Текст книги "Жених секонд-хенд"
Автор книги: Галина Куликова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 5 (всего у книги 14 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]
Глава 4
Лёва высоко поднял ногу и шагнул из лифта. Его тут же повело в сторону.
– Блин, – негромко выругался он и прищурился, стараясь сфокусировать взгляд на самом центре ковровой дорожки.
Сначала все шло хорошо, но когда он был уже почти возле цели, его занесло, и он спиной ударился о чужую дверь.
– Пардон, – пробормотал он и, отчаянно семеня, забрал влево.
Затем совершил еще один дерзкий маневр, но его опять внесло в ту же самую дверь. Дверь явственно содрогнулась. Отшатнувшись от нее, Лёва, перебирая руками по стенке, достиг-таки собственного номера, достал из кармана электронный ключ, вставил его в прорезь замка и быстро вытащил. Наглая красная лампочка по-прежнему горела. Он повторил операцию еще раз, потом еще – безрезультатно. Упорствуя, Лёва принялся нажимать на ручку, раздражаясь все больше и больше.
В тот момент, когда он сделал мах ногой, чтобы как следует пнуть не сдающуюся твердыню, дверь соседнего номера распахнулась, и в коридор вышла незнакомая девушка. Она была невысокой и хрупкой, с волосами, собранными в хвостик. Миловидное лицо делали строгим сердитые маленькие очки. Особенно резко диссонировали они с короткой кружевной комбинацией и босыми ступнями.
– Вот оно что, – пробормотала девушка, окинув Лёву быстрым внимательным взглядом.
Увидев ее, тот открыл рот и замер. Его как будто толкнули в грудь. Он отступил, внезапно физически ощутив, что у него есть сердце – тяжелое и живое, отчаянно трепыхнувшееся в груди. Девушка показалась ему такой прекрасной, что на глаза навернулись слезы. От нее исходила яркая лучистая энергия, как от звезды.
Незнакомка хотела еще что-то сказать, но потом пожала плечами, отобрала у Левы ключ и легко открыла замок. После чего молча сунула ключ ему в руку и двинула бровью. Подчиняясь ее пристальному взгляду, тот безропотно вошел в свой номер, и дверь за ним захлопнулась. Постояв немного в блаженной невесомости, Лёва разбежался и, подпрыгнув, животом бросился на постель.
Он проснулся в семь часов утра бодрый, как йог, и свежий, как подснежник. Голова была легкой, чистой, и мысли в ней тоже появились какие-то особенные, радостные.
– Вот что значит хорошее вино, – вслух сказал Лёва, обласкав взглядом канистру, из которой он вчера наливал себе бессчетное количество раз.
Есть хотелось нестерпимо. Ничего съестного в номере не оказалось, кроме одного-единственного яблока с румяными боками. Лёва скинул с себя вчерашнюю одежду, сбегал в душ, надел длинные хлопчатобумажные трусы и впился в яблоко зубами. Уже доедая его, он несколькими боксерскими движениями отбросил с пути тюлевую занавеску и вышел на балкон. Поскольку в трезвом виде Лёва был чужд всякой сентиментальности, морем он любоваться не стал, а проверил показания термометра, приделанного снаружи.
В этот момент внизу заклекотали гларусы. Крупные белые птицы по очереди начали взлетать вверх, издавая пронзительные звуки. До своей первой поездки в Болгарию Лёва никогда не слышал, чтобы пернатые так кричали. Гларусы умели плакать пронзительными голосами младенцев и вполне правдоподобно мяукали. Но самым отвратительным был их хохот – сдавленный, хриплый, насмешливый, наводящий на мысль о нечистой силе.
– Ах вы, индюки поганые! – воскликнул Лёва, размахнулся и швырнул огрызок в пролетавшую мимо птицу. Разумеется, не попал, но все равно довольно засмеялся.
Вытер руки о трусы и тут услышал голос:
– Вот из-за таких, как вы, русских туристов все ненавидят.
Ошарашенный, он повернул голову и ойкнул. На соседнем балконе стояла девушка, которая явилась прямо из его сна. Поэтому ответить он ничего не смог и только похлопал глазами.
– Вы швыряете мусор с балкона, напиваетесь до свинского состояния, а потом еще буяните в коридоре, – продолжала незнакомка. – Мне за вас стыдно.
