Текст книги "Кровавая паутина"

Автор книги: Гагик Саркисян

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 4 страниц)

Картина вторая

Иуда разговаривает по телефону.

ИУДА. Да… Он интересовался картиной «Кровавая паутина»… Они остановились в отеле «Националь»… В двадцать первом номере… Номер оплачен до пятнадцатого… Да… Каждое утро, в шесть он делает ей укол… Да… Они улетают в Америку пятнадцатого в 11.00… Художник ждет его прихода ночью… Если разрешите, я вам позвоню сам… (Вешает трубку.)

Картина третья

Весна. Утро. Кремлёвские часы бьют три раза. Художник стоит на балконе своей спальни и смотрит на Москву-реку. Часы Кремля бьют вторично.

ХУДОЖНИК. Значит, Мона жива… Минуту назад кремлёвские часы пробили три раза. Теперь они снова бьют, словно кто-то исправляет время. Или мне кажется, что его надо исправить… Москва-река… Даже её они умудрились превратить в сточную канаву…

К особняку подходят ВИКТОР, ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА и ПИСАТЕЛЬ. Они пьяные. Виктор звонит в дверь. Он не хочет ждать ни секунды, пока ему откроют, и громко стучит в дверь.

ХУДОЖНИК. Виктор, не стучи. Всех разбудишь.

ВИКТОР. Доброе утро, отец.

ХУДОЖНИК. Доброе утро… Писатель, когда вы работаете?

ПИСАТЕЛЬ. Маэстро! Я живу!

ВИКТОР. Он прост, у него нет комплексов.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Здравствуйте, папочка!

ХУДОЖНИК (Виктору). Кто это? Опять новая?

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Ах, я у тебя не первая?

Виктор стучит в дверь.

ВИКТОР. Черт возьми! Я уверен, что Иуда притворяется. Он не спит, он просто не хочет открывать.

ХУДОЖНИК. Не стучи.

ВИКТОР. Тебя я всё равно не разбужу никаким стуком.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Папочка! А почему вы не спуститесь и не откроете нам дверь? Это было бы так восхитительно.

ВИКТОР. Тс-сс.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Никаких «тс-сс». В тишине я плохо слышу. Вы слышали, папочка? Часы Кремля пробили дважды одно и то же время! Говорят, что когда заседала тайная вечеря апостолов, черт звонил в колокол, пока кто-то кого-то не предал и не зарезал. Интересно, кого это там в Кремле предали или зарезали. Но партийным монстрам не привыкать. Они только этим и занимаются. И всё-таки, зачем это они, папочка, часы переводят?..

ВИКТОР (стучит в двери). Сокровище, помолчи.

ХУДОЖНИК. Виктор! Что это значит?

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Папочка! У вас дома найдется бутылочка «Экстры»?.. Что вы молчите, папочка? У вас есть русский национальный напиток? Водка у вас есть, папочка?

ВИКТОР (колотит в дверь). Если Иуда не проснется, значит, у него вытащили ребро.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Это именно тот случай, любимый. В нашей стране вытащили ребро из Иуды, а не из Адама. Иначе откуда бы появилось столько доносчиков. Папочка, правильно я говорю?.. Мы хотели переделать мир на манер Иуды?.. Любовь Иуды… Фу, как это отвратительно… Вдруг к тебе в постель залезает Иуда. Ты ему говоришь – не надо, не надо, Иудик! А он тебе говорит – надо! Ну, подумайте, папочка, где же тут нравственность?..

ХУДОЖНИК. Иуда идет.

ВИКТОР. Наконец-то.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА (Художнику). Вы с нами выпьете чашечку кофе?

ХУДОЖНИК. Виктор, поднимись ко мне.

ИУДА (открывая дверь). Вы сказали, что взяли с собой ключи. Простите, я вздремнул.

ВИКТОР. Я успел их потерять. Но если бы твой библейский предок дрыхнул так же, как ты, сейчас не было бы проблемы концлагерей.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Какой у тебя чуткий сон, Иудик!

ХУДОЖНИК. Виктор, я тебя жду.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Вместе со мной? (Посылает воздушный поцелуй Художнику.)Сейчас я чуть-чуть пьяна. Но – чашечку кофе, и я могу повторить свою жизнь сначала!

Виктор и Эстрадная Певица вошли в дом. Иуда пока не закрывает дверь, ожидая, когда войдет Писатель. Но Писатель вдруг разговорился со знаменитым Художником.

ПИСАТЕЛЬ. Я не думал встретить вас так рано, маэстро!

ХУДОЖНИК. Я тоже. Что это у вас за книга?

ПИСАТЕЛЬ. «Власть примитива – феномен XX века». Бестселлер. Вся прежняя философия – это старьё, маэстро. Старьё!..

ХУДОЖНИК. Люди придумали, а справиться с этим не могут…

ПИСАТЕЛЬ. Что они придумали?

