Текст книги "Вологодские кружева"

Автор книги: Галина Балдина

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 7 страниц) [доступный отрывок для чтения: 2 страниц]

Братья и сестры

Когда-то наступает такое время и дети, стремящиеся к новой жизни, покидают своих родителей.

Первым из села уехал старший сын Григория Александр. У него уже была семья и дочь Неля. Но прослышал Александр, что в соседней области на реке строится гидроэлектростанция, и махнул на стройку. Смекалист и не глуп, Александр сперва работал бригадиром, а вскоре и в начальство выбился.

Первая жена у Александра умерла, когда дочурка ещё в школу не ходила и отец – человек занятой, на какое-то время отправил её к своим родителям. В селе Нелюшка под присмотром бабушки жила года два и даже неласковый Григорий, бывая в районе на совещаниях, каждый раз привозил Нелюшке гостинец – то петушка на палочке, а то и мармеладку с карамелькой в кулёчке. Но перед тем, как пойти Нелечке в школу, женился Александр во второй раз и жену приглядел родовитую, то ли из дворян, то ли графского сословия. Жене на стройке места не нашлось, и стала она воспитывать Нелечку, а чуть позже и младшую дочь.

Александр обзавёлся коровой, а жена-белоручка наняла прислугу. Нелечка в семье была главной. Её хорошо одевали и по тем временам семья Александра жила в достатке.

В начале войны Александр вместе с семьёй эвакуировался в Челябинскую область, сметливые люди были нужны и в тылу, а после войны вернулся на прежнее место.

Нелечка к этому времени закончила 7 классов и поступила в учительский институт, который позже был переименован в педучилище, а по его окончании вернулась к родителю.

В местечке, где жили, Нелечка считалась невестой богатой, и отец её уж очень хотел, чтоб жениха Неля искала по себе. И Нелечка искала, но …ребята попадались всё какие-то невзрачные! То ростиком не вышел, а то – простолюдин!

Сама же Нелли Александровна цену себе знает, да и внешностью Бог не обидел. Рост под 170, всё – при ней и, как теперь бы сказали – «модель!»

А уж если в школу идёт, то шляпка с вуалью, в одной руке портфель с тетрадками, а другая – в муфточке! Девчонки-ученицы, повстречав на дороге самую видную, да элегантную из всех учителей, аж замирают от восхищения и тихонько шепчут: – Смотрите, смотрите! Нелли Александровна идёт! Вот уж пава, так пава!

Нелечка знает, что кое-кто из девочек-старшеклассниц пытается быть на неё похожей, и это ей очень нравится, но вот достойного суженого встретить ей пока не удалось! Ну, не выходить же замуж за Мишку-тракториста! Мишку она держит про запас, зная, что он никуда не денется. Мишка так и сказал: – Ты, Неля, краше всех! Одну тебя любил и любить буду!

А Нелечка лишь рассмеялась: – Любить себя я не запрещаю, но замуж за тебя никогда не пойду! И не надейся!

Мишка хоть и расстроился, но на танцах Нелечку хоть раз, да обязательно пригласит! Нелечка во время танго его отталкивает, пытаясь держаться на расстоянии вытянутой руки, а Мишка, нет-нет, да и притиснет её к себе и шепчет: – люба ты моя, сколь ждать тебя ещё буду?

Нелечка тоном учительницы вразумляет Мишку: – А ты не жди! Возьми, да и женись!

Мишка жалостливо вздыхает и полушутя говорит: – О тебе ж, глупая, беспокоюсь! Ровесницы-то твои уже давно детками обзавелись, а ты всё принца ждёшь! Не молоденькая уж, двадцать четыре исполнилось! Так и состариться недолго! Гляди, засидишься в девках!

Нелечка снисходительно улыбается и отвечает: – Хоть и засижусь, но и за тебя не пойду!

Однако с Мишкой окончательно не рвёт, понимая, что годочки бегут, а она всё ещё не замужем! А последнее время Нелечка и на танцы ходит через раз. Скушно ей там, публика одна и та же! Да и приглашать её ребята стали редко, зная, что шибко разборчивая у Александра Григорьича дочка. Сидит Нелечка вечерами за тетрадками, а мысли далеко, далеко: – Неужели не сбудется то предсказание, когда нагадала ей старая цыганка, что замуж она выйдет за высокого да красивого военного! А где повстречается она с военным – цыганка не сказала. Придётся, видно, в мужья Мишку брать, а то и вправду женится! Кусай потом локти!

