Текст книги "Хорошая погода"
Автор книги: Гарри Норман Тертлдав
Жанр:
Научная фантастика
сообщить о нарушении
Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)
Гарри Тертлдав
Хорошая погода
Том Крауэлл заходит на кухоньку своей квартиры и вынимает из холодильника банку «Будвайзера». В целях экономии кондиционер в квартире настроен на середину семидесятых. Том выдергивает кольцо на крышке и выбрасывает его в помойное ведро. Табуретка недовольно кряхкает, когда он плюхается на нее – даже для середины семидесятых она не слишком новая.
Как всегда, главной новостью по ТВ остается погода. Особенно в других районах страны: «Фронт старины, надвигающийся со стороны Канады, продолжает захватывать северные штаты, результатом чего стали многочисленные перебои в связи. Власти делают все, что в их силах, чтобы противостоять этому, но проблема слишком сложна, чтобы справиться с ней при помощи портативных генераторов. Этот киносюжет, один из немногих имеющихся в нашем распоряжении, получен из Милуоки».
Лицо диктора исчезает с экрана, и на его месте появляется нерезкое, зернистое черно-белое изображение.
Улицы обсажены деревьями, конные экипажи и угловатые драндулеты теснят друг друга. Все мужчины в шляпах, а женщины почти метут мостовую подолами юбок.
Ну что ж, не в первый раз такое случается. Том рад, что живет в Южной Калифорнии, где погода редко опускается ниже пятидесятых. Неудивительно, что так много народа переезжает в наши края, думает он.
На экране вновь появляется диктор с местным прогнозом. Погода почти стандартная для апрельского Лос-Анджелеса: преимущественно конец шестидесятых. Том принимает решение не связываться завтра утром в машине с кондиционером. Загар ему к лицу.
По окончании выпуска новостей он остается сидеть у ТВ. Как бы он ни регулировал свой кондиционер, думает он, все равно тянет к этому чертову телеку. В конце концов он сдается и идет спать.
По дороге на работу, он опускает боковые стекла. «Дорз», «Стоунз» (тогда «Роллинги» еще были настоящими, не то что в восьмидесятые),«Эрплейн», «Криденс» – вся эта музыка из автомобильного приемника кажется даже лучше, чем она была на самом деле. Правда, динамик мог бы дребезжать поменьше.
Ближе к офису настроение его становится более деловым. Кондиционеры у босса работают на всю катушку. «Компьютерная технология восьмидесятых окупает подобные затраты», – утверждает босс. Том не спорит, но имеет на этот счет сомнения. Кой черт нужны компьютеры, когда единственным средством связи с восточными штатами остаются телеграф и телефон с барышнями на коммутаторе?
Он вздыхает и усаживается за свой терминал. В конце концов, это не его проблема. И потом, бывает и хуже. Он вспоминает жуткую зиму, когда вся Европа на несколько недель была охвачена началом сороковых. Он надеется, что такое повторится не скоро.
Брюки хлопают по лодыжкам, когда он после работы трогает машину домой. Он ухмыляется. Ему нравятся клеши. Он вспоминает, что у кузины скоро день рождения, и заезжает по дороге в универмаг.
Такое впечатление, что буквально у каждого на носу день рождения кузины. Тому приходится десять минут кружить, прежде чем он находит место для парковки. Он решительно шагает к ближайшему входу («Который, черт возьми, не слишком-то близко», – произносит он вслух. Эта привычка – говорить с собой вслух – результат жизни в одиночестве.
Идущие перед ним люди, дойдя до дверей, поворачивают и идут обратно на стоянку. Том не понимает, в чем дело, пока не видит прилепленное на стеклянную дверь объявление: «ИЗВИНИТЕ, НО У НАС НЕИСПРАВЕН КОНДИЦИОНЕР. ЗАХОДИТЕ ЕЩЕ». Черт, наверное, у тех, что повернулись и ушли, нет кузин с днями рождения. Том вздыхает. У него-то есть. Он распахивает дверь и заходит.
В ноздри ему ударяет запах ароматизированных свечей. Ему уже бог знает сколько не приходилось бывать в торговых центрах этого времени. Интересно, что теперь можно найти в подарок кузине? Том слегка улыбается, проходя мимо секции «Джинсовый Запад» с ее полосатыми трусами и водолазками. Он не заходит. Его кузина предпочитает джинсовым шортам и футболкам спортивные костюмы.