Солнце играло в ее коротких светлых волосах, из-под очков высыпались веснушки. При взгляде на нее Лёву охватил щенячий восторг. И даже то, что ей было за него стыдно, почему-то привело его в состояние неистовой радости.
– Кто вы? – спросил Лёва голосом придурочного влюбленного из диснеевского мультика.
При этом и вид у него был практически такой же придурочный.
– Я ваша соседка. Вы будили меня дважды: сначала, когда ломились в мою дверь, и во второй раз, когда декламировали на балконе стихи.
– Нет, ну что вы, – засмущался Лёва. – Стихи? Этого не может быть.
– Очень даже может, – скупо усмехнулась девушка.
По ее манере себя вести было ясно, что в жизни она твердо стоит на ногах.
– А что я декламировал? – заинтересовался Лёва.
– «Уступи мне, скворец, уголок, посели меня в старом скворечнике», – все с той же усмешкой повторила девушка.
Вообще-то она вышла выразить Лёве свое негодование, но не смогла устоять перед его жизнелюбивой наивностью.
– Это Заболоцкий, – почесал макушку тот. – Тогда, значит, я действительно декламировал. Ничего не помню.
– Еще бы вам помнить, вы надрались как сапожник.
– У меня была уважительная причина, – быстро сказал Лёва, опасаясь, что его действительно причислят к той группе свински отдыхающих по всему миру русских, которых стыдится родина. – Я приехал сюда с подругой, чтобы помочь ей отыскать здесь настоящую любовь…
– Ну да?
– Да! И вы знаете, мы встретили одного парня, Павлика, его сопровождают жена и сестра жены. Мы видели и слышали, как жена третировала бедного Павлика, а сестра ей помогала. Это продолжалось и утром, и вечером… И нам стало так его жалко, что Анжела – это моя подруга – решила забрать его себе навсегда.
– Серьезно? – удивилась девушка.
– Совершенно серьезно. Прямо в ресторане, где мы ужинали, Анжела подошла и предложила Павлику немедленно бросить жену и уйти с ней.
– А он?
– Он бросил и ушел, – с гордостью за нового друга ответил Лёва.
– Да, с вами не соскучишься, – вынесла вердикт девушка. – И где же они сейчас, ваша подруга и Павлик?
– Не знаю, – честно признался Лёва. – Я оставил их вчера вечером на променаде. Они целовались, как сумасшедшие. Я почувствовал себя лишним и ушел. – Он на секунду замолчал, потом вобрал в грудь побольше воздуха и спросил: – А вы уже завтракали?
– А что? – спросила девушка, переведя взгляд на море. В стеклах ее очков проплыл белый кораблик.
– Может быть, позавтракаем вместе? Где-нибудь в кафе на берегу? Как вас зовут?
– Виктория, – помедлив, ответила она. – И я уже завтракала. И вообще я сюда приехала не для того, чтобы отдыхать. Я пишу научную работу.
– А какой наукой вы занимаетесь? – спросил Лёва робко.
– Математикой.
– О! – выдохнул он.
Действительно, разве можно было не восхититься человеком, пишущим научные труды по математике?
– Но иногда вы все же едите? – внутренне вибрируя, настаивал он. – И выходите подышать воздухом. Иначе зачем же было сюда ехать?
– Я просто открываю окна и впускаю воздух в номер, – объяснила Виктория. – И еду тоже заказываю в номер. – Потом прикусила губу и сказала: – Впрочем, мы можем вместе выпить по чашке кофе где-нибудь часика в четыре. Наверху, на крыше отеля. Там очень красиво, но как-то одиноко. Я выкрою час в своем расписании. Что скажете?
От радости Лёва ничего не мог сказать, он только глубоко дышал, чувствуя, что легкие у него огромные, как у кита.
– Да, конечно, да! Я зайду за вами, – наконец выпалил он.
– Но с одним условием.
– Условием??
– Вы все-таки признаетесь, как вас зовут.
– Лев, – ответил Лёва взволнованно.
– Хорошо, Лев, встретимся в четыре. – И она ушла к себе, не оглядываясь.
Лёва некоторое время стоял, вцепившись в поручни балкона, и безумным взором обозревал мир, раскинувшийся внизу. Мир был прекрасен! Он искрился и кружился перед Лёвой, блистая всеми своими красками. Солнце барахталось в синей воде и гонялось за катерами, оставляя за собой шлейф золотой пыльцы.