Вообщем, была Нелечка уже перезрелой, когда появился в клубе тот самый капитан. Ростом под два метра, лицо мужественное и шрам на щеке. И среди клубной мелюзги капитан стоял, словно столб в заборе. Поглядывал на танцующих, на стоявших возле стеночки девчат; да и высмотрел там Нелечку, которая также возвышалась среди подруг.

Высмотрел, да и пригласил на вальс! Тут-то Нелечка и присохла к капитану. Эдуард, так звали капитана, во время войны летал на самолёте, был сбит, ранен, но остался жив. А после госпиталя служил в Германии в комендатуре, но чем-то проштрафился, попал под статью и угодил в штрафбат. А позже, в составе таких же бедолаг, попал на стройку.

Нелечка от любви потеряла голову.

– Только он будет моим мужем! – заявила она отцу. Александр Григорьич в штыки: – Ну, и что тебе даст этот лётчик-налётчик? Койку в общежитии и пару исподнего? – горячился грозный родитель. – Ты хоть понимаешь, что твоё замужество отразится не только на твоей, но и на моей репутации? Уж лучше за Михаила выходи, у того хоть биография чистая! А благословения на брак с Эдуардом я тебе не дам! Так и знай!

Но и у Нелечки характер отцовский, уступать отцу она не намерена! И уже на свадьбе между отцом и зятем произошёл раскол. Сразу после свадьбы Александр Григорьич дочку отделил и помогать ей перестал.

– Не послушалась, вышла за кого хотела, пусть сама и кувыркается! – говорил отец.

И хотя Нелечка кувыркалась, но мужа своего любила всю жизнь. Они с Эдуардом вместе прожили больше сорока лет, но Александр Григорьич зятю своему родственником так и не стал. Эдуард отвечал ему тем же. Как говорится, «нашла коса на камень!»

Эдуард, ещё во время войны привыкнув к фронтовым «ста граммам», и после того, как женился на Нелечке, часто «употреблял», но до бесчувствия никогда не напивался. Работал сначала комендантом в общежитии, шофёром, затем в автоколонне инженером; вплоть до семидесятого года любил коньячок, а когда страна села на талоны – перешёл на водочку и самогон.

Позже Эдуарда реабилитировали, он вступил в партию, а незадолго до перестройки и секретарём партийным стал. У начальства всегда старался быть на виду, а со многими – и на короткой ноге; из-за ранения частенько ездил в санатории и дома отдыха, но Нелечку с собой не брал.

Нелечка со временем лоск потеряла, в одном платьишке могла встретить и проводить учебный год, но Эдуарда, каким бы он ни вернулся с работы, всегда ждали накрытый стол, дочка и верная жена.

Смолоду не приученная к черновой работе, Нелечка и в замужестве слыла барыней, а выращивая на огороде картошку, на её посадку и уборку обязательно привлекались родственники. Если же ей требовался ремонт в квартире, Нелечка, считая, что отказать ей невозможно, обращалась к старенькой тётке:

– Кресна! – говорила Нелечка,– скоро Первомай, а у меня потолки давно не белены. Приди-ка!

Ну, безотказная Вера Григорьевна, хоть и с неохотой, берёт кисть, побелку и наводит у крестницы марафет, при этом обязательно ворчит: – «Могла бы и сама побелить, да покрасить! А всё на старуху надеесся!» Но Нелечка этого не слышит, потому как дома её нет.

Аналогичная ситуация происходит и с картошкой, которую они сажают и выкапывают позже всех, ибо вдвоём эту работу Эдуард и Нелечка осилить не могут; поэтому ждут, когда родня управится на своих огородах, тогда и к ним помощь подоспеет! Родня, конечно же, придёт и, копаясь в земле, незлобиво пеняет «господам»: – «у соседей-то уж ростки показались» (это весной), и «скоро белые мухи полетят, а у вас картошка не выкопана!» (осенью). Но у Нели каждый год уважительная причина и она весело покрикивает:

– Па-а-а-думаешь! Ну, помогли маленько! Ещё в подвал мешки перетаскаете, и все дела! Вы ж деревенские!