Он поднимается на второй этаж. Первая стойка – «Торговля импортными товарами» – уже больше радует глаз. Какая бы погода ни стояла, здесь всегда богатый выбор всякой экзотики. Длинноволосая девица за кассовой стойкой приветливо кивает ему:
– Помочь с покупкой, а, мэн?
– Спасибо, сам посмотрю.
– Нет проблем. Свистни, если что.
Звуки ситара из стереодинамиков хорошо подходят к индийским коврам на стенках и к вычурной ротанговой мебели в центре зала. Хуже сочетаются они с немецкими пивными кружками на полках или ювелирными поделками из серебра «импортированными от Навахо». Те еще индейцы, думает Том.
Он берет с полки литровую кружку, задумчиво вертит ее в руках и ставит на место. Сойдет, конечно, если не будет чего-нибудь получше. Он поворачивает за угол, минует секцию дешевой посуды из Тайваня, снова поворачивает и оказывается напротив витрины с греческой керамикой – современными имитациями античных образцов.
Ему уже приходилось видеть подобные вещи, по большей части бездарные. Эти же несут отпечаток подлинности. Линии амфор и киликов чисты и безупречны, роспись элегантна и проста. Он берет в руки кувшин и вертит его перед глазами. У кузины нет ничего похожего, но она целиком доверяет его вкусу.
Том как раз собирается нести кувшин к кассе, когда из-за угла выходит девушка. Она бросает на него взгляд, замирает и с криком «Том!» кидается ему на шею.
– Донна! – в не меньшем удивлении восклицает Том. Она пышна, даже весьма пышна, высока – чуть ниже его пяти футов восьми дюймов – в общем, обнимать ее приятно.
Она встряхивает головой – характерный для Донны жест, – чтобы откинуть с глаз прямую темную челку, и целует его в губы. Когда Том в конце концов отрывается перевести дыхание, он смотрит в ее такие знакомые серые глаза – всего в паре дюймов от его собственных – и спрашивает:
– Ты здесь по делу?
– Так, деньги потратить, – улыбается она. Ответ совершенно в ее духе, думает он.
– Знаешь, я расплачусь за это и махнем-ка ко мне, а? Ее улыбка становится шире:
– Я думала, ты никогда не попросишь об этом. – Держась за руки, они направляются к кассе. Она насвистывает «Бок о бок». Теперь он тоже улыбается.
Том ставит кувшин на стойку, чтобы кассир мог пробить чек.
– Ой, я и не заметила, какая у тебя красотища, – восклицает Донна. – Я так смотрела на тебя.
От такого замечания Том ощущает себя на десять футов выше ростом, тем более что все происходит на глазах у длинноволосой продавщицы, отсчитывающей ему сдачу.
Они выходят из магазина; Том придерживает стеклянную дверь с наклеенным объявлением, давая Донне пройти. Лилия, только и в состоянии думать он, глядя на ее ноги в узорчатых колготках. Нет, две лилии, поправляет он себя, две восхитительные лилии.
Он открывает ей правую дверцу, обходит машину и садится за руль. К черту кондиционер. Погода и так прекрасная. Ему приходится заставлять себя смотреть на дорогу – когда Донна сидит, ее юбка кажется еще короче.
Место для парковки обнаруживается прямо перед его домом. Том заруливает на стоянку.
– Иногда везет больше, чем того заслуживаешь, – признается он.
Донна смотрит на него в упор.
– Мне кажется, ты вполне достоин удачи.
Они поднимаются по лестнице; его правая рука обнимает ее за талию. Когда Том наконец убирает руку, чтобы достать ключ, она с такой силой прижимается к нему, что он не может залезть в карман. Впрочем, это ему приятно. Ей, кажется, тоже. При случае она старается прижаться к нему.
Пока он пытается отодвинуть засов, она нежно покусывает его за ухо. После этого ему требуется несколько попыток, чтобы открыть английский замок. В конце концов ключ поворачивается в замке, и он распахивает дверь.
И сразу же на них с Донной обрушивается поток кондиционированного воздуха. Том чувствует, как его память скользит вперед во времени. И, поскольку они стоят еще за дверью, это происходит медленно. Возможно, так еще хуже.
Теперь он смотрит на Донну совсем по-другому. Она терпеть не может семидесятых, даже когда сама в них находится. Том всю жизнь мирится с погодой. И поэтому они вечно ссорятся.
Он вспоминает стакан, разбитый о стену. Не об его голову – но это чистое везение плюс отсутствие у Донны навыков метания. Ее рука делает движение к щеке – он понимает, что она вспомнила ту пощечину. Он чувствует, как его щеки начинают пылать от злости и стыда. Со звуком, напоминающим сдавленное всхлипывание, Донна поворачивается и неверным шагом начинает спускаться по лестнице.
Он рефлекторно делает шаг следом. В результате Том оказывается на достаточном расстоянии от двери, чтобы тяжелые времена чуть выветрились из его головы. Донна тоже останавливается, оборачивается и смотрит на него. Она встряхивает головой.
– Как тяжело, – говорит она. – Ничего удивительного, что мы с тобой не вместе.
– Ничего удивительного, – повторяет он почти беззвучно. Он чувствует себя совершенно разбитым – слишком быстро все произошло. Он спускается по лестнице к Донне. Она не убегает и не бросается на него со злобой – это уже хороший признак. Рядом с ней ему становится лучше. В шестидесятых ему всегда лучше, когда она рядом.
Он делает глубокий вдох.
– Давай я зайду внутрь и выключу кондиционер.
– Ты уверен, что хочешь этого? Я не хочу, чтобы ты портил свою квартиру только ради меня.
– Все будет хорошо, – говорит он, в душе надеясь, что это окажется правдой.
Она берет его за руку.
– Ты молодчина. Я постараюсь сделать тебя счастливым. Подобное обещание заставляет его мчаться наверх, перепрыгивая через две ступеньки. Пара шагов через площадку – и он в квартире.
Он был прав. Разом гораздо менее болезненно, чем постепенно. Это словно прыжок в холодный бассейн – помогает привыкнуть к воде быстрее, чем если опускаться в воду ступенька за ступенькой. Конечно же, воспоминания возвращаются. Иначе и быть не может. Но в полностью кондиционированной атмосфере середины семидесятых, что сохраняется у него в квартире, они не так остры и болезненны.
Он берется за хроностат и решительно поворачивает регулятор. Жужжание кондиционера стихает. Впрочем, раньше Том не замечал его, настолько привык. Он проходит в спальню и распахивает окно настежь, чтобы впустить воздух с улицы. Перемена климата вновь обостряет воспоминания, но лишь на мгновение: они сразу же уходят куда-то далеко.
Когда он возвращается в гостиную, маленький калькулятор, лежавший на журнальном столике, исчезает. Хороший признак, думает он. Он бросает взгляд на стрелку хроностата. Стрелка уже опустилась до семидесяти. Он несколько раз открывает и закрывает входную дверь, чтобы лучше перемешать воздух. Завихрение слегка путает его мысли, Но это тут же проходит.
Он снова смотрит на хроностат. Шестьдесят восьмой. Сойдет. Донна все еще ждет на лестнице.
– Заходи.
– Ладно, – отвечает она. Теперь уже она перепрыгивает через две ступеньки, демонстрируя при этом свои замечательные ножки целиком.
– Немного вина?
– Разумеется. Любое, что найдется.
Он открывает холодильник. Там еще есть полгаллона «Спаньяды». Он наполняет два стакана и несет их в гостиную.
– Мне нравится плакат, – заявляет Донна. На стене висит черно-белый плакат «Не забудь пикап родной!» размером с детский бильярд. При работающем кондиционере его здесь нет. Ну и пусть себе висит, если Донне нравится. Тому даже не жаль китайской гравюры, что придет на смену плакату.
А потом, как это было уже много-много раз, они направляются в спальню. Чуть позже Том, не одеваясь, вкатывает из гостиной ТВ. Он включает ТВ в сеть, находит канал, передающий новости, и плюхается обратно в постель к Донне.
Некоторое время он не обращает на телевизор внимания – наблюдать за тем, как бледнеет красное пятно между грудями у Донны, куда интереснее. Краем уха он слышит, что в Миннесоте тридцатые. «Не Бог весть что, но уже лучше», – бормочет он, чтобы показать, что следит за событиями.
Донна кивает – она смотрит внимательно.
– Помнишь, как прошлой зимой было ниже девятисотого, и продукты пытались доставлять на телегах? Народ голодал. Это у нас, в Соединенных Штатах! Я поверить не могла в такое.
– Кошмар, – соглашается Том. Тут внимание его переключается на ТВ – появляется комментатор погоды.
