Текст книги "Черный амулет"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 15 страниц) [доступный отрывок для чтения: 6 страниц]

Глава четвертая
Пора возвращаться!

Турецкий, в отличие от Меркулова, не был твердо убежден в том, что в предупреждении адвоката Гринштейна, если смотреть на вещи реально, не содержится никакой угрозы. И даже не по той причине, что он знал о конкретном деле гораздо больше Кости, которому Володька Поремский, по прямому указанию Александра Борисовича, докладывал лишь самую суть расследования, не вдаваясь в подробности. Просто Турецкий, подобно лошади, взятой в шоры, видел дорогу перед собой, конечно, более узко, чем «объективный» Костя, но зато гораздо четче и дальше. Для чего, собственно, шоры и служат. И это видение не позволяло ему расслабляться в связи с возникшими угрозами семье.

А смысл-то заключался в том, что рейдерство, как его окрестили вежливые экономисты от журналистики (либо наоборот – журналисты от экономики), на фоне полузабытых, казалось бы, методов пиратской приватизации периода начала демократических преобразований в обществе, по существу, ничем решительно от того же бандитского «решения проблем» не отличалось, разве что еще большей циничностью исполнения. Да и способы захвата и присвоения чужой собственности стали применяться с некоторой видимостью законности.

Если совсем коротко, в максимально упрощенном виде, то схема такова. Начинается разбой скупкой небольшого количества акций предприятия, которое интересует, неважно, с какой целью, его будущего владельца. Попутно могут быть сделаны «интересные» предложения тем руководителям, на ком лежит ответственность за благополучие производства и трудового коллектива. «Берите отступные и отваливайте к чертям собачьим! Не хотите – вообще ничего не получите!»

Ну, скажем, предложение отклонено. И вот тут начинается процесс, который сегодня определяется жаргонным словцом «кошмарить».

Некий «обиженный» акционер, проживающий в каком-нибудь далеком от столицы Мухосранске, подает иск в свой, близлежащий суд на руководство этого акционерного предприятия. А причин для «обиды» у него может быть великое множество, начиная, к примеру, от несвоевременной выплаты копеечных дивидендов. И все! Далее включается в действие следственный аппарат милиции или какой-нибудь областной прокуратуры, уже «заряженных» на определенную идею. После стремительного «расследования», сопровождаемого исчезновением важнейших финансовых документов, предприятие неожиданно оказывается банкротом. Собрание доселе никому неизвестных или известных, но подкупленных акционеров смещает законное руководство и добивается назначения временного управляющего. Всех остальных с помощью ОМОНа или спецназа вышвыривают из кабинетов. И затем, пока ошеломленные, теперь уже бывшие руководители предприятия носятся по разным инстанциям, добиваясь правды и указывая на то, что произошел наглый и неприкрытый грабеж, то есть бандитский захват помещений и всех активов, в это время на самом предприятии стремительно происходят необратимые изменения. Оно либо идет «с молотка» и приобретается за «смешные деньги» новым «законным владельцем», который начал рейдерскую операцию, а затем перепродается, но уже по другой, истинной цене, либо реконструируется ввиду личных интересов ловкого хозяина, либо же вообще исчезает с лица земли, освобождая желанную площадь под строительство нового жилого элитного комплекса или офис-но-торгового центра. Строптивых и несогласных бывших руководителей, строчащих жалобы во все инстанции, на этом этапе уже не уговаривают, их просто убирают. В смысле, убивают. И только грандиозные, в буквальном понимании этого слова, усилия Генеральной прокуратуры и заинтересованных правительственных организаций способны иногда остановить эту вакханалию. Иногда! Именно поэтому рейдерство названо опаснейшим явлением, перешедшим все мыслимые и немыслимые границы законности при безудержной коррумпированности чиновничьего аппарата. А сегодня, надо понимать, против этого «позорного явления» якобы уже началась острая и бескомпромиссная борьба. Вот так…

