Текст книги " Том 3. Франческа да Римини. Слава. Дочь Иорио. Факел под мерой. Сильнее любви. Корабль. Новеллы"

Автор книги: Габриэле д'Аннунцио

сообщить о нарушении

Текущая страница: 14 (всего у книги 31 страниц)

Слышится его хриплый и отчаянный голос. Ладзаро загораживает дорогу Миле.

Мила.Алиджи! Алиджи! Да поможет тебе Бог! Воздаст он за тебя!.. Не приходи в отчаяние! Нет у меня силы! Нет силы! Но пока есть во мне дыхание – я твоя! Я за тебя! Верь, Алиджи, придет помощь! Мужайся! Бог тебе поможет!..

Сцена VIII

Мила стоит, устремив взгляд все в ту же сторону и прислушиваясь к удаляющимся голосам. Короткое молчание. Ладзаро в это время внимательно оглядывает пещеру. Издали доносится пение другой группы пилигримов, идущих по долине.

Ладзаро.Теперь ты видишь, женщина, что хозяин – это я. От меня закон. Осталась ты одна со мной. Настает вечер, а в пещере почти ночь. Не бойся, Мила ди Кодра! Не пугайся моего рубца от раны, он покраснел, потому что меня бьет лихорадка. Подойди же! На мой взгляд, ты похудела. У пастуха, наверное, не было хорошего корма для тебя. А у меня там, на равнине, тебе будет всего вдоволь, если пожелаешь. Потому что Ладзаро ди Роио – голова хоть куда!.. Чего ты туда смотришь? Чего ты ждешь?

Мила.Ничего не жду. Никто не идет.

Она зорко смотрит вдаль в надежде, что Орнелла придет ее спасти. Скрывая это и успокаивая Ладзаро, она пытается обмануть его.

Ладзаро.Ты одна со мной… Не надо меня бояться… Сама теперь видишь?

Мила.Я думаю, Ладзаро ди Роио… Думаю о твоих обещаниях… Я думаю… Но кто мне поручится?..

Ладзаро.Не уходи от меня. Держу я свои обещания, говорю я тебе. Пойди сюда!

Мила.А Кандиа делла Леонесса?

Ладзаро.Горькой слюной смачивает она нить пеньки и прядет.

Мила.Три дочери у тебя в доме и невестка. Не верю я тебе.

Ладзаро.Пойди сюда! Не уходи же! Слушай: вот У меня двадцать дукатов защиты в поясе. Хочешь?

Снимает с себя кожаный пояс и бросает его к ногам женщины.

Держи! Слышишь, как звенят? Там двадцать серебряных дукатов.

Мила.Раньше хочу их видеть, хочу раньше сосчитать их, Ладзаро ди Роио… Возьму ножницы и срежу их.

Ладзаро.Что ты туда смотришь? Ах, лиходейка! Наверное, что-то замыслила ты против меня и хочешь держать меня в страхе.

Он бросается к ней, чтобы ее схватить. Она ускользает от него в полутьме и хочет скрыться за изваянием из древесного ствола.

Мила.Нет, нет, нет! Оставь меня! Оставь меня! Не трогай! Вот идет!.. Идет сюда твоя дочь… Орнелла идет…

Она в отчаянии прислоняется к столу, чтобы защищаться от нападения.

Нет, нет!.. Орнелла! Помоги мне!..

Внезапно у входа в пещеру появляется Алиджи, которому удалось освободиться. Он видит в полутьме борьбу, замечает блестящую сталь топора, оставшегося воткнутым в ствол. Бросается и хватает его, потрясает им, обезумев от гнева и отчаяния.

Алиджи.Ради твоей жизни, оставь ее!

Ладзаро падает, пораженный насмерть. Орнелла, которая вбежала в это время в пещеру, склоняется над телом, упавшим у подножия ангела.

Орнелла.О! Ия развязала тебя! И я развязала тебя!

ДЕЙСТВИЕ ТРЕТЬЕ

Обширная площадка гумна, в глубине которой возвышается почтенный старый дуб. За ним видна равнина, идущая к горам и пересеченная рекой. С левой стороны дом Ладзаро с открытой дверью. В портике дома сложены разные земледельческие орудия. Справа – овин, давильня для оливкового масла, стоги сена.

Сцена I

Внутри дома лежит тело Ладзаро на земле со связкой виноградных лоз под головой, по обычаю. Плакальщицы возле него на коленях. Одна из них начинает плач, а другие хором подхватывают и в это время наклоняются одна к другой, лицом к лицу. Под портиком дома родственницы, среди них Сплендоре и Фаветта . Виенда сидит на камне, ее утешают мать и крестная. Орнелла отдельно от других, одна, под дубом, устремив взгляд вправо на тропинку, вдаль.

Плакальщицы.Господи Иисусе! Принял он страдание. Какой смертью злою умер Ладзаро! Видели, все видели, как от вершины до низу вся гора устрашилась! Видели, все видели, как в небе солнце ясное лицо свое закрыло!

Увы! Увы! О, Ладзаро! Ладзаро! Какой великий плач, все плачут по тебе!

Покой ему дай вечный, Господи!

Орнелла.Вот идет! Идет! Видно черное знамя… Пыльно на дороге. Сестры, сестры! Подумайте о матери, чтобы приготовилась она… Чтобы ее сердце не разорвалось от горести… Скоро придет он. Там, возле поворота, видно черное знамя.

Сплендоре.Дева Милосердная, во имя Сына распятого!.. Ты одна можешь поведать матери… Скажи ее душе!

Иные из женщин выходят из портика и смотрят вдаль.

Анна ди Бова.Нет, это кипарисы на поле Фиуморбо.

Фелавиа Сезара.Это на земле тень от тучи.

Орнелла.Нет, это не кипарис и не тень от тучи, женщины. Я вижу, то не кипарис и не туча, увы! Это знамя злодеяния… Идет он для предсмертного прощенья, чтобы принять от матери чашу утешенья и уйти к Богу. Ах, зачем и мы не умрем, все мы вместе с ним!.. Сестры, сестры!

Сестры оборачиваются к двери дома и смотрят внутрь.

Плакальщицы.О, Господи Иисусе! Лучше бы на нас обрушилась крыша дома этого! Увы! Какая скорбь великая тебе, Кандиа делла Леонесса! Муж твой лежит, простертый на земле, и под головой нет у него подушки, а только связка виноградных лоз положена.

Увы, увы, Ладзаро, Ладзаро! Плач великий о тебе!

Покой ему дай вечный, Господи!

Сплендоре.Иди, Фаветта! Иди ты! Скажи ей… Иди, дотронься до ее плеча, чтобы она обернулась к тебе… Сидит она на камнях очага, и смотрит перед собой, и ресницей не шевельнет, ничего не слышит и не видит. И сама точно из камня… Дева Милосердная! Не отнимай разум у несчастной!.. Пусть она взглянет на нас и по глазам нашим поймет… Нет у меня силы прикоснуться к ней! А кто решится ей все сказать!.. Сестра, пойди к ней и скажи только: «Вот идет».

Фаветта.И у меня нет сил. Ужас меня берет. Я уже не помню, какая была она раньше, не помню, какой был голос у нее прежде, чем нас постигло горе. Поседела она, с каждым часом все белее и белее ее волосы. Кажется, будто она уже не с нами, далеко от нас, будто сидит она уже сто лет там на камне, и так останется еще сто лет, и о нас не вспомнит. Смотри, как сжаты ее губы! Теснее сжаты, чем губы того, кто лежит там, на земле, немой… Как мне заговорить с ней? Я не смею до нее дотронуться, сказать ей: «Вот идет…» А если она покачнется, упадет и разобьется?.. Боюсь я!

Сплендоре.Ах, зачем мы родились, сестра! Зачем родила нас мать! Лучше бы смерть взяла нас всех в охапку и унесла с собой!

Родственницы.О, как жаль вас, дети! Как жаль вас! – Мужайтесь! Бог поддержит вас. – Печальный у вас теперь сбор винограда, но будет радостнее сбор оливок. Надейтесь, дети! – Есть среди вас одна несчастней всех. Вошла она в дом, приняла благословенье хлебом, а наутро проснулась для горькой жизни, не знает радости и умирает Виенда! – Она уже в ином мире. – И она не плачет и не стонет. – Ах, как жалко тела нашего христианского и всей нашей жизни! Горе всем людям, родившимся на свет.

Орнелла.Идет сюда Фемо ди Нерфа, бежит! А знамя остановилось у белого креста. Сестры, вы хотите, чтобы я пошла к ней и сказала? Может быть, она уже не помнит… А если, боже упаси, ее не приготовить, а он придет и позовет ее, и внезапно мать услышит, то разорвется ее сердце!

Анна ди Бова.Наверняка разорвется ее сердце, если ты, Орнелла, подойдешь и прикоснешься к ней. Ты приносишь несчастье. Ты заперла дверь, ты развязала Алиджи.

Плакальщицы.Кому, Ладзаро, оставил ты свой плуг? Кому? Кто твое поле обработает, кто будет пасти стадо? Отца и его сына враждебного одна петля связала. Смерть злая, позорная: топор, веревка и мешок!

Увы, увы! Ладзаро, Ладзаро, Ладзаро!

Покой ему дай вечный, Господи!

Вбегает Фемо ди Нерфа, работник.

Фемо ди Нерфа.Где Кандиа? Дочери умершего, свершился суд! Целуйте землю, берите пепел! Судья злодеяния дал свой приговор. И народ будет казнить убийцу, и уже взял его в свои руки, Теперь сюда ведут брата вашего, чтобы испросил он прощения у матери своей и чтобы мать дала ему чашу утешения… прежде чем ему отрубят руку, прежде чем зашьют его в мешок вместе со злым псом и бросят в реку там, где водоворот. Дочери умершего! Целуйте землю, берите пепел! Да сжалится Господь наш над кровью невинной!

Три сестры бросаются одна к другой, крепко обнимаются и остаются так, головами близко друг к другу. Время от времени слышится мрачный звук барабана.

Мариа Кора.Зачем, Фемо, ты сказал?

Фемо.А где же Кандиа? Ее не видно.

Чинерелла.Сидит там, у очага, без движения, как немая.

Анна ди Бова.И никто не смеет прикоснуться к ней.

Чинерелла.И дочери боятся.

Каталана.А Алиджи ты видел близко? Что он говорил судье?

Моника делла Конья.Что он говорит? Что делает? Наверное, рычит и беснуется, жалкий человек!

Фемо.Все время стоял он на коленях и глядел на свою руку. И постоянно говорил: «Моя вина!..» И целовал землю перед собой. И его лицо было кротко и смиренно, точно у безвинного. А древесный ствол с изображением ангела был там же, со следами крови. И многие плакали вокруг, а иные говорили: «Он невинен…»

Анна ди Бова.А та злодейка. Мила ди Кодра? Не нашли ее?

Каталана.Где же дочь Иорио? Нет о ней слуха? Кто о ней знает?

Фемо.Долго искали ее в горах, но нет и следа. Пастухи ее не видели. Только Косма, праведник, говорит, что ее видел и что ушла она в какую-нибудь долину сложить там свои кости.

Каталана.Пусть еще живую найдут ее там вороны и выклюют глаза ей! Пусть волки найдут ее живой и разорвут на части!

Фелавиа Сезара.И пусть бы вечно оживало ее тело проклятое, чтобы волки его рвали на части!

Мариа Кора.Молчи, молчи, Фелавиа! Тише! Встала Кандиа, идет. Вот подошла к порогу, выходит… Дети, дети, помогите ей идти!

Сестры размыкают свои объятия и идут к дверям дома.

Плакальщицы.Куда идешь ты, Кандиа? Кто звал тебя? Печать молчания на твоих губах, и ноги твои скованы. Смерть твоя позади себя оставила, и к греху идешь теперь навстречу! Куда ты ни пойдешь, куда ни обернешься, везде отчаяние на пути.

Увы, увы! Прах горести! Увы! Вдова и мать несчастная! Иисусе, Иисусе, помилуй!

Из глубины к тебе взываю, Господи!

Мать появляется на пороге дома.

Сцена II

Дочери, содрогаясь, поддерживают ее, она смотрит на них с изумлением.

Сплендоре.Мать дорогая, вот ты вышла! Может быть, ты выпьешь хоть глоток мускатного вина?.. Или немного лекарства?

Фаветта.Засохли твои губы дорогие. Хочешь смочить их?

Орнелла.Мужайся, мама! Мы здесь, с тобой… Для испытания более тяжкого Бог тебя зовет.

Кандиа.От одного холста идет столько нитей, от одного источника – столько рек, от одного дуба – столько ветвей, от одной матери – столько детей!

Орнелла.Мама, горит у тебя голова. Жарко сегодня. Тяжело для тебя это покрывало. Пот на твоем дорогом лице.

Мариа Кора.Боже мой! Только бы не сошла она с ума!

Чинерелла.Дева Милосердная! Хоть бы бред ее прошел!

Кандиа.И столько времени не пела ее! Не знаю, вспомню ли я голос песни… Но сегодня пятница и петь нельзя: день скорби Господа.

Сплендоре.О, мать моя! Где ты с твоими мыслями? Ты смотришь и не узнаешь нас. Какая дума тебя сокрушает? Помилуй нас, Боже! Что с ней?

Кандиа.Вот это – звезда, а это – чаша таинства, а это – колокольня Сан-Бьяджо, это – река, а это – дом мой… Но кто она, что стоит у дверей?

Страх овладевает девушками, они отступают от матери и смотрят на нее, жалобно вздыхая по временам.

