Текст книги "Убей, укради, предай"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 6 (всего у книги 24 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

11

Черный. 10 сентября, 10.20

Человеку нужна идея. Нужна идея человеку!

Неважно какая – пусть пресная, тусклая, необходимо лишь осознавать сам факт причастности к движению жизни. Если же к этому добавить способность беспристрастно оценивать собственные возможности, да еще небольшую толику оптимизма, можно вполне безмятежно проживать день за днем, не страшась грядущей старости. Только вот... Как, спрашивается, вписать в эту схему всяческие «приятные» неожиданности вроде дневника Басина?

– Хреновая концепция! – Черный, не удержавшись, фыркнул. – И уж тем паче не первой свежести. «Не страшась грядущей старости...» Чего ее, мать твою, страшиться, если до нее дожить, вероятно, не придется? Народ же вокруг элементарно валят налево и направо! Пушкина, Апраксин, теперь вот – Шестопал... труп. Мертвый, мать его, труп.

Мысли, вернее, мыслишки, сопровождаемые мелкой шелухой бессвязных образов, уверенно набирали ход, истерично повизгивая на таких вот неожиданных поворотах.

Спокойно, спокойно! Вдох: синий поток, желтый поток – прилив, выдох: пурпурный выброс – очищение... Этим способом самоуспокоения Черный пользовался редко, ибо мало доверял собственному воображению. В пору юности, когда дух еще не был отягощен опытным недоверием и мудрым сарказмом, многое без особого труда представлялось реальным. Потому что хотелось верить во все подряд (разумеется, до определенных пределов). Вот и возможно было в любой момент превратиться в некий проводник вселенской энергии – так уверяли книги, писанные, надо думать, просвещенными людьми, – стоило лишь прикрыть глаза и представить, как снизу и сверху тело пронизывают разноцветные космические потоки, неся силу и покой на вдохе, вытесняя слабость, недуги и страхи на выдохе. Впрочем, в последнее время на скудность воображения сетовать не стоило. Скорее, наоборот... Если так пойдет дальше, скоро за каждым углом ему станут мерещиться киллеры и агенты спецслужб... Один сегодняшний сон чего стоил... Бестселлер в духе Чейза! Хотя нет, Чейз тут, пожалуй, покурит...

Куда же подевалась эта чертова Марина? Черный швырнул на пол бесполезную газету. Почему-то он был уверен, что именно сегодня «Нью-Йорк таймс» порадует своих читателей сообщением о смерти Митиной. А чего еще он мог ожидать?

– Да, собственно, – произнес Черный неопределенно. – Чего еще можно ждать от людей, любящих порядок и чистоту? Отмыть хренову, мать ее, кучу денег – и не почистить рабочее место?.. Нет, господа! Шиш с маслом, господа! Не дождетесь, господа! В этих кругах так не принято!

Из недр книжного шкафа послышался недоверчивый писк.

– А ты сам посуди. – Черный подошел к Биллу, проснувшемуся и теперь подозрительно внюхивающемуся в окружающее пространство. – В банке отвечают, что Митина в отпуске, дома ее тоже нет... Нет, конечно, ни один уважающий себя человек не станет проводить отпуск в этом гнусном, пыльном городе. Вполне вероятно, что она сейчас где-нибудь на Кипре, на Гавайях, на Луне или черт ее знает где еще... Но если связать воедино скандал в Бэнк оф Трейтон, этого идиота Басина, потом все эти внезапные смерти – что, спрашивается, остается думать?!

Билла, впрочем, не особо интересовали дедуктивные упражнения хозяина. Уразумев, что кормить его не собираются и что мышей, даже домашних, даже любимых и т. д. и т. п., по-видимому, кормят ноги, он покинул гнездовище и, оберегая сломанную лапку, направился на поиски съестного.

– А что? Может, она и вправду на Гавайях, – продолжал Черный. – Какая разница? Может, там ее не сегодня завтра похоронят... Черт!!! О чем это я?

