Текст книги "Чингисхан. Властелин мира"

Автор книги: Гарольд Лэмб

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

– Когда я увидел его, ослабленного и удрученного, – объяснял он, – я отправился вместе с ним.

Отец Борчу, владелец большого табуна, слушал с удовлетворением, так как слухи о приключениях Темучина передавались от юрты к юрте по всей степи. «Вы оба – молодые люди, – сказал он, – будьте всегда друзьями и впредь никогда друг друга не покидайте».

Они дали молодому хану еду, наполнили кожаный мешок кобыльим молоком и проводили его в дорогу. Борчу через некоторое время последовал за ним, с подарком для вождя и его семьи. Это была черная шерсть, которую он ранее отобрал для себя.

– Без тебя, – приветствуя его, сказал Темучин, – я не отыскал бы и не вернул своих восьмерых коней, так что половина из них – твоя.

Но Борчу не согласился с этим.

– Если я возьму у тебя то, что принадлежит тебе, как же ты сможешь называть меня своим другом?

Ни Темучин, ни его юные храбрецы не отличались скупостью. Щедрость была неотъемлемой чертой его характера, а тех, кто оказывал ему услугу, он не забывал. Что же касается тех, кто выступал против него, каждый, кто находился по другую сторону его маленького отряда, был потенциальным врагом.

«Подобно тому как купец верит, что его товар принесет прибыль, – наставлял он своих товарищей, – так же и монгол полагается исключительно на свою удачу и свою храбрость».

В нем обнаруживались как достоинства, так и жестокость представителей другой расы – кочевников-арабов. Он не очень жаловал слабохарактерных и с недоверием относился ко всему, что находилось за пределами его орды. Темучин научился использовать свою хитрость против уловок своих врагов, однако его слово, данное им кому-либо из своих сторонников, было нерушимым.

«Не сдержавший слова правитель – отвратителен», – говорил он по прошествии многих лет.

Даже в его орде, которая прибавляла числом с возвращением воинов, ранее следовавших за его отцом, его авторитет зиждился не на чем ином, как на собственном умении ускользать от своих врагов и правдами и неправдами удерживать в своих руках все самые лучшие пастбища для тех, кто следовал за ним. Их стада и их оружие, по обычаю племени, принадлежали им самим, а не хану. Сын Есугея мог рассчитывать на их лояльность лишь до тех пор, пока он мог их защищать. Традиция – закон орды – позволяла соплеменникам выбрать себе другого лидера, если бы Темучин оказался неспособным вести бесконечные и беспощадные войны за кочевые земли.

Благодаря своей хитрости Темучин был жив, и благодаря тому, что он делался все мудрее с годами, он становился центром, притягивающим к себе людей орды. В нем сочетались отвага и осторожность. Вождям, руководившим воинами своего племени в набегах в плодородный район между Керуленом и Ононом, удавалось заставить Темучина спуститься с холмов на более равнинную местность, но никогда не удавалось подчинить его себе.

«Темучин и его братья, – говорили в то время, – становятся все сильнее».

Лишь в Темучине горел неиссякаемый огонь устремленности к цели. Ему суждено было стать хозяином своего наследства. В то время, когда ему было семнадцать, он отправился в путь, чтобы найти Борте и сделать ее своей женой.

Глава 3
Битва кибиток

Среди людей с луками и стрелами прижились пришельцы из страны с высокими белыми горами и длинными днями. Это были древние китайцы. Они по своему обыкновению обрисовывали «северных варваров» с присущим им юмором и взрывами смеха. Поскольку жизнь была наполнена непрерывным, тяжелым трудом, осложнялась недружелюбием некоторых людей и, в сущности, была сплошным страданием, любое отвлечение от этого тяжелого бремени давало повод повеселиться. Нельзя судить о Темучине и его монголах, не принимая во внимание, что он любил шутку. Их юмор был иногда так же необуздан, как и их жестокость.