Конечно, здесь более всего уместен был бы совет бессмертного Ильи Ильфа: «Надо не бороться за чистоту улиц, а подметать их!» Но кто сегодня станет читать классиков? Времени нет (которое – деньги!), да наверняка и особого желания…

А что касается ставшей уже по-своему банальной схемы типичной рейдерской кампании, то уголовное дело, которое расследовала бригада Турецкого, как две капли воды соответствовало ей. Именно по этой схеме разворачивался в течение полутора лет, а теперь уже и подошел к своему логическому завершению незаконный захват научных и производственных площадей уникального в своем роде предприятия НИИ «Прибор», выполнявшего, в том числе, и секретные заказы ОПК – оборонно-промышленного комплекса. С угрозами, покушениями и убийствами, с возбуждением уголовного дела против его генерального директора, с похищением документации и избиениями активных сотрудников. Полтора года вопиющего беспредела – и никакой реакции ни со стороны правительства, ни от заинтересованных ведомств. Страшная штука – лобби!

Поначалу, когда Александр Борисович только занялся этим расследованием, ему сама ситуация сразу представилась однозначно абсурдной. То есть решение напрашивалось недвусмысленное: надо было решительно брать за шиворот руководство известной на рынке рейдерских услуг (есть уже и такой!) финансовой группы «Горизонт», от имени которой действовали захватчики. Но при ближайшем рассмотрении вопроса все оказалось совсем не так просто. И прежде всего потому, что в дело вмешалось активное, невероятной пробивной силы лобби. Генеральную прокуратуру, которая вмешалась и приняла уголовное дело об убийствах и захвате оборонного, по сути, предприятия, к своему производству, завалили депутатскими запросами, отмахнуться от которых было никак нельзя. Демократия же!.. И не дай бог обозвать ее куда более соответствующим ее сути словом! Не мелочь какая-нибудь провинциальная поднялась, а «отдельные» депутаты Московской городской думы, Государственной думы вдруг «решительно и однозначно озаботились» неправомерными действиями ответственных сотрудников Генпрокуратуры, которые лезут, естественно, не туда и занимаются не тем! И все они требуют немедленных ответов на свои нескончаемые «запросы», на что, собственно, и уходило основное рабочее время бригады. И пока шла лукавая и бессмысленная переписка, от прежнего предприятия практически остались рожки да ножки. Производственные площади спешно переделывались под склады, а здание уникального по-своему института – под очередной крупный торговый центр со всякого рода многочисленными и «многопрофильными» увеселительными заведениями, хотя по ту сторону Москвы-реки – стоило лишь перейти по пешеходному мосту – располагался богатый на все эти прелести парк культуры имени Горького. Нет, и в сознании дельцов, и в префектуре, судя по всему, утвердилось убеждение, что нормальная жизнь в Москве немедленно прекратится, если на каждом углу не будет открыто по казино!

Было, конечно, слабое место в этой истории. Что ни говори, а производственные помещения почти в центре Москвы – это не дело, экологи тоже правы. Но почему нельзя было обеспечить переезд НИИ «Прибор» на новое место? Зачем было взрывать автомобиль главного конструктора? Кто и за что расстрелял на выходе из подъезда жилого дома финансового директора? Что за бредовые обвинения выдвинуты против генерального директора? И почему мерой пресечения для широко известного в отечественной науке доктора технических наук Переверзева следователем межрайонной прокуратуры было избрано непременное содержание под стражей в СИЗО № 2, то есть в «Бутырке»? Короче, кому это было нужно? Много на первый взгляд «нелепых» вопросов возникало у Александра Борисовича. И самое главное, он интуитивно чувствовал, что, скорее всего, нашел бы ответ на них, если бы не… Ну да, идиотская ситуация с подарками для детского дома… Если бы не…

Имея теперь абсолютную возможность вспоминать, размышлять и в сотый раз проследить внутренним взором от начала до конца благотворительную поездку в детский дом, Александр Борисович так и не смог найти для себя однозначный ответ: что им двигало при его колоссальной загруженности? Что двигало Костей Меркуловым, когда тот с пеной у рта настаивал, чтобы именно Саня Турецкий, оказывается, лучший друг малолетних детдомовцев, бросил все свои неотложные дела и помчался черт-те куда раздавать плюшевых мишек и прочих зверушек явно китайского производства? Что Славкой Грязновым двигало, организовавшим вместе с Костей эту широкую благотворительную акцию с подарками для детей, оставшихся без родителей? Что двигало, наконец, Денисом Грязно-вым, который также отложил, теперь уже, как оказалось, навсегда, все нерешенные проблемы в агентстве «Глория» и, повинуясь приказу дядьки, загрузил целый фургон игрушками? А потом еще так радовался, когда узнал, что и Меркулов заставил Саню отправиться в детдом вместе с ним. И какие-то речи произносить, до которых дело так и не дошло…

Вовсе несуеверный Турецкий, всякий раз вспоминая череду дальнейших событий, приходил к неутешительному для себя выводу, что все затем последовавшее – юная террористка, обвязанная поясом шахидки, ее непонятные требования и угрозы взорвать огромный зал, в котором скопилось до сотни детей, ожидавших приезда артистов, – указывает на какое-то мистическое предопределение. То, что погиб Денис, это действительно случайность. Погибнуть должен был не он, а Турецкий, который выбросился из окна вместе с той девчонкой, держа ее руки и не давая ей соединить контакты. Но, как позже стало понятно, никакие контакты на ее поясе ни малейшей роли не играли: взрывом руководил тот, кто находился фактически в пределах досягаемости и даже, вероятно, видимости. И когда тот мерзавец понял, что оставлять юную шахидку в живых уже нельзя, он и привел в действие радиовзрыватель. Да только Александр Борисович и Денис этого не знали. Не могли знать…

Вот поэтому Денис, милый, славный Дениска… ринулся следом из окна, чтобы успеть оттащить лежащего на асфальте «дядь Саню» от террористки, и… принял на себя весь удар взрывчатки… Как в бою, грудью своей закрыл командира… За такой подвиг присваивают посмертно звание Героя… Присваивали… Потому что никому больше в этом скверном обществе не нужны ни память, ни сами Герои… Отдельным людям – другое дело. Но они если и представляют собой частицу общества, то совсем малую, с которой можно уже и не считаться.

Скверные мысли, горькие, а куда от них денешься? Наверное, и по этой причине тоже все чаще возникала в мыслях Турецкого странная уверенность, будто все действительно было уже заранее предопределено неким Высшим Замыслом. Ну, с самим-то собой, понимал Александр Борисович, в общем, какая-то ясность имеется: конечно, грешен. Куда деваться, истинно так, пытался даже покаяться однажды, – перед тем как тогда отправиться в «Сокольники»… Что там Маяковский написал? «Все чаще думаю – не поставить ли лучше точку пули в своем конце». Вот-вот… Был самый тот, что называется, случай. Но тогда пронесло. И опять же Дениска спас, заменив пистолет… Или Бог миловал. И теперь вроде тоже, и снова спас Денис… Но его-то за что?! А может?… Недаром, наверное, народ говорит, что Господь забирает к себе лучших. А кое-кого предупреждает. Иногда очень серьезно. А на кого-то, выходит, вообще ноль внимания? Продолжай, мол, гнить, пока не развалишься? Странно, вряд ли так бывает… А что тогда бывает?… Вечные вопросы без ответов.