ХУДОЖНИК. Они придумали себя другими. Другими… Но они такие, какие они есть… Гойя, Брейгель, Босх – вот что такое люди. Какими их увидели эти художники… Но не Рафаэль, понимаете, не Рафаэль…

ПИСАТЕЛЬ. Маэстро, но ведь ваша юность…

ХУДОЖНИК. Почему вы всё время хотите узнать про мою юность?

ПИСАТЕЛЬ. Не знаю. Мне кажется, что я хочу что-то узнать про себя. А спрашиваю у вас… Всё надоело… Собачий лай, проволока, концлагеря, сумасшедшие дома, пули в затылок… Соловки, Катынь – повсюду раскапывают новые захоронения. Это же черт знает что. Словно это была не страна, а какой-то бандитский притон. Какую газету не откроешь… Всё надоело. Сколько можно.

ХУДОЖНИК. Можно. Они с этого начинали.

ПИСАТЕЛЬ. И это говорите вы?

ХУДОЖНИК. Боюсь, что у людей уже осталось мало времени, чтобы узнать подробности этой кровавой паутины, которую плетет примитив…

ПИСАТЕЛЬ. Маэстро, но сейчас весна, апрель. Птички поют.

ХУДОЖНИК. Как эти птички называются – воронами?

ПИСАТЕЛЬ. Маэстро, вы больны. Вы лечитесь в Кремлёвке? У вас плохие врачи, маэстро.

Из окна высовывается обнаженная Эстрадная Певица.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Эй, Писатель! Ты собираешься ко мне в постель?.. Отпустите его, папочка… Эй, слышишь, иди сюда… Какого черта, отобрали меня у других мужиков, а сами разбежались. Папочка, я думала, что он напишет обо мне роман… Писатель! Где «Экстра»? Я требую «Экстры»…

Писатель входит в особняк. Иуда закрывает двери.

Картина четвертая

Гостиная. Виктор, Писатель, Иуда.

ВИКТОР (Писателю). Иди к ней.

ГОЛОС ЭСТРАДНОЙ ПЕВИЦЫ. Мужчины!

ВИКТОР. Иди, она мне не нужна.

ПИСАТЕЛЬ. Я еще хочу выпить.

ВИКТОР. Там, у нее в комнате есть.

ПИСАТЕЛЬ. Ну, тогда о'кей! (Уходит.)

ГОЛОС ХУДОЖНИКА. Виктор!

ВИКТОР. Иди, Иуда, дрыхни.

ИУДА. Слушаюсь.

ВИКТОР. Пока тебя не разбудит голос дьявола.

Художник появляется в гостиной.

ХУДОЖНИК. Идите спать, Иуда.

ИУДА. Слушаюсь.

ХУДОЖНИК. Что же вы стоите?

ВИКТОР. У него бессонница.

Иуда услужливо кланяется и уходит.

ВИКТОР (вслед, тихо). Смыл бы грим, что ли.

ХУДОЖНИК. Ты ошибаешься, у него нет грима – это призвание.

ВИКТОР. У него призвание, а у тебя что?.. Неужели ты знал?

ХУДОЖНИК. Я не знал, Виктор.

Художник поднимается к себе наверх.

Картина пятая

Спальня Певи и Августа.

ПЕВИ. Но почему мне кажется, что твоя мать жива?

АВГУСТ. Ты хочешь, чтобы она была жива. Твои концерты тебя измотали. Поезжай в Швейцарию. Я закончу лабораторные испытания и позже приеду к тебе.

ПЕВИ. Август, ты меня не бросишь?

АВГУСТ. Нет. Никогда.

ПЕВИ. А если бросишь, Август?.. Если бросишь?..

АВГУСТ. Певи, я тебя никогда не оставлю…

ПЕВИ. Да? Это правда?

АВГУСТ. Завтра утром я тебя провожу. Билет я уже взял.

ПЕВИ. Почему ты так торопишься?

АВГУСТ. Ну, Певи… ну, мне надо поработать… Ну, отдохни, ладно? Еще хорошо, что у нас есть такая возможность…

ПЕВИ. Я не поеду. Я хочу быть рядом с тобой.

АВГУСТ. Я скоро приеду.

ПЕВИ. Август, ты когда-нибудь был в Париже?

АВГУСТ. А разве я тебе не рассказывал? Я почти год жил в семье Пикассо.

ПЕВИ. Пикассо дружил с твоим отцом?

АВГУСТ. Ну, так нельзя сказать, что они дружили. Они переписывались. Но отцу не разрешали выезжать из страны. Пикассо его приглашал… Вот такие глазищи у него были. И очень любил целовать детей…

ПЕВИ. И тебя тоже?

АВГУСТ. Ну, я тоже был маленький.

ПЕВИ. А он любил свою жену?

АВГУСТ. У него было несколько жен… В смысле, он несколько раз женился.

ПЕВИ. А как ты думаешь, мой отец любил мою маму?

АВГУСТ. Я не знаю.

ПЁ'ВИ. Ты думаешь, он ее не любил?

АВГУСТ. Я не знаю… Я серьезно тебе говорю.

ПЕВИ. Тебе жалко моего отца?

АВГУСТ. Очень.

ПЕВИ. Нет, правда, ты его любишь?

