Текст книги "Сто тысяч заповедей хаоса"

Автор книги: Галина Артемьева

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 16 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

16. Москва моя

В Москву я въехала как царица: без пробок. Повезло. Время правильно рассчитала. К тому же летом все на дачах, в отпусках. Вечером, правда, назад добираться придется со скоростью пешехода, но тут уж ничего не поделаешь – раз в месяц выпадает мне такой хлопотный день.

Забежала домой, получила деньги за квартиру, поехала отдавать Максу свою часть за Егорку. Макс сам перечисляет сыну деньги на карточку, я лишь отдаю, сколько договорились.

Мы встречаемся раз в месяц. Теперь, когда сын вырос, между нами ничего общего и не осталось. Только взрослый наш ребенок, который далеко-далеко. Макс уже чужой муж. Он и внешне изменился: прическа другая, духи другие, рубашки. Мы особо не разговариваем – у него своя жизнь, у меня своя.

– Вот, возьми, моя доля.

– Спасибо, – вздыхает Макс. – Мне, знаешь, неудобно у тебя брать, но…

– Все удобно. Выглядишь шикарно.

– И ты тоже. Загорела.

– Ну да. Загораю там, в Юлькином поместье.

– Не скучно тебе?

Так я сейчас и скажу – обскучалась, мол, одна. Ты женился, соколик, а я обскучалась.

– Нет. Не скучно. Отдыхаю. В себя прихожу. Перетрудилась я, видно.

– Правильно. Когда-то надо и отдохнуть.

Макс что-то еще хотел сказать, но тут у меня заверещал телефон, я увидела, что звонят из турагентства, мне же визу надо сегодня забрать. Я сделала знак рукой – подожди секундочку, сейчас на звонок отвечу.

– Аллё! – сказала я радостно.

Я даже не сразу поняла, про что мне сейчас сказали.

– Что? Что? Повторите! Но этого не может быть! Почему? Но почему? Я ничего не понимаю…

На последних словах я уже рыдала в трубку, не сдерживаясь.

– Что? Что там? – допытывался Макс.

– Мне визу не дали! В Англию. Отказали.

– Почему?

– Они не объясняют. Вернули паспорт, сказали, если хочу, могу обжаловать. Эти, из агентства, думают, потому, что я незамужняя.

Я ревела и никак не могла остановиться. Да я и не пыталась. Я так мечтала поехать к Егорке. Увидеться с ним, наговориться. Мы уже спланировали, куда вместе сходим… Ах! Этого не может быть!

– Этого не может быть! – бормотал Макс. – Как же так? А что в агентстве говорят?

– Говорят, что паспорт можно забрать в любой день с десяти до пяти. И что деньги за визу не возвращают.

– Это да. Это да. Мы с Иришкой только ведь летали к Егорке. И нам визы выдали, без проблем.

– Какое мне дело, что вы летали? Вам выдали, а мне не выдали! И что теперь делать? Вы летали к Егору, и ты мне ничего не сказал?

– Это быстро решилось. У Иры неделя образовалась свободная, ну мы и решили…

– Но ты же мог меня спросить, что ему передать! Он же книги просил, он свитер просил, фуфайку…

– Так ты же сама должна была ехать! Кто ж мог подумать?!

Да! Макс, конечно, ни в чем не виноват. Он-то давно знал, что я летом собираюсь к сыну. И зачем Максу мне докладывать, куда он собрался полететь с женой? Все справедливо, никто ни в чем не виноват.

– Видишь! У них демократия! У них – права человека! И им с их правами насрать на то, что мать, ничего у них не прося, просто хотела с сыном повидаться, который им платит деньги за обучение!

– Всем на все насрать, – согласился Макс. – Это факт. Давай думать, как быть. Писать жалобу бесполезно. То есть – написать можно. Но время уйдет. Может, они передумают через полгода. Но ты же соскучилась. Тебе надо сейчас. Давай подумаем. Давай Егорка прилетит в какую-нибудь страну поблизости. И ты туда полетишь. И вы прекрасно встретитесь. А?

– Во все страны нужны визы. А на визы нужны деньги и время. Те деньги, что я внесла, мне уже не вернут. Мне просто не на что будет ехать. И все.

– Подожди. Давай лучше думать, где вам встретиться.

