Текст книги "Танго с призраком. Орильеро"
Автор книги: Галина Гончарова
сообщить о нарушении
Текущая страница: 3 (всего у книги 6 страниц)
Не съедят ее!
– Насколько я знаю, тан, первым представляется всегда мужчина.
Ответом ей была веселая улыбка, показавшая белые зубы.
– Не только красавица, но еще и умница.
– Антония! – разозлилась тетка.
Тони перевела на нее взгляд. И вдруг поняла, что не одна она здесь боится. Тетка тоже трусит, просто старается этого не показывать. И прячется за светскими манерами.
– Мое имя – Эрнесто Карлос Риалон. Тан Риалон, а для вас, юная ритана – просто Эрнесто. Полагаю, мы с семьей Адана дружим достаточно давно, чтобы я заслужил подобную привилегию?
– Антония Даэлис Лассара, – сухо ответила Антония.
– Для друзей можно просто Тони, – взмахнула рукой ритана Розалия. – По-домашнему…
– Те самые Лассара?
– Да, тан…
Судя по вздоху тетки – на ее плечах лежала каменная плита размером с дом.
– Странно… я знал вашего деда, ритана. У всех Лассара четкий проявленный и оформленный дар. Был… с вами кто-то занимался?
– Нет, тан Эрнесто.
– Это печально.
– Что вы, тан Эрнесто, – махнула рукой ритана Розалия. – Это чудесно! Я понимаю, что темный поток необходим, что это важно, но для молоденькой девушки это просто трагедия! Ей ведь предстоит устраивать свою жизнь…
Антония почти кожей почувствовала перемену настроения мага. С заинтересованности – на легкую… брезгливость даже.
– Да, разумеется. Замужество и дети, что может быть достойнее.
– О, я так рада, что вы меня понимаете, – не заметила и малейшей иронии ритана Розалия.
Антония стиснула зубы.
Терпи, детка! Терпи!
Да что б вам всем три раза опаршиветь!
– Полагаю, ритана, здесь неподходящее место для осмотра, – решил темный. – Возможно, мы как-нибудь встретимся в менее формальной обстановке?
Ритана думала недолго.
– О, я буду счастлива пригласить вас с семьей на ужин. В этот четверг, вы ведь не откажете нам в визите, тан?
– Разумеется, нет.
– И Адан будет счастлив! А я буду рада пообщаться с милейшей Барбарой! И Амадо, надеюсь, нанесет нам визит?
Мужчина подумал пару минут.
– Да, пожалуй. Если не случится ничего непредвиденного, я обязательно буду.
– Заодно и Тони отдохнет с дороги. Бедная девочка только вчера приехала из своей провинции… это так утомительно.
– Не сомневаюсь, – мужчина еще раз улыбнулся и откланялся.
Розалия развернулась и направилась к коляске. И только там, спрятавшись за тентом, позволила себе потерять ненадолго лицо.
Расслабилась, поежилась.
– Жуть какая! Бедная Барба…
– Простите? – Антония решительно была настроена получить даже крохи информации.
– Ты думаешь, я просто так огорчилась? Ну так посмотри на темного мага! Ты хочешь, чтобы такое было рядом с тобой – постоянно?
Антония подумала.
– Не знаю. Не уверена.
– Да рядом с ним оставаться невозможно! Могилой тянет!
Антония ничего такого не чувствовала, кроме легкого холодка и ощущения опасности, но сочла за лучшее покивать головой.
– Вот! А каково его супруге? С ним же надо… так, это не важно! Но поверь, мужчинам проще устроиться в жизни, чем женщинам! Терпеть супругу с таким даром не станет никто!
– А такой же темный? – с чисто практическим интересом уточнила Антония.
– Темных слишком мало! И всем точно не хватит. А сын Эрнесто, Амадо Риалон, увы, не одарен магией. Хотя… может, оно и к лучшему.
– Думаю, для его отца это трагедия.