АВГУСТ. Мне кажется, он трагическая фигура…

ПЕВИ. Последние годы он почти ничего не пишет.

АВГУСТ. Он говорил со мной. Сказал, что работает над какой-то картиной уже много лет. Но сюжет не поддается ему…

ПЕВИ. По-моему, он что-то скрывает.

АВГУСТ. Конечно. Он скрывает от тебя свое одиночество.

ПЕВИ. Но почему мне так жалко его? Почему, чем больше я тебя люблю, тем больше мне его жалко?

АВГУСТ. Это такой мир, Певи.

ПЕВИ. Такой плохой?

АВГУСТ. Да. Мог бы быть и получше. А почему тебе не поехать в Швейцарию вместе с отцом? У него там много друзей.

ПЕВИ. Нет. У него нет друзей.

АВГУСТ. Как? Он мне рассказывал…

ПЕВИ. Когда-то были…

АВГУСТ. А что случилось? Почему когда-то?

ПЕВИ. Август, не оставляй меня. Не оставляй нас…

АВГУСТ. Тебе надо отдохнуть. Поговори с отцом.

ПЕВИ. А сказку? Ты обещал сказку…

АВГУСТ. Хорошо…

ПЕВИ. А ты ложишься?

АВГУСТ. Ты уже засыпаешь… Жила-была на свете девочка… Звали ее Певи… Такая хорошая, хорошая…

ПЕВИ. Это я?

АВГУСТ. Да… Этой девочкой была ты… Сначала была маленькой, потом подросла и стала еще лучше…

ПЕВИ. Август, давай будем с тобой немного современнее.

АВГУСТ. Хорошо. Как проснемся утром и сразу станем современными… Включим телевизор…

ПЕВИ. Бесовский ящик…

АВГУСТ. А там, говорят, бывают теперь интересные передачи.

ПЕВИ. Спокойной ночи, малыши.

Стук в дверь.

АВГУСТ. Войдите, кто там!

Входит Виктор. В руках бутылка коньяка и две рюмки.

ВИКТОР. Где фотография твоих родителей?

АВГУСТ. Тише… Зачем она тебе? Вон, висит на стене.

Виктор пристально разглядывает висящий на стене портрет Моны и Гения.

АВГУСТ. Что ты валяешь дурака? Ты видел этот портрет десятки раз.

ВИКТОР. Я хочу выпить за твоих родителей.

АВГУСТ. Завтра, Виктор, завтра. Разбудим Певи, она играла всю ночь.

ВИКТОР. Почему завтра? Завтра – это уже сегодня. Я хочу выпить за них сейчас, сию секунду.

АВГУСТ. Тише… Говори тише…

ВИКТОР. Я не хочу молчать.

АВГУСТ. Потом, потом… А где твой Писатель?

ВИКТОР. Пошел бы он, знаешь куда?..

АВГУСТ. Тише.

ВИКТОР. Певи!..

АВГУСТ. Вика, пойдем, я тебе что-то скажу.

ВИКТОР. Август, я не люблю тебя.

АВГУСТ. Сейчас я оденусь и мы с тобой поболтаем в гостиной… Только потише.

ВИКТОР. Но я всё равно тебя не люблю…

АВГУСТ. Давай поговорим завтра… Пойдем…

ВИКТОР. Я хочу послушать «Пассакалию до-минор»!

АВГУСТ. Ну, ты совсем свихнулся. Она же спит.

ПЕВИ (сквозь сон). Я тебе завтра сыграю.

АВГУСТ. Пошли.

ВИКТОР. Не пойду.

АВГУСТ. Но ты можешь подождать до завтра?

ВИКТОР. Я завтра умотаю из Москвы. Вот, видишь, я заработал уйму денег. Вот, смотри здесь несколько тысяч. Вот, видишь, одна, две, три пачки…

АВГУСТ. Ты всё-таки продал свое изобретение?

ВИКТОР. Да! Я изобрел пыль, которую будут пускать в глаза всем и в том числе мне, пока я не ослепну. Пока вы все не ослепнете!..

АВГУСТ. Ну, не хочешь говорить, не надо…

ПЕВИ (сквозь сон). Вы о чем там говорите, ребята?

АВГУСТ. Но мы можем выйти с тобой из спальни?

ВИКТОР. Нет, не можем.

АВГУСТ. Послушай, а ты случайно опять не начал?..

ВИКТОР. А тебе какое дело?

ПЕВИ. Вика! (Просыпается.)Ты опять пил наркотики?

ВИКТОР. Наркотики не спасают…

ПЕВИ. Сейчас я оденусь. Сейчас. Сейчас. Идите в гостиную. Я тебе сыграю, и ты пойдешь спать. Ты мне обещаешь?

ВИКТОР. Ты очень нежная, сестренка.

ПЕВИ. Сейчас, сейчас…

ВИКТОР. Август, почему ты не пьешь?

АВГУСТ. Пойдем. Водка очень паршивая. Сивухой несет.

ВИКТОР. Это не водка, а коньяк.

АВГУСТ. Ну, значит, коньяк на водочном спирте. Ты где покупал?