Ну, конечно, если бы не то, да кабы не это… И где-то затаился тот мерзавец, который бестрепетной рукой взорвал девчонку, зарезал другую, а теперь наверняка готовит очередную жертву своему божку… Вон он, стервец, болтается на спинке стула, на шнурке, сплетенном непонятно из какого материала – крепкого, как железо, и гибкого. Наверное, из жил диких африканских животных местные шаманы плели. Черный каменный уродец… Злой гном, пьющий чистую кровь детей… Но какая связь между этим амулетом и смертоносным оружием воинствующего ваххабита? Пойми это, Турецкий, и ты окажешься у истоков разгадки…

Нет, с другой стороны, определенная ясность все-таки имеется. Вплоть до имени возможного исполнителя. Это если именно он – исполнитель, а не заказчик и киллер – в одном стакане. Что, кстати, тоже не исключено, хотя как раз подобные варианты – чрезвычайная редкость. Но все может быть…

Ребятки из «Глории», и в первую очередь, разумеется, Алексей Петрович Кротов, попытались вычислить возможного хозяина черного амулета, человеческого урода, потерявшего в себе все людское. Но что толку знать, что его фамилия, скорее всего, Грозов? И какая польза от того, что зовут его Георгием? И что он, под кличкой Чума, воевал в «горячих точках» едва ли не по всему миру? Уже известно, что он – мастер мимикрии и выступает не под своей фамилией в роли успешно практикующего врача-психиатра, обладающего не только серьезными познаниями в области психологии, но и весьма сведущего в оккультизме, тайной магии, колдовстве и прочей чертовщине. И в больницах, где он работал, у него была фамилия Грушев, а как его будут звать в следующий раз, никому не известно. Вероятно, он еще и гипнотизер, применяющий в своих «экспериментах» экзотический африканский наркотик. Это показали судебно-медицинские экспертизы по двум эпизодам – исследованиям останков террористки Майи и тела убитой девочки Насти. От покойной матери у него осталась в Москве квартира, но он в ней не живет и не появляется давно. Сдает вполне приличной семье, которая ни о чем, естественно, не догадывается и переводит плату за проживание на его счет в банке. Известно, что он был уволен из рядов Советской еще армии, из подразделения, о котором говорить вслух не положено во все времена.

Еще известно, что он жил в последние дни с двумя девочками в мастерской, в Измайлове, которую он купил у старика скульптора, уехавшего в родную деревню, где-то на Рязанщине. Вот и ищут того теперь, и – никаких концов, хотя был известным в недавнем еще прошлом художником… Ищут, чтоб узнать, как на самом деле выглядит покупатель, глаз художника – это ведь не глаз обывателя, а до сих пор все описания внешности предполагаемого преступника, поступившие из разных источников, не совпадали. Более того, даже противоречили одно другому.

А может, этот Грушев совсем и не Грозов, а другой кто-то, подобный ему, как и Грозов, выполнявший в африканских джунглях особые задания коммунистической партии и советского правительства? Один из тех, кто воевал потом наемником в Сербии, в Приднестровье, в Абхазии, в Южной Осетии – и это только в последнее время! Кто, вполне возможно, активно служит сегодня таким же наемником и у арабских экстремистов! И нет о нем никаких определенных сведений, покуда ребятки из «Глории» не пройдут свой путь до конца. И никуда не денешься от того факта, что нигде ни под своим именем, ни под родной фамилией изощренный убийца не появляется… А деньги со счета Юрия Николаевича Грушева снимает. В разных банкоматах. Словно дразнит: вот он я, поймайте! Целый район, где он чаще всего снимал деньги со своего счета, в Восточном административном округе, уже обложили, но результатов никаких. Ловок, сукин сын, умен… И документы имеет, к которым никакая власть придраться не может. Потому что они, скорее всего, подлинные. Ведь очень серьезные службы в свое время секретность подобных кадров обеспечивали!

