Текст книги "На исходе последнего часа"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 8 (всего у книги 26 страниц) [доступный отрывок для чтения: 10 страниц]

Продажа ковров по талонам

Уже оказавшись на Ленинградском вокзале, Поляков вспомнил, что говорил о Москве Маше, и улыбнулся. Что-то вроде того, что не любит столицу. Нет, неправда. Этот город ему неисправимо родной, и ничего тут не поделаешь. Что может быть лучше, чем сумасшедшие студенческие годы, первая любовь, вторая любовь, правда, она же – и последняя?...

На самом деле, и сейчас Вячеслав Георгиевич понимал это четко, проблема в том, что делами он бы здесь заниматься уже не смог. Столица парадоксальным образом его расслабляла, а вот этого допускать было никак нельзя, особенно теперь. Очень удобно, что в Москве жили сыновья, по крайней мере, это всегда могло служить официальным прикрытием неожиданного приезда. Но сейчас он собирался не к ним.

Проблема была только в транспорте. Из-за необходимости соблюдать инкогнито его никто не встречал, хотя стоило только свистнуть партнерам, самодовольно думал Поляков, целый автопарк бы подогнали.

Довольно большого труда стоило ему поймать «мерседес», правда, сто девяностый, но все же.

Останавливавшиеся до этого на самых разных машинах частники недоумевали: чего хочет капризный пассажир? Капризный пассажир просто хотел ехать только на «мерсе», и ни на чем другом.

Поляков ехал в гости к единственному человеку в Москве, который знал, что он уже здесь. Вполне можно было сказать, что Петр Романович Кривцов был для него своеобразным торговым партнером, во всяком случае, денежные отношения между старинными приятелями существовали.

Кривцов поставлял самое ценное, что может быть в бизнесе, – информацию. Правда, Кривцов больше не работал в ФСБ. Теперь у него была своя маленькая частная фирма, которая, как ни странно, называлась «Универмаг». Впрочем, для того имелись все основания.

Он считал своих клиентов самыми обычными покупателями, которые ходят по залу с тележкой и накладывают в нее выбранный товар. Но товар, не только выбранный для продажи, но и разрекламированный владельцем магазина. Это означало, что когда люди приходили к нему со своими проблемами, он вовсе не пытался решать их, отнюдь. А вместе со своими покупателями он сперва определялся в необходимости и правильности выбранного товара. Он даже иногда отговаривал их. В конце концов, бывает же сметана несвежей!

Но когда товар действительно был выбран, успокоенный клиент уезжал, уже зная точно, когда ему необходимо вернуться. Это было как бы время стояния в кассу. И время упаковки товара.

За последний год никто не смог сравняться с Кривцовым в качественности и точности предлагаемой информации. Он держал руку на пульсе практически всего!

– Не понимаю, Петр Романович, как тебе это удается, – признавался Поляков. – Никакими старыми связями это объяснить невозможно. Ну невозможно быть одновременно везде и видеть все! Я же знаю, что на тебя работает всего полтора десятка человек.

– Честно говоря, – вздыхал обычно Кривцов, – и это гораздо больше, чем мне необходимо. Совсем мне столько ни к чему. Знаешь, жалко все-таки людей. Не на улицу же их выбрасывать, верно?

Высокий и грузный Кривцов, как обычно, восседал за своим массивным дубовым столом. Поляков поймал себя на том, что не может вспомнить хозяина элементарно передвигающим ноги. Гораздо легче было представить себе, что Кривцов так и спит за этим столом, и ест, и делает еще какие-то вещи, без которых в жизни не обойтись.

Поляков вспомнил старый анекдот про Петра Романовича, из которого следовало, что в бытность работы последнего в резидентуре советской разведки в одной из стран Западной Европы Кривцов как-то получил предсказание от гадалки, что умрет в собственной постели. «Когда?» – будто бы спросил Кривцов, вместо того чтобы испугаться хотя бы, что ли. «А как только ляжешь в постель», – ответила веселая гадалка. Кривцов, относившийся к любой аналитической работе с повышенной серьезностью, не сделал исключения и на этот раз, тем более что в разных мелочах гадалка проявила колоссальную осведомленность о деталях его предыдущей жизни. Даже самых интимных. И поступил он попросту: не мудрствуя лукаво, перестал на всякий случай спать в постели, делая это во всех остальных местах – в транспорте, в ванной, на ходу, и даже во время еды. Спустя какое-то время, конечно, выяснилось, что предсказание было розыгрышем приятелей – остроумных и находчивых чекистов. Все долго веселились результату этой шутки. Но, к ужасу начальства, обнаружилось, что перестроиться Кривцов уже не в состоянии. Он продолжал спать буквально везде, включая многочисленные приемы, на которых, как «дипломату», ему приходилось бывать. После того как ведущие английские газеты вышли с красноречивыми снимками на первой полосе и заголовками типа: «Советский дипломат отвечает храпом на предложение Маргарет Тэтчер», разразился скандал.