– Завтра на большей части территории города начало семидесятых, – говорит он, тыча указкой в карту, – за исключением Долины и пригородов, где ожидается середина или конец семидесятых. Приятной погоды, Лос-Анджелес! – и сворачивает карту.
Донна дышит сквозь зубы.
– Я лучше пойду, – говорит она неожиданно для Тома. Она опускает ноги на пол и, вывернув трусики, начинает надевать их.
– Я надеялся, что ты останешься на ночь, – говорит Том. Он пытается выглядеть обиженным, но боится, что голос его скорее раздраженный.
Но все обходится. Донна отвечает ему нежно:
– Том, я люблю тебя сейчас, очень люблю. Но если я буду спать с тобой этой ночью – я имею в виду действительно «спать» – и мы проснемся в начале семидесятых… Понимаешь, что будет?
Его стон не оставляет сомнений в том, что он понимает. Донна печально кивает в ответ, встает и принимается натягивать колготки. От одной мысли о том, что она уйдет, Тому становится плохо. И не потому, что он просто соскучился по ласке. Сейчас он действительно любит ее.
– Слушай, чего я скажу. Что, если я поставлю кондиционер на шестьдесят восьмой? Ты останешься?
Она поражена этими словами.
– Ты правда хочешь этого? – голос ее звучит так, будто она в это не верит, однако она возвращается в постель.
Том и сам не знает, верить ли своим словам. Его берлога в конце шестидесятых выглядит совсем не так, как он привык. Ему будет не хватать карманного калькулятора. Конечно, где-то завалялась логарифмическая линейка, но с ней по магазинам не походишь. И это только верхушка айсберга. Замороженная пицца в шестидесятых по вкусу будет больше похожа на картонку и меньше – на пиццу. Но…
– Давай попробуем, – говорит он решительно. Лучше уж жареная картонка с Донной, думает он, чем моццарелла без нее.
Он закрывает окно спальни и выходит настроить хроностат. Кондиционер включается не сразу – в квартире и так где-то около шестьдесят восьмого, – но сам поворот регулятора заставляет Тома еще раз задуматься над тем, что он делает. Книжный шкаф исчез. Ему будет недоставать части этих книг.
– Ну и черт с ним, – произносит он вслух и направляется в ванную. Неожиданно он, не вынимая изо рта зубной щетки, начинает громко петь. Фторированная зубная паста хлопьями брызжет изо рта, так что вид у него как у бешеного пса. Он смолкает так же неожиданно, как и начал. Ба, да у него есть вторая зубная щетка! Донна хихикает, когда он вручает щетку ей с галантным поклоном.
– Ты где сейчас работаешь, – спрашивает она, когда они возвращаются в постель. – Там же, где тогда?
– Нет, – быстро отвечает Том, поняв, к чему она клонит. Если он проводит рабочие часы, вспоминая свежие обиды, эти обиды никогда не пройдут, как бы они с Донной ни были близки. – А ты?
Она смеется.
– Я, наверное, и не зашла бы в магазин, если бы не слышала, что там сломан кондиционер. Мне нравятся шестидесятые. Я работаю в маленьком магазине грампластинок под названием «Звуки босиком». Мне это идет?
– Ага, – кивает он. Донна никогда не была особо прагматичной женщиной. Чем дальше она от восьмидесятых, тем лучше себя чувствует. Том зевает и вытягивается рядом с ней
– Давай-ка в постель
Она широко-широко улыбается ему:
– Мы и так в постели.
Он хватает подушку и делает вид, что замахивается ею на Донну.
– Я имею в виду баиньки.
– Идет.
Донна перегибается через него – такая теплая и мягкая – выключить свет. У нее замечательная способность засыпать почти мгновенно. Так и есть, всего через две минуты голос у нее совсем сонный:
– Отвезешь меня утром на работу?
– Конечно, – он немного колеблется. Это название «Звуки босиком», очень уж оно звучит в духе шестидесятых.
– Я смогу найти его, если погода поменяется? Матрас поскрипывает от ее движения.
– Наш магазин кондиционирован. Какая бы ни была погода на улице, к нам всегда зайдет какой-нибудь беглец в шестидесятые. Кстати, наша лавочка вполне процветает.
– О'кей, – говорит он. Еще пара минут – и он знает, что она крепко спит. Самому ему требуется для этого гораздо больше времени. Он так давно не спал с женщиной. Тепло ее тела, негромкое дыхание, запах волнуют его. Доверять кому-то настолько, чтобы спать с ним, думает он, – вот это настоящее доверие, не то что просто заниматься сексом. Неожиданно к нему приходит желание – еще сильнее, чем прежде.
И все же он лежит в темноте без движения. У него не было другой такой женщины, жадной к ласкам, еще не успев проснуться. И потом, думает он, она будет здесь утром.
Надежды… Погода утром – семидесятые. Для них с Донной нет погоды хуже.
Он так и засыпает с этой не очень приятной мыслью. Где-то около двух включается наконец кондиционер. Он просыпается, вздрогнув. Донна даже не шевелится. Он поворачивается, осторожно положив руку на изгиб бедра. Она сонно бормочет что-то и поворачивается на живот. Она так и не просыпается до самого утра. Ему вновь требуется немало времени, чтобы заснуть.
Звонок будильника врывается в его сон словно взрыв – он привык к громким будильникам. Порция адреналина в крови поддерживает его на ногах до первой чашки кофе.
Что же касается Донны, то ее разбудить может только его уход из кровати. Он и забыл, как сладко она умеет спать.
Все же к моменту, когда он повязывает галстук, она успевает приготовить две тарелки яичницы, тосты с маслом и полный кофейник крепкого кофе.
– Теперь я знаю, почему я так хотел, чтобы ты осталась, – говорит он. – Обычно мой завтрак ограничивается корнфлексом.
– Несчастное дитя! – сокрушается она. Он строит ей рожу.
Сваливая посуду в раковину, он спрашивает:
– И где расположены эти твои «Звуки босиком»?
– В Гардене, на Гриншоу. Надеюсь, ты не опоздаешь из-за меня?
Он смотрит на часы.
– Ничего, успею. Посуду можно помыть и вечером. Тебя подхватить с работы? Ты во сколько кончаешь?
– В полпятого.
– Вот черт! Я вряд ли смогу подъехать раньше, чем полшестого.
– Я подожду внутри, – обещает она. – Там я точно дождусь тебя с радостью.
Она все понимает, думает он, хотя и старается не показывать этого. Вслух же он произносит: «Неплохая мысль».
Насколько мысль неплоха, он убеждается сразу же, шагнув за порог. Там царят самые что ни есть семидесятые: тот чертов диктор был прав. К моменту, когда Том и Донна добираются до нижней ступеньки, они уже не держатся за руки.
Он обгоняет ее, но оборачивается, чтобы буркнуть:
– У меня не слишком много времени разъезжать по твоим делам.
– Я не просила об одолжении, – Донна стоит, уперши руки в бока. – Если ты так спешишь, скажи мне, где у вас автобусная остановка. Я и сама доберусь.
– Она… это… – спасает его только то, что он и в самом деле не знает, где останавливается автобус. Как большинство жителей Лос-Анджелеса, он без машины как без ног.
– Садись, – только и может сказать он. Да, в семидесятые она совершенно выводит его из себя. Сердитый стук ее каблуков говорит, что это чувство взаимно.
Он отпирает ключом правую дверцу и обходит машину. Он садится за руль, так и не распахнув дверцу Донне. Не сейчас. Он даже не смотрит, как она забирается в машину. Двигатель заводится с пол-оборота, педаль газа утоплена до упора. Не дожидаясь, пока двигатель прогреется, он тянется к рычагу кондиционера. Надо повернуть хроностат: обыкновенно по дороге он стоит на восьмидесятых – своего рода адаптация к климату в офисе.
Действие кондиционера сказывается не сразу, но мало-помалу напряженность между ним и Донной спадает, а молчание становится не таким враждебным.
– На моей предыдущей машине не было кондиционера.
Она кивает:
– Я бы не смогла жить так.
Том без труда находит «Звуки босиком». Магазинчик притулился позади большого торгового центра; магазинчики по соседству выглядят более современными. Том пожимает плечами. По словам Донны, магазин себя окупает, а это уже неплохо. К тому же ему нравится музыка шестидесятых.
– Я, пожалуй, зайду когда буду забирать тебя.
– А почему бы и нет? Я познакомлю тебя с Риком – парнем, который здесь заведует. – Она наклоняется, целует его и выпрыгивает из машины. Он тут же трогается с места: он не глушил двигателя, чтобы не выключать кондиционер.