– Ты больно городская! – взваливая на спину мешок, хмурится кресна.

Но Нелли Александровна знает, что родственники хоть и поворчат, но милостью своей её и Эдика не оставят, поэтому пуще прежнего веселится:

– Пошевеливайтесь! Обед стынет!

За обедом все помощники, рассчитывая, что у «господ» проснётся сознательность, по очереди наставляют её: – Всё, Неля! Последний раз! Больше за тебя мы работать не будем! Так и знай!

Неля предупреждения всерьёз не принимает и, зная наперёд свой дар убеждения, шутливо огрызается: – Да это ж здорово, што я вас позвала! Па-асидим, па-агаварим, па-абщаемся!

И явно демонстрируя свой или Эдуарда утончённый вкус, восклицает: – А што я для вас приго-о-то-вила! Вот, кушайте, кушайте, это маслины, (или оливки) – та-а-кие вкусны-е! Меня Эдик к ним приучил, и я теперь без маслин обходиться не могу!

Гости из простонародья во все глаза смотрят сначала на Нелечку, переводят взгляд на эти самые маслины и, накалывая заморскую ягоду на вилку, сначала нюхают её, и уже потом осторожно кладут в рот.

– Ну как, нравится? – спрашивает Нелли Александровна.

О-о! Да! – отвечает вкусивший, думая про себя: – Тьфу! Гадость! Огурец вкуснее!… Но, чтоб не ударить в грязь лицом и, желая сделать хозяйке приятное, восторгается изысканным угощеньицем!

В село, где родилась, Нелечка вместе с Эдуардом приехала лишь однажды, захватив с собой несколько баночек с маслинами, но деревенская пища простая и на родную тётку, как и её ребятишек, кисленькие маслины ожидаемого впечатления не произвели; таким образом, скрыв это от гостей, тётя Настя скормила «маслюки» корове.

Александр Григорьич побывал в селе с дочкой, когда Нелечка ещё ходила в школу. Причиной же послужила свадьба брата Ивана. Александр к этому времени уже стал вполне городским, сидел на свадьбе в костюме и при галстуке, охотно чокался с ближайшими и дальними родственниками, но от деревенских забот и разговоров был далёк.

Он уже подзабыл, что и раньше в селе долго вспоминали именно ту свадьбу, на которой было больше выпито хмельного и расквашено носов! А под девизом «Гулять, так гулять!» – без драки не обходился ни один праздник. Только что два мужика, обращаясь один к другому: – Ты меня уважаешь? – дружелюбно сталкивали стаканы, глядишь, уже пустили в ход кулаки, а случалось, и ножики! Во хмелю чувства обострялись и если один «уважал» другого меньше, значит, кто-то получал в ухо, а то и в глаз! И за то время, пока Александр жил в городе, в родном селе ничего не изменилось.

Только что Иван обнимал Любашу, глядь, в другом конце волтузят друг друга трое парней, поэтому жених уже разнимает драчунов: – Ну, чё вы? Чё раздухарились-то? Давай-те за сто-ол! Выпьем!

Иван оттаскивает самого буйного и грозит ему пальцем: – Ты чё мне обещал? Помнишь? Ты и прошлый раз на свадьбе Витьки Машкова драку учинил! Забыл, да?

Иван держит за шкирку хмельного буяна, а тот, едва держась на ногах, поднимает на жениха осоловелые глаза и спрашивает: – Тты-ы кто-о?

Иван хохочет и, сбагрив баламута его родителям, говорит: – Ведите его домой! Набрался уже, пусть проспится!

Но время ещё не вышло, выпивки и закуски на столе много, а драчливый гость, каким-то десятым чутьём уловив, что его хотят выпроводить, на несколько минут трезвеет и, хлопнув жениха по груди, с трудом составляя фразы, лепечет: – Всё, Ваню-ха! Конч-лась тво-тво… холл-стая жисть! – Он поднимает указательный палец, водит им перед носом жениха и рассусоливает дальше: – Нне, Ваню-ха, домой ишшо рано, ра-но ишшо! Ты, чё ли, мине не рад? Не рад, да? – Гость уже обиделся и пытается оторвать пуговицу на пиджаке жениха, поэтому Иван на пару с Любашей, подоспевшей ему на помощь, чуть ли не силой усаживают парня за стол. А в госте уже вновь взыграло ретивое, он порывается встать, но в бессилии опускается на лавку и, сунувшись чубом в стакан, пьяненько скулит в тарелку: – Нне рад, да? Мине нне рад? А я шшытал тебя другом!

