Текст книги "Дама и её четыре мужа (СИ)"

Автор книги: Галина Трашина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Дама и её четыре мужа

Дама и её четыре мужа

Я дама – от производного «Дамы и господа!». Дама в расцвете мудрости, а кажется, совсем недавно гордилась силой очаровательной и беспечной молодости. Впрочем, я обворожительна и сейчас, это подтверждает наличие при мне четырех мужчин. Да и статус жениха любого из них в далёком прошлом. Теперь мы называем друг друга родственниками по духу, живя под вывеской «Общежитие взаимопонимания».

Стоит солнышку устать и отправиться на покой, мы собираемся на кухне. Я смотрю на мужчин, проживших бок о бок со мной целую жизнь, и невольно появляется вопрос: неужели Господь соединил нас на изумление людям и себе на забаву?

Сегодня суббота, тот редкий день, когда мне удаётся насладиться одиночеством. Пригревает апрельское солнышко. Кутаясь в шаль, сижу на балконе в кресле-качалке, держа блокнот и ручку. В голове давно созрело желание поведать историю нашей квартиры, чья участь поделилась на судьбы пяти семей, обитавших в ней.

* * *

Беззаботной детворой мы играли в небольшом дворике и проспали под одной крышей, семьдесят с хвостиком годочков, включая городской роддом под номером два, где рождались один за другим. Мы открывали двери общей школы, прокладывали лыжню на ближнем пустыре и резали остриём конька знаменитый лёд, залитый дворником по кличке Оторванное Ухо, и по праздникам отплясывали с взрослыми под патефон.

Будучи подростками, назначали свидания под аркой, соединяющей два Г– образных дома в одно целое. Тусклый свет лампочки, освещавшей арку, нарушал таинственность, и её частенько разбивали. Зимой толпились по вечерам в подъезде, и наши мамы всегда знали, где нас найти. Мы терлись в сутолоке коммунальной кухни и шумно спорили по утрам под дверями ванной комнаты.

С последним мужем Мишей выросли на молоке одной матери: не падкая на еду, я предпочитала больше спать, в отличие от мальчишки, родившегося на неделю позже и закрывающего рот исключительно под грудью своей или моей мамы. Нас так и прозвали молочными близнятами. Я научилась раньше разговаривать, он – ходить.

Мама рассказывала, как я злилась, если он вбегал бесцеремонно в комнату, забирался к ней на колени и прикладывался к её соску. Кто знает, что будоражило мою кровь – ревность или жадность... Так как мы были одного возраста, то проводили много времени вместе. Меланхоличный и болезненный Миша не вступал со мной в споры, любил причёсывать мою единственную куклу с длинными волосами и закрывающимися глазами. Он мужественно сносил наказания за двоих, ибо я всегда ловко изворачивалась.

Когда отец принёс белый кулёк, перевязанный розовой лентой, из которого виднелась моя красная мордашка, первым подбежал самый старший из ребят Паша и деловито нахмурился.

– Ну вот, братец, тебе и жена! – пошутил отец.

Паша, присмотревшись ко мне, пояснил:

– Ну... если она не транжира, как Фрося, то возьму за себя, – затем, почесав за ухом добавил: – сами понимаете, ещё мать кормить.

Вот так легко высказалась судьба устами ребенка. На что все дружно рассмеялись, признавая, он прав: у семнадцатилетней Фроси, старшей сестры Лёвы, (о нём – чуть позже) ничего не удерживалось в руках, вот Паша и составил о ней своё мнение.

Паша осчастливил свет на пять лет раньше меня, в седую стужу января. И как бы вобрал в себя флюиды той, заснеженной ночи. Он рос выносливым и рассудительным, тянулся к теплу и размеренности, всё-то у него получалось к месту и ко времени. Прасковья Сергеевна поздно вышла замуж и с трепетом ждала ребёнка. И только Паша запросился на свет божий, как в квартиру вместо скорой помощи ввалились люди в кожанках. Отца Паши – мужа Прасковьи Сергеевны арестовали в момент начала у неё схваток. Понимая, что может больше не увидеть мужа, она зажала рот похолодевшими от испуга руками, упала на пол и разродилась мальчиком. Всего несколько секунд видел отец сына, но и этого хватило для счастья. В памяти соседей он так и остался с сияющими радостью глазами.

Подавленную горем роженицу поддерживали соседки, подкармливали и присматривали за малышом. Паша, будто понимая происходящее, смирно посапывал, ел, что предлагали, и совсем не болел, даже когда мы в лёжку переносили детские инфекции. Он служил надёжной опорой нашим мамам в роли няньки. Светло-русые волосы, похожие на седину, внушали взрослую надёжность, и мы беспрекословно подчинялись ему. Вот только Пашино трудолюбие и экономность постоянно навязывались нам в пример, это жутко раздражало, и мы плели против него заговоры.

Теперь о Лёве... Он шёл по возрасту вторым и любил закатывать истерики по любому поводу. Требовательный тон мальца бесил жильцов не только нашей квартиры.

– Ох, дюжего характеру подарила ты, Ляксандра, внучка нам с дедом, коли не маршал, то генерал точно из няго выйдет. Как пить дать, выйдет, – приговаривала Лёвина бабушка.

Она трепала каштановые кудри внука и баловала пучком крупных маковых головок. Высохшие зёрнышки выбивали ритмичное и громкое потрескивание, подобно детской погремушке. Будучи взрослыми, мы не раз вспоминали вкус того мака. Бабушкины предсказания оправдались. Лёвины капризы переросли в волевые качества воина.

Впоследствии Лёва утверждал, что состоялся в жизни, благодаря героической смерти отца, командира разведроты, расстрелянного немцами в середине войны, за передачу важных сведений, повлиявших на исход важного сражения. Левины друзья просверливали завистью золотую звёздочку, посмертную награду отца, которую Лёва, в секрете от сестры и матери, цеплял на вельветовую кофту и гордо расхаживал по комнате. Я, восьмилетняя девчонка, дразнила его хвастуном. Ребята громко смеялись. Он яростно доказывал, что сумеет заслужить такую звезду всем назло.

* * *

О, быстрокрылое время, кажется, одним взмахом перекинуло из беззаботного детства во взрослую и запутанную жизнь. Вот мы с Пашей и соседями отмечаем вторую годовщину нашей свадьбы, добавив заодно обмывание моего диплома. В самый разгар веселья буквально окаменели от неожиданного появления в дверном проёме красавца Лёвы. Он игриво щурил глаза и ждал, когда публика воспрянет возгласами.

– Сынку, ты ль? – всплеснула руками тётя Шура. – Уж не надеялась свидеться.

– Батюшки! Ну, вылитый батя, – высказалась моя матушка.

–Точь в точь, Маша! – поддержал тётя Анфиса.

– Жаль, не дожили мужички наши, то обязательно тобой гордились, Левушка, – заявила Серафима Петровна.

Лёва распахнул шинель и, изумление повторилось. Сверкающая на груди Звезда Героя перехватила дух у присутствующих. Тётя Шура со слезами бросилась сыну на шею. Мне же захотелось залезть в ящик её комода, проверить, не балуется ли Лёва шуткой из детства?

Слезы наших матерей и поздравления ребят слились в единый звуковой поток. Я кусала воротник красной шёлковой кофточки, не понимая, почему земля уходит из-под ног: жутко хотелось, чтобы он глядел только на меня.

– Милый, милый Лёвушка, – шептали мои губы, а сердце заходилось от необъяснимого трепета.

Будто услышав мои мысли, он остановил взгляд на мне. Пронизывающий блеск карих глаз пробрался под кожу. Мурашки пробежали по всему телу. Кровь словно закипела: бросило в жар. Я пялилась на Лёву, не в силах даже моргнуть, чувствуя удивление присутствующих. Ситуацию разрядила тётя Шура, она схватила стул и подала сыну.

– Давно бы так, – усмехнулся он, присаживаясь к столу, – кстати, пир по какому поводу?

– Так Натуля диплом инженера получила, – пояснила тётя Шура.

– Ууу... мы уже взрослые, – съязвил Лёва, чем и отрезвил меня.

Я, как в детстве, обиженно надула щёки.

– Не следует задирать мою супругу, – по-хозяйски влез в разговор Паша.

Его слова почему-то резанули по сердцу.

Резкое чувство отторжения нашего брака родилось само по себе. Я сравнивала приземистую фигуру Паши с раскованным разлётом Лёвиных плеч. Он точно почувствовал, о чём я думаю и, вскинув левую бровь, осмотрел Пашу с ног до головы. А меня вновь обожгла магия его взгляда. Паша, ничего не замечая, сосредоточенно ковырял вилкой салат. По– моему, домочадцы ощутили, как он врос в стул.

– У-у... давно я дома не был. Смотрю... переженились без меня! Не поторопилась ли некоторые... – выразил Лёва наглое суждение.

Меня взбесила общая тишина, особенно Пашина отстранённость. Я выхватила у него вилку и бросила на пол.

– Так писать надо было, – буркнул Паша и покосился на вилку.

– Видишь ли, Паша, где такие награды дают, письма, знаешь ли, не особо шлются, – парировал Лёва и, поправив гордым движением волны каштанового чуба налил себе стопку водки.

Пока он пил, мамы затаив дыхание наблюдали за ним.

– Что это вы сникли? – рискнул оживить компанию Степан.

Наверно, он первый сообразил, что неожиданный визит Лёвы ни к добру... Да и мам пора было вывести из нахлынувших воспоминаний о мужьях, ушедших в иной мир.

– Степка, ну а ты где пристроился? – спросил Лёва, уплетая винегрет.

– Он культурная гордость нашего города! На его спектакли, понимаешь ли, Сам.... ходит. А ты... приистрооился – вступилась за сына тётя Анфиса.

– Вах-вах! Да мы знаменитость, и билетик на спектакль дашь?

– Легко, – отчеканил Степа.

– Аккурат вчерась на премьере побывали. По всему городу афиши с ним расклеены! – поспешила вставить моя мама.

– Он главного разведчика играет! Стёпушка, ты майор кажется там? – не дала сына в обиду тётя Анфиса.

– На сцене и генералом запросто быть, – оборвала тёть Шура, – ты, сынок, кто тяпереча? – спросила она, поглаживая звезды на погонах Лёвы.

– Вот в кого Лёвка-то! – рассмеялась Серафима Петровна.

– Ох, Сима, завистливая ты, – огрызнулась тёть Шура, – жаба давит, да?! А... завидно, что Лёвушка в молодые года и полковник.

– Мамы, будет вам, – улыбался Лёва сытой улыбкой.

– Наелся, сынок? – не могла нарадоваться тётя Шура.

– Чай, чай давайте пить! – предложила я и выбежала из-за стола.

На кухне вытерла глаза, душили непонятные слёзы, и сердце волнительно потряхивало на груди кофточку.

– Ку-ку! – раздалось внезапно над моей головой.

Обернулась... Лёва обнял меня за плечи.

– Какой ты, – выдавила я, и притяжение неведомой силы заставило уткнуться ему в грудь, – Лёвушка, ты пахнешь, как в детстве, – попыталась я унять волнение.

Он же сказал, что мой образ постоянно преследовал его, что спешил ко мне, а тут замуж....

– Зачем думал? – спросила я, не отрываясь от него.

– Что непонятного, ты с детства сводила меня с ума, и не только меня, – усмехнулся он.

Я глубоко вздохнула и подняла голову, наши взгляды дополнили недосказанное. Не помню, как сливались наши губы ещё и ещё. Казалось, что до этого момента ни с кем и не целовалась. Забыв себя, чувствовала только крепость сильных рук. Наверно, хлопнулась бы в обморок, потому что уже ощущала, как подкашивались ноги. Он удерживал меня в объятиях, осыпая пунктиром поцелуев.

Тогда и узнала, что такое рай, но и ад не заставил себя ждать: в голове всплыла мысль о Паше, показалось, он наблюдал за нами из-за двери, пересилив себя, отстранилась от Лёвы.

– Лёвушка, я же замужем.

– У вас есть дети?

– Нет.

– В чём проблема?

– Как же так... что люди скажут? Да и не знаю, всё так неожиданно...

– Глупая, знаешь, сколько баб по мне сохнут, мне же нужна ты одна! Или будешь утверждать, что никогда обо мне не мечтала?

Вопрос застал врасплох, я поняла, что не думала о нём. Противоречие чувств отрезвило. Признаться в неразберихе не хватало духа, я промолчала.

– Сам пойду к Пашке, и разом разрублю... тоже мне, проблему нашла....

– Что ты, Лёвушка, что ты, – испугала меня решительность.

– Никак забыла, я не привык упускать своего! – резанул Лёва и вышел из кухни.

Я поспешила за ним. Ребята сидели на сундуке в коридоре и курили. Паша стоял опираясь на тумбочку с телефоном. По грустным глазам поняла, мне не казалось – он видел нас.

– Лёва, Лёва, не надо! – повисла я на его руке.

– Хорош причитать, уже знаем – вы целовались на кухне, – выдал Миша, будто окати

...

конец ознакомительного фрагмента