ВИКТОР. В баре.

АВГУСТ. Наверное, подделка.

ВИКТОР. Мне всё равно…

Картина шестая

Музыкальная гостиная. Певи играет «Пассакалию».

ВИКТОР. Спасибо, Певи.

ПЕВИ. Нравится? Я не стала хуже играть?

ВИКТОР. Нет, сестренка. Ты прекрасно играешь.

ПЕВИ. Я умница, правда? Вас трое мужчин. Я как-то скрашиваю вашу жизнь…

ВИКТОР. Да, сестренка… Ему не нужно было равенство… Иоганну Себастьяну Баху не нужно было равенство. Он и так себя чувствовал равным с природой… Нет большего преступления на свете, чем эта идея равенства. Человек сам чувствует, кто ему равен, а кто нет. Всё испоганили, всё – этим равенством.

ПЕВИ. Что с тобой, Виктор?

ВИКТОР. Нет, нет. Танцуйте, танцуйте… Там, в баре играют другую музыку. Большевики опять наигрывают свои блатные мелодии. Они не меняются, они не могут измениться. Эти их танго, фокстроты. Вы бы посмотрели на их морды. Раньше они кричали – народ, рабочий класс. А теперь выясняется, что им не за кого спрятаться. Некого подставить… Всех перерезали, передушили. Когда у них отняли власть, они стали обычными уголовниками… Теперь они обжираются в барах. Жрут, скоты! И вопят, что не отдадут свои партийные богатства. А народ голодает, давится в очередях за банкой тухлых консервов. Половина страны за чертой бедности. И они еще орут, что было что-то хорошее. Почему они такие наглые, почему?.. Кто-то должен за это ответить?..

ПЕВИ. Что с тобой, Виктор?

ВИКТОР. Почему вы не танцуете?.. Август, Певи… Вы не видели ее лицо… А я видел, видел, там, в баре…

ПЕВИ. Виктор, ты обещал пойти спать.

ВИКТОР. Подожди, сестренка, подожди… В баре играют другую музыку… Нам надо поговорить с Августом… Ты иди спать.

ПЕВИ. Не пойду. Ты нехороший человек.

ВИКТОР. Может быть, я и нехороший. Но я не могу быть еще хуже.

АВГУСТ. Что случилось, Вика?

ВИКТОР. Зачем всё так? Ведь могло быть всё иначе.

АВГУСТ. Иначе, как правило, не получается.

ВИКТОР. Уйди, Певи. Если ты не хочешь меня возненавидеть.

ПЕВИ. Нет. Ты что-то затеял.

ВИКТОР. Я скажу только два слова Августу.

ПЕВИ. У вас есть секреты от меня?

АВГУСТ. Нет. У нас нет секретов.

ВИКТОР. Скажи, что есть секреты!

АВГУСТ. Вика, в чем дело?

ВИКТОР. Ну, ладно, тогда выпьем! Выпьем за то, что у нас нет секретов. У меня есть тост. У меня есть несколько тостов.

АВГУСТ. Может, не стоит? Пойдем спать. Завтра утром поговорим.

ВИКТОР. Брось! Возьми рюмку! Я поднимаю тост за себя… За сына убийцы!..

Август ставит рюмку на столик. Виктор осушает свою рюмку. И тут же наполняет ее снова.

ПЕВИ. Вика! Прекрати…

ВИКТОР. Я предупреждал. Теперь слушайте. Теперь я предлагаю тост за мою сестренку, за сестру алкоголика и дочь убийцы!

АВГУСТ. Всё? Тосты кончились? А теперь иди спать. Я тебя провожу.

Виктор наполняет рюмку.

ВИКТОР. Тебе мало той боли, которую мы должны носить с Певи всю жизнь? Зачем ты на ней женился?

ПЕВИ. Замолчи, Виктор! Замолчи…

Август обнимает Певи.

АВГУСТ. Успокойся, Певи. Он не такой плохой, каким представляется.

ВИКТОР. Мало той боли?

АВГУСТ. Во мне нет этой боли. Всё прошло.

ВИКТОР (осушив еще одну рюмку). Врешь! Ты всё помнишь! Это она, глупышка, ничего не смыслит!

АВГУСТ. Это невозможно осмыслить. Когда всю нацию толкают на панель, трудно разобраться – кто продает, а кто покупает… Я не знаю, почему ты называешь своего отца убийцей. Если он и убил, то только самого себя. Он не устоял перед искушением нравиться обществу, даже такому отвратительному, как наше…

ВИКТОР. Но ты не знаешь, никто из нас не знал… И отец тоже не знал…

АВГУСТ. О чем он не знал?

ВИКТОР. Он не знал.

В музыкальную гостиную входит Художник. Он слышит последние реплики.

ХУДОЖНИК. Что здесь творится?

АВГУСТ. Пустяки, отец, чуть-чуть истерики перед сном. Спокойной ночи (обнимает Певи).

ХУДОЖНИК. Ты пьян, Виктор!

ВИКТОР. А ты слишком трезв.

ХУДОЖНИК. Идите спать, дети. А ты останься.

Август и Певи уходят.

Картина седьмая

Художник и Виктор остаются вдвоем.

ХУДОЖНИК. Мона приехала со своим врачом.

ВИКТОР. Бедный Август! Как ты теперь станешь объясняться с ним?

ХУДОЖНИК. Завтра ты скажешь Певи и Августу, что им предстоит встреча с Профессором.

ВИКТОР. Надо быть адекватным обществу, в котором живешь. И тогда легко переиграть, перехитрить своего противника. Ты уже решил, что Профессор медицины в твоем боковом кармане… Тогда ты не думал о будущем. А теперь ты не хочешь думать о прошлом.

ХУДОЖНИК. Человек не сравнивает настоящее с будущим. Он сравнивает настоящее с прошлым.

ВИКТОР. Но вы не даете людям вырваться из этого прошлого… Я видел мать Августа с ее новым мужем в баре… Не дай Бог, чтобы тебе когда-нибудь приснилось ее лицо…

ХУДОЖНИК. Я не знаю, как жить дальше, Виктор.

ВИКТОР. Что?..

ХУДОЖНИК. Перестань.

ВИКТОР. Ах, ты сдаешь, бедняга. Тебя мучают угрызения совести. Ну, что же, неплохой вариант. Но банальный. (Хлопает ладонью по столу.)И ты меня не заставишь поверить в твою слабость.

ХУДОЖНИК. Ты много пьешь, Виктор. В нашей семье не было алкоголиков.

ВИКТОР. Прекрасно. А кто был в нашей семье? Может быть, включить магнитофон? И мир узнает то, о чем он раньше не догадывался? Ну, выскажись, жизнь какого великого художника тебе кажется похожей на твою? Валяй! Я всё равно буду восхищаться тобой. А не каким-нибудь глухим Гойей или шизофреником Модильяни. Ну как, восхищаться? Или я плохая аудитория?..

ХУДОЖНИК. Ты скажешь Певи и Августу, пусть будут готовы к этой встрече в любой момент.

ВИКТОР. Ты сам скажешь.

ХУДОЖНИК. Тебе ясно?

ВИКТОР. Нет… Певи завтра уезжает в Швейцарию. Отдыхать.

ХУДОЖНИК. Она никуда не уедет.

ВИКТОР. Почему? Тебе так надо?

ХУДОЖНИК. Она не поедет ни в какую Швейцарию.

ВИКТОР. Она не должна была выходить замуж за Августа. Почему ты ей не помешал. Ты бы мог помешать.

ХУДОЖНИК. Как он умел смеяться… Какой это был смех… Ты понимаешь, это производило впечатление такой искренности, такого откровения… Это была какая-то совершенно непонятная людям природа бескорыстия… И такой святой беззащитности… Понимаешь, все, кто видел, как он смеется, становились другими. Как будто мы попадали в другой мир, в котором мы ничего не понимали. Но в котором и понимать было ничего не надо, кроме радости… Это было просветление… Я помню, как однажды мы гуляли с ним в парке и кто-то мимо проходил с собакой. И собака остановилась и смотрела на него такими влюбленными глазами, что я начинал сомневаться – человек ли он?.. Если у собаки появилось на мордочке такое выражение одухотворенности… Что же надо было сделать, чтобы отнять у него смех?.. Что надо было сделать, чтобы отнять смех у каждого из нас?..

ВИКТОР. Тогда почему ты не пошел на плаху вместе с Гением?

ХУДОЖНИК. Певи должна была встретить Августа. Она должна была полюбить его…

ВИКТОР. Что же вы натворили, отец?.. Сколько еще должно пройти времени, чтобы люди начали понимать друг друга…

ХУДОЖНИК. Ты меня обвиняешь?

ВИКТОР. Это ты должен спросить у самого себя. У самого себя. Ты обманул не меня. Вы, все вместе, все вместе, вы обманули не одного человека… Я не знаю – сколько людей… Я не знаю, сколько их, отец… Я не знаю… Но я не могу тебе ничего ответить… Я хочу уехать. Помоги. Может быть, у меня и там ничего не получится. Но там на меня не будут смотреть, как на прокаженного.

ХУДОЖНИК. Что случилось, Виктор?

ВИКТОР. Меня ненавидят. Я чувствую, что меня ненавидят…

ХУДОЖНИК. Хорошо. Я постараюсь тебе помочь. В одном из швейцарских банков на твое имя открыт счет.

ВИКТОР. На мое имя?..

ХУДОЖНИК. Да, на твое. Там несколько миллионов.

ВИКТОР. Откуда? Откуда эти деньги?

ХУДОЖНИК. Когда-то очень давно, мне было лет тридцать, я написал несколько картин и передал их своему другу. Он их перевез через границу. Тогда на таможнях так не проверяли. Я попросил их сохранить. Но он их продал в частные коллекции. И деньги положил на мой счет в швейцарском банке.

ВИКТОР. А у кого эти картины?

ХУДОЖНИК. Позже, когда я был в Швейцарии, я перевел эти миллионы на твой счет и на счет Певи. Я вам открыл счета. А себе оставил совсем немного.

ВИКТОР. Значит, у Певи тоже есть деньги?

ХУДОЖНИК. У нее столько же денег, сколько у тебя… Я хочу, чтоб ты понял, что высшая религия человека – сомневаться… Я не справился с этой религией… Но я хочу вас всех понять… Тебя… Певи… Мне нужно понять… Я обязан понять, что происходит в моем доме… На каком положении я нахожусь в нем?.. Кто я?.. Я тебя спрашиваю…

ВИКТОР. Понять?.. Ты?..

Слышится громкий заразительный смех.

ХУДОЖНИК. Он пришел… Это он… Опять он… Кровавая паутина… Ты зайди к нему… Посмотри… Он жаловался, ему постоянно не хватает красок… Вчера он мне сказал, что основной закон мироздания – это Принцип Избирательности… Мама спит, Виктор?..

Вся обстановка гостиной преображается… Только белые, черные и красные тона. Загораются и мягко полыхают кресла… Виктор играет на рояле. Поет.

 
…Бал кончен. Кончен маскарад.
Но кто вы, наши костюмеры,
Гримёры уголовной веры,
Каким вам грезится закат?
Не смыть стране ваш жадный грим
И маску лживую не сбросить,
Будь трижды проклят Третий Рим,
В котором каждый мёртв, кто против.
И нет покоя никому,
Кто вынес, выжил в эти годы,
Как будто жуткий сон Природы
Нагнал на нас больную тьму.
Мы думали, что всё потом,
Но было, было всё в начале,
По ком же колокол, по ком
И почему он так печален…
 

ВИКТОР. Зачем ты проклял себя, отец?..

Картина восьмая

Ночь. Гостиная. Кремлевские часы бьют три раза. Художник сидит в кресле.

ХУДОЖНИК (не поворачивая головы в сторону двери). Входите, господин Профессор, входите.

Входит Профессор медицины.

ПРОФЕССОР. К сожалению, нельзя предвидеть, когда и где ты будешь завтра. Я…

ХУДОЖНИК. Это тоже относится к вашей теории психоанализа? Или по ночам вы знаете, когда и где вам надо быть? Вам нетрудно будет повесить плащ в прихожей на вешалку. Как войдете – слева. Странно, почему Иуда не побеспокоился.

ПРОФЕССОР. Конечно, конечно. Простите. Сейчас повешу. К сожалению, я незваный гость. И приходится нарушать некоторые формальности.

ХУДОЖНИК. Некоторые?.. А что, на этот раз двери опять были открыты?

ПРОФЕССОР. Мне везет.

ХУДОЖНИК. Везение – плохой признак, вы перестанете ошибаться, а это уже драма, но может стать и трагедией… Что же вы стоите, садитесь.

ПРОФЕССОР. Спасибо. (Садится в кресло.)Значит, есть прямой смысл делать сплошные ошибки и тогда можно стать счастливым.

ХУДОЖНИК. Что-то вроде, если вы ищете утешения в счастье.

ПРОФЕССОР. Вы меня ждали?

ХУДОЖНИК. Вы приходите без разрешения, даже без телефонного звонка. Очевидно, внезапность ошеломляет вас самого.

ПРОФЕССОР. Но вы бы мне отказали. Даже корреспонденты не могут попасть к вам в дом. Вы не любите, чтобы кто-то вмешивался в вашу жизнь.

ХУДОЖНИК. Я прочитал вашу книгу, дорогой Профессор: «Психоанализ и современная медицина».

ПРОФЕССОР. И как, вас увлекает психоанализ?

ХУДОЖНИК. Нет… Я увлекаюсь вами. И поэтому решил, что сегодня ночью вы придете еще раз.

ПРОФЕССОР. И я пришел.

ХУДОЖНИК. И вы пришли… Если бы не ваша ученическая шутка с картиной «Кровавая паутина»…

ПРОФЕССОР. Как правило, повод примитивнее причины. Но без него нельзя.

ХУДОЖНИК. Конечно, я вас узнал сразу, как только вы появились на пороге два дня назад. Но я надеялся, что у вас достанет воли не напоминать о нашем знакомстве, а вы оказались трусом.

ПРОФЕССОР. Мне-то вы предложили маскарад с масками и неузнаванием. Но стоило мне уйти, вы тотчас позвонили в отель и спросили администратора, с кем я приехал, из какой страны и как долго я собираюсь пробыть в Москве.

ХУДОЖНИК. Вы и тогда были настойчивы… Август уверен, что его мать мертва. Не в моих и не в ваших интересах копать лопатой время чудовищных фактов…

ПРОФЕССОР. Но она жива, и вам никуда не деться. Август увидит ваше лучшее творение наяву.

ХУДОЖНИК. Затея садиста, но не врача. Нелепица. Вы ее муж и желаете зла ее единственному ребенку.

ПРОФЕССОР. Я желаю зла вам. Август любит вас. А я… хочу, чтоб он вас ненавидел.

ХУДОЖНИК. Ну, что ж, господин Профессор, лично я не намерен с вами объясняться. И запутывать Августа один на один озлобленными инсинуациями я вам тоже не позволю.

ПРОФЕССОР. Всё-таки вы хотите сохранить легенду о своей порядочности… Вы боитесь, что Август многое узнает?

ХУДОЖНИК. Я ни на чей счёт не питаю иллюзий.

ПРОФЕССОР. Да, у вас суровая школа.

ХУДОЖНИК. Что вы имеете в виду?

ПРОФЕССОР. Не притворяйтесь. Однажды на завтраке с утренней почтой принесли письмо на имя Августа. В конверте была фотография постаревшей Моны. Завтрак мог быть испорчен… Но…

ХУДОЖНИК. Я спокойно допил кофе и съел бутерброд.

ПРОФЕССОР. Всё так. За вычетом детали – Певи успела увидеть, кто на фотографии. Всё кануло в вечность, и вдруг начало выплывать.

ХУДОЖНИК. Вы искусный водолаз, господин Профессор. Я бы задохнулся на такой глубине. Я бы не смог дышать вашим кислородом…

ПРОФЕССОР. Ах, какой вы капризуля, философ…

ХУДОЖНИК. Вы противились выписать ее из сибирской лечебницы. Она бы давно была здорова. Я обошел почти все инстанции. Я писал письма в Политбюро, в Комитет Госбезопасности. Я был у министра. Я добился успеха. Но вы, именно вы, лечащий врач Моны, были против… Никакой особой вины я не чувствую, кроме общей, что нам пришлось пережить в те годы.

ПРОФЕССОР. Но почему вы не привезли ее к себе домой сразу после суда? Вы же присутствовали на суде. Вы, конечно, соблюдали этикет и сидели чуть ли не рядом с Моной… Сидеть рядом со своей жертвой – какая ирония. Вы были избалованы диктатурой примитива… Мона слышала, как вы выступали… И, наверное, тогда уже начинала терять рассудок… А вам, вам… было всё равно. Представление шло к концу. В четыре часа утра, точно по графику, за Моной подъехала санитарная машина, и – здорова она или больна – её увезли в психиатрическую клинику… Кто-кто, а вы-то знали, что жён приговорённых к смертной казни изолировали от общества…

ХУДОЖНИК. Ложь! Я понятия не имел об этой процедуре!

ПРОФЕССОР. Господин Художник, у вас какая-то особая страсть к именам. Вы придумали прекрасное имя для своей дочери. Но Августа от рождения звали Андреем. Ему-то вы зачем сменили имя? Чтобы он не знал своего происхождения?

ХУДОЖНИК. Это было необходимо для его спасения. Мне удалось его отправить в Америку. У меня были связи в Министерстве иностранных дел. В Америке мой близкий друг усыновил мальчика. И дал ему другое имя – Август… Я верю в магические свойства имен. Имя Август более неприкосновенно… Это было необходимо. После приговора о смертной казни я сам еле оправился от шока… Я позвонил лично министру Госбезопасности. Он обещал мне помочь… Но вмешался слишком поздно… Гения уже расстреляли.

Дикие звонки в дверь.

ХУДОЖНИК. Вы закрыли?

ПРОФЕССОР. Да.

Звонки, звонки, звонки.

ГОЛОС ВИКТОРА (с улицы). Иуда!.. Иуда!..

ГОЛОС ЭСТРАДНОЙ ПЕВИЦЫ. Папочка!.. Выйдите на балкон!..

ГОЛОС ПЕВИ. Август, Иуда откроет!

ГОЛОС АВГУСТА. Сумасшедшие! Они разбудят всю Москву.

Звонки, звонки, звонки.

ГОЛОС АВГУСТА. Иду!

ГОЛОС ПЕВИ. Август! Не надо выходить. Иуда откроет.

ГОЛОС ЭСТРАДНОЙ ПЕВИЦЫ. Иудик!.. Иудик!..

ГОЛОС ВИКТОРА. Я выломаю двери!

Из спальни вышел Август. Спускается по лесенке.

ХУДОЖНИК. Август?..

АВГУСТ (быстро идет к двери). Сумасшедшие! Виктор, ты обалдел!

Наверху появляется Певи.

ПЕВИ. Здравствуйте, господин Профессор.

ПРОФЕССОР. Здравствуйте, Певи.

ПЕВИ. Папа!..

ХУДОЖНИК. Певи, свари нам кофе.

ПЕВИ. Папа!..

ХУДОЖНИК. Что – кофе уже готов?

В гостиную входят Виктор, Эстрадная Певица и последним Август. Виктор и Эстрадная Певица пьяны.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Папочка, ну, вы и даете!

ВИКТОР. Господин Профессор принимает наш дом за парижский ночной бар. Но вы в Москве, господин Профессор. В Москве, а не в Париже.

ПЕВИ. Сколько сварить?

ХУДОЖНИК. На пять персон.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. А я – персона?

Певи уходит.

ВИКТОР. Господин Профессор, почему рядом с вами не сидит ваш соучастник Иуда? (Отцу.)Ты думаешь, эта старая бестия спит? Как бы не так!

