Текст книги "Черный пиар"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 7 (всего у книги 17 страниц) [доступный отрывок для чтения: 7 страниц]

– Я не ворюга, – попытался объясниться Гордеев.

– А кто ты? Зачем ты сюда влез?

– Где вы держите женщину? – решил сразу выложить карты на стол адвокат.

– Чего? – опешил человек.

– Где жена Кравцова, мать твою! – чуть ли не заорал Гордеев. – Где Лида?

Человек выпучил на него глаза. Потом издал звук, отдаленно напоминающий рычание, изловчился и, приложив максимум усилий, вырвался из гордеевских рук. Теперь Гордеев лежал на полу, а сверху над ним рычал человек:

– Ты кто такой, подонок? Зачем тебе моя жена?!

Теперь пришла очередь удивляться Гордееву.

– Ну и ну! Да ты и есть сам Сергей Кравцов?

– Да! – ответил тот, пытаясь задушить Гордеева.

– Убери ты руки от моего горла! – Юрий отпихнул от себя Кравцова, тот ослабил хватку.

Оба уселись на полу и тяжело дышали.

– Где Лида? – спросил наконец Гордеев.

– А не пойти ли тебе к черту! – ответил Кравцов. – Кто ты вообще такой?

– Ну уж нет! Я столько испытаний преодолел, чтобы попасть сюда. Не на тебя же мне теперь любоваться!

– Да кто ты такой? – в который уже раз попытался выяснить его личность Кравцов.

– Догадайся с трех раз! – иронично ответил Гордеев. – Лида тебе о нас не рассказывала?

– О вас? – разъярился Кравцов.

– Ну да… – невинно ответил Гордеев.

– Ах, так ты и есть тот самый замечательный адвокат, с которым она в Москве познакомилась?

– Видимо, да…

Тут же на Гордеева опять обрушился оглушительный удар, и возня на полу возобновилась. Они били друг друга кулаками, душили, рычали, пока чьи-то уж слишком сильные клешни не оттащили Гордеева, заломив ему руки за спину. Кто-то ругался за спиной. И Гордеев уже решил, что тут-то его песенка спета. Но Кравцов, поднимаясь с пола и непотребно матерясь, гаркнул:

– Отпусти его, мать твою!

– Но Сергей Сергеевич, он же… – пробасил охранник.

– Я что сказал! – заорал Кравцов. – Ты слышал? Надо было хорошо за входом следить! У меня такое впечатление, здесь не дом, а одна сплошная озоновая дыра! Одни убегают, другие прибегают! А вы на что тут мне!

– Этого больше не повторится! – потупил взор охранник.

– Да вы передо мной только что каялись, что такого больше не повторится! «В первый и последний раз»! И что же? Не прошло и часа, как вот вам, пожалуйста, появляется какой-то проходимец.

– Я не проходимец, – уточнил Гордеев. Впрочем, на эту его реплику никто не обратил никакого внимания.

Охранник все-таки отпустил Гордеева и стоял с опущенной головой, как провинившийся школьник.

– Пошел вон! – крикнул Кравцов. – Если еще что-нибудь произойдет, уволю всех!

Охранник поспешно удалился. Гордеев никак не мог понять, что происходит и о чем они говорили.

– Значит, как там тебя… – хмуро произнес Кравцов.

– Гордеев.

– Да, Гордеев. За Лидой, значит, пришел, да?

– За Лидой, значит, – кивнул головой Юрий.

– Ну молодец, похвально! Спасти, значит, решил? От злого мужа. Так?

– Так, – кивнул Гордеев.

– Только вот нет ее у меня! – насмешливо воскликнул Кравцов, разводя руками.

– Вот только не надо мне тут гнать… – угрожающе произнес Гордеев. – Она мне сама позвонила и сказала, что находится именно здесь.

– Угу, разговаривал бы я с тобой сейчас, если бы она здесь была! – Кравцов погрозил Гордееву кулаком.

– Не понимаю…

– Что непонятного-то? Ну была здесь, да. А час назад сбежала. Сбежала она от меня, – горестно развел руками Кравцов. – Во второй раз уже!

Гордееву стало смешно. Кравцов напомнил ему Пьеро: «Пропала Мальвина, невеста моя! Она убежала в чужие края!» «Сегодня просто сплошные приключения Буратино какие-то!».

– От тебя сбежишь! – Заметил Гордеев недоверчиво. – Хватит врать!

– А что такое?! – пожал плечами Кравцов.

– Да все! Насильно держать женщину в заточении! Дикость какая-то!

– Тебе этого не понять! – грустно покачал головой Кравцов.

– Ну да, конечно! Куда мне! И охрана у тебя, по всему видно, хреновая! Лиду упустили, а меня, наоборот, пропустили. – Гордеев уже понял смысл разговора Кравцова с охранником.

– Это точно, – согласился Кравцов. – Слушай, а как ты через забор перебрался-то?

– Очень просто. Перелез и все.

– Интересно, – задумчиво сказал Кравцов. – Надо будет поверху колючую проволоку пустить. И ток провести.

– Ага, и сторожевые вышки по углам расставить, – в тон ему продолжил Гордеев, – советую также собак завести…

Через полчаса они уже сидели за столом. Все еще без особой симпатии глядя друг на друга, они заключали между собой союз.

– Слушай, мне плевать, чем ты занимаешься, – говорил Кравцов. – Да мне вообще плевать на тебя. И то, что к тебе чувствует Лида, – это тоже мне безразлично…

– Да? – недоверчиво переспросил Гордеев.

– Ну почти безразлично, – глянул на него исподлобья Кравцов. – Для меня сейчас самое главное – ее безопасность! Понимаешь? Она мне очень дорога.

– И мне тоже, – сказал Гордеев.

– Вот и хорошо. Так что теперь нужно найти ее. А потом уж решим…

– Что решать-то будем? – поинтересовался Гордеев.

– Ну насчет Лиды… – ответил Кравцов с некоторой неохотой.

– А! Так это она сама пусть решает, – предложил Гордеев.

– Пусть решает, – легко согласился Кравцов. – Короче, ты меня слушаешь или нет?

– Ну, слушаю. Весь внимание. Куда она могла деться?

– Понятия не имею.

– И как же мы теперь ее найдем?

– Я найду! – уверенно сказал Кравцов.

– Отлично! Как? – спросил Гордеев.

– Я сейчас подключу всю городскую милицию. Она и будет искать.

– Серьезно? У тебя такие большие связи?

– Нечего улыбаться! Деньги в этом мире делают все. Ну почти все, – уточнил Кравцов, видимо вспомнив давешний разговор с Лидой. – Теперь деньги помогут нам найти Лиду. Милиция любит деньги.

– Да, деньги делают чудеса, – съязвил Гордеев. – Только вот любовь на деньги нельзя купить, да, Кравцов?

Кравцов исподлобья посмотрел на Гордеева.

– Напрасно ты так. Я ведь не предлагаю деньги за любовь, – процедил он сквозь зубы.

– Это делает тебе честь, – насмешливо кивнул Гордеев.

Кравцов зло сверкнул глазами, но сдержался.

– Кстати, а чего ты сюда приперся? – сменил тему он. – Я имею в виду в Андреевск.

– Защищать одного вашего кандидата в губернаторы. Его посадили в тюрьму, а я должен его оттуда вытащить.

– А, ты, значит, адвокат Зайцева? – догадался Кравцов.

– Ну да. А что?

– Ничего. Просто сложно тебе будет этот клубок распутать!

– Ты что-нибудь об этом знаешь?

– Я знаю тех людей, верхушку. Этого достаточно для того, чтобы сделать подобный вывод.

– Удивил! Я тоже догадываюсь, что это за люди.

Кравцов пожал плечами. Гордеев внимательно посмотрел на него.

– Если понадобится, ты мне что-нибудь о них расскажешь?

– Что-нибудь? Ну если адвокат Гордеев согласится принять от меня посильную помощь в этом вопросе… Расскажу, отчего же не рассказать, – надменно улыбаясь, произнес Кравцов.

– У нас ведь союз, – напомнил Гордеев.

– Да-да, – кивнул Кравцов.

– Вот номер моего сотового телефона, звони в любое время, как только станет что-нибудь известно о Лиде.

– Хорошо. – Кравцов взял бумажку с номером телефона и протянул Гордееву свою визитку. – Вот все телефоны, по которым ты сможешь связаться со мной.

– Но ты своих горилл предупреди, чтобы они меня пускали к тебе.

Кравцов расхохотался.

– А зачем? Ты же и так, как червяк, в любое место пролезешь! Ладно, ладно, предупрежу.

– Мне пора, – сказал Гордеев.

Кравцов проводил Гордеева до калитки.

– Всё! Пошел, – сказал Гордеев, потирая ушибленное плечо.

– Давай.

– Ну и ты давай. Приложи все усилия к поискам Лиды!

– Не сомневайся!

– И это… Позвони мне обязательно, как только станет что-нибудь известно.

– Да ты ж сам не отстанешь, чего тебе звонить?

– Это точно! Я не отстану! Вот поэтому и позвони!

Кравцов несколько секунд внимательно смотрел на Гордеева, потом медленно протянул ему руку для пожатия. Гордеев глянул на протянутую ему руку и, ни секунды не сомневаясь, протянул свою. Рукопожатие состоялось. Им был скреплен заключенный между ними союз.

Кравцов еле заметно улыбнулся Гордееву:

– Не переживай! Позвоню!

9

Вернувшись в свой гостиничный номер, он даже не нашел в себе сил раздеться и беспробудно проспал до следующего утра.

…Гордеев лежал на узкой гостиничной кровати в своем номере и безразлично смотрел в потолок. Обычно по утрам он чувствовал прилив сил. Сегодня же на него вдруг накатила жуткая хандра. Исчезновение Лиды, ожидание звонка Кравцова, кладбище, поминки маленькой Софьи, состояние ее родителей – все это слилось в единую негативную и даже какую-то трагическую волну, которая накрыла его с головой. Гордеев ощущал смертельную усталость. Но как человек опытный, он понимал, что это всего лишь психическое переутомление.

«Что-то тут нечисто, – продолжал он свои размышления. – Отец девочки что-то знает, мне так кажется… Как-то странновато он себя ведет. Идти на контакт совершенно не хочет. Нет, от него ждать нечего. А может, он что-то задумал?… Но что же делать? А делать, наверно, нужно вот что… Нужно завтра же пойти и попытаться пообщаться с матерью Софьи. Попытка – не пытка!».

Сон постепенно опять сморил его. Размышления зашли в тупик. И он снова заснул, по-детски прижимаясь щекой к своей ладони.

Когда щебетание птиц и крики детей снова, как и в Москве, ворвались в сон Юрия, часы уже показывали почти полдень. Он недовольно укрылся одеялом с головой, но тут же проснулся от странного чувства неудобства. Он только сейчас обнаружил, что всю ночь проспал в одежде.

Со скрипом он встал и поплелся в ванную. Потом – чашка горячего кофе перед телевизором. Московские каналы Гордееву были неинтересны, и он переключил на местные новости. Молодая дикторша рассказывала о происшествиях. Гордеев весь напрягся, думая, что такие случаи, как история с Зайцевым и убитой им девочкой, имеют огромный резонанс в маленьких городках, их потом мусолят месяцами. Вопреки его предположению о Зайцеве, да и вообще о выборах не было ни слова.

– И еще об одном серьезном происшествии. Вчера поздно вечером, около одиннадцати часов, на улице… – говорила дикторша, – был сбит старший лейтенант милиции Алексей Маковский, 1967 года рождения.

Кружка с горячим кофе чуть не выпрыгнула у Гордеева из рук. Он подбежал к телевизору и увеличил звук.

– …получил несколько переломов и черепно-мозговую травму. От полученных травм скончался на месте. Виновный в происшествии скрылся с места преступления. В данный момент ведутся поиски преступника. Напомним, что около месяца назад была убита дочь лейтенанта Маковского Софья. По подозрению в убийстве девятилетней девочки был задержан кандидат в губернаторы Андреевской области Евгений Павлович Зайцев. Что это? Стечение обстоятельств или непримиримая вендетта, объявленная кем-то семье Маковских? Но как бы там ни было, мы приносим искренние соболезнования единственному оставшемуся в живых члену семьи Маковских – Екатерине Васильевне, вдове и матери погибшей девочки.

Гордеев был потрясен услышанной только что новостью. «Случайность? – лихорадочно думал он. – Может быть, и случайность, но это маловероятно. Скорее всего, просто-напросто убрали. А за что убирают? Обычно либо за слишком длинный язык, либо за зоркие глаза и догадливость. Длинный язык отпадает. Значит… Как я и догадывался, Маковский что-то знал. Точно знал. Только вот что? Черт побери! Ну вот что бы ему не открыться мне вчера? Теперь никто уже ничем не поможет. Хотя… Конечно, кощунство – беспокоить женщину в такую минуту… Но это последний шанс, другого выхода нет! И времени уже почти не остается».

Гордеев быстро оделся и помчался домой к Екатерине Васильевне Маковской.

Дверь ему открыла сухонькая старушка, та самая, которую он уже видел на поминках.

– Здравствуйте, я к Екатерине Васильевне, – запыхавшись, произнес Гордеев.

– Здравствуйте, – старушка вроде бы даже его и не узнала, хотя не далее как вчера предсказывала ему долгую жизнь…

– Она дома?

– Она дома, но с вами вряд ли сможет поговорить. У нее такое горе… – старушка затрясла головой.

– Да, я слышал. Но мне необходимо… Именно об этом… – Гордеев умоляюще сложил руки.

– Что вы, что вы, нельзя! – Она кинулась в дверной проем, как на амбразуру. – Она же с ума сойдет от горя! Она же рассудка лишится!

– Да как же вы не понимаете! Мне просто необходимо с ней поговорить!

– Нет, нет! В следующий раз. – Старушка была непреклонна.

– Да какой, к черту, следующий раз! – рассердился Гордеев. – Мне же нужно кое-что важное… Она может знать! Для расследования! Это для расследования!

– Ну да, конечно, все вы так говорите! Только что-то дел не видать! Ни стыда у вас, ни совести! – мотала головой старушонка.

– Да нет же! Вы меня не за того принимаете! Я не журналист! Я адвокат!

Слово «адвокат» поразило старушку. Возможно, в ее памяти возникли многочисленные мыльные сериалы, и слово «адвокат», явно связанное с чем-то судейским. А может, перед ней даже предстал образ справедливого человека в черной мантии. Короче говоря, это слово сильно ее впечатлило. Она освободила дорогу и сказала:

– Так вы б сразу так и говорили – я, мол, из суда, этот… как его… адвокат. А то ходят из газет всякие, никакого понятия о чужом горе! Все выпытывают, что да как. А потом в газетах невесть чего печатают! Ну вы проходите, гражданин судья, то есть… как вы там? Да, адвокат. Вы, конечно, можете попробовать с ней поговорить, но она в таком состоянии… Уж и не знаю.

Гордеев поблагодарил старушку, которая проводила его в комнату, где сидела, укрывшись большим пуховым платком, вдова Маковского. Гордеев закрыл дверь и сел напротив нее на стул. Взгляд ее был совершенно безжизненным.

– Здравствуйте, – поздоровался с ней Гордеев.

– Здравствуйте, – эхом отозвалась она, глядя в стену.

«Разговаривает – уже хорошо!» – подумал Гордеев.

– Я сейчас вам кое-что скажу, и очень вас прошу, внимательно выслушайте меня, постарайтесь понять то, что я говорю, – попросил он. – Только очень внимательно! Потому что я хочу вам помочь. Хорошо?

Она совершенно безразлично покачала головой.

– Я скажу, а вы сами решите, хотите со мной разговаривать или нет. Это ваше право. Я настаивать не буду. – Как адвокат, Гордеев знал, как такой метод разговора действует на собеседника. По крайней мере, он будет вас слушать. А остальное зависит от тебя самого, от твоего актерского таланта, таланта красноречия и убