Я заколебался, и тогда он указал мне на вас, сообщив, что вы будете моей соседкой.

Ее глаза в изумлении чуть расширились.

– Земли Медвежьего Когтя? Это очень щедрый подарок! На них много желающих… Его величество в самом деле вам их подарил?

Я покачал головой.

– Я еще не принял. В сомнениях. Герцогиня, я здесь проездом.

Она проговорила медленно:

– Как же вас тогда ценит его величество, если желает удержать вас в своем королевстве…

– У него это не совсем получается, – ответил я откровенно. – Хотя, когда я увидел вас…

Она ждала продолжения, но я многозначительно молчал. Наконец она произнесла негромко:

– Понимаю вас, глерд. Для спокойной жизни очень важно знать, какие у вас соседи.

– Тогда вы понимаете, – сказал я, – что для того, чтобы мне принять решение… герцогиня, давайте отойдем в сторонку, здесь все так задирают носы, что затопчут и не заметят.

Она послушно дала себя увести в сторону, а я не зря, оказывается, слонялся по дворцу Астрингера, приучив королевскую стражу, что мне соваться можно везде, кроме тех мест, куда нельзя, и сейчас я довольно быстро провел герцогиню короткими путями в крохотную комнатку, у двери которой остался невозмутимый королевский часовой.

В камине полыхают дрова, хотя и так день теплый и солнечный, есть стол и два кресла, но я усадил герцогиню на роскошный диван, и, глядя на нее честными глазами, сказал искренне:

– Герцогиня… вы прекрасны.

Она в изумлении расширила глаза, но промолчала, стараясь понять, что я брякнул, такое непонятное и непохожее, почему брякнул, и что мне из-за этого бряка надо.

– Герцогиня, – продолжил я. – Вы такая юная и красивая!.. Если ваша дочь хоть вполовину будет похожа на вас, она вырастет красавицей. Хотя я это уже говорил, но это из меня просто прет и рвется!

Герцогиня взглянула в изумлении.

– Но разве она уже не красавица?..

– Красавица, – подтвердил я. – Но вы все-таки красивее. Во всем. И во всех смыслах. Потому я заставлял себя смотреть на вашу дочь, так принято, но глаза мои сами поворачивались в вашу сторону.

Она мягко улыбнулась.

– Глерд… ваши слова звучат так непривычно.

– Я не местный, – напомнил я. – Так что, надеюсь, вы извините мне какие-то незнания местного этикета.

Она чуть наклонила голову.

– Да, конечно. Я сразу поняла, что вы прибыли издалека. Только и сейчас не соображу, из какого королевства.

Я сказал учтиво:

– Из еще более дальнего, герцогиня, чем вы подумали. Потому мои промахи могут быть… значительными. Проявите снисхождение, это не от грубости, а из-за разницы в обычаях. Я смотрю на вас и не могу налюбоваться! У вас крупные глаза, чувственные губы идеальной формы, высокие скулы, элегантно запавшие щеки, широкие плечи и высокая полная грудь…

Она прервала:

– Глерд, вы меня как породистую лошадь описываете!.. Или даже как корову.

– Герцогиня, – сказал я с укором, – вы очень красивая женщина, я просто не мог удержаться… Вы дивно великолепны!.. Я смотрю на вас и уже чувствую в своих ладонях вашу великолепную грудь, такую полную, горячую и тяжелую…

Ее щеки заалели, она выпрямилась, ожгла меня взглядом.

– Глерд, прекратите!..

– Молчу, – ответил я покорно. – Но мечтать вы не запрещаете?.. И представлять всякое? Хотя, если честно, я не понял, где я сплоховал… Что именно я сказал не так, поправьте, чтобы я в другой раз не брякнул… И еще раз прошу меня простить заранее за незнание каких-то мелочей этикета, я прибыл из очень дальнего королевства, где другие моды и обычаи…

Она чуть наклонила голову и сдержанно улыбнулась, показывая, что да, слушает, не ударит.

– Да, глерд?

– Везде свои каноны красоты, – сказал я, – в моем родном королевстве вас бы назвали королевой красоты!.. Позвольте объясню: у нас кроме правителей на троне есть еще и королевы красоты, избираемые каждый год заново.

Она сдержанно улыбнулась, но произнесла строго:

– Странные обычаи.

– Но всегда приятно смотреть на красивых женщин, – пояснил я. – А на самых… это вообще счастье. Потому их осматривают особенно тщательно. Чтоб все было видно…

– Глерд, – сказала она строго, – это уже не мелочи этикета!

– Ох, – вскрикнул я испуганно, – простите, герцогиня… А в чем именно нарушил, подскажите, чтобы я где-то снова не сглупил.

Она сказала надменно:

– Вот эти ваши слова насчет того, как уже чувствуете в своих ладонях мою грудь!..

– Полную, горячую, – сказал я, – и тяжелую… Какое слово нельзя произносить?

Она отрезала:

– Все!

– Ох, – сказал я, – ну и нравы здесь… А само слово… ну, главное?