Лёва понял, что влюбился окончательно и бесповоротно. Облик Виктории впечатался в сетчатку его глаз и в узор кровеносных сосудов. Но объяснить полноту и красоту своего чувства словами он бы не смог. Если Анжела спросит его о Виктории, разве он в силах будет объяснить, что с ним происходит?!
Внезапно Лёва вспомнил о романе Голсуорси, который ему подсунула несколько месяцев назад в командировке немолодая дама, помешанная на английской прозе. В романе была одна фраза, которая хоть как-то могла бы обрисовать его состояние. Он бросился в номер, достал из чемодана ноутбук и возрадовался, что в отеле есть беспроводной Интернет. Возбуждение заставило его действовать быстро и ловко. Уже через несколько минут он обнаружил в электронной библиотеке нужную книгу, а в ней – главу, начало которой запало ему в душу.
«Когда Флер, оглядывая лица сидящих за ужином, увидела Джона Форсайта, в ее сердце что-то произошло, словно она зимой набрела на цветущий куст жимолости». Вот оно! Виктория была кустом жимолости, на который он набрел.
Никогда в жизни с Лёвой не случалось ничего подобного. Натянув плавки, он быстро оделся, схватил полотенце и вырвался из номера. Промахнул коридор и поскакал вниз по лестнице, улыбаясь во весь рот. Если бы сейчас ему встретилась девушка Марина и предложила прогуляться, он расхохотался бы ей в лицо.
В несколько минут он достиг пустого пляжа. Вода была еще очень холодной, и никто не купался. Берег оказался пуст, как во времена творения. Мигом раздевшись, Лёва вскинул руки к небу и, улюлюкая, бросился в воду, подняв бриллиантовый фонтан брызг.
Глава 5
В дверь барабанили грубо и настойчиво. Анжела проснулась от этого ужасного грохота и села на постели, хлопая глазами. Голова была чугунной, и в ней варилась каша вместо мозгов. Она ничего не соображала и понимала только одно: надо открыть, чтобы шум прекратился.
Усилием воли она заставила себя встать с кровати и тут только обнаружила, что абсолютно голая. Поразмыслив, потянула на себя одеяло, намереваясь завернуться в него. Одеяло поползло в сторону, обнажив лежащего в непосредственной близости незнакомого мужика, который тоже был в чем мать родила.
– Иду! – крикнула Анжела шершавым голосом. – Прекратите стучать. Пожалуйста…
Сил напрягать голосовые связки не было в принципе. Она набросила одеяло обратно на крупное загорелое тело, прикрыв туловище, – на виду остались только жалобно поджатые ноги. Нащупала на спинке кресла халат и долго вдевала себя в рукава. Потом подошла к двери и распахнула ее настежь.
На пороге стояли две похожие друг на друга маленькие женщины – блондинка и брюнетка – и пожирали ее глазами.
– Видишь, Тамара, – наконец ехидно сказала брюнетка, – они еще предаются разврату. Как я тебе и говорила.
Это имя, Тамара, словно разбудило в голове Анжелы вулкан. Вулкан содрогнулся, сверкнула молния, и она вспомнила сразу все. «Господи, я соблазнила женатого мужчину! – пронеслось в ее голове. – Выходит, я провела ночь с Павликом». Еще никогда ни один кавалер не оказывался в ее постели так быстро. Она оглянулась на голые ноги и пробормотала:
– Надеюсь, мы будем жить счастливо и умрем в один день.
– Чего-о? – насмешливо протянула все та же Зина, которая явно взяла на себя роль адвоката.
– Неважно.
Вместе с воспоминаниями о дикой страсти, гонявшей их с Павликом весь вечер по променаду и заставлявшей целоваться под каждой пальмой, вернулось и воспоминание о том, как Тамара с помощью вот этой самой Зины унижала и третировала мужа. Анжела ненавидела всякую дискриминацию и подавление личности.
– Ну, чего вам надо? – грозно спросила она, стараясь не обращать внимания на боль в затылке – в ее голове настойчиво стучал один-единственный, но противный там-там.
– Мы пришли заявить, – Зина выставила подбородок, – что все обдумали и решили разводиться. Пусть не звонит и не пишет. Предателю нет дороги назад.
И она выразительно пнула ногой дорожную сумку, которая стояла на полу рядом с ней.
– Да, – подтвердила Тамара. – Вот так вот!
Анжела подумала, что сейчас жена Павлика удивительно напоминает дракона, который вместо смертоносного огня вдруг стал извергать маленькие язычки пламени, не больше, чем в зажигалке, и страшно обескуражен этим обстоятельством. Прежде каждый его удар разил наповал, а теперь не наносил противнику никакого вреда. И дракон просто не знал, что делать.
– А-а! Вещички принесли, – насмешливо заметила Анжела.
– Да у этого голодранца, кроме трусов и носовых платков, ничего хорошего не имеется, – огрызнулась Зина.
– Да-да, это ж вы его в люди выводили… Как я могла забыть?
– В люди?! – не смогла смолчать Тамара. И, встав на цыпочки, тонким голосом крикнула: – Ты будешь безработным!
– Не дождешься, – ухмыльнулась Анжела.
– Это я устроила тебя на работу! – продолжала тем временем Тамара. – Я сделаю все, чтобы тебя уволили! Я уже позвонила кому надо!
– Тебя выгонят и ты сдохнешь под забором, – мстительно добавила Зина.
– Господи, разве можно быть такими дурами? – удивилась Анжела.
– Чего-о? – протянула та.
– Это риторический вопрос, на него отвечать не надо. Все, девочки, вещи принесли, большое спасибо, теперь валите.
– Чего-о?! – теперь уже хором переспросили девочки.
– Валите, – повторила Анжела и угрожающе шагнула вперед.
Тамара и Зина синхронно отпрыгнули, вероятно, решив, что нахалка, которая у всех на глазах увела чужого мужа, вряд ли станет миндальничать.
Анжела с треском захлопнула дверь перед их острыми носами и не без волнения обернулась назад. Павлик сидел на кровати, натянув одеяло до пупка. Его обуревали противоречивые чувства: гордость и страх, раскаяние и решимость… Короче, жуткая гремучая смесь, которая отражалась в его широко распахнутых глазах. Встрепанный и небритый, он вызвал в Анжеле мощный прилив почти материнской нежности.
«Господи, ведь это я стала причиной бунта на корабле! – подумала она с волнением. – И теперь несу ответственность за этого парня, что бы ни случилось».
– Привет! – сказала она вслух и постаралась улыбнуться как можно веселее.
– Привет, – эхом откликнулся Павлик.
Анжела снова опустилась на кровать, помедлила, потом наклонилась и поцеловала его в губы. Павлик взял ее лицо обеими руками и вернул поцелуй.
– Это была чудесная ночь, – шепнул он, и два лихорадочных багровых пятна выступили на его скулах.
Дело в том, что он понятия не имел, какая у них была ночь. Он хорошо помнил, что произошло в ресторане, помнил, как они втроем, вместе с Лёвой, бродили по берегу моря и как он взахлеб рассказывал о своем ужасном положении и о слабом характере, который мешал ему бросить нелюбимую жену и уйти в свободное плавание. Потом Лёва куда-то делся, на улице стемнело окончательно, а на него самого напал дикий восторг. Анжела была рядом, такая же веселая и возбужденная, как и он сам. Она казалась Павлику самым близким человеком на свете, потому что помогла ему освободиться. И в то же время оставалась соблазнительной незнакомкой, которая понравилась ему с первого взгляда. Все это подхлестнуло его чувства, и он начал целовать ее страстно и бурно, не давая отдышаться.
И все – с этого момента начинался сплошной туман.
– Ты есть хочешь? – спросила Анжела. – Я думаю, кофе и бутерброды нам с тобой сейчас совсем не повредят. Закажем в номер или спустимся в ресторан? А давай лучше пойдем в какое-нибудь кафе на берегу? Там все-таки воздух, море, красота! Сейчас я приму душ и буду одеваться, а потом уже ты…
– Подожди! – перебил Павлик, взял ее за руку и потянул обратно на кровать.
Анжела напряглась, как будто вот сейчас ей собирались делать укол и она со страхом ожидала острой, быстрой боли. А все потому, что решительно не помнила, что они с Павликом делали ночью. То есть она понимала, что они должныбыли, по идее, делать, но все детали произошедшего потонули в черной воде алкогольного опьянения. Терпкое вино, душевное волнение, сумасшедшие поцелуи – все это подействовало на нее как наркоз.
– Подожди, – еще раз попросил Павлик. – Сначала нам нужно… поговорить.
Анжела облегченно выдохнула. При свете дня она была не готова продолжать свою миссионерскую деятельность в постели.
– Ладно, – сказала она и подогнула под себя одну ногу. – Давай поговорим.
– Анжела, ты должна знать самое главное: я ни капельки не жалею о том, что вчера произошло.
– Фу, какое облегчение! – засмеялась она. – А я думала, что ты уже успел раскаяться в содеянном.
– Нет, но… Но я попал в глупую ситуацию. Во-первых, мне негде жить. Ну, я мог бы, конечно, снимать квартиру, но если меня действительно выгонят с работы…
– Не беспокойся, ты будешь жить у меня, – поспешно сказала Анжела, опасаясь только одного: что Павлик почувствует себя щенком, подобранным на улице. – Мама не будет против, вот увидишь. Я говорила, что живу с мамой?
– Нет, – покачал головой он. – Мы вообще еще не разговаривали толком.
Они пристально посмотрели друг на друга. Оба чувствовали себя дико.
– Слушай, а кто ты по профессии? – неожиданно встрепенулась Анжела.
– Ветеринар.
– И каким же образом жена вывела тебя в люди?
– Тамара устроила меня в современную клинику в центре Москвы. А раньше я держал свой собственный веткабинет в Одинцово. Заработка, конечно, никакого, одни проблемы: с доставкой и хранением препаратов, с отсутствием рекламы…
– Так ты, выходит, доктор Айболит! У тебя очень добрая профессия, – улыбнулась Анжела.
– Рано радуешься. Боюсь, мне придется просить тебя взять на жительство еще и двух моих кошек.
– То-то Тихон обрадуется! Это мой кот. Впрочем, он большой пофигист. Вот вернемся домой, сам увидишь. Интересно, как он тебя примет?
– Меня больше волнует, как меня примет твоя мама, – честно признался Павлик.
И в этот момент где-то в куче одежды на полу зазвонил его сотовый телефон. Он встрепенулся и хотел было встать, но потом вспомнил, что совершенно голый, и жутко смутился. Анжела пришла ему на помощь, вытащив аппарат из кармана и подав ему.
– С работы, – пояснил Павлик, поглядев на дисплей. – Может быть, что-то случилось? Надеюсь, не придется давать консультаций по телефону – международные звонки слишком дорогие.
Впрочем, разговор получится коротким. Павлик больше слушал, чем говорил. Захлопнув крышку сотового, он мрачно сообщил:
– Меня уволили. Вернее, предложили уйти по собственному желанию. Выходит, Тамара не врала. Она действительно успела кое-что предпринять.
Несмотря на головную боль, Анжела неожиданно почувствовала прилив сил.
– Ну вот что! – воскликнула она, вскакивая с места и широкими плавными движениями раздвигая занавески на окнах. Солнце тотчас брызнуло на белую постель сладким желтым соком. А потом уж и всю комнату залило золотым полуденным светом. – К черту твою Тамару! Давай смотреть не назад, а вперед, это гораздо мудрее. У тебя наверняка остались какие-то связи. И у меня тоже есть связи, кстати. Почему бы не объединить усилия и не превратить поражение в победу? Ты хороший ветеринар? Только честно.
– Я очень хороший ветеринар, – ответил Павлик. – Но плохой бизнесмен и отвратительный администратор.
– Не волнуйся, я все возьму в свои руки.
– Серьезно? А ты кем работаешь?
– Веб-дизайнером.
– Да, это интересная профессия. Но очень далекая от ветеринарии.
– Не волнуйся: я дико контактная и очень общительная, у меня куча знакомых, друзей и приятелей. Я уверена, что кто-нибудь из них поможет с твоим трудоустройством. Сейчас я кое-кому позвоню и наведу первые справки. Конечно, это можно отложить и до нашего возвращения, но я знаю, что в таком случае ты будешь волноваться и не отдохнешь толком.
Она схватила трубку гостиничного аппарата и раскрыла информационный буклет для гостей, в котором объяснялось, как сделать международный звонок. Павлик зажмурился, потом снова открыл глаза и с восторгом посмотрел на Анжелу. Его собственное будущее сидело перед ним. Оно было незнакомым, непредсказуемым, но не казалось опасным.
Анжела говорила по телефону бойко, но серьезно, и Павлик сразу понял: она ни за что не даст ему пропасть. На какое-то время он расслабился, но когда захотел встать, чтобы пройти в ванную, снова напрягся. Скрипя зубами и взяв волю в кулак, он все-таки вылез из-под одеяла, заметив, как метнулся прочь взгляд его спасительницы.
«Наверное, сейчас я совершаю большую ошибку, – подумал Павлик с раскаянием. – Пока еще были задернуты шторы, нужно было не разговаривать, а заняться с ней любовью. После этого все разговоры потекли бы как по маслу. И не стеснялись бы мы друг друга». Однако глупость положения состояла в том, что Павлику категорически не хотелось секса. Едва открыв глаза, он осознал, что жизнь его изменилась бесповоротно, и обратной дороги нет. Его с ног до головы окатило холодной водой ужаса, и сердце сжалось до размеров яблочного зернышка.
С этим зернышком внутри он отправился в ванную комнату и, прежде чем начать бриться, долго рассматривал в зеркале свою физиономию, которая – удивительное дело! – выглядела как обычно.
Тем временем Анжела действовала как администратор, которому нужно решить кучу неотложных дел. Она позвонила сначала паре-тройке друзей и закинула удочку на предмет устройства Павлика на работу, а уж потом набрала свой домашний номер. Следовало как можно скорее решить самый главный вопрос – с заселением Павлика в квартиру. И пока из Москвы летели длинные гудки, она отчаянно волновалась и постукивала ногтями по полированной поверхности тумбочки.
– Алло-у? Я вас внимательно слушаю, – сообщила Маргарита Ивановна странным игривым тоном.
– Мам, это я! – воскликнула Анжела. – У тебя там все хорошо?
– Замечательно, – с чувством подтвердила та. – А у тебя?
– А у меня еще замечательнее.
– Вот уж не думаю. Если только ты случайно не вышла замуж.
– Мам, ты почти угадала. Замуж я не вышла, но… но…
– Но?
– Но вернусь не одна.
– Вот тебе и раз. А с кем? – изумилась Маргарита Ивановна.
В ее голосе не слышалось ни паники, ни раздражения, и Анжела перевела дух.
– С мужчиной, конечно. Понимаешь, мама, он очень несчастлив… У него ни работы, ни дома… Поэтому мы решили жить вместе.
– Быть несчастным – всегда очень выгодно.
– Мам, ты меня вообще-то поняла? У него жилья на сегодняшний момент нет, и я привезу его из Болгарии к нам.
– Как чемодан! – весело заметила Маргарита Ивановна и звонко захохотала.
Анжела отняла трубку от уха и посмотрела на нее с мрачным недоумением. Как будто это именно трубка вытворяла такие странные вещи, воспользовавшись голосом ее матери.
– Он что, бомж? – все так же задорно продолжала вопрошать трубка. – Или какой-нибудь перемещенный беженец? Он случайно не турок? Там же Турция неподалеку.
– Тут и Греция неподалеку, – растерянно ответила Анжела. – Нет, он московский ветеринар. Только женатый. Пока что… В этом-то, собственно, все и дело. Мам, с тобой все в порядке?
Ей казалось, что она разговаривает с каким-то другим человеком. Ее мать любила поучать, во всем искать скрытый смысл, копаться в мелочах, дотошно выпытывать детали происходящего… Часто она просто занудствовала! Нет, с ней явно что-то случилось. Она реагировала не так, как можно было от нее ожидать.
– А почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась Маргарита Ивановна.
– Не знаю, но ты очень странно воспринимаешь мои слова.
– Да? А как ты хочешь, чтобы я их воспринимала? Начала биться в истерике? С какой стати?
– С какой стати?! Это говоришь мне ты?! Ты, которая читала все мои записки и подслушивала телефонные разговоры с мальчиками! Ты, которая отслеживала каждый мой шаг!
– Мне кажется, моя дочь уже выросла, – философски заметила Маргарита Ивановна. – Кроме того, когда я занималась подобными глупостями, у меня не было личной жизни.
– А сейчас есть? – с опасливым ужасом спросила Анжела.
– Сейчас есть.
– Это что, благодаря компьютеру?
– Ты угадала.
– Ма, ты что, зарегистрировалась на сайте знакомств?! Ты «чатишься» с «теми, кому за сорок»?
– Упаси Господи. И у меня, кстати, гораздо более интересные и волнующие новости, чем у тебя.
– Серьезно? – Анжела тут же позабыла о своих переживаниях и перешла на скептический тон. – Может, поделишься?
– Конечно, поделюсь. Хотела дождаться твоего возвращения, но раз уж ты позвонила и вывалила на меня все это…
– Между прочим, у меня такое в первый раз в жизни, – обиженно возразила Анжела.
– А у меня во второй. Надеюсь, я не ошибусь так, как с твоим папочкой. Что ты там сопишь, как обиженный еж?
– Ну, и кто он такой?
– Это Валерий Петрович, – со сдержанной гордостью ответила Маргарита Ивановна.
– Какой Валерий Петрович? – Анжела на секунду опешила. – Тот, о котором я подумала? Мой учитель физики?
– Вот именно. Но он давно уже не дает уроков и не подтягивает нерадивых учеников. Теперь он вполне респектабельный бизнесмен. У него маленький ресторанчик в Льорет де Мар.
– Боже, где это?
Анжела приложила свободную руку ко лбу. Голова у нее пошла кругом, и комната покачнулась, словно каюта корабля, попавшего в шторм.
– В Испании, милая моя. Валерий Петрович позвал меня к себе жить, и я уже собрала чемоданы. Жду тебя, чтобы попрощаться. Ну, то есть не совсем попрощаться… Что такое расстояния в наше-то время?
– Но тебе же не дадут визу надолго.
– Мы поженимся, – вероятно, она пожала плечами. И тут же тон ее сделался вызывающим: – А что, ты считаешь, я уже стара, чтобы устроить свое счастье? Уже вышла в тираж?
– Не говори глупостей. Просто… Как же ты уезжаешь вот так?! С бухты-барахты?!
– Можно подумать, тырешила притащить в дом женатого ветеринара после долгого и тщательного обдумывания.
Анжела открыла рот и некоторое время молчала. Потом наконец выдавила из себя:
– Вот увидишь, мы будем счастливы. Павлик нуждается в любви.
– А ты в ней не нуждаешься? Я думала, ты сама наконец-то влюбилась.
– Мама, я влюблялась сто раз, – напомнила Анжела, снова нащупав почву под ногами. – И что? Меня-то никто не любил.
– Ага, значит, ветеринар тебя любит, – констатировала Маргарита Ивановна.
Анжела задумчиво посмотрела на дверь ванной, где скрылся Павлик, и уверенно ответила:
– Я нужна ему.
– Ну, еще бы! Ему же негде жить. Одно хорошо. Именно я – собственница квартиры. Могу быть уверена, что в любовной горячке ты своего Павлика к нам не пропишешь.
– Теперь Тихон будет присмотрен, – угрюмо заметила Анжела.
– Коты ненавидят ветеринаров, так что не обольщайся.
– Мам, ты все-таки настроена против Павлика, я же чувствую. Я тоже могу сейчас встать на дыбы и не пустить тебя в твою Испанию. Кстати, что ты там будешь делать? Лепить фрикадельки?
– Я там буду наслаждаться жизнью, – заявила Маргарита Ивановна, проявив не свойственную ей мудрость. – А уж каким образом – неважно. Может быть, фрикадельки тоже доставят мне удовольствие.
Из непонятно откуда родившейся бурной вредности Анжела попыталась вспомнить какую-нибудь мелкую гадость про Валерия Петровича, которая могла бы притушить радость матери, но в голову ничего не приходило. Учитель физики был очень интеллигентным и добрым дядькой, причем довольно симпатичным.
– Ладно, мы еще поговорим, – пообещала она недовольным тоном. – Когда я вернусь. А то, боюсь, я и так целое состояние проговорила по телефону.
– Буду ждать вас с нетерпением, тебя и твоего Павлика, – с прежней веселостью сказала Маргарита Ивановна. – Убрать из твоей спальни плюшевого медведя?
– Мама!!
– Ладно-ладно, я пошутила. Не вешай нос. А вообще-то я рада за нас с тобой. Мы – молодцы, правда?
– Правда, – ответила Анжела.
– Вот только один последний вопрос. Ты потом не пожалеешь, что поддалась порыву?
– Откуда я могу знать, мам? Ты же не можешь заранее сказать, что будешь чувствовать, когда проживешь в Испании пару недель.
– И то правда. Хотя я абсолютно уверена в успехе своего предприятия.
– Я тоже уверена в успехе своего. Павлик придал моей жизни новый смысл.
Произнеся это, Анжела приободрилась. Павлик как раз появился из ванной – с мокрыми волосами и настороженным взглядом.
– А как Лёва отнесся к твоему бурному роману?
– Положительно. Нет, с восторгом. Собственно, он все это и инициировал, так сказать.
– Павлик ему понравился?
– Даже больше, чем мне.
– Ну, тогда я вообще спокойна, – резюмировала Маргарита Ивановна. – Лёва очень разумный и рассудительный человек. Ему я доверяю всецело.
После чего решительно распрощалась с дочерью, заметив, что главное уже сказано, а подробности они обсудят при встрече.
Анжела положила трубку и улыбнулась Павлику самой лучшей своей улыбкой – яркой и лучезарной. Она всегда так улыбалась, когда хотела себя подбодрить.
– Теперь моя очередь принимать водные процедуры. А потом мы пойдем завтракать. И заодно отыщем Лёву.
– Можно я пока разберу свои вещи? – спросил Павлик, указывая на сумку, которая сиротливо стояла возле двери. Вид у него был виноватый.
– Зачем ты спрашиваешь? – воскликнула Анжела и тут же по-хозяйски распорядилась: – Открывай шкаф и занимай ровно половину полок и вешалок. Можешь безжалостно теснить мои вещи. Впрочем, сдается мне, твоя жена не очень старалась, когда экипировала тебя. Уж больно сумка тощая. Или ты приехал налегке?
– Да нет, у меня всего было достаточно. Ума не приложу, зачем Тамара оставила себе почти всю мою одежду.
– Вероятно, она рассчитывает сдать ее в комиссионку. Или просто не отдала из вредности. Чтобы ты ходил в одних и тех же шортах и страдал.
– Вообще-то я могу купить себе новые шорты. – И осмотрительно добавил: – Пока что еще могу.
– Знаешь, не паникуй. Ветеринары без работы не сидят. В твоем кабинете, светлая ему память, когда-нибудь бывало пусто?
– Да никогда, – Павлик приободрился. – Действительно, что это я? Мне надо радоваться жизни. У меня теперь все будет по-человечески.
Однако как только Анжела скрылась за дверью ванной, оживление сползло с его лица, словно резиновая маска. Он взял сумку, поставил ее возле шкафа и открыл лаковые дверцы. Шкаф был полон незнакомых женских вещей и таких же незнакомых запахов.
Павлик с опаской оглядел вешалки и с удивлением подумал, что помнит почти все Тамарины тряпки: ее пестрые кофточки, эластичные платья, похожие на дряблые змеиные шкуры, гладкие и холодные на ощупь костюмы из немнущейся ткани. И особенно – неприятное ему черное-красное белье, навевавшее мрачное настроение. Тамаре почему-то казалось, что черный и красный цвета невероятно сексуальны, и она никогда не выходила за рамки этого лобового сочетания, которое Павлику казалось траурным. Даже под белые блузки она надевала только черные лифчики, уверенная, что создает образ роковой женщины.
Уже несколько лет подряд она пользовалась духами «Диор», как ему казалось, большей частью из-за королевского вида флаконов и пышной репутации фирмы. Павлика этот запах тяготил. Скорее всего, «Диор» тут был ни при чем, и Тамара просто перебарщивала. Она вообще ни в чем не знала меры.
В шкафу Анжелы все было иначе. От одежды слабо веяло лавандой. На полках стопочками лежали белые, пестрые, весело пенящиеся кружевами женские мелочи, свободно висели платья пастельных тонов. Ярко-голубые джинсы соседствовали с объемным свитером и спортивной курткой. С перекладины свисал нежнейший на ощупь кофейного цвета шарф. Все казалось простым и уместным, и как-то сразу чувствовалась уверенная рука женщины со вкусом.
