Текст книги "Золотой выстрел"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 19 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

Ответ. Не давал.

Вопрос. А он сам мог направить туда судно? Без вашего разрешения? Как его непосредственного начальника.

Ответ. Ну, во-первых, у нас не те отношения, чтобы отдавать приказы. Батя все-таки. Не знаю, может, ему надо было что-то.

Вопрос. И часто случалось так, что он без вашего ведома уводил куда-то судно?

Ответ. Даже не знаю, чего и сказать... Ну, может, раз-другой... Вот было приболел я. Так он и сам прекрасно справлялся. Мы ж потомственные речники. И дед мой по Неве бегал. А прадед – так тот все озера как свои пять пальцев знал – и Ладогу и Онего. Вы не удивляйтесь, это у нас так принято Онежское озеро называть. А вообще я вам так скажу. Наш «Невский»-то – одно только название, что теплоход, а на нем и одному делать нечего, если в своем деле хорошо разбираться. А батя прежде и в рулевых бегал, и механику постигал.

Вопрос. Ну хорошо, тогда прочитайте и распишитесь на каждой странице. А вот здесь, что с ваших слов записано верно. У вас есть возражения, поправки?

Ответ. Нет, все так. А послушать, что будет жена говорить, мне можно?.. Ну да, понимаю. Только я хочу заранее вас предупредить: эта сучка соврет дорого не возьмет.

Вопрос. Почему вы так говорите о собственной жене?

Ответ. А потому что она лучшего не заслуживает. Но обсуждать эту тему я с вами не собираюсь. Это мое личное дело. Давайте подпишу...

ИЗ ПРОТОКОЛА ДОПРОСА СТРУГОВОЙ Е. И.

...

Вопрос. Екатерина Ивановна, успокойтесь и расскажите, как было дело. Кто позвонил, когда, словом, нам надо знать все обстоятельства, перед тем как произошло убийство Федора Филипповича. Вспомните подробно, чем вы занимались?

Ответ. А чем занимались? На кухне сидели... Гарька спал. Он такой, рюмку хряпнет – и на боковую. А мы сидели... Ну про что говорили? Про жизнь, конечно. А тут телефон.

Вопрос. Кто взял трубку?

Ответ. Батя, конечно. Я не знаю, кто позвонил, а он мне не сказал. Говорит, сейчас подъедет один, я выйду на минутку и вернусь. Господи, если б знала!

Вопрос. А что вы должны были знать?

Ответ. Я бы тогда дверь не открыла.

Вопрос. Значит, все-таки открыли вы? А в предыдущих показаниях вами сказано, что вы к двери даже не подходили. Вот, пожалуйста: «Он сам пошел к двери, узнал кого-то и вышел с ним на площадку».

Ответ. Ну да. Только я тогда вся была не в себе...

Вопрос. Когда открывали дверь или когда отвечали на вопросы следователя?

Ответ. Ой, ну не помню! Чего говорила, чего не говорила... Просто я в ванную, а тут и звонок. Ну я открыла. А там мужик стоит незнакомый.

Вопрос. Как он выглядел?

Ответ. Ну как... Высокий. В плаще светлом, длинном. Волосы темные, длинные тоже, до плеч... Нет, не знаю... Сказал, что к Федору Филипповичу. Я хотела сказать: «Проходите», но батя сразу появился и меня отодвинул, сильно так, говорит: «Ступай куда шла, делом займись», это, значит, чтоб я отвалила. Ну я и ушла. А потом все нет и нет. Не знаю, сколько прошло. Потом я выглянула за дверь, а там... Ой, не могу!..

Вопрос. Извините, Екатерина Ивановна, что нам приходится по нескольку раз задавать одни и те же вопросы, но что вы делали дальше?

Ответ. А я помню? Орала, наверно. Гарька как угорелый на площадку вылетел. Тоже закричал. На меня. Потом все прибежали...

Вопрос. Ну дальнейшее нам известно. Скажите, а какие у вас были отношения с вашим «батей», как вы его называли?

Ответ. А вам чего?.. Нормальные. Он не Гарька, не обижал меня. Да какое вам всем дело?!

