Текст книги "Питбуль для училки"

Автор книги: Галина Чередий

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Глава 5

– Корнилов! – взвизгнула Лизка, ломанувшись навстречу. Слетела с крыльца камневского дома и понеслась на меня, а Шаповалов ей наперерез, но я отмахнулся от него. Небось не развалюсь.

Она запрыгнула на меня, что та мартышка на дерево, и я спрятал лицо в ее рыжих волосах, скрывая болезненную гримасу. Вдохнул. Вот кто бы знал, что так по этой дурынде соскучился. Прям домом от нее пахнет. Моей мирной новой жизнью. Хотя чую, с этой бесовкой ее можно мирной будет только условно назвать. Но все равно. Детей никогда не хотел. Даже не размышлял в эту сторону. А тут вперлось в мою жизнь это рыжее чудо-юдо, и вот что вышло. Мозги вроде как сами собой перезаточились на будущее с ее участием. Ни договоров вслух, ни формальностей, ни громких слов. Просто раз – и такой вот камень на моей шее, что ни капли и не тянет.

– Да слезь ты с него. Вот же кобылка здоровая! – заворчал Николай. – Больно же мужику.

– Больно? – всполошилась Лизка, тут же отлипая от меня. – Корнилов, ты раненый, что ли?

Засуетилась, давай сумку мою спортивную хватать, глазами шарит. Ну спасибо тебе, Шаповалов.

– Нормально все со мной, в дом давай веди.

– Вы что мне с Лизкой тут сделали? – шепотом спросил Яра за столом пару часов спустя. Посиделки были без Боева. По словам Шаповалова, того впору было переименовывать в Кощея, что вместо злата чахнет над своей карамелью и их недавно родившимся сыном.

– Совсем дурак дураком стал, – фыркнул Колян, на что Камнев только усмехнулся, буркнув «угу, погоди, какой сам будешь».

Роксана только что позвала Лизку помочь ей медвежат уложить, добродушно махнув рукой на чуть обиженное «а я?!» от папаши-гризли.

– А что не так? – удивился Камнев.

– А что так? Ни тебе джинсов рваных, ни стрелок до ушей, за столом сидит, молчит, ни одной гадости не ляпнет.

Мою ржавчину реально было не узнать. Вся прилизанная какая-то, окультуренная, футболка обычная, без патлатых рож рокеров, бряцалок, что на себе тонну таскала, и в помине нет. Ни одного бранного слова. Чудеса.

– Хм… – прочистил горло Шаповалов. – Я бы пояснил тебе причину волшебной метаморфозы, но ты ж на эту тему и слышать ничего не хочешь. Поэтому просто напомню тебе об очевидных вещах: любая особь женского пола имеет базовую потребность нравиться. А радикально меняют они себя и свой имидж, только когда хотят понравиться конкретной мужской особи, чей вкус, как им кажется, угадали.

– Ученый у нас Колян, особенно под коньяком когда, – хмыкнул Яр, разлив еще по одной, – но прав, однако.

– Да ну вас!

Спустя час, когда мы обсудили все рабочие вопросы в общих чертах, веселенького уже Николая приехала и забрала его заметно беременная жена Александра, которую он едва целиком не проглотил в «приветственном поцелуе». Глядя на них в окно, я в очередной раз осознал, до какой степени мне нужна женщина. Вот прямо край, аж в голове зашумело, а в паху окаменело. Может, надо было с ними в город напроситься, а не оставаться на ночь у Камневых. Скоро совсем соображать же перестану и буду перманентным стояком двери открывать.

Разошлись мы вскоре, и моя ржавчина увязалась мне показывать, куда меня ночевать хозяева определили.

– Ну, рассказывай, как дела у тебя? – спросил у Лизки, стягивая свитер через голову.

– Хорошо, – она чуть замешкалась с ответом. – Мы же завтра домой поедем, да?

Вообще-то, не стоит так сразу. Мне бы недельку на отрыв, так, чтобы гульнуть без оглядки.

– У меня еще дела кой-какие, Лиз. Погостишь еще несколько дней у Камневых, а? – спросил, не глядя на нее.

