Текст книги "Повороты судьбы"
Автор книги: Галина Вервейко
сообщить о нарушении
Текущая страница: 4 (всего у книги 5 страниц)
Глава 9. Золотая пора
Наконец‑то пришла долгожданная всеми агитотрядовцами осень! Первого сентября снова встретились в училище. Несказанно скучали друг по другу, и очень мечтали о дне встречи. Девчонки налетели на Ларионова в его кабинете, повисли на нём и расплакались.
– Ну вот – на тебе! Нет чтобы радоваться встрече – плачут! – растерялся Владимир Алексеевич.
За эти дни разлуки они поняли, кем он теперь стал для них: и отцом, и старшим братом, и другом… Вместе с ними была и Ольга. «Родной мой, Володенька! Наконец‑то я вижу тебя!» – думала она.
В кабинете Ларионова была какая‑то особенная атмосфера. Девчонки часто рисовали здесь оформление к стендам в классы (он научил их срисовывать орнаменты на оконном стекле), писали рефераты, помогали ему писать деловые бумаги, слушали музыку и переписывали её на «маг». И так было всем хорошо и тепло рядом со своим любимым учителем! Он шутил, делал им комплименты, вырезал для стендов по хореографии фотографии с танцами из журналов.
Иногда Владимир Алексеевич приглашал студентов к себе домой. В его комнате стояла знаменитая «ларионовская» полка для книг, которую он сделал сам. На ней стояли почти все книги по хореографии, которые были выпущены в Советском Союзе. Он покупал их в книжных магазинах, выписывал по каталогам и всегда был в курсе: что нового выходит в печать по хореографии. Самые ценные книги выписывал для всей своей группы, всегда учил студентов: «Собирайте как можно больше книг по специальности. Это – ваш „багаж“ для будущей работы. Но не вздумайте в своих постановках к экзаменам что‑то из них брать кроме нот и лексики: всё старайтесь сочинять сами. У меня все книги есть, я их знаю, поэтому сразу пойму, что вы не сами придумали постановки – поставлю „кол“. Учитесь думать!». Так Ларионов говорил на уроке КПТ – композиции и постановки танца.
В сентябре у Владимира Алексеевича был день рождения. Как обычно, он решил не афишировать его и отметить наедине в пустой квартире: прибавление лет уже не было для него радостью, как в молодые годы. Да ещё это внутреннее одиночество… Но в этот раз агитотрядовцы не дали пребывать ему в одиночестве в такой день. Девчонки, по инициативе Ольги, купили ему шикарные красные гвоздики. Он считал, что это – чисто мужские цветы, и любил, когда их дарили ему. Составили от имени всей «агитки» большую депешу, прорвались к телеграфисткам на главпочтамт и отпечатали её на красивом телеграфном бланке: «Милый наш шеф! От всей души поздравляем с днём рождения. Участники концертной бригады „СХО‑74“ шлют Вам массу наилучших пожеланий и дарят букет всеобщей радости! Пусть он никогда не увядает, как наша крепкая агитотрядовская дружба. Мы».
Вышли с почты, счастливые шли по городу. Был поистине золотой денёк: тёплый‑тёплый, залитый солнцем. Деревья стояли в пышной осенней красе. Пурпурные, жёлтые, увядающие зелёные листья усыпали дорожки в скверах.
Душу Ольги охватывала несказанная радость: «Такой чудный сегодня день! И у моего Володи день рождения. Уже – тридцать пять. Ну, и что? А мне – восемнадцать. Каких‑то семнадцать лет разницы! Бывают жёны и на тридцать лет моложе своих мужей… Только вот он ещё женат. Правда, жену его никогда не видно дома, и похоже, что он живёт один: нет женского уюта в квартире. Хоть и прибрано всё, ничего не разбросано, но всё равно чувствуется, что это квартира холостяка. И вообще, Владимир Алексеевич никогда не говорит о своей жене… Но почему же они не расходятся?»