Вопрос. Вы зря волнуетесь, мы понимаем ваше теперешнее состояние. А вопрос я задал для того, чтобы прояснить, насколько Федор Филиппович доверял вам. Ну, к примеру, не скрывал ли каких-то своих дополнительных доходов? Он с сыном-то ладил?

Ответ. По-разному было... А доходы – чего доходы? Все в общий котел шло.

Вопрос. А как же тысяча долларов, о которой вы уже говорили, что не знаете, откуда у него такие деньги?

Ответ. А может, он хотел мне какой подарок сделать! И вообще, почему их конфисковали? Какое право имеете? Нет такого закона, что нельзя у себя дома доллары держать!

Вопрос. Все правильно. И никто эти деньги у вас не конфисковывал, наши эксперты проведут дактилоскопический анализ, снимут с купюр пальцевые отпечатки и, если эти деньги добыты не преступным путем, их вам обязательно вернут. А вы ответьте: где был ваш «Невский» семнадцатого числа, когда капитан, он же ваш муж, Игорь находился в управлении?

Ответ. Где! На месте были. У стенки.

Вопрос. У какой? В Речном порту?

Ответ. А где ж еще!

Вопрос. А вот у нас имеются показания свидетелей, которые утверждают, что теплоход «Невский-21» семнадцатого числа начиная с двенадцати дня до половины второго находился возле причальной стенки на Малоохтинской. Что вы на это скажете?

Ответ. А я сейчас помню? Ишь когда это было! Чего я, каждый час должна, что ли, помнить?.. Мое дело какое? Буфет. А если нет пассажиров – какой же буфет?

Вопрос. И чем же вы занимаетесь, когда на теплоходе нет пассажиров?

Ответ. А вам-то какое дело? Чем хочу, тем и занимаюсь! Книжки, может, читаю! С мужиками трахаюсь! Чего – нельзя?

Вопрос. Зря вы, Екатерина Ивановна, взяли такой тон. Дело в том, что от вашего честного ответа зависит, сумеем ли мы отыскать убийцу вашего свекра. А вы не хотите помочь следствию. Хотя были предупреждены об ответственности за дачу ложных показаний. А ответственность может быть очень для вас серьезной. Я повторю свой вопрос: где вы были в то время, когда ваш теплоход находился на Малоохтинской?

Ответ. В каюте была... В подсобке.

Вопрос. Одна?

Ответ. Да чего теперь говорить?.. С батей... Только вы Гарьке не говорите. Хотя...

Вопрос. Это Федор Филиппович сам привел теплоход на Малоохтинскую? Или получил указание от капитана, Игоря Федоровича?

Ответ. А я-то откуда знаю? Батя сказал, сейчас сбегаем в одно местечко, а потом вернемся. Иди, говорит, отдыхай пока. Я попозже подойду... Ну я и пошла в каюту. Потом он пришел.

Вопрос. Находясь в каюте – и пока вы были одна, и позже, когда к вам пришел Федор Филиппович, – вы ничего подозрительного или там странного не видели? Не слышали? Не обнаружили? Вспомните, пожалуйста, это очень важно.

Ответ. Да ничего такого... А-а! Ага, было. Я бате говорю: «Там по палубе кто-то ходит». Он выглянул и говорит: «Тебе показалось».

Вопрос. Но вы-то уверены, что слышали чьи-то шаги?

Ответ. Тогда – да, а сейчас... Батя потом сказал, что там, на набережной, какой-то нищий ошивался. Думал, наверно, что теплоход пустой. Но когда батю увидел, куда-то ушел.

Вопрос.: Значит, все-таки был?

Ответ. Ну откуда я знаю! Я ж не выходила на палубу...

Вопрос. А когда вы ушли в Речной?

Ответ. Батя на часы посмотрел и сказал, что пора возвращаться.

Вопрос. Так все-таки с какой целью вы плавали на Малоохтинскую? Просто постоять у стенки?

Ответ. Ну чего вы пристали?! «Зачем» да «почему»! Я что, капитан? И потом, у нас плавает дерьмо, а мы ходим, ясно? Может, батя проверял чего, может, у него двигатель плохо фурычил!

Вопрос. Вот поглядите на эти предметы и скажите, они вам знакомы?