– Пфффф! Зато для Паулины это хороший шанс. Так что с юношей не кокетничай, поняла?
– Да, ритана Розалия.
Момент откровенности прошел. Ничего не изменилось.
* * *
Следующим пунктом поездки была церковь.
Разумеется, центральный собор – разве Араконы могут ходить куда-то еще?
И духовник у них должен быть не абы какой, а один из видящих. Об этом Розалия сообщила девушке, пока они ехали в собор, и заставила сильно поволноваться.
Последний раз… когда же девушка была в церкви последний раз?
Когда маму с братиком хоронили. А потом отец и все иконы из дома вынес, и все уничтожил. Орал, что если Бог не сберег ему самое ценное, то и плевать ему на такого бога! И в храм он ни ногой, и дочери не даст…
Дочь не возражала.
Вставать в пять утра, отправляться к заутрене, сидеть и слушать, когда тебя клонит в сон, да еще и чувства какие-то изображать?
Не стоит требовать от ребенка то, на что не всякий взрослый способен. Антония только радовалась.
А сейчас…
Страшновато было. Поджилки тряслись. Все же – церковь.
В Астилии это серьезный институт. Да и в других странах – тоже. А началось все лет пятьсот назад.
Люди, они такие люди…
Историю Антония знала, хотя и не с официальных позиций.
Лет пятьсот тому назад астилийцы, как и многие, приняли участие в освоении новых территорий. Да, вот так.
Есть корабли, есть ветер, даешь новые континенты!
Начали-то эдорийцы, но где теперь та Эдория? Остатки поглотили Вандер и Эсклот.
А дело было так.
Когда открыли новый континент, на континенте старом весьма этому обрадовались.
Новые земли! Деньги! Люди! Налоги!!!
Но что для этого надо? Конечно же, поставить все под свою руку! Своим указом верховный жрец поделил земли, кому что достанется, огласили указ… все отлично?
Не учли местное население.
Которое прекрасно жило на своем континенте, которому было, собственно, чихать на мнение пришельцев и на их указы, которому и на Бога чихать было – у него свои боги были.
И не просто так.
Что-то эти боги да значили.
Налийцы, так называли себя жители другого континента, сопротивлялись завоеванию. И весьма успешно. Но пришельцы были лучше развиты, у них было лучшее оружие, Эдория вообще слала войско за войском, давила, напирала, стремясь поглотить, проглотить как можно больше, собрать ценности – на алтари своим богам жители тех земель приносили изумруды и рубины… как тут устоять? Налийцы дрались отчаянно, но их было меньше, они были разобщены, да и предательство играло свою роль, и принесенные пришельцами болезни… А потом, когда поняли, что проигрывают…
Что-то они такое сделали. Магия? Да, до той поры магии, считай, не было. И церковь с ней серьезно боролась. Любой колдун, любая ведьма были обречены гореть на костре.
Так вот.
Верховный одро налийцев – не король, не жрец, но тот, к кому снисходят боги, тот, к чьим голосам они прислушиваются, воззвал.
И его услышали.
Наверное, так часто бывает. Долорес рассказывала девочке то, о чем говорили деревенские ведьмы. А эта публика многое передает из уст в уста, не доверяя книгам. Слишком уж лжива бумага. Слишком легко она горит…
Долорес рассказывала, что одро не вмешивался ни во что. Не имел такого права. Но эдорийцы в какой-то миг перешагнули черту. И в храм, в котором он находился, вторглись солдаты. Ворвались, словно дикие звери, чтобы уничтожить спасающихся там детей и женщин.
Может ли стерпеть такое человек?
Если он человек – не может. А если он – одро?
Тот, кого слышат боги?
Он воззвал – и ему ответили.
Боги услышали свою паству, и все, кто находился на старом континенте, увидели в небесах лик громадного змея. Страшного.
Жуткого.
– Вы хотели получить земли. Вы их получите.
Вы хотели получить золото. Вы его получите.
И платой станут жизни тех, кто проливает кровь моих детей. Их жизни – и все связанные! Да будет так!