Что мне было ответить? «Я подумаю об этом завтра»? И беззаботно отправиться выпить чашечку кофе? Увы… Надо было думать сейчас. Тут. При Максе, в котором меня теперь раздражало все: и новая прическа, и новый запах, и цвет рубашки.

– Хорошо, давай думать, – сказала я, вытягивая из пачки сигарету.

Я старалась в последнее время поменьше курить, но тут уж – извините.

– Может, в кафе зайдем? Кофе, водичку возьмем?

– Нет у меня на кафе ни денег, ни времени.

– Я тебя угощу, Майка, – улыбнулся Макс.

– И у тебя лишних денег нет, – отказалась я.

– На кофе найду.

– Обойдемся. Давай обсудим все тут. Можем у меня в машине посидеть, если ноги устали.

– Ну, давай в машине.

Макс покорно забрался в мою машинку, уселся на место рядом с водительским и предложил лететь в Черногорию, Турцию или даже в Бразилию, Перу, Боливию, потому что в эти страны виза не нужна.

– В Черногорию можно. Там вроде недорого, – согласилась я.

– У меня там у друга квартира на море. Он предлагал на пару недель. Тебе только самолет оплатить.

– Ага. За себя и за сына. И есть там что-то надо.

– На сына я дам.

– То ты сам сказал, что с деньгами туго, то дашь на сына… Не надо меня жалеть. Я обойдусь.

– Я просто хочу решить вопрос. И мы его решим. Егор скучает. Ты тоже. Вам же надо увидеться?

– Надо. Только почему все так? Почему кто-то должен мне отказывать? Это у них железный занавес! Это они все устраивают, чтобы люди жить не могли просто и спокойно!

Я снова завелась и немножко еще поревела.

– Но мы же все решили. Чего ты? Давай, на связи. Паспорт только забери.

Он пересел в свою тачку, а я сидела и курила – одну за одной, собираясь с мыслями.

– Наконец-то! – воскликнула мама, как только я переступила порог дома, в котором выросла.

Запах старой московской квартиры: книг, паркета, чего-то еще – родного, уютного. Я сразу расслабилась.

Мама, как и Макс, изменилась за месяц. Похудела, что ли? Помолодела – точно. Подстриглась – ей здорово шло так. Одежда другая: платье летнее в талию.

– Ты помолодела, мам.

– Правда? Мне все говорят! А сколько мне можно дать лет, как думаешь?

– Мам, ну я же знаю твой возраст, как я скажу?

– И все-таки!

– Сорок пять! – выговорила я, надеясь этой цифрой порадовать маму, раз уж ее так озаботил вопрос внешнего вида.

Она оказалась явно разочарованной.

– Мне тут вчера сказали, что больше сорока не дашь.

– Мам, ну сама подумай! Мне через четыре года – сорок! А я – твоя дочь.

– Через четыре года – это не сорок. Ты так не имеешь права думать. Ты можешь думать, что тебе едва за тридцать. А на самом деле – ты выглядишь на двадцать три. Ну вот, посмотри – ты тогда даже хуже выглядела.

Она подвела меня к семейным фото в рамочках. На одном я с пятилетним Егоркой стояла у синего моря. Ну да – не такая стройная, как сейчас. И попроще, пощекастей, что ли.

– Сейчас ты гораздо интереснее, – авторитетно заявила мама.

– Да мне плевать, мам. У меня другие заботы. Мне вон визу не дали к Егорке лететь.

Мама ахнула. Но не очень сильно. Не трагически – так, слегка огорченно. Дежурно отреагировала.

– Я слышала, они незамужним девушкам отказывают, – повторила она догадку Макса.

– Да какая я незамужняя девушка, мам? Я мать взрослого сына. Скоро запросто стану бабушкой, если он по нашим стопам пойдет. А мне все равно визу выдавать не будут.

Тут я вспомнила сегодняшний звонок и добавила:

– Я, по сути, старая карга, мам.

Мама задорно захохотала.

– Да у нас даже бабушка не старая карга! Ишь, чего захотела! Рановато ты в карги записалась. Брось дурить.

– Я не дурю. Я наревелась. Я одна все время. А сейчас еще накурилась. Почти не курю там. А тут сорвалась. Мне бы бросить.

– А зачем начинала? Что ты хотела тогда изобразить? Мало я тебя просила, умоляла?

– Знаешь, мам! Мне было плохо – хуже некуда! И я закурила – да!

(Я закурила, как только перестала кормить Егорку, в знак своего одиночества и состоявшейся взрослости.)

– А чего плохо тебе было? Что было не по-твоему? У тебя все всегда происходило по первому требованию.

– Какому требованию, мам?

Я чувствовала себя несчастным непонятым подростком. Как когда-то.

– Такому требованию! Требованию твоей левой пятки! Или правой ступни! Хочу замуж! – Иди! Хочу мужа выгнать! – Гони! Хочу закурить, чтоб всем еще хуже стало! Да мать твою, сколько можно! Включай мозги уже! Пора!

И тут я заревела в голос!

Чего она? Нет, ну чего она? Я с ней поделилась, а она… Мне и так тошно, а она… Я одна все время, а она гвозди в крышку моего гроба забивает и забивает!!! И еще это – «мать твою» – откуда взялось? Никогда раньше так не выражалась…

– И не реветь! – строгим медицинским голосом приказала мама. – Иди звони! Ты пришла Егорке звонить? – Иди звони! И все! И прекрати тут!

В папином кабинете я успокоилась. Тут все было как прежде. Только на его рабочем столе стоял мамин лэптоп.

– Мамуля! – сказал Егорка. – Мамулечка!

Слезы опять сами собой полились из моих глаз.

– Я уже все знаю, мамуль. Мне папа позвонил. Ты не плачь. Мы же так и так увидимся. Ну полетим на море. Не плачь.

– Мне просто обидно. Свобода называется. Они все о свободе талдычат, лезут во все, а мать с сыном повидаться не может.

– Надоело мне тут, – вдруг выложил Егор. – Все чужое, и все ни к чему.

– А что же нам делать? Что делать нам?

– Не знаю я, мам, – обреченно вздохнул Егорка. – Просто здесь все чужое и подлое. Я тут в шахматном турнире победил. А они в своем журнале – у них ежемесячно собственный журнал выходит – написали, что победили, конечно же, они, англичане. Они врут. Постоянно. Им верить ни в чем нельзя.

– Что же нам делать, а?

– Мам, давай я лучше вернусь. Вместе же лучше. Дома вы все: ты, папа, дедушка, бабушки.

– А армия? А все вокруг? И – любое начатое дело надо довести до конца. Ты что? Ты о чем? – испугалась я из последних сил.

– Пошутил я, мамуль. Я так по-шу-тил, понимаешь. Я постараюсь доучиться. Но ты просто не думай, что здесь рай, всеобщая справедливость и любовь. И наркотики тут тоже есть – еще как. И идиоты в большом количестве. И алкоголь.

– Да все я знаю, сынок.

– Давай, мам, продержимся до встречи. И там все обсудим спокойно. Я взрослый. Я сделаю все по уму.

– Я тоже была взрослая, когда замуж выходила, – сообщила я.

– И что? Чего плохого? Вот – я есть у тебя. Что не так?

– А знаешь, все так. Ты прав! Все так!

Егорке удалось привести неопровержимое доказательство моей тогдашней правоты и взрослости. Мне немного полегчало.

– Слушай, а у тебя папа был с женой своей. Она какая? Понравилась тебе?

– Мне без разницы, мам. Она – никакая. Дала мне десять фунтов. Сказала, что понимает, что в моем возрасте человеку много всего надо. И дала десять фунтов.

Десять фунтов – это примерно 500 рублей! У Макса щедрая жена!

– А ты взял?

Егорка засмеялся.

– Нет, мам. Я не взял. Сказал, что мне всего хватает, а лишнего не надо.

– А она?

– Забрала назад десять фунтов. И все.

– А Макс? То есть – папа?

– Папа не знает. Он отошел тогда.

– Ну и ну! – вздохнула я. – Как много на свете вариантов людей.

– Пусть. Говорю: меня это не касается. Его дела.

Потом мы еще поговорили, успокоились, подумали о море…

– Давай только не горевать! – сказал на прощание сын.

– Не будем! Жизнь налаживается! – согласилась я.

На самом деле: все совсем не плохо, разве нет?

Я посидела за папиным столом и немножко подумала про эти десять фунтов. С одной стороны, вроде бы ничего плохого. Ну, решила молодая жена сыну мужа от первого брака подарок сделать. Как бы даже помочь юноше на чужбине. Ведь хорошо? Ну да. Можно ли ее осуждать за добрый порыв? Чего придираться?

А вот чего. Она же в Лондоне. Она видит, что чего стоит. И дает человеку, который у нее ничего не просит, который ее в первый раз видит, деньги на пару-тройку автобусных поездок. Тут так. Или она полная дура, что не исключено (мужикам как раз дуры особенно нравятся), или скупердяйка, или просто злобная тварь, имевшая намерение своей подачкой обидеть моего сына. В пользу последней версии говорил тот факт, что свой щедрый дар супруга Макса вручала в его отсутствие.

Надо бы все же Максу сказать. Или – ну его? Пусть будет счастлив. Не так уж много придется Егорке с ней общаться. Можно и перетерпеть.

– Майка! Ау! Как ты там?

Юлька сияла счастьем и благополучием. Мне при взгляде на нее сразу захотелось смеяться и шутить.

– Ты такая шикарная, Юль. Я прям робею.

– Ну… меня положение обязывает. Я тут музыкальный фестиваль организовала. Сейчас местные власти появятся – мэр и другие официальные лица.

– Да ты что!

– Ну не сидеть же без дела, Май. Я без дела с ума сойду.

– Значит, ты и там раскрутилась?

– Ну начинаю. Вроде все получается. Я тебе потом подробности расскажу, при встрече.

– Когда она будет, наша встреча? Ты когда сюда?

– Через полгода – точно. А раньше – никак. Лучше, как говорится, вы к нам.

– А мне визу в Англию не дали, представь.

– Да ты что? Почему?

– Они не объясняют там, Юль. Но все считают, это потому, что я одинокая молодая девушка и могу лететь в Лондон с целью поиска женихов.

– Ну а чего? Ведь может такое быть?

– Юль! Я тебя умоляю.

– Кстати. Насчет одинокой девушки. Мне тут способ сказали, как стопроцентно появится мужик. Хочешь, поделюсь?

– Ну давай. А кто сказал?

– Да тут одна… Из наших. Говорит, она так себе мужика и притянула.

– Юль, если это отворот-приворот, ты же знаешь, я не буду…

– Никакой не приворот. Слушай. Ты идешь и покупаешь мужские тапки. Размер и качество – это на твой вкус. Но я бы купила 44-й, самые шикарные и дорогие.

– И что? Бегать с тапком, как принц за Золушкой? Примерять? Кому подойдет, того вяжи – и в загс?

– Не ржи, лучше слушай дальше. Ты покупаешь тапки. Ставишь их у входной двери, уже внутри дома. Носками в направлении спальни – поняла?

– О господи!

– Носками в направлении спальни! И дальше – внимание! – медленно-медленно двигаешь тапки к спальне. В течение сорока дней! Поняла? Каждый день понемножечку! Сорок дней.

– И что потом?

– Потом объявится мужик. Хозяин тапок. Точно по размеру.

Я ржала, несмотря на Юлькин запрет.

– Ты зря. Это работает. Вот эта наша – она французские тапки купила, самые дорогие. И муж оказался француз.

– От мистика-то, а! Шо твой Вий!

Юлька тоже захихикала.

– Это, конечно, звучит смешно. Но ей помогло. Купи тапки. От тебя не убудет. Если что – все равно пригодятся.

– Спасибо, Юль. Я подумаю. У меня денег на дорогие не хватит. А дешевые куплю – ты ж понимаешь, кто ко мне заявится…

И тут я вспомнила про незваных гостей. Надо же, о главном чуть не забыла!

– Кстати, слушай! Ко мне уже заявлялись! Вернее, к вам. Ваша эта ненормальная соседка сегодня мне нашептала страшную тайну: когда меня не было, в дом проникли два мужика. Целых два, Юль! А я даже тапки еще не поставила!

Я пересказала утренний разговор с соседкой. Потом сообщила про листочки на холодильнике.

Юлька не особо всполошилась.

– Странно все это. Мы уже не при делах. Бизнеса никакого нет. Все давно продано. Денег там нет. Осталась моя квартира в Москве, его квартира, дом этот пустой… Ловить нечего. Ну ладно. Допустим, зашли. Посмотрели – пусто. Успокоятся. А Вадик все-таки – голова! Я все думала, он зря гонит. Перестраховывается. Да, видно, не зря. Видишь как. Ты подожди секундочку. Я на всякий случай сейчас ему скажу. Может, он чего посоветует.

Я слышала, как Юлька очень четко, как офицер старшему по чину, докладывает мужу о происшествии. Потом она снова появилась на экране.

– Говорит, ничего такого быть не должно. И в любом случае, говорит, больше не придут. Еще почему-то сказал, чтобы остерегалась соседа. Нет, не мужа этой, которая тебе рассказала, а другого, с другого бока. У них какой-то там конфликт был, может, говорит, он захотел как-то нагадить. В общем, не бери в голову. Странно – я ни про какой конфликт не знала. Видно, не хотел меня огорчать – столько тогда у меня хлопот было. Разузнаю – сообщу. На всякий случай. Давай, не скучай. Созвон.

После разговора с Юлькой мне, как это всегда бывало, стало гораздо легче. Я поверила, что все в полном порядке, что беспокоиться мне совершенно не о чем, что безвыходных ситуаций не бывает. И нельзя забивать себе голову ничем печальным. Тем более летом, когда солнце, длинные дни и тысячи других больших и настоящих радостей.

Прощаясь, мама велела приехать через день. Прямо-таки приказала. В два часа. К обеду.

– Мам, мне тяжело часто в Москву мотаться.

– Ну тебе паспорт надо из турагентства забрать? А сейчас ты все равно не поедешь. Я же знаю. Так что – в любом случае тебе придется на днях вернуться. И к тому же это случай исключительный. Я не часто прошу.

– Ладно. Сделаю. Хотя это меня очень напряжет.

– Буду тебе премного благодарна.

И отправилась я в свои райские кущи. К ежам.

17. Письмо

После Москвы и изнуряюще медленного продвижения из нее в сторону дома мне хотелось искупаться в реке, чтобы смыть с себя все городские новости, все слезы и огорчения. Зря я жалуюсь на одиночество. Одиночество – это равновесие, которое само устанавливается, если занимаешься делами и регулируешь течение собственной жизни. В городе это невозможно.

И все же на речку я не поехала. Мне нравится купаться в разгар дня, чтобы потом высохнуть на солнышке. В сумерки в сердце поселяется печаль. Хочется быть поближе к дому.

В общем, я постояла под душем, отнесла еду ежам и уселась за компьютер, что редко себе разрешала с того дня, как поселилась здесь.

Давненько я не открывала «Фейсбук». Приглашения, несколько личных сообщений на тему «Ты где?». Я в глубине души надеялась, что будет хоть что-то от Него. Ну – мы столько времени провели в Сети вместе. Может быть, он соскучится, напишет? Нет. Ничего. Самое последнее сообщение от незнакомой мне Ирины Авдеевой. На фото не разобрать, кто такая: лицо прикрыто широкополой шляпой. Ну-ка, кто ты, незнакомка?

«Майя Анатольевна!

Я давно хотела поговорить с Вами.

Я – жена отца Вашего сына. В связи с этим хочу задать Вам вопрос: до каких пор Вы будете измываться над моим мужем? Он вырастил Вашего сына, довел его до совершеннолетия, все для него сделал. Почему же сейчас он должен по первому зову лететь к Вам на помощь? Почему должен обеспечивать взрослого мужчину, который, находясь за границей, вполне может подработать и вести себя как самостоятельный человек, а не как держащийся за мамину юбку сосунок.

Мой муж имеет право на отдых со своей семьей, а не с великовозрастным избалованным парнем. До каких пор Вы будете лишать моего мужа этого права?

А обо мне Вы подумали? Вы подумали, что своим вторжением в мою семью Вы лишаете меня счастья и радости? Вы подумали, что мне пора заняться планированием собственной семьи?

Я требую: оставьте мою семью в покое!

Ирина».

Я даже не сразу поняла, о чем речь. Сначала просто ощутила, что от букв и слов идет обжигающее зло. И что это зло послано лично мне. Мне хотелось просто убежать подальше от этого послания, чтобы сердце не стучало так громко, что, казалось, стук его разносится по всей округе.

«Жена отца Вашего сына»! Так вот ты каков, цветочек аленькой! Чего она от меня хочет? Я же с отцом моего сына общаюсь раз в месяц, передавая деньги на жизнь Егорке. Как мы и договорились. По первому заявлению Макса, что надо бы и мне принять участие в материальном обеспечении ребенка. Я ни о чем не спрашиваю, я ни во что не лезу. Даже о том, что Макс с женой были в Лондоне, узнала лишь сегодня, задним числом. Что ей надо? Она совсем с ума сошла? Ревнует своего мужа ко мне? Мы восемнадцать лет назад развелись! И она должна быть мне благодарна: не подай я на развод, фиг бы ей такой хороший муж достался!

Кстати, а почему я должна думать о ней? Я вообще ее не знаю и знать не должна. Поженились – совет да любовь. Почему я должна вникать в подробности планирования ее семьи?

Только один ответ вертелся в моей голове: Максу очень не повезло. Он что – ослеп, женясь на этой Ирине? Или она нашла в себе силы продержаться на приличном уровне, пока не появился в ее паспорте заветный штамп? В любом случае – поздравлять его не с чем.

Мне, конечно, очень захотелось немедленно написать этой психованной достойный ответ. Пожелать, чего положено желать в таких случаях. Как-то отыграться за «доставленное удовольствие». Я уже совсем было собралась со словами и мыслями… Но неожиданно какой-то голос из неисследованных до сих пор глубин собственной души приказал:

– Забудь! Ни слова она от тебя не получит! Она же ждет именно твоего ответа. Она ждет твоей злобы в ответ на свою. Не доставляй ей этого удовольствия.

– Да! – ответила я беззвучному голосу вслух. – Не дождется!

Я поступила иначе. Я просто переправила письмо Максу. Без комментариев. Пусть сам разбирается со своей супругой. Он-то прекрасно знает, насколько мне безразличны дела его семьи. У меня свои слезы, свои беды. А он пусть расхлебывает свою семейную жизнь. Меня только трогать не надо.

Я рада была, что сдержалась. В этой сдержанности я ощущала собственную силу, и это мне нравилось. Но тут все впечатления дня заново обрушились на меня, и слезы сами полились из глаз. Через мгновение я ревела в голос, вспоминая все: и непрошеных гостей чужого дома, ставшего для меня единственным пристанищем, и «старую каргу», и отказ в визе, и разговор с мамой, не желающей понять, что я уже взрослая и уставшая от жизни женщина, а не подросток, которым можно помыкать, и эту поганку Ирину. Что ей там Макс про меня наговорил, интересно? Предатель! Они все предатели, все свою вину скидывают на наши плечи, чтобы самим казаться невинными жертвами… Я ревела и бушевала, как настоящая гроза, не переводя дух.

Я не знаю, сколько прошло времени, когда позвонил Макс.

– Получил? – спросила я, не переставая рыдать.

– Получил, – подтвердил Макс.

– Просто – оставьте меня в покое, слышите? – потребовала я.

– Я не ожидал, – сказал Макс. – Не думал, что она на такое способна. Понимаешь, она детей хочет…

– А я ей мешаю? Я должна помочь вам сделать детей?

– Нет. Ты успокойся. Я не ожидал. Она больше не будет тебе писать, обещаю.

– Надеюсь. Хотя – мне и этого вполне хватило для счастья. А тебя – знаешь – тебя мне поздравить не с чем. Она ж в любой момент свинью тебе подложит.

– Похоже, что так.

– Ты в курсе насчет десяти фунтов?

– Каких еще фунтов? – вздохнул несчастный супруг своей жены.

– Она в Лондоне, когда ты отошел, Егору подарила десять фунтов, типа – чтоб ни в чем себе не отказывал. Он не взял.

– Ты уверена? Ты ничего не путаешь?

Макс разозлился, я это слышала.

– Позвони сам Егору и спроси. Он тебя наверняка не хотел огорчать, вот и промолчал. А эта твоя… Ириша – она учуяла, что он не расскажет. Психи – они чуткие, хорошо соображают, как и с кем себя вести. Только, знаешь, я не промолчу. Мне надоело. Со всех сторон обступили…

Я снова затряслась в рыданиях.

– Ты успокойся. Ты о ней больше не услышишь. Я тебе обещаю, – эти слова Макса прорывались ко мне, как сквозь пелену.

О чем еще говорить? Пусть сам с ней разбирается. Я прервала разговор и отключила телефон.

И что теперь?

Я знала, что просто так успокоиться не смогу. И тут я придумала: поеду-ка я в нашу поселковую парикмахерскую и постригусь наголо. Пусть мать послезавтра порадуется. И все остальные. Может, поймут, до чего меня довели. А не поймут, так хоть просто полюбуются – мало им не покажется.

Решено!