Ответ. Так это ж Гарькина гиря! Он ее в рубке всегда держит, форс показывает, отжимает по полсотне раз, когда девок на борту много... А мешок? Вроде батин. Там внутри написано должно быть. Да, похоже, его.

Вопрос. Экспертиза показала, что мешок действительно принадлежит Федору Филипповичу Стругову. А теперь скажите, почему этот мешок вместе с гирей, привязанной к нему, чтоб он не всплыл случайно, оказались на дне Невы как раз в том месте, где стоял ваш «Невский»?

Ответ. А я почем знаю? Я, что ль, его туда кидала? А мешок-то зачем был привязанный?

Вопрос. Вот тут и есть самое главное. Говорите, нищий какой-то возле вашего теплохода ошивался? А ваш, извините, «батя» не сказал вам, как тот выглядел?

Ответ. Ну тоже скажете! Будто больше думать было не о чем! Я и не спрашивала. Нищий, сказал... А-а, точно, говорит: инвалид.

Вопрос. Понятно. Инвалид, значит. Стало быть, надо понимать, на костылях или как?

Ответ. Да какая теперь разница... Что вы ко мне со всякой херней пристаете? Не знаю я. А теперь уже и знать не хочу. Кончилась моя жизнь...

Вопрос. Почему вы так считаете? Bы же совсем молодая женщина... Вон всего... Слушайте, вам действительно только двадцать лет?

Ответ. А что, старухой смотрюсь? Я к тому «кончилась», что дом на бате держался, а теперь...

Вопрос. Не раскисайте, Екатерина Ивановна. Мужу вашему мы эти некоторые ваши признания предъявлять не станем, но и вы нам помогите. Вот посмотрите фотографии. Здесь те предметы, которые были вынуты из утопленного мешка вашего свекра. Принадлежность мешка, повторяю, установлена экспертизой точно, там, на тряпочке, была написана фамилия Стругова. А вот в самом мешке, вы видите, находились камуфляжная форма, старая обувь, парик с усами и бородой, а также детали разобранного оружия. А если эти детали правильно сложить, то получаются инвалидные костыли. Что вы на это скажете?

Ответ. Это что же, значит, мне тогда не почудилось?

Вопрос. Вот это нам и хотелось бы знать. Это во-первых. А во-вторых, вспомните, что делал Федор Филиппович, когда... Ну... оставил вас и ушел из подсобки? И что делали вы?

Ответ. Чего делала?! Раз вы такие грамотные и сами все понимаете, в себя приходила! А батя? Пошел в рубку... Потом – к машине. Вернулся к штурвалу, и мы пошли.

Вопрос. В котором часу вы отвалили от стенки на Малоохтинской?

Ответ. Да разве ж я теперь помню? В два мы были в Речном, вот и считайте...

Вопрос. Хорошо, вернемся к посетителю. Постарайтесь детально, как можно подробнее описать нам того человека, которому вы открыли дверь. Вот вы сказали: длинные волосы до плеч. А как по-вашему, это не мог быть, к примеру, такой же парик, какой мы извлекли из мешка? Вы же ведь женщина, вас не обманешь – искусственные волосы у мужчины или свои. Вспомните, подумайте.

Ответ. Вот! А я еще подумала, помню, чего-то не так! Волосы-то темные и длинные, а брови у него светлые. И глаза тоже вроде. Он темные очки снял, когда спросил. Свет на лестнице совсем слабый.

Вопрос. Тогда давайте пока на этом закончим. Пойдите оденьтесь, на улице свежо. И мы с вами съездим к нам на службу, где попросим вас помочь составить фоторобот этого преступника. Как это делается, вам покажут специалисты. А после вас доставят домой на машине, можете не беспокоиться. Надеюсь, вы не откажетесь оказать такую помощь следствию?

Ответ. Да что уж теперь делать!.. Поехали. Гарьке только скажу...

Прочитав протоколы показаний свидетелей, сыщики как-то странно переглянулись, помолчали. Кротов хмыкнул негромко и словно бы вздохнул:

– Да уж, воистину неисповедимы пути твои, Господи... Живут же люди...

– Ты в укор, что ли, или как? – усмехнулся Голованов.

– Ладно вам, жеребчики, – буркнул Грязнов, заглядывая в конверт. – А теперь глядите на то, что смогли составить наши питерцы по показаниям грешной Катерины.

На стол легла фотография сравнительно молодого человека. Высокий лоб, удлиненные черты лица, светлые брови, прямой нос и четкая нитка сжатых губ. Волосы – явный парик. Наверняка перестарались при составлении фоторобота. Или, наоборот, сочли нужным акцентировать это обстоятельство. А так довольно обычное лицо прибалтийского происхождения. Совсем, кстати, незапоминающееся, стандартное. Такие типы, не имеющие характерных признаков, визуальных, так сказать, зацепок, определенно не могут иметь отношения, например, к братве. Там ведь тоже свой стандартный типаж – бык на быка похож словно брат-близнец. Но опять же целая армия не может состоять исключительно из близнецов, дело-то выглядит именно так. Вот и с этим типом. Если подобные лица где и искать, так, пожалуй, среди оперативников из таких «контор», как ФСБ или ГРУ. К последней Kpoтов имел еще не так давно самое непосредственное отношение. Правда, не к тому подразделению, в котором мог бы проходить службу этот «артист».

Почему именно «артист»? А возможно, из-за всех этих причиндалов – переодеваний, маскировки, париков... Артистическая, значит, натура. Такой водяру в подворотне по собственной инициативе жрать не станет, разве что только для прикрытия. Образованный, выходит... А механика финкой уделал как профессионал. Но тогда у него и связи должны быть на соответствующем уровне. И прикрытие. И дно незаиленное, где он при необходимости вынужден отлеживаться. Словом, тут было о чем подумать.

– Попробуем немного дотянуть фоторобот, – задумчиво сказал Кротов. – Он, конечно, не брюнет...

– И не поэт, – поддакнул Голованов.

– И не герой, – добавил Денис. – Как там, в песне-то? Объявляю заранее?

– А вот тут ты, Денис Андреевич, не совсем прав. Парень как раз мог быть героем. Но сильно кем-то обиженным. Как это у нас чаще всего и случается. Или счел свои заслуги недооцененными по достоинству. В общем, у меня есть некоторые соображения, подумаю и доложу.

– Ну что ж, – Грязнов-старший тяжело поднялся, – тогда я еще раз, мужики, приношу вам свои извинения, что заставил ради своих забот оторваться от субботнего отдыха.

А вот тут уже все откровенно заулыбались. Блажит товарищ генерал. Это в какие же времена народ в «Глории» позволял себе устроить в субботу уикенд? Впрочем, Вячеслав Иванович и сам сразу понял, что хватил лишку. Надо было сдавать назад. И он пошел к висящей на вешалке своей роскошной кожаной генеральской куртке и добыл из необъятного кармана бутылку коньяка.

– В мои времена, – сказал как бы самому себе, – всегда где-то поблизости должны были находиться соответствующие емкости. Неужто обычаи исчезают вместе с уходом патриархов?

– Мы можем пройти ко мне в кабинет, – небрежно кинул Денис.

– Ты неправ. Зачем персоналу знать, как проходят закрытые совещания? – возразил Грязнов.

– Уж и персонал! – фыркнул Денис.

– Все равно, – упрямо настаивал Грязнов. – Вон у вас на часах такой охранник, что боже меня упаси! Я уж не говорю о том, что не пожелал сразу признать меня. Но и признав, ксиву потребовал. Понимаю, дисциплина – она для всех одна. Правильно?

– Вы не в курсе. – засмеялся Сева Голованов, – Тут было дело, к нам один псих ворвался. Так еле скрутили. Вот и решили теперь – от греха, знаете...

– И все равно тут как-то уютнее... Давай, Дениска, неси сюда чего у тебя там есть. Прав ведь Алексей – пути и в самом деле неисповедимы. А береженого все-таки Бог бережет...

Глава седьмая
СЛЕД «ОРУЖЕЙНИКА»

Семен Семенович разглядел в дверной глазок гостя и стал открывать многочисленные свои запоры, приговаривая:

– Сейчас, сейчас... Ну здравствуйте, здравствуйте, юноша! Какими судьбами?

– Вам тыща приветов, Семен Семенович, – сказал, входя, Денис. – И от дяди, и от дядь Саши, и вообще от всех моих сотрудников.

– Понятно, – кивнул Моисеев, снова старательно задвигая щеколды, – вы, конечно, по делу, а не чтоб просто навестить старика. Понятно... А вот в наше время...

Он недоговорил и зашлепал в кухню, жестом приглашая Грязнова-младшего следовать за собой, маленький, сгорбленный и как будто чем-то сильно обиженный. Впрочем, обида его была Денису понятна: старик ждал гостей для беседы, для воспоминаний, для чая под коньячок. А тут явился этакий молодой и независимый и вместо доброго разговора об ушедших временах просто скажет: «Семен Семеныч, вспомните-ка, а кто это в начале восьмидесятых проходил у вас по делу об «оружейниках»?»

Вячеслав Иванович, уезжая из «Глории», так и сказал:

– Напомни Семену про дело об «оружейниках». Там у нас, помнится, проходили некоторые умельцы. Может, следок найдется. Я от вас, ребята, конечно, не жду, что вы мне стрелка на блюдечке поднесете, но то, что мы сможем при благополучном стечении обстоятельств проникнуть в его окружение, представляется мне несомненным.

Денис едва не поперхнулся от столь замысловатого оборота, прозвучавшего из уст Грязнова-старшего с потрясающей безапелляционностью. Оставалось лишь сокрушенно вздохнуть: вот, мол, к чему приводит постоянное общение с «верхними» людьми. Теперь уж и не скажешь просто: «Парни, помогите найти мастера-оружейника, который готовил инструмент для убийцы».

Пересказывая сейчас Семену Семеновичу основное содержание разговора в «Глории», Денис, естественно, не мог отказать себе в удовольствии поцитировать и слегка поскоморошничать по дядькиному адресу. Моисеев заглатывал с восторгом. Это ведь была та живая бестолковая и стремительная жизнь, которой он на своей пенсии был практически лишен. А мозги-то еще ого-го! И на память грех жаловаться!..

Словом, вот так, с юмором, и подошел Денис к главной своей просьбе. Упирая на то, что в первую очередь это просьба самого начальника МУРа. Ну а о питерских коллегах и говорить не приходится. Семен Семенович все понял правильно и почувствовал значительность момента. К тому же нерастраченным еще, хоть и старческим, своим нюхом он почуял исходивший от молодого человека аромат известного, но малоуважаемого в прошлом прокурором-криминалистом Моисеевым напитка, именуемого коньяком. Сам он всегда предпочитал спирт. Лучше неразбавленный. Но времена меняются, кого нынче удивишь настоящим «спиритус вини»! Да еще в стране, серьезно пострадавшей от всякого рода заграничных «роялей»...

– М-да, – значительно заметил старик, – есть у меня кое-что для освежения памяти.

Он полез в буфет и достал оттуда бутылку коньяка, принесенного Денисом.

– Семен Семенович, но я за рулем, – неуверенно сказал Денис.

– Вот именно, – успокоил Моисеев. – По маленькой никогда не вредило... И потом – вам, молодой человек, вовсе не следует лишать одинокого старика хоть какого-то праздника.

Остановились на том, что коньяк гораздо приятнее в употреблении, если его просто капать в чай, который Моисеев наливал в простые общепитовские чашки из горячего заварного чайника.

Завершив небольшой ритуал, старик удалился в комнату, где долго рылся среди старых своих блокнотов и тетрадей с поблекшими от времени чернильными записями. Наконец он, кажется, обнаружил то, что искал, и торжественно вынес на кухню.

– Давайте будем смотреть, – серьезно заявил он, перелистывая собственные записи. – Вот что-то имеется. А вы говорите – компьютер!

Денис ничего такого не говорил.

– Ну-ка посмотрим, что тут ваш умелец сочинил, посмотрим.

Моисеев стал внимательно рассматривать снимки «костылей» и «винтореза».