Естественно, его не могли больше держать на такой серьезной работе и отправили в Союз, где посадили в аналитический отдел. Вот там-то окончательно и выяснилось: движение, да просто элементарное перемещение в пространстве, сильно вредит Кривцову. Эта нелепая история, в сущности, и стала началом его сегодняшней блистательной карьеры.

Поляков подумал, что его старинный приятель как нельзя более отвечает совковой фразе «Человек на своем месте». Он не удержался и ехидно спросил:

– Петр Романович, ты когда последний раз на улице-то был?

– А что я там не видел? – откликнулся Кривцов. – Уверяю тебя, сидя здесь, можно узнать гораздо больше, чем шляясь по городу.

– Кстати о птичках. Знаешь, Петр Романович, мне показалось, что по всему городу кто-то за мной следил.

– Было бы странно, если бы рано или поздно этого не случилось.

– А ты не считаешь, что еще рано?

Кривцов, не ответив, пожал плечами.

– Петр Романыч, я абсолютно уверен, что ты выяснил все, что меня интересует. И все равно безумно волнуюсь.

– Это нормально, – кивнул Кривцов. – С теми, кто не волнуется, я не работаю. С ними уже общается бюро ритуальных услуг.

– Я начинаю подозревать, что ты сможешь за один вечер вычислить, что завтра будет делать Ельцин.

– Для этого достаточно посмотреть телевизор. А если, кроме шуток, то ты попал в точку. Например, что касается внешней разведки, то во все времена шпионы получали девяносто процентов информации из газет. Ну давай напомни мне свою схему.

В нескольких словах, не называя никаких имен, географических и прочих названий, точного времени и иных конкретных сведений, Поляков обрисовал алгоритм своего нелегального бизнеса.

Все это уже знавший Кривцов сонно кивал, не перебивая.

– Послушай, Славик, что я тебе расскажу. Эта история простая как пять копеек. В восемьдесят девятом году, припоминаешь? – была такая страна – СССР. И был такой забавный город – Днепропетровск. Сейчас это заграница, – на полном серьезе, как идиоту, стал объяснять Петр Романович. – Так вот, в восемьдесят девятом двое ушлых ребят приехали в Днепропетровск на «Жигулях» и остановились на центральной городской площади. Повесили на машину красивый персидский ковер, поставили столик и стали продавать талоны на ковры ценою в стоимость ковров. Талоны, Славик, талоны. А ты помнишь, как люди жили? Чего только по талонам не случалось получать. Разве что импортных презервативов, и то потому что их по талонам, наверно, среди членов ЦК распространяли. Ну вот, продали они все талоны, штук, наверное, под сто. Потом плюнули и последней тетке продали сам ковер, тот, что на машину вывесили. И уехали, дескать, за остальными. Обещали на грузовой вернуться. До сих пор едут. Наверное, в дороге еще переживали, что мало талонов нарисовали.

Представь себе, на всей огромной площади не нашлось ни одного зеваки, который бы просто так, от нечего делать, обратил внимание на то, что номер на «Жигулях» был читинский. Ну какого черта нужно ехать из Читы на Украину продавать ковры?! Объясни мне, это вопрос к тебе.

– Ты серьезно? – удивился Поляков.

– Вполне.

– Не понимаю, какое это может иметь ко мне отношение.

– Не понимаешь? – с издевкой переспросил Петр Романович. – Да ведь сейчас то же самое пытаются делать с тобой. Господи, да с очень многими из нас! Если нам кто-то один или несколько раз оказал услугу, мы так привыкаем к этому, что готовы принимать эту услугу бесконечно, совершенно не глядя на то, во что она превращается. Слава, ты полный идиот! Ты просто болван, твою мать! – взорвался Кривцов. – Тебе явно продают талоны вместо ковров. А ты наивно продолжаешь ждать, когда подвезут ковры! Да их не соткали еще для тебя!

– Скажи, – медленно проговорил Поляков, – но если на площади никого не нашлось, кто бы увидел номер машины, то как же это стало известно?

– А оно и не стало, – объяснил Кривцов. – Это оно мне известно. Чем только, знаешь ли, не приходится заниматься.

Поляков восхищенно покрутил головой.

– Петр Романыч, а тебя не зовут в редколлегию новой энциклопедии?

– Ты знаешь, почти угадал, – засмеялся Кривцов. – Недавно мне предложили вернуться.

– Куда? – не понял Поляков.

– В ФСБ. Новые времена, знаешь ли, новые руководители, новые потребности. Правда, в пресс-службу. Но я так подумал, а на фига мне этот пресс, а, Слава? Ты знаешь, в чем специфика работы ФСБ? Там обязательно нужно помогать людям. Нужно им это или нет. Хотят они этого или нет. Плевать, все равно надо помогать. Очень благородная миссия. А я, знаешь ли, на старости лет стал чувствовать себя человеком злым, завистливым, желчным, на сострадание – неспособным. Нет, ФСБ нынче не по мне. Я теперь работаю только за деньги, а не за зарплату.

– Извини, я что-то действительно стал долго соображать, – спохватился Поляков. Он достал приготовленный для этого разговора чек.

– Твой канал действительно иссякает. Причем происходит это гораздо быстрее, чем ты думаешь.

Поляков молчал.

– Похоже, ты узнаешь об этом последним? Обрати внимание: все, кто им – этим твоим замечательным каналом – пользовался, пусть даже и в прошлом, сейчас погибают или...

– Что – или?

– Или ты думаешь, что... – И Кривцов неожиданно напел популярную песенку семидесятых: «На тебе сошелся клином белый свет».

Поляков пожал плечами.

– Петр Романович, я тебя прошу без недомолвок. Это ты у своих новых молодых клиентов таким образом интеллект развивай. А я уже мужик старый, недалекий, реакция, сам видишь, стала скверной.

– Хватит прибедняться. Вечно тебя бросает в крайности. То, видишь ли, он себя чуть не Петром Первым возомнил: окно в Европу прорубил. Теперь – наоборот. Так вот слушай: они все – твои клиенты – переходят на другие каналы. Или – другой, – добавил он многозначительно. В частности, твой ненаглядный Гиббон это уже сделал. Понимаешь, что это значит?

– Петр Романович, я устал от твоих загадок. – Поляков начал выписывать новый чек. – Я не понимаю, чего от меня хотят, черт побери?! А может, я бы согласился на каких-то условиях?

Но Кривцов остановил его чек.

– Нет-нет, это уже подарок от фирмы. Слушай внимательно. – Но ничего не сказал, а написал на листе бумаги несколько слов и придвинул его Полякову. – Понял? Это и есть новый канал вообще и Гиббона – в частности. Вообще, наивно было бы предполагать, что Гиббон всегда будет довольствоваться тобой и не попробует найти более короткий путь в цепи вывоза за рубеж. Это само собой. Но, возможно, Гиббон, не меньший тормоз, чем ты, и вовсе не собирался креститься. А тут неожиданно грянул гром. И Гиббону просто внятно объяснили и показали, где и как нужно креститься и какому богу он теперь будет молиться. Я не слишком туманно излагаю?

– Нет-нет, продолжай. Тебя всегда приятно слушать. Как ни странно, даже в такой ситуации.

– Это облегчает мою задачу. Слава, этот человек, которому теперь молится Гиббон, не хочет ставить тебе никаких условий. Знаешь почему? Он хочет съесть тебя с потрохами. Подумай об этом. И не вздумай купить у него талоны на ковер! Иначе мне будет тебя очень не хватать.

– Скажи, а «корреспондент», который приходил в Таллине...

– Это была просто пешка.

– Черт, черт, что же делать... А, Петр Романович, что делать?

– Думать, черт побери.

– Дай мне машину, пожалуйста, до вечера.

– Куда ты хочешь поехать?

– В Мытищи.

Черный трамвай

После разговора с Полиной Владимировной Петя не пошел к Журавлеву. «Не хочет он меня слушать – ну и ладно, его дела. Я и без него прекрасно сам разберусь. Вот возьму и махну сейчас во Владивосток. А что? Адрес я знаю, приметы какие-никакие. Дядя Саша еще меня благодарить будет!»

Петя Осколков брел по пыльной улице Февральского, и ему представлялось, как он разыскивает преступника, виновного в крушении вертолета, хватает его и приводит в милицию. А потом Петю награждают почетным дипломом и именными часами. А еще потом ему пожимает руку сам губернатор края, а дядя Саша стоит в сторонке и скрипит зубами от зависти...

Эти розовые мечты только на минутку вернули на простоватое лицо Пети улыбку, но она тут же уступила место растерянности, грусти, а потом в глазах блеснула слеза. Пете было очень жаль своего погибшего напарника, он считал, что эта смерть лежит именно на его, Петиной, опьяневшей в тот злополучный вечер совести. Это было жутко несправедливо, что он вот сейчас живой расхаживает по поселку, а тело напарника растерзали в тайге лисы. И если кто-то виноват в этой несправедливости, Петя гада все равно отыщет!

Через двое суток Петя приехал во Владивосток.

Прямо с вокзала он отправился искать улицу Достоевского. Она оказалась недалеко от центра, в районе железнодорожной станции Седанка. Несколько улиц, в том числе и Достоевского, поднимались на сопку, с которой открывался удивительно красивый вид на старый Владивосток, на почти симметрично расположенные два мыса – Эгершельд и Чуркин, между которыми была заключена бухта с звучным названием – Золотой Рог. По береговой кромке были расположены порты – военный, торговый и рыбный. В акваторию бухты заходил огромный сухогруз, который, как утка своими утятами, был окружен маленькими, приземистыми, черными от копоти буксирами. А еще дальше в море в голубой дымке виднелся остров Русский.

Вообще-то Петя знал Владивосток как свои пять пальцев – ведь именно здесь находилось летное училище, где учились они с Серегой Дегтяревым... И вот теперь он снова здесь, в этом замечательном городе, а Серега... Эх!..

Улица Достоевского состояла в основном из старых одноэтажных домиков еще дореволюционной постройки. Кое-где они уже наполовину развалились, и на тротуар выходили только обшарпанные, а порой и закопченные фасады, чернеющие слепыми, без рам и стекол, окнами.

Однако дом номер двадцать восемь разительно отличался от своих соседей. Высокая, метра в три, каменная ограда с массивными чугунными воротами окружала большой дом, облицованный красным кирпичом. Впрочем, Пете была видна только медная кровля двускатной крыши да небольшое окошко чердака. Даже перейдя на противоположную сторону улицы, он не увидел почти ничего, заслуживающего внимания. Было ясно одно: в этом доме живет очень богатый человек, который весьма заботится о своей безопасности.

«Так-так-так, – подумал Петя, – что-то здесь нечисто. В таких домиках простые люди не живут. Раньше – секретари горкомов, теперь – новые русские или мафиози».

Петя плохо представлял себе свои дальнейшие действия. Пойти в милицию? Нет уж, достаточно общения с капитаном Журавлевым. Ждать на улице? Но грузин может здесь вовек не появиться. Мало ли, куда он писал письмо. Это еще не значит, что он сюда когда-нибудь приедет. Да и вообще, хозяин дома, может быть, никак не связан с преступлением (которое еще тоже надо доказать). Ну и чего ты сюда приперся, Петя Осколков?

Для начала Петя решил обойти дом кругом. «Вдруг замечу что-нибудь подозрительное?» Однако ничего такого найти не удалось. Только в одном месте в стену была вделана наглухо запертая железная калитка. И все. Сплошной глухой каменный забор. Петя вернулся на исходную позицию. И вовремя. Потому что к воротам как раз подъехал длиннющий черный «линкольн» с затемненными стеклами. Петя вовек такого не видал.

«Ну и ну, вот это гробина! Недаром говорят, деньги в жизни человека ничего не меняют. Небось, когда обычным человеком был, общественным транспортом пользовался. А разбогател – по-прежнему на трамвае персональном ездит».

Тяжелые ворота почти бесшумно отодвинулись куда-то в сторону, и «линкольн» въехал во двор.

Разглядывая черный «трамвай», Петя чуть не забыл о своей слежке за домом. И, спохватившись, выгнул шею, пытаясь разглядеть хоть что-то. Но ворота уже закрывались, и он успел мельком рассмотреть большой парадный вход с крыльцом, зеркальные окна и огромного лохматого пса на привязи. Невидимый механизм захлопнул ворота, и все стало как прежде.

Петя огорченно вздохнул.

И тут на его плечо легла чья-то тяжелая рука. Петя даже присел от испуга и неожиданности.

– Ты чего это здесь, парень, вынюхиваешь? – спросил чей-то низкий голос.

Петя осторожно обернулся. К его огромному удивлению, за спиной стоял не охранник, не головорез какой-то, а девушка, причем очень даже симпатичная. Она была крупного телосложения, широкоплечая, а ладонь ее едва ли не была такой же, как у Пети, а ведь его тоже Бог ни ростом, ни мускулатурой не обидел. На вид ей было столько же, сколько и ему, – лет двадцать семь – двадцать восемь.

– Чего в чужие дворы заглядываешь? – насмешливо спросила она. – За такое и схлопотать от охраны можно.

– А я это... На машину засмотрелся. Красивая машина, правда?...

– Ничего себе. – Она внимательно оглядела его с ног до головы. – Не местный, что ли?

– Ага. Из Февральского.

– Это где ж такой?

– Километров двести к северу от Благовещенска.

– Деревня, что ли?

– Почему – деревня? – обиделся Петя. – Поселок городского типа.

– Ясно... Городской, значит?

– Ну, не совсем, – улыбнулся Петя, – но почти что.

Она снова оглядела его, теперь более внимательно. Что и говорить, Петя был парень хоть куда – голубоглазый блондин, косая сажень в плечах, не испорченный цивилизацией...

– А во Владике чего делаешь?

– Дело у меня тут одно...

– На рынок, что ли, за китайским барахлом приехал?

– Ага, – снова соврал Петя.

– Ночуешь где?

– Да пока нигде, – развел руками Петя. – Не успел еще устроиться.

– Ладно, давай ко мне. Я тебе комнату сдам. Недорого. Прямо здесь я живу. Вот в этом доме. – Она кивнула на дом, который стоял аккурат напротив буржуйского особняка.

«Вот это удача так удача! – думал Петя, поднимаясь по узкой лестнице за девахой и одновременно разглядывая ее массивный зад. – Завтра из окошка за воротами послежу».

– Тебя звать-то как, красавчик? – игриво спросила она, открыв дверь и подтолкнув Петю в комнату.

– Петром.

– Ух ты, а просто Петей нельзя?

– Можно, – зарделся Петя.

– А я Нюра. Ну вот, – сказала она, указывая на широкий бархатный диван в углу комнаты, – здесь спать будешь.

Петя подошел к окну. Особняк был как на ладони. Правда, окон по-прежнему не было видно из-за высоких стен (квартира Нюры располагалась на втором этаже), но за воротами отсюда наблюдать было очень удобно.

– Ну как хоромы, – Нюра вошла, держа в руках стопку чистого постельного белья.

– Ничего себе, жить можно. А сколько вы с меня возьмете?

Нюра прыснула в кулак.

– Во-первых, красавчик, может быть, все-таки на «ты» перейдешь? А по поводу оплаты, – она сделала многозначительную паузу, – посмотрим на твое поведение...

Она бросила белье на диван и подошла к Пете, который по-прежнему стоял у окна.

– Что ты все время на этот дом смотришь? Понравился, что ли?

– Еще бы. У нас в Февральском таких нет.

Нюра хмыкнула.

– У вас и людей таких нет.

– А кто живет в этом доме?

– О-о, – она закатила глаза, – тебе еще об этом знать рано. Ты еще маленький.

Петя нахмурился.

– Ну хорошо, хорошо, не обижайся, – она нежно погладила его по спине, – пойдем лучше ужинать.

Стол Нюра накрыла царский – свежий, блестящий от жира балычок, поллитровая банка с крупными янтарными горошинами красной икры, блюдо с щедро нарезанными ломтями розового окорока, жареные баклажанчики, помидоры, зелень. Посреди стола стояли две запотевшие литровые бутылки «Абсолюта».

Увидев такое изобилие, Петя оробел:

– Это по какому случаю?

– По случаю нашего с тобой знакомства. Которое, я надеюсь, со временем перейдет в крепкую дружбу, – процитировала Нюра фразу из какого-то фильма.

– А что, еще кто-нибудь придет? – спросил Петя, имея в виду большое количество еды.

– Нет, – заговорщически сказала она, усаживая Петю на стул и сама садясь рядом, – только ты и я. Или тебе еще кто-то нужен?

И Нюра приблизилась к нему, коснувшись его локтя своей мощной грудью и заглянув ему прямо в глаза. Пете стало не по себе от этого взгляда – было такое ощущение, что он проникает в самое нутро.

– Н-нет, – выдавил он из себя.

