Текст книги "Длинная тень греха"

Автор книги: Галина Романова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Тем вечером она домой почему-то не торопилась. То ли устала надеяться, то ли просто зла была на всех и на себя в первую очередь. Она, никуда не торопясь, зашла в супермаркет. Накупила всякой ненужной дряни, водки в том числе. И с пакетами в обеих руках медленной походкой пошла к своему дому.

Было холодно и морозно. Никаких намеков на весну, кроме календарных, в воздухе не носилось. Снег по-прежнему отвратительно поскрипывал под сапогами. Голые ветки судорожно метались на ветру, закручивая непонятно откуда взявшуюся метель. Все мысли о весне казались кощунственными.

Олеся и не думала ни о весне, ни о Хабарове, ни о себе. Просто шла, отсчитывая скрипящие утоптанным снегом шаги, и все.

Дошла до угла дома, повернула и… едва не бросилась бежать.

Возле ее подъезда, нетерпеливо притоптывая ногами от холода, стоял мужчина. Он стоял и ждал ее. Именно ее, потому что, едва завидев Олесю, вывернувшую из-за угла с покупками, мужчина внезапно прекратил свой ритуальный топот, призванный уберечь его от замерзания, и тут же поспешил ей навстречу.

Ошибиться Олеся не могла. Мужчине была нужна именно она.

– Добрый вечер, – осторожно поприветствовал он ее, поравнявшись. – Вы ведь Олеся, я не ошибся?

– Нет. Не ошиблись. Меня и в самом деле так зовут, а в чем, собственно, дело?

Этот незнакомец не пробудил в ней доверия, в отличие от Влада, хотя внешне нисколько тому не проигрывал, а как раз наоборот.

Красивый пухлый рот, высокие скулы, хищные, оценивающе ощупывающие глаза. Рост, фигура, ноги, невзирая на зимнюю экипировку, просматривались великолепно и великолепными казались даже через одежду.

Полный комплект. Одним словом, пользующийся спросом у женщин.

– Дело в том, что я… – мужчина на какое-то время замялся, не зная, как приступить к главной цели своего визита. – Дело в том, что я друг Влада. Влада Хабарова. Вы его помните?

– Что с ним?!

Впервые в своей, наполненной экстримом, жизни Олеся почувствовала, что такое настоящий страх. И первый раз, наверное, физически ощутила, как ее лицо превращается в парафиновую маску.

– Что с Владом?! Да не молчите же вы, если пришли!!! С ним что-то случилось?!

Интересно, когда она успела бросить пакеты, подскочить к нему, вцепиться в воротник его куртки? Кто бы сказал ей, когда она все это успела проделать?

Она начала кричать ему прямо в лицо:

– Говорите, что с ним?! Говорите немедленно! Или я с ума сойду!..

– С ним настоящая беда, Олеся, – проговорил незнакомец и запоздало представился. – Я Андрей. Андрей Анохин. Он вам никогда обо мне не рассказывал?

– У нас не было на это времени, Андрей. Идемте, расскажете все у меня дома. Неудобно как-то топтаться на ветру. Вы давно меня ждете?

– С час, наверное…

Они вошли в подъезд, поднялись к ней на этаж, вошли в квартиру и, пока она снимала с себя куртку и шапку, напряженно молчали.

– Пройдете? – спросила она из вежливости, хотя совершенно не хотела, чтобы он проходил.

– Нет, наверное, нет. Со временем у меня, – Андрей стянул шапку с головы, тряхнул шикарной темной шевелюрой, еще раз утвердившись в ее мнении, как любимец слабой половины человечества, и проговорил с горечью. – Влад попал по-крупному, Олеся. Его арестовали!

– Арестовали? Как арестовали? За что?! – она привалилась спиной к коридорной стене и смотрела на него оторопело и даже с недоверием. – Когда арестовали?

– В минувшую пятницу и арестовали. Вечером. Взяли прямо из дома. Увели в наручниках, как последнего бандита! – Анохин задрал голову в потолок и заморгал так часто, как будто собирался сейчас расплакаться прямо на ее глазах. – Его обвиняют…

– В чем? – поторопила она, потому что Андрей внезапно замолчал.

– В убийстве Маринки, представляете!!!

– Нет, если честно. Маринка – это его…

– Это его жена! Ее убили в пятницу. И Влада обвиняют в убийстве. Но он этого не делал! Уж я-то знаю, что не делал! И вы знаете! Вы ведь… Вы ведь с ним были в прошлую пятницу. Он ведь был у вас. Вот я и подумал, что, может быть, вы могли бы.

Алиби! У Хабарова не было алиби на момент совершения убийства. И она могла ему помочь. Именно за этим друг Влада явился к ней, прождав целый час на морозе.

– Как ее убили? Когда? – осторожно поинтересовалась она, не делая пока никаких выводов.

– В прошлую пятницу ее и убили. Днем. – Анохин тискал в руках шапку и говорил, не глядя на нее. – Он как раз в это время у вас был. Он сам мне сказал. И попросил разыскать вас. Чтобы вы… Ну, подтвердили его непричастность.

– Где ее убили? Как вообще все это случилось?

– За ангарами. За теми, что принадлежат машиностроительному техникуму. Он тут неподалеку от вашего дома базируется. Студенты пошли то ли курить туда, то ли пива попить, а Маринка с переломанным позвоночником, окровавленная, в снегу.

И снова Олеся не подумала ни о чем таком. Просто слушала сейчас и все.

– Они вызвали милицию, врачей. Но она уже была мертва. Время смерти точно установить нельзя, поскольку на таком морозе, как пояснили эксперты, тело остывает гораздо быстрее. Но что-то между двенадцатью и тремя часами дня. Плюс минус час-полтора. Но ведь в это время вы были с ним, Олеся! Так ведь?! Влад говорит, что именно так…

Он ему не верил! Олеся похолодела. Его лучший друг не верил в невиновность Хабарова. И пришел к ней скорее для того, чтобы сначала самому убедиться в его непричастности, а потом уже постараться убедить в этом кого-то еще.

– Да, именно так, – она старалась, чтобы ее слова звучали убедительно и голос чтобы не дрожал, выдавая сомнение. – Мы познакомились с Владом на остановке и сразу пошли ко мне.

– Во сколько это было? – Анохин пытливо на нее уставился, продолжая на все лады тискать в руках свою шапку.

– Точно не помню. Где-то… Где-то часов в одиннадцать, двенадцать… – неуверенно начала она, твердо выдержав его недоверчивый взгляд.

– Лучше пускай будет в десять, Олеся. Вы понимаете, о чем я? – на его высоких скулах расцвели два ярко-красных пятна. – Поймите, я ни к чему вас не склоняю, но чем раньше, тем лучше. Счет там идет на минуты и… От того, как и что вы скажете, будет зависеть судьба Влада.

– Я сделаю все от меня зависящее. И скажу то, что вы считаете нужным.

Она так и собиралась сделать. Сказать, убедить и спасти. Но слушать ее никто не захотел.

Дальше дежурной части Олесю не пустили – раз.

Следователь, которому было поручено вести расследование по делу об убийстве Хабаровой Марины, все время где-то отсутствовал – два.

И три – ее лично и ее свидетельские показания никто, по всей видимости, не собирался принимать всерьез.

– Там и без ваших показаний все ясно, гражданка Данилец, – авторитетно заявил ей вчера дежурный. – К тому же имеются показания их ребенка, который вроде утверждает, будто бы отец угрожал матери утром накануне. Точно не знаю. Нужно говорить со следователем. Он же и на передачку дает разрешение. А мне не положено…

А следователя не было на месте. Ни утром, ни днем, не явился он и к вечеру.

Олеся не спала всю ночь, промучавшись от горя. Утром еле выбралась из-под одеяла и долго размышляла: стоит ли ей вообще идти на работу или целесообразнее снова направиться в то отделение милиции, где заключен под стражу Влад Хабаров. Может, на этот раз повезет, и она застанет неуловимого Хальченкова Виктора Георгиевича. А если нет, то с ней может кто-нибудь еще согласится побеседовать.

Потом все же решила на работу сходить. Хотя бы лишь для того, чтобы отпроситься у Баловнева. Прогул он ей не простит ни за что. Еще чего доброго выгонит по статье…

– Вот, – закончила она, тоскливо поглядывая на хмурого сверх всякой меры Валерия Ивановича. – Вот и вся моя история.

