Текст книги "Танковые сражения 1939-1945 гг."

Автор книги: Фридрих Вильгельм фон Меллентин

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 29 страниц) [доступный отрывок для чтения: 11 страниц]

Греческая кампания

Когда наши войска 6 апреля перешли греческую границу, дислокация войск противника была следующей: четырнадцать греческих дивизий действовали в Албании против итальянцев, и только семь с половиной дивизий прикрывали границы с Югославией и Болгарией. Из числа последних три с половиной дивизии обороняли так называемую линию Метаксаса между долиной реки Струмы и турецкой границей, две дивизии занимали позиции между реками Струма и Вардар и две дивизии находились западнее Вардара, пытаясь прикрыть сосредоточение английских войск вдоль реки Вистрица (Алиакмон). В состав этих войск, которыми командовал генерал Мейтланд Уилсон, входили 2-я новозеландская дивизия, 6-я австралийская дивизия и английская танковая бригада.

Из всего того, что предпринимали англичане во время войны, посылка экспедиционных войск в Грецию мне представляется наименее оправданной с чисто военной точки зрения. Греки хорошо воевали в Албании, но во время зимней кампании они понесли тяжелые потери и, конечно, были не в состоянии противостоять мощному наступлению германских вооруженных сил. Посланные для поддержки греков английские войска были лишь каплей в море по нормам континентальной войны, а между тем без них Уэйвелл лишился блестящей возможности захватить Триполи. Неужели люди, которые планировали операции английских войск, могли серьезно надеяться на то, что четыре британские дивизии[41]41
  Для отправки в Грецию предназначались 7-я австралийская дивизия и польская бригада, но вследствие наступления Роммеля в Киренаике отправка этих войск была отменена.


[Закрыть] были способны оказать в Греции длительное сопротивление немецким войскам, обладавшим неограниченными ресурсами? Сейчас, во всяком случае, этому трудно поверить, и я полностью согласен с критикой, данной генерал-майором де Гинганом в его книге «Operation Victory»[42]42
  См. De Gingand, Operation Victory, Hodder and Stoughton, 1947.


[Закрыть].

Фактически положение англичан стало безнадежным еще до того, как их войска приняли активное участие в боевых действиях. 6 апреля наша 12-я армия перешла границу, имея в своем составе десять дивизий, в том числе две танковые. 7 апреля линия Метаксаса была прорвана в нескольких местах, а 9 апреля 2-я танковая дивизия заняла Салоники и отрезала все греческие войска, расположенные восточнее реки Струмы. К 10 апреля войска правого фланга 12-й армии заняли Южную Сербию и перешли границу южнее Монастир (Битоль). Сопротивление греков в этом районе было быстро сломлено, и мы продолжали наступать через Флорину к горам Пинд, угрожая обойти с тыла греческие дивизии на Албанском фронте. 13 апреля греки начали отступление из Албании, но было слишком поздно, и вскоре наши танковые войска отрезали им все пути отхода. Пока развивались эти решающие операции, англичане подготавливали оборону на подступах к горе Олимп.

К 16 апреля всем уже было ясно, что разгром греческой армии неминуем, и английское командование отдало приказ об отходе на новый оборонительный рубеж у Фермопил. Греческое правительство стремилось избавить страну от излишних страданий, поэтому была достигнута договоренность, что англичане создадут предмостное укрепление у Фермопил и постараются погрузить свои войска на корабли. Последовавшие за этим арьергардные действия представляют большой интерес для изучающих боевое применение танков в горных условиях, и я намерен остановиться на них подробно (см. схему 5).

После захвата Салоник генерал Бёме, командир нашего 18-го корпуса, получил приказ наступать по обе стороны горы Олимп и овладеть Ларисой, отрезав тем самым английские и греческие силы, расположенные в Центральной Македонии. Генерал Бёме решил вести наступление 2-й танковой и 6-й горно-стрелковой дивизиями, для чего расположил их следующим образом.