– Так что я вам должен сказать... – проговорил он как бы сам себе. – Этот ваш стрелок – человек уже немолодой, нет. Знаете, что говорят по этому поводу? А говорят, что истинный стрелок, как и хороший коньяк, с годами становится качественнее. И мастер, который готовил эти инструменты, его отлично знает. Все достоинства, некоторые слабости... Да, и это есть. Самонадеянный, определенно. И что вы возразите, если оружие готовится на один выстрел, а потом его можно оставить? А вся хитрость заключается совсем не в том, чтобы усовершенствовать ну, к примеру, убойные качества. Тут немножко наоборот, он ему облегчает оружие, убирает лишний вес. Зачем? А я вам так скажу: секрет здесь в том, чтобы сделать оружие незаметным. Замаскировать его под обыденный предмет, не вызывающий ни у кого из посторонних подозрения, понимаете? Ну чтобы не быть голословным, напомню такой случай. Было, вы наверняка читали, такое семейство, кажется, Овечкины. Или я уже с кино путаю... Это те, которые самолет угоняли. Так вот, они, если мне не изменяет память, пронесли оружие в самолет в футляре от контрабаса, да? А этот ваш убийца, он что же, на крышу Киевского вокзала, да еще ночью, с этаким бегемотом полезет разве? Как бы не так! Он с собой футляр от скрипочки прихватит. Это я фигурально выражаюсь, но вы понимаете, о чем я хочу сказать.

– Понимаю.

– Ну а раз понимаете, то, вероятно, уже догадались, что мастера надо искать не среди профессионалов оружейников, которых все эти штучки-дрючки абсолютно не интересуют, а среди любителей. Но больших любителей и знающих дело. И этот, – Моисеев ткнул широким ногтем в фотографии на столе, – скорее конструктор. Конечно, я не держал в руках его изделий, но вижу, что он – не Калашников, не Драгунов и даже не Стечкин, он, если хотите, фантазер. Который отлично знает стиль работы своего заказчика. Вот смотрите, и там и тут ножки для упора. Они вообще нужны? Нет. А тут? Оказывается, нужны, потому что он заранее знает, что стрельба будет вестись с большого расстояния. И, несмотря на все «облегчения» изделия, оно все-таки остается для стрелка тяжелым. Особенно если еще учитывать и ночной прицел. Который вы, кстати, не обнаружили.

– В первом случае нашли. А во втором – нет, хотя он стрелял практически в полночь. И расстояние там не меньше трехсот метров.

– Это только подтверждает, что прицел у него очень дорогой. У нас таких не делают. И достать трудно. Хотя сегодня... – Моисеев с сомнением покачал головой. – За большие деньги сегодня можно даже слона купить. Только где его держать?..

– Со слонами, Семен Семенович, проще. А вот где умельца обнаружить?

– А я разве еще не сказал? – хитро улыбнулся Моисеев. – Ох, неужели старость? Ай-я-яй! Действительно, пенсия... Да вы не стесняйтесь, молодой человек, наливайте себе чай и капайте, капайте коньячок... А Вячеславу Ивановичу скажите, что он правильно вспомнил дело «оружейников», только вот заглянуть в него не удосужился. А там у нас проходил некто... – Он полистал записи. – Вот, если он еще жив, а лет ему сейчас, должно быть, за шестьдесят. Это в те дни он был молодой и красивый... Да, старость не красит, это верно.

– Вы фамилию забыли назвать, Семен Семенович, – вклинился в новый поток воспоминаний Денис.

– Ах, фамилию? Да разве в ней дело! Вы послушайте эту историю, нет, я не задержу вашего внимания, честное слово, но надо же вам знать, с кем, возможно, придется иметь дело. Пейте, пейте... И мне плесните... Спасибо, молодой человек. Знаете, я часто завидую Вячеславу. Ну да, он таки не собрался завести собственных детей. Но у него есть вполне приличный племянник. А где мои? Они не хотят сюда, а я не желаю туда. Помните этот старый анекдот? Еще до так называемой перестройки. В Черном море встречаются два парохода: один из Израиля в Россию, а другой, наоборот, из России в Израиль. И на носу каждого стоит по еврею, и каждый из них, видя друг друга, крутит пальцем у виска. Сумасшедший! Мишигенер! Вот так и я... Ах да, «оружейники»! Взяли мы банду с хорошо исполненным самодельным оружием. Такие пистолеты, что сам бы Токарев позавидовал. Ну в конце концов вышли и на изготовителей. Оказались умельцы, которые обосновались в мастерской «Металлоремонт» на Малаховском рынке. Кастрюли паяли, ведра, чайники, делали ключи, а в свободное от работы время мастерили оружие. Которым и пользовались уголовники. Заведующим той мастерской был сравнительно молодой тогда человек, лет тридцати, по-моему, или чуть больше. И звали его... вот, Виктор Ильич Бессонов. Невысокий, помню, худенький. Сам вместе со своими мастерами у станка стоял. Пальцы в металле. Знаете, так въедается со временем, что никакой «Силит» не возьмет. Это название я по телевизору слышал, между прочим. Ну так вот, взяли мы всю бригаду во главе с начальником. Посмотрели, много они там, у себя, любопытного понапридумывали, насочиняли. А когда пошли допросы, все мастера эти грехи на себя берут. Откровенно начальника своего отмазывают. И сумели-таки. Так ничего и не смогли ему толком предъявить. Он, оказывается, не знал, чем по ночам занимались работники, сам, по свидетельству клиентов мастерской, обладал поистине золотыми руками. А вот невиновен, да и все! Что-то он тогда тем не менее получил, но потом следы его как-то потерялись... Я, собственно, почему о нем вспомнил... Знаете, молодой человек, у каждого есть своя тяга или интерес на всю жизнь. И уж если, как говорится, дал тебе Бог что-то, так уж действительно дал. За что потом и спросит. Вы меня понимаете? Нет, я не уверен, что точно вывожу вас на нужного человека, но вы попробуйте его все-таки отыскать – он и проживал где-то в тех же местах – и поспрашивать. Может быть, он подскажет кого-то. Все может быть... И адрес его был в деле, нетрудно найти. А дядюшке своему скажите, что я и в самом деле скоро на него обижусь...

Как всякий высокий профессионал и индивидуалист, Кротов предпочитал работать в одиночку. Причем задачи он себе ставил максимально сложные. К примеру, вычислить стрелка – это было действительно интересно, поскольку тут интеллект выступал против такого же интеллекта. Это не игра в казаки-разбойники, где один убегает, а другой догоняет. И бегать здесь не надо было, требовалось думать и хорошенько напрягать необходимую агентуру.

Стрелок как бы бросал вызов, не только умело заметая свои следы, но в то же время будто нарочно подставляясь: вот мои клиенты, вот вам мой почерк, а вы теперь попробуйте поймайте.

Одной из наиболее реальных возможностей вычислить стрелка являлось бы определение круга лиц, снабжавших его оружием. Причем не каким-нибудь ТТ китайского производства, а оружием, обладавшим специфическими особенностями и предназначенным для войск особого назначения. Следовательно, поставщик оружия имел доступ к закрытым арсеналам. Хотя, с другой стороны, что считать закрытым в нынешних условиях, когда ухитряются воровать даже ядерные припасы... И тем не менее!

Кротов в принципе знал, как можно достать хорошее оружие и у кого. Но одно дело знать, а совсем другое – взять поставщика на горячем.

Опять же, взять-то, конечно, можно, устроить грамотную провокацию, пробежать по цепочке и накрыть поставщика. А дальше что? Ну сознается он, что и сам является всего лишь неприметным звеном в цепочке торговцев оружия, даже покажет на парочку братанов, коим и в самом деле передавал «волыны». Те, естественно, будут отрицать, а потом сознаются – и дело уйдет в песок. А где оружие? Да в Москве-реке утопили. На самой быстрине, иди ищи...

Был у Кротова один кадр, которым он предпочитал не рисковать. Парень прошел Чечню, был ранен, от родимого государства, кроме устной благодарности от бывшего неблагодарного министра обороны, ничего не поимел и после выхода из госпиталя – жить-то надо! – оказался невольно втянутым в уголовные дела. Кротов помнил его по тем временам, сумел отыскать и устроил душевный разговор. Выяснилось, что парень и сам тяготится своим вынужденным положением, но выхода из него для себя не видит.

Одним словом, повторялась старая история, когда после Отечественной войны огромная масса героических летчиков-истребителей, большинству из которых ко Дню Победы исполнилось по двадцать с небольшим лет, оказалась, по сути, выброшенной за борт мирной жизни. Что они умели, кроме как летать да сбивать врага? А ничего практически. Но пока они летали и сбивали, другие успели – и часто весьма успешно – устроиться в мирной жизни. И вот победители вынуждены были находить свой путь к установлению справедливости, ради которой они, собственно, и воевали. Отсюда и всплеск уголовщины. Это потом уже, много позже, войдет в обиходную речь «вьетнамский синдром» у американцев, ну а у нас – «афганский» и «чеченский». Со всеми вытекающими последствиями.