Орнелла.Ах, сестры! Погибла она для нас! И матери лишились. Сошла она с ума, вы видите!

Сплендоре.Горе нам! Бог от нас отступился. Одни мы остались на земле!

Фаветта.Женщины, ройте еще другую могилу рядом с той. И схороните в ней нас трех живыми.

Фелавиа Сезара.Нет, не пугайтесь, дети! Горе потрясло ее душу, это отголосок прежнего. Оставьте ее, пусть говорит. Потом придет в рассудок.

Кандиа делает несколько шагов.

Орнелла.Мать, ты меня слышишь? Куда хочешь ты идти?

Кандиа.Потеряла я сердце дорогого сына тридцать три дня тому назад и не нахожу! Видела ли ты его? Встречала ли его? На горе Кальварии я покинула его, на горе далекой, в крови и слезах.

Мариа Кора.Говорит она стих страстей.

Фелавиа Сезара.Оставьте ее, оставьте, пусть говорит!

Чинерелла.Оставьте ее! Пусть иссякнет ее сердце!

Моника делла Конья.О, Мадонна святой пятницы, смилуйся над ней!

Родственницы с молитвой опускаются на колени.

Кандиа.И вот мать идет в путь. Вот она видит своего сына дорогого. – О, мать, мать! Зачем пришла ты? Среди народа иудейского мне нет спасения. – Принесла я тебе кусок холста, чтобы покрыть твое израненное тело… – Увы, лучше принесла бы мне глоток воды! – Сын мой, не знаю я ни дороги, ни источника. Но если можешь ты склонить ко мне голову, каплю молока я дам тебе. А если нет его во мне, я сдавлю грудь мою с такой силой, что уйдет из нее вся жизнь моя… – О, мать, говори тихо, тихо!

Она прерывает свою мерную речь и вдруг отчаянно вскрикивает.

Мать, мать! Я спал семь веков, семь веков и пришел издалека. И уже не помню моей колыбели.

Пораженная своим криком, она испуганно осматривается, как будто внезапно разбуженная. Дочери подбегают к ней, чтобы поддержать ее. Женщины встают с колен. Слышится ближе звук барабана, постепенно затихающий.

Орнелла.О, как она дрожит! Вся дрожит! Уже душа не владеет ею. Два дня не ела, чувств лишается.

Сплендоре.Мать, кто говорит в тебе? Чей голос слышишь ты в себе?

Фаветта.Выслушай нас! О нас подумай! Взгляни нам в лицо, мы здесь, с тобой.

Фемо.Женщины, женщины! Он теперь близко, вместе с толпой. Знамя уже пронесли мимо цистерны. Несут и ангела покрытого.

Женщины собираются у дуба и смотрят вдаль на дорогу.

Орнелла.Мать! Вот идет Алиджи! Идет Алиджи, чтобы просить прощенья у твоего сердца и чтобы выпить чашу утешения из твоих рук. Пробудись и мужайся! Не проклят он!.. Он покается и будет искуплен святою кровью.

Кандиа.Правда!.. Листьями смятыми остановили кровь… «Сын Алиджи, – сказал он, – сын Алиджи! Оставь серп и возьми посох, будь пастухом и иди на гору…» И была исполнена его воля…

Сплендоре.Слышала ли ты? Твой сын Алиджи идет.

Кандиа.А потом уйдет опять в горы. Что делать мне? Еще я не дошила его новые рубахи, Орнелла!

Орнелла.Идем, мать! Обернись сюда. Перед домом надо ждать его. Простись с ним, он от нас уходит… А потом, вечером, мы ляжем спать все вместе, рядом.

Девушки отводят мать к портику дома.

Кандиа (вполголоса).Спал я и видел сон… Христос сказал мне: «Не страшись…» А святой Иоанн сказал мне: «Будь спокоен…»

Родственницы.Какая толпа за знаменем идет! Вся деревня идет! – Иона ди Мидиа несет знамя. И как тихо идут, точно шествие! – О, какая жалость!.. На голове его черное покрывало. – Деревянные колодки на руках, тяжелые, как ярмо! – В серой одежде, босоногий! – Я положу голову на землю и глаза закрою, не хочу видеть. – Леонардо делла Рошиа несет кожаный мешок, Бьяджо Гудо ведет собаку. – Положите в вино ему дурману, чтобы потерял сознание. – Положите в вино черную траву, чтобы память у него отняло, чтобы ничего не сознавал! – Пойди ты, Мария Кора, ты знаешь всякие лекарства, помоги Орнелле приготовить питье. – Тяжкое злодеяние, но и наказание тяжко! – О, какая жалость!.. Смотрите, все молчат. Идет вся деревня. Покинули виноградники. – Сегодня нет сбора винограда. Сама земля в печали. И кто не заплачет? Кто не заплачет? – Смотрите, Виенда точно близка к смерти. Лучше для нее не видеть и не слышать. О, горькая судьба! Всего три месяца прошло, как приходили мы сюда с корзинами… – Кто измерит все несчастья, что ждут впереди? – Не хватит у нас слез, чтобы их оплакать!

Фемо.Тише, женщины! Молчите! Вот Иона.

Женщины отступают к портику. Глубокое молчание.

Голос Ионы.О, вдова Ладзаро ди Роио! О, люди несчастного дома! Вот идет к вам кающийся.

Появляется высокая фигура Ионы с черным знаменем в руке. Позади его Алиджи в длинной серой рубахе с черным покрывалом на голове, обе его руки в тяжелой деревянной колодке. Возле него человек несет его пастушеский посох, украшенный изображениями, другой несет топор, затем вносят на носилках изваяние ангела, покрытое черным, и ставят на землю. Толпа собирается на свободном месте между деревом и стогами. Плакальщицы на коленях у порога дома поднимают громкий вопль перед умершим.

Плакальщицы.О, сын! О, Алиджи! Что сделал ты, несчастный? Что сделал ты? Кто лежит здесь окровавленный? Кем повержен он на камни?.. Настал час твой. Черное вино смерти ждет тебя. Руку долой, и смерть постыдная! Руку долой, веревка и мешок!

Увы, увы! Сын Ладзаро! Он умер, Ладзаро! Увы, увы! Он умер от твоей руки!

Дай покой. Господи, душе раба твоего!

Иона ди Мидиа.Печаль тебе, Кандиа делла Леонесса! Виенда ди Джаве, печаль тебе! Печаль вам, дочери усопшего, и вам, родственницы! Господь да сжалится над вами, женщины! В руки народа Алиджи, сын Ладзаро, отдан Судьей Злодеяния, дабы руками нашими наказано было то преступление, что обрушилось на нас, подобного ему не запомнят наши старики, и память о таком злом деле погибла среди нас из рода в род, благодарение Богу! И вот привели мы кающегося, чтобы принял он чашу утешения от тебя, Кандиа делла Леонесса. Вышел он из лона твоего, и тебе дозволено покрывало поднять с его лица и поднести питье к его губам, ибо горька будет его смерть… Спаси, Господи, народ твой!

Толпа.Господи, помилуй!

Иона кладет руку на плечо Алиджи и подвигает его вперед. Кающийся делает шаг к матери, потом падает на колени бессильно.

Алиджи.Благослови Господь Иисус и Мария дева! Но тебя, мать моя, не смею я благословлять, не смею назвать, потому что аду преданы мои губы, питавшиеся твоим молоком, от тебя научившиеся произносить святые молитвы в страхе Божьем! Как мог я принести столько зла тебе? В моем сердце есть желание сказать тебе, но замкну я мои уста… О, самая несчастная из женщин, вскормивших сына, певших песню над его колыбелью, держа его в объятиях!

О нет, не поднимай покрывала, чтобы не увидеть лицо трепетного греха! Не поднимай черного покрывала. Я не прошу от тебя питья, потому что малое страдание мне назначено, его мало, чтобы искупить мою вину! Гоните меня прочь! Палками, камнями гоните меня прочь! Гоните, как злого пса, который будет со мной вместе в час смерти… и вонзит свои зубы в мое горло, среди крови моей отрубленной руки, в глубине позорного мешка… а моя душа в тоске будет взывать к тебе: мать, мать!..

Толпа (сдержанно).О, бедная, бедная! Смотрите, смотрите. Вся побелела за две ночи! – Не плачет, не может плакать! – Точно помешанная! – Не движется! Как будто изваяние скорбящей! О, какая жалость! – Помилуй ее, Боже! Милосердна будь к ней, о, Дева! Помилуй ее, Господи Иисусе!

Алиджи.И вас, дети, не дано мне больше звать сестрами и называть вас именами вашими крещеными! Ваши имена были для меня как листья мяты ароматные, что освежают и радуют сердце в часы трудов пастушеских. Но не дано мне больше называть вас! И поблекнут прекрасные имена, и не будет петь о них любовь под окном в ясный час вечера. Никто не пожелает сестер Алиджи… Мед стал отравой…

Гоните меня прочь, как пса! И вы меня гоните! Бейте, бросайте в меня камни! Но прежде дозвольте мне оставить вам, неутешным, две вещи, какими я еще владею, принесли их сюда христиане: посох мой, на нем я вырезал трех дев, схожих с вами, чтобы вместе с вами быть всегда на пастбище… Этот посох и еще изображение безмолвного ангела… его работал я всем моим сердцем!.. Увы! На нем остался кровавый след. Но некогда исчезнет пятно и безмолвный заговорит. И вы увидите и услышите! Я же хочу страдать, страдать, и этого страдания мало для моего раскаяния.

Толпа.О, бедные, бедные! Смотрите, смотрите! в какой он тоске! И они не плачут. – Слез больше нет у них, сгорели у них слезы! – Смерть косит и бросает на землю! – Косит, но к себе не берет! Пожалей их, благой Господи! Дети невинные! Помилуй их, Господи Иисусе! Помилуй!

Алиджи.И ты, дева и вдова! Из сундуков с твоим приданым взяла ты только черную одежду… Досталось тебе только ожерелье из терний и саван, сотканный из дикого льна. Ты плакала и в первую ночь, и после, вечно. В рай ты придешь как невеста новая! Утешит тебя Мария навеки!

Толпа.Бедная, не дожить ей и до вечера! Точно при последнем издыхании! – Густы ее волосы, но тела уже нет у нее… только золотые волосы. – Но побледнело ее золото. – Стала она точно скала, покрытая льном. – Точно трава святого четверга. – О, Виенда, дева и вдова, будешь ты в раю! – Если не для нее рай, то для кого же? – Мадонна, унеси ее на небо! Среди белых ангелов посели ее!

Иона ди Мидиа.Алиджи! Ты сказал твое слово. Встань и пойдем. Уже поздно. Скоро зайдет солнце. А ты не должен услышать Ave Maria, ни увидеть звезды… Кандиа делла Леонесса! Если хочешь быть милосердной, если хочешь дать ему чашу утешения, то не медли. Ты мать ему, дозволено тебе.

Толпа.Кандиа! Кандиа! Подними с него покрывало! – Кандиа, дай ему чашу! Дай ему питье, чтобы смелее перенес он казнь… – Слушай, Кандиа! – Пожалей твоего сына! Ты одна можешь… Тебе дозволено. Пожалей его! Пожалей!

Орнелла подает матери чашку с вином, смешанным с травами. Фаветта и Сплендоре ведут ее, поддерживая. Алиджи влачится на коленях к дверям дома и громко взывает к умершему.

Алиджи.Отец! Отец! Отец мой Ладзаро! Услышь меня!.. Однажды переплывал ты реку в лодке, и была тяжело нагружена твоя лодка, и сбросил ты камень в реку и переплыл ее. Отец! Отец! Отец мой Ладзаро! Услышь меня! Иду я теперь к реке, но не переплыву ее. Иду, чтобы найти на дне ее тот камень, а потом приду к тебе. А ты пройди через меня плугом и навеки растерзай меня! Отец мой! Скоро буду я с тобой!..

Мать приближается к нему с отчаянием и ужасом, склоняется к нему, поднимает с его лица покрывало, левой рукой прижимает щеку сына к своей груди, а правой берет у Орнеллы чашку и подносит ее к губам обреченного на смерть. Слышатся смутные голоса людей, стоящих дальше, на тропинке.

Иона ди Мидиа.Прими, Господи, раба твоего!

Толпа.Боже, будь милостив! – Смотрите, смотрите, какое лицо! – И это на земле видится, Господи! – Кто это кричит? Что такое? – Тише, тише! Кто зовет? – Дочь Иорио! Дочь Иорио! Мила ди Кодра!.. Чудеса Божии! Идет дочь Иорио! – Или она воскресла? – Дайте место! Дайте ей пройти! – Она еще жива! – Так это ты, адская колдунья? – Лиходейка, злая ведьма! Дайте место ей! Пустите ее! – Иди, иди, женщина! – Эй, дайте же пройти! Пропустите во имя Божье!

Сцена III

Алиджи вскакивает с покрывалом на лице, поворачивает голову в сторону криков. Раздвигая толпу, быстро входит Мила ди Кодра .

Мила.Мать Алиджи!.. И сестры Алиджи! Супруга! Вся родня!.. Знаменосец злодеяния!.. Народ справедливый!.. Правда Божия!.. Я Мила ди Кодра!.. Каюсь я! Выслушайте меня! Послал меня Косма, праведник. Спустилась я с гор, пришла сюда, чтобы покаяться перед всеми. Слушайте меня!

Иона ди Мидиа.Тише, тише! Дайте говорить ей, во имя Божье! Кайся, Мила ди Кодра. Народ справедливый тебя рассудит.

Мила.Алиджи, сын Ладзаро, невиновен! Он не совершил убийства! Да, да, его отца убила я, я, топором.

Алиджи.Мила, не лги пред Богом!

Иона.Он сам сознался. Ты солгала. Он виновен, но и ты виновна вместе с ним.

Толпа.В огонь ее! В огонь! Слушай, Иона! Отдай нам ее, мы ее сожжем! – На костер колдунью! Пусть оба погибнут в одно время! Нет, нет! – Я говорил, он невиновен! – Он сам сознался! Сознался! Женщина его подстрекала, а он убил. – Виновны оба! В огонь ее!

Мила.Люди Божьи! Выслушайте меня, а потом меня убейте! Готова я на смерть. Затем я и пришла.

Иона.Молчите, дайте ей сказать!

Мила.Алиджи, сын Ладзаро, ни в чем не виновен. Но он сам о том не знает.

Алиджи.Мила! Перед Богом не лги! Орнелла… прости, что посмел я назвать твое имя… Ты свидетельница, что обманывает она народ справедливый!

Мила.Он сам не знает! О том, что было, не помнит он! Он был околдован. Я помутила его разум. Я дочь колдуна. Нет такого колдовства, которого бы я не знала, которого я бы не делала! Если здесь, среди родни, есть женщина, обвинявшая меня тогда, в канун святого Иоанна, когда вошла я в дверь дома, то пусть она выйдет и повторит обвинение.

Каталана.Это я. Здесь я.

Мила.Свидетельствуй же обо мне, назови тех, кому я болезни причинила, кого я умертвила, кого лишила я рассудка.

Каталана.Я знаю: Джованна Каметра. И нищий из Марано, и Афузо, и Тиллура. Я знаю. Знаю, что ты извела их.

Мила.Народ справедливый! Все вы слышали, что говорит эта раба Божья? Правда это! Каюсь я! Косма праведный растрогал мою темную душу… Сознаюсь во всем и каюсь! Не хочу я, чтобы погиб невинный. Жажду наказанья, и будет оно тяжкое! За все за то, что я приносила бедствия, расторгала узы, разрушала радость, уничтожала жизнь, за то, что в день брака переступила я этот порог, завладела очагом священным и его осквернила… Вино гостеприимства я испортила, не выпила его, а пролила для колдовства. Любовь между отцом и сыном обратила во вражду и ненависть, горем задушила молодую супругу… И волшебством вызвала дорогие слезы сестер себе в защиту. Скажите, скажите, женщины, если только вы знаете Бога, скажите, каковы все мои злодеяния!

Родственницы.Правда, все правда! – Ворвалась она как скверная собака в дом как раз в то время, когда Чинерэлла осыпала зерном Виенду! – И сразу колдовать начала!.. И сразу наслала злую лихорадку на новобрачного. – Мы все тогда кричали против нее, и тщетно! Она сумела всех заворожить. – Да, да, теперь она сказала правду! Слава Господу, теперь все разъясняется.

Алиджи стоит, опустив голову на грудь под покрывалом, в глубоком душевном волнении, и уже начинает чувствовать в крови действие напитка.

Алиджи (порывисто, с силой).Нет! нет! Неправда! Она обманывает вас! Не слушай ее, народ справедливый! Все против нее восстали и позорили ее тогда. А я увидел безмолвного ангела возле нее. Моими смертными очами, что не должны увидеть звезды вечера, я его видел… Смотрел он на меня и плакал! О, Иона! То был чудесный знак, что она от Бога!

Мила.Бедный Алиджи! Бедный юноша, доверчивый и неведущий! То был ангел-отступник!

Все в испуге делают крестное знамение, кроме Алиджи, руки которого в колодках, и Орнеллы, которая отошла от портика и устремила взгляд на жертву добровольную.

Явился тебе ангел-отступник… Не простит мне того Бог. Не простишь и ты вовеки. Явился он твоим очам по наваждению. То был дух нечестивый, обманчивый!

Мариа Кора.Я это говорила тогда, говорила! Я кричала про ее богохульство.

Чинерелла.Ия тоже говорила и кричала. Когда осмелилась она сказать про своего хранителя, я закричала: «Говорит она хулу!..»

Мила.Алиджи, ты не простишь меня, хотя бы и Бог меня простил! Но должна я открыть мое преступление… Орнелла, не смотри так на меня!.. Пусть я одна… Алиджи, когда пришла я на пастбища, когда ты застал меня сидящей на камне в молчании, тогда началась твоя гибель. Ты стал создавать из дерева изображение того ангела… того, что закрыт покрывалом. А я, и утром и вечером, ворожила моим нечестивым искусством.

Ты помнишь, какая у меня была любовь к тебе, какое было смирение в моих речах и во всех поступках перед тобой? Ты помнишь, что не запятнали мы себя грехом, что чистой осталась я у твоего ложа? Откуда же такая чистота и робость у той колдуньи зловредной, что жнецы из Норки называли бесстыдной перед твоей матерью? Так хорошо умела я ворожить нечестивым моим искусством! Разве ты не видел, как я собирала возле ствола стружки дерева и сжигала их, произнося слова? Готовила я тогда кровавый час для Ладзаро из старой вражды, старой злобы на него… Ты оставил топор возле ствола…

Теперь слушайте меня, люди Божьи! Великая власть пришла ко мне над ним, над тем связанным… Почти настала ночь в том недобром месте… Озверел его отец, и взял меня за волосы, и в ярости повлек меня… А он вырвался, чтобы защищать меня… Быстро схватила я топор и ударила с силой, ударила до смерти. И закричала: «Я его убила!..» Сыну я закричала: «Убила я его, убила!» Великая сила была во мне. И мой крик сделал его убийцей в его душе, в рабстве у меня была его душа… «Я убил», – сказал он, когда увидел кровь, лишился чувств и больше ничего не знал.

Кандиа, потрясенная почти животным содроганием, обнимает возвращенного ей сына. Потом отрывается от него и с дикой силой бросается к Миле, как к врагу. Дочери ее удерживают.

Родственницы.Оставьте ее! Оставь, Орнелла! Пусть она вырвет ей сердце! Пусть она съест ее сердце! – Пусть она бросит ее себе под ноги, пусть бьет ее ногами! Пятками пусть бьет по вискам, пусть выбьет зубы! – Оставьте ее! Оставь твою мать, Орнелла! Пусть душа вернется исцеленной в ее грудь!.. – Иона! Иона! Невиновен Алиджи! – Освободи его от колодок! Сними с него покрывало! Отдай нам его! – Теперь народ будет судить! – Рассуди ты, народ справедливый! Вели его освободить!

Мила отступает к закрытому изваянию ангела и смотрит на Алиджи, который уже охвачен опьянением от вина, смешанного с травами.

Толпа.Хвала Богу! Слава Богу! Слава отцу! – Бесчестье отошло от нас. – Клейма позорного нет на нас! – Не из наших людей убийца! Слава Богу! – Убила Ладзаро чужестранка, из Кодры в Фарне. – Говорил я, говорил: Алиджи невиновен! Развяжите его, освободите его! – Матери его отдайте! – Иона! Иона! Освободи его! Судья злодеяния дал тебе сегодня власть над головой человека. Сними голову с колдуньи! – В огонь, в огонь волшебницу! – На костер колдунью! – Исполни волю народа, Иона ди Мидиа! Отпусти невинного! Эй, Иона! – На костер дочь Иорио, дочь Иорио!

Мила.Так, так, народ справедливый! Так, народ Божий! Отомсти мне! И ангела-отступника со мной поставьте на костер, чтобы пламенем он сжег меня, чтобы сгорел со мной!

Алиджи.О, голос обманчивых обещаний! Вырвите этот голос из моей души!.. Он мне казался таким дивным, был так дорог мне! Задушите этот голос в моей душе, как будто никогда не слышал я его, не радовался ему!.. Я был во власти обманчивых слов, исцелите же во мне все раны, что мне нанесла любовь, избороздившая мою душу, точно гору ручья снеговых вод… Изгоните из моей души всякий след!.. Как бы никогда не слышал я этот голос и не верил ему!..

А если вы не в силах это сделать и если я тот, кто слушал, верил и надеялся, если я тот, кто поклонялся ангелу-отступнику, так отрубите мне обе руки, зашейте меня в мешок и бросьте в реку, чтобы я заснул там на семь веков… чтобы заснул я в пучине еще на семь веков и забыл бы о том, что свет Божий видели мои глаза!..

Орнелла.Мила, Мила! Это опьянение от вина смешанного, от чаши утешения, что мать дала ему выпить!..

Толпа.Отпусти его, Иона! Он бредит. – Он выпил зелья в вине… – Пусть мать его уложит спать! – Пусть он заснет, пусть спит! – Да помилует его Господь!

Иона передает знамя одному из своих людей и подходит к Алиджи, чтобы освободить его.

Алиджи.Да, Иона, освободи мне немного руки, чтобы я мог поднять их против нее… Нет, нет! Не сжигайте ее: так прекрасно пламя!.. А хотел бы я призвать умерших, всех умерших моей земли, забытых годов, самых далеких-далеких, что на семьдесят локтей зарыты под землей… Чтобы они прокляли, прокляли ее!