Может, он имел в виду нечто другое.
Может – нет. Но то, что случилось…
Во-первых, единовременно умерли около миллиона человек на Старом континенте. И сколько-то на новом.
Те, кто ушли туда воевать – умерли все. И умерли те, кто был связан с ними кровью. Родители. Дети. Братья и сестры… по счастью – до второго поколения, а то бы вообще континент вымер. Эдория, считай, и вымерла.
Во-вторых, на новом континенте не осталось ни одного налийца. Они куда-то ушли.
Ушли сами, судя по тому, что и храмов не осталось, и ничего не осталось – с дирижаблей это смогли разглядеть точно. Тогда их еще могли поднять в воздух.
В-третьих, новый континент каким-то чудом очутился через небольшой пролив от старого. И завелась на нем такая дрянь…
Если бы не пролив – точно бы все вымерли к бесовой матери еще в первые сто лет! А так…
Человек – существо, приспосабливающееся к любым условиям.
Тем более что в мире появилась магия. Два источника, два потока, если их можно так назвать. Светлый и темный.
Светлая магия, как легко догадаться, была целительской. Вот с целительством получалось просто замечательно. А дальше… пока придумали, как преобразовать магическую энергию в механическую, пока догадались, как с ее помощью облегчить себе жизнь… понятное дело! Вот ты создал молнию.
А на фига? Что с ней дальше-то делать? В землю бухнуть? Да со всей дури, чтобы ошметки в разные стороны полетели? Очень полезно…
Вода… тут лучше, конечно, водопровод штука полезная. Но ведь не посадишь же мага в этот водопровод постоянно. Так что целительство, артефакторика, зарядка артефактов – да, безусловно. Светлый поток ни дня не сидел без работы.
И темный поток.
Сначала было церковь вякнула.
Потом там нашелся умный человек, имя которого сейчас частенько поминают в молитвах. Есть такое ответвление – боевые монахи.
Живут себе люди, сражаются с разной нечистью, а нечисти принялось много вылезать, никакого серебра не хватало… на новом континенте оно точно было! Золото, серебро, драгоценные камни… но ты поди, доберись! Вот их главой и был избран смиренный брат Томмазо из Астилии.
И достижений у него было много.
Именно брат Томмазо останавливал прорывы, именно он боролся с сектой Запретных, именно он остановил лхамаари…
Вот, в том бою и случилось…
Темный источник отлично помогает против темных же тварей. Когда прорывались к гнезду, были ранены все – и братья, и их предводитель… а в гнезде обнаружили нескольких детей. Любят эти твари человеческое мясо. Понежнее…
И даже вытащить малышню было некогда… отбиваться не успевали.
Дар открылся у одной из девочек. Хлобыстнуло так – лхамаари полегли, где стояли. Монахи были серьезно потрепаны, но и сами спаслись, и детей вытащили. А девочка…
Раньше бы ее сожгли.
Сейчас же…
Брат Томмазо грохнул кулаком по столу и сказал – учить надо! Такие способности, да не использовать?! А вы не враги ли, часом?
Так и появилась первая ведьма.
И первая боевая сестра.
Не все некроманты посвящали себя Богу, случались и такие, что пытались приручить нечисть к собственной выгоде, впадали в ересь… да много чего бывало.
Но Лассара веками стояли на службе короны. И предателей среди них не было.
А все равно – страшно.
Носителей темного источника проверяли вдвое чаще – им же проще обернуться ко злу, правда?! Не притесняли лишний раз, но приглядывали. Пусть и доброжелательно.
И это пугало. Так что в храм Антония входила с определенной настороженностью. Оглядывалась по сторонам, но ничего такого в нем не было.
Сводчатые потолки, расписанные фресками стены, Творец всего сущего, его святые…
Вот икона брата Томмазо.
Как живой… седые волосы, яркие темные глаза, черные брови, орлиный нос. Почему он?
Знак. Белая ряса – и на ней знак раскрытой окровавленной ладони. По преданию, когда творец спускался в мир, над ним решили подшутить – и протянули ему раскаленный гвоздь. Творец послушно взял его. А когда спросили: больно? Творец раскрыл ладонь, обожженную и кровоточащую, и сказал, что это – не боль. А вот сердце его за людей болит сильнее. С тех пор символ Храма – раскрытая ладонь, обагренная кровью.
А вот и…
Монах, который подошел к ним, был просто картинным священником. Иначе и не скажешь.
Белейшая сутана, седые волосы, падающие на плечи и спорящие с ней белизной, седая же борода, черные брови – и умный серьезный взгляд карих глаз. Кажется, это просто маска. Вроде как шулер иногда и таном представится, и пиджак с золотыми пуговицами наденет.
Вот и здесь.
Все видят белейшие одежды и участливую улыбку.
А что под ними?
Что внутри?
Антония решила глубоко не заглядывать. Целее будет. И преклонила колени, как полагается.
– Благословите, отче.
– Да пребудет Творец в твоей душе, дитя, – и уже ритане Розалии: – Я ежедневно молюсь за вашу семью, чадо. Все ли у вас благополучно?
– Отче Анхель, ко мне приехала племянница… к моему мужу, – чуточку скомкала рассказ ритана. Волнуется. – Я бы хотела, чтобы вы, с вашим опытом, с вашим умом, поговорили с девочкой. Антония, это отец Анхель. Отец Анхель, это Антония Даэлис Лассара.
– Лассара?
– Да, темный источник, – согласилась ритана Розалия.
Антония смотрела в пространство.
Не знаешь, что делать?
Не делай ничего!
– Что ж. Пойдем, дитя, я приму у тебя исповедь. Кто твой духовник?
– У меня его нет, – безразлично ответила Антония.
Интересно, сколько Араконы отваливают на храм, что ради них такие представления устраивают?
– Почему?
– Потому что моему отцу стало не до церкви, – тон Антонии оставался таким же ровным и невыразительным. – Когда умерла моя мать, он… заливал горе вином.
Как же не хочется это произносить. Больно!
Но – подавитесь, стервятники!
Антония отлично понимала, что никто ее из церкви просто так не выпустит, не рассмотрев, как интересную зверушку, не потыкав палочкой, не потормошив, и решила приоткрыть створки. Ни к чему ей интерес столь серьезной организации.
С церковью дружить надо. Особенно некромантам…
– Горестно слышать это. Последний потомок рода Лассара – и такое…
– Мой отец – не урожденный Лассара. Он принял эту фамилию ради моей матери.
Скажи еще, что ты об этом не слышал! Вся столица год гудела!
Священник не стал разыгрывать неведение.
– Да, прости, чадо. Это было давно, и подробности вылетели из моей памяти. Что ж, я буду рад исповедовать тебя. Ритана Розалия, вы…
– Я подожду здесь, отец. С вашего позволения.
– Да, конечно.
Полумрак исповедальни.
– Творец да пребудет в твоем сердце, дитя мое. Исповедуйся искренне и открывай свои грехи без страха – они останутся между тобой и Им.
– Да, отче.
Антония и отродясь не знала, что говорить. Поэтому священник мягко поправил ее.
– Правильнее отвечать так. Моя последняя исповедь была… когда?
Антония задумалась.
– Наверное, лет десять назад… или больше? Я не помню, отче. Простите.
– Правильно говорить так. Моя последняя исповедь была тогда-то. И у меня накопились грехи. А теперь можешь перечислять их.
– Мне сложно сказать, какие у меня были грехи. Наверное, они были, отче. Может, вы будете спрашивать, а я отвечать? Отец действительно не водил меня в храм. Ему было слишком больно, когда Творец забрал маму и братика.
– Ваш приходской священник не пытался с ним побеседовать?
Антония фыркнула. В исповедальне звук получился откровенно издевательским, ну так что же!
– Отче, мы – Лассара. И отношение к нашей семье… особое. Нас никогда не звали в храм, приходской священник опасался, что мы распугаем ему паству.
– Это грустно слышать, чадо. Тогда давай я буду спрашивать, а ты отвечай.
– Да, отче.
– Веришь ли ты в Творца, чадо?
– Безусловно.
– Творишь ли молитву ежедневно, с благодарностью…
– Нет, отче. Я верую, но молюсь редко.
– Не страдаешь ли ты грехом уныния, чадо?
– Регулярно, – призналась Антония. – Как мама умерла, так все и стало плохо… и сделать ничего нельзя. Когда такое случается, а папа начал словно нарочно убивать себя… мне было очень плохо.
– Обычно мы спрашиваем про ереси, про леность в молитве, про любовь к земному более, чем к небесному, чадо. Но здесь и сейчас спрашивать об этом бессмысленно. Это я рассказываю тебе на будущее.
– Благодарю вас, отче.
– Лассара всегда были верны короне. И церковь никогда не имела к ним претензий. Мне бы хотелось, чтобы так и оставалось впредь.
– Мне бы тоже, отче.
– Тогда продолжим. Допускала ли ты грех человекоугодия? Льстила, преклонялась, лгала, подличала, пресмыкалась перед человеком…
Антония задумалась.
– Наверное, нет. Вежливо себя вела. Старалась хотя бы. Пыталась не раздражать тетю и дядю, это верно. Но не пресмыкалась… хотя со стороны виднее.
– Я спрошу об этом у твоей тети. Любишь ли ты Творца превыше всего? Благодарна ли ты ему?
– Не знаю… любовь – это сложно. Отец из любви разрушил и себя, и мою жизнь… я не уверена, что хочу такую любовь.
– Творец никогда тебя не предаст, чадо.
Но и не поможет.
Слова так и повисли в воздухе, но вслух сказаны не были. Вместо этого Антония вздохнула.
– Грешна, отче.
– Понимаю… и не стану спрашивать о грехе неблагодарности Творцу. Не впадаешь ли ты в грех гордости или честолюбия?
– Было бы чем гордиться, отче, – горестно откликнулась Антония. – Выжить бы…
– Роптала ли ты на Творца в тяжкие минуты?
– Грешна, отче.
– Совершала ли ты грех клятвопреступления?
– Нет, отче. Такого точно не было. Я вообще никому не клялась и слова не давала.
– Уважаешь ли ты Храм, его святыни, праздники?
– Отче, сложно уважать или не уважать то, чего нет в твоей жизни. Как-то не получается у нас с Храмом…
– Понятно… тогда это пропустим. Не согрешила ли темными чарами?
– Вообще ни разу не пробовала, – призналась Антония. – То есть пробовала, не получилось, но это давно еще было, ну и бросила это дело. Наверное, у меня дар непроявленный, как у мамы. Ты тоже Лассара, но магией вообще не владела.
– Понятно… ты никого не убивала, чадо?
– Животных… живя в деревне, иначе не получится.
– Это не в счет. Но не людей.
– Нет! Отче, вы что?!
– Это вопрос, Антония. И не все на него так отвечают, как можешь ответить ты. Уж поверь.
– Простите, отче. Я не сообразила.
– Ничего страшного, так бывает. Помогаешь ли ты своим близким, участвуешь ли в их жизни…
– У меня нет близких. Отца похоронили.
– Не стремилась ли ты оборвать свою жизнь?
– Нет. Жить хочется.
– Не согрешила ли ты блудом? Плотской грязью?
– Я девушка, отче.
– Нечистыми помыслами?
– В деревне поневоле знаешь, откуда дети берутся, – усмехнулась Антония. – Но чтобы я… вот так… фу! Гадость!
Ей показалось – или святой отец тоже тихонько фыркнул?
– Не осквернила ли ты себя грехом воровства?
– Нет.
– Грехом мошенничества?
– Тоже нет, отче.
– Я выслушал твою исповедь, чадо.
– И?.. Я что-то должна сказать?
– Нет. Я должен наложить на тебя покаяние.
– И… как это должно выглядеть?
– Обычно человек должен сделать что-то для Творца, чтобы тот убедился в искренности его слов.
– Полы в храме помыть?
Короткий смешок в темноте исповедальни.
– Не так буквально, чадо. Твоим искуплением будет постижение того, что ты не узнала в детские годы. Я скажу об этом твоей тетушке и дам тебе несколько священных книг. Ты должна будешь их прочитать.
– И пересказать вам?
– Нет. Это не обязательно. Ты читаешь их не для меня, а для Творца. Это между Ним и тобой. Мне можно солгать, а Ему?
А Он меня ни о чем не спрашивал, – сердито подумала Тони.
– А нужно? Я прочитаю эти книги, если так… правильно.
– Конечно, правильно. Ты будешь жить в столице, ты будешь ходить в храм. Тебе это пригодится.
– Благодарю, отче.
– Словом и силой Творца, я отпускаю тебе твои грехи, чадо. Ты можешь идти, Антония, но я надеюсь видеть тебя в храме.
– Я… постараюсь, отче.
Девушка вышла.
Священник задумчиво посмотрел на сплетение виноградных лоз на решетке. В этом переплете были укреплены кристаллы, которые сигнализировали, искренен ли отвечающий.
Девушка не лгала. Пару раз недоговаривала, но это естественно.
Но – не лгала. Это хорошо.
Интересная девушка. Да и род Лассара… пожалуй, храм примет в ней участие.
Антония не знала, что сказал святой отец ритане Розалии. Но по выходе из храма тетушка посмотрела на нее более приветливо.
– Что ж, Антония. Теперь мы можем ехать домой.
Антония кивнула.
Ее руки отягощали три тяжеленные книги. «Молитвенник на каждый день», «Как вести себя в храме», «Посты, праздники, обычаи, ритуалы».
Отец Анхель оказался действительно умным человеком. Он дал девушке именно то, что ей было необходимо. Не абстрактный набор рассказов, а сборники с конкретными указаниями.
Как, когда, зачем, для чего…
Пожалуй, Антония будет ходить в храм даже с удовольствием. Это с дураками разговаривать тяжко. А с умным человеком – наоборот. А еще интересно – был бы отец Анхель так же благодушно настроен, не будь она – Лассара? Почему-то Антонии казалось, что эти два фактора взаимосвязаны.
Странно, правда?
В доме Араконов ее ждали две девушки в гостиной и шесть платьев.
М-да…
Нельзя сказать, что они были щедры. Но и что собрали вовсе уж потенциальные половые тряпки – тоже.
Паулина расщедрилась на три платья, но расцветки… палевая, темно-желтая и бледно-бледно-розовая попросту были не к лицу Антонии. Зато фасон был достаточно модным. Узкая юбка, лиф, скроенный так, чтобы подчеркивать грудь, модный квадратный вырез, три пояса к платьям. Было видно, что платья не из лучших, но и не из худших. И даже если они отобраны по принципу – на тебе, что мне не в цвет… ну так что же?
Нищим выбирать не приходится.
Альба расщедрилась на три платья, но разных фасонов. Юбка-клеш, рукава фонариком, светло-зеленый цвет, юбка-клеш, рукава с буфами, темно-синий цвет, и один костюм. Прямая длинная юбка, пиджак, блузка. Светло-серый.
– Я в нем выгляжу ужасно, – честно пояснила Альба. – Сливаюсь со стеной. А у Антонии глаза светлые, ей может подойти.
– Да, пожалуй, – согласилась ритана Розалия. – Девочки, вы умницы. И платья я вам обязательно закажу.
– Огромное вам спасибо, – тихо произнесла Антония. – Я очень благодарна… и за помощь, и за внимание…
Она действительно была благодарна.
Ее могли выгнать, могли не заниматься ее проблемами, могли… да много чего могли и сделать, и не сделать.
Вместо этого ее приютили, с ней возятся, а что намного меньше, чем с родными дочками… и что? Вы бы так же отнеслись к племяннице, которая свалилась вам на голову? Да еще которую вы ни разу в жизни не видели? Да и расстался ее отец с семьей не лучшим образом…
Антония могла оценить ситуацию правильно.
Ее не любили. Но делали, что должно. А мало это или много?
Время покажет!
* * *
Статуя Ла Муэрте утопала в цветах. Белых, чистых…
С неба бледным глазом смотрела полная луна. Смотрела и любовалась. Белизна цветов, белизна одежд, белая улыбка оскаленного черепа… улыбка смерти.
Кто-то сказал, что поклонение смерти обязательно сопряжено с кровью? Жертвами?
Но зачем?
Рано или поздно к Ней придут все. Так стоит ли отдавать часть там, где рано или поздно будет – всё? Вот и идут паломники, вот и несут то, что Ей может быть приятно.
Цветы смерти.
Асфодели.
Бывают иные жертвы, бывают. Но всегда добровольные. И не сегодня, о нет. Сегодня обычное богослужение, пришли те, кто сам захотел.
Пришли спокойно, ничего не опасаясь.
Церковь?
Они в курсе.
Не одобряют, но и не запрещают. Знают, что часть прихожан оказывают почтение и Ей, но также отлично знают, и что происходит на богослужениях. Предпочитают держать всех смутьянов в одном месте и под своим благожелательным присмотром. Ереси будут всегда, равно как и культы. Проще следить с самого начала, чем потом разгребать последствия. Несколько священников всегда приходят, и жрецу иногда кажется, что не просто так.
Они приходят не только контролировать.
Они приходят к Ней.
Богослужение простое.
Нет ни молитв, ни псалмов – к чему? Каждый молится в своем сердце.
Есть только дешевенькие лучинки, которые горят в темноте, и цветы. Возложи цветок, зажги лучинку – и жди.
Она догорит и погаснет. А ты можешь в это время молиться.
Что делает верховный жрец?
В каком-то смысле направляет мероприятие. Зажигает огонь в чаше, готовит алтарь, на который возлагаются цветы, первым опускается на одно колено… это – тоже различие. Во время официального богослужения все сидят и слушают священника.
Ла Муэрте не нужны долгие богослужения.
Ее помнят. Этого достаточно.
На всех присутствующих – белые плащи с широкими капюшонами. Не балахоны, нет… выглядит это впечатляюще.
Статуя с любовью смотрит на своих детей. Выглядит она, как скелет, одетый в подвенечное платье. Вечная Невеста.
Ла Муэрте.
Но разговор начался потом, когда жрец остался с самыми доверенными людьми, у алтаря.
Убрать остатки лучинок, сложить цветы, закрыть пещеру – благодаря противовесам широкий камень уверенно закрывает вход к статуе. Она откроется верующим только в следующее полнолуние.
– Сегодня одной из сестер было видение. В наш город придет Ее дочь.
– Ее дочь?
– Девушка, которая приближена к Ней. Ей угрожает опасность.
– Как ее зовут?
– Неизвестно.
– Где ее можно найти?:
– Тоже неизвестно.
– Мы что-то должны делать?
– Этого в видении не было. Она придет. Пока это всё.
– Что ж. Тогда подождем Ее слова. Но если это будет Ее дочь – она обязательно найдет дорогу сюда. Рано или поздно.
С этим были согласны все присутствующие.
Придет.
Как она узнает? Как ее узнают?
Ла Муэрте подаст свой знак. Просто так Она видений не посылает и с верующими не говорит. А опасность…
Будет видно. Жрецы не боялись. Опасность? Тем хуже для опасности. Они подождут знака[1]1
Культ Санта Муэрте реально существует в Мексике. Правда, там он считается сатанинским. В этой реальности к нему относятся чуточку лояльнее. – Прим. авт.
[Закрыть].