– Да рад, рад! – успокаивает его Иван. Заметив, что гость ему поверил и, держась рукой за стакан, уже маленько прикорнул, Иван облегчённо вздыхает: – Уф-ф! – и, подхватив Любашу, жених и невеста спешат на свои места. А гости, поплясав, опять садятся за стол и, наполнив стопки, кричат: – Горь-ко! Горь-ко!

Сельские свадьбы, сыгранные в один день, являлись скорее исключением, чем правилом. Обычно добрая свадьба длилась два, а то и три дня. И хоть на ночь гости расходились по домам, но уже к обеду большинство из них сидели за свадебным столом. В этот раз женился второй, но не последний сын председателя колхоза; а следом за Иваном идут Василий и Николай, которые тоже поглядывают на девок, поэтому свадьба была многолюдной, и гуляли дней пять. Драчливые разборки возникали то тут, то там. Хорошо ещё, что в конце сентября стояло «бабье лето»

Сосед Стёпа на шатающихся ногах вышел покурить, Увидев во дворе бочку с водой, со словами: – Ух, башка раскалывается! … сунул в неё голову и помотал там, даже не заметив, что из бочки, скорее от сивушного запаха, нежели от страха, выпрыгнули две лягушки. Тряся мокрой головой, довольно пофыркивая: – Бр-р-р! Хорошо-о!…– и, затянувшись самосадом, Стёпа уже через четверть часа сидел за столом и убеждал жену: – Да тверёзый я! Тверёзый! Аль не видишь? Наливай давай!

Двоюродный брат Степана, который с утра отпивался рассолом, а больше ни на что смотреть не мог, ругал себя почём зря: – От дурак-то! Зачем напился? Знал ведь, што с утра худо будет! Знал! Больше – ни, ни! – Но, увидев в окно, что к дому председателя потянулись вчерашние гости, сказав жене: – Пойдём, хоть маленько опохмелюсь! – домой возвратился в том же состоянии, что и накануне.

Задиристый парень, устроив на свадьбе первую драку, и узнав о том, что фингал под глаз своему однокласснику поставил именно он, бил себя кулаком в грудь и просил: Ну, ударь меня! Ударь!

Тот отмахивался и, будучи потрезвее, говорил: – Да иди ты…! – И хотя все знали друг друга, часть состояла в родстве – одной потасовкой дело на свадьбе не заканчивалось. Когда трезвели, зла не помнили – русская душа отходчива, но во хмелю дрались часто.

Зато было что вспомнить: – « На Катюшкиной свадьбе её брату нос повредили», а « Когда Матвей женился – его свояку бока намяли», ну, а «У Павлуши на свадьбе двоих порезали».

На Ивановой свадьбе тоже кулаками махали, но без последствий. Лишь забияка-парень едва не утонул! Если Стёпа протрезвел в бочке, то парень решил купнуться в речке, ну, на хмельную голову и нырнул! Хорошо ребятишки, удившие неподалёку рыбу, увидели; да на помощь брат Любаши, служивший в Морфлоте, подоспел.

– А так точно утонул бы! – сказывали у колодца на следующий день бабы. – Охолонуть, видите ли, хотел! Там же омут! Утащил бы его водяной, боле не стал бы кулаками махать!

Вообщем, только на пятую ночь избу освободили от лишних столов, стульев и лавок, расставили всё по местам, перемыли посуду и, вконец обессиленные как хозяева, так и новобрачные, рухнули в свои постели!

У Александра Григорьича свадьба была похожей, только размахом поменьше, но он жил уже другой жизнью, поэтому, когда свадьба отпела и отплясала, засобирался восвояси.

Иван удерживал его: – В кои-то веки появился и сразу уезжаешь! Мы ж стоко не виделись, даже поговорить, как следует, не успели! Поживи хоть недельку! За рыжиками сходим. В этом году, знашь, сколь грибов уродилось! Мо-о-оре! Оставайся, Саш!

Но Нелечке надо было в школу, Александра ждала работа, поэтому он отказался: – Не могу! В следующий раз приеду, тогда и за грибами сходим!

Но «следующий раз» так и не наступил. Когда же строительство гидростанции закончилось, Александра перевели на Волгу, и обосновался он в Горьком. Переписка с Нелечкой была редкой и скупой. Поздравят друг друга с праздником и днём рождения и … до следующей даты молчок.

Приходя с работы домой, Эдуард каждый день видел жену за проверкой тетрадей и однажды поинтересовался: – Не надоели тебе каракули малышей? Шла бы учиться!

– Думаешь, не поздно? – спросила Неля и, получив от мужа «добро», поступила на заочное отделение пединститута. Училась Нелечка долго и со скрипом, на каждом курсе оставляя «хвосты», и уже в возрасте «баба ягодка опять» Нелли Александровна институт осилила и, распрощавшись с малышами и тетрадками, стала учить ребят постарше.

В середине семидесятых Александр Григорьич серьёзно заболел и очень хотел повидаться перед смертью с дочкой, но Нелечка приехать к отцу не смогла – в это время лежал в больнице Эдуард.

Получив от Нелечки телеграмму о смерти Эдуарда, Александр Григорьич пережил своего зятя только на один день.

Нелли Александровна очень гордится своими двумя институтами, но в самом конце двадцатого века она решила стать психологом. А подвигла её к этому приятельница Татьяна Михайловна, в прошлом учитель истории.

– Неля! – сказала она. – Долго мы ещё будем прозябать в четырёх стенах? Надо себя чем-то занять! Я предлагаю пойти учиться и получить новую, кстати, очень престижную по нынешним временам профессию. У нас же открылся филиал института, в котором учится твой внук!

Нелли Александровна сначала не поняла: – Но Игорь учится в институте международных отношений на посла, а мы?

– Вот я тебе и говорю, что в нашем городе на базе ПТУ открыли филиал этого института, но пойдём мы с тобой на факультет психологии. Поняла? Можешь позвонить внуку!

– Пожалуй, звонить ещё рано! Вот когда начну учиться, тогда и позвоню!

И бабушка вместе со своей подругой-ровесницей отправились в приёмную комиссию.

Увидев двух странных абитуриенток, каждой из которых уже перевалило за семьдесят, какой-то невоспитанный остряк поинтересовался: – А Вы ничего не перепутали? Может, вместо психолога Вам надо к психиатру?

Нелли Александровна обиделась и привела цитату основоположника коммунизма: – «Учиться, учиться и ещё раз учиться! И разъяснила, что первые два раза она уже училась, а на третий раз ей как раз не хватает диплома психолога!

Остряк, едва сдерживая смех, потупился, а Нелли Александровна, чтобы поставить его на место, решительно добавила: – Только непредвиденные обстоятельства помешают мне стать психологом!

Но на факультет психологии Нелли Александровну и её подругу так и не зачислили. «Непредвиденными обстоятельствами» оказалась высокая плата за обучение.

Две деятельные бабушки горячились: – Не-ет! Мириться мы с этим не будем! Давай напишем письмо президенту. У него есть личный фонд и одарённых людей глава государства поощряет! А мы, отработав в школе по сорок лет, разве не заслужили бесплатного обучения?

Учиться Нелли Александровну отговорил внук, сказав: – Ба…! Зачем тебе диплом? Он в наше время ничего не значит! А ты и без диплома психолог! Жаль, живёшь далеко, и связи твои в Петербурге не действуют!

– А-а, как же без диплома? Без него нельзя-я! – возражала внуку Нелли Александровна. – Вот ты, если окончишь институт с красным дипломом, то сможешь стать послом в Англии или в Америке, а коль через пень-колоду будешь учиться – не видать тебе цивилизованной страны!

– Ты, баушка, дремучая отсталость! Да теперь уж столько послов институты штампуют, что в самые захудалые страны попадает один из сотни! А ты говоришь – А-англия!

А позже и Нелли Александровна убедилась, что внук прав. Работает он менеджером (тьфу, не выговорить), и на восклицание бабушки: – А ты разве не посол? – усмехаясь, ответил: – На меня, баушка, страны не хватило!

На свою пенсию и льготы мужа Нелли Александровна «ни в чём себе не отказывает». Может купить мороженое, каждый день съесть грушу или яблоко, а изредка позволить и стопочку, к которой приучил её Эдуард. Несмотря на перепады с давлением, она всё ещё энергична и применение своим нерастраченным силам находит в общественной работе. На прошлых выборах Нелли Александровна пропагандировала в депутаты коммуниста, но когда её подруга переметнулась к другой партии, то и Нелечка последовала её примеру, объясняя: – Здесь продуктовый набор дали и заплатить обещали побольше! А деньги лишними не бывают!

Правда, перед самыми выборами с Нелечкой произошла неприятность. Раздавая на улице портреты с программой улыбчивого многообещающего деятеля, Нелли Александровна услышала смешок: – Глянь-ка, уже за этого агитируют! О-ох, и проститутки! Ну и ну!

Нелли Александровна обернулась, и узнав в говорившей разбитную полупьяную бабёнку, сын которой когда-то учился у неё, поняла, что столь нелестное словцо относится к ней. К тому же бабёнка этого и не скрывала и на вопрос своей спутницы: – О ком ты говоришь-то? – ткнув пальцем в Нелли Александровну, хрипло захохотала: – Да вон, видишь? Учительница седая портретом трясёт! Чай, не бесплатно мёрзнет?

Нелли Александровна хотела ответить что-то умное, но подруга её остановила: – Не связывайся! У неё сын в тюрьме. Когда завод встал, и парня сократили, он с пути и сбился. Сразу отец умер, а после этого и мать запила!

– Таня! А мы-то, мы-то с тобой при чём? Чем же мы заслужили такую несправедливость? – не могла успокоиться Нелли Александровна.

– Видать, заслужили! – вздохнула старая учительница.

Но Нелечка с нею не согласилась. В тот день она изрядно промёрзла и, чтоб не заболеть, хлебнула больше обычного; вечером же, рассматривая фотографии, жаловалась мужу:

– Вот, Эдик, до чего я дожила! Учила, учила балбесов, и сама под старость «проституткой» стала!

Нелли Александровна процедуру «для сугреву» повторила и, глядя на портрет Эдуарда, висевший на стене, объяснялась ему в любви: – Ка-какой ты у меня красивый! А я? Ну, чем мы не пара?

Она уже напрочь забыла, что днём, раздавая на морозе портреты кандидата, топая подшитыми валенками, в которых ещё Эдуард ходил на рыбалку, вытирая платком хлюпающий нос, поднесла к лицу маленькое зеркальце и, увидев в нём своё отражение с выбившимися из-под шали седыми кустиками волос, поморщилась и буркнула: – «Вылитая старуха Изергиль!» А, взглянув на Татьяну Михайловну, увидела и в ней явное сходство с горьковской героиней. Заметив, что Таня смотрит на неё вопросительно, Нелли Александровна, сказав: – «И ты тоже!» – повернулась к ней спиной.

Нелечка с сожалением заглянула в пустую стопочку, смахнула слезинку, а чтобы Эдуард не усомнился в её верности, повела разговор дальше: – А ведь ко мне Мишка приходил! Ну, тот, помнишь, который замуж меня звал? Он в прошлом году умер, а когда пришёл первый раз, сказал: – Я, Неля, так и любил тебя всю жизнь! Хоть и женился, а если б позвала ты меня, не задумываясь, ушёл бы от жены. А ты не позвала! Не жалеешь?

– Да нет! – ответила я Мишке. – Эдуарда любила и до сих пор люблю!

– Я, Эдик, Мишку тогда чаем напоила, и фотографии твои ему показала. Он ещё несколько раз приходил; а потом, когда уже в больнице лежал, я его там навестила. Пирогов отнесла, да морсу. Но ты ничего не думай! Он ведь молодость моя! Ты – средний и самый хороший возраст, а старость – одинокая!

Нелли Александровна разбирает постель и думает: – Хорошо, что маленько выпила! Быстрей усну!

Она желает себе «доброй ночи» и, вспомнив, что перед сном забыла помолиться, что-то шепчет из «Священного писания».