Но выражение лица Донны, каким Том видит его в боковом зеркале, ему не нравится. Семидесятые даются им тяжело, и ничего с этим не поделаешь. Одна надежда, что Донна догадается ждать его внутри. Если она будет стоять на улице, она плюнет ему в лицо сразу же, как он подъедет.
Хотя скорее, думает он, она просто уйдет.
И если она так поступит, с этим тоже ничего не поделаешь. Эти безрадостные мысли ворочаются у него в голове всю дорогу по магистрали Сан-Диего в округ Орейндж.
Выходя из автомобиля на стоянке у своей конторы, он надеется, что Донна НЕ будет ждать его сегодня. Он поспешно пересекает асфальтовый тротуар перед зеркальным зданием офиса – олицетворением восьмидесятых. Еще глоток уличного воздуха – и ему будет муторно весь день.
Но он приходит в себя, даже не успев включить свой компьютер. Работа не оставляет места для посторонних размышлений. Циклон старины над центральными штатами наконец-то рассасывается, и новые заказы идут потоком. Задача Тома – вновь интегрировать пострадавшие регионы в действующую систему.
До самого ленча он работает не поднимая головы. Ленч тоже не дает ему расслабиться. В маленьком кафетерии он берет себе чизбургер и диет-колу. И только проглотив их, вспоминает про Донну.
Климат в офисе – на столько лет вперед – дает ему возможность более трезво оценить ситуацию. Он знает, что пока погода держится на уровне начала семидесятых, их совместная жизнь будет метанием от одного помещения с кондиционированным воздухом к другому. Вытерпит ли он это? С практичностью восьмидесятых он понимает, что с Донной ему лучше. Неясно, правда, как он будет выносить двадцатилетние перепады между этой отстраненностью на службе и жаром их ночей.
Неясно также, какова Донна в восьмидесятые. Вряд ли он узнает это. Она сделала свой выбор, и не в пользу этого климата.
Сомнения Тома усиливаются, когда после работы он окунается в уличные семидесятые. Но так или иначе, он садится в свою машину, заводит двигатель – и все в порядке: ведь он не менял настройку кондиционера. Конечно, это слегка сажает его аккумулятор, зато приводит его в наилучшее состояние духа.
Движение на магистрали чудовищное, но он терпеливо сносит это. В восьмидесятые все было бы несравненно хуже. Автомобилей было бы больше на порядок. А в пятидесятые этой магистрали не было бы вообще – это при том, что ехать в город из округа Орейндж по рядовым улицам почти равносильно самоубийству.
Он заруливает на стоянку перед «Звуками босиком» около четверти шестого. Неплохо. Он снова выключает двигатель, не меняя настройки кондиционера. И торопится зайти в магазин.
Он минует семидесятые достаточно быстро, чтобы не вспоминать о ссоре с Донной. И вот он уже внутри «Звуков босиком» – что за облегчение эти поздние шестидесятые!
Все помещение оклеено плакатами «Не забудь пикап родной!» еще фривольнее, чем у него дома, Питер Фонда на мотоцикле, Никсон (настолько одутловатый, что щеки свешиваются сквозь пальцы). Микки Маус, вытворяющий какую-то непристойность с Минни. Воздух полон ароматом пачули, таким густым, что его, кажется, можно резать ломтями. И над всем этим из огромных динамиков рвется «Любите друг друга» – не в исполнении «Янгбладз», но в оригинале – медленнее, пронзительнее. По радио такого не передадут.
– Боже милостивый! – говорит Том. – Это же Эйч-Пи-Ловкрафт!
Парень за кассовой стойкой удивленно поднимает бровь. У него волнистая каштановая шевелюра и усики а-ля Фу Манчу.
– Я впечатлен, – говорит парень. – Половина моего персонала не знает этой вещи, а тут вы сразу угадываете. Вам помочь отыскать что-нибудь?
– Ну раз уж вы предлагаете… Я здесь за Донной… – Том оглядывается, но ее не видно. Это донельзя огорчает его.
Но парень – это, должно быть, Рик, про которого она говорила, соображает Том, – поворачивается к задернутой занавеси и произносит: «Эй, лапуля, твое авто пришло». ЛАПУЛЯ? Том смертельно ревнует, но тут же замечает на пальце у парня обручальное кольцо. От этого ему становится чуть легче.
Появляется Донна. То, как светлеет ее лицо при виде Тома, не оставляет от его страхов и следа. В конце шестидесятых им с Донной хорошо вдвоем. Он насвистывает пару строф из какой-то песни «Дорз».
Рик снова поднимает бровь:
– Да вы знаток по этой части. Вам бы почаще бывать у нас.
– А почему бы и нет? Мне здесь нравится, – Том вновь окидывает взглядом помещение и в задумчивости потирает шею. – А кто для вас производит закупки?
– Он перед вами, – смеясь, отвечает Рик. Он тычет пальцем себе в грудь. – А что?
– Да так, ничего, мысль одна. – Том оборачивается к Донне. – Ты готова?
– Еще как.
Ба, да она его ждет, соображает Том. Пока он тут трепется с ее боссом.
– Извини, – говорит он и кивает Рику. – Приятно было познакомиться.
– Взаимно, – Рик вынимает из кармана полосатых клешей бумажник, достает визитную карточку и протягивает Тому. Он почти карлик, но, надо отдать ему должное, он не даст прогореть этим своим «Звукам босиком».
– Если надумаете чего, дайте знать, ладно?
– Договорились. – Том прячет визитку в свой бумажник. Донна в нетерпении топчется у двери. Как только он смеет заставлять леди ждать так долго! Понежнее с ней! С галантным поклоном Том распахивает перед ней дверь.
Донна выходит.
– Не очень-то ты торопился, – говорит она.
Ну да, на улице ведь начало семидесятых. Том тоже начинает свирепеть.
На этот раз все длится недолго, не доходя до полномасштабной ссоры, благо машина Тома стоит в двух шагах. И вот они внутри, и кондиционер работает вовсю, так что они даже могут посмотреть друг на друга без отвращения.
Оба переводят дыхание. Том ведет машину домой. Помолчав, Донна спрашивает:
– О чем это ты думал у нас в магазине? Но Том отрицательно качает головой.
– Погоди. Еще не созрело. Посмотрим, как у нас с тобой пойдут дела, тогда, может, и вернемся к этому.
– Умру от любопытства, – впрочем, Донна не настаивает.
В семидесятые она вцепилась бы в него мертвой хваткой, от чего он сопротивлялся бы еще сильнее. К счастью, в минуту, когда он тормозит у своего дома, Донна думает о чем-то другом. Всю дорогу к двери они хранят молчание, но и только, и все снова в порядке, стоит только двери захлопнуться за ними.
В первые же выходные Донна перевозит к нему свои вещи. Не задумываясь об этом, они привыкают к такой жизни, и день ото дня все больше привязываются к ней. Собственно говоря, она устраивала бы его во всем, кроме необходимости ежедневно разлучаться с Донной на восемь часов. Он в состоянии вытерпеть это, но радости тут мало.
В конце концов он находит карточку Рика и звонит.
– Ты уверен? – переспрашивает Рик, когда он кончает говорит. – По сравнению с твоей нынешней зарплатой ты можешь получить только пригоршню орешков.
– Ерунда, – отвечает Том. – У меня и расходы уменьшатся раза в четыре.
Рик молчит, обдумывая. И наконец произносит:
– Похоже, я нашел себе нового закупщика. – Пауза. – Ты ведь ее любишь, правда? Иначе ты бы не пошел на это?
– Я очень любил ее в шестидесятых, а она человек шестидесятых. И если я хочу жить с ней, мне лучше тоже стать таким. Черт, – смеется Том, – я уже лихо управляюсь с логарифмической линейкой!
Улыбка не сходит с лица Донны весь первый день их совместной работы. На этот раз она распахивает перед ним дверь «Звуков босиком».
– Заходи, – говорит она. – Сегодня хорошая погода.
– Да, – соглашается он. – Хорошая.
Донна заходит следом за ним. Дверь закрывается.
От автора. Иногда идея рассказа приходит по частям. Первая половина замысла пришла ко мне в машине, когда я слушал прогноз погоды: что, если эти сменяющие друг друга числа были бы не градусами, но годами? Притормозив в первом же разрешенном месте, я записал эту мысль. Это дало мне фон, на котором можно было развернуть действие, но потребовалось еще два года, чтобы найти сам сюжет. И вот вам результат.
Пер. изд.: Harry Turtledove. The Weather's Fine, в сб.: Harry Turtledove. Kaleidoscope – A Del Rey Book, Ballantine Books, New York, 1990.