На правом фланге боевая группа 2-й танковой дивизии наступала севернее Олимпа в направлении на Элассон, где находились позиции австралийских частей. На левом фланге другая боевая группа той же дивизии наступала вдоль линии железной дороги между горой и морем, стремясь прорваться через Темпейское ущелье на Ларису. В центре 6-я горно-стрелковая дивизия продвигалась прямо через гору Олимп и выходила в тыл войскам противника в Темпейском ущелье. В описании последующих событий я использовал донесения Балька, командовавшего в то время 3-м танковым полком 2-й танковой дивизии.

15 апреля Бальк принял командование левофланговой боевой группой 2-й танковой дивизии. Боевая группа продвинулась через Катерини и была остановлена перед горным кряжем, протянувшимся между Олимпом и морем. Этот кряж обороняли войска противника, поддерживаемые артиллерией, и наш 2-й мотоциклетный батальон залег в густом кустарнике перед английскими позициями. Противник так хорошо замаскировался, что поддерживающая нас артиллерия никак не могла обнаружить цели[43]43
  Там оборонялся 21-й батальон 2-й новозеландской дивизии, поддерживаемый артиллерийской батареей и саперами. Позднее мы узнали, что им не дали никаких противотанковых средств, так как местность считалась танконедоступной.


[Закрыть]. В это время подходили немецкие подкрепления – 1-й батальон 3-го танкового полка, 2-й батальон 304-го пехотного полка и саперная рота. Сильно пересеченная местность, покрытая густым кустарником, была совершенно непроходима для танков; танки были привязаны к дорогам, а разведка обнаружила, что дороги заминированы.

После тщательной личной рекогносцировки Бальк решил, что единственная надежда на успех заключается в широком обходном маневре пехоты. Даже пешим солдатам было очень трудно преодолевать склоны Олимпа, но именно по этой причине было маловероятно, чтобы противник имел там прочную оборону. Одновременно танки получили приказ вести отвлекающие действия, и под прикрытием их огня 2-й мотоциклетный батальон начал без всяких транспортных средств широкий фланговый маневр. За ним следовал 2-й батальон 304-го пехотного полка, который принял еще правее и совершил невероятно трудный ночной марш по незнакомой местности, покрытой кустарником и валунами и перерезанной глубокими оврагами. Для прикрытия наших орудий и танков до утра была оставлена лишь саперная рота.

Утро 16 апреля показало, что тщательная подготовка и отличное физическое состояние наших пехотинцев принесли свои плоды. Было замечено передвижение войск противника, указывающее на отход, и Бальк тут же приказал своим танкам двигаться вперед, не обращая внимания на условия местности, и атаковать новозеландцев. В то время как наши мотоциклисты атаковали левый фланг противника, наша пехота зашла ему в тыл. Застигнутые врасплох новозеландцы бежали в южном направлении, бросая по дороге тяжелое оружие, транспорт и снаряжение.

О преследовании не могло быть и речи, так как пехотинцы были измучены ночным маршем, а танки и автомашины пока еще не могли двигаться по отвратительной проселочной дороге. Несколько солдат, у которых еще сохранилось достаточно сил, были посланы разведать восточный вход в Темпейское ущелье, а саперы широко развернули подрывные работы, чтобы расчистить путь для танков.

В середине дня 17 апреля две танковые роты подошли к входу в очень узкое Темпейское ущелье, где с обеих сторон вертикальной стеной стояли высокие горы, а между ними стремительно несла свои воды река Пеней. По ее северному берегу проходила железнодорожная линия Салоники – Афины, по южному же берегу шла шоссейная дорога, пока еще для нас недоступная, потому что не было мостов, а переправочное имущество еще не прибыло.

Танковая рота осторожно продвигалась вдоль железнодорожной линии; войска ни в коем случае не должны были скапливаться в этом узком проходе, где несколько снарядов противника могли нанести им огромные потери. Сначала все шло гладко, так как первый туннель остался неповрежденным. Но второй туннель был разрушен, и танки не могли дальше двигаться. Наши разведчики нашли место, где Пеней разделялся островом, – там танки, возможно, могли бы переправиться вброд.

Бальк решил для проверки рискнуть одним танком. Танк прошел. За ним успешно переправились еще два танка, но это было рискованным и трудным делом. На переправу каждого танка через реку уходило от получаса до часа; некоторым из них вода попала в моторы – они заглохли и не заводились. Тем не менее первые три танка пошли по шоссе и вскоре достигли разрушенного участка, обороняемого австралийцами. У австралийцев не было противотанковых орудий, поэтому, увидев танки, они бежали. Из мотострелкового полка были высланы вперед группы для ремонта дороги. В ночь с 17 на 18 апреля противник вел сильный артиллерийский огонь по долине, но потерь было мало.

Переправа через Пеней продолжалась днем и ночью, и к середине дня 18 апреля Бальк сосредоточил у западного входа в ущелье танковый и мотострелковый батальоны. Ни одна колесная машина пройти не смогла, но четыре 100-мм пушки на тракторной тяге переправились через реку. Для человека с таким темпераментом, как у Балька, этого было достаточно, и он бросил свои подразделения на австралийцев, прикрывавших западный вход в Темпейское ущелье.

16– я австралийская бригада удерживала подступы к Ларисе; на нее оказывали сильное давление 6-я горно-стрелковая дивизия, наступавшая через массив Олимпа, и правофланговая ударная группа 2-й танковой дивизии у Элассона. Наступление Балька по местности, считавшейся непроходимой, решило исход боя; его танки вскоре вырвались на равнину, устремились к Ларисе, и лишь наступление темноты вынудило их остановиться. Ночью австралийцы отошли, и на рассвете 19 апреля боевая группа Балька вступила в Ларису.

В английской разведывательной сводке, попавшей в наши руки, говорилось: «3-й немецкий танковый полк способен действовать на любой местности и преодолевает даже такую, которая считается совершенно танконедоступной»[44]44
  В брошюре «The Other Side of the Hill», являющейся официальным документом по истории новозеландской армии, о боевых действиях Балька у горы Олимп сказано следующее: «Редко на войне встречались танки, которые сумели бы преодолеть такую трудную местность, или пехота, которая, совершив уже более чем 500-километровый марш, продвигалась бы так быстро в столь тяжелых условиях; это был рекорд, которым может гордиться каждый солдат».


[Закрыть]. Помимо этих обстоятельств, успех Балька следует приписать тому, что он смело ссадил пехоту с транспортных средств и направил ее далеко в обход, что фактически следовало поручить лишь хорошо натренированным горным частям. Бальк указывает в своем донесении, что преодолеть такую исключительно трудную местность могли только танки и тракторы, и приходит к заключению, что из танковой дивизии надо изъять весь колесный транспорт, чтобы даже в тыловых службах иметь только гусеничные или полугусеничные машины[45]45
  Этот урок подтвердился на горьком опыте в России.


[Закрыть]. Он говорит, что эвакуация раненых и доставка бензина передовым частям была по существу невозможна, пока войска не заняли Ларису, хотя несколько бочек горючего были переправлены через Пеней на лодках, а затем перегружены на волов и ослов. К счастью, после того как был занят аэродром Ларисы, верховное командование прислало несколько самолетов с горючим, чтобы обеспечить дальнейшее наступление.

Теперь Греческая кампания быстро приближалась к концу. 16 апреля немецкие танковые войска, наступавшие из Македонии, достигли проходов через Пинд и отрезали пути отхода греческим дивизиям, отступавшим из Албании. Продолжать дальнейшее сопротивление стало бесполезно, и 23 апреля в Салониках была подписана капитуляция.

Однако нам не удалось захватить в плен британские экспедиционные войска. Местность была исключительно неблагоприятной для танков, а английские арьергарды в районе Олимпа и позднее на Фермопильской позиции действовали с большим искусством. Захват Коринфского перешейка немецкими парашютными войсками был выдающимся успехом, но он не смог помешать англичанам эвакуировать около 43 тыс. человек из Аттики и Пелопоннеса. Англичане потеряли около 12 тыс. убитыми, ранеными и пленными и понесли большие потери в судах, однако им удалось эвакуировать основную массу войск, несмотря на интенсивные действия немецкой авиации. Эта погрузка войск на суда, осуществленная в условиях подавляющего превосходства немецкой авиации, представляет собой замечательное достижение.

Новое назначение

В это время я находился в Белграде со штабом фельдмаршала барона фон Вейхса, назначенного главой военной администрации в Югославии. В результате наших переговоров со штабом 2-й итальянской армии по вопросу о демаркационной линии Италии достались Хорватия с Загребом и все Далматское побережье. Это была поистине замечательная политическая победа итальянцев, учитывая весьма скромную роль, которую они сыграли в Югославской кампании[46]46
  2– я итальянская армия очень медленно и осторожно наступала из района Триеста в юго-восточном направлении.


[Закрыть].

Хотя германская администрация и не везде пользовалась популярностью, она была по крайней мере действенной. Управление итальянцев, напротив, рассматривалось балканскими народами как унижение, главным образом потому, что они с презрением относились к итальянской армии. Это, несомненно, послужило причиной роста партизанского движения.

В конце апреля фельдмаршал фон Вейхс с офицерами своего штаба предпринял весьма приятную инспекционную поездку в специальном поезде принца Павла. Мы отправились через Ниш и Скопле в Салоники. Уже в Белграде как стиль зданий, так и расовые признаки части населения являли собой бесспорное доказательство длительного господства турок, но в Скопле мы почувствовали себя совсем как на Востоке: мы увидели там много мечетей, мужчин в фесках и женщин с закрытыми чадрой лицами. Освежающее купание в Эгейском море и величественный Олимп заставили нас на время забыть о войне.

В начале мая я получил приказ возглавить немецкий штаб связи при 2-й итальянской армии в Фиуме. Мы с шофером ехали без всякой охраны по стране, которая несколько месяцев спустя была объята огнем партизанской войны. В Фиуме я представился командующему 2-й итальянской армией генералу Амброзио, который после отставки Муссолини стал главнокомандующим итальянской армией. В течение последующих недель я присутствовал на маневрах итальянцев и очень хорошо узнал их. Меня поразила их устаревшая техника, и я отметил очень низкий уровень подготовки младших офицеров. Войска не были однородны по своим боевым качествам: например, в противоположность частям из Южной Италии альпийские дивизии производили отличное впечатление. После одного полевого учения генерал Амброзио поехал со мной на кладбище героев у реки Изонцо, где были похоронены во время первой мировой войны германские и итальянские солдаты. Он выразил надежду, что мы никогда больше не будем воевать друг против друга.

Это интересное пребывание у итальянцев с экскурсиями по чудесному Далматскому побережью и частым освежающим купанием в «Голубой Адриатике», к сожалению, было очень коротким: уже в конце мая я получил приказ немедленно явиться в Мюнхен. Меня назначили третьим офицером штаба танковой группы «Африка», которая формировалась в Баварии. На мощном «Мерседесе» я помчался через Венецию, Больцано и Инсбрук в Мюнхен. Обедая в отеле в Венеции, я привел в изумление итальянцев, посадив шофера за свой стол. Хотя обычно наши офицеры питались отдельно от унтер-офицеров и рядовых, но в подобных случаях, когда офицер и рядовой находились вместе вне части, мы считали вполне естественным есть за одним столом. В противоположность 1918 году внутреннее убеждение, что офицеры и солдаты являются частью одного целого, оставалось непоколебимым, и даже в 1945 году в германской армии не было никаких признаков разложения.

Из Инсбрука я решился на короткое время заехать в Миттенвальд, куда, спасаясь от бомбардировок, переехала из Берлина моя семья – жена и пятеро детей.

В Мюнхене я нашел подполковника Вестфаля, первого офицера штаба (начальника оперативного отдела) танковой группы «Африка». В течение нескольких дней собрался весь личный состав штаба; мы чувствовали себя несколько неловко в новой тропической форме. 10 июня Вестфаль и я отправились по железной дороге в Рим, где встретили генерал-майора Гаузе, начальника штаба. Генерал фон Ринтелен познакомил нас с обстановкой в Северной Африке, и на следующий день мы вылетели на итальянском самолете через Сицилию в Триполи. Во время этого перелета мы убедились, что Средиземное море – это не совсем «Mare Nostrum»[47]47
  Наше море (лат.), – Прим. ред.


[Закрыть]. Несколько раз на горизонте появлялись английские истребители, и нашему самолету приходилось лететь над самым морем, чтобы его не обнаружили.

В Триполи мы провели ночь в роскошном отеле, но непривычная тропическая жара была очень изнурительной и не давала возможности уснуть. Отныне роскошные отели должны были стать для нас лишь приятным воспоминанием – их место заняли палатки и бронированные машины. Мы надолго завязли в песках Западной пустыни.

Часть вторая
Западная пустыня

Глава IV
В штабе Роммеля

Роммель

Летом 1938 года я служил в штабе 3-го армейского корпуса в Берлине. Я, молодой ротмистр, прибыл на свою первую штабную должность прямо из военной академии. Однажды в мой кабинет вошел полковник – коренастый, живой, полный энергии и пышущий здоровьем человек с составлявшим предмет наших вожделений орденом «Pour le Merite»[48]48
  «Pour le Merite» (франц.)-«За заслуги»-высший германский военный орден в период перво и мировой войны. – Прим. ред.


[Закрыть] на шее. Это был чисто служебный визит. Полковник Эрвин Роммель, недавно назначенный руководителем военной подготовки «гитлеровской молодежи», зашел обсудить некоторые второстепенные вопросы управления и дисциплины в Берлинском округе. Так я впервые увидел командира, с которым мне в течение пятнадцати месяцев пришлось делить все невзгоды африканской войны и которого я научился любить и уважать как одного из выдающихся полководцев нашего времени, Зейдлица танковых войск и, быть может, самого смелого и энергичного командира, какого знала германская военная история.

Даже в 1938 году репутация Роммеля в германской армии была уже высокой – блестящие командные способности, проявленные им в первую мировую войну, когда он был строевым офицером, предвещали его последующие успехи на высших постах. Он привлек внимание Гитлера, издав ценное руководство по тактике пехоты, и его назначение руководителем военной подготовки «гитлеровской молодежи», очевидно, было лишь ступенью на пути к важной командной должности. Позднее я узнал, что Роммель отнюдь не был доволен своим назначением и постоянно ссорился с Бальдуром фон Ширахом, имперским руководителем молодежи. Этот человек, который сам никогда не был военным, вообразил, что руководить молодежью должна сама молодежь, в результате чего эти шестнадцатилетние Schnoesels[49]49
  Глупые ослики (нем.).


[Закрыть], как говорил Роммель, подавали команды своим Standarten[50]50
  Части, примерно соответствующие армейским полкам.


[Закрыть], сидя в огромных сверкающих «мерседесах», как будто они были командирами корпусов. В общем Роммель вскоре отказался от своих обязанностей, и причиной этого было невозможное поведение Шираха.

Я прибыл в Африку в июне 1941 года в качестве офицера штаба танковой группы – этот штаб был сформирован в Германии, а затем в полном составе переброшен в Ливию к Роммелю. До сих пор Роммель был только командиром Deutsche Africa Korps – немецкого Африканского корпуса. Одержанные им в апреле 1941 года крупные победы увеличили масштабы его действий, и ему стал необходим соответствующий штаб. Сначала сам Роммель не сознавал этого, и я никогда не забуду сдержанного и холодного приема, который он оказал нам в Гамбуте. Мы все были типичными офицерами генерального штаба и в то же время совершенно не были знакомы с африканскими условиями.

Как боевой генерал, Роммель смотрел на нас скептически; более того, сам он никогда не был офицером генерального штаба и явно беспокоился, что мы попытаемся контролировать его действия и даже подменять его. В своих мемуарах Роммель говорит[51]51
  «Krieg ohne Hass», Heidenheimer Zeitung, S. 54.


[Закрыть]:

«Однажды в Африку прибыл генерал Гаузе с большим штабом. Ему было приказано изучить возможности применения крупных сил в Африке и подготовить наступление на Египет. Хотя у генерала Гаузе были ясные указания от ОКВ[52]52
  ОКБ-О. К. W. (нем.) – Oberkommando der Wehrmacht, германское верховное командование. – Прим. ред.


[Закрыть] не поступать в мое подчинение, тем не менее он сделал это, после того как я сказал ему, что командование всеми немецкими войсками в Африке поручено мне одному».

В действительности мы никогда не ставили вопрос о том, чтобы оспаривать его права командующего; мы прибыли в Африку, чтобы служить ему, и вскоре он убедился, что не может командовать большой армией без нашей помощи[53]53
  Командование немецко-итальянскими войсками имело в Северной Африке шесть итальянских дивизий («Павия», «Брешиа», «Болонья», «Савойя», моторизованная дивизия «Тренто» и танковая дивизия «Ариете») и немецкий Африканский корпус, в состав которого входили 15-я и 21-я танковые и 90-я легкопехотная дивизии. – Прим. ред.


[Закрыть].

Когда мы прибыли в Африку, обстановка была следующей. После разгрома армии Грациани в результате наступления Уэйвелла германское верховное командование было вынуждено вмешаться в африканские события, и в феврале и марте 1941 года в Ливию была отправлена 5-я легкая дивизия (впоследствии переименованная в 21-ю танковую дивизию). За ней должна была последовать 15-я танковая дивизия, но Роммель не стал дожидаться ее прибытия и, не обращая внимания на протесты итальянского верховного командования, в конце марта начал наступление. Вырвавшись через узкий проход у Гаср-эль-Брега (Мерса-Брега), Роммель захватил врасплох англичан и разбил их войска в Западной Киренаике. 4 апреля немецкие бронеавтомобили вступили в Бенгази, и Роммель начал преследование. Обычно сам он пользовался для своего передвижения «Шторхом» – маленьким самолетом, который мог приземлиться на теннисном корте. Известен факт, что во время этого наступления, пролетая над ротой, которая задержалась без видимой причины, он сбросил записку: «Если вы сейчас же не двинетесь вперед, я спущусь вниз. Роммель».

Бросив свои войска в наступление по пустыне через старый форт Эль-Мекили, где было взято в плен несколько генералов и более 2 тыс. солдат, Роммель вновь захватил Киренаику. Во время этого наступления был срезан «Киренаикский выступ» вместе с плоскогорьем Джебель-эль-Акдар – этот выступ не может служить препятствием для наступающего с востока или запада потому, что последний всегда вправе выбрать более короткий путь через пустыню. К 10 апреля наши войска заняли Бардию и перешли египетскую границу у Эс-Саллума. Слабые немецкие силы отвоевали почти всю Киренаику за двенадцать дней. Один Тобрук продолжал держаться еще и в мае, отражая решительные атаки немецких войск.

Эта блестящая победа придала совершенно иной оборот войне в Африке, но после неудачного наступления на Тобрук 3 мая Роммель вынужден был перейти к обороне. В конце мая войска Уэйвелла атаковали наши позиции в районе Капуццо и Хальфайи, но были отбиты; в середине июня они предприняли более широкую операцию под кодовым названием «Бэттлэкс», которая привела к тяжелым танковым боям в районе Капуццо и Сиди-Омара. Африканский корпус понес серьезные потери в танках, но благодаря решительным действиям Роммеля поменялся на этот раз ролями с 7-й английской бронетанковой дивизией[54]54
  Самое знаменитое английское бронетанковое соединение в этой войне, имевшее эмблему «кенгуровая крыса».


[Закрыть] и одержал замечательную победу. За этим последовало длительное затишье, и с июня по ноябрь в Западной пустыне серьезных сражений не было.

Прежде чем перейти к описанию значительной по масштабам операции «Крузейдер» и крупного сражения при Эль-Газале, а также нашего победоносного наступления через Тобрук к Эль-Аламейну – то есть периода, включающего ряд самых драматических и поучительных эпизодов в истории боевых действий танков, – я хочу изложить свои впечатления о Роммеле и службе в его штабе. Я также расскажу об общих условиях войны в пустыне.

Служить у Роммеля было нелегко: он так же мало щадил окружавших его людей, как и самого себя. Чтобы работать с Роммелем, надо было иметь железный организм и стальные нервы; вместе с тем я должен подчеркнуть, что хотя Роммель иногда не стеснялся в выражениях, «разнося» командиров частей и соединений, но по отношению к тем, кто принадлежал к его непосредственному окружению, он вел себя совершенно иначе: стоило ему убедиться в работоспособности и добросовестном отношении к делу кого-либо из офицеров – и он никогда не говорил ему грубого слова.

У Роммеля было довольно странное представление о штабной службе. Особенно надоедало его вмешательство во всякие мелкие дела, решение которых лежало на обязанности начальника штаба. Как правило, он требовал, чтобы начальник штаба сопровождал его в поездках по фронту, что часто означало посещение даже передовых позиций. Это противоречило установившемуся принципу генерального штаба, который гласил, что начальник штаба замещает командующего в его отсутствие. Но Роммель любил, чтобы его главный советник находился всегда под рукой, а если тот выйдет из строя, – ну что ж, его всегда можно заменить[55]55
  Во время боев в «котле» 30 мая – 1 июня 1942 года были ранены как начальник штаба генерал Гаузе, так и первый офицер штаба полковник Вестфаль.


[Закрыть].

В критические периоды Роммель и его начальник штаба иногда отсутствовали не только весь день, но и несколько дней подряд. Это возлагало большую ответственность на других штабных офицеров, и в особенности на первого офицера штаба (начальника оперативного отдела). Мы охотно брали на себя эту ответственность, зная, что Роммель всегда поддержит любое решение, которое мы сочтем необходимым принять. Самым трудным для нас было его отсутствие в разгар операции «Крузейдер» в ноябре 1941 года, когда Вестфаль как первый офицер штаба и я – третий офицер – оставались полными хозяевами штаба танковой группы с 23 по 28 ноября. Вестфаль был вынужден отменить один из важнейших приказов Роммеля, и после своего возвращения командующий проявил великодушие, утвердив действия Вестфаля, хотя они находились в прямом противоречии с его прежними распоряжениями[56]56
  Вестфаль отменил приказ Роммеля, предписывающий 21-й танковой дивизии преследовать противника на территории Египта, и отвел эту дивизию в Бардию.


[Закрыть].

За период с августа по ноябрь 1941 года мне пришлось очень хорошо узнать Роммеля. Хотя на фронте было затишье, ни штабы, ни войска фактически не отдыхали. Роммель лихорадочно работал над усовершенствованием позиций на границе, и в результате между Сиди-Омаром и Эс-Саллумом вырос настоящий минный барьер. Роммель также усиленно занялся подготовкой к захвату Тобрука. В течение этих так называемых спокойных месяцев Роммель уже в 5 часов утра, бывало, заходил в бронированную машину первого офицера штаба, чтобы изучить последние донесения об обстановке. Затем он отдавал распоряжения штабу и в сопровождении штабного офицера отправлялся к войскам, расположенным у Эс-Саллума или Тобрука, где, как правило, проводил весь день.

Обычно за маршрутом движения следит штабной офицер, но Роммель обладал необычайной способностью чувствовать нужное направление и ориентироваться на местности и сам указывал путь. Во время посещения фронта он видел все, ничто не ускользало от его внимания. Он замечал, что орудие плохо замаскировано, что поставлено недостаточное количество мин или что у дозора мало патронов. Во всех случаях он лично убеждался, что его приказы и указания выполняются. Роммель пользовался большой популярностью среди молодых солдат и унтер-офицеров, во время бесед с которыми он обычно отпускал немало шуток; вместе с тем он мог быть очень резким с командирами взводов, если бывал недоволен их действиями. После такой проборки он, однако, с готовностью выслушивал доводы сопровождающего штабного офицера в защиту незадачливой жертвы, и, если его упреки оказывались необоснованными, Роммель при следующем посещении восстанавливал справедливость.

Энергии Роммеля можно было удивляться: как правило, он весь день проводил в таких проверках, не считаясь с сильной жарой, которая в летние месяцы иногда доходила до 43 градусов в тени. Завтрак его состоял из нескольких бутербродов, которые он съедал в машине, и глотка чаю из бутылки; поздний обед был не менее спартанским. Роммель по обыкновению обедал один или в обществе немногих штабных офицеров – своих ближайших помощников. Во время обеда он позволял себе выпить один стакан вина. Он требовал, чтобы лично ему и его штабу выдавали такой же паек, как и войскам. В Северной Африке не всегда было нормальное питание – месяцами мы не видели свежих овощей и жили только на консервах; к тому же вода всегда была солоноватая – этот привкус ощущался даже в кофе и чае. Мы имели значительные потери от желудочно-кишечных заболеваний, и мне самому пришлось в сентябре 1942 года уехать из Африки с амебной дизентерией.

Роммель не был все время только строгим командиром, и, когда он становился менее суровым, бывал очень приятным в компании человеком. «Записки Роммеля»[57]57
  «The Rommel Papers», Collins, 1953, p, 150.


[Закрыть] содержат следующую выдержку из его письма к жене:

«10 сент. 1941. Вчера вечером я ездил на охоту с майором фон Меллентином и лейтенантом Шмидтом (адъютантом). Это было очень увлекательно. Мне удалось подстрелить из машины бегущую газель. На обед у нас была восхитительная печенка».

Мои впечатления о Роммеле как о полководце будут изложены в последующих главах. По моему мнению, он был идеальным командиром для войны в пустыне. Правда, его обычай «командовать, находясь в боевых порядках», иногда обращался против него: на решения, касающиеся всей армии в целом, подчас оказывали чрезмерное влияние чисто местные успехи или неудачи. С другой стороны, отправляясь лично в опасные места – а он обладал какой-то сверхъестественной способностью появляться в нужном месте и в нужное время, – он тем самым получал возможность изменять свои планы в соответствии с новой обстановкой, что в условиях Западной пустыни имело исключительно важное значение. Он вдумчиво и тщательно планировал боевые действия, быстро и смело принимал решения на поле боя, всесторонне оценивая возможности того или иного смелого удара в меняющейся боевой обстановке. Что больше всего меня восхищало, так это его мужество и находчивость, а также твердая решительность в самые критические моменты. Эти качества полностью проявились во время его блестящего ответного удара на Аджедабию в январе 1942 года, когда он захватил врасплох и наголову разбил победоносную 8-ю английскую армию; в ходе боев в «котле» в июне, когда Роммель спокойно и уверенно управлял войсками, находившимися на грани поражения и в то же время накануне величайшей победы; наконец в июле 1942 года, когда он с железной стойкостью держался у Эль-Аламейна, хотя резервы и боеприпасы были уже почти все израсходованы.

Между Роммелем и его войсками установилось то необъяснимое чувство взаимного понимания, которое дается людям свыше. Африканский корпус шел за Роммелем, куда бы он его ни вел и как бы сурово он с ним ни обращался, это был все тот же Африканский корпус из тех же трех дивизий – и у Сиди-Резега, и у Аджедабии, и у Найтсбриджа и у Эль-Аламейна. Солдаты знали, что меньше всего Роммель щадил самого себя; они видели его рядом с собой и чувствовали, что это их отец-командир.