Текст книги "Соблазнить холостяка, или Нежный фрукт (Нежный фрукт)"

Автор книги: Галина Куликова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 12 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

К его невероятному изумлению, дама с неожиданной силой вырвалась из его объятий, перекатилась по полу, встала на четвереньки и прямо на четвереньках побежала по ковру прочь.

– Я, конечно, понимаю, что далеко не Аполлон, – пробормотал Грушин, – но я старался изо всех сил.

– Он сейчас прыгнет! – крикнула Элина через плечо.

Грушин быстро обернулся и увидел Ганю. Кот был в охотничьем настроении – его синие глаза горели, как два топаза, а хвост быстро стучал по журнальному столику.

– Вот гадина! – воскликнул Грушин, ловко поднялся на ноги и метнулся к наглому животному.

Животное немедленно спрыгнуло со стола и, сверкая лапами, бросилось наутек. Момент был упущен.

– У тебя просто бойцовский кот, – сказала Элина. – Не понимаю, почему ты его сразу не нашел и не запер в другой комнате. Наверняка он не в первый раз выкидывает такие фортели.

Она уже поднялась на ноги и даже закурила сигарету. Довольно нервно, надо сказать.

– Я не знал, где он прячется, – мрачно ответил Грушин. – Кроме того, уверяю тебя, я до сих пор никогда не валялся по полу, тем более с гостями. Да и гости у меня бывают нечасто.

С каждым годом Грушин все острее ощущал свое одиночество, свою отдельность от всего остального мира. Ему жизненно необходима была живая душа, чье присутствие рядом прогнало бы тот неприятный холод, который стал все чаще охватывать его, особенно по ночам в пустой постели. Удивительное дело. В детстве, когда ты спишь один, ты испытываешь боязнь, в юности – свободу, в молодости – умиротворение после дневных дел и кутежей. Но вот наступает зрелость, и с каждым днем одинокая постель становится все холоднее, и порой ночь нагоняет такую тоску, что хоть волком вой. Чтобы унять эту гложущую тоску, Грушин решил во что бы то ни стало жениться. Элина была одним из немногих реальных шансов. И вот сейчас этот шанс ускользал от него.

– Глупо, если мы поссоримся из-за кота, – сказал он беспомощно.

Элина хмыкнула и бросила на него косой взгляд. Грушин неожиданно представил, что эта женщина останется с ним навсегда. Здесь, в этой квартире. Он вообразил, как сидит за рабочим столом и отвечает на письма, щелкая компьютерной «мышью», а Элина возится на кухне с кастрюльками. Именно в этот миг Грушин отчетливо понял, что ее присутствие не спасет его от одиночества. Они будут рядом, и это все. Рядом и по отдельности.

– Нет, мы не станем ссориться из-за кота, – заверила его Элина, прикончив одну сигарету и сразу же принимаясь за вторую.

Она видела, что ее гипотетический жених подозрительно быстро остыл. Или он вовсе не зажигался, а зажглась она сама? Хотя, по правде говоря, ничего особенного она не испытала, поцеловавшись с ним. Она, скорее, проводила военную операцию, которая окончилась отводом войск на прежние позиции.

– Не представляю, что нашло на этого кота. Вообще-то он очень умный, – продолжал оправдываться Грушин, скорее уже по инерции.

Зыркнув на него, Элина плюхнулась на диван, вытянула заклеенную пластырем ногу и, внимательно разглядывая ее, спросила:

– У нас ничего не получается, ведь правда?

Грушин налил себе полный стакан минералки и залпом выпил.

– Не знаю, что еще тут можно было сделать, – обреченно ответил он. – Кажется, мы старались изо всех сил. Но, к сожалению, чувства – это химия.

– Чушь! – Элина выдохнула дым длинной тонкой струей, напоминавшей след самолета. – Это у тебя на работе – химия, физика и прочие штуки-дрюки. Секс вполне может быть осознанным и при этом очень приятным. Не понимаю, что тебя останавливает. Если, конечно, с тобой все в порядке.

Она посмотрела на него исподлобья, и у Грушина немедленно заалели уши. Вероятно, оттого, что она усомнилась в его мужественности.

– Со мной все в порядке, – сказал он сдавленным голосом.

– А мне так не кажется. В порядке – это когда после поцелуев хочется лечь в постель, – резко заметила Элина. – А если исступленно целуешься и не чувствуешь прилива страсти, значит, у тебя есть проблемы. Советую их как-нибудь решить, пока не поздно. А то так и будешь жить с котом. Хотя у тебя даже кот чужой!

Последние слова она договаривала уже на пути к двери. Грушин пошел за ней в коридор, понимая, что ее вряд ли что-нибудь остановит. Хватать ее в охапку после всего сказанного было глупо. Если у него и на этот раз ничего не получится, она просто втопчет его в грязь. Говорят, некоторые женщины становятся совершенно безжалостными, если их женские чары не срабатывают. Элина наверняка из таких.

Необходимость быть на высоте мгновенно лишила Грушина воли. Он тупо смотрел, как его гостья надевает босоножки и подкрашивает губы перед зеркалом. Возможно, она медлила, потому что ждала, что он станет ее удерживать. Грушин не предпринял ровным счетом ничего. Вместо этого он сказал:

– Я отвезу тебя.

– Нет уж, большое спасибо. Я сыта твоим обществом по горло. – Элина повернулась и посмотрела на него с усмешкой. – Пока, завидный жених, – сказала она. – Надеюсь, кому-нибудь с тобой повезет больше.

Дверь хлопнула, и Грушин остался стоять на коврике в совершенном отупении. И только когда в комнате зазвонил телефон, он очнулся и заперся на замок. Да уж, Элины ему больше не видать как своих ушей. Грушин неожиданно осознал, насколько великодушным было ее последнее заявление. Ведь она могла выдать какую-нибудь колкость, которая воткнулась бы если не в его сердце, то уж в мозг-то обязательно. А она ограничилась легкой насмешкой. Грушин кое-как проглотил эту насмешку, состроив кислую физиономию.

Телефон продолжал звонить – истерично и настойчиво, как будто ему надрывали душу. Грушин поспешил в комнату и снял трубку.

– Это врач, – сказала трубка знакомым шершавым басом. – Вам «Скорая помощь» не нужна?

– Нужна, – ответил Грушин, поискав в себе чувство юмора и не обнаружив его. – От меня сбежала очередная женщина.

– Мнэ-м, – озадачился бас. – А что ты с ней делал?

– Целовал. Все, как положено. Правда, мне кот помешал, сволочь… Кот меня просто доконал. Укусил ее за ногу в самый ответственный момент.

– Когда наступает ответственный момент, помешать влюбленному может только выстрел в голову. Выходит, ты не влюблен. А раз так, то нечего жалеть о том, что женщина сбежала.

Бас принадлежал Антону Русаку, еще одному старому другу Грушина, который принимал живое участие в процессе поиска подходящей жены для невезучего товарища.

– Вообще-то я у тебя под дверью стою, – сообщил он. – Откроешь?

Грушин удивленно посмотрел на телефонную трубку, брякнул ее на аппарат и двинулся в коридор.

– Что это за шуточки? – спросил он сердито, распахнув дверь и увидев Русака, замершего со скорбным видом в обнимку с бутылкой вина. – Почему это у тебя на морде столько сочувствия? Я что, переломал ноги или покрылся язвами?

– Я видел, как Элина вышла из подъезда, – коротко ответил Антон.

– Она была очень злая?

– Ну… Не слишком добрая. А чего ты хочешь от укушенной женщины?

– Но это же не я ее укусил!

– Да уж лучше бы ты.

Антон перешагнул через порог и сразу заполнил всю прихожую. Он и вправду был врачом. Своими могучими габаритами он наводил священный ужас на пациентов, и они слушались его беспрекословно. У Антона были добрые глаза, мягкие губы и кривой, сломанный в нескольких местах нос. Дело в том, что еще мальчишкой он был помешан на драках и мечтал стать профессиональным боксером. Под давлением мамы и двух впечатлительных бабушек мечту свою он предал и стал врачом-терапевтом.

В настоящий момент Антон работал на трех работах, чтобы содержать жену, двух близнецов и молодую любовницу. «Молодая любовница» не имела определенного имени и лица. Это было звание, которое присуждалось по очереди то хорошенькой медсестре, то девушке из сберкассы, то прелестной автомобилистке, застрявшей на дороге, а то и пациентке, которую донимал упорный кашель.

– Вот ты врач, – сразу же переходя к наболевшему, спросил Грушин. – Скажи, как люди влюбляются друг в друга? Что должно произойти, чтобы отказало дыхание, голова закружилась, а сердце готово было выскочить из груди?

– Ну, с сердцем ты, дружок, поосторожней. Все же тебе не пятнадцать лет. А насчет любви есть много разных теорий, и ни одна не заслуживает доверия. Я, если честно, ни разу от женщины голову не терял. Даже от Катьки. Страсть испытываю, все как положено. А так, чтобы дышать и не надышаться… Нет. Мне всегда к вечеру хочется слинять – и от жены, и от баб своих, какими бы они замечательными ни были.

– А что, если все это выдумки? – с надеждой спросил Грушин. – Про любовь? Есть только страсть! Она проходит, и ничего не остается.

– А чего ты, собственно, ищешь? – спросил Антон, сняв огромные штиблеты и проходя в комнату.

– Родственную душу, что же еще?

– Может быть, тебе записаться в шахматную секцию и дело с концом? Мужчине, у которого есть любимая работа и экономка, жениться не обязательно.

Грушин упал на диван и заложил руки за голову.

– Я чувствую себя дураком, – признался он. – Мне хочется иметь жену. Ну, хотя бы ненадолго. Для порядка. Мне надоело, что обо мне шушукаются. – И передразнил: – «Представляете, он ни разу не был женат! Хи-хи-хи!»

Антон посмотрел на друга озадаченно и осторожно поставил на журнальный столик бутылку вина.

– По-моему, ты придаешь пересудам слишком большое значение. Общественное мнение – это такая сволочная вещь, скажу я тебе! Все, что в твоей жизни появляется хорошего, оно тотчас обгадит.

Из спальни, задрав хвост трубой, вышел Ганимед Ванильный Дым и проследовал к гостю. Потерся о его штаны, оставив на них несколько шерстинок, потом немного подумал и повалился на бок.

– Видели его? – спросил Грушин с негодованием. – Развалился, ваше величество. Кто гостей кусает? Гад.

– Да ладно тебе, – заступился за кота Антон.

– Может, он мне всю жизнь сломал, – сказал Грушин.

Прозвучало это, впрочем, совершенно неубедительно. Кот широко зевнул, показав сахарные клыки, и сладко потянулся.

– Давай выпьем благородного чилийского вина! – предложил Антон. – Хотя, вижу, ты уже пил коньяк. Тогда я сам выпью благородного чилийского…

Он не успел договорить, потому что в дверь позвонили.

– Если вернулась Элина, я спрячусь в шкафу, – тотчас пообещал добрый друг. Посмотрел на шкаф, немного подумал и уточнил: – Нет, я просто уйду. Как будто очень тороплюсь к пациенту.

Кот, заслышав звонок, ничуть не обеспокоился. А зря. Потому что, как только Грушин открыл дверь, вместе со сквозняком в квартиру ворвался сначала женский голос, а вслед за ним энергичное существо трех лет от роду, которое бурей пронеслось по коридору, влетело в комнату, мигом оценило обстановку и животом кинулось на кота.

Кот вывернулся буквально в последнюю секунду и брызнул вон из комнаты, издав задушенный крик. Существо встало на ноги и протянуло маленькую жадную длань к бокалу с вином.

– Эй, полегче, дружок! – воскликнул Антон и схватил бокал первым. Часть вина выплеснулась и закапала его светлые штаны. – Ну вот, испортил дядю. Как тебя зовут?

– Мася.

– Мася? Это Маша, что ли? Выходит, ты девочка? – удивился Антон.

Ребенок был белокур и кучеряв, словно Амур, с ангельским ротиком и шкодливыми глазами.

– Или Мася – это твое прозвище? – продолжал допытываться Антон.

Его собственных близнецов, Тимку и Риммку, до сознательного возраста дорастила теща, и он не слишком хорошо умел обращаться с такими маленькими детьми. На ребенке был джинсовый комбинезон, и Антон подумал, что стиль унисекс добрался и до младенцев.

Тем временем в коридоре шел бурный обмен охами, ахами и поцелуями.

– Это моя двоюродная племянница приехала! – радостно сообщил Грушин, входя в комнату и сияя лицом. – Прошу любить и жаловать – Лена. А это – ее дочка Маша. А это, девочки, мой друг Антон.

Рядом с Грушиным возникла женщина лет тридцати. У нее было ясное и открытое лицо человека, который ждет от жизни приключений, неожиданностей, чудес, даже неприятностей, но только не ударов под дых. Такие люди обычно морозоустойчивы и добры. Лена оказалась еще и необычайно женственной. В незатейливом сарафане, со светлыми волосами, собранными в маленький «хвостик», она казалась воплощением свежести и грации.

Антон Русак стоял возле дивана в полный рост, смотрел на двоюродную племянницу Грушина затуманенным взором и чувствовал, что его сердце щемит от ужаса и восторга. Непонятно, почему он ощущал восторг и ужас, но тем не менее это было именно так.

– Очень приятно познакомиться. Господи, Маша! – воскликнула Лена и всплеснула руками.

Маша лежала под журнальным столом и собирала в рот крошки от печенья заодно с мелким мусором. Ганимед Ванильный Дым залег на пороге спальни и внимательно наблюдал за ее манипуляциями. Антон наклонился и одним махом вытащил девчонку из-под стола.

– В ваших руках она кажется пушинкой, – пробормотала Лена, принимая счастливую дочку. – А, по мне, так она тяжелая, как чугунок.

Предмет их обсуждения увлеченно жевал – судя по задумчивому виду, что-то несъедобное.

– Наверное, она голодная, – предположил Грушин и тут же спохватился: – У меня есть творог и суп с курицей. Кажется, Евдокия Никитична обещала оставить блинчики с мясом, но я еще не проверял.

– Блинтик! – потребовал ребенок, подпрыгивая на руках у матери. Потянулся и попытался схватить двоюродного дядю за нос.

– Машка сегодня перегуляла, – извиняющимся тоном сообщила Лена. – Дорога все-таки, поезд. Мы из Орехова, – добавила она специально для Антона, который продолжал смотреть на нее неотрывно, словно заколдованный. – Честно говоря, я думала, Дим, что ты куда-то уехал – звонила тебе, звонила…

– Я мобильный выключил, – признался Грушин и со значением посмотрел на друга.

Стало ясно, что отключение телефона было связано со свиданием, и он строил далеко идущие планы. Антон на его слова никак не отреагировал и продолжал таращиться на гостью. Когда Машка попыталась слопать лимон, служивший закуской под коньяк, вся компания под предводительством Грушина отправилась на кухню добывать ребенку пропитание. Мужчины открыли холодильник и принялись инспектировать его содержимое. Лена усадила Машку на стул, поворковала с ней немного, после чего сказала:

– Надо ее накормить и уложить поскорее в постель. Дим, ты нас пустишь в спальню, как обычно, да? А уж потом я приму душ, переоденусь и посидим, поболтаем. Ой, я никакие твои планы не нарушила? – спохватилась она неожиданно. – Все же мы без звонка, а у тебя личная жизнь…

– У меня нет личной жизни, – пожал плечами Грушин с фальшивой веселостью. – Я же говорил: можешь приезжать, когда вздумается. Вы с Машкой скрашиваете мое жуткое одиночество.

– Ну, не стоит прибедняться, – пробормотала Лена и посмотрела на него повнимательнее. – Дим, подожди. У тебя что, личная драма?

– Откуда ты знаешь?! Это ты ей рассказал? – накинулся Грушин на Антона.

– Господи, ну когда бы я успел? – возмутился тот, наблюдая за тем, как Лена ловко выкладывает блинчики из пластикового контейнера на тарелку и облизывает пальцы.

– Твой друг тут ни при чем. Я сама догадалась.

Грушин почувствовал, как у него запылали щеки.

– Такое впечатление, что у женщин внутри есть особый индикатор, который реагирует на мужские интонации, – проворчал он.

– Ты мне расскажешь? – спросила Лена сочувственно.

– Да нечего тут рассказывать! – вспылил Грушин, и внезапно глаза его расширились от ужаса: – Ай! Лена! Смотри, что делает Машка!

За те пять минут, которые ушли у взрослых на поиски еды, Машка успела сползти со стула, утопить в кошачьей миске с водой пачку салфеток, размазать по полу горчицу и вывалить из шкафчика на пол крупы и другие бакалейные товары.

Антон думал, что Лена сейчас закричит: «Маша, вот я тебя накажу! Кто тебе разрешил безобразничать?!» Вместо этого та засмеялась и пообещала:

– Сейчас все уберу. Жаль, она горчицу не попробовала, была бы ей впредь наука.

Катька постоянно орала на детей, и Антон так к этому привык, что сейчас здорово удивился. Впрочем, удивлялся он недолго, потому что все мысли как-то уж очень быстро вылетали у него из головы. Он наблюдал за Леной, и ощущение глупой радости разрасталось в его груди. В тот миг, когда она только вошла в комнату, он взглянул на нее и внезапно понял, что мир уже никогда не будет таким, как прежде. Это было страшное и одновременно волшебное ощущение. Может быть, Лена понимала, что произвела на Антона сокрушительное впечатление, а может быть, и нет. По крайней мере, она ничего такого не показывала и вела себя самым обычным образом.

Они втроем отмывали Машку от горчицы, манной крупы и китайского чая, который маленькая шкода высыпала себе на голову из большой золотой пачки. От куриного супа девчонка отказалась наотрез, расковыряла два блина и принялась хныкать.

– Точно – перегуляла, – сокрушалась Лена, усаживая дочку на колени и прижимая к себе.

– Может, ей снотворного дать? – предложил добрый дядя Грушин. – Мне прописали для экстренных случаев.

– Ты что, спятил? – тотчас возмутился Антон. – Маленького ребенка таблетками травить. Как тебе такая глупость только в голову пришла? Молока теплого с ложкой меду – самое милое дело.

– Ладно, ладно, – пошел тот на попятный. – Ты врач, тебе виднее.

– Вы врач? – спросила Лена с живым интересом. – Ого, какая замечательная профессия. Я в детстве мечтала стать врачом. Но вот как-то не сложилось.

– А кем же вы работаете? – спросил Антон, испытав мощный прилив нежности, который запросто мог изменить соотношение добра и зла на целой планете.

– Я художник, работаю в рекламном агентстве.

Лена посмотрела прямо на Антона карими глазами с золотыми крапинками, и тот застыл, околдованный. Только теперь Грушин заметил, что с его другом творится что-то неладное. Когда Лена отправилась укладывать малышку в постель, он вывел его в гостиную и толкнул рукой в грудь, заставив опуститься на диван. И шепотом возмутился, нависнув сверху:

– Ты что, с ума сошел?! У тебя жена и двое детей!

– Ну и что? – удивленно спросил тот.

– И еще любовница.

– Наплевать.

– А у Лены, между прочим, есть муж. У нее кольцо на пальце, ты разве слепой?

– Какая разница, кто у кого есть? – жарким шепотом возразил Антон. – Человек не может быть заложником обстоятельств.

– Я не позволю тебе морочить голову моей племяннице, – стоял на своем Грушин. – Кроме того, ее муж тебя просто убьет. Да нет, что я говорю? Она сама никогда ничего такого себе не позволит!

– Дим, если ты думаешь, что я положил на нее глаз, то ты ошибаешься. – Антон раздул ноздри.

– Нет? – удивился тот.

– Нет. Я просто… – Он мечтательно уставился в пространство. – Ты знаешь, я просто офигел. Мне нравится смотреть на Лену, разговаривать с ней…

Грушин некоторое время сопел, глядя на него, потом заявил:

– Значит, так. Отправляйся-ка ты, дружок, домой. Уже поздно, всем пора баиньки.

– Нет, Дим, я никуда не пойду, – решительно заявил Антон. – Я буду спать здесь, на диване.

– На диване буду спать я.

– Тогда я лягу на ковре. Бросишь мне какую-нибудь подстилку…

– На подстилке у меня кот спит, – сердито сказал Грушин. – Слушай, ну что ты выдумываешь? Баб тебе, что ли, мало? У тебя раз в квартал – новый флирт.

– Я не собираюсь флиртовать с твоей племянницей.

– А что тогда?

– Я не знаю. Просто хочу быть с ней рядом.

– Она приехала всего на два дня. Когда у тебя дежурство?

– Дим, ты не понимаешь. Для меня все изменилось. Слушай, – неожиданно встрепенулся он. – Ты меня сегодня спрашивал, как это бывает. Ну, между мужчиной и женщиной. Так вот: это искра! Она проскакивает сразу, и все. И ты понимаешь, что это навсегда.

Грушин прикинул, что «навсегда» – это недели на две, и сразу же успокоился.

– Думаю, невзирая на «искру», тебе все же лучше отправиться домой, – решил он. – Приглашаю тебя завтра на обед. Или на ужин. Поговорю с Леной, выясню, какие у нее планы, и тебе позвоню.

– Обещаешь? – Антон выглядел таким серьезным, что пришлось пообещать.

Выставив друга за дверь, озадаченный Грушин отправился на кухню. «Это просто не может быть правдой, – думал он, вспенивая средство для мытья посуды. – Так не бывает». Он прожил на свете достаточно долго, чтобы не верить во всякую романтическую чушь. На него тоже порой находили приступы безумства. Но это всегда были именно приступы. Помнится, на научной конференции в Лондоне его покорила девушка, разносившая прохладительные напитки. Подавая стакан, она наклонилась, обдав его запахом своей кожи, он вспотел, упустил нить доклада и два часа ерзал, высматривая ее со своего места. После конференции его с ней познакомили, и он выглядел дурак дураком, хотя она отнеслась к нему довольно благосклонно. Друзья пинали его под столом ногами, и он пригласил девушку в бар. Она согласилась, и во время свидания Грушин едва не окочурился от страха. Он так боялся оскандалиться, что дальше пары коктейлей дело просто не двинулось. Но если бы даже все получилось, он точно не готов был оставаться в Лондоне, или звать ее в Москву, или вообще делать что-то, что изменило бы его жизнь. Да, она ему понравилась, но не до такой же степени, чтобы спать на подстилке! «Нет, Антон, конечно, преувеличивает», – решил он. И в этот момент в кухню вошла Лена.

Она была зареванной и несчастной. Полотенце выпало у Грушина из рук.

– С Машкой что-то случилось?! – воскликнул он. – Она заболела? Может быть, вернуть Антона?

– С Машкой все в порядке, – ответила Лена, отодрав от рулона бумажное полотенце и вытерев нос. – Это со мной что-то случилось.

Она бухнулась на табуретку и положила ногу на ногу, покачав огромным шлепанцем, не подходившим ей по размеру. Женских тапок в доме не водилось. Кроме экономкиных, посягнуть на которые никому не приходило в голову. Они стояли на специальном коврике и выглядели на удивление грозно.

– И что с тобой случилось? Ты ушла укладывать ребенка, а вернулась в слезах!

Грушин ожидал услышать все, что угодно, но только не то, что услышал.

– Дима, этот твой друг…

– Да?

– Это мой мужчина.

– Прости, пожалуйста, в каком смысле – твой?

Грушин до такой степени ошалел, что даже не сообразил сесть напротив Лены, а так и остался стоять посреди кухни с грозно нахмуренными бровями.

– В том смысле, что он – мужчина, которого я искала всю свою жизнь.

– Я не знал, что ты искала мужчину, – проворчал Грушин, лихорадочно прокручивая в памяти сцену приезда Лены. В ней не было ничего драматического, это точно. – Мне казалось, что, когда женщина выходит замуж, это как раз и означает, что она нашла своего мужчину.

– Ты прямо как ребенок, – проворчала она и попросила: – Налей мне, пожалуйста, чаю.

– Пусть я ребенок! – вспылил Грушин. – Объясни мне, ребенку неразумному, что происходит. Меня что, природа обделила мозгами?! Я что, ничего не понимаю в этой жизни?!

Выдав свою гневную тираду, он включил электрический чайник и бухнул на стол две большие кружки с сердечками. Для него подобное проявление эмоций было абсолютно нетипичным, однако Лена не обратила на это внимания. Для нее сейчас не было ничего важнее собственных переживаний.

– Не кричи, ты разбудишь Машку.

Пристыженный Грушин разлил кипяток по чашкам, опустил в каждую по пакетику чая и принялся истово дергать за веревочки, чтобы чай поскорее заварился.

– Скажи мне, что ты пошутила, – шепотом продолжил он, придвигая к племяннице сахарницу. – Что это просто порыв, который к утру пройдет.

– К сожалению, это не порыв. Поэтому я так расстроилась. – Лена отхлебнула чаю и нервно спросила: – У тебя ведь есть сигареты для гостей? Можно, я покурю? Мне просто необходим глоток дыма.

Грушин молча встал, добыл из шкафчика хрустальную пепельницу, пачку сигарет и ярко-желтую зажигалку, украденную кем-то из друзей в кафе под названием «Желток».

– Кури на здоровье, – разрешил он, прикрыв кухонную дверь и распахнув окно. – Только, пожалуйста, не уходи от темы.

Он подал ей сигарету и выбил из зажигалки слабый огонек.

– Это не тема, – обиженно сказала Лена, блеснув свежими слезами. – Это моя жизнь. Как только я увидела Антона, – имя это она произнесла так бережно и нежно, словно оно было живым, – я ощутила укол в сердце. Так бывает только один раз в жизни, Дима, понимаешь?

– Откуда ты знаешь? – Грушин так разозлился, что снова повысил голос. Ему казалось, что его водят за нос. – Случилось один раз, случится и второй.

– Нет, не случится. Я чувствую это вот тут. – Лена приложила руку к груди. – В тот момент, когда ты встречаешь свою половинку, все твое существо устремляется ей навстречу. Ему навстречу! И… И я не знаю, что мне теперь делать.

– Ты собираешься предать мужа? – спросил Грушин злобно. Хотя с ее мужем он не дружил и не испытывал по отношению к нему мужской солидарности, такая возможность его страшно рассердила.

– При чем здесь муж?! Мы говорим сейчас о гораздо более важных вещах, чем ячейка общества. Моя жизнь сегодня изменилась раз и навсегда, потому что теперь я знаю, точно знаю, что на свете есть человек, который предназначен мне судьбой!

– Разве ты создавала свою ячейку не по любви?

– Вроде бы по любви. Откуда мне было знать, что бывает еще другая любовь? Не могла же я слепо верить всем этим книжкам и фильмам… Но судьба, оказывается, существует! И эта поездка… Как снег на голову. Начальница попросила встретиться с клиентом. Она в курсе, что мне есть у кого остановиться в Москве. Лешка всегда охотно остается с дочкой… Но тут отказался. А я все равно поехала… – Она прервала свою скороговорку и вскинула влажные глаза. – Дима, а Антон про меня ничего не говорил?

– Говорил, – отрывисто бросил Грушин. – Не смотри на меня как на удава. – То же самое примерно говорил. Что встретил свою судьбу… В твоем лице. Что теперь должен постоянно видеть тебя… Ла-ла-ла… Что никуда отсюда не уйдет и готов спать на коврике. Я его еле-еле выгнал. Он вырвал у меня обещание, что мы пригласим его завтра на обед. Или на ужин. А еще лучше – на завтрак. Чтобы прямо с утра…

Лена вспыхнула, ее окатило сначала жаркой волной, а потом бросило в холод. Кожа ее мгновенно покрылась мурашками восторга.

– Нет, правда? Ты не врешь?

Она вскочила и закружилась по кухне, пища, как мышь.

– Ты сожжешь мебель. От твоей сигареты искры летят.

– Господи, зачем ты его прогнал?! – воскликнула Лена, плюхнувшись обратно.

– Чтобы он немного остыл.

– Это ничего не изменит, уверяю тебя. Я уже позвонила мужу и сказала, что, когда вернусь, у нас с ним будет серьезный разговор о нашем браке.

– Отлично! Мудрое решение, – саркастически заметил Грушин. – И главное, очень хорошо продуманное. Слушай, в тебе просто взыграли остатки юности.

– Нет, Дима, это никакие не остатки. Это судьба.

– Ты с Антоном даже не целовалась. Может быть, у него пахнет изо рта. – Грушин хлебал чай, не чувствуя вкуса, хотя положил в чашку сахар и бросил кружок лимона. – А вдруг он окажется тупым как валенок? Он ведь для тебя фактически незнакомец!

– Он не может оказаться тупым, – покачала головой Лена. – И мне нравится его запах.

– Это всего лишь химия.

– Пускай, мне все равно.

– Не представляю, как можно так быстро закрутить роман, – не унимался Грушин. – Мне кажется, что, пока ты не узнаешь человека близко, пока он не станет тебе родным, вступить с ним в физический контакт просто немыслимо!

– Миллионы людей вступают в физический контакт, едва познакомившись, – заметила Лена и внезапно словно вернулась с небес на землю. – Ой, прости меня, ты ведь говорил, что у тебя личная драма.

– Я ничего такого не говорил, – огрызнулся Грушин. – И вообще. У меня все время одни сплошные драмы, когда дело касается женщин. Я бьюсь, как дурак, а у меня ничего не получается. Я хочу жениться, но женщины сбегают от меня, потому что я не могу быстро сблизиться с ними. Это какой-то рок. Мне все так надоело!

Неизвестно, что заставило его произнести столь надрывную тираду. Вероятно, вся эта история с уколом в сердце, с искрой, которая проскочила – и амба! – вывела его из себя настолько, что он, обычно такой сдержанный, внезапно слетел с рельсов, как разогнавшийся поезд.

Лене, в ее состоянии нервного возбуждения, достаточно было этого выплеска, чтобы правильно понять сразу все – сказанное и несказанное. А поскольку она была не только доброй, но и чертовски деятельной, ее мгновенно осенила идея.

– Дима, знаешь что? Тебе нужно жениться по сговору! – выпалила она, схватив очередную сигарету. Прикурила, глубоко затянулась и посмотрела на двоюродного дядю с победным видом.

– Курить тебе ужасно не идет, – с неудовольствием сказал Грушин, уже стесняясь своего порыва. – Как будто сигарета из одной оперы, а ты – совершенно из другой.

– Я курю, только когда случаются жизненные катастрофы, – оправдалась Лена. – Так что ты думаешь по поводу моего предложения?

– Жениться по сговору?

– Вот именно. Представляешь, какие это открывает перед тобой горизонты?

Никаких горизонтов Грушин не видел. Напротив, мысль казалась ему дикой.

– Я никогда не вывешу свою фотографию в Интернете! – сказал он с видом князя, которому предложили пасти корову. – Это слишком унизительно.

– Да нет же, я совсем о другом! – Лена поджала под себя одну ногу, еще мокрые глаза ее сияли, как звезды.

Ничего удивительного в ее радостном оживлении не было: вмешиваться в чужую судьбу едва ли не слаще, чем устраивать свою собственную.

– А что такое женитьба по сговору в таком случае?

– Все очень просто. Я найду женщину, которая согласится выйти за тебя замуж. Вы поженитесь, а потом будете привыкать друг к другу столько, сколько потребуется.

– А если мне не понравится эта женщина? Или я ей не понравлюсь?

В голосе Грушина прозвучало только опасение, никакого возмущения он не выказал, поэтому Лена поняла, что ее идея вполне жизнеспособна.

– Но ты ведь сначала расскажешь мне, какая женщина тебе нужна! – воодушевленно ответила она. – Вот что для тебя самое главное?

– Я ищу родственную душу, – тотчас заявил Грушин, вспомнив, что эта фраза сегодня уже звучала. – Мне хочется, чтобы моя жена, – это слово он произнес неловко, оно его явно смущало, – меня понимала. Чтобы она прошла примерно через то же, что и я. Чтобы она не могла найти мужа не потому, что с ней что-то не так, а просто… Просто потому, что не везет.

Лена подумала, что ее двоюродный дядя – младенец. Она хотела сказать, что практически каждая одинокая женщина не может найти мужа именно потому, что ей не везет. И почти каждая замужняя мечтала найти родственную душу, а нашла то, что нашла. Но Грушин был в таком взвинченном состоянии, что она решила понапрасну его не расстраивать.

Дело в том, что, предлагая женитьбу по сговору, Лена имела в виду совершенно определенную женщину – свою подругу Любу Мирошникову, которой тоже страшно не везло в личной жизни. В восемнадцать лет она выскочила замуж за рокера, который бросил ее через два месяца, умчавшись на своем железном коне в какой-то рокерский поход по городам и весям, из которого уже не вернулся. Недавно Любе исполнилось тридцать пять, а любовь так и не случилась. Уже три года тянулась ее связь с одним типом, занимавшим высокий пост в Ореховской администрации. Но это была именно связь – бесперспективная и болезненная. Недавно Люба призналась, что очень хочет выйти замуж за какого-нибудь достойного человека и успокоиться на этом. Мечты о принце на белом коне не сбылись, пора спуститься с небес на землю. Грушин был идеальным вариантом для Любы!