Свадьба и похороны давали редкий повод для икхюдюр,для праздника. Таким отдохновением от непримиримой, как в волчьей стае, вражды стало прибытие Темучина в стойбище отца Борте. Несколько сот юных всадников появились внезапно, в полном вооружении и облаченные в свободные куртки из дубленой овечьей кожи, с аляповато раскрашенными лаком нагрудниками, мешками для воды на подхвостниках их высоких седел, с пиками, притороченными поперек к обмазанным жиром, покрытым пылью и грязью плечам. И их скуластые лица жир предохранял от пронизывающего холодного ветра.

«Когда до меня дошли слухи о том, что тебя преследует жестокий враг, мы уже не чаяли увидеть тебя в живых», – сказал Темучину, приветствуя его, отец Борте.

И вот уже перед нами картина так редко выпадающего веселья, взрывов смеха, снующих слуг, озабоченных забоем баранов и откормленных коней и разделкой их туш для котла. Монгольские воины, оставив свое оружие у входа в юрту, усаживаются по правую руку от ее хозяев, пьют и хлопают в ладоши. Перед каждым осушением чаши слуга поспешает окропить напитком четыре стороны света, а однострунный инструмент (комуз) начинает звучать.

Вереница степных джигитов с обветренными лицами тянут друг друга за уши, как будто собираясь растянуть вширь шеи друг друга, чтобы легче было заливать в глотку кумыс и рисовое вино, и неуклюже танцуют в своих «мокасинах» из оленьей кожи.

В юрте вождя, на третий день, Борте сидела по левую руку, наряженная в длинное платье из белого фетра, косы волос отягощены серебряными монетами и крошечными фигурками, голову украшал конусообразный головной убор из березовой коры, покрытой дорогим шелком, поддерживаемый завитком из косичек над каждым ухом. Она, как полагается, хранила молчание до тех пор, пока не наступало время ее выхода. Тогда она срывалась с места и перебегала из юрты в юрту, а Темучин должен был ее догонять, преодолевая, как полагается в этой церемонии, сопротивление ее сестер и служанок, и наконец захватывал ее и усаживал на своего коня.

Вот он, кратковременный икхюдюр для маленькой курносой красотки, которая рассталась со своим стойбищем и теперь сидела верхом на одной из низкорослых лошадей Темучина. Она ожидала его прихода четыре года, и теперь ей тринадцать лет.

И вот она скачет, перехваченная вокруг талии и груди голубыми лентами, а ее слуги везут соболью шубу в подарок матери Темучина. Теперь Борте – жена хана и обязана заботиться о его юрте: доить скот, следить за стадом, когда мужчины на войне, сбивать войлок для шатров, шить одежду нитками из расщепленных сухожилий, шить сандалии и носки для мужчин.

Все это ее обязанности. Но поистине судьба избрала ее для большего, в отличие от других женщин. В истории она известна как Борте Фуджин, императрица, мать троих сыновей, которая впоследствии управляла владениями более обширными, чем Римская империя.

У собольей шубы тоже была своя судьба. Темучин подумал, что самое время посетить властителя кераитов Тогрула. Он взял с собой своих молодых храбрецов и соболью шубу в подарок.

О Тогрул-хане сложилось представление как о честном и миролюбивом человеке. Если не он сам, то его подданные состояли преимущественно из несторианских христиан, обретших веру от ранних апостолов – святых Андрея и Фомы. Кераиты занимали земли речной долины там, где теперь находится город Урга. Будучи в большинстве тюркскими племенами, они были более привязаны к торговле и предметам роскоши, чем монголы.

В свой первый визит ко двору своего, так сказать, приемного отца Темучин не просил помощи у могущественных кераитов, и сам Тогрул напомнил ему о связывающих их узах.