– Вот и ладно, – улыбнулась Нюра и, отодвинувшись от него, потянулась за банкой икры – налетай!

...После того как опустела первая бутылка «Абсолюта», Пете стало очень хорошо. Ну посудите сами – он сидел в хорошей квартире, накормленный, пьяный, рядом с красивой блондинкой, которая то и дело ласково обнимала его, целовала и говорила всякие нежные слова. К тому же Петя подозревал, что одними поцелуями дело не кончится. И оказался прав.

Но на следующее утро он проснулся далеко за полдень, измочаленный, выжатый как лимон и с жуткой головной болью. Подробности этой ночи вспоминать не хотелось, но они все всплывали перед глазами. Разгоряченная выпивкой, Нюра до утра не дала ему ни минуты передышки. И только до предела насытившись Петей, перевернулась на другой бок и громко захрапела. А бедному Пете в эту ночь приснилось, что на него сел слон. Тем не менее, когда он проснулся, Нюры рядом не оказалось. С трудом поднявшись, Петя сходил в уборную, в душ и только после этого обнаружил на столе записку следующего содержания:

«Зайчик, жратва в холодильнике, водка в буфете. Не забудь опохмелиться. Дверь заперта, так что выйти не пытайся. Приду – повеселимся еще. Нюра».

«Хорошенькое дело, – подумал Петя, – это что, меня вроде как арестовали? Нет, я так не согласен».

Однако делать было нечего. Окна были забраны крепкими решетками, а уличная дверь больше походила на вход в бомбоубежище. Пошастав по квартире, Петя убедился, что до прихода Нюры ему отсюда не выбраться.

«Вот стерва, – незлобно подумал он, – хоть бы сказала, когда вернется».

Последовав совету Нюры, Петя хлебнул водки, потом поел разных вкусностей из холодильника.

«Интересно, откуда у нее столько такой хавки? Говорила вроде вчера, что где-то кухаркой работает... Неужели во Владивостоке кухаркам столько денег платят?»

Нюра вообще, судя по всему, жила на широкую ногу. Главная комната была обставлена хорошей дубовой мебелью, в углу стоял огромный широкоэкранный телевизор с видеомагнитофоном, в специальной стойке помещалась роскошная стереосистема. Бар был уставлен напитками с яркими заграничными этикетками, а когда Петя заглянул в буфет, то обнаружил там батарею «Абсолюта» – видимо, хозяйка очень уважала этот напиток. Кухня была оснащена по последнему слову техники – тут даже имелись посудомоечная машина и микроволновая печь.

«Ничего себе, – думал непривычный ко всем этим благам цивилизации Петя, – размах у Нюры явно не кухарочий. Может, она путанит на досуге?»

Предположение показалось Пете сомнительным: вряд ли у проститутки остались бы силы и желание на контакты в «нерабочее» время.

Походив по квартире Нюры, немного оправившись от головной боли, он наконец вспомнил о цели своего визита во Владивосток.

При дневном свете особняк выглядел еще богаче. Медные листы крыши ярко сверкали в лучах солнца. Стекла оказались зеркальными, а в дальнем конце двора Пете удалось разглядеть белый краешек спутниковой антенны. Ворота были по-прежнему наглухо закрыты. Петя принес из кухни пепельницу, достал из бара пачку сигарет и занял у окна наблюдательную позицию.

Так он и просидел до вечера, пока из переулка не появилась высокая фигура Нюры. Ее сопровождал здоровый мужик, несущий в руках две корзины, из которых виднелись горлышки бутылок и разноцветные упаковки импортной снеди.

«Ого, – с удивлением подумал Петя, – ей еще все домой приносят».

Однако в квартиру Нюра вошла уже одна. Поставив корзины на пол, она бросилась к Пете с широко раскинутыми руками:

– Зайчик, ты соскучился!

Петя попытался выбраться из тисков ее объятий и сразу же потребовал от нее объяснений.

– Ну, Петенька, ты так сладко спал, что мне было жаль тебя будить. И потом, ты же понимаешь, что я не могла оставить на тебя квартиру, мы же с тобой только вчера познакомились, – с детской непосредственностью оправдывалась она.

Петя был человек покладистый и особенно настаивать не стал, тем более что целый день он посвятил слежке за домом, что с Нюрой было бы проблематично.

Вечером и ночью повторилось то же самое – пьянка, потом дикие, ненасытные объятия Нюры... Впрочем, посреди ночи, после неожиданного телефонного звонка, она оделась и куда-то ушла...