Она покачала головой.

– Смотря когда, глерд. Но вам лучше не рисковать, можете ошибиться. Потому лучше молчите.

– Хорошо, – сказал я. – Про… смолчу. А про ваши губы, такие полные, алые, сочные и зовущие… можно? Они же на виду, не полуспрятаны, как грудь, что у вас наполовину под верхом платья, мне приходится додумывать, какие так сочные ягодки малины на белоснежных холмиках… в общем, можно?

Она вздохнула.

– Глерд, другим можно, вам нельзя.

– Почему?

– Другие говорят иначе, – объяснила она, – а когда говорите вы, я уже чувствую, как ваши ладони мнут меня, а это нехорошо, меня может мять только мой муж, герцог Энтони. То же самое и с губами. Я уж и не представляю, что вы с ними напредставляли… хотя и догадываюсь, но лучше умолчим, это не образец светской беседы.

Я сказал совсем виновато:

– Спасибо, герцогиня, вы меня спасаете. Как хорошо, что я оплошал перед вами, такой умной и понимающей, а не перед какой-то дурехой, что сразу же подняла бы меня на смех!..

– Да, – проговорила она, – в этом ваше счастье.

– Прекрасно сказано, – подхватил я, – вы в самом деле счастье, герцогиня!.. Умная, волевая и сильная женщина, это видят все, однако ваша сочная и созревшая красота, что манит меня, как распустившийся цветок бабочку или такого жука, как вот я, и хотя уже молчу про вашу полную нежную грудь, такую горячую и тяжелую, но воображению не прикажешь, вы будете сниться мне, герцогиня, а над сновидениями никто из нас не волен…

Герцогиня в изумлении вскинула брови.

– Глерд Юджин… я не совсем вас поняла… Вы что же… хотите… неужели вы хотите…

Она умолкла, не зная, какое из слов использовать, а я, глядя ей в лицо честно и прямо, сказал самым искренним голосом:

– Конечно, дорогая герцогиня. Конечно!.. Разве это не естественно для мужчины, увидев вас, воспылать к вам нежной страстью?

Она, не отрывая от меня взгляда расширенных в непонимании глаз, проговорила с трудом:

– Не могу поверить… вы хотите… зайти в нашем дружеском разговоре слишком далеко… вплоть до постели в каком-то туманном будущем?

Я вздохнул, покачал головой.

– Что вы, герцогиня, как вы могли такое подумать?.. Это так нехорошо. Мы же с вами романтики и возвышенные натуры. Нет, конечно, как можно?.. Ни в коей мере!. Гораздо романтичнее предаться сладостному блуду прямо здесь, это так волнительно и восхитительно!..

Она еще шире распахнула глаза.

– Глерд… я не хочу о таком даже слышать!

– Герцогиня, – сказал я с мягким укором, – мы же соседи, у нас должны быть дружеские теплые отношения, доверительные даже. Это позволит жить счастливо и беспечно…

– Глерд, – сказала она твердо, – уберите руки. И не придвигайтесь вплотную, здесь и так жарко. То, что вы намечтали, невозможно.

– Возможно, – заверил я. – Дорогая герцогиня, давайте слегка сблизимся, тем самым закрепим соседско-дружеские отношения, которые, я уверен, только окрепнут.

Она сказала твердо:

– Глерд! Нет, нет и нет. Я ни разу не изменяла мужу. За все восемнадцать лет!.. И не намерена этого делать. Глерд, уберите руки. Я полагала, вы очарованы красотой моей дочери.

– Герцогиня, – сказал я мягко, – не стоит смотреть на меня как на… извращенца, что ли?.. Я из королевства, где женщины в тридцать лет только выходят замуж, рожают в тридцать пять… Нет, есть и те, кто выскакивают замуж в восемнадцать, а то и в шестнадцать, но в среднем где-то в тридцать пять… Многие откладывают рождение детей до сорока-пятидесяти лет…

Она покачала головой, в ее крупных глазах я увидел недоверие и печаль.

– Глерд, как это может быть?

– Вы прекрасны, герцогиня, – заверил я. – Вы молоды и прекрасны.

Она сказала строго:

– Глерд, уберите руки. Я понимаю ваше нетерпение, но совсем уж без ритуалов – это верх непристойности…

– Точно, – сказал я с восторгом, – здорово, правда?.. По глазам вижу, вам от этой пристойности уже просто ну совсем как-то не.

– Глерд!

– Понепристойничать, – сказал я, – и снова спасать мир! Вот это жизнь, ваша светлость. Это называется, жизнь полна! Когда и непристойностей просто девать некуда, и пристойностей, и спасение мира… Когда желают, чтобы жизнь была полна, ваша светлость, то желают, как мне кажется, именно побольше непристойностей.

– Глерд, – произнесла она, – что-то вы совсем меня… Начинаю чувствовать себя просто женщиной… Как это отвратительно! Настолько, что даже как-то омерзительно приятно.

– В этом весь шарм, – согласился я. – Мы всегда такие правильные, что аж противно! Эту правильность вбивают в нас так, что маятник начинает стремиться в другую сторону… Так что мы сейчас делаем все абсолютно верно. Чтобы оставаться на правильном пути мира и прогресса, мы должны время от времени вот так вот во всю…

Она проговорила жарким шепотом:

– Глерд, ну что вы меня так совсем неприлично щупаете?.. Будто курицу-несушку… Я герцогиня!

Я ответил счастливо:

– Герцогиня, вся радость на контрастах, это же самый изыск!.. Жарко здесь, и как жаль, что нельзя раздеться. И даже нам нельзя, хотя с нашими телами стыдиться вроде бы нечего.

Она чуть улыбнулась.

– Глерд…

– Герцогиня, – ответил я с укором, – я же ни слова ни о вашей груди, ни о ваших губах, хотя уже чего только не навоображал, а я только о погоде, самой безобидной теме.

Она покачала головой.

– Тогда почему вы совсем так вплотную? Тем более что жарко… У вас горячая ладонь, глерд. Уберите ее с моей талии, а то вдруг там загорится платье.

– Простите, герцогиня, – ответил я и опустил ладонь с талии на дюйм ниже. – Это все мое незнание здешнего этикета. Когда увидел здесь такую красивую сочную женщину с такой грудью, я не мог сдержать восторг…

Она сказала строго и чуть повысив голос:

– Глерд, я вас понимаю, жарко, но удерживаться надо.

– Зачем? – спросил я наивно.

Она чуть опешила от простого вопроса.

– Зачем?.. Как зачем?.. Так принято… Глерд, не жмите мне талию… И там не жмите… Условности зачем-то да созданы… Глерд, у меня от ваших пламенных губ на шее останутся ожоги!..

Она все же сумела отодвинуться, я сказал сокрушенным голосом:

– Простите, герцогиня, это ваша спелая красота виной, что я схожу с ума… Как-то подумалось, что вот я взрослый человек, а вот вы, тоже взрослая, мы можем без условностей, обязательных для людей попроще…

– Глерд!

– Я не имел в виду, – сказал я торопливо, – всех условностей! А так, некоторых. Мы же с вами умные люди, герцогиня. Не отрицайте, другие могут видеть только вашу красоту, а я вижу еще и ум… а ум позволяет обходиться без излишних условностей.

– Глерд, – ответила сердито, – уберите руки… У вас не руки, а лапы!.. Вы меня совсем к спинке дивана прижали, я уже дышать не могу… Глерд, это моя юбка!

– До чего же хорош материал, – пробормотал я, – он хранит ваш дивный запах… Герцогиня, вы просто созданы для восторга вами…

Она что-то пробормотала протестующее, но жар, как вижу, охватывает и ее, уже плохо соображает, а я не стал заморачиваться со сложными завязками на платье, в этом мире еще не придуманы ни бюстгальтеры, ни трусы, так что упрощенный мир тоже имеет преимущества.

Через несколько минут она отпихнулась и торопливо опустила платье. Ее чуть участившееся за это время дыхание пришло в норму быстрее, чем мое, а я кое-как привел в порядок свою одежду, поцеловал ее разогретую ладонь.

– Герцогиня, меня зовут глерд Юджин, я ваш сосед… Счастлив познакомиться. Хотя в моем королевстве это еще не повод для знакомства, но мы здесь и сейчас, где я заверяю вас в своей преданности и вечном восхищении.

Она покачала головой, на щеках жгучий румянец, даже на ее белоснежную шею сполз, а в глазах стыд и недоумение, как случилось такое, что не планировала, никогда не допускала и не собиралась допустить недопустимое.

– Глерд, – проговорила она тихо, – кто вы… Я никому не позволяла овладеть мною… кроме моего мужа… Я просто не могу представить, как вам это удалось… и почему я так покорно уступила вашему натиску…

– Потому, – ответил я очень осторожно, – что у нас слишком много общего. Вы это ощутили. Еще не оформили мысленно, но ощутили сердцем и… словом, родство наших ощущений и привело к вязке. Но мы взрослые люди, рассудительные, и все, что происходит, можем поворачивать в свою пользу, так ведь?

Она поднялась, посмотрела по сторонам, словно стараясь понять, как сюда попала.

– Проводите меня обратно.

– Да, герцогиня, – сказал я покорно. – За стол? Или в сад?

Она сказала сердито:

– Вы добились от меня чего хотели, теперь верните туда, откуда взяли. И забудьте обо мне.

– Я вас никогда не забуду, – заверил я. – Это было так сладостно…

Она молча и решительно пошла в сторону двери, я ринулся следом. Какое же это непривычное ощущение, когда овладевая, как здесь говорят, женщиной, о ней как раз совсем не думаешь, а только о своих звериных наслаждениях. Чистая, так сказать, честная животная радость, не обремененная никакими учебниками, что нужно делать и как делать, чтобы угодить еще и партнерше.