Ларионов был потрясён поздравлением друзей. С парнями сообразили «праздничный кир», а девчонкам достали где‑то по блату, в ресторане, большую коробку конфет (в Сибири‑матушке такого добра днём с огнём не найти!). И весь вечер по‑семейному сидели за столом, смеялись, вспоминали «агитку», забурившись в мужскую общагу. Это был самый счастливый день рождения в жизни Владимира Алексеевича! Он уже и не ждал такого подарка судьбы – что у него будут такие искренние и тёплые отношения и столько дорогих ему людей! А главное – Ольга была инициатором этого поздравления, громко, с выражением читала его, а потом, вручив телеграмму, расцеловала именинника «от имени и по поручению» всего коллектива. Сашка в этот момент ревниво следил за ней. Но вот оказия: здесь, в общежитии, Ларионов должен быть осторожнее всего, чтобы никто не заметил даже намёка на его чувства к Ольге. Ведь стоит только заметить в общежитии кому‑то одному, как понесётся снежный ком сплетен, кривотолков, злых слов. Он оберегал Ольгу от всего этого и относился к ней так же, как и ко всем её подругам.
А на полях области в это время вовсю шла осенняя страда. Первый курс уехал на уборочную, а их концертную бригаду снова отправили в «агитку» под девизом: «Хвала рукам, что пахнут хлебом!» Но на этот раз директор не пустил Ларионова, так как начало учебного года требовало от завотделением много работы.
И в один прекрасный день Владимир Алексеевич отправил своих «детей» в путь.
Глава 10. «Почтовый роман»
Состав концертной бригады был несколько иным. Пока ехали по Омску, оставили в городе несколько «старичков»: Сержа, Карася, Фёдора (веселушку Любу Ефимову). Все трое были неисправимыми комиками, от шуток которых у всех болел живот. Девчонкам‑плясуньям было грустно и без своего шефа. Они теперь были сами себе хозяева, обещали Ларионову ежедневно самостоятельно проводить репетиции, чтобы войти в форму после летних каникул.
Парни весело резались в карты: «Владимир Алексеич!», «Александр Фомич!», – Обозвав именами педагогов «туза» и «короля».
Приехав в первое же село, девчонки подвязались на кухне чистить картошку к ужину (в столовой не хватало женских рук), а по пути стали сочинять слёзное письмо Ларионову, переделав конферанс ведущего:
«Дорогой Владимир Алексеевич!
Славный Вы наш друг, самый забубенный и самый подлинный – без фальши. Откиньте обиду в сторону за наше «предательское» молчание, измеренное тремя часами. Этим посланием мы оправдаем себя стократно…
Учёные‑переучёные Вашей «школой» друзья вот уже почти целый час сидят и ничего не делают. А когда мы, сидя на брёвнышках, решили заняться корреспонденцией, нас нашли и отправили на чистку картофеля к ужину. Мы вооружились ножами и в то же время пишем Вам послание. Как мы это делаем? Уметь надо!
«Как мы, как мы добирались, мы расскажем Вам сейчас…» (помните частушки «Радости»? )
После того, как Вы нас проводили, на лицах у всех было уныние, а из четырёх пар глаз катились крупные‑крупные слёзы. Чтобы поднять настроение, мы запели гимн нашей «агитки».
На стоянке приобрели немного яблок, решив, что «мы – не лошади, нам и ведра хватит». Но, увы… его уже нет.
Владимир Алексеевич, а что Вы, собственно, сидите и так мило улыбаетесь? Почему Вы не помогаете нам картошку чистить? Мы тут уже второе ведро заканчиваем, а Вы прохлаждаетесь! «Нехорошо, непорядок – это!» (как подтверждает «секретарша» Ольга словами из своего конферанса).
Мы немного, кажется, отвлеклись. Слушайте (читайте), что было дальше.
Ну, вот мы и на месте. Приехали в село Бекишево. Зашли в магазин и, как сплетницы (по своей роли в танце), узнали последние новости. В магазине была кража. И больше всего было похищено «конфет» (так теперь наши парни называют бутылки водки). Это уже плохо: нашей бригаде совсем не достанется! (конечно, шутим). Так что за трезвый быт в наших рядах не волнуйтесь: всё будет о'кей!
На пороге клуба стоит афиша: концерт будет в 9.30 вечера. Касса работает.
Вот, кажется и всё. Излили сердце. Как у вас там жизнь идёт в КэПэУнии? «Кладём перо, а то весь век не кончим». Письмо отправляем через бекишевскую почту. Не скучайте без нас. До свидания.
Огромный привет шлёт ансамбль «Радость», зав. отделом конферанса, мужская половина ансамбля «Вихрь», новички, командир Иван Григорьич.
Дядя Андрюша (директор) пусть не волнуется: всё в порядке.
Ждём вас. Приезжайте».
С этого дня девчонки решили, чтобы не скучать, каждый день писать отчёт о прошедшем дне в «агитке» шефу.
«Милый наш Владимир Алексеевич!
Пишем Вам из зрительного зала села Атрачи. Сидим кучкой, на последнем ряду. Сегодня у нас будет здесь два концерта, платных причём…
Но вернёмся ко вчерашнему дню. Концерт у нас начался досрочно, так как зрители собрались на час раньше: нас здесь ждут, нам тут рады. Не волнуйтесь: марку мы не теряем. Репетиции регулярно проводим. И даже ради прежней формы (фигур) иногда отказываемся от обедов!
Сцена была нормальной (по размерам), если не считать того, что задником (то бишь декорацией) для нас служила батарея с трубой, которую мы скромно прикрыли обломками деревянного лозунга. Занавеса совсем не было. Перед концертом кто‑то из девчонок «Радости», забыв об этом, выскочил на сцену с бигудями на голове. Это был «первый номер» нашего выступления.
Концерт прошёл нормально. Только наша «Радость» почему‑то убыстрила темп исполнения песен. Куда они торопились – неизвестно (нашей разведкой пока не установлено, но предполагаем, что на танцы вечерние).
Эстрадный танец мы решили на время назвать: «Четыре поросёнка танцуют в золотых коронках» (так нас мамы за каникулы откормили), но мечтаем о «четырёх грациях».
После концерта, конечно, были танцы. На них было много студентов‑уборочников, и мы… «покадрили» (немного).
На следующий день мы встали, как и полагается танцорам – последними. Весь день до концерта мы бродили по деревне, и никто не интересовался, куда и зачем мы пошли. И думали: какие же мы покинутые без Вас…
Потом все «сели по коням» и двинулись в Тюкалинск. Там приобрели всего лишь вёдрышко пряников «Ирэк» и немного конфет: штук по пять каждому.
Но в Тюкалинске нас не поняли (концерт им был не нужен почему‑то), поэтому мы оказались тут, в селе Атрачи. По дороге мы вспоминали все наши любимые песни.
Ну, ладно. Пора уже закругляться. До свидания.
Крепко целуем. Ваши дети.
Р. С. Привет от остальных «родственников».
Владимир Алексеевич читал письма у себя в кабинете, улыбаясь: «Ну, девчата – молодцы! Не забывают!» И теперь, каждый день, как только он утром заходил в здание КПУ, его, улыбаясь, встречали вахтёрши: «Пляшите, Владимир Алексеевич! Вам – письмо!» И он с азартом выплясывал перед ними какую‑нибудь хлопушку из русского танца. Брал письмо и с радостным настроением распечатывал его у себя за столом, ожидая новых шуточных сообщений девчат.
«Любимый наш Владимир Алексеевич!
И вот сегодня – третий день нашей разлуки. И все эти дни мы живём тем, что пишем Вам письма.
Сейчас вот пишем, лёжа в тени под клёном: есть такой садик прекрасный за клубом! Находимся мы в Тюкалинском районе (совхозе с таким же названием), даём сегодня один концерт.
Вчера днём провели репетицию. Как видите, мы умеем держать слово: репетиции стараемся проводить каждый день, чтобы быть в форме.
За пять минут до концерта мы решили помыть свои ножки… И не где‑нибудь, а прямо перед клубом! Зрителей, конечно, собралось немало: любопытно ведь, как артисты ноги моют! Но мы мужественно продолжали своё дело, невзирая на этих зевак. На память селу Атрачи мы оставили огромную лужу!
Оба концерта прошли хорошо. Особенно тепло принимали нас дети. Правда, не обошлось без недоразумений. Ольга в одном танце вышла на восемь тактов раньше, а в другом – опоздала, (костюм не успела надеть). Но мы, конечно, всё обыграли: артистки! И зрители ничего не заметили.
День снова закончился танцами. Молодёжь здесь была активной. И наш «командир» даже разыграл приз. Сначала он объявил:
– Дамское танго и взаимообратное!
А потом очень солидно (благо комплекция позволяет) сел за стол в зале и открыл «судейскую коллегию» в составе самого себя. Мы так хохотали! А когда он вручил приз лучшей паре – две конфеты и зубную щётку, тут все наши вообще легли от хохота!
Завтракать мы утром не пошли: остались спать. Нас тут начинают одолевать болезни: у кого зубы болят, у кого – голова, а у кого – горло.
Сегодня у нашей Нади‑певички день рождения. И мы с нетерпением ждём вечернего банкета, где будем есть… арбузы! Их приобрели ещё вчера.
Итак, мы подходим к концу. Снова расстаёмся с Вами на сутки.
До свидания. Преданные Вам дети.
Р. С. Вас любят и помнят все участники СХО‑74 и, конечно же, передают Вам большой привет и постоянно проявляют заботу о Вас, интересуясь написанием наших писем».
В письме Владимир Алексеевич нашёл ещё одно – поэтическое послание:
МИНУТА ЛИРИКИ
Осень… Золотая осень!
В агитбригаду снова позвала.
И вот лежим, грустя, в тенёчке
В саду у тополиного ствола.
А в клубе уж открыты двери,
И за билетами спешит народ:
Ведь скоро будет наше представленье.
Артисты спят… И листопад идёт…
А дальше бойцы агитотряда рапортовали своему шефу так:
«Товарищ, главный шеф агитотряда СХО‑74! Рапортуют Вам дежурные бригады. За прошедшее время произошли следующие события:
1. Концерт.
2. Танцы.
3. Именины.
4. Сон.
5. Подъём и дежурство.
6. Завтрак.
7. Дорога в Кабырдак.
8. Лесной отдых.
Особых изменений и чрезвычайных происшествий не было. Раненых и убитых тоже не оказалось. Отряд в количестве 18 человек продолжает свои гастроли.
Рапорт сдан! (Рапорт принят?)
Р.S. Концерт прошёл хорошо. Зрители сказали, что за рубль насмотрелись досыта. Очень понравилось. Приглашали ещё.
Как обычно, были небольшие ЧП. Перед «Молодёжной полечкой»
зав. конферансом объявил другой танец, но потом выкрутился. На «Сплетницах» мы так вошли в роль, что чуть не подрались: заехали друг другу в ухо и споткнулись о ведро и корзину. Но мы Вам точно обещаем не устраивать больше драк на сцене.
Но вот концерт закончился, и мы уже были ближе к цели: арбузам. Но, увы, их пришлось ждать ещё долго… так как, «до того как» – были танцы. А уж после танцев!
Сначала поздравили Надю, спели о ней песню:
Сегодня сказать мы хотим вам,
Что 22 года назад
Антонова Надя родилась,
Чтоб певчею птичкою стать.
Её в многих сёлах уж зритель
Встречал не однажды на «бис»:
Надежда, ты – наша надежда!
И этим немножко гордись!
Потом все чинно сели за длинный стол, куда торжественно (под туш!) водрузили долгожданные арбузы!
Командование принял Владимир Ильич (баянист – не Ленин): он так отменно их резал! «Как цветочки», – сказал наш командир – товарищ Суслов, член ЦК (нашего, не КПСС). Вообще, этот товарищ вчера много выступал. В исполнении его и нашей неповторимой «балерины» Любочки нам посчастливилось увидеть их дуэт в «адажио из балета» (очень абстрактном!). Любочка всё время почему‑то норовила упорхнуть от своего партнёра. Потом товарищ Суслов (такой‑то «шкаф»!) изъявил желание выучить арабески. Конечно, это смотрелось очень эффектно!
После на арену вышел Владимир Ильич, изображая Вас на уроке народного танца. Закончил он «урок» словами: «Пошли, Владимир Ильич, пусть эти бараны сами учат. Как выучат – позовут…» И Вы ушли… Занавес закрылся…
Да, мы забыли сказать, что праздничный ужин был по закону «м. з.» (то есть – морскому), и так как последними остались за столом наши старшие товарищи, которые «меньше всех пить любят», то и убирал со стола наш ЦК в составе Суслова и Владимира Ильича. Сначала тов. Суслов сопротивлялся, но под натиском масс пришлось ему выполнить задание народа.
Потом мы спали. (Кто спал, а кто и нет…) Погодка стоит отменная! Потому кое‑кому и погулять хочется…
Сейчас мы находимся в лесу близ деревни, где будем выступать. Клуб хороший. Билеты продаются.
Объявляется перерыв на тихий час.
Всего Вам доброго. До свидания.
Привет от всех наших и всем нашим».
Последним Владимир Алексеевич получил письмо от «раненых бойцов», которое его очень встревожило.
«Здравствуйте, Владимир Алексеевич! Привет от больных из Георгиевки.
Не писали Вам письма уже два дня, так как такие сложились обстоятельства.
Итак, мы выехали из лесу в Кабырдак. Концерт начался в 9.30 вечера. Только во время последнего танца за кулисами раздалось громкое «а – апчхи!», и в зале поднялся смех.
Наша «Шестёра» (или ансамбль «Вихрь») ночью, до трёх часов, каталась на мотоциклах, ела морковку и мак. Из огородов нам местная молодёжь принесла подсолнухов, а из пекарни – свежий хлеб. Так здорово было!
Утром мы, конечно, проспали и галопом понеслись в столовую. После чего мы поехали в Новый Кошкуль, где и отбили Вам телеграмму: «СРОЧНО ПРИЕЗЖАЙТЕ НЕОБХОДИМА ГОСПИТАЛИЗАЦИЯ БОЙЦЫ РАНЕНЫ».
Сегодня у нас начались беды: у Ольги воспалились гланды (до этого у неё три дня болел зуб). Мы решили срочно везти её в больницу. Переругались с шофёром и товарищем Сусловым, так как он не разрешил ехать, сказал, что и так всё пройдёт. Но мы добились своего. Врач выписал лекарства и сказал, что прыгать Оле нельзя, и вообще – нужно операцию делать.
Из Тюкалинска приехали в шесть часов вечера, а концерт – в семь. Что делать без Ольги? Выпадают целых четыре танца!
Пока все ходили в столовую, мы переделали эти танцы на троих (по рисункам). Так и выступали. А Оля сидела в зале. В этот вечер ей было очень плохо: поднялась температура.
Сегодня из строя выходит Люба: у неё болит нога, собирается «на костылях» танцевать. У Нади началось «стрельбище» в ушах, а у Галки тоже заболело горло. Так что: «стоящие на нашем пути трудности значительно превышают наши возможности» (как повторял в предыдущей поездке Серж). Но мы их стараемся всё‑таки преодолевать: по щекам бегут слёзы, но мы улыбаемся на сцене – «входим в образ». Вокалисты тоже больные: все чихают, кашляют и «пускают петуха» на сцене. Вот только зав. отделом конферанса пышет здоровьем, правда, скучает по книгам (киру) – давно не «зачитывался», тем более, что холодать на улице стало. А у нас тут сухой закон.
Днём выступали в Белоглазово.
Вот, кажется, и всё Вам рассказали.
До свидания.
П. С. Шурик поехал Вас встречать в Тюкалинск (по телеграмме нашей). А мы ждём. Почему Вас так долго нет? Или Вы уже забыли про нас? В жизни всякое может случиться… А, может, «стоящие на Вашем пути трудности…»?»
Владимир Алексеевич дочитал письмо: странно, а где же телеграмма? Позвонил на почту. Ему сообщили текст и сказали, что скоро принесут. «Да… деревня – не город! Что письма, что телеграммы оттуда идут… Надо срочно ехать! Ольга сильно больна… Вот так за ними не следить! Глупые ещё девчонки… На мотоциклах катаются неизвестно с кем. А если бы разбились? А эти олухи‑мужики, что за старших с ними, куда смотрят? Ещё и в больницу не везут! Ну, я приеду – устрою им разгон!»
Он пошёл к директору КПУ и доложил обстановку. Тот отправил Ларионова срочно в Тюкалинск:
– Владимир Алексеевич, срочно везите ребят в Омск! Прекращайте всякие гастроли! Что мы из них инвалидов будем делать из‑за этих концертов? Холодно – ночуют на полу… Неужели нельзя кровати, да хоть раскладушки, осенью найти? Кругом одна халатность…»
На другой день вся «агитка» радостно встречала своего шефа – освободителя. Он дал приказ возвращаться в Омск. В автобусе сел рядом с Ольгой, обнял, положил её голову на свою грудь. Оля сидела и тихо плакала, намочив слезами его свитер: болела голова, зуб, горло…
– Потерпи, миленькая, скоро приедем, – говорил ей Владимир.
Глава 11. Проводы Шурика
В октябре начались занятия. И Ларионов до поздней ночи пропадал в своём танцклассе. Радовался, когда Ольга приходила к нему на индивидуальный урок по композиции танца. Снова придирался к ней, к каждому сочинённому ею движению, заставлял без конца переделывать и исполнять придуманное. Порой опять доводил её до слёз.
– Ольга, ну что ты, в самом деле? Пора бы уже привыкнуть ко мне. Тяжело в учении – легко в бою. Работать легче будет. Не обижайся… Не надо много наворачивать: в простоте – красота.
И Владимир Алексеевич нежно, указательным пальцем, смахивал с её ресниц слезу. «Да люблю же я тебя, люблю! – кричал он мысленно. – Вот и придираюсь, как дурак. Но не хочу, чтобы ты это знала, не хочу тебя обременять чем‑либо…»
И на уроке народного танца снова кричал на весь класс:
– Родионова! Ногу выше поднимать надо! Не лениться! И булочек поменьше есть, чтобы легче танцевать было!
Сашка вспыхивал от обиды за неё:
– А что, вы её полной считаете? Я бы не сказал…
Ларионов смеялся:
– А это ещё что за заступник нашёлся? Вот пойдёшь в армию – там и защищай дам, а тут уж мы как‑нибудь без адвокатов обойдёмся!
Шурик сопел, продолжая сердиться на шефа.
А в армию он, действительно, cкopo загремел. В осенний призыв – на 7 Ноября. Сначала со всей «агиткой» отметили проводы в общаге, а потом девчонки прибежали проводить его на призывной пункт.
– Оль, прошу тебя – пиши. Хотя бы первое время. Ждать не прошу: на то твоя воля. Поступай, как сердце велит. Но без твоих писем мне будет очень плохо, это уж точно, – сказал он, поцеловав её на прощанье. – Если захочешь выйти за Ларионова – выходи. Он хороший мужик, настоящий, и тебя любить будет. Только не давай ему обижать себя… А я к вам в гости приезжать буду… Может, крёстным отцом стану. Возьмёте? – спросил Шурик, стараясь улыбаться.
Ольга ничего не отвечала. Стояла с глазами, полными слёз. «Шурик, Шурик! Вот и ты уходишь „во солдаты“. Трудно тебе там будет. И хотелось бы мне тебя ждать, но… Зачем врать? Не смогу. Люблю я Ларионова, сам знаешь», – думала она про себя, но вслух ничего не говорила, боясь расстроить Сашку.
– И всё‑таки мне будет грустно, когда ты выйдешь замуж. Привык я к тебе, больше, чем к сестре. Ты меня так понимаешь! – опять говорил Санька.
На улице уже стояла зима. Дул пронизывающий ветер.
– Ну, что вы тут грустите? – весело загалдели девчата, подойдя к ним. – Ольга, ты чего нюни разводишь? Разве так солдат провожать надо?
И девчонки достали «чекушку», рюмки и «сообразили на пятерых».
– Вот и согрели тебя в дорогу немножко! – шутили девчата. – Шурик! Ты чтобы не скучал без нас! И за Ольгу не переживай. Мы за неё заступаться будем перед Ларионовым, и тебе её писать заставим – обязательно!
– Эх, девчонки! Дождётесь ли вы меня? Ведь все замуж повыскочите и станете совсем другими – чужими…
Он сгрёб их в кучу своими ручищами, прижал крепко, опустив голову поверх их милых головок… И тут объявили построение. Шурик, шутя, пропел: «В путь, в путь! А для тебя, родная, есть почта полевая…» Помахал девчатам и побежал к колонне новобранцев. Девчонки с жалостью смотрели им вслед: парни шли в старенькой одёжке, кто опустив голову, а кто – с показно‑весёлым видом. Что ждёт их впереди? И куда увезут служить их Саньку? А по репродуктору звучала песня о родном Омске, который провожал сегодня парней в их дальний путь…
