Текст книги "Интервью (СИ)"

Автор книги: Гарри Поттер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

 – Ну что же, начнем. Как себя чувствуете? Беспокоитесь?

  – Нет, с чего бы. Просто не выспался.

  – Ну, это понятно, это понятно... Имя... Фамилия... Статус... Хм. Хороший статус. С родителями повезло, главное. Просто праведники. Не пили, не курили, не кололись, с кем попало не это самое, а вы... Сколько вам лет? Тридцать. Жили, жили – и на тебе. Вам ведь еще пятнадцать лет осталось! С таким статусом, с таким здоровьем, с таким коэффициентом!

  – А вам какое дело? Ваше дело – пройти формальности, выписать Разрешение, и – «следующий».

  – Не грубите. На этом интервью решается ваша судьба. В том числе куда ухнет ваш неутиль. Пятнадцать лет жизни... На чем мы остановились? На статусе. Жить бы жить еще пятнадцать лет, с таким статусом! Так нет. Жить, значит, нам расхотелось. Родители наши, значит, старались-старались, усирались-усирались, не пили, не курили, не кололись, не и тэ-дэ и тэ-пэ... Чтобы, значит, сыночку не подгадить с генами. И статус сыночку выдали нон-плюс-ультра, каких мало, по пальцам пересчитать. Это только по статусу вам положено еще пятнадцать. А с таким психом могут дать еще пять. Заявление не подавали? Вы, болван, представляете? Что́ значит прожить пятьдесят лет? Вы, болван, знаете, что таких счастливцев бывает четыре целых восемь десятых процента максимум? Так что вы правы. Нечего вам, такому болвану, здесь делать. Выдам я вам Разрешение... Кстати! Где решили Публиковаться? У нас или за границей?

  – Еще не думал.

  – У-у... Пятнадцать лет! А даже не решил где будет Публиковаться.

  – А что – это может повлиять на выдачу Разрешения?

  – А что, вы не в курсе? Поправку приняли три года назад. Если будете Публиковаться не за границей, ваш неутиль, ваши пятнадцать лет, могут перейти вашим детям.

  – Хм. Не знал.

  – Так что? Заявление на пересмотр?

  – У меня нет детей. Полчаса компостируете мозги, а еще до «детей» не дошли. А там, кстати, очередь просто дикая.

  – Не вы один такой, идиот... И жены нет. Уже тридцать, скоро в могилу, а еще не женаты. У вас, с таким статусом, право на двух детей. Это ведь охренеть просто! Планета ждет от вас высококачественного потомства! Создает все условия! В наше-то время! А вы? Писать надумали. Статус – ого! Псих – о-го-го! Живи, радуйся... Ладно. Родственники... Тетушка... Тоже умница... Не пила, не курила, не кололась, не материлась, не трахалась – с кем попало, в смысле... Ого! Последнее обращение к медикам – по поводу свинки. Было это... О, как давно это было. Меня еще на свете не было, а вы уже перестали болеть. Скажите мне. Просто как человек человеку. Зачем вам далась эта книжка? Решили со всем покончить – способ можно выбрать более лучший. Вон их сколько, способов! А вы, простите, как дитя малое. Скажите – для кого вы написали эту свою книгу? Пятнадцать лет жизни – просто так, в топку. – Обычное человеческое любопытство.

  – Все-таки интересно – вам-то какое дело?

  Если неохота жить, например, столько, в этом аду, можно понять... Монетизируйте, скажем, лет двенадцать, и покайфуйте остаток! За пять лет можно купить отличную хибару на полюсе. За полтора года – полтонны воздушного концентрата. А за два – тонну чистой воды! Вы понимаете что значит тонна чистой воды в год? Два литра семьсот тридцать девять миллилитров чистой воды в день! Жил бы себе не тужил, доживал бы, в абстрактном созерцании, писал бы что-нибудь, ладно, – но в стол! Кстати, если я выдам вам Разрешение, вы уже выбрали номер смерти?

  – Да. Выбрал. Выбрал. Уже давно.

  – Хи-хи-хи. Где публиковаться – еще не думал. Что делать с неутилем – еще не думал. Но номер смерти уже продумал, давно.

  – А вы не лезьте в душу, крыса! И проявляйте хотя бы элементарное уважение к собеседнику! К человеку, с которым вы обязаны...

  – Вопросы которые я задавать обязан я задаю. И пошли вы в жопу со своим неуважением к собеседнику. Ваше «уважение к собеседнику» – вербальный онанизм. Вы пришли сюда не подглядывать в порнодырку. Вы пришли получать Разрешение на Публикацию книги. Пишете некую хрень, срете бесценными годами, а люди, в сотни раз более вас достойные...

  – Это кто в сотни раз более нас достоин? И на каком основании вы сделали вывод, что я пишу хрень? Вы мою рукопись хотя бы просматривали?

  – Слава Всевышнему – не обязан. Для этого существуют соответствующие комиссии. Они мало еще получают, за такую-то собачью работу. Так-с... Образование... Эге. Мало того, что пишете, так у вас филологическое образование! О горе нам, горе. Дальше... Хм. Скажите, филолог, зачем, после вашей этой филологической академии... Вы отправились работать ассенизатором на подводную станцию в Южных акваториях?

  – Не ваше дело. Крыса.

  – Мое. Я решаю – выдавать разрешения или не выдавать разрешения на Публикацию книг, которые я, слава Всевышнему, читать не обязан. Я не слышал, что на Южных акваториях все так строго, что на подводные станции не берут ассенизаторов без академического филологического образования. Ах да. Кажется догадываюсь. Работать ассенизатором вы отправились чтобы собирать жизненные наблюдения и анализировать материал суровой жизненной правды. О которой вы намереваетесь поведать... Если я выдам вам Разрешение... В своей бессмертнейшей книге задыхающемуся во лжи миру. Кстати, позволю себе заметить, что задыхающемуся во лжи миру глубочайше насрать на весь трепет вашей суровой жизненной правды. Дальше... Ну и ну. Как повезло вашим детям, что их у вас нет.

  – Вы крыса и хам.

  – Вы, значит, уже получали отказ. Получает отказ, платит штраф... Неистребимое племя. Ему назначают пятилетний запрет на возможность Публикации. Пересматривают коэффициент психической состоятельности. Делают все чтобы он образумился, и правда, что ли, пошел работать хотя бы ассенизатором. Но нет. Платит штраф в шестьдесят месяцев. Топчет свои пять лет, строчит в ширинку, никого не трогает, молодец. Но проходят эти пять лет – и снова. Разрешение вы получите. Мне хочется чтобы вас не стало. Таких как вы нужно уничтожать в утробе матери. Жалко жить мне осталось не так долго... Но я уверен, что пригодиться успею. В частности внести свою скромную лепту в решение некоторых вопросов.

  – Каких же, позвольте осведомиться?

  – Позволяю. Когда закончится мой срок здесь, я ухожу в Департамент прогнозов и профилактики. Чтобы пресекать появление таких чудовищ как вы. Буду курировать работу по прогнозу появления таких исчадий как вы. Как только мониторинг выявляет вероятность появления такого потомства – стерилизация.

  – Вы серьезно? В наше время, в нашем обществе – заниматься таким вот, м-м-м, обскурантизмом?

  – А чем еще в наше время, в нашем обществе заниматься нормальному человеку? Поиском суровой жизненной правды в помоях? Дальше... Получив отказ вы отправились в хоспис, подтирать задницы эвтанантам. Не найдя суровой жизненной правды в помоях, вы решили искать ее в экскрементах эвтанантов. И опять ничего не нашли. Два года в хосписе снова не научили вас здравому смыслу. Но все-таки умные люди еще не вымерли! Я имею в виду прошлогодний закон об элиминации идиотов. К несчастью, он не распространяется на ваш статус. Но, к счастью, ваш статус может перестать распространяться на вас.

  – Вы мне грозите?

  – А то. Моя резолюция по вашему психу может оказаться для вас судьбоносной. Смерть идиотам фиксирована, номер восьмой тип "А". Подышите газиком – и баиньки. Не срать же элементами вашего туловища, тем более такого здорового. Вот еще причина отправить вас по восьмой категории, кстати... Сердечко у вас здоровое – не просто свое, но здоровое! Глазки свои, и в порядке – убить мало, ей-богу. Легкие, печень, желудок, почки, что там пониже – тоже свое... О! После того как вы два года подтирали жопы убогим, решая некую высокую этико-филологическую проблему, вы возвращаетесь на поприще академической филологии и устраиваетесь работать в газету. Работа в газете без сомнения споспешествует решению высоких этико-филологических проблем. Вот где настоящее словоложество... Скажите мне одну вещь.

  – Я буду отвечать только по существу анкеты.

  – Нет, скажите. Вы это серьезно? Превратить жизнь в такой балаган. Отожрать такую массу ресурсов у людей, которые вам ничего плохого не сделали.

  – Моя жизнь – мое личное дело. А вы – крыса! Осталось два пункта, давайте кончать.

  – Секунду, мы не дотрахались. И не нервничайте. Не выспался – ночью надо было спать. Нормальные люди, которым вы собираетесь так подгадить, по ночам спят, а не пишут. В анкете вы указали, что выбрали работу на подводной станции «по личным мотивам». Что за такие личные были мотивы? Разбитое сердце, безответная страсть?

  – Это было самое безлюдное место которое я смог найти.

  – Вы утопист. Сейчас даже на ультраабиссальных глубинах не существует «безлюдных мест».

  – Мне нужно было одиночество, для работы. Не на Луну же было лететь?

  – Нет разумеется. Еще на Луне филологов не хватало. У них своих проблем больше чем надо. И какое там одиночество, на Луне-то? А в хоспис вы тоже попали в стремлении к одиночеству?

  – Я забираю Заявление! Вы негодяй, вы переходите все возможные рамки!

  – И куда вы с ним?

  – Не ваше крысиное дело! Отдайте мне Заявление! Я буду жаловаться!

  – Кому? Такой же крысе? Ха-ха-ха. Сядьте и не брыкайтесь. Тем более Заявление я не отдам. Я хочу вашей смерти.

  – Я понял! Вы своего добьетесь! Дайте мне нож! Дайте мне нож!

  – Кстати, если вы собираетесь Публиковаться, вам нужно кричать не «дайте мне нож», а «йаду мне, йаду». Не в курсе? А еще книгу писать полезли. Так я и дал вам нож, так я и дал вам яд. Сдохнуть тут просто так, без толку? Без назидания всяким тупицам, всяким потомкам? Только попробуйте тут зарезаться. Засрете покрытие, загадите своей писательской лимфой обстановку. Это все надо будет чистить! Тратить ресурсы, воду! Пусть воду пятого класса... Но воду! В наше-то время тратить воду, тратить бумагу, тратить ресурсы – на писателей! Вы понимаете что такое вода – чистая?! Вы с таким статусом даже не знаете, что бывает вода первого класса, и бывает вода пятого класса. Дрянь, регенерированная из мочи и кала, полученных посредством такой же дряни, регенерированной из мочи и кала, так далее... Потому что «наше общество», которое вы недавно упомянули, заботится о генно-интеллектуальной элите. Напрягает последние силы, кормит и поит как можно более естественными продуктами...

  – Немедленно отдайте Заявление! Еще подобная реплика – и я вызову Службу!

  – Вы, писатель, читать умеете? Читали Положение об интервью, прежде чем тащиться сюда? Прежде чем вообще затевать писать книгу. Кстати, про что она?

  – Это я сообщать не обязан! А вы – крыса и сволочь!

  – Про то какие все крысы и сволочи. Вы что – думаете, что раскроете всем крысам и сволочам глаза на эту великую правду? Смысл? Они этого что – не знают? Вы со своим знанием рядом не валялись.

  – Прошу возвратить Заявление!

  – Вот оно. Забирайте – и убирайтесь. Почему не забираете? Что у нас дальше... Дальше у нас ничего. Неудивительно. Осталось задать последний вопрос. Вопрос, конечно, риторический, но протокол есть протокол. Вы признаете, что, находясь в здравом уме, в трезвой памяти, отдавая себе полный отчет в происходящем, действительно собираетесь Опубликовать книгу, написанную вами собственноручно?

  – Признаю, признаю!

  – И вам все равно что станется с плодами вашего гения.

  – В смысле?

  – Вы что – опять не в курсе? Скажите – сколько книг вы видели в своей жизни? Уникальных заглавий?

  – Ну-у... Тысячи полторы.

  – Значит за тридцать, скажем, лет вышло столько книг, что вы, как филолог, знакомый со сферой книгоиздания профессионально, можете привести только полторы тысячи единиц. Открою небольшую тайну. Если вы опять не в курсе... Хотя догадаться бы можно. Только я, лично, в этом кабинете, за два годы работы выдал – как вы считаете сколько? Девятьсот девяносто шесть Разрешений. Этими руками, этой, вернее, подушечкой среднего пальца я избавил наш погибающий мир от девятисот девяноста шести пишущих человек. Кстати, образование хоть как-то близкое к бумагомарательству среди этих агнцев имело лишь несколько особей. Их я отправил в бассейн с особенным удовольствием. Кое-кто, конечно, отправился загорать в реактор. Свобода выбора – дело святое... Я разумеется понимаю, что наш мир обречен, и даже подобной мерой ему не поможешь. Но все рано, все равно. Каждый приходит в сей мир чтобы сделать его чуточку лучше. Старается по мере возможностей и дарования... Вот и я не могу позволить себе тратить впустую бесценные, не такие уж многочисленные мои годы.

  – Вы что – хотите сказать, что... Мою книгу... Мою книгу могут не напечатать? Но почему? Почему? У меня хорошая книга!

  – Кто вам сказал? Это официальная резолюция?

  – У меня хорошая книга! Я знаю! Я обдумывал ее полжизни!

  – Какой ужас!

  – Отдайте мне Заявление! У меня хорошая книга... Отдайте мне Заявление... Чтоб вы все сдохли, уроды...

  – Ну, ну. Думайте что говорите. Вы представляете что будет если мы все сдохнем? Уроды? Вы представляете что случится если в мире снова начнут Публиковаться без Разрешений? Просто так – взял да издался? Если простое слово, которое вы фиксируете в пространственно-временном континууме, имеет такое свое влияние – что́ говорить о книге? Вы на самом деле уверены, что это так же «легко» как пойти в туалет, нагадить и смыть? Вы вообще понимаете что значит это явление? Книга? Мне наплевать, что лично вы готовы булькнуться в кислоту ради сомнительной прелести быть напечатанным. Если даже, допустим, вашу работу пропустят... Мне не наплевать на ресурсы, которые – немалые, в наш век глобальной агонии, – ухнут в творение вашего сверхчеловеческого интеллекта. Мне не наплевать на людей, которым, может быть, доведется перелистать ваше творение. Ведь это могут прочесть дети! И прочитают, дети долбаные... Вы отдаете себе в этом отчет? Что ваша книга так или иначе окажет воздействие на Универсум? Хотя, хм, простите. Если человек готов расстаться с жизнью чтобы сообщить невиданный факт, что днем небо синее, а ночью черное... В общем, даю вам последний шанс. Я просто сегодня добрый, и вообще мне жалко убогих. Отправляю вас на пересмотр коэффициента пэ-эс. Если пересмотрят удачно, признают, что вы невменяемый...

  – Я не убогий! И я вменяемый!

  – Ну, и славненько. Вы получаете Разрешение, передаете рукопись в Департамент, подписываете раскрепляющие документы, и отправляетесь в бассейн с кислотой. Кстати, была б моя воля, я бы вас по кусочкам туда. Написал два абзаца – пять сантиметров. Еще два – еще пять сантиметров... Эх, были времена, жили люди! Завоевал бы, скажем, в античности Рим пол тогдашнего мира, будь всякий древнеримский засранец, гм, литератором?

  – Да, но Цезарь тоже пи...

  – Молчать! Цезарь тоже пи-пи. Это кто говорит? Цицерон недорезанный? Вот Разрешение. Передаете рукопись в Департамент, подписываете раскрепляющие документы. И в бассейн... При этом не забываете, что ваш труд может быть не Опубликован.

  – А какова вероятность... В процентах... Ну, по статистике...

  – Какая вам разница – двадцатый или двадцать второй знак после точки? Запятой то есть. Хотя пардон, какая вам, писателю, разница... Итак, на размышление минута. Посидите, подумайте. Хотя бы раз в жизни. Пардон, пардон. Вы не мыслитель, вы писатель... Время пошло.

  – Я давно все решил. Никуда не деться... Я буду Публиковаться.

  – Я предупредил. Моя совесть чиста.

  – Даже пусть все это правда... Есть же процент... Я буду Публиковаться!

  – Вот Разрешение на Публикацию вашей книги. Всего доброго.

  – Вот... И все?

  – А что еще? Рукопись может быть доставлена по любому из указанных адресов, в течение трех календарных суток с момента выдачи настоящего Разрешения включительно. Разрешение обжалованию не подлежит. Если не успеете доставить рукопись в срок...

  – И теперь, значит...

  – Убирайтесь, у меня много работы! Какая вы все-таки сволочь антиобщественная. Даже смертью общество обделили. Почему не выбрали, например, реактор? Какое-то количество джоулей пошло бы на пользу. Ах, пардон, – вас же, как писателя, как мизантропа то есть, от общества тошнит по определению. Вас, значит, тошнить может, а общество от вас тошнить не должно? Ну, ныряйте хоть в кислоту... Вам что – пинка дать? Пошел вон, говорю. Ох, грехи наши тяжкие... Следующий.