– Понятно.

Баловнев покосился на сигаретную пачку. Потянулся было к ней, но потом в раздражении убрал ее снова в ящик. Никотином делу не поможешь. Тут вообще неясно, сможет ли он что-нибудь сделать для своей секретарши или нет. Хоть кури, хоть обкурись, а дело и в самом деле попахивало дрянью.

Не поможешь, эта упрямая Олеська, вбившая себе в голову, что влюбилась раз и навсегда, может дров наломать таких, что и сама за решетку загремит.

А поможешь, дрова начнут ломаться уже и без ее участия.

Вдруг этот ее Влад действительно убийца, что тогда?! Помогать преступнику выйти на свободу? В милиции же не дураки, раз его арестовали.

Хотя, с другой стороны, кого им еще арестовывать, как не мужа. Кандидатура номер один на роль подозреваемого. Тем более что между супругами что-то, кажется, не ладилось.

Что делать?! Что делать, что делать?..

– Ладно, не убивайся ты так, – проговорил минут через десять Баловнев, все это время промучавшийся в сомнениях и раз сто взвесивший все за и против. – Позвоню я тут кое-кому. Переговорю…

– Спасибо вам, Валерий Иванович! – всхлипнула Олеся, глянув на него с надеждой и благодарностью.

– Подожди благодарить, – сморщился он недовольно. – Ничего не обещаю, поняла! Поговорю, попрошу, чтобы выслушали тебя, и только. Многого не жди. К тому же… К тому же ты и сама многого не знаешь. Да и мужика этого видела один раз в своей жизни. Э-эх, Олеська, до чего же ты доверчивая! До чего же доверчивая… Как, говоришь, там этого следователя величают?

На Хальченкова Виктора Георгиевича Баловневу удалось выйти ближе к вечеру. Посредством дюжины звонков друзьям и знакомым, и знакомым их друзей, Валерий Иванович заручился обещанием, что неуловимый Виктор Георгиевич встретится сегодняшним вечером и выслушает его секретаршу. А потом вдруг Хальченков и сам ему позвонил. И голос, и интонация, с которой Виктор Георгиевич вел с ним беседу, так не понравились Баловневу, что он готов был тут же нанимать адвоката для бедной Олеси.

Запугает же бедную девчонку, забьет все мозги, начав перечислять статьи и пункты Уголовного кодекса, в которых говорится об ответственности за дачу заведомо ложных показаний. Она запутается и навредит сама себе, а этого Валерий Иванович не хотел ни под каким видом.

Но от адвоката настырная Олеся отказалась наотрез.

Она собиралась говорить правду и только правду, зачем же адвокат?! Никакие уловки работников правоохранительных органов не смогут ее сбить с толку. Разве такое возможно, когда не врешь?

Оказалось, можно. Еще как!..

Едва дождавшись конца рабочего дня, она помчалась в отделение милиции, где ее вроде бы должен был ждать Хальченков. Баловнев утверждал, что должен был ждать. Но то ли она опоздала, то ли ее шеф что-то перепутал, Виктора Георгиевича на месте не оказалось.

– Придется подождать, – меланхолично отозвался из-за стеклянной перегородки дежурный. – Поднимитесь на второй этаж, вторая дверь слева по коридору. Он скоро будет.

Олеся так и сделала. Поднялась по красивой чистенькой лестнице на второй этаж. Отыскала вторую дверь слева. Уселась на аккуратный диванчик и, сцепив руки на коленках, которые подпрыгивали от волнения и нетерпения, принялась ждать.

Прошло десять минут. Потом двадцать, следом сорок пять, Хальченкова не было. Многие сотрудники начали покидать свои рабочие кабинеты, с удивлением поглядывая на одинокую девушку в красной шапочке. Один даже сжалился над ней и спросил:

– Вы кого ждете, девушка?

– Хальченкова. – последовал ее краткий ответ. Потом Олеся вздохнула и решила все же внести некоторую ясность. – Он сказал, что я могу подойти к нему для беседы, а его что-то нет. Не знаете, он будет?

– Ну… – мужчина средних лет смотрел на нее с явным сочувствием. – Если сказал, что будет, значит, будет. Ждите.

Прошел еще час. Стрелки настенных ходиков над дверным проемом на лестницу безжалостно разменяли начало второго часа ее ожидания, когда где-то внизу хлопнула дверь, потом какие-то голоса, и через мгновение над лестничными перилами важно проплыла чья-то голова в высокой норковой шапке. А еще через пару секунд голова обрела шею, обмотанную клетчатым шарфом, широкие плечи под толстой курткой и ноги в джинсах и высоких ботинках на шнуровке почти до самого колена.

Мужчина поднялся на второй этаж. Замер на лестничной площадке и какое-то время смотрел на нее оттуда, весело прищурившись. Потом произнес, не делая по направлению к ней ни шага:

– Если вы ко мне, то я готов извиниться. Вы кто?

– Я? – Олеся вскочила с диванчика, шапка с мохнатой резинкой, которую она стащила с волос, тут же упали на пол. Она бросилась все это поднимать, присев на корточки, и оттого ответ прозвучал не таким четко, хотя она готовилась заранее. – Я Данилец! Данилец Олеся. Вам звонили…

– Олеся… Олеся, Олеся… Простите, не помню. В какой связи мне должны были насчет вас звонить? Что-нибудь относительно регистрации или?

– Я по делу Влада Хабарова, – промямлила она, смутившись его забывчивости. – Вас же предупреждали, что я приду. Вы ведь Хальченков? Виктор Георгиевич?

– Ну да, я Хальченков, только что-то я… Ах, да, наверное… – он тяжело вздохнул, мигом смахнув с лица улыбку и насупив брови так, что на голове задвигалась его высокая норковая шапка. – Извините, забыл. Замотался. Вы хотели поговорить, так?

– Да, – она кивнула, встала с корточек, сунула шапку в карман куртки, отчего тот мгновенно раздулся, словно мячик, и принялась приглаживать непослушные волосы. – Поговорить. У меня есть алиби.

– У вас? – его брови снова пришли в движение вместе с шапкой.

– Нет, то есть… Алиби Хабарова… Он был со мной, понимаете?! – запальчиво воскликнула Олеся.

Она совсем не так представляла себе беседу со следователем. Не на ходу, это уж точно.

– Пока ничего не понимаю. Пройдемте, что ли.

Хальченков ступил наконец с лестничной клетки в коридор, нехотя подошел к двери своего кабинета и отпер его ключом, извлеченным из кармана толстой куртки. Небрежно толкнул дверь, распахивая ее, и указал обеими руками в темный зев кабинета.

– Прошу, Олеся Данилец! Входите! Будем говорить, если что-то у нас с вами получится…

Как в воду смотрел Хальченков Виктор Георгиевич. Разговор не получился. Олеся говорила путано и как-то все неправильно. Не по существу задаваемых им вопросов, которые сбивали ее с толка. Хотя это вряд ли можно было считать вопросами, скорее возражениями.

Она говорит, например, ему о том, что встретилась с Владом на остановке задолго до того момента, как была убита его жена. А Хальченков тут же:

– А вы в этом уверены? Он мог убить ее, а потом притащиться на эту самую остановку. Вы же не можете знать наверняка, так ведь?

Она молчала в ответ, не зная, что возразить. Ее эмоции к делу пришить было невозможно. Ее об этом еще Баловнев предупредил, провожая на встречу со следователем. Она попыталась, правда, робко пискнув:

– Это не так! Влад он… Он не такой!

А Хальченков снова:

– А какой он? Вы с ним, что же, давно знакомы? С женой, к примеру, он прожил пятнадцать лет. И сын у них имеется. Так вот он рассказал нам, что утром отец с матерью скандалили. И этот ваш необыкновенный Влад грозил своей, покойной теперь уже, жене. Так прямо и сказал: убью! Мальчик врать не станет. Он слышал.

Олесино лицо горело от гнева и возмущения.

Да как он смеет так думать о Хабарове?! Пускай она знает его всего ничего, но друзья-то… Коллеги…

– Не скрою! – обрадованно подхватил тут же Хальченков, откидываясь на спинку своего стула, куртки и шапки он так и не снял, и парился теперь в душном помещении с намеком на ее скорый уход. – Характеристики с места работы и от соседей самые лестные. Более того!.. Мне звонили оттуда…

Указательным пальцем правой руки Виктор Георгиевич указал в потолок.

– И просили проявить понимание и снисходительность. Дескать, очень хороший человек. Мастер, каких поискать. Самородок, одним словом. Но факты, голубушка вы моя, факты вещь упрямая!

– Да нет у вас никаких фактов, кроме сбивчивых утверждений перепуганного мальчишки! – воскликнула Олеся, вскакивая со стула. – Мало ли что мог сказать муж жене, и наоборот, в пылу ссоры?! Любая мать то и дело кричит на провинившегося ребенка, что убьет его и все такое… Разве можно это считать доказательством?! Нет, конечно!

– А мы это и не считаем доказательством, голуба вы моя, – снова возрадовался Хальченков, не выдержал и стащил с себя шапку, швырнув ее на стол. Провел растопыренной ладонью по довольно-таки густой растительности на голове и улыбнулся ей открыто и приветливо. – Только следы у нас имеются.

– Следы?! Какие следы?!

– Следы от ботинок подозреваемого. Он ведь был там за ангарами, был. Прятался за ржавым остовом автомобиля. Поначалу скрывал все от нас, отнекивался, а потом, когда его фактами приперли к стенке окончательно, сдался. И ведь что удумал, стервец! – Хальченков улыбнулся ей коротко и виновато. – Взял и купил себе новые ботинки уже после того, как ему по телефону сообщили о том, что его жену нашли мертвой. Зашел в магазин. Купил пару зимних ботинок. А старые ботинки, в которых утром уходил из дома и ходил потом весь день, выбросил в мусорный контейнер, за углом своего дома. Ох, как неумно он это сделал! Как неумно!

– Почему? – скорее по инерции, чем из интереса, спросила Олеся, какой тут интерес, когда внутри все оборвалось и задрожало. – Почему неумно?!

– Да потому что нашли мы эти старые его ботинки. Нашли почти сразу же. Как вот только теща обратила наше внимание, что на зяте новая обувь, так сразу и прицепились к нему и обыскали потом все мусорные контейнеры, когда он начал мямлить и путаться в своих показаниях. Хвала Господу и нерадивым коммунальщикам, там были эти его ботиночки. Там! Лежали аккурат в новой коробке из-под новых сапог. Нашли, принесли, показали. И сын и теща Хабарова опознали его обувь.

– Ну и что. Может, ему новых сапог захотелось, вот и купил. Права, что ли, не имеет? – огрызнулась Олеся устало.

Огрызалась скорее уже из вредности.

Хальченков ей отчаянно не нравился. Не нравилась его снисходительная манера доброго, отзывчивого малого, улыбчивость его не нравилась. И еще полное и абсолютное нежелание рассматривать возможность того, что Хабаров не виновен.

Он все уже для себя решил – Хальченков Виктор Георгиевич. Решил и готов был уже отправлять дело в судопроизводство. У него был труп, был подозреваемый, который врал и путался в показаниях. Нет пока еще чистосердечного признания? Что с того?! Признается, успеет. Будет время. В остальном… В остальном все ясно.

– И знаете, что самое интересное с этими его ботинками, милая моя девочка? – Виктор Георгиевич, упарившись, потянул книзу молнию на теплой куртке.

– Что? – эхом откликнулась Олеся, запустить чем-нибудь тяжелым в Хальченкова ей хотелось с каждой минутой все острее.

– На его старых ботинках наш эксперт обнаружил бурые пятна странного происхождения. Заинтересовался и, бац, попал! Как думаете, что это было?!

– Не знаю, – она упрямо пожала плечами.

– Это была кровь, дорогая вы моя Олеся Данилец! Кровь той же самой группы и резуса, что и у его жены – Марины Хабаровой. Как же нам все это расценить, ума не приложу?! – следователь дурашливо обхватил свои щеки ладонями и сделал страшные глаза. – Ни одной ведь путной мысли на этот счет… Вы очень хорошая девушка, я это вижу, но… но помочь вам я ничем не могу! Ничем! Ваш Хабаров убил свою жену. Сначала избил, приложившись ботинком к ее лицу, а потом сломал ей шею в порыве ревности и страсти. Так вот…

Хальченков какое-то время молчал, рассматривая ее излишне пристально. Потом вздохнул и проговорил:

– Чтобы вы окончательно уверовали в справедливость моих слов, хочу предложить вам немного порассуждать… Начнем? Итак… Вы что же и в самом деле считаете, что Хабаров пошел к вам домой, гонимый внезапно возникшим по отношению к вам чувствам?!

– Не знаю! – воскликнула Олеся.

Она и в самом деле ничего уже не знала. Все было так просто и понятно до ее прихода сюда. Все происшедшее казалось нелепой случайностью, чудовищной несправедливостью, стечением глупых трагических обстоятельств.

Но это было до тех самых пор, пока Хальченков не заговорил.

Слова Виктора Георгиевича летели в нее резиновыми пулями и застревали в ней и ранили больно, и рвали в клочья все, включая и ее уверенность.

Но самым страшным было еще то, что ее невольные крамольные мысли были тоже не в пользу Влада. Они больно жалили и жгли праведным сомнением.

А так ли уж не прав этот следователь, насмехающийся над ее порывистостью?! Что если Хабаров и в самом деле убил свою жену, а потом пошел за ней следом для того, чтобы она стала его гарантом в случае чего?!

– Те люди, с которыми Хабаров общался, дружил и знал их много лет, в один голос утверждают, что он не способен был на интрижку с незнакомкой. Кто угодно, но только не он! Почему тогда он пошел с вами и за вами? Что послужило причиной? Молчите?! А я вам отвечу, – Хальченков, судя по всему, подводил итог их затянувшейся беседе. – Ему нужно было алиби на тот самый случай, если его загребут. И в вашем доверчивом лице он это самое алиби и получил. Возражения есть?..

Возражений не находилось. И не было нужды пытаться убедить Хальченкова в том, что все может быть совсем по-другому.

Но смириться!.. Смириться она тоже не могла!

– Знаете, а вдруг все окажется совсем не так, как вы себе нарисовали, – проговорила она срывающимся от волнения голосом, когда Хальченков встал, снова натянул на голову норковую шапку и застегнул до подбородка молнию на куртке.

– Я не рисую, уважаемая! Я веду расследование! – не то чтобы строго, но назидательно произнес он, тесня ее к выходу.

– Пусть так! А вдруг вы ошибаетесь?! Я допускаю мысль, что Хабаров был там за ангарами…

Конечно же, он там был, она сама его там видела, еще не зная, кто это на самом деле. И собиралась поначалу рассказать следователю обо всем. И о том, что видела, и о том, что Садиков все фотографировал. Потом передумала. Уже в ходе их беседы передумала.

А что если…

Что если она своей осведомленностью только навредит Владу?! И Садиков опять же был очень ненадежным и равнодушным типом. Запросто мог от всего отказаться, обозвав ее врушкой. И кто опять же знает, что удалось ему заснять…

– Но там мог быть кто-то еще! Кто-то, о ком не знаете ни вы, ни Хабаров. Почему они вообще там оказались?! Зачем его Марина пошла в такое место? Вы вот заметили, что Хабаров поначалу прятался за ржавым остовом автомобиля, так? Говорили, говорили, я помню! Почему он прятался? Следил за ней! Он следил за ней! Может быть, у нее там свидание было назначено или что-то типа того! Ну, согласитесь, Виктор Георгиевич, что супругам для выяснения отношений совершенно ни к чему уединяться в таком вот странном месте! – она внезапно замолчала, натолкнувшись на его глухое раздражение, сквозившее из прищуренных глаз.

Он думал и об этом тоже. Думал, конечно. На то он и следователь, чтобы допускать все возможные варианты. Но потом он быстренько эти мысли прогнал прочь. Не вязались они никак с общей картиной преступления. Усложняли все как-то.

Хальченков молча выпроводил девушку из кабинета. Молча запер дверь и, почти не обращая внимания на Олесю, двинулся к лестнице. Правда, напоследок все же успел буркнуть себе под нос:

– Да… Ага… Ни к чему уединяться супругам на таком месте, конечно… Не логично, если только… если только он заранее не спланировал убийство.