Текст книги "Законодательство Ликурга и Солона"

Автор книги: Фридрих Иоганн Кристоф Шиллер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Солона упрекали в том, что он предоставил народу слишком большую власть, и этот упрёк не лишён основания. Заботливо избегая одного подводного камня – олигархии, он чрезмерно приблизился к другому подводному камню – анархии, но не подошёл к ней вплотную, а только приблизился, так как сенат пританов и судилище ареопага держали народовластие в крепкой узде.

Зла, неотделимого от демократии, непродуманных, подсказанных страстью решений и незатухающей борьбы партий, разумеется, нельзя было избегнуть и в Афинах. Но это зло следует скорее относить за счёт избранной законодателем формы, нежели приписывать его существу демократии. Солон совершил крупную ошибку, дозволив народу выносить решения не через своих представителей, а непосредственно; при скоплении огромной толпы это не могло протекать без замешательства и беспорядков, и, поскольку большая часть этой толпы была неимущей, порою также не обходилось и без подкупа. Можно себе представить, сколь бурными были такие собрания; ведь для вынесения приговора об остракизме требовалось самое малое шесть тысяч голосов. Если же, с другой стороны, принять во внимание, до чего хорошо даже самый заурядный афинянин был знаком с общественными делами, как мощно говорил в нём патриотический дух, как усердно законодатель позаботился о том, чтобы отечество было для гражданина превыше всего, то у нас создастся более высокое представление о политическом разумении афинской черни, и мы по крайней мере остережёмся делать о ней слишком поспешные выводы на основании знакомства с простым народом нашей страны. Многолюдные собрания всегда влекут за собой некоторое ослабление законности; малочисленным же трудно полностью уберечься от аристократического деспотизма. Найти благотворное среднее между тем и другим – задача исключительной трудности, и решить её предстоит грядущим столетиям. Меня всегда поражает дух, направлявший Солона в его законодательной деятельности, – дух здорового и подлинного искусства государственного строительства, никогда не упускавший из виду основного принципа, на котором должны зиждиться все государства, а именно: законы, подлежащие в будущем строгому соблюдению, должны создаваться теми, для кого они предназначены, причём гражданские обязанности надлежит выполнять сознательно и из любви к родине, а не под воздействием рабского страха пред наказанием, слепого и безразличного подчинения воле вышестоящего.

Прекрасной и замечательною чертою Солона было и то, что он глубоко уважал человеческую природу и ради государства никогда не жертвовал человеком, ради средства – конечною целью, а, напротив, заставлял государство служить человеку. Его законы были не тягостными узами, и дух афинского гражданина, не стесняемый ими, легко и свободно развивался во всех направлениях, никогда не ощущая, что они ведут его за собой. Другое дело законы Ликурга: это были железные оковы, ранившие непокорных и принижавшие дух человеческий, давя на него всей своей неимоверной тяжестью. Афинский законодатель открыл для усердия и дарований своих сограждан все возможные в его время пути, тогда как спартанский законодатель оставил своим согражданам один-единственный путь, преградив остальные глухою стеной, – тот путь, что ведёт к заслугам на политическом поприще. Ликург законами предписывал праздность, Солон сурово карал её. Вот почему в Афинах проявлялись все добродетели, цвели все ремёсла и все искусства, был развит дух предприимчивости; вот почему там люди подвизались во всех отраслях знаний. Разве найдёшь в Спарте Сократа, Фукидида, Софокла, Платона

[Закрыть]? Спарта могла породить лишь властителей да ещё воинов, но не художников, не поэтов, не мыслителей и не граждан вселенной. Как Солон, так и Ликург – великие люди, оба они к тому же и честные люди, но сколь различно воздействие, которое они оказали, исходя в своей работе из совершенно противоположных принципов! Афинский законодатель окружён свободой и радостью, трудолюбием и изобилием, вокруг него теснятся все искусства и все добродетели, все музы и грации взирают на него с благодарностью и зовут его отцом и создателем своим! Вокруг Ликурга пустынно, здесь нет ничего, кроме тирании и её ужасного спутника – рабства, потрясающего цепями и проклинающего виновника своих бед и несчастий.

Характер народа – точнейший слепок с его законов; поэтому он и наиболее справедливый судья их достоинств и недостатков. Ограничен был разум спартанца и бесчувственно было его сердце. Он являл гордость и высокомерие в отношениях со своими союзниками, жестокость с побеждёнными, бесчеловечность, раболепство перед вышестоящими; в переговорах, которые ему приходилось вести, он был бессовестен и коварен, в решениях – деспотичен, и даже его величию и его добродетелям не хватало той чарующей прелести, которая одна завоёвывает сердца. Афинянин, напротив, был кроток и приветлив в обращении, учтив, непринужден в беседе, благожелателен к нижестоящим, гостеприимен и обходителен с чужестранцами. Приверженный к роскоши и щёгольству, он, однако, на полях битвы сражался как лев. Одетый в пурпур и умащенный благовониями, он одинаково приводил в содрогание и полчища Ксеркса

[Закрыть] и суровых спартанцев. Он ценил радости, доставляемые чревоугодием, и с трудом мог устоять перед соблазнами сладострастия, – однако обжорство и непристойное поведение влекли за собой в Афинах бесчестье. Ни один народ древности не почитал в такой мере благопристойность и щепетильность, как их почитали афиняне; во время войны с Филиппом

[Закрыть], царём македонским, афинянам довелось как-то перехватить несколько его писем и среди них одно, предназначенное его супруге; все остальные письма афиняне вскрыли, это они отослали обратно в неприкосновенности. В счастье афинянин был преисполнен великодушия, в несчастье – стоек, и в этом случае он ради отечества, не задумываясь, отваживался на всё. В отношениях со своими рабами он был человечен, и слуга, подвергшийся жестокому обращению, мог принести жалобу на своего господина-мучителя. Даже на животных простирал этот народ своё великодушие; по окончании постройки храма Гекатонпедона последовало распоряжение отпустить на волю всех вьючных животных, работавших на этой постройке, и пожизненно предоставить им, не требуя с них работы, лучшие пастбища. Некоторое время спустя одно из них добровольно явилось туда, где производились работы; оно упорно бежало впереди животных, таскавших на себе тяжести. Это зрелище до того умилило афинян, что они решили содержать отныне эту верную тварь за счёт государства в особых условиях. Однако справедливость обязывает меня не замалчивать ошибки афинян, ибо истории не подобает быть панегириком. Народ, восхищающий нас утончённостью своих нравов, своей кротостью и мудростью, нередко позорил себя постыднейшею неблагодарностью по отношению к величайшим своим мужам, жестокостью к поверженному врагу. Избалованный лестью своих ораторов, гордый своею свободой, кичившийся своими блестящими достоинствами, он зачастую с непереносимой надменностью угнетал своих союзников и соседей и на общественных совещаниях давал себя увлечь духу легкомыслия и своеволия, не раз обрекая этим на неуспех усилия наимудрейших своих государственных деятелей и приводя государство на край гибели. Каждый афинянин в отдельности был податлив и мягкосердечен, но в общественном собрании он становился совершенно другим человеком. Вот почему Аристофан

[Закрыть] изображает своих сограждан мудрыми старцами дома и глупцами в народных собраниях. Любовь к славе и жажда новизны всецело владели ими и порою доводили их до неистовства; ради славы афинянин готов был пожертвовать своими богатствами, своей жизнью и нередко своей добродетелью. Венок из масличных ветвей, надпись на колонне, вещающая о его заслугах перед согражданами, были для него более действенным поощрением к подвигам, чем для перса – бесчисленные сокровища, которыми обладал его повелитель. Насколько невоздержан был афинский народ в проявлениях неблагодарности, настолько же бурно выражал он и свою благодарность. Привлечь хотя бы на один день внимание такого народа, стать тем, кого после собрания он с триумфом сопровождает домой, было для алкавших славы афинян наслаждением более высоким и вместе с тем более истинным, нежели те, которые мог бы доставить монарх любимейшим своим рабам: ведь гораздо труднее заставить восхищаться собою целый народ, гордый и умеющий чувствовать, нежели заслужить расположение одного человека. Афинянин по самой природе своей не мог пребывать в покое; его дух непрерывно гнался за новыми впечатлениями, ему требовались всё новые и новые удовольствия. Этой жажде новизны нужно было каждодневно давать пищу, иначе она могла обернуться против самого государства. Вот почему зачастую бывало спасительным новое зрелище, вовремя показанное народу: оно нередко предотвращало мятеж, угрожавший общественному порядку; вот почему и узурпатор нередко добивался успеха рядом сменяющих друг друга увеселений, потворствуя этой страсти народа! И вот почему горе достойнейшему из граждан, если он не мог постигнуть искусство что ни день представать новым и освежать воспоминание о своих деяниях и заслугах!

Закат жизни Солона был не столь безмятежным, как он того заслужил. Чтобы избавиться от назойливости афинян, ежедневно докучавших ему расспросами и предложениями, он, после того как законы его были приняты и вошли в силу, совершил путешествие в Малую Азию, на острова и в Египет, где беседовал с мудрейшими людьми своего времени; он посетил царя Креза в Лидии и побывал при дворе египетского царя в Саисе. Рассказы о его встречах с Фалесом Милетским

[Закрыть] и с Крезом настолько известны, что задерживаться на них не стоит. Возвратившись в Афины, Солон нашёл государство раздираемым на части борьбою трёх партий, во главе которых стояли теперь опасные люди – Мегакл и Писистрат

[Закрыть]. Мегакл стал могущественным и грозным противником благодаря своим огромным богатствам. Писистрат – благодаря выдающемуся уму и талантам. Писистрат, когда-то любимец Солона, Юлий Цезарь Афин, появился однажды перед народным собранием распростёртый на колеснице, мертвенно бледный, весь забрызганный кровью, струившейся из раны, которую он сам себе нанёс в руку. «Взгляните, – воскликнул он, – как из-за вас разделались со мною враги! Жизнь моя всегда будет в опасности, если вы не примете мер к её защите». Тотчас друзья Писистрата предложили, по его же наущению, приставить к нему стражу с тем, чтобы телохранители неотступно следовали за ним всякий раз, как он отправится в общественное место. Солон догадался о коварстве этого предложения и горячо, но тщетно возражал против него; оно было принято, к Писистрату приставили телохранителей, и вскоре он, подчинив их своей воле, овладел афинскою крепостью. Теперь с глаз народа спала завеса, но было поздно. Ужас объял Афины; Мегакл с приверженцами бежал из города, уступая его узурпатору.

Солон, единственный, кто не дал себя обмануть, теперь был единственным, кто не утратил мужества; и подобно тому, как прежде он прилагал всяческие усилия, чтобы, пока не поздно, удержать своих сограждан от опрометчивости, так и теперь он стремился во что бы то ни стало поднять их дух. Не найдя, однако, ни с чьей стороны поддержки, он ушёл домой и, сложив своё оружие перед входной дверью, воскликнул: «Я сделал для блага отечества всё, что мог!» Он не захотел бежать из Афин и продолжал горячо осуждать безумие граждан и бессовестность тиранов. На вопрос друзей, откуда у него берётся смелость противостоять тому, кто всесилен, он ответил: «Мой возраст придаёт мне мужество». Он умер, так и не увидев отчизну свободною.

Впрочем, Афины не стали добычей варвара. Писистрат был благороден и чтил законы Солона. В дальнейшем он дважды был свергнут своим соперником и дважды снова овладевал городом, пока, наконец, упрочив свою власть, не стал спокойно управлять государством; его подлинно значительные заслуги и великие добродетели заставили забыть о том, что он узурпатор. Покуда он стоял у власти, никто не чувствовал, что Афины потеряли свободу, настолько мягким и чуждым гнёта было его правление; казалось, властитель не он, но законы Солона. Писистрат положил начало золотому веку Афин; при нём занялась пленительная заря греческого искусства. Он умер, оплакиваемый всеми, как любимый отец.

Начатое им дело было продолжено его сыновьями, Гиппархом и Гиппием. Братья правили в полном согласии, в равной мере воодушевляемые любовью к науке. При них расцвело творчество Симонида и Анакреонта и была основана Академия. Всё устремилось навстречу блистательному веку Перикла

[Закрыть].

© Перевод с немецкого А. Бобовича, 19??

Комментарии

Ликург – Государственное устройство, приписываемое Ликургу, относится современной наукой в основном к VIII в. до н. э. Существование самого законодателя хотя и представляется правдоподобным, однако не подтверждено историческими свидетельствами. С V в. до н. э. в Спарте существовал культ Ликурга – бога света.

Сенат – орган государственной власти, носил название герусии, то есть совета геронтов (старейшин). Герусия выполняла функции верховного суда, а также частично военного совета. Геронты в историческое время были выборными лицами. Оба басилевса (царя) были также членами герусии.

…продолжатель дела Ликурга восполнил этот пробел и добавил эфоров… – Коллегия эфоров (наблюдателей) состояла из пяти человек. Относительно времени возникновения и функций этого органа существуют большие разногласия во мнениях античных авторов. Главной задачей эфоров был контроль над действиями царей – басилевсов. Полномочия эфоров были чрезвычайно широкими: от них зависел набор ополчения, они контролировали действия царей в походах и имели право привлечь их к суду.

Он повелел всем гражданам Спарты питаться за общим столом… – Эти трапезы, носившие название сисситий, или фидитий, были одним из проявлений военизированного быта спартанцев. Женщины к участию в сисситиях не допускались и должны были, напротив, вести довольно замкнутый образ жизни.

…песнь в честь Кастора… – Кастор и Полидевк, братья-близнецы (известны также под именем Диоскуры – сыновья Зевса). Культ Диоскуров был широко распространён в Лаконии, а позднее в древнем Риме.

…их звали илотами, ибо первыми рабами спартанцев были жители расположенного в Лаконии города Гелоса… – В науке существует также мнение, что само слово «илот» означает покорённый, захваченный в плен. Илоты не были рабами в полном смысле этого слова. Илоты – порабощённое земледельческое население, закреплённое за земельными участками (клерами). Такой участок по жребию отдавался полноправному гражданину Спарты. Ни клеры, ни илоты не могли быть отчуждаемы. Спартанцы по условиям своего быта не могли жить на своих клерах, илоты вели хозяйство самостоятельно и отдавали спартанцам определённую часть урожая. Власть над илотами принадлежала Спартанскому государству в целом. Положение илотов было близким к положению общинных рабов.

Это мероприятие называлось криптией… – Криптии были полицейской мерой, преследовавшей цель предотвращения восстаний илотов путём уничтожения наиболее сильных и опасных из них. Несмотря на зверские расправы с илотами, последние часто восставали; в отдельных случаях восстания илотов угрожали самому существованию Спартанского государства.

Во время Пелопоннесской войны… – Война, охватившая всю древнюю Грецию в 431 – 404 гг. до н. э. Причиной её была борьба за гегемонию в Греции между афинской рабовладельческой демократией и спартанской рабовладельческой аристократией. В войне принимали участие два крупнейших политических объединения: с одной стороны, Пелопоннесский союз во главе со Спартой, с другой – афинская держава. Первый период войны (так называемая Архидамова война – от имени спартанского царя, вторгшегося в Аттику) завершился в 421 г. до н. э. компромиссным миром. В 415 г. до н. э. война, однако, возобновилась. Афиняне понесли ряд тяжёлых поражений на суше, вся Аттика была разорена, в 404 г. до н. э. спартанцы взяли и город Афины. В результате войны власть демократии в Афинах сменилась олигархическим управлением «тридцати».

…спартанский царь Леонид и триста героев, сражавшихся с ним вместе… – Имеется в виду подвиг спартанцев, ценой жизни задержавших продвижение персидской армии у Фермопильского ущелья в 480 г. до н. э. Шиллер приводит известное двустишие греческого поэта Симонида (556 – 469 гг. до н. э.), высеченное на памятнике, поставленном греками на месте сражения.

Насколько более прекрасным предстаёт нам в своём лагере под стенами Рима грубый воин Гней Марций… – известен под именем Кориолан. Изгнанный плебсом из Рима, он явился к стенам города в 490 г. до н. э. с вооружёнными отрядами племени вольсков. Только по просьбе матери и жены он согласился снять осаду. Этот эпизод использован Шекспиром для одной из своих драм.

Ваятели начали с небольших колонн в честь Гермеса и только в последующем возвысились до совершенных форм какого-нибудь Антиноя или ватиканского Аполлона… – Колонны в честь Гермеса (так называемые гермы), каменные столбы со скульптурным изображением головы бога Гермеса, считавшегося покровителем торговли и путешественников, имели культовое значение и ставились на перекрёстках дорог, на улицах и площадях древнегреческих городов, а также во многих общественных зданиях. Антиной – юноша исключительной красоты, любимец римского императора Адриана (117 – 138), сопровождавший его во всех походах, утонул в Ниле в 122 г. По приказу Адриана было изваяно множество статуй для увековечения красоты Антиноя. Наиболее известная скульптура находится в Луврском музее в Париже. Шиллер имеет в виду находящуюся в Ватикане знаменитую статую Аполлона Бельведерского, приписываемую мастеру Леохару (IV в. до н. э.).

Солон (ок. 639 – ок. 559 гг. до н. э.) – политический деятель и один из первых поэтов древней Аттики. Своим законодательством, охватывающим прежде всего отношения собственности, нанёс удар родовой аристократии и расчистил пути для развития рабовладельческой демократии в Афинах. Элегии Солона служат одним из источников изучения социальных отношений в Афинах в VII – VI вв. до н. э.

После смерти Кодра афиняне упразднили монархию, и верховная власть перешла к должностному лицу… носившему титул архонта. – Афинские цари известны только по преданиям; Кодр, последний из них, погиб в борьбе с дворянами. Создание института архонтата относится к глубокой древности. Первые архонты с различными функциями избирались, по-видимому, наряду с басилевсами. Об этом свидетельствует и тот факт, что звание басилевса носил один из архонтов.

Драконт – один из архонтов древних Афин. «Законы Драконта» представляют собой произведённую около 621 г. до н. э. запись действовавшего в Афинах обычного права. Шиллер неправильно освещает их сущность. Самый факт кодификации права ограничивал произвол родовой аристократии. Статьи, направленные против кровной мести, свидетельствовали о разложении родового строя и развитии рабовладельческого.

Рабы… царя царей… – то есть персидского царя.

Сисахфия – отмена долгов и долговой кабалы, которая явилась одним из поворотных моментов афинской истории. Дальнейшее развитие рабства в Афинах после этого идёт уже не за счёт членов самой общины, а за счёт иноплеменников. Сисахфия была направлена против родовой собственности, лежавшей в основе аристократического землевладения. Вместе с тем эта реформа носила умеренный характер, поскольку не было произведено раздела земли и оставались условия для дальнейшего сосредоточения земель в руках крупных землевладельцев.

Имущество всех афинских граждан подверглось оценке, исходя из которой они были разделены на четыре класса или разряда. – Эти разряды соответственно носили названия: пентакосиомедимны, всадники, зевгиты и феты. Солон, определяя границы между разрядами по доходам с земли, вероятно, подводил под эти категории также и состоятельных представителей торгово-ромесленного населения Афин, не имевших земельной собственности. Это деление населения на имущественные классы легло также в основу распределения военных повинностей.

…их объединяли по двое, чтобы общий доход обоих был равен тем же тремстам медимнам. Поэтому их называли «парной упряжкой». – Толкование Шиллера ошибочно. Лица, принадлежавшие к третьему разряду, были владельцами парной упряжки и должны были обладать доходом в двести медимнов (медимы равнялся приблизительно сорока одному литру).

Назад к карточке книги "Законодательство Ликурга и Солона"