– Я скучала… – прошелестело за самой моей спиной, и вдруг Лизка обняла меня вокруг торса и прижалась губами сзади к шее. Тупое тело откликнулось на жар женского и вжавшиеся округлости, и я, охренев, шарахнулся вперед. Ступил неловко ногой с протезом, равновесие потерял и прямо рухнул на постель мордой вперед.

– Ты сдурела? – рыкнул, переворачиваясь. – Что творишь?

– А ты маленький, что ли, Корнилов? – набычилась девчонка мигом. – Тебе еще и объяснить нужно? Может, еще и инструкцию письменную накатать?

Она решительно подступила впритык и вдруг опустилась на колени прямо между моих коленей и уставилась на ширинку. А я развалился перед ней, ну чисто девка соблазняемая, прости господи!

– А ну кончай это! Херню удумала! – рявкнул я, резко выпрямляясь, и толкнул ее в лоб ладонью, вынуждая шлепнуться на задницу, и встал, отходя к окну. Вот это как я дожил до такого?

– А ты как будто слепой, Корнилов! Ты же умный и видел, что мне нравишься. Я люблю тебя, не понимаешь, что ли! Люблю и быть с тобой хочу!

– Охереть! Лиза, да в ум-то приди! Какое, к хренам, «люблю»?! Какое «быть»?!

Сука, на меня прям косноязычие от неожиданности напало. А больше еще от того, что никак *баную примитивную физиологическую реакцию не скрыть. Не про ее это честь, но стыдобища-то какая!

– Обычное, человеческое. Я не ребенок, Миша, увидь ты это, – и она вскочила и схватилась за край футболки, потянув ее с себя. – Я уже женщина! Совершеннолетняя к тому же!

– А ну стоять! – приказал, останавливая этот спонтанный стриптиз. – Дура ты совершеннолетняя! Чего себе навыдумывала? Какая, к чертовой матери, любовь? Ровесника вон найди и влюбляйся!

– А я тебя хочу!

– Лизка, кончай эту чушь нести! Марш в свою комнату и спать ложись!

– Нет! – Лизка топнула и кинулась на меня, будто избить собиралась, но я поймал ее за плечи и удержал на расстоянии.

– Миш, Миш, Миша-а-а! – гладила она меня по щекам. – Ну пожалуйста, я же люблю тебя!

– Господи, да что за хрень, Лизка! Я тоже тебя люблю, но не так же! И ты меня не так! Запуталась просто.

– Сам ты запутался! Задолбал со своей порядочностью! Говорю тебе – хочу тебя!

– Да откуда тебе знать, чего ты хочешь?

– Я не дура наивная!

– Ой, ну правда, что ли? А кто, дама многоопытная?

Лицо Лизки исказилось, словно я ее по лицу ударил. Сука, лишнее ляпнул, похоже.

– Так вот в чем дело? – перестала напирать и отступила она. – В том, что у меня не было еще ни с кем?

– Что? – обалдел я окончательно от такой интимной инфы и ее придолбнутого вывода. То есть я подозревал, что при всей ее напускной распущенности и самоуверенности на самом деле она дуреха невинная у меня, но не готов услышать все впрямую. Я в принципе не готов с ней на околосексуальные темы разговаривать.

– Я знаю, что мужику нужно, ясно? Знаю! И доказать могу! Могу!

– Лизка, все, баста, кончай! Тему эту закрываем раз и навсегда! Ты и я в этой плоскости – не бывать такому никогда!

– Да пошел ты! – зашипела она взбешенной кошкой и вынеслась из комнаты.

– Фу-у-ух! – выдохнул, ощущая себя так, будто на мне только что поле перепахали. И сердце еще барабанит, нервы звенят, член гудит, паскуда. Ему же, дубине безмозглой, все равно. Живое тепло, мягкая кожа, женское тело рядом было. Тьфу, ну чисто как животное стал! Вот что воздержание с мужиком делает.

Быстро натянул спортивный костюм и вышел из комнаты. Внизу в гостиной наткнулся на Камнева.

– Я знаю, вы мне говорили, – огрызнулся я на его пристальный тяжелый взгляд. – Пойду побегаю. И я поводов никогда не давал!

– Угу.

– Она сама не понимает, что говорит.

– Угу.

– Ей просто нужен близкий человек, и она думает, что если вот это все, то я ее не брошу. – Ну, бля, наконец-то у меня мозги заработали.

– Угу.

– А я и так не брошу.

– Ну вот это ей все и скажешь. Беги давай.

Я и побежал. Улица поселка с фонарями быстро кончилась, и я попер нервы успокаивать по гравийке, хоть и все неровности покрытия отдавались лишней болью. Но она закончилась раньше, чем в моей башке бурлить хоть немного перестало. Уже собрался повернуть обратно: бегать по лесу в такой темнотище, после дождя, даже без проблеска луны – тот еще поиск проблем на свою жопу. Но тут услышал, что кто-то рвет движок, явно буксуя. Пойти помочь, толкнуть, авось поднапрягусь и пар выйдет?

Пока шел, обходя лужи на убитой дороге, буксовать машина перестала. Сдались? Какого только понесло сюда в такую погоду? Глаз, что ли, нет, что все трындец как раскисло? Точно какие-нибудь дурные влюбленные. День у меня, смотрю, на них урожайный, сука.

Вздрогнул, уловив какой-то странный звук. Хотя чего там странного. Женский плач, даже скорее уж вой. Перешел с шага на бег. Похоже, не влюбленные. Неужели кого-то силой… За*башу, тварь!

Вылетел на тачку, застрявшую в колее. Светлый «Ситроен», точный цвет не разобрать, номеров не видать – все грязью уделано. Окна запотевшие, но я, прижавшись лбом, прежде чем ломиться, сумел-таки разглядеть девушку. Одну. Согнулась над рулем и ревет. Вот же бестолочь, вперлась и нет бы помощь идти искать, так села и воет. Баба, чего с них возьмешь. Постучал в окно, и она вскинулась, перепугалась.

– Девушка, помощь нужна? – спросил для проформы. Чего тут спрашивать, и так понятно, что нужна.

Не церемонясь, распахнул дверцу. И мне в башку тут же ее ароматом и взглядом таким сокрушительным ба-бах! влетело, что я чуть в ту лужу и не сел, где стоял. Как по коленям кто бревном врезал, и еще одно бревно в штанах образовалось. Да что на хер за напасть-то такая со мной? Совсем из человека разумного в членоголового дебила превращаюсь!

Глава 6

– Вы кто? – сипло после рева и с перепугу спросила у незнакомца, старательно щурясь в темноте. Силилась рассмотреть и понять, видела ли я этого громилу среди гостей Свана.

Мужчина был высоким, мощным, но совершенно не грузным. И какого-то черта бродил в темноте в лесу.

– Михаил Константинович Корнилов, – ответил он так, будто представляться полностью ему не привыкать. – Как угораздило застрять? Разве не видели, какая дорога и погода?

Спрашивал таким строгим тоном, что внутри все дрогнуло. Или это что-то иное?

– Михаил Константинович… – повторила я на автомате. – Я… не видела.

Неслась не глядя, уходя от померещившейся погони, в действительности сбегая от унижения и причиненной боли.

– В смысле? – Мне не было видно в темноте, но подумалось, что он сильно нахмурился. И зачем-то захотелось рассмотреть его лицо. Пока относительно четко видела только его подбородок. И очертания нижней губы, отчего невольно прикусила свою.

– Не важно, – мотнула головой. – А вы зачем здесь? То есть… вас за мной послали?

– Никто меня никуда не посылал, – буркнул он таким тоном, как будто на самом деле еще как послали, причем совсем не за мной. – Выяснять будем кто-зачем-куда или из колеи тачку вытаскивать? Привод передний?

– Что? Я не…

– Понятно. Так, я сейчас соберу ветки потолще и под колеса намощу, чтобы зацепиться было за что в первый момент. Газовать будете, как только скомандую.

– Не буду, когда скомандуете, – пробормотала, все еще пялясь на него неотрывно.

– Это почему? Предпочитаете вежливые просьбы вместо команд? Я могу и командовать вежливо.

У меня от каждой его фразы и так-то колючие мурашки множились, но после последней, сказанной с каким-то подтекстом и едва уловимой насмешливостью… или поддразниванием… Я рехнулась? Мне почудился намек на флирт? Нет, черт возьми. Мне не почудилось. Это не он со мной флиртовал, это у меня вдруг что-то в голове стало происходить. Что-то, чему не место в разуме замужней женщины, в чем я была твердо уверена. Еще несколько часов назад. Что я бы отвергала, отрицала, осуждала бы. Всегда. Но не сейчас. Не после той безобразной сцены в проклятой бане. Я смотрела на темный силуэт склонившегося над моей дверью почти незнакомца Михаила Константиновича Корнилова и не гнала видение того, как он протягивает руку, обхватывает мой затылок, наклоняется и целует. Меня. Я не запрещала его себе. Только внезапно гадала, как это будет на вкус, с какой интенсивностью. Каким может быть поцелуй другого мужчины. Того, кто не мой муж. Осознавала, насколько это неправильно, недопустимо, порочно. Это же как месть, как мерзкая компенсация. Низко, мелочно, ничего не исправит, только добавит еще больше грязи в мой брак. Только теперь в ней буду и я. А есть ли этот брак уже?

– Не заводится, – ответила, тряхнув головой в попытке прогнать этот морок.

– Кто? – А вот теперь это уже совершенно точно то самое. Дразнящая, провокационная нота в простейшем вопросе. И я увидела его губы, слегка кривящиеся в усмешке. В горле пересохло. Грудь почудилась тяжелой, слишком чувствительной, мышцы бедер непроизвольно напряглись.

– Не кто, а что. Машина больше не заводится.

– Хм… позволите? – он жестом указал на руль, явно намекая освободить ему место. Я что, серьезно собираюсь позволить залезть ко мне в салон чужому человеку, здоровенному мужику? Ночью? В лесу? Ой, а вот замысли он худое, мое разрешение или запрет прямо-таки ему хоть куда-то вперлись бы! Как будто, будь он маньяком, меня бы спасло, если бы заперлась в салоне. Мало ли что делал человек в лесу.

– А вы, позвольте узнать, что здесь дел… в смысле, как оказались?

Мужчина шумно выдохнул, я его, похоже, достала.

– Я бегал. Люди это делают иногда, знаете ли, спорт и прочие причуды. Конкретно здесь я оказался, потому что услышал, как вы движок свой насилуете, буксуя. Решил, помощь нужна. Но теперь вижу, что не особенно. Вам просто поговорить было не с кем, да?

– Мне помощь нужна.

– И?

– И? – Божечки, я, как какой-то попка-дурак, только и делаю, что повторяю за ним.

– Двигаться будем, красавица?

– Да, конечно, – опомнившись, я быстро перебралась на пассажирское сиденье, и Михаил занял мое место. Пружины скрипнули чуть испуганно, принимая вес его крупного тела, а я была вынуждена снова сглотнуть пересохшим горлом, когда его аромат наполнил салон. Он пах… силой. Да, именно так. Сильное мужское тело, которое только что трудилось физически. Потело. И это нечто совершенно иное, нежели просто пот от жары. Этот запах был… вкусным. Мне захотелось влепить себе оплеуху.

Мой спаситель повернул ключ, и мотор завелся. Раз – и все. Загорелись все лампочки на приборной панели, что до этого не подавали признаков жизни, и даже неожиданно вспыхнул тусклый свет в салоне, потому как дверь все еще была открыта. Михаил повернулся ко мне весь и склонил голову набок, уставившись пристально в лицо.

– Заводится.

– А… а у меня нет.

– А у меня – да. Заводится. Все и сразу.

– Вы думаете, я этого не вижу? А у меня не заводилось.

– И часто?

– Что?

– Проблемы подобного характера.

– С машиной? – Ну а с чем же еще? Очнись, Лена!

– Ну, допустим, с ней.

Очень интеллектуальная, наполненная глубоким смыслом беседа. Особенно если учитывать, что мы смотрели друг на друга в упор. И со мной от этого визуального контакта происходило нечто дико пугающее. В сознании будто взвыла тревожная сирена, заморгала красная лампочка предупреждения, но все это стремительно стало отодвигаться на задний план, в то время, как все мое внимание захватывал жадный, буквально осязаемый взгляд Михаила, медленно скользивший по моему лицу от глаз к губам, вниз до груди и так же неторопливо назад. Он трогал меня глазами, клянусь, впервые в жизни я ощущала подобное, и это шокировало интенсивностью воздействия. Я знаю, что такое раздевающие взгляды, знаю, какими бывают откровенно похотливые. Этот был тоже таким… но другим. Другим и, судя по всему, заразным. Бывает, смотришь, как кто-то пьет, утоляя сильнейшую жажду, и вдруг тоже хочешь, хотя вроде бы и не испытывал нужды в воде секунду назад. Вот и я сейчас. Ловила то, как все отчетливее трепещут его ноздри, как ускоряется, тяжелеет его дыхание, и мое собственное подстраивалось под этот ритм. Пульс разгонялся, кожа грелась, внутри зарождалась такая уже почти позабытая вибрация желания. Господи, я уже действительно, кажется, и позабыла, как это – испытывать его адресно. Не просто как постоянную абстрактную неутоленную и старательно игнорируемую потребность. А как созвучие такой же потребности в своем партнере.

– Первый раз, – произнесла, чувствуя, что во рту окончательно пересохло, а в груди ноет-ноет.

– Первый?

– Да. – А мы о машине или уже совсем не о технике?

Осознание, что же происходит и что действительно чувствую, напугало, и я подалась назад, врезаясь затылком в стекло.

– Так что, план в силе? – голос Михаила сел и огрубел. – Палки под колеса. Я толкаю, вы газуете.

– Меня Елена зовут. И можно на «ты».

– Можно. Это хорошо, когда можно.

Он покинул салон, предварительно опустив стекло, а я перебралась быстро обратно и замерла, застигнутая врасплох новой волной запретных ощущений. Сиденье хранило его тепло, и это снова воспринималось как прикосновение, даже объятие. Господи помилуй, да что же это такое-то?

– Ну с богом, Лена. Давай! – громко сказал Михаил минут через десять, во время которых он появлялся и исчезал, как призрак, кружа у машины.

Подняв целый шквал грязных брызг, я таки выскочила из ямы и закричала от радости. В этот момент сверкнула молния и загрохотало. Я распахнула дверцу, оглядываясь.

– Михаил Константинович, садитесь скорее в машину! – крикнула я. – В грозу быть рядом с деревьями опасно, а в автомобиле можно.

– Да куда же я полезу, весь в грязи.

Точно, он же сзади толкал, окатило, небось, с ног до головы.

– Да ерунда какая, я все отмою, – отмахнулась я и ляпнула то, от чего сама замерла в изумлении: – Ну или снимите костюм.

– Ну или сниму, – согласился он и занялся избавлением от одежды. – Но тогда некоторые вещи станут очень уж очевидными, и, надеюсь, ты к этому готова морально.

– Что?

По крыше затарабанил ливень, хлынувший сразу стеной, и я не могла его видеть до тех пор, пока он не распахнул дверь и не нырнул в салон. В одних трусах. Я отвернулась, уставившись в лобовое стекло так резко, что даже в шее что-то хрустнуло. Но это мало чем помогло. Мимолетного взгляда хватило, чтобы вид его мускулистого голого тела словно отпечатался на сетчатке, и сколько ни моргала, никуда оттуда не девался.

– Обратно ехать не вариант, здесь не развернуться. Вперед потихоньку. Может, хоть на открытое место выберемся. Не хватало еще, чтобы дерево какое на тачку завалило ветром.

– А если опять застряну?

– Со мной не застрянешь, Лена.

Послушавшись его, я на черепашьей скорости поехала вперед, щурясь в попытке рассмотреть хоть что-то за стеной дождя.

– Во! Гляди, там озеро или речка вроде!

Я еще ничего не видела, но спустя полминуты блеснула очередная молния и действительно отразилась в водной глади. Река.

– Все, тормозим. Можем попробовать тут развернуться и назад, если ты, конечно, хоть чуть дорогу знаешь.

– Не знаю. Совсем.

– Тогда есть разумное предложение дождаться утра и уже при нормальной видимости двигаться. Ясное дело, что населенный пункт совсем рядом, но, если поворотом где ошибемся, есть вероятность еще больше заблудиться. Ну или я могу сходить в поселок за помощью.

– Что? Нет! Не нужно никуда сейчас идти!

Дождь прекратился столь же внезапно, как и начался. Я все так же сидела, как замороженная, уставившись перед собой. Но это никак не меняло того факта, что я ощущала присутствие Михаила рядом все интенсивнее. Воздух между нами словно становился гуще, горячее, тяжелее, окутывая и замыкая в одно общее пространство.

– Лен! – хрипло позвал Михаил, и все мои усилия отвлечься, не думать, взять под контроль чокнувшееся либидо испарились бесследно от того, как прозвучал его голос. Голос откровенной нужды. Жажды. Той самой. Неимоверно заразной. – Бояться нечего. Не меня. Только если сама хочешь.

– Я не… – замотала головой, зажмуриваясь. Разве можно так? Это что ж такое, а? Разве не должны люди к этому как-то прийти? Симпатия, общение, притяжение, сближение… Это же нельзя, чтобы руку протянул и взял. Без разговоров, без моральной подготовки… или можно?

– Вас понял, – отрывисто бросил Михаил и порывисто распахнул дверцу.

Я проводила глазами его широкую спину и неожиданно опять испытала что-то вроде паники. Только теперь от того, что упускала нечто. Возможность узнать, познать. Которой может никогда больше не быть. Скорее всего, не будет.

Выскочила из салона, мысленно обзывая себя дрянью распутной. Михаил присел у берега и обмывался, черпая воду.

– Я хочу! – не сказала, от нервозности почти выкрикнула и отвернулась, испугавшись своей смелости. Ну вот и все. Отступать поздно.

Глава 7

Удержаться от того, чтобы не взлететь от ее «я хочу!», как от выстрела стартового пистолета, было, сука, подвигом каким-то. Из тех, что ни за что повторять не хочется. Два слова, а меня от макушки и до яиц прошило, аж зубами скрипнул от мгновенной судороги в промежности. Животина, ты, Корнилов, ой животина, от похоти ох*евшая вкрай. Прямо-таки ломая себя, я облился еще, окончательно смывая грязь, и поднялся, даже не ощущая боли в культе. Заметила она? Может, и так. Может, нет. Но какая теперь разница? Я вот заметил тонкий ободок обручалки на ее пальце. Замужем. Остановило это меня? Ни-хе-ра. В самый первый момент так, чуток притормозило. Но только уткнулся взглядом оголодавшим в ее припухшие после плача губы, ключицы эти, тонкие до хрупкости, рассмотрел – и поровну стало. Перестало это иметь значение. Как и многое, многое другое. До какой степени скотство – тянуть лапы к чужой женщине. Как она тут оказалась. Почему одна. Кто такая в принципе. Кто придет отрезать мои яйца за то, что трону. Еще как трону, так истрогаю, что места, моими пальцами не обожженного, на ее коже не останется. А прийти кто-то должен. У такой, как эта моя-на-прямо-сейчас Лена, обязательно должен иметься кто-то, готовый горло рвать за нее любому. Не может не быть. Носи она мое кольцо, я бы еще как пришел. Хотя нет. Я бы хер допустил, чтобы рядом с ней вот так кто смог оказаться. Я бы, бл*дь, яйца самцам вокруг чикал в качестве превентивной меры. На всякий. Даже зареванная, с размазанной тушью, отвечающая нормально через раз и в костюме, плюшевом, похабно-розовом, с блестяшками, смотревшемся на ней чем-то инородным, она выглядела каким-то, мать его существом не от мира сего. Тут и в этом всем по какой-то причудливой ошибке, в силу невероятного стечения обстоятельств оказавшейся. Инопланетянка высшей утонченной расы на мою озабоченную башку. Эдакое создание едва ли с человеческой природой, что всматривалось в меня так забавно, беззащитно как-то щурясь, явно не только из-за недостатка света, но еще и из-за плохого зрения. Рассмотреть пыталась меня, но открывалась при этом сама вся. Все как на ладони. И то, что среагировала на меня, как и я на нее, на пустом месте – и мигом оба в жаре. И что боролась с этим, шокированная происходящим. И хотелось ее внезапно так, что аж багровой мутью в голове то и дело все подергивалось и крышняк косило из стороны в сторону, так и норовя сорвать совсем, освобождая уже от всяких уз цивилизованности и вменяемости. Я и из тачки вывалился от греха подальше, потому что это ее «я не…» – пустой звук, когда у самой соски торчат, мне глаза в кровь режут, и бедра, она не замечает как, сжимает. Еще пара секунд – и похрен бы стало на все «не». Нанизал бы на себя, как бабочку, и кричи-бормочи что хочешь, Лена. Уж я бы позаботился, чтобы как раз «не» там было только как «не останавливайся».

Но ты сама, сама. «Я хочу!» Налетел на нее, стоящую спиной, съежившуюся, перепуганную собственной смелостью. Втер практически в бок тачки, размазывая под собой, ныряя с ходу ладонями под одежду, сразу к голой коже, обжигая холодом еще мокрых рук. Я тебе, глазастая ты потеряшка, одуматься, назад сдать не дам. Она шокированно вскрикнула, дернулась, но я только стиснул сильнее, сразу, без реверансов вжимаясь стояком в ее поясницу. Ртом, открытым жадно, прошелся везде, куда попал: висок, скула, мочка уха. Будто мордой в лето окунулся. Пахнет медом, слезами, липой, дождем, похотью моей, что уже никаких краев не видит. Уже на свободе. Снесло. Лизал, кусал, целовал шею, зарывался в волосы, урча, что тот кот, от жадности над беспечно угодившей в мои лапы жертвой. Захапал в ладони груди, спихнув со своего пути лифчик, тискал, наглаживая пальцами съежившиеся в камушки соски и толкаясь сзади. А она, все еще зажатая, замерла, как зверек в западне, подо мной. Дышит так, будто вот-вот задохнется. От паники? От возбуждения? Должно иметь значение, но нет. Но уже не остановиться. Она позволила. Сама. И я возьму. Сколько смогу. Наткнулся лицом на проклятые тряпки.

– На хер все это! – захрипел и, схватив как попало, содрал с нее все через голову и швырнул на капот.

Лена всхлипнула, взвиваясь на цыпочки, а я обхватил ее вокруг талии, фиксируя, снова загреб второй рукой упругую плоть, уткнулся лицом в изгиб шеи. Приподнял чуть и перенес, как куклу, не прекращая и на полвдоха терзать кожу ее шеи и плеча, дурея от вкуса, аромата. Развернул и бесцеремонно, но мягко толкнул в грудь, вынуждая откинуться на капот на свою же одежду.

– Михаил… – нервно выдохнула Лена, рванувшись назад, оперлась на локти. Что ж ты никак не отпустишь себя, девочка? Решилась ведь, так давай, полетели.

– Замри! – рыкнул, наверное, грубовато и подхватил ее под колени, роняя обратно, лишая возможности вскочить.

– Миша, я немного не…

Не готова? А ты и не готовься, не держи себя, все равно все будет.

– Я вижу, – оборвал, не тормозя ни на секунду, не давая ей думать и замерзнуть, и так же рывком освободил от штанов разом с трусами, оставив те болтаться на одной тонкой лодыжке. Развел ей колени, разок всего лишь мазнул взглядом по открывшемуся виду и, преодолевая жалкое сопротивление, накрыл собой. Проклятый обрубок отозвался режущей болью в таком положении, да только плевал я.

Лена не оттолкнула и самую малость не боролась, во вдохе только просквозило вроде как разочарование. Уже считаешь меня скотиной, что все себе и для себя? Не торопись с выводами, инопланетянка, в моих планах нет посрамить земных мужиков в глазах всей вселенной. Любовник из меня сейчас, конечно, говно полнейшее, потому как уже и так яйца – камни, член колом, выдержка на минус сотом уровне, прижало так, что за малым зубы не лязгают от нетерпячки. Бывало, что хотелось мне в жизни сильно. У любого нормального мужика бывало. Но чтобы так… Иллюзий нет. Засажу и приплыву. Так что, милая, девушки вперед.

Добрался, наконец, до ее рта, захватывая его сначала нахрапом, завоевывая. Напирал, оглаживал языком, вынуждая открыться. Попробуй меня, маленькая, и дай мне попробовать тебя. Лена осторожно, словно я зверь неведомый, положила ладонь мне на затылок, тонкими пальцами скользнула по коротким волосам и только потом впустила. Выдохнула тихонько, отвечая, позволяя безмолвно уже сразу и все, поддавая жару мне в и так полыхавшее нутро. Вино сладкое на вкус, а в бошку лупит как спиртюган на голодный желудок. Повело так, что как и не забыл, что ей сначала надо, не знаю. Оторвался от губ, чтобы совсем не перемкнуло. Уставился в лицо ей, в глаза, большие, пьяные, охреневая. До чего же красивая, зараза. Лена-Лена, ты, видно, компенсация мне какая-то от сучки-судьбы, и я эту компенсацию всю до донышка выберу. Жрал-облизывал-целовал ключицы, между грудей, что в мои лапы уложились, идеально наполняя, сдвигал их, прихватывая, царапая зубами соски. И девочка моя со звезд поплыла-таки. Застонала робко, заерзала, за плечи цепляться, гладить стала. Не так и много надо, да, будь ты хоть миллион раз не от мира сего? Да только все, понесло меня, и малым ты не откупишься, не накормишь земную зверюгу, голод которой растравила. Все тиская ее грудь, прошелся ртом по ребрам, вниз к пупку. Нырнул языком, оцарапал зубами бедренные выпирающие косточки.

– Миш! – всхлипнула Лена, вскидывая голову. Живот втянула бедолажка перепуганная и ноги попыталась сдвинуть. Нет, девочка, не пойдет. Ты позволила. Сказала «я хочу!» Теперь, значит, как я хочу. А я хочу тебя сожрать. Хочу, чтобы на язык мне кончила, и я это выпью до капли, а потом уж оторвусь.

– Тихо! – не позволил ей свести колени, опускаясь еще ниже, прикусил мягко кожу на гладком лобке.

– Миша, мне не над… – Да смотри, какая ты неуемная-то!

– Мне надо! – отрезал, подхватив под коленями, и вздернул выше так, чтобы опиралась только на лопатки, и присосался сразу, вталкивая язык между мягкими, бархатистыми губами, нашаривая с ходу им ту самую волшебную, выключающую у баб все их «не надо» кнопку.

Спасибо одной замечательной «учительнице» из моего прошлого. Была у меня давным-давно, в бытность еще курсантом-девственником, дама постарше с особыми вкусами. Традиционным сексом она не занималась от слова вообще, практикуя исключительно взаимное оральное удовлетворение, так что девственности в привычном понимании я с ней не лишился, но приобрел весьма полезный опыт довести женщину ртом до вершины в считанные секунды, если есть необходимость. А сейчас не то что необходимость была, а п*здец какая крайняя нужда. Бл*дский обратный отсчет пошел, гонка на скорость. Я доведу Лену до финала быстрее, или она меня своим вкусом и реакцией. Как только нашел то самое волшебное местечко, ее так разметало-затрясло, что приходилось впиваться в ее бедра, чтобы не слетела с капота. Дугой высоковольтной вскидывается, прям на голову встает, обратно падает, стонет в голос, плачет, руками шарит-мечется-хлопает, пятками меня колотит куда придется. Сокращается внутри и течет-течет! Будто нарочно для меня, от жажды столько сдыхавшего, так щедро.

– Миш-Миш-Миша-а-а! – заскребла ногтями по металлу, головой замотала. – Божечки, помоги!

Нет, девочка, это я тебе тут помогаю, а ты меня, зараза отзывчивая, убиваешь к хренам.

– Не-могу-не-могу!

Еще как можешь. Уже почти там. Мне по языку, губам прямо ручьем потекло, дрожью мелкой бедер ее, сжатиями внутри прострелило всего, криком Лена захлебнулась, давая мне отмашку. Все, мне теперь!

Выпрямился, скалясь, как зверь, от мучительного предвкушения, сжирая глазами то, как же ее колбасило. Перевернул ее, еще всю содрогающуюся, дернул к себе, подхватывая под животом. Встал поустойчивее – и на себя, в нее. Всадил, протолкнувшись с лету до корня, до пошлого кайфового шлепка под Ленкин беспомощный вскрик, а она – огонь, мокрый пламень, лижет там, жмет жадно всего. Замолотил, рывками натягивая на себя, не соображая больше, не щадя ни себя, ни ее. Она опять в крик, в стоны протяжные, добивая меня, как будто и так не на краю уже был. В башку как шар пламени влетел, вышиб мозг, хлынул по позвоночнику к яйцам и вырвался из тела кайфом и болью, от которых сам хрипел как при смерти, кончая чуть не целую вечность. Навалился на дрожащую в отголосках своего оргазма Лену, и дергало и дергало от промежности по всему телу сладкими волнами. На хер воздержание! Так и сдохнуть недолго. Не юноша ведь кончать так, что чуть башка не оторвалась, как мотыляло всего. Так что…

– Хорошо, но мало.