Текст книги "Домовенок Кузька и Бабёныш-Ягёныш"

Автор книги: Галина Александрова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц) [доступный отрывок для чтения: 1 страниц]

Галина Александрова
Домовенок Кузька и Бабёныш-Ягёныш

.

Глава 1. «А у нас в Антарктиде»

– Охти мне, батюшки, охти мне, матушки, – мечется по избе домовенок Кузька, – ставни не покрашены, печка не побелена, на полу бумажка от конфетки валяется. Позор на мои лапти!

Чуть не плачет домовенок. Вот-вот гости на пороге покажутся, а изба еще не в полной готовности. А для домовых самый страшный позор, если гости непорядок в их владениях заметят. Разнесут гости по всему белому свету весть о бесхозяйственном домовом и будут звать такого домового некошным. И лапы ему никто не подаст.

И главное – не так уж и виноват Кузька. Было бы у него время – заставил бы дедушку ставни покрасить, попросил бы бабушку печь перебелить, велел бы Лидочке, внучке их, бумажку с пола поднять. Лидочка была хорошая девочка, но вот никак не могла с бумажками справиться: так они и сигали у нее из рук на пол, так и сигали! Надо сказать, что раньше Кузька дружил со старшей сестрой Лидочки – Анюткой, но сейчас Анютка выросла и перестала замечать домового. Есть у людей такая непонятная особенность: видят их только совсем маленькие, как Лидочка, и совсем старенькие, как бабушка Настасья.

Итак, сейчас у Кузьки не было самого главного – времени. Только сейчас сказала Лидочка, что должен приехать к ним на лето братец двоюродный из города – Матвейка.

– Из города? – перестал на время причитать Кузька. – Не знаю такого. Что это? Далеко это?

Лидочка сама никогда не была в городе, но от дедушки про город слыхала. Правда, она не очень верила во все, что рассказывал дед.

– Город – это такая больша-а-ая деревня. Ну если бы к нашей еще соседнюю приставить. Людей там – видимо-невидимо. И все бегают, как мураши в муравейнике, и все спешат.

– Стоп-стоп, – перебил ее нетерпеливый домовенок, – куда спешат-то? На пожар или собрание?

– Про пожары дедушка ничего не рассказывал, – немного подумав, отвечает Лидочка, – в собрание, верно. И так спешат они в это собрание, что не успевают не только про здоровье родственников расспросить, но и поздороваться.

– Ух ты! – удивился домовенок.

Уж он-то никогда бы не прошел мимо встречного домового. И про его родных поспрашивал бы, и про своих рассказал. И про Нафаню, и про Сюра, и про Афоньку, и про Адоньку, и про Вокулочку, и про Сосипатрика, и про Лютонюшку, и про Кувыку. Да мало ли родственников у домовенка!

– И так им там, бедным, тесно, что живут они на голове друг у друга.

– Ой, мамочки, – охрип от перепуга Кузька, – прям так и бегают по улицам? Один снизу, а другой сверху?

– Нет, – успокоила его Лидочка, – бегают они нормально, по одному, а вот дома друг на дружку ставят.

– И огороды ставят? – не поверил домовенок. – И коровники?

– Нет у них ни огородов, ни коровников, – опустила голову девочка, – негде им клубнички сажать, негде коровок пасти.

– Ой, папочки, – еще больше охрип домовенок, – и такие люди к нам в гости едут?

– Только один такой. И то – маленький.

Задумался Кузька. Это что же получается? Живут они тут, горя не знают, а на свете такое делается! Такое! И никто тревогу не поднимает. Никто не реагирует. Никто спасать городских жителей не бежит. И куда только их домовые смотрят? А он-то за небеленую печь волновался!

– Мы этого вашего Матвейку голубить будем, – решил он, – молочка попробовать дадим, на травку гулять выпустим, коровку покажем.

– Едут, едут, – прервал его крик со двора, – гости едут.

Матвейка оказался совсем не таким, каким представлял его Кузька. Домовенок думал, что приедет чумазенький ребенок с тонкими синими ручками, будет все время бегать по кругу, озираться и пытаться кому-нибудь на голову забраться. А Матвейка был совсем не похож на городского; щеки круглые, уши солидные, взгляд важный, рубаха алая, козырек блестящий.

– Что-то тут не так, – решил Кузька, – никак Баба Яга нашего бедного Матвейку в полон забрала, а этого сытого Бабеныша Ягеныша нам подсунула.

А того не понимает Кузька, что не резон Бабе Яге тощего мальчишку забирать, а толстого отдавать. Тощего-то еще откормить надо – что на жаркое, что на супчик.

Решил домовенок спрятаться до поры, до времени и понаблюдать, что этот щекастый Матвейка делать будет. Для домовенка спрятаться нет никакой трудности. Захочет – в любую щель пролезет, захочет – невидимым сделается. Если успеет. Сделался Кузька невидимым и сел на загнетку, ножки свесил. Ему-то с печки всех видно, все слышно.

Сидит Матвейка за столом, все вокруг него собрались, радуются: бабушка блины подкладывает, Лидочка сметану поближе пододвигает, дед просто так сидит. Дедушкам не положено за столом хозяйничать. У дедушек других забот полно.

– Да что там ваши куры! – важничает Матвейка. – Есть такие куры, что яйца несут размером с крынку.

– Это в городе? – не верит Лидочка. Говорили же ей, что в городе места нет для курятников.

– Нет, не в городе, в Антарктиде, – отвечает Матвейка. – Страна такая есть на юге. Эти куры и в упряжках бегают, и вместо собак на цепи сидеть умеют. Лаять – не лают, а клюнут – мало не покажется.

– Так это не кура, это просто незаменимая животина получется, – завидует дедушка, – вот бы нам такую на двор! А то от Тобика одна польза – гавкает громко, а яиц не несет, в упряжке не бегает. И как же это чудо природное называется?

– Живафа, – отвечает Матвейка, пытаясь прожевать целый блин, засунутый за щеку.

– А вот и не жирафа, не жирафа! – кричит Лидочка. – Жирафа у меня в книжке есть и кроме красоты от нее никакой пользы – только листья, как гусеница ест.

– Ну не жирафа, – справляется с блином Матвейка, – а страус. Уж и забыть нельзя. До чего же ты, сестрица, придирчивая.

Засмущалась Лидочка: и правда, негоже перед гостем умничать, в неловкое положение его ставить. А Матвейке хоть бы хны. Знай, накладывает себе сметану на блин.

– Ну, Лидочка, развлекай гостя, а я пойду Буренку доить, – поднимается бабушка.

В деревне, конечно, все не бегают, как в городе, но и сидеть за разговорами времени нету, За бабушкой и дед ушел – кроме него, никто корове и лошадке сена не накосит.

– А я, – решила тоже прихвастнуть Лидочка, – с домовым дружу. И не только с ним, но и с шишигой, и с кикиморой запечной знакома.

– Сказки, – облизал пальцы Матвейка, – в наш век невиданного прогресса науки и техники стыдно верить в бабушкины сказки.

Примолкла Лидочка. И чего это она, право? Человек из города приехал, прогресс науки и техники, может, своими глазами видел, а она ему – про домовых. Про обычных домовых, которых навалом в каждом доме, не то, что жирафов.

– Это я бабушкины сказки? Это в меня стыдно верить? – мечется Кузька на печи. – Ну ладно, я вам всем покажу сказки. Вот устрою забастовку, посмотрю, как вы без моей помощи хозяйство вести будете. И никакие чудо-куры вам не помогут!

Глава 2. Диета для коровы

И устроил. Решил ни во что не вмешиваться. Пусть дом развалится, пусть квашня убегает, пусть кошка сметану лакает – он будет только рад. Раз он «сказки» – справляйтесь сами.

Сидит Кузька на загнетке, лицо гордое, неприступное, ногу на ногу положил, губу отпрюнил, глазки лохмотульками завесил.

Ничего видеть не желает! Не желает, а сам подсматривает. Обида-обидой, а интересно. Всего семь веков домовенку, это как семь лет ребенку, а для детей любопытство выше обиды.

– Неправильно вы корову кормите, – выговаривает меж тем Матвейка Лидочке. – Ну что вы получаете от своей коровы?

– Молоко, сливки, сметанку, маслице, – загибает пальчики Лидочка.

– Как, все сразу?

– Нет! – хохочет девочка. – Сразу только молоко.

– Вот-вот, – сердито говорит мальчик, – а все оттого, что не дружите вы с невиданным прогрессом науки и техники. Сто лет коров травой кормили, а ни один не догадался, что если ее на другую диету посадить, то она и газировку давать может, и керосин, и масло подсолнечное.

– Да зачем же нам столько газировки и масла? – не соглашается Лидочка. – Наша Буренка в день три доенки молока дает, масла нам столько не надо.

– А зачем одно масло получать? Сегодня – масло, завтра – газировку, послезавтра – керосину хоть улейся!

– Ой, как здорово это ты, братец, все придумал! – захлопала в ладошки Лидочка. – А чем надо Буренку кормить, чтобы газировка была?

– Думаю, клубникой, – почесал в затылке Матвейка, – в крайнем случае, если не лимонада, то хоть сиропа надоим. Тоже вещь полезная. Так где, говоришь, у вас тут клубника растет?

Взяли ребята по лукошку и выскочили из избы.

– Вот, беда-беда, огорчение! – заголосил Кузька. – Теперь точно зиму без варенья голодать будем. А может, не будем? А может, вместо молока точно сироп пойдет?

Сироп не пошел. Не пошел он и в этот день, не пошел и в следующий. Может, чуть-чуть молоко ягодой пахло, а может, Лидочке так только казалось. Уж очень хотелось верить ей братцу! Даже Кузька несколько раз к крынке подбегал: и на вкус молоко пробовал, и так нюхал – молоко как молоко.

– Это все оттого, что клубники мало, – оправдывается Матвейка, – вот если бы ведер пять-шесть…

– Пять-шесть можно найти, – торопится Лидочка, – если со всей деревни собрать.

– Нет. Клубникой мы ее больше кормить не будем. Не в корову корм, как говорится. Мы пойдем другим путем. Будем изготавливать ряженку. Любишь ряженку?

– Люблю, – жмурится от удовольствия девочка, – сначала молоко надо потомить в печке, да пенки не забывать в молоке топить, потом…

– Е-рун-да! Эдак можно весь день эту самую ряженку делать. Как будто других дел нет. Ряженкой тоже должна заниматься корова. Говоришь, эту самую ряженку заквашивать надо? Чем-то кисленьким? Чего у вас тут кисленькое есть?

Не выдержал домовенок. Успел спрятать от городского гостя и уксус, и лимонную кислоту, и щавель на огороде травой закидал – не найдешь. Да вот не догадался в закуток заглянуть. А Матвейка догадался.

– Ура! Наша взяла! Я у вас тут прокисшее варенье нашел. Фу, воняет-то как противно!

– Дедушкиной наливкой воняет, – понюхала Лидочка.

– Может, и наливки подмешаем? – разошелся мальчик.

– Нет, за наливку от дедушки влетит. А варенье все равно испорченное.

– Стойте! Стойте! Не кормите мою Буренку испорченным вареньем, – кричит-надрывается Кузька, да только его никто не слышит.

Люди слышат и видят домовых, только когда верят в них. А Матвейка в него не верил, да и Лидочке не разрешил.

Никак не хотела Буренка забродившее варенье есть. Коровы-то и к свежему варенью без особой симпатии относятся, чего уж говорить о несвежем. Они больше травку любят, цветочки всякие, листья свекольные. Но Матвейку трудностями не испугаешь: развел он варенье в ведре воды и подставил корове. Она и выпила. Выпила, и такая веселая сделалась! Такая душевная!

Снесла широкой грудью дрын, который выход из коровника закрывал, и давай плясать «Камаринского» на огороде.

– Ой, – кричит Матвейка, – зачем ты мне рецепт до конца не сказала? Я не знал, что молоко для ряженки еще и взбалтывать надо.

– Не надо его взбалтывать, – голосит Лидочка, – это наша корова с твоей диеты с ума сошла!

Перелетели ребята птицами через забор, спрятались в густой траве, не знают, что еще Буренка выкинуть может.

Один Кузька не испугался, некогда ему пугаться: если хозяйство пропадает, то тут-уже не до испуга и не до обид.

Зацепился он за хвост сумасшедшей коровы, забрался ей на спину, дополз до уха и просит:

– Буренушка, миленькая, успокойся, пожалуйста.

– Я что? Плохо пляшу? – вытянулась морда у Буренки.

– Ты очень хорошо пляшешь, только на огороде плясать не положено.

– Тогда я на луг пойду, – икнула корова.

– А на лугу уже темно, никто не увидит, как ты прекрасно танцуешь.

– Да? Тогда я спать пойду, – согласилась Буренка, – вот высплюсь, еще не так спляшу.

– Какая-то неправильная у вас корова, – удивляется Матвейка в высокой траве, – совсем не понимает, чего это людям от нее требуется. Ничего, завтра как надоит с утра бабушка Настасья целое ведро ряженки, еще благодарить меня будете.

Утром Матвейку и Лидочку ждало жуткое разочарование. После утренней дойки бабушка Настасья принесла полдоенки молока, а не ряженки. И Матвейку никто не благодарил, наоборот, бабушка все сокрушалась: почему это Буренка молока дала мало и стоит такая грустная?

А Буренка была вовсе не грустная, просто она стеснялась всем в глаза смотреть. Сидит Кузька у коровки между рогами, жалеет ее.

– Не переживай, Буренка, ты правда хорошо танцевала на грядках.

– Неправда, коровы танцевать не умеют, это тебе каждый скажет.

– Как это не умеют? Как не умеют? Они не только на грядках умеют, но и танцы на льду показывают. Говорят же люди «как корова на льду».

– Правда говорят?

– Честное домовенковское!

– А чего тогда теленок с быком смеются?

– Смеются? Вот я им сейчас задам, – грозит кулаком Кузька, – они просто ничего не понимают в настоящем искусстве.

– Тогда можно я еще раз спляшу на грядках? – робко радуется Буренка.

Кузька даже с головы коровы свалился и шишку набил. Ну вот тебе и раз. Хотел просто успокоить коровку, а получилось, что уговорил ее новый налет на огород сделать.

– Нет, Буренка, – сказал Кузька, почесывая шишку, – пусть это девицы-красавицы на грядках пляшут. А мы с тобой существа серьезные, мы делом заниматься будем.

Глава 3. Очень вредно мучить кошку

А Матвейка не успокаивается. Не получилось с коровой – значит, корова виновата. Несознательная попалась. И вообще, коровы дрессировке плохо поддаются. Кто это, скажите, видел корову в цирке или на поводке у сыщика? Вот если бы собака молоко давала или кошка…

– А чем у вас кошка занимается? – строго спросил он у Лидочки.

– Гостей намывает, солнечных зайчиков ловит, сметану ворует, за хвостом своим бегает, – перечисляет девочка.

– Понятно, – вздыхает Матвейка, – развели тут дармоедов. В Антарктиде такого ни за что не потерпели бы. Будем вашу бесполезную кошку переделывать.

– В кого? – пугается Лидочка.

– В полезную кошку. Вместо сметаны пусть ворует, например… например… например… гусениц! Вон у вас их сколько на капусте сидит! А я слышал, они вредители.

– Не будет наша Фенечка такую гадость есть, – сморщила носик Лидочка, – их даже куры без аппетита клюют.

– Вовсе не гадость. А куры ваши несознательные. Голодные путешественники за гусениц золотом платили, а они ломаются.

– А зачем путешественникам гусеницы? – зажала уши ладошками, чтобы не слышать страшного ответа, девочка.

– Да ты знаешь, что такое гусеница? Гусеница – это не только симпатичный вредитель, но и пять-шесть грамм легкоусвояемого белка. Их можно есть живьем, можно жарить на прутиках, можно запекать в глине, можно есть под майонезом.

– И что, тебя тоже в городе одними гусеницами кормили? – сглотнула Лидочка.

– Их только умирающие с голоду есть имеют право. А то на всех не хватит, – нашелся Матвейка.

Сидит Кузька на загнетке, слушает, как из его Фенечки умирающую с голоду кошку делать собираются. Решил Матвейка кошку больше не кормить, а в миску ее подкладывать только безволосых гусениц. Проголодается, съест как миленькая.

Но только и Фенечка не лыком шита. Умная кошка никогда не будет гусениц есть, пока в доме мыши не перевелись. Она же не путешественник. Принесут дети по горстке гусениц, положат в кошкину миску и за новой порцией бегут. Пока бегают, гусеницы и расползутся. Радуются ребята, думают, что кошка эту гадость ест. А Кузька бедный с ног сбился. Вредители из дома-то не уползают. Зачем им куда-то уползать, когда в избе весь подоконник цветами уставлен? И геранька тут ароматная, и фиалочки разноцветные, и алое полезный.

– Ой, мамочки, – вопит Кузька, – спасайся, кто может! Я с этим гостем жваркнусь скоро или вообще кувыкнусь. Нипочем мне этих вредителей одному из дома не выгнать!

А тут и Лидочка в дом вошла. Увидела она, что они с Матвейкой натворили, руками всплеснула. Надо же! Хотели, как лучше, а получилось совсем нехорошо. Даже хуже, чем с коровой. Помогла она домовенку вредителей с цветов снять, отнесла в темной коробочке, чтобы дорогу не запомнили, и выпустила подальше от дома.

– Если этот гость еще раз мои цветочки обидит, – кипятится Кузька, – я его на бой праведный вызову. У меня мускулы, дрын и кулаки!

– Он же как лучше хочет, – пытается оправдать братца Лидочка. – Матвейка сказал, что поселит у нас невиданный прогресс науки и техники.

– Сам приехал нежданно-негаданно, и друзей привести решил? – не успокаивается домовенок. – А если друзья у него такие же безобразники? Я с ними один не справлюсь. Ни с Матвейкой, ни с Наукой, ни с Техникой, ни с Прогрессом Невиданным.

Догрозиться Кузька не успел, потому что в избу ворвался Матвейка. Кузька быстро сделался невидимым; Матвейка, конечно, безобразник, но пугать его все-таки не следует. Кто знает, что с ребенком сделается, если он увидит Кузьку? Может, в обморок жваркнется или, как Буренка, на грядки плясать пойдет.

– Я передумал! – кричит с порога мальчик, – Нечего таких замечательных гусениц просто так кошке скармливать. Пусть она их сначала заработает. Будем выдавать поштучно в качестве поощрения.

– А за что будем выдавать поощрение? – радуется Лидочка.

– Дрессировкой займемся. Вот в Антарктиде есть такой клоун, он этих кошек дрессирует с помощью гусениц.

Кис-кис-кис!

Как ни махал руками Кузька Фенечке, как ни корчил рожи страшенные, не поняла она его. Подошла все-таки к Матвейке.

И началось. Трясет безобразник перед носом кошки противной зеленой вредительницей и командует:

– Дай лапу, лапу дай!

Кошка, конечно, понимает, что от нее требуется – кошки прекрасно понимают человеческий язык, просто виду не подают, так как это им невыгодно. Понимает, но лапу не дает. Не такая уж она и наивная! Даст ему лапу, а этот вздорный мальчишка ей в лапу эту зеленую пакость и положит.

– Раз лапу не даешь, скажи «мяу». «Мяу» скажи! Голос! А то не получишь эту аппетитную гусеницу!

«Радость-то какая, – радуется Фенечка, – ни за что мяукать не стану!»

– Ну хоть лапти принеси, – чуть не плачет Матвейка и даже, чтобы попугать немного непокорную кошку, рот открыл и гусеницу над ним держит, будто сам ее съесть хочет.

Смотрит кошка, голову наклонила: интересно ей, как этот странный человек эту гадость глотать будет. Замер домовенок на загнетке: неужели съест Матвейка вредительницу и не отравится? А мальчик взял и не съел. Видимо, только попугать хотел.

Только непонятно кого: вредительницу, Фенечку или всех остальных?

Совсем замучил парнишка кошку. Она уже и рада бы сделать все, что он хочет, только от расстройства у нее все в голове помутилось, даже язык человеческий Фенечка понимать перестала. И лапу дает, и орет, как майский кот, и лапти принести пытается, да Матвейка ее не отпускает.

– Отпусти ее, братец, – жалеет кошку Лидочка.

– Нет. Пока команды путать не перестанет, ни гусеницу не получит, ни гулять не пойдет, – разошелся юноша.

Тут уже Кузька не выдержал. Самому-то Кузьке шалить по уставу домовиному не положено: домовята должны за порядком в доме следить, а не шалить, зато других попросить можно. Прокрался Кузька потихонечку под лавку, вызвал шишигу Юльку и шепчет ей что-то на ушко.

– Шлавненько, шлавненько, – захлопала в ладошки шишига, – пошалим!

Маленькая еще шишига, все буквы не выговаривает, шепелявит.

Увлечен Матвейка дрессировкой и не видит, как маленькая шишига клубочек бабушки Настасьи из корзины достала и катает его вокруг мальчика. Шишиги – великие мастерицы чего-нибудь путать. Часто за это кошкам попадает, а напрасно. Нет ничего прекраснее для шишиги, чем запутать волосы у сонных девочек, чем завязать морским узлом все нитки в шкатулке у мамы, чем плести косички на бахроме скатерти. А уж при виде бабушкиной пряжи у них вообще слюнки текут и ладошки чешутся.

Быстро, незаметно шныряет шишига Юлька в ногах у Матвейки, распутывает бабушкин клубочек и песенку себе под нос бормочет. Тихо так бормочет, чтобы другие шишиги слышали, а мальчик не услыхал.

 
Тот, кто Фенечку обидит,
Света белого не взвидит.
Юльке на тропе войны
И Матвейки не страшны!
 

А тут как раз мальчик к баночке с червяками и гусеницами потянулся. Хотел шаг в сторону сделать – а ноги-то связаны!

Завалился Матвейка на бок, ногами дрыгает, кричит:

– Это не по правилам! Кто разрешал меня путать? Откуда тут клубок взялся?

Хихикает в кулачок Лидочка, догадывается, чьих лапок это дело, да не признается. Помнит она, как говорил братец, что домовых и шишиг не бывает, боится, что опять смеяться над ней будет.

Барахтается на полу Матвейка, никак ноги выпутать не может, а шишига Юлька забежала к нему за спину, махнула подолом своего сарафана, пыль подняла. В поднимании пыли шишигам тоже равных нет. И пыль они поднимают особенную, от которой чихать хочется.

Бедный Матвейка уже и ногами дрыгать перестал. Лежит, глаза зажмурил, чихает, остановиться не может. А шишига Юлька уже до червяков и гусениц добралась. Бегает с баночкой вокруг мальчишки, одну гусеницу ему за шиворот подсунет, другую на живот посадит, третью на пятку голую пристроит. Матвейка чихает, вредители его щекочут, пряжа подняться не дает, а под лавкой Кузька и шишиги все на полу лежат, не хуже Матвейки ногами дрыгают. Только уже от смеха, а не от щекотки.

– Ох и молодец же я! Ну просто золото самоварное, а не домовой, – не нахвалится на себя Кузька, – такую шишигу талантливую воспитал!

– Рада штараться, – радуется похвале шишига Юлька.

Юлька и правда самая замечательная шишига из всех, что знает Кузька. Ее фотография даже на доске почета шишиг висит. И с задачей своей она справилась прекрасно: пока Матвейка чихал да из пряжи выпутывался, кошка Фенечка спокойно выскользнула себе в дверь.