Но вскоре Темучин запросил поддержки у старого хана. Вражда в Гоби вспыхнула с новой силой. Неожиданно появился грозный враг – племя с северной равнины, которое напало на монгольский лагерь. Это были меркиты, или мергены, – настоящие варвары и выходцы из района тундры, люди из «заснеженного белого мира». Там люди ездили на санях, которые тащили ездовые собаки и олени.

Это были во всех отношениях стойкие бойцы и соплеменники того воина, у которого отец Темучина украл Оэлун восемнадцать лет назад. По всей вероятности, они не забыли старой обиды. Они прискакали ночью, бросая горящие факелы в лагерь, где находился молодой хан. Темучин успел сесть на коня и своими стрелами расчистить путь к спасению, но Борте попала в руки нападавших. Следуя кодексу племенной чести, они передали ее родственнику человека, потерявшего Оэлун. Воин с севера не долго радовался обладанию невестой монгола. Не имея достаточно воинов для нападения на меркитов, Темучин направился к своему приемному отцу Тогрулу и попросил у кераитов помощи. Помощь ему была охотно предоставлена, и монголы с кераитами при свете луны как снег на голову напали на лагерь агрессоров-меркитов. Этот эпизод описывается в хрониках так: Темучин скачет среди разбросанных шатров, зовет по имени свою потерянную невесту Борте, а она, услышав его, выбегает из юрты, хватается за поводья коня Темучина и узнается им.

«Я нашел ту, которую искал», – воскликнул Темучин, обращаясь к своим спутникам, слезая с коня. И хотя он никогда не был уверен в том, что первенец Борте был именно его сын, его преданность ей не подлежит сомнению. Темучин не делал различия между сыновьями, которых она ему родила. У него были и другие дети, но эти были для него самыми дорогими.

Другие его женщины и их дети почти не упоминаются в хрониках.

Не раз интуиция Борте помогала узнавать о заговорах с целью покушения на его жизнь. Вот мы видим, как на заре она стоит на коленях у постели мужа и рыдает: «Если твои враги уничтожат твоих храбрых багатуров, величественных, как кедры, что станет с нашими маленькими, слабыми детьми?»

Не видно было конца войне между племенами пустыни. Монголы все еще оставались слабее всех кочевников, рыскавших по бесплодной равнине за Великой стеной. Защита Тогрул-хана обезопасила его на несколько лет от набегов большинства объединившихся в союзы западных племен, однако тайчиуты и татары с озера Буйр-Нур докучали ему на востоке со всей яростью старой вражды {2}2
  Татары были отдельным племенем. Ранние европейцы ошибочно связывали название «татары» с монголами и с империей монгольских ханов. Это слово китайского происхождения – Т’a-T’a или T’a-цзи, то есть «дальний», хотя сами татары, исходя из собственных соображений, могли взять название племени по имени правившего в далеком прошлом вождя Татура.


[Закрыть].

Лишь благодаря необыкновенной физической крепости и волчьей способности инстинктивно чувствовать опасность хан еще оставался в живых. Однажды он был ранен стрелой в горло и, принятый за убитого, оставался лежать в снегу, а обнаружившие его двое товарищей отсосали кровь из его раны, растопили снег в горшке и промыли ее. Его воины были преданы ему не на словах. Они воровали для него пищу из вражеского стана, когда он лежал больной, а когда буран поднялся над равниной, они держали над ним кожаную накидку, пока он спал.

Как-то в гостях, в юрте у одного считавшегося дружественным хана, он обнаружил яму под не вызывающим на первый взгляд подозрений ковром, на который Темучину было предложено сесть. Вскоре Темучину было суждено выручить свое племя из трудной ситуации.

Набравшие силу монголы, численностью уже в 13 тысяч воинов, кочевали от летнего пастбища к зимнему. Они были рассредоточены на всем протяжении долины со своими кибитками,или крытыми повозками, которые катились меж медленно бредущих стад, когда хану доложили, что на горизонте показалась вражеская орда, которая быстро приближалась к ним.

Ни один известный нам наследник европейского трона никогда не сталкивался с подобной ситуацией. Враг предстал перед монголами в виде 30 тысяч тайчиутов во главе с Таргутаем. Обратиться в бегство означало пожертвовать женщинами, скотом и всем имуществом племени. А если собрать свои боевые отряды и двинуться навстречу тайчиутам, то это неизбежно привело бы к тому, что их окружил бы численно превосходящий противник, и монголы были бы посечены или рассеяны. Это была кризисная ситуация в их кочевой жизни, при которой племя оказалось перед лицом опасности уничтожения, и оно ждало от хана немедленного принятия решения и действий.

Незамедлительно и в свойственной ему манере Темучин встретил опасность. К этому времени все его воины были на конях и собрались под своими штандартами. Выстроив их в линию по эскадронам под защитой леса с одного фланга, он сформировал другой фланг в виде квадратного пространства, огороженного кибитками, и внутрь этого квадрата загнал скот. В кибитках спешно укрылись вооруженные луками женщины и дети.

Теперь он был готов встретить пересекавшего долину неприятеля численностью в 30 тысяч воинов. Они двигались строем, эскадронами по пятьсот всадников. Один ряд в эскадроне состоял из ста человек, и, соответственно, таких рядов было пять. В первых двух шеренгах скакали воины, носившие доспехи – тяжелые железные пластины с отверстиями, через которые пропущены скрепляющие их между собой завязанные узлами ремни, и шлемы из железа или покрытой лаком грубой кожи, увенчанные гребнем из конского волоса. Лошади также были защищены – их шея, грудь и бока были закрыты кожей. Их всадники выставили маленькие круглые щиты и пики с кистями из конского волоса пониже острия.

Однако эти шеренги вооруженных всадников остановились, в то время как самые задние ряды легковооруженных воинов продвинулись между ними вперед. На них была всего лишь дубленая кожа, и вооружены они были дротиками и луками. Они на своих юрких лошадях сновали перед монголами, метая дротики и стрелы и прикрывая выдвижение тяжелой конницы.

Воины Темучина, вооруженные и экипированные подобным же образом, встретили атакующих стрелами, выпущенными из мощных, укрепленных рогами луков.

Перестрелка прекратилась, когда легкая кавалерия тайчиутов откатилась назад, под прикрытие конников в доспехах, и ударные отряды перешли в галоп.

Тогда Темучин выпустил им навстречу своих монголов. Но он выстроил свою орду в двойные эскадроны, по тысяче человек по фронту и десять рядов в глубину. И хотя у него было только тринадцать боевых дружин, а у тайчиутов шестьдесят отрядов, напор его более глубоко эшелонированных формирований на узком фронте сдерживал продвижение тайчиутов, и их первые эскадроны были рассеяны.

Теперь Темучин мог бросить свою ударную тяжелую конницу против легких эскадронов неприятеля. Рассредоточившиеся и мчащиеся монголы под своим родовым знаменем из девяти хвостов яка пускали стрелы с каждой руки.

И вспыхнула одна из жесточайших степных битв – орды всадников, яростные крики, наступающие под градом стрел воины, вооруженные короткими саблями, стаскивающие своих врагов с коней арканами и крюками на концах копий. Каждый эскадрон бился самостоятельно, и сражение шло по всей протяженности долины, а ратники рассеивались под натиском противника, перестраивали ряды и вновь шли в бой.

Это продолжалось до сумерек. Темучин одержал решительную победу. Пали на поле брани 5 или 6 тысяч воинов неприятеля, и семьдесят вождей были доставлены ему с мечами и колчанами на шеях.

Некоторые источники утверждают, что монгольский хан велел всех этих пленников тут же сварить заживо в котле, – эта жестокость выглядит неправдоподобной. Молодой хан был не очень-то жалостлив, но видел пользу, которую могли бы принести эти еще полные сил пленники у него на службе.

Глава 4
Темучин и потоки

Рыжеволосый хан монголов вступил в свой первый и решительный бой с неприятелем и победил. Он мог теперь с гордостью носить жезл из слоновой кости или рога в виде маленькой булавы, которая по праву принадлежала полководцу и вождю.

И он страстно жаждал иметь в подчинении верных ему людей. Несомненно, эта страсть объяснялась страданиями в те трудные годы, когда Борчу пожалел его, а стрелы простоватого Касара спасли его жизнь.

Однако Темучин признавал за силу не политическую власть, о которой он не очень задумывался, и не богатство, в котором он, очевидно, видел мало проку. Будучи монголом, он хотел только того, что ему было необходимо. Его концепция силы сводилась к людской силе. Когда он восхвалял своих багатуров,он говорил, что они разбивали на мелкие части твердые камни, переворачивали валуны и останавливали стремительный напор врага.

Превыше всего он ценил преданность. Предательство считалось непростительным грехом соплеменника. Предатель мог стать причиной разгрома всего стойбища или же завлечь орду в засаду. Преданность племени и хану была, так сказать, ultimum desideratum(в высшей степени желаемым). «Что можно сказать о человеке, дающем обещание на заре и нарушающем его с наступлением ночи?»

Отголосок его страстного желания иметь верных подданных звучал в его молитвах. Для монгола было привычным делом подниматься на вершину скалы, которую он считал постоянным местопребыванием тенгри– небесных духов воздуха верхнего плана, которые ниспосылали ураганы и громы и порождали все внушающие трепет чудесные явления безграничного неба. Он возносил молитвы на четыре стороны света, перекинув через плечи свой пояс.

«Вечное Небо, будь благосклонно ко мне; пошли духов верхнего воздуха мне в помощь, а на земле направь людей мне на подмогу».

И люди собирались под его знаменем из девяти хвостов яка уже не семьями и юртами, а сотнями. Племя скитальцев, ставшее врагом для своего бывшего хана, всерьез обсуждало достоинства Темучина, предводителя монголов. «Он позволяет охотникам оставлять себе всю добычу во время большой охоты, а после битвы каждому воину оставлять себе причитающуюся ему долю захваченных трофеев. Он подарил шубу со своего плеча. Он слез со своего коня, на котором скакал, и отдал его нуждающемуся».

Ни один коллекционер не радовался с таким пылом редкому приобретению, как монгольский хан, привечая этих скитальцев.

Он собирал вокруг себя двор без казначеев и советников, которых ему заменяли духи войны. В него, конечно, вошли Борчу и Касар – его первые товарищи по оружию, Аргун – музыкант, игравший на лютне, Бэйян и Мухули – хитроумные и закаленные в сражениях военачальники, а также Су – искусный арбалетчик.

Аргун предстает перед нами не столько как бард, сколько как просто веселый и общительный человек. С ним связан один яркий эпизод, когда он одолжил у хана золотую лютню и потерял ее. Вспыльчивый монгол пришел в ярость и послал двух паладинов убить его. Вместо этого они схватили провинившегося, заставили его выпить два кожаных мешка вина и заперли в укромном месте. На следующий день на рассвете они растолкали его и проводили ко входу в юрту хана, восклицая: «Свет уже озаряет твою орду(центр племени, ханская ставка и главная юрта стойбища), о хан! Открой вход и прояви свое милосердие».

Воспользовавшись возникшей паузой, Аргун запел:

 
Когда дрозд поет «динг-донг»,
Ястреб хватает его когтями перед последней нотой —
Так же и гнев моего господина обрушивается на меня.
Увы, я люблю выпить, но я не вор.
 

И хотя воровство каралось смертью, Аргун был прощен, а судьба золотой лютни остается загадкой и по сей день.