Кротов сумел найти и нужные слова, и помочь материально, а в особо экстремальных ситуациях сам руководил поступками своего агента. И кличку ему дал – Чижик. Не от фамилии или по каким-то иным внешним признакам – парень казался непоседливым и внешне легкомысленным, как тот знаменитый персонаж из детской песенки, – а по глубинному смыслу строк песенки: «Стали чижика ловить, чтобы в клетку посадить. А наш чижик улетел...» – и так далее. Таким образом, к воспитанной в годы военной службы в спецназе осторожности Чижика добавлялся холодный и расчетливый ум профессионального военного разведчика Кротова.

В последнее время дела у реутовской братвы шли хуже некуда. Она оказалась в сфере жизненных интересов, с одной стороны, балашихинских, а с другой – измайловской оргпреступной группировки. А когда и туда, и сюда, и много мути со дна поднимается, – самое то ловить рыбу. По старой пословице.

Чижик вышел на связь после двух условных звонков Алексея Петровича.

Встретились на даче Кротова в районе Николиной Горы. Тянуть или юлить у Алексея Петровича не было никакой необходимости, и он сразу взял быка за рога.

– Скажи-ка мне, Сережа, – без предисловий начал он, – по некоторым моим сведениям, в недавней разборке, что учинили измайловские с балашихинскими, была в употреблении парочка «кедров». Поскольку такие стволы вовсе не предназначены для криминальных разборок, мне хотелось бы что-нибудь узнать о каналах поступления. Ваши ведь не пользуются услугами мастеров-оружейников?

– Нашим это без надобности. А вас что, только эти модели интересуют?

– Hе только эти, Сережа. Тут в одном деле «винторез» засветился. Кое-что другое тоже. Вот я и подумал: как бы выйти на поставщика? Он явно завязан на арсенале, откуда спецназ МВД снабжается.

– Есть один, я слышал. Он и живет в Балашихе. Но напрямую ни с кем не работает. Подход нужен. Причем такой, чтоб он знал посредника.

– У тебя есть, какого не жалко? А за себя можешь не волноваться, я устрою так, что ты останешься вне всяких подозрений.

– Да это понятно... Ладно, я подумаю. Сколько есть времени?

– Ну чтоб не особо тянуть, два-три денька.

– Попытаюсь... Тогда поеду?

– Как у тебя? – Кротов потер большим и указательным пальцами. – Штука баксов не помешает?

– Не помешает, – улыбнулся Чижик, принимая деньги. – На дело пойдет.

– Ты сам не лезь. На «жучка» этого меня аккуратно выведи, а дальше я сам с ним разберусь...

Но оказалось, что длительных сроков не потребовалось. Чижик позвонил уже вечером и сообщил, что есть новости. На этот раз встретились в казино «Массимо» в Доме туриста, что в конце Ленинского проспекта. Кротов нашел Чижика возле игорных автоматов. Тот был настолько увлечен покером, что не обращал никакого внимания на окружающих. Кротов остановился за его спиной, наблюдая.

Нет, Чижику явно не везло, «однорукий бандит» его откровенно делал. И Чижик пыжился и негромко чертыхался.

– Зовут Гриша Мало?й... – услышал Кротов бормотанье Чижика, перемежаемое многочисленными «твою мать». – Одинцов, растудыт твою... Верхняя Красносельская, восемнадцать, тридцать семь... Да что ж ты, блин, делаешь?.. От Галаха... тянет в Бутырке, твою мать! Слушай, не стой за спиной! – повернул он к Кротову разъяренную физиономию. – Ну че ты, в натуре! Отвали, мужик!.. – И снова прилип к автомату.

Кротов пожал плечами, хмыкнул и отошел. Побродил еще немного у столов, посмотрел на лица, замершие в истерическом ожидании вокруг рулетки, у стойки бара присел и взял коньяку.

Посидел, покурил, махнул рукой, как проигравшийся завсегдатай, и оставил негостеприимный для пожилого игрока Дом туриста.