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Папочка, (указывая на Профессора)у этого господина такая красивая дама, но она очень впечатлительна и не переносит некоторые большевистские мелодии… Почему вы на меня никогда не обращаете внимания?

Август поднимается по лестнице.

ХУДОЖНИК. Август, останься.

АВГУСТ. Когда будешь ходить на работу к девяти, поймешь. Спокойной ночи.

ХУДОЖНИК. С твоими электронными машинами ничего не случится. А здесь идет речь о судьбах близких тебе людей.

АВГУСТ. Я математик, и в судьбах людей ничего не смыслю.

ХУДОЖНИК. На этот раз придется.

ВИКТОР. Останься, мальчик. Не пожалеешь. Ты здесь многое узнаешь… Не правда ли, отец, он многое узнает?

ХУДОЖНИК. Убирайся!

ВИКТОР. Куда? Ты же заказал для меня кофе.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Папочка, а для меня вы заказали кофе со сливками?

Август возвращается и садится в одно из пустующих кресел.

ХУДОЖНИК. Скажи ей, пусть убирается.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. Мне? Что мне надо сказать? Я буду плакать, папочка.

ВИКТОР. Она нам не помешает.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА (весело). Что вы, я вам даже помогу.

ХУДОЖНИК. Виктор!

ВИКТОР. Иди в спальню, я скоро приду.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА. А как же с чашечкой кофе? Хотя бы без сливок…

ВИКТОР. Свари себе сама.

ЭСТРАДНАЯ ПЕВИЦА (уходя). Папочка, вы видите, я стала у него постоянной. (Возвращается, целует Виктора и снова уходит.)

Виктор садится в кресло. Вошла Певи. Поставила на стол миниатюрный серебряный поднос. Пять кофейных чашечек, серебряный кофейник.

ПЕВИ. Я забыла блюдца.

ХУДОЖНИК. Принеси.

ПЕВИ. Принесу. (Расставила чашки.)Август! Август!

АВГУСТ. Что, Певи?..

Виктор подошел к бару, вытащил бутылку коньяка и рюмки, поставил на стол. Певи еще раз посмотрела на Августа. Ушла. Виктор наполнил себе рюмку.

ВИКТОР. Будешь?

АВГУСТ. Нет.

Виктор выпил.

АВГУСТ. Впрочем, налей.

Виктор налил ему. Август выпил.

ВИКТОР. Еще?

АВГУСТ. Потом.

Вошла Певи, принесла блюдца. Поставила в них чашки. Разлила кофе. Сели в кресло рядом с Августом. Август уткнулся в книгу.

ХУДОЖНИК. Август, отложи книгу.

АВГУСТ. Она тебя раздражает?

ВИКТОР. Его всё раздражает.

ХУДОЖНИК. Продолжайте, господин Профессор.

ВИКТОР (с недопитой рюмкой в руке). Начните всё сначала. Вы ведь, наверное, выучили наизусть свои монологи.

Художник жестко взглянул на Виктора.

ХУДОЖНИК. Господин Профессор, продолжайте.

ПЕВИ. Отец! Остановись!

ХУДОЖНИК. Поздно, девочка. Я жил для тебя. А теперь послушай немного правды, что приходится делать человеку ради своих детей. И потерпи ради меня.

АВГУСТ. Отец, я и Певи не хотим участвовать в этом бреде. (Встает, собирается уйти.)

ХУДОЖНИК. Сядь, Август.

ПЕВИ. Почему ты его заставляешь? Он не обязан выслушивать твою исповедь.

ХУДОЖНИК. Всё началось за этим столом. Пусть за этим столом и закончится… Господин Профессор, что же вы молчите?..

ПЕВИ. Ты не сумел построить свое счастье и хочешь разрушить наше. Ты изверг, отец.

ХУДОЖНИК. Не сердись, Певи. Смысл человеческого существования заключен в надежде, а не в счастье. И я не намерен отнимать ее у тебя с Августом. Но я не могу допустить, чтобы ваша надежда превратилась в ваше проклятие.

ВИКТОР. Ну, как, сестренка, ты поехала за счастьем в Америку? А что ты оттуда привезла? Тебе было плевать на меня, на отца… Разве в России не было мужчин, кроме Августа…

ХУДОЖНИК. Не паясничай… Август, этот человек – муж твоей матери… Твоя мать жива.

АВГУСТ. Так. Дальше… Дальше!

ПРОФЕССОР. Она жива, Август.

АВГУСТ. Я не глухой. А дальше что?

ХУДОЖНИК. Август, я всегда считал и считаю теперь, что твой отец был талантливее меня. Твой отец был Гений. И на суде я об этом сказал. Очевидно, я не должен был говорить правду… Я должен был солгать…

ПРОФЕССОР. Вы подтвердили его вину. И это решило исход дела. Ни один из близких знакомых Гения не выступил на суде и не захотел говорить правду о его взглядах. Никто не заблуждался – фундаментом Советского государства была ложь… Но ваше имя как художника слишком шумело. Вам позировали все партийные монстры.