Зазвонил телефон. Черный поколебался, но трубку все-таки взял.

– Н-ну? Что же ты мне сообщишь сегодня? – Джексон почему-то говорил спокойно. Черный даже уловил в его голосе нечто эдакое, что можно было бы назвать поощрительной иронией, если не принимать во внимание причину звонка.

– Томми, ну ты же знаешь, как это бывает, – хорошо еще, что Джексон находился не рядом. Черный точно хлопнул бы его по плечу.

– Я-то знаю, – ответствовала телефонная трубка. – А миллионы читателей не знают. Более того, они уже давно изнывают от желания подарить тебе миллионы собственных долларов. Что ты посоветуешь им ответить?

– Не знаю, не знаю, придумай что-нибудь самостоятельно. И вообще... – И вот внезапно его посетила гениальная идея. – Слушай, Томми... я понял. Я все осознал! Мне необходимо ехать в Москву!

– Что?!

– Конечно. Послушай, только не перебивай, я тебя умоляю. Ты сам знаешь, что неплохо бы попытаться прояснить вопрос с этим злосчастным банком. А такое возможно только в единственном случае! – Черный выдержал паузу. Джексон терпеливо молчал. – Короче, Томми, мне надо ехать, и все!

– Хорошо, – наконец вздохнула трубка. – Только позвони мне, когда будешь там.

– О'кей! – воскликнул Черный.

Действительно! Если в Нью-Йорке открылся сезон охоты на русских, то, пожалуй, Москва – неплохое убежище. Надо только суметь, а главное – успеть туда добраться. Впрочем, почему-то полегчало, может, Томми так подействовал, а скорее – то, что теперь не нужно было, в конце концов, думать еще и об этой дурацкой книге.

Черный подошел к столу, взял злосчастный блокнот. Полистал не вчитываясь. Затем, осененный идеей, сунул в карман и направился на улицу.

Через полчаса идея обрела воплощение в небольшой пачке ксерокопий, снятых с басинского блокнота. Еще минут двадцать ушло на то, чтобы заехать в банк и оставить там эту пачку на хранение. Зачем все это нужно, Черный плохо себе представлял, но казалось, что пока все идет правильно. Все время, пока он суетился и разъезжал по городу, где-то внутри, в районе солнечного сплетения, нудно пульсировало далекое, но достаточно мерзкое чувство тревоги. Уже направляясь домой, выходя из банка, он умудрился столкнуться с какой-то особой женского пола, пребольно стукнувшей его в подбородок. Ей, конечно, досталось больше, если принять во внимание, что ударным органом послужил нос особы и что, вероятно, такое с ней происходило не каждый день. Особа была юна и обладала дьявольски великолепной фигурой, что в другое время, несомненно, привлекло бы внимание Черного. Теперь же он скомканно извинился и поспешил ретироваться.

И не зря. Потому что по дороге к дому вдруг остро ощутил за собой слежку, хотя обнаружить источник не смог. Так что вернулся уже окончательно расстроенным и непривычно злым.

– Билли, собирайся немедленно, валим отсюда!

Билли никак не отреагировал на заявление хозяина. Он спокойно спал. Черный усмехнулся и принялся собирать вещи. Коих в общем-то было немного – он любил путешествовать налегке. Затем настал черед Билла. По-хорошему следовало бы оформить кучу всяческих документов – медицинских справок и прочей дребедени. Раньше обычно так и делалось. Но сейчас с этим возиться было лень. Скорее, не столько лень, сколько неспокойно, если не сказать: страшно оставаться в этом городе дольше. И потому Биллу суждено пересечь океан в кармане. В том самом, где сейчас находился долбаный блокнот. Ну не смог он его оставить в банке. Правда, закрадывалась мысль – отослать почтой в Россию, например в Генеральную прокуратуру или в Министерство юстиции. Но и на этот шаг Черный не смог решиться.

«Черт, блин, твою мать!!! Напиться, что ли?.. Впрочем, это тоже до добра не доведет...» Блокнот полетел в чемодан.

– Так-то вот, Билли, полетишь контрабандой!

Уже выходя, поймал себя на желании выглянуть в окно.

– А вот хрен вам!

И действительно, ничего страшного не случилось. Никто не стрелял в него, не пытался взорвать такси, словом – пронесло. Лишь в аэропорту показалось, что слежка таки существует. Да еще когда он увидел знакомый темно-зеленый «форд», начисто расхотелось куда-либо лететь. А чуть позже вдруг стало на все наплевать.

Наверное, так бывает с каждым. По крайней мере, со многими. Когда человека загоняют в угол либо когда попросту мозг не выдерживает напряжения паранойи, вдруг что-то лопается внутри, куда-то улетучиваются ужасы, на душе становится легко и свободно. Двум смертям, мать их, не бывать! Короче, все по барабану. В такие минуты человек опасен для преследователей, но чаще... просто превращается в легкую добычу. Которая не чувствует ни страха, ни боли и оттого умирает легко и неинтересно. Все это Черный знал, но ничего не мог с собой поделать.

Впрочем, до самолета он добрался благополучно. Уже на месте, устроившись, подумал, что, может, все не так уж и плохо. Просто надо проветриться. Завис здесь надолго, плюс эта нелепая рекламная кампания...

В кармане попискивал Билл. Возмущался, надо полагать, или гипс не давал покоя.

– Терпи, старина. Надеюсь, скоро все встанет на свои места. Не век же быть в подобной жопе...

– С кем это вы разговариваете? Ой!!! Не может быть. Это вы...

Черный поднял глаза. Перед ним стояла та самая особа, которую давеча он умудрился сшибить перед дверями банка.

– Гм...

– А вы не очень-то разговорчивы. – Девушка улыбнулась. – Я вот, получается, рядом с вами сижу...

– М-мм... Оч-чень приятно, – почему-то пересохло в горле. – Просто несказанно рад...

Теперь она уже просто рассмеялась. Это дало ему возможность рассмотреть ее повнимательней. Там, у банка, он лишь успел предположить, что фигура у незадачливой жертвы будь здоров. Теперь же доказательства заявляли о себе, пожалуй, даже чересчур откровенно. Конечно, Черный на своем веку успел повидать всяких красавиц. Он не был донжуаном, отнюдь, однако, если судьба иногда предоставляла подарок в том или ином виде, он не находил веских причин отказываться от этих подарков. И уж тем паче не его вина, если подарки эти обретали воплощение в виде хорошеньких женщин. Ничего серьезного – немного музыки, хмельные грезы, короткая страсть... Бесконечное взаимопроникновение «инь» и «янь», закон хранения гармонии... Но в данном случае имело место нечто особенное. Что-то такое – чистое, может, почти детское, что ли, что не так уж часто возможно встретить в нынешней действительности. Черт ее знает, а может, просто таков его тип женщин.

– Давайте знакомиться? – Она наконец заняла свое место рядом.

Ну вот и прекрасно, подумалось, просто замечательно. Как в дешевом детективе... Супермен в расцвете сил с порнографическим компроматом в чемодане, гирлянда трупов в радиусе полета пули, хлыщевидные киллеры скрежещут зубами, мечтая добраться до супермена. Сексуальная цэрэушница, или откуда там она, с невинной улыбкой желает почти того же, что и киллеры, – а жаль, жаль... Действие происходит на высоте семь тысяч метров над уровнем океана. На шестьсот второй странице захватывающих приключений супермен погибает, предварительно искромсав на куски десяток-другой киллеров, оставив сиротами штук пять мафиозных кланов и, как водится, сделав ребенка цэрэушнице. Эпилог, продолжение следует... Или не следует?

Внезапно в кармане пиджака, как раз в том, что ближе к соседке, снова принялся обустраиваться Билл, сопровождая свою возню настойчивым попискиванием.

– Что это у вас там, – поинтересовалась цэрэушница, – тамагучи?

Черный невинно потупился:

– Да ничего особенного. Просто мышь...

– Как это – мышь? – не поняла соседка. – Какая мышь?

– Белая, – ответствовал Черный. – Вы не волнуйтесь, он еще мышонок... Его зовут Билли.

Девушка недоверчиво покосилась на карман. Билл как раз пискнул особенно громко и попытался выбраться из заточения.

– В-вы!!! Сумасшедший?! – Она еле сдержалась, чтобы не заверещать. Затем, временно справившись с чем-то, подозрительно похожим на панический ужас, она медленно поднялась и так же медленно, пятясь, оставила Черного в одиночестве, в смысле – наедине с Биллом.

– Хм... Мне почему-то казалось, что суперагенты не боятся мышей. Очевидно, я заблуждался. Что ж, Билли, – он водворил любопытную мордочку обратно в карман, – на сей раз ты спас мне жизнь.

12

Турецкий. 11 сентября, 23.50

В голове все еще был туман. Он стоял там густыми, плотными комками и никуда не собирался уходить.

Фантомас предложил Турецкому обождать в пустой приемной и направился куда-то «в верха» – доложить, но на полпути передумал, возможно, решил, что переступать порог без доклада будет нарушением субординации, свернул к столу секретаря и позвонил по внутреннему телефону. Получив высочайшее дозволение, он распахнул перед Турецким дверь, как заправский швейцар, дождался, пока тот пройдет, и бережно прикрыл, чтобы, не дай бог, не хлопнула.

Увидев хозяина кабинета, Турецкий почти не удивился. Сил на это особенно не было. Интересно, усмехнулся он про себя, все эти китайские церемонии по случаю моего визита или они здесь входят в повседневный ритуал? Церемонии между тем имели продолжение: Пичугин, не отрываясь от бумаг и не поздоровавшись, кивнул ему, велев садиться. Он механически прихлебывал чай из сувенирной кружки с дарственной надписью и эмблемой МВФ, выглядел неимоверно занятым и предельно сосредоточенным.

Турецкий стал рассматривать кабинет. Первое, что бросилось ему в глаза, было чудное дерево, произраставшее между столом Пичугина и окном, без листьев, зато сплошь покрытое огромной, с ладонь, рыбьей чешуей или чем-то чертовски на нее похожим. Этот растительный монстр целиком загораживал проход, так что пробраться к окну Пичугин мог только в обход, вокруг стола для совещаний, протянувшегося на весь кабинет. Оторвавшись от дерева, Турецкий бросил взгляд на подоконник и заметил свежую чайную лужицу: вероятно, Пичугин оставил ее несколько минут назад своей замечательной эмвээфовской кружкой. Стоял возле окна и ждал, когда появится «опель» Фантомаса с Турецким на борту. А пока они поднимались, вприпрыжку умчался на свое место и теперь сидит, нахмурив чело, весь погруженный в государственные заботы.

Комедия длилась еще минут пять, Турецкий не пытался заговорить – тоже напустил на себя важный вид, считал слонов, словно собирался уснуть, и жалел только об одном: что нет под рукой пухлой папки – перелистывать бумаги.

– Здравствуйте, Александр Борисович. – Пичугин поднялся из-за стола и двинулся к Турецкому, сияя доброжелательной улыбкой, заранее выставив вперед ладонь для рукопожатия. – Я рад, что вы приняли мое предложение и согласились сотрудничать.

Турецкий не возразил, что он-де ни на какое сотрудничество не соглашался. За те пять минут, пока разглядывал интерьер, он твердо решил для себя, что подыгрывать Пичугину не станет и вообще по возможности будет отмалчиваться. Пусть Пичугин сам для начала все выложит, а дальше будет видно по обстоятельствам.

– Садитесь поближе, – продолжил хозяин кабинета после приветствия – Турецкий просто пожал ему руку. Молча. – Разговор, как вы понимаете, о Чеботареве. Вот... Вы хорошо помните, что произошло после убийства Столыпина? Война, революция, хаос, еще революция, еще хаос, еще война... и так далее, вплоть до настоящего момента. Не надо только возражать, что Столыпин был действующим премьером, а Чеботарев – в отставке, это несерьезно, вы должны понимать. Чеботарев – знаковая фигура в современной России. Символ. Вы понимаете, что он собой символизирует?

Турецкий вел себя по-прежнему, то есть продолжал молчать.

– Не понимаете?! Сложившееся положение вещей, статус-кво. До сих пор крупнейшие финансовые империи в нашей стране вели конкурентную борьбу друг с другом по международным правилам.

Турецкий приподнял одну бровь, и это не осталось незамеченным.

– Ну почти по международным правилам. Вы никогда об этом не задумывались?! Почему у нас до сих пор не началась гражданская война? Почему?! – Пичугин выскочил из-за стола и забегал по кабинету каким-то сложным, беспорядочным маршрутом. – Если власть принадлежит бандитам, а они постоянно ведут между собой войну за передел сфер влияния? Потому что на некотором уровне это все заканчивается и действуют уже другие законы. Другие! – Пичугин продолжал бегать.

Джаз. Импровизация, подумал Турецкий.

– Нет смысла убивать Чеботарева: газ же по трубе в другую сторону не потечет, газовщики не похватают под мышки скважины с компрессорами и не переметнутся к другому авторитету из-за того, что он оказался круче. И вообще, до сих пор вроде бы все понимали, что, живя в стеклянном доме, не следует кидаться камнями. По крайней мере, в пентхаусе, где уж точно застеклено... А теперь, оказывается, есть такая партия! Которая не понимает. Это уже не выстрел в Столыпина даже. Это залп «Авроры»!

Пичугин замолчал, раскрасневшись от пламенного монолога. Турецкому показалось, что и волосы у него стали рыжее обычного. Сделанная Пичугиным пауза, очевидно, предполагала, что Турецкому надлежит высказаться. Но поскольку никакой реакции со стороны Турецкого не последовало, Пичугин вспомнил про свою обязательную улыбку и предложил чаю. Турецкий ответил сдержанным кивком.

– Значит, так, – Пичугин несколько сбавил пафос, – при расследовании покушения на Чеботарева вам необходимо разрабатывать его окружение. Я имею в виду не жену, водителя или секретаршу, а людей, с которыми он имел деловые контакты. И вам, разумеется, этого делать не позволят. Но с моей помощью вы сможете получить любую интересующую вас информацию. Я считаю своим долгом оказать вам содействие, чтобы предотвратить катастрофу, о которой только что говорил. В том числе материальное содействие. – Он посмотрел на Турецкого и на всякий случай решил уточнить: – А лучше сказать: материально-техническое, чтобы вы не подумали, будто речь идет о взятке. Да, неограниченное материально-техническое содействие, так будет правильно.

– Допустим. – Турецкий решил, что пора наконец принять участие в беседе. – Если мне понадобится ваша помощь, я обязательно к вам обращусь. Но для начала изложите мне хотя бы свою собственную версию покушения. Насколько я понимаю, она существует?

– Что именно вы хотите услышать? Я не знаю... Пока не знаю, кто за этим стоит и кому это выгодно. Если бы знал – немедленно принял бы соответствующие меры. Собственно, в данный момент я этим и занимаюсь: принимаю меры!

– Понятно. Давайте тогда рассмотрим возможные финансовые мотивы. ГКО?

– ГКО?! Какие еще ГКО?

– Государственные краткосрочные облигации.

– Я знаю, что значит ГКО! При чем здесь ГКО? Как по-вашему, Степан Степаныч может повлиять на сроки выплат по реструктурированным ГКО? На них вообще практически невозможно повлиять. По крайней мере, это не под силу одному отдельно взятому человеку, будь он хоть действующим президентом. Раньше или сверх обязательств никакое правительство платить не станет: не то у нас положение, чтобы покупать себе новый улучшенный имидж. А отложить выплаты кредиторы не позволят.

– Я другое имел в виду. – Турецкому пришлось приложить усилия, чтобы говорить спокойно. Пичугин начал его откровенно злить: сначала испортил вечер, потом наобещал «неограниченное материально-техническое содействие», а теперь отказывается вразумительно отвечать на вопрос, в котором является общепризнанным экспертом. – Я имел в виду лоббирование интересов конкретного кредитора. Можно ведь посчитать долг перед кем-то первоочередным, а расплатиться в завуалированной форме, чтобы не создавать прецедент. То есть деньги отдать, но втихую.

– И за то, что Степан Степаныч пролоббировал чьи-то интересы не так, как кому-то хотелось, его решили убрать?! Чушь! – рубанул Пичугин. – Я же вам уже объяснял – не тот уровень, как вы не поймете?!

– Ну хорошо, а банковский скандал? Американцы называют его в числе главных виновников.

– Еще б*!*о*!*льшая чушь! Даже смешно возражать.

Я лично ничего смешного не вижу, подумал Турецкий, но промолчал: надоело уже слушать про «не тот уровень».

– А политические мотивы? Чеботарев – лидер «Единения», у вас скоро съезд, Степан Степаныча должны официально утвердить главой движения. Может, кому-то хочется занять его место.

– Кому же? – заинтересовался хозяин кабинета.

– Вот вам, например.

– Я не могу быть главой политической партии! – запротестовал Пичугин, на секунду забыв про свою улыбку, но тут же исправился: – Это невозможно, у избирателей на меня стойкая аллергия. Что они скажут, если я возглавлю движение?! А! Это же Пичугин! Тот самый мерзавец, который всех обул с приватизацией! Вот третьим номером я могу быть. Тогда скажут: ого, какой у них экономический советник! Тот самый мерзавец Пичугин! Который так лихо всех обул с приватизацией!

Домой Турецкий пошел пешком, послал не в меру любезного Фантомаса подальше вместе с его «опелем»: от пичугинского офиса до его дома на Фрунзенской набережной двадцать минут ходьбы. Он понял, что не заснет, пока не уяснит для себя, зачем Пичугин пригласил его на встречу. Ясно наверняка только одно – Пичугин напуган, считает, что следом за Чеботаревым – его очередь. Но зачем Пичугину искать встречи с ним? Просто чтобы быть в курсе расследования? Да нет, вряд ли. Он же не задал ни одного вопроса, и потом: если Пичугин узнал, кто ведет дело, значит, у него есть свои источники.

Действительно, возможно, что именно Пичугин стоит за покушением на Чеботарева, мотивы политические, хотя он, естественно, это отрицает. Но дело сделано нечисто: Чеботарев остался жив. При таком исполнении не исключено, что есть и другие проколы и следствие на них скоро выйдет. В таком случае Пичугин заранее ко мне подбирается, чтобы впоследствии оказывать давление. Но почему именно ко мне? По его собственному выражению: «Не тот уровень!» Или после покушения на Чеботарева у него щупальца отсохли?

А если он, черт его раздери, просто банально ни при чем? Не понимает, что произошло, и поэтому боится? Или догадывается, что Чеботарева убрали все-таки в связи с Бэнк оф Трейтон. Тогда выходит, они оба в этом замешаны. Дела...

Или все-таки Чеботарев сам все подстроил? Чтобы выйти из дела? (Спрашивается, из какого?!) А Романов случайно зацепил бомбу, в результате Чеботарев пострадал сильнее, чем рассчитывал. Но в любом случае Чеботарев временно выпал из игры, а Пичугин неожиданно для себя оказался крайним.

Турецкий потоптался у подъезда, выкурил две сигареты, но ничего больше не придумал. Вот если бы удалось установить, что Пичугина с Чеботаревым связывает...