Эти сподвижники хана были известны во всей Гоби под прозвищем «яростные потоки». Двое из них – Джебе-ноян («военачальник-стрела») и доблестный Субедей-багатур, – в то время еще просто мальчишки, впоследствии подвергли опустошению территории по всему девяностоградусному меридиану.

Джебе-ноян впервые появляется в веренице событий как юноша из вражеского племени, спасающийся бегством после боя и окруженный монголами во главе с Темучином. Он потерял коня и попросил другого у монголов, предложив за это сражаться на их стороне. Темучин внял его просьбе, подарив юному Джебе быстроногого белоносого скакуна. Однако, сев на него, Джебе ухитрился прорваться между монгольскими воинами и ускакать. Затем он все же вернулся и сказал, что хочет служить хану.

Впоследствии, когда Джебе-ноян пробирался через Тянь-Шань, преследуя Кучлеука с его племенем кара-киданей, он собрал табун в тысячу белоносых коней и послал его в дар хану. Это был знак того, что Джебе не забыл того давнего случая с конем, когда ему была сохранена жизнь.

Не таким порывистым, как юный Джебе, но более сметливым был Субедей из племени оленеводов урианкхи.В нем было что-то от жестокой целеустремленности Темучина. Прежде чем ввязываться в войну с татарами, хан спросил у своих сподвижников, кто бы отважился повести воинов в наступление. Субедей вышел вперед и был удостоен за это похвалы хана, который предложил ему отобрать сто самых лучших воинов в качестве своих телохранителей. Субедей ответил, что ему никто не нужен для сопровождения и он намерен двинуться впереди орды в одиночестве. Темучин, поколебавшись, разрешил, и Субедей прискакал в лагерь татар и заявил, что ушел от хана и желал бы присоединиться к ним. Он убедил татар, что монгольской орды поблизости нет, так что они оказались совершенно не готовы, когда монголы напали на них и обратили в беспорядочное бегство.

– Я буду оберегать тебя от твоих врагов так же, как войлок юрты укрывает от ветра, – обещал Субедей молодому хану. – Именно это я буду делать для тебя.

– Когда мы будем брать в плен прекрасных женщин и захватывать великолепных жеребцов, то будем отдавать их тебе, – обещали ему его паладины. – Если же мы тебя ослушаемся или нанесем тебе вред, брось нас погибать в бесплодных местах.

– Я был как во сне, когда вы пришли ко мне, – отвечал Темучин своим храбрецам. – Я прежде сидел в печали, а вы воодушевили меня.

Они чествовали его так, как он того заслуживал в качестве истинного хана якка-монголов, а он определил каждому положение, которого тот заслуживал, учитывая особенности его характера.

Он сказал, что Борчу будет сидеть подле него на курултае(собрании вождей) и будет в числе тех, кому доверено нести лук и колчан хана. Кому-то предстояло ведать продовольствием, отвечать за домашний скот. В ведении других были кибитки и слуги. Обладающего большой физической силой, но не блистающего умом Касара он поставил мечником.

Темучин тщательно отбирал смышленых и отважных воинов в качестве военачальников, полководцев для своей вооруженной орды. Он ценил умение сдерживать гнев и выжидать подходящий момент для нанесения удара. Поистине суть характера монгола – его терпение. Храбрым и самоотверженным Темучин доверил присматривать за кибитками и запасами продовольствия. Бестолковых оставлял стеречь скот.

Об одном военачальнике он сказал: «Нет человека более доблестного, чем Есудай, ни у кого нет таких редких способностей. Но поскольку самые длительные походы не утомляют его, поскольку он не чувствует ни голода, ни жажды, он полагает, что и его подчиненные тоже не страдают от этого. Вот почему он не годится для высокого командного поста. Полководец не должен забывать о том, что его подчиненные могут страдать от голода и жажды, и должен разумно использовать силу своих людей и животных».

Чтобы поддерживать свой авторитет у этого сонма «яростных бойцов», молодому хану требовались непоколебимая решимость и тонко взвешенное чувство справедливости. Вожди, вставшие под его знамя, были так же неуправляемы, как, например, викинги. Хроники повествуют, как отец Борте появился со своими сторонниками и семью взрослыми сыновьями, чтобы представить их хану. Произошел обмен дарами, и семеро сыновей заняли места среди монголов, вызывая бесконечное раздражение, особенно один из них – шаман по имени Тебтенгри. Считалось, что он, как шаман, способен покидать по желанию свое физическое тело и посещать мир духов. Он также был наделен даром предсказания.

И у Тебтенгри была агрессивная амбиция. Проведя несколько дней в юртах нескольких вождей, он и некоторые из его братьев напали на Касара и били его кулаками и палками.

Касар пожаловался хану Темучину.

– Ты же, брат, хвалился, – ответил тот, – что тебе нет равных в силе и хитрости, как же ты дал этим парням себя побить?

Обозлившись, Касар ушел на свою половину в ставке хана и уже не подходил к Темучину. Тут хана разыскал Тебтенгри.

– Мой дух слышал сказанное в другом мире, – сказал он, – и эта истина передана мне самим Небом. Темучин будет править своими подданными некоторое время, но потом над ними будет Касар. Если ты не покончишь с Касаром, твое правление продлится не долго.

Хитрость шамана-волхва возымела действие на хана, который не мог отмахнуться от того, что он искренне принял за предсказание. В тот вечер он сел на коня и отправился с несколькими воинами схватить Касара. Об этом узнала его мать Оэлун. Она велела слугам приготовить повозку, запряженную быстроногим верблюдом, и поспешила за ханом.

Она приехала к юрте Касара и пробралась мимо окружившей было ее ханской охраны. Войдя в главную юрту, она обнаружила Темучина напротив стоящего на коленях Касара без шапки и кушака. Встав на колени, она обнажила груди и сказала Темучину: «Вы оба вскормлены из этих грудей. У тебя, Темучин, много достоинств, а у Касара лишь его сила и искусство меткого лучника. Когда мятежники выступали против тебя, он их поражал своими стрелами».

Молодой хан слушал молча, ожидая, когда иссякнет гнев его матери. Затем он вышел из юрты, сказав: «Мне было не по себе, когда я делал это. А теперь мне стыдно».

Тебтенгри продолжал ходить из юрты в юрту и создавать неприятности. Утверждая, что в своих действиях руководствуется откровениями свыше, он был для монгольского хана как бельмо на глазу. Тебтенгри собрал вокруг себя немало сторонников и, будучи амбициозным, верил, что способен подорвать престиж молодого хана. Опасаясь вступать в конфликт с самим Темучином, он и его сообщники разыскали Темугу-отчигина, самого младшего из братьев хана, и принудили его преклонить перед ними колени.

Традиция запрещала монголам применять оружие в разрешении конфликтов друг с другом, однако после этого поступка шамана Темучин вызвал Темугу и сказал ему:

– Сегодня Тебтенгри придет в мою юрту. Обращайся с ним так, как захочешь.

Положение Темучина было непростым. Мунлик, вождь олкунутов и отец Борте, много раз помогал ему в битвах и снискал уважение. Сам Тебтенгри был шаманом, прорицателем и колдуном. Темучин как хан должен был выступать в качестве судьи в урегулировании конфликтов и не идти на поводу своих желаний.

Он был в юрте один и сидел у огня, когда вошли Мунлик и семеро его сыновей. Он приветствовал их и они сели по правую руку от него, когда вошел Темугу. Все оружие, конечно, было оставлено у входа в юрту, и младший брат схватил Тебтенгри за плечи.

– Вчера меня силой заставили встать перед тобой на колени, но сегодня я померяюсь с тобой силой.

Какое-то время они боролись, а другие сыновья Мунлика поднялись с места.

– Боритесь не здесь! – обратился Темучин к дерущимся. – Идите наружу.

У входа в юрту стояли в ожидании трое сильных бойцов. Они как раз ждали этого момента, действуя по указке Темугу или хана. Они схватили Тебтенгри, как только он появился, сломали ему позвоночник и отшвырнули в сторону. Он остался лежать неподвижно у колеса повозки.

– Тебтенгри поставил меня вчера на колени! – воскликнул Темугу, обращаясь к своему брату хану. – Теперь, когда я хочу померяться с ним силой, он лежит и не встает.

Мунлик и его шестеро сыновей бросились к выходу, выглянули и увидели тело шамана. Горе охватило вождя, и он обернулся к Темучину.

– О, каган, я верой служил тебе до сегодняшнего дня.

Значение сказанного не оставляло места сомнениям, и его сыновья приготовились наброситься на Темучина. Темучин встал. Он был безоружен и иначе как через вход выйти из юрты не мог. Вместо того чтобы звать на помощь, он сказал сурово разъяренным олкунутам:

– Прочь с дороги! Мне нужно выйти.

Озадаченные неожиданной командой, они посторонились, и он вышел из шатра к посту стражи из своих воинов. Все же этот случай стал одним из инцидентов в череде бесконечных конфликтов вокруг рыжеволосого хана. Но ему хотелось по возможности избежать кровавой вражды с родом Мунлика.

Ночью Темучин велел двум своим людям поднять тело шамана и вытащить его через дымоход на самом верху юрты. Когда среди ордынцев стало расти любопытство по поводу того, что стало с колдуном, Темучин открыл вход в юрту, вышел и объяснил им:

– Тебтенгри бил моих братьев и неправедно клеветал на них; за то небо не возлюбило его и отняло вместе и жизнь, и тело его.

Но когда он вновь остался наедине с Мунликом, то говорил с ним совершенно серьезно:

– Ты не учил своих сыновей послушанию, хотя им это и было необходимо. Что касается тебя, то я обещал оберегать тебя от смерти в любом случае. И давай закончим с этим {3}3
  Монгольское «Сокровенное сказание» довольно аллегорично и создает впечатление, что события в Гоби были порождением проявления доблести одних и коварной измены небольшой кучки других. В действительности история заговора шамана продолжалась длительное время и в это противоборство были вовлечены и немалые силы противных сторон. По-своему этот факт столь же значителен, как и в Европе война между церковью и королем в царствование Фридриха II, а затем и Фридриха-Вильгельма IV – «Невинного».


[Закрыть].

Между тем не было видно конца межплеменным войнам в Гоби, этой «волчьей распри» больших родов с погонями и преследованиями. И хотя монголы все еще считались слабее других племен, все же под знаменем хана было сто тысяч юрт. Защитой для его подданных были его ум и хитрость, а его жестокая смелость воодушевляла его воинов. Ответственность не за несколько семей, а за целый народ ложилась на его плечи. Сам он мог спать спокойно по ночам; поголовье его домашнего скота неуклонно росло благодаря получаемой «ханской десятине». Ему было уже за тридцать, он был в расцвете сил, а его сыновья теперь скакали вместе с ним и уже высматривали будущих жен, подобно тому как он сам когда-то путешествовал по равнинам бок о бок с Есугеем. Он отобрал у своих врагов то, что ему принадлежало по наследству, и не хотел лишаться этого богатства.

Но что-то еще зрело в его голове – недодуманный план, невыраженное до конца желание.

«Наши старейшины всегда говорили нам, – сказал он как-то на совете, – что различные мысли и думы не должны храниться только в одной голове. И с одной из них я хочу с вами поделиться. Я хочу распространить свою власть за пределы земель наших соседей».

«Чтобы объединить «разящих воинов» в союз племен, чтобы противостоять своим заклятым врагам», – думал он. И он приступил к осуществлению задуманного со всем своим поистине величайшим упорством.