И снова вопрос: сам ли он действует, по собственной ли, так сказать, программе? Или все-таки им кто-то здорово руководит? Можно ж и таким образом использовать злую волю: достаточно умело направить ее в нужное русло и в дальнейшем не диктовать ни в коем случае, а лишь тонко и точно подсказывать, что решение само уже давно созрело в голове убийцы, и это решение заказчиками приветствуется. И предлагается любая помощь, от финансовой до материальной: пластид, оружие и прочая экипировка смертника-шахида – это ведь откуда-то берется! Не на Черемушкинском же рынке продается из-под прилавка. Хотя… по нынешним временам, и такое, к сожалению, нельзя полностью исключить.

Кстати, армейский пластид, предназначенный исключительно для спецопераций, запас которого нашли в той самой мастерской, этот террорист-маньяк оставил там, опередив погоню за собой ровно на один шаг. Видно, тяжело или неудобно было уносить с собой. А еще сей факт говорит о том, что запасы этой взрывчатки могут быть им восстановлены в любой нужный момент. И пластид оставил, и труп девочки, очередной своей смертницы. Почему? Скорее всего, по той причине, что та сумела, вопреки его запрету, связаться со своей бабушкой, в чем ей, ничего не подозревая, совершенно случайно помог Филипп Агеев. Вся «Глория», никого фактически не посвящая в свой розыск, шла по следам убийцы своего директора, уже почти рядом, не подозревая об этом, оказались, и – на тебе! – такой невероятный прокол… Девочка убита, убийца вместе с другой шахидкой ушел от преследователей. И теперь он либо затаится, либо ускорит акцию… Филя, на памяти Турецкого, впервые так отчаянно «лажанулся»…

Ну то, что убийца – не человек, а урод, выродок рода человеческого, сомневаться не приходилось. И вряд ли он действовал самостоятельно. Размышляя над уже известными фактами, Александр Борисович все больше приходил к выводу, что им должен кто-то руководить. Этот кто-то обеспечивает его элементарной жратвой и питьем, помогает утолять и прочие потребности организма – пусть звучит так. Помогает транспортом. Была ведь замечена машина возле того детского дома, где погиб Денис. И кто-то же, наконец, снимает для него помещения, в которых тот пребывает и готовит малолетних самоубийц.

Впрочем, насчет малолетних – тут тоже еще как сказать. Молоденьких – да. Та девчонка, что погибла, унеся с собой и жизнь Дениса, была просто невысокого роста, потому и сошла за малолетку, а голос-то, помнится, у нее прозвучал вполне как у почти взрослой девушки, да и воля была тоже совсем не ребячья. И руки достаточно сильные, помнил же Турецкий, как рывком раскинул их в стороны, не давая замкнуться контактам на поясе. Помнил, да что теперь толку…

Володя Яковлев, «раскопавший» уже две психиатрические клиники, откуда этот урод брал свои будущие жертвы, утверждает, со слов, разумеется, главных врачей, что методы «народной медицины», которые практиковал у них этот «целитель», поражали бы своими результатами, кабы не одно «но». Некоторые юные пациентки со сломанной психикой, употребляющие наркотики, в основном интернатские, не имеющие родителей, с которыми наиболее охотно он работал, позже, по мере выздоровления, исчезали вместе с ним. Объяснить их побег было невозможно. То есть нет, теперь-то все понятно.

Этот тип, то есть человек с документами Груше-ва и наверняка с десятком других фамилий, и не Георгий Георгиевич, и даже не Юрий Николаевич, а кто-то еще – черт ногу сломит от этих подлинных документов! – тщательно подбирал себе будущие жертвы, потенциальных исполнительниц его преступной воли. Полностью подчинял их себе, а затем распоряжался их жизнями без всякого сожаления. И самое страшное то, что они охотно и даже убежденно подчинялись ему. Психиатры говорят, что такое вполне возможно. Иначе откуда бы брались зомби?

Вот и последняя девочка, Аня Русакова… пожалуй, уже девушка – ей скоро шестнадцать исполнится, – русоголовая, симпатичная мордашка, спортивная, крепенькая фигурка… Наркоманка, но уже почти излечилась, когда исчезла вместе с «доктором». И где она теперь? Определенно в руках «доктора», который готовит ее к очередной акции. Видел ее Филя в парке, когда та орала на бедную Настю, «посмевшую» заговорить с посторонним. Но – увы, была и – нет! Исчезла вместе с Грушевым или как там его кличут на самом деле… Но как же Агеев-то промазал?! Как не проследил до конца?! Верно говорят, что и на старуху бывает проруха…

Ребятки сейчас, конечно, стараются, вовсю землю роют, но когда усиленные старания приносят мизерные результаты, да еще и по капле, хочется плюнуть, подняться из осточертевшей койки и заняться поиском самому. Всегда кажется, что именно у тебя получится лучше, чем у твоих коллег…

Зря, конечно, ребятки «темнили», с одной-то стороны понятно: они считали виноватыми в трагедии в первую очередь Меркулова с Генпрокуратурой и МВД, не поверивших в возможность теракта и упустивших время. Слава богу, Кротов сумел убедить коллег, что их оскорбленные амбиции не помогают, а мешают делу. Да к тому же зевок с мастерской – это, разумеется, серьезнейший прокол.

Впрочем, с терактом, конечно, разберутся, а за одного битого, правильно народ говорит, двух небитых дают.

Серьезно, по причине контузии Турецкого, зависло дело о рейдерстве. А в программе действий Александра Борисовича главным все-таки оставалось оно. Это просто акт терроризма спутал карты. И тут тоже, несмотря на какие-то ускользающие объяснения Кости, что-то явно шло не так.

Стараясь по возможности сохранить хотя бы видимость спокойствия, Александр Борисович, тем не менее, после разговора с Костей разволновался. Ясно почему. Сейчас бы не лежать, а подняться да помочь Володьке Поремскому, на которого теперь еще и террориста «повесили»!.. Колокатов этот, конечно, никакой Косте не помощник. Ничего путного не слышал о нем Александр Борисович и не понимал, зачем он Меркулову понадобился? Что он вообще может? Да, какие-то странные поступки совершает Костя в последнее время… Неужели старость? Вот она какая бывает…

И еще – ну надо же! – это напоминание о Сокольниках… Александр Борисович снова стал заводиться, хотя ему горячо это не рекомендовали. Фокус им, блин, видите ли!.. Да, фокус, ядрена вошь! Но настоящий мастер постоянно совершенствует свое ремесло, иначе традиционного фокуса-покуса просто уже не существовало бы. Нет, сам фокусник продолжал бы работать на арене, восхищая все новые поколения маленьких зрителей. Но – увы! – не опытных, искушенных посетителей цирка, помнящих богов арены. Сейчас ведь время раскрытия тайн – без понимания того, хорошо это или плохо. И чем меньше их остается – и в жизни, и в душе, – тем циничнее становится взгляд досужего зрителя. И тем быстрее девальвируется стоимость самой жизни, не говоря уже о душе. Такой вот напрашивается вывод…

А сам фокус? Турецкий и не собирался его повторять – дважды в одну реку не входят. Философская истина: ничего не поделаешь, вода уже другая. И если у господ Арбузова и Гребенкина, спешно перекраивающих оборонное предприятие под… чуть не выразился – «публичный дом», имеется твердая уверенность в своей правоте, то им можно ответить давно известной фразой Карла Маркса, которая начинается словесной игрой, хотя и содержит абсолютно здравую мысль: «Ваша правота по сравнению с моей правотой столь бесправна, что я вправе…» ну и так далее. Вы полагаете, господа, что вы вправе? А мы считаем, что правы мы, – вот и разберемся… Оно, конечно, бескровные победы случаются нечасто, но если вы уверяете, что ведете цивилизованный бизнес, а не грязный, бандитский захват, то уместно напомнить: трупы на дороге не украшают законопослушного бизнесмена. И вам придется ответить за это. Придется, господа, иначе вы окончательно охамеете…

Эх, с такими бы мыслями, да в суде! Но, увы, до него еще далеко. А вот угроза – она близко. И что бы Костя ни говорил, какую бы независимую и наплевательскую позу ни принимала Ирка, Александр Борисович с удовлетворением выслушал решение Меркулова о том, что за Ириной пока поездят ребятки из «Глории». И старине Питу Реддвею в Германию Костя тоже звонок по поводу Нинки сделает. И сюда, в госпиталь, сменную охрану приставит. Хотя последнего вполне можно было и не делать. Мирно и бездеятельно лежащий в койке Турецкий, естественно, никакой опасности для тех живоглотов не представляет. А вот когда поднимется?… Но до той поры еще немало воды утечет. Впрочем, табельный пистолет, оставшийся на службе, в сейфе, совсем не помешал бы.

Правда, Костя взглянул с изумлением, очевидно, прикидывая какие-то последствия исполнения этого желания Сани, но кивнул с готовностью. Все же волю человека, совершившего подвиг, уважать надо. Даже если она и отдает некоторым идиотизмом. Но этот расклад Александру Борисовичу был понятен: иногда на Меркулова, всю свою сознательную жизнь боровшегося за торжество Истины и Закона, несмотря на то что ему в разные периоды трудовой деятельности приходилось-таки утирать кровавые сопли с физиономии – и в прямом, и в переносном смысле, – накатывала странная уверенность в абсолютной личной правоте. По различным вопросам.

Ну, скажем, к примеру, того или иного события не может быть по той простой причине, что не может быть никогда. Очень убедительно! Кстати, давно сформулировано. И до него. Притчей стало. Пора бы и пересмотреть свой взгляд на очевидную глупость. Раньше говорили, что такой человек – не от мира сего. Потом стали придумывать оговорки, оправдания: мол, сам-то понимает, но эпатирует нарочно, и уж во всяком случае, свои калоши, входя в трамвай, на остановке не оставит. Ну а сегодня, когда всем все «до лампочки», сам факт такого подхода к «суровой действительности» можно объяснить, как бы это ни было неприятно, обыкновенной человеческой старостью. Усталостью ума и веры… Ладно, мол, Костя, изрекай, только говори потише, а то смеяться будут.

Ну, конечно, Костя обиделся, будто Саня самым хамским образом потряс основы его мироощущения, да и вообще – мироздания. Но от своих обещаний не отказался. Уже – победа.

А вот по поводу «серьезного предупреждения» Меркулов выразился однозначно: следствие продолжается. Недавно выступал президент, произнес целую речь по поводу необходимости кардинального усиления борьбы с коррупцией. Нет, продолжать мочить в сортире не надо, но… это… активизировать! Вновь назначенный генеральный прокурор, который присутствовал на заседании правительства, назвал в качестве примера дело о рейдерстве, к которому в настоящее время приковано самое пристальное внимание Генеральной прокуратуры, на что последовал благосклонный кивок «первого лица». Так что, можно считать, высокое одобрение получено. Дело осталось за малым – довести его до суда.

Известие радовало. Не в ироническом ключе, а по-настоящему. Ведь телевизор не только обыватель смотрит, но и господин Гринштейн вместе с Арбузовым и Гребенкиным – тоже, надо понимать. И это означает, что их стремительные действия без законной оценки никак теперь не останутся. Пусть готовятся. Что там сказал городничий у Гоголя? «Да благословит вас Бог, а я не виноват!»

Собираясь уже уходить, Меркулов, естественно, не мог не обратить внимание на кресло-коляску, стоявшую в углу палаты. Скорее для приличия, чем всерьез, спросил, мол, не рановато ли? Уж кому, как не ему, и знать, что вопрос о том, сможет ли Турецкий ходить вообще, а не в ближайшее время, не раз поднимался в разговорах с лечащим врачом. И всякий раз ответ был весьма неопределенным и не обнадеживающим. Нет, Костя не хотел, конечно, расстраивать Саню напоминанием о том, что вся эта его подготовка ничего общего не имеет с пробуждением здорового и счастливого человека, когда тот, проснувшись, но еще не собираясь отбрасывать в сторону одеяло, окунается в некие мечты, которым – он и сам прекрасно знает! – не суждено сбыться. Но почему ж хоть не помечтать немного, а? Кому от этого вред?… Тем более что и народ правильно подметил: хотеть – не вредно, вредно не хотеть! Но здесь-то – совсем другой случай, тут – «хоти – не хоти», все без толку.

А Турецкий, в свою очередь, не стал также «расстраивать» Костю, что коляска эта была последним дружеским напутствием Славки. Уезжая из Москвы навсегда, как тот заявил с горькой убежденностью, Грязнов все-таки надеялся, что судьба отнесется хотя бы к Сане благосклонно. И коляску – последний подарок от него – доставил курьер на следующий день, когда Славкин поезд был уже далеко, в Заволжских степях…

И Александр Борисович подумал тогда, а подумав, твердо решил, что все дальнейшее зависит только и исключительно от него самого. Раз Господь дал еще один, теперь уже, возможно, последний шанс, значит, он знал, что делает. Так как же можно подвести Создателя?! Это же действительно черт знает что! И Турецкий попросил нянечек найти местного специалиста, который смог бы собрать коляску и поставить ее рядом с кроватью. Да, ноги мало что чуют, хотя вставать на них Александр Борисович уже пытался. Но руки-то! Руки же действуют! И он, никому ничего не говоря, пробовал, и не раз, с помощью заметно крепнущих рук, восстанавливающих свои былые силы и сноровку, перекидывать тело в коляску. А кататься по палате – это элементарно, это – техника. Главное, чтоб «вздыхатели» не мешали, не тормозили желание жить полноценно! Не охали и не притаскивали по каждому мелкому поводу врачей, готовых запретить больному даже дышать не по их правилам…

Вот поэтому на снисходительный кивок Кости в сторону коляски Александр Борисович сделал равнодушное лицо и неопределенно пожал плечами. Да, мол, торопятся коллеги… Не расшифровывая конкретных имен. А Меркулов подождал, понял, что для Сани этот вопрос – не важный, далеко не самый главный, и словно бы успокоился. Почему? Ах, ну да, очевидно, он уже окончательно решил для себя все, что касалось дальнейшей судьбы его лучшего, без преувеличения, ученика… и друга, конечно. Бывает такое, ничего страшного. На ошибках, говорят, надо учиться, лучше – на чужих.

Наконец Константин Дмитриевич, оставив очередной пакет с фруктами, которыми Турецкий угощал нянечек и медсестричек, строивших ему глазки, торопливо удалился, что для него было нехарактерно, но, возможно, срочные дела одолели, потому что он как-то странно посматривал на часы, будто волновался за кого-то. Александр Борисович, чуточку переждав, пока не затихли в коридоре тяжелые Костины шаги, воровато достал из-под матраса трубку сотового телефона. Он был тайно пронесен к нему Поремским через заставы врачей, но, главным образом, мимо Ирины Генриховны, героически боровшейся против любых связей мужа с «широкой общественностью». Включил, набрал код и позвонил Володе.

– Завтра ко мне со всеми материалами, – громким свистящим шепотом сказал он в трубку. Выключил телефон и спрятал обратно: под кровать к нему лазать Ирка еще, слава богу, не сообразила, а так в палате обыск учиняла, и не раз. А уж с каким подозрением на коляску посматривала – вообще слов нет! Но у Турецкого был настолько индифферентный вид, что она тут же успокаивалась.

Александр Борисович громко хмыкнул, вложив в это восклицание всю скопившуюся иронию мыслящего человека, и добавил уже себе самому: