Текст книги "Неземное тело"

Автор книги: Галина Куликова

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Лайма вопросительно вскинула брови. Мол, почему это важно?

– Мой муж – дизайнер, – пояснила Лена. – Может, вы слышали: Николай Дюнин?

– К сожалению...

– Вообще-то он очень известный, – ревниво заметила Лена. – Это его обычная практика: купить новый дом, отделать его по своему вкусу, а потом продать. У него охотно покупают. Просто это место еще не очень... Здесь людей мало, даже коттеджи еще не все заселены.

Можно было, конечно, и Лайму с Корнеевым представить как мужа и жену. Но семейная пара – это совсем не то, что одна свободная красивая женщина. «Или один свободный красавец-мужчина», – подумала Лайма, вспомнив Венеру, потерявшую разум при виде Корнеева.

– А кто вам сказал, что Граков устраивает вечеринку в мою честь? – спросила она, хмыкнув. – На самом деле это чушь. Он просто решил отметить свое возвращение.

– Мне Анисимов сказал, – удивилась Лена.

– Анисимов! – насмешливо повторила Лайма.

– Ну, не прибедняйтесь. Понравиться Гракову чертовски приятно.

– Приятно, конечно. Но про раут в мою честь Анисимов сочинил.

– Зачем это ему?

– Просто так. Он же сочинитель, – добавила она, не сумев скрыть нотки презрения в своем голосе. – Чего можно ждать от писателя?

– Во-во, – подтвердила Анжелика своим тяжелым басом. – Я и говорю: как мужик начинает мозги ломать, – все. В быту на него никакой надежды нет. Вместо того чтобы дело делать, он будет разговоры разговаривать.

– А кто у вас муж? – догадалась наконец спросить Лайма.

– Нынешний – механик, – с гордостью ответила та. – А прошлый на архитектора выучился, чертежи рисовал круглые сутки.

Она сказала это с таким пренебрежительным выражением, словно ее первый муж таскал из сумочек кошельки.

– Ну, пойдемте домой! Вы уже все купили? – спросила Лена, расплачиваясь.

– Все, – кивнула Лайма. – Можем трогаться. Только батон возьмите другой, у этого пакет разорвался.

Она укоризненно посмотрела на Анжелику, но та увела взгляд в сторону.

– До встречи, – сказала ей на прощание Лайма. – Приятно было познакомиться. Еще поболтаем.

– Ага, – подтвердила Анжелика. По ее голосу было непонятно, всерьез она это сказала или с насмешкой. Дескать, жди больше.

Вслед за Леной Лайма вышла на улицу и зажмурилась от яркого солнечного света. Козел по-прежнему стоял возле крыльца и таращился на людей. «Невозможно забыть об этом Анисимове!» – раздраженно подумала Лайма. А вслух спросила:

– Так что там с озером? Вы не досказали.

– А я не знаю, что про него рассказывать. Просто оно пользуется дурной славой.

– Неужто? А почему?

– Ну... – Леночка выразительно пожала плечами. – Говорят, там водится... всякое. Всякая нечисть.

«Час от часу не легче, – обреченно подумала Лайма. – Черные люди на развалинах, нечисть в озере».

– У этой лужи и название соответствующее. Местные иначе как Дурным озером его не называют. Говорят, тот парень пропал в полнолуние. В последний раз его видели, когда он шел на болото.

– Какой парень? – Лайма так изумилась, что остановилась и схватила почти незнакомую женщину за руку.

– Ой, что это я? – Лена стукнула себя ладонью по лбу. – Вы же здесь только появились! Идемте, идемте. На самом деле это довольно неприятная история. К нам из Тихорецка приезжали, расспрашивали. Бродил тут по лесу один... как сказать? Черный следопыт. В этих местах во время войны бои шли, он по окопам шарил, оружие искал, награды всякие. Мародер, одним словом. Местные его не трогали – свирепый, говорят, как бультерьер. Молодой, мордатый, злой. Ночевал у одной бабки в Богодуховке. А некоторое время назад пошел в лес и не вернулся. Бабка только на третьи сутки спохватилась.

– А некоторое время назад – это когда? – спросила Лайма, напряженно размышляя, почему Тагиров ничего не сказал им об исчезнувшем человеке.

Сведения еще не дошли до самого верха? Потому что местная милиция решила не поднимать шум? Еще неизвестно, написал ли кто-нибудь официальное заявление о пропаже черного следопыта. Леночка начала вспоминать, когда его хватились, и получилось, что исчез он за три дня до убийства Лейтера. Есть ли какая-нибудь связь между убийством и этим исчезновением? Нужно немедленно запросить имя и фамилию пропавшего следопыта и выяснить о нем все, что только возможно.

Вдруг он нашел в окрестностях Богодуховки нечто такое, что заинтересовало очень серьезных людей на Западе? Мог ли он с ними связаться? И кто бы стал его слушать? Или у него есть сообщник из числа людей, которые имеют деньги, хорошие связи и визы в загранпаспортах?

Николас Лейтер написал две скандальные книги, в том числе об инопланетянах. И у него была подробная карта Тихорецкого района, анализ которой позволил сделать вывод, что интересовала его именно Богодуховка.

А в ней, в свою очередь, имеются развалины санатория, колдун, какие-то черные люди, болота, Дурное озеро и всякая нечисть, в нем прописанная. В полнолуние она особенно опасна. Неплохо, неплохо. Правда, непонятно, что со всем этим делать. Пытаться сфотографировать черных людей? Выслеживать нечисть? Так лох-несское чудовище караулят десятилетиями, и все без толку. Кроме того, у них с Корнеевым нет специальных приспособлений для ловли потусторонних сил – они же не охотники за привидениями!

В сущности, глобальными изысканиями занимается Медведь, но пока что никаких сообщений от него не поступало. Может быть, ему удастся наткнуться на что-то реальное? Иван имеет дело с фактами, а в ее распоряжении до сих пор одни слухи. Впрочем, как говорит Корнеев, если есть дым, значит, где-то валяется окурок. «Этот окурок нам нужно найти и затоптать», – подвела она черту под своими рассуждениями.

– Если все пойдет по плану, – переключилась между тем Лена на свои собственные проблемы, – Николай закончит отделку дома через пару дней. И тогда мы тоже всех пригласим в гости!

– Будете рекламировать товар?

– В том числе, – согласилась она. – Однако Коля работает не только ради денег. Ему нравится приводить в порядок старые дома или делать что-нибудь совершенно потрясающее из новых. Впрочем, вы сами увидите!

– Вы давно женаты? – спросила Лайма, тронутая ее горячностью.

– Недавно. У Коли уже был один брак. И дети есть. Мы с ним сошлись, потому что родственные души. Я тоже занимаюсь дизайном, только компьютерным.

«Так, – подумала Лайма. – Если она хоть что-то понимает в этих ящиках, к Корнееву ее лучше не подпускать».

– Наверное, вы уже давно сюда переехали? – закинула удочку Лайма. – Все-таки отделка дома – дело не быстрое...

– Нет, недавно. Коля сначала бывал тут наездами, и только когда потеплело, переехал совсем. А я пару недель как подтянулась.

– А про черных людей вы слышали? – не удержалась и спросила Лайма. – Они как-будто прячутся в развалинах.

– Боже мой, это полная ерунда! – засмеялась Лена. – Мы с Колей ходили в те развалины – ничего особенного. Похоже, что раньше там был санаторий. А потом с ним что-то случилось...

«Интересно, что? – подумала Лайма с опаской. – Может быть, в санатории стали происходить странные вещи, и его эвакуировали? Или однажды в полнолуние в сторону болота ушел весь обслуживающий персонал? Боже, какая чепуха лезет в голову. Это все Лейтер виноват с его книгами».

Распрощавшись с Леной Дюниной, Лайма отправилась домой, воображая, что сейчас увидит Анисимова в поту. Он мог бы вызвать строителей и покончить с неприятным делом без шума и пыли. Но нет, этот интеллигент паршивый предпочитает строить забор своими руками! Если мужчина загорелся какой-то идеей, он превращается в танк.

Лайма уже подходила к своему участку, когда рядом скрипнула калитка, и из нее выглянул Олег Бабушкин. Был он все такой же небритый и обрюзгший, но на этот раз оделся в спортивный костюм с металлической искрой.

– Эй! – позвал он заговорщическим тоном. – Как вас там – Лайма? Идите сюда.

Обернувшись, она некоторое время смотрела на него, раздумывая, как поступить. Может, он зовет ее, чтобы сказать какую-нибудь гадость? За ним, судя по всему, не заржавеет.

– Зачем? – с подозрением спросила она.

– Идите, говорю! Не пожалеете. Да не пугайтесь, я приглашаю по-джентльменски.

Лайма пожала плечами и сделала несколько шагов, наблюдая за ним с опаской. В промежутке между приемами пищи людоед тоже может быть джентльменом.

– Извините, что я вам нахамил, – сказал Бабушкин, когда она подошла, и протянул руку. – Был слегка не в себе. Хочу помириться.

– Я не обиделась, – ответила Лайма и позволила потрясти свою ладонь, утонувшую в большой лапище.

– Хотите покурить? – спросил Бабушкин и отступил в сторону, приглашая ее войти.

– А ваша собака меня не укусит?

– Кто, Арчи? – хозяин рассмеялся. – Арчи не кусается. Ему вообще по фигу, кто ко мне приходит. Он только на Гракова реагирует, потому что тот его деликатесами кормит.

Лайма вошла вслед за Бабушкиным во двор его дома и тотчас увидела Арчи, который валялся на садовой дорожке.

– У нас, между прочим, чужие, – сообщил ему хозяин.

Арчи поднял глаза, посмотрел на Лайму и пару раз стукнул хвостом о землю. Она рассмеялась:

– Впервые вижу столь индифферентного пса! Почему он у вас такой тощий?

– Давай без «выканья», – предложил Бабушкин. – Ты вдова, я вдовец, чего чиниться?

– А дети у вас... у тебя есть? – спросила Лайма. – До сих пор поблизости я не видела ни одного ребенка. Иногда пролетают какие-то на велосипедах, но ясно, что они с другого конца поселка или вообще из деревни.

– У меня есть дети. Только они уже выросли, им со мной лето проводить в облом. Они так мне и сказали – в облом! Представляешь?

Бабушкин достал из кармана портсигар и торжественно его открыл. Там лежали аккуратные тонкие папироски – всего четыре штуки.

– Это что – самокрутки? – удивилась Лайма. – Я вообще-то без фильтра не курю.

– Да ты попробуй! Плохого не предложу.

Лайма, которая, сказать по правде, очень обрадовалась тому, что Бабушкин изменил поведение, решила не вредничать. Подумаешь – одна папироска! Чего только она в своей жизни не курила просто ради любопытства! А здесь – важная миссия!

Коттедж с такой же, как у всех, красной крышей стоял с распахнутой дверью. Однако Бабушкин не позвал Лайму внутрь, а повел к маленькой беседке, выкрашенной в сентиментальный розовый цвет.

– Когда цветут вишни, тут просто рай, – сообщил он, доставая из кармана дешевую пластмассовую зажигалку. – Я не большой любитель ковырять лопатой землю.

– Садовника у тебя нет? – машинально поинтересовалась Лайма.

– Да перед кем тут выпендриваться? – пожал плечами Бабушкин. – Экскурсии мне сюда водить, что ли? Главное, чтобы самому здесь хорошо было. А мне хорошо!

Он подождал, пока Лайма сожмет губами папиросу, и поднес ей огонек. Потом закурил сам.

– Ну как, нравится? – спросил он. – Это редкая вещь, табачок вручную собран.

– Потрясающе, – соврала Лайма.

На самом деле у табака был отвратительный привкус, и после дюжины затяжек Лайма сдалась.

– Не хочу больше, – призналась она, сняв табачную крошку с языка. – Но все равно спасибо, это было... познавательно.

– Антон сказал, Граков на тебя глаз положил? – ухмыльнулся Бабушкин, засунув портсигар обратно в карман.

– Что он еще про меня сказал? – ледяным тоном уточнила Лайма. – Сочиняет всякие небылицы!

– Да ладно, не бери в голову. Так ты пойдешь завтра в гости?

– Конечно, пойду, – запальчиво сказала она. – Чего бы мне не пойти?

– Отлично. Значит, еще пообщаемся. Я в дом тебя не зову, не прибрано у меня там. В другой раз, договорились? Мы с твоим мужем иногда вместе пиво пили. Если хочешь, я тебе как-нибудь на гитаре сыграю.

– Хочу, – мгновенно откликнулась Лайма.

– Я знаю, бабы любят, когда им песни поют. Просто бери вас голыми руками.

Лайма на всякий случай многообещающе хихикнула. Она была мастером раздавать авансы. И уходить в кусты, когда дело доходило до выплат по счетам.

Распрощавшись с Бабушкиным и пожелав Арчи всего самого наилучшего, Лайма выкатилась обратно на дорогу и тут почувствовала, что асфальт шатается у нее под ногами, словно палуба корабля.

– Не поняла, – пробормотала она. – Что это с моим вестибулярным аппаратом? Разве что меня от голода шатает? Надо было поплотнее поесть.

Она сделала еще несколько шагов, повисла на собственной калитке и въехала на ней в сад. Анисимов, который по-прежнему торчал на улице, поднял голову и посмотрел на нее с деланым равнодушием. За время ее отсутствия он ничего путного не возвел, хотя продолжал изображать кипучую деятельность.

Лайма отцепилась от забора и едва не упала. Заплетая ногу за ногу, она двинулась по дорожке к дому. И тут почувствовала, что у нее сильно жжет во рту. Открыла его и громко подышала.

– Что это с вами? – не выдержал и спросил Анисимов. – Плохо себя почувствовали? Заводить мотоцикл?

– Нет, – она помотала головой и неуверенно произнесла: – Почему-то у меня сейчас очень большой язык... Он не умещается во рту.

– Тогда высуньте его, – посоветовал мерзкий тип. – Пусть свисает вниз. Вам должно пойти.

Лайма потрогала язык пальцами и нашла на нем табачную крошку. «Боже мой! – сообразила она. – Бабушкин, гад, курит какую-то дрянь, недаром в его портсигаре лежат самокрутки. Как я сразу не догадалась?!» Она решила побыстрее идти домой и принять меры, сделала несколько быстрых шагов и чуть не свалилась. Анисимов все-таки не выдержал и подошел к ней, хотя всем своим видом изображал презрение.

– Где это вы надрались? – спросил он, решив, что нашел единственно правильное объяснение ее состояния. – Еще солнце не село.

– Солнце тут ни при чем, – ответила Лайма и посмотрела на него вприщур. – У вас лицо почему-то очень широкое. Ужа-а-асно широкое!

Она руками показала, какое у него лицо, и снова едва не упала. Анисимов вздохнул, взял ее под локоть и силой довел до крыльца. Заставил подняться по ступенькам и только после этого отпустил.

– Надеюсь, вы не устроите еще одну пьяную драку.

Сознание Лаймы взобралось по ступенькам как-то отдельно от нее. Оно, это сознание, отлично понимало, как она сейчас смотрится со стороны. Следовало побыстрее скрыться в доме.

– Отпустите меня! – потребовала она и брыкнула ногой, хотя сосед уже давно ее отпустил. Совершенно неожиданно на глаза ей навернулись слезы. – Вы хотите жить за забором и не видеть меня?! Вот идите и живите! Если вам не хватит досок, можете разобрать мой сарайчик.

– Это что, сцена ревности? – ехидно спросил Анисимов. – А насчет забора не волнуйтесь, дерева у меня много, ваш курятник останется целым и невредимым.

Он повернулся и пошел прочь, не желая видеть ее пьяных слез. Мимоходом подумал, что в таком настроении она может снова напасть на бедного больного Альберта, но решил, что вмешиваться ни за что не станет.

– Евгений!!! – позвала Лайма, добравшись до дивана и упав на него спиной. – Меня отравили!

Корнеев вырвался из подвала, словно струя нефти, до которой добрались буровики. Наделал много шума и уже начал было звонить боссу, когда Лайма плачущим голосом сообщила:

– Мы с Бабушкиным курили анашу или что-то в этом роде. Не знаю, что теперь со мной будет.

– Ну, ты даешь! – возмутился ее напарник, плюхнувшись в кресло. – Разве можно орать «Отравили!», когда ты всего лишь словила кайф!

– Я никого не ловила, – возразила Лайма и заплакала.

Евгений поухаживал за ней, как это делают все мужчины – ровно две минуты, – и с сознанием выполненного долга скрылся в подвале. Лайма же моментально провалилась в сон. А пришла в себя только ночью. Голова болела так, будто она колола ею орехи. В комнате было темно, но на фоне окна отчетливо прорисовывался силуэт Корнеева. Он замер в позе охотника – шея вытянута, локти отставлены далеко назад.

– Что случилось? – простонала она, попытавшись сесть.

– С тобой? – спросил тот, не меняя позы. – Ты стала наркоманкой, поздравляю.

– Я убью Бабушкина, – пообещала Лайма. – Кстати, кого ты там увидел?

– Какой-то мужик прокрался мимо забора.

Лайма сделала попытку вскочить на ноги, но тотчас со стоном упала обратно.

– Мы все на свете проспим!

– Я еще не ложился. Слушай, у неизвестного при себе фонарик, он как пить дать собирается в лес. У меня есть прибор ночного видения. Может, сбегать поглядеть, что да как?

– Я запрещаю! – мгновенно вскипела Лайма и тут же схватилась за лоб. В ее голове работала столярная мастерская – там что-то пилили, строгали и сколачивали одновременно.

– Что, хреново? – посочувствовал напарник.

– Не понимаю, почему люди становятся наркоманами.

– Просто ты слишком положительная, – ответил тот. – Такая родилась. И у тебя в крови наверняка есть специальные ферменты, которые не позволяют тебе расслабляться и делать неправильные вещи.

– Ты не можешь идти в лес, – уже спокойнее сказала Лайма. – Ты не готов к битве. Ведь здесь происходит что-то очень серьезное. Лейтера убили не понарошку. А у тебя даже нет никакого предлога для того, чтобы идти ночью в лес, понимаешь? Ни одного удобоваримого объяснения, если тебя вдруг кто-то заметит...

– Зачем мне предлог? – удивился Корнеев. – Я же полный псих, да еще немой при этом! Ты не забыла? – ехидно добавил он. – Сама придумала, смею напомнить...

– Но я вся изнервничаюсь, если ты пойдешь!

– Если я не пойду, мы никогда ничего не узнаем. Мы тут состаримся. А я заработаю себе в подвале куриную слепоту и рахит.

– Ну, хорошо. Только возьми с собой мобильный телефон.

– Ты будешь звонить мне в лес? – удивился Корнеев. – Не думаю, что это хорошая мысль.

Он слетал в подвал и нацепил черную водолазку. На голову пристроил прибор ночного видения, сделавшись похожим на аквалангиста.

– Если тебя поймают с этой штукой, – предупредила Лайма, – никто не поверит, что ты псих. Это ведь ясно? Не делай этого, Евгений! Возьми лучше фонарик. Если здесь действительно орудуют преступники, то дурачка убогого они, может, убивать не станут. А вот шпиона...

– Ладно, уговорила, – неохотно согласился Корнеев. Он обожал технику и всяческие приспособления и пытался применять их, когда надо и когда не надо. – И не задерживай меня: вдруг я потеряю этого типа?

Он двинулся к задней двери, объясняя на ходу свои намерения:

– Выберусь через потайной лаз, так у меня больше шансов остаться незамеченным.

Закрывшись на замок, Лайма выпила большую кружку чаю с лимоном и съела бутерброд. Голову отпустило, и тогда она принялась мерить шагами комнату. При огромном количестве достоинств у Корнеева был один явный недостаток – он плохо дрался. Стрелять мог, отлично блефовал, быстро соображал, но победить сильного противника в рукопашном бою вряд ли сумел бы.

Она подошла к окну и сплющила нос о стекло. Сегодняшняя ночь была ясной – круглый блин луны лежал на облаке, и свет стекал с него, как масло, разливаясь лужами по земле. И тут Лайма увидела странную фигуру. Невысокого человека в черном балахоне с капюшоном, надвинутым на лицо. Человек шел медленно, словно плыл вдоль забора, и Лайму пронзил страх. Потом она вспомнила про Корнеева, отправившегося в лес, и чертыхнулась. А если «монах» подберется к нему сзади? Мало ли что там, в лесу, может случиться?

Она не знала, взял ли Корнеев с собой пистолет. Но даже если взял – стоит ему выстрелить, и все. Преступники сразу поймут, что в игру вступили превосходящие силы противника, и затаятся. Пока она переживала, «монах», раскачиваясь из стороны в сторону, уходил все дальше и дальше. Вот он поравнялся с коттеджем Анисимова, вокруг которого забор был гораздо выше, и практически исчез из виду.

Лайма заметалась по гостиной. Надо идти за ним! Если ее поймают, она скажет – пошла искать сумасшедшего племянника. Однако сделать ничего не успела, потому что возле задней двери послышалось поскребывание. Она метнулась туда и впустила Корнеева в дом. Схватила его за руку и шепотом спросила:

– Что?

Корнеев беззвучно хохотал.

– Всего лишь любовная интрижка, – махнул он рукой. – Ты упадешь в обморок, когда узнаешь, кто кого пригласил на свидание!

– Потом, потом, – осадила его Лайма. – Видишь, я уже готова к выходу из дому? Надо снова отправляться в путь. Только что в направлении леса проследовала странная фигура.

Она рассказала ему про «монаха» и закончила повествование словами:

– Мы должны его выследить.

– Хорошо, пойдем, – неожиданно согласился Корнеев.

Он то и дело проводил языком по губам, будто слизывал с них довольную улыбку. И сиял при этом, как начищенный самовар.

Лайме было некогда задавать вопросы. Она вытолкала его в ту же самую заднюю дверь и вышла следом, прихватив с собой одну из гантелей, с помощью которых компьютерный гений пытался развивать мускулатуру. Чаще всего он просто держал спортинвентарь в руках, уходя в себя и забывая о том, что с ним нужно делать. Медведь обещал заняться корнеевской физподготовкой, но пока не нашел для этого времени.

Гантель была небольшой, но тяжелой и являлась довольно опасным оружием в руках человека, легко поддающегося панике. Если такой попадешь по голове, пиши пропало.

Протиснувшись через дырку в заборе, они с головой окунулись в темноту. Темнота шелестела, вздыхала и остро пахла землей и зеленью. Они шли гуськом и не разговаривали друг с другом. Только иногда Корнеев останавливался и жестом показывал, в каком направлении нужно двигаться. Они довольно быстро добрались до шоссе и тут увидели его.

«Монах» шел по-прежнему очень медленно и в тех местах, куда луна не пролила ни капли света, полностью терялся в темноте. Лайма надеялась, что их с Корнеевым тоже плохо видно. Неожиданно напарник схватил ее за шею и притянул к себе, прошептав в самое ухо:

– Придется сократить дистанцию, иначе мы его потеряем!

Лайма кивнула головой, соглашаясь. А сама подумала, что «монах», надев на голову капюшон, играет им на руку. Она по себе знала, что в капюшоне не только плохой боковой обзор, но и слышно неважно.

Они старались держаться в тени, хотя идти было трудно – земли под ногами не видно. Иной раз один из них наступал на что-то хрустящее, и тогда приходилось замирать на месте, как в детской игре «Море волнуется – раз». Однако преследуемый ими человек ни разу не обернулся, не метнулся в сторону, не затаился в кустах.

«Судя по тому, что говорила Леночка, – подумала Лайма, – слева должно быть болото, а за болотом – Дурное озеро. Неужели „монах“ направляется туда?» Когда под ногами захлюпало, Лайма притормозила и подняла лицо к Корнееву. Он ободряюще взял ее за руку, подбородком указав на фигуру в капюшоне: мол, этот идет, и мы можем пройти.

Лес обступил их со всех сторон. «Монах» включил фонарик, и теперь уже Лайма притянула к себе голову Корнеева, прошипев:

– Мы не пройдем тут без света. А если включим свой фонарь, он нас заметит, конечно. Здесь может быть трясина, а мы не знаем дороги.

– Знаем, – одними губами ответил Корнеев и кивнул куда-то в сторону.

И тут Лайма увидела их. Вехи – длинные белые палки – стояли одна за другой, как километровые столбы вдоль дороги. «Вероятно, это так называемая народная тропа, безопасный проход к озеру», – решила Лайма. Хотя зачем местным туда ходить? Купаться? Но если по деревне циркулируют слухи, что в озере водится всякая нечисть... Или слухи распустили специально, чтобы место обходили стороной? В сущности, это первое, что пришло ей в голову.

Они отпустили «монаха» далеко вперед, чтобы, не таясь, прыгать по кочкам. У Лаймы мгновенно промокли башмаки, но, поскольку было не холодно, она не особо расстроилась. Больше всего ее пугали змеи, которые могли ползать под ногами. Или пиявки. Мерзкие, скользкие и голодные... Она собрала волю в кулак и заставила себя не думать о том, что в болоте водится неисчислимое количество всяких тварей.

Судя по поведению Корнеева, он меньше всего думал о пиявках. Когда на Евгения попадали брызги лунного света, становилось заметно, какое у него странное выражение лица. Такой взгляд бывает у человека, который долго блуждал по лесу и вдруг вышел на берег моря. Корнеев смотрел на свое невидимое море счастливым взором. Неужели его так возбудило свидание парочки, свидетелем которого он стал? Жаль, нет времени выспросить у него все подробности. Интересно, кто с кем мог встречаться тайком в лесу? Смысл прятаться есть только у двух замужних дам – Венеры Остряковой и Лены Дюниной. Вероятно, какая-то из них тайком от супруга бегает на ночные свидания. Забавно, но не более того. Свидания вряд ли имеют отношение к их делу. Если, конечно, они действительно любовные.

Тем временем они все шли и шли, ориентируясь на крохотное пятнышко света, прыгающее впереди. «Монах» не выключал фонарик, в противном случае Лайма давно уже пала бы духом. Хотя теперь заблудиться мудрено – кто-то протянул вдоль обозначенной дороги веревку, закрепив ее между вехами. Лайма сто раз пожалела, что взяла с собой гантель, но выбросить ее было жалко – гантель была хорошая, новая, со специальным мягким покрытием. Ей казалось, что Корнеев расстроится, если она от нее избавится.

Напарник сильно сжал ее пальцы, и Лайма вскинула голову. Вдали блеснула серебряная гладь озера. Невольно оба пошли быстрее, но потом замедлили шаг, потому что увидели своего «монаха», замершего на берегу. Вернее сказать, на самой кромке леса, потому что берег здесь отсутствовал как таковой. Озеро было похоже на половинку мяча, вкопанную в землю и наполненную ртутью. Лес охватывал его плотным кольцом, и высокая трава на берегу смахивала на рукотворное ограждение.

Полная луна по-прежнему торчала в самой середине неба, и ее отражение плавало в центре этого идеального круга, ничем не замутненное. Ни ветерка, ни ряби на воде. Преследователи выбрали такую позицию, которая гарантировала им хороший обзор. «Монах» стоял к ним спиной совершенно неподвижно, как будто принимал какое-то решение.

«Вдруг этот тип – самоубийца? – неожиданно пришло Лайме в голову. – Сейчас он постоит, постоит, потом качнется вперед и с головой уйдет под воду. Корнеев, конечно, бросится его спасать. Еще неизвестно, чем все эта история закончится».

На одну секунду она отвела глаза от четкого силуэта – наклонилась, чтобы поправить ботинок, и именно в эту секунду что-то произошло. Что-то невероятное, потому что Корнеев практически в полный голос воскликнул:

– Мать твою!

Мгновенно вскинув голову, Лайма крякнула от неожиданности. Одним движением «монах» скинул свой балахон и оказался вовсе даже не мужчиной, а женщиной. Поскольку в настоящий момент женщина была абсолютно голой, выходило, что под балахоном у нее ничего не было. «Да никакой это не балахон! – внезапно осенило Лайму. – Это просто-напросто длинный банный халат. Если подойти поближе и приглядеться, он наверняка окажется разноцветным, может быть, в полосочку или в цветочек».

– Русалка, – прошептал Корнеев.

Лайма надеялась, что он имеет в виду исключительно красоту ее тела, от изгибов которого нельзя было оторвать глаз. Женщина наклонилась, поковырялась в траве, а когда разогнулась, в руках у нее оказался не то мешок, не то пакет. Она потрогала ногой жидкое серебро воды, присела и опустила в озеро руку. Как будто достала оттуда что-то и засунула в пакет. Повторила эту процедуру несколько раз.

Лайму при одном взгляде на нее пробрало до костей. Вряд ли вода была такой уж холодной, но вот лазить рукой в полной темноте в озеро... Одна, в таком месте, в такое время... Лайма только теперь обратила внимание на прическу женщины, которая на просвет напоминала головку астры – волосы были короткими, а пряди торчали в разные стороны – поднялась на цыпочки и выдохнула Корнееву куда-то в подбородок:

– Это Саша!

– Я уже понял, – шепнул он. – Что она делает? Ловит головастиков?

Лайма содрогнулась от отвращения и подумала, что если они сейчас окликнут бедняжку, одной нормальной певицей в стране станет меньше. Или одной свихнувшейся больше.

– Дадим ей уйти? – снова шепнула она, когда в ответ на ее нетерпеливые подергивания он наклонил голову. Плеск воды позволял им хоть как-то переговариваться.

– Думаю, пусть идет, командир. Если, конечно, у нее здесь не назначена встреча.

Никакой встречи у Саши назначено не было. Она некоторое время хлопала и шуршала своим пакетом, потом повесила его на ближайший куст, а сама принялась за омовение. Причем делала такие движения руками, словно намыливалась мылом.

«Какая отважная женщина!» – восхитилась Лайма про себя. Саму бы ее никакая сила в мире не заставила мыться в таком месте, да еще в полном одиночестве! Пользуясь «служебным положением», Корнеев не сводил с певицы глаз до тех пор, пока она не вышла из воды и не надела свою нехитрую одежку. Тогда он потянул Лайму за руку, заставив сесть на корточки. Мысль о насекомых, которые могут забраться под одежду, на некоторое время буквально парализовала ее.

Тем временем Саша накинула на голову капюшон и отправилась домой, освещая себе путь фонариком. Она прошла довольно близко от соглядатаев, но головой по сторонам не вертела и их не заметила. Лайма старалась дышать как можно тише, Корнеев возбужденно сопел.

Как только свет Сашиного фонарика поглотила темнота, он зажег свой собственный. Сразу стало как-то неуютно и неромантично.

– Что она тут делала? – спросил Корнеев вполголоса. – Насколько я могу судить, озеро должно быть глубоким.

– Может быть, оно мелкое, как лужа? – не согласилась Лайма.

– Разве ты ничего не чувствуешь? Я просто кишками ощущаю, что под нами – бездна.

– Не выдумывай.

– Раз уж мы сюда попали, давай проверим?

Лайма понятия не имела, как он собирается это проверять.

– Стой тут, – велел Корнеев, побежал к вехам, на которых была закреплена веревка, объяснив по дороге: – Мы привяжем к веревке гантель и опустим ее на дно. И поглядим, что будет.

Лайма подобралась к самой кромке воды. Стояла и смотрела, как ее напарник возится с узлами. Ей, конечно, было любопытно, насколько тут глубоко, но все же не до такой степени, чтобы долго тут задерживаться. Никакого практического смысла в измерении глубины спрятанного среди болот водоема она не видела.

– Это Дурное озеро! – напомнила она Корнееву. – Может, не будем в него ничего бросать? Мало ли что оттуда выскочит? Мы в него – гантель, а оно в нас какую-нибудь кикимору?

– Не выдумывай, командир. – Когда Корнеев чувствовал, что она побаивается, то мгновенно распускал петушиный хвост. – Если там что и водится, так только лягушки.

Лайма тут же подумала, что никакого кваканья слышно не было. Ох, и опасное место! Что это за болото, которое не квакает на все голоса?

Корнеев притащил на берег и сложил кольцами огромный моток веревки. И с удовлетворением констатировал:

– Здесь метров двадцать, не меньше, – отобрал у Лаймы гантель и свободный конец веревки крепко привязал к ней. – Ну, приступим.

Взял гантель и опустил ее в воду у самого берега. Гантель охотно пошла ко дну, потянув за собой канат. Тот начал погружаться в озеро довольно шустро. Лайма с Корнеевым стояли рядом и с невероятным изумлением наблюдали, как кольца разматываются одно за другим. В конце концов не осталось вовсе ничего, и «хвост», прошелестев по траве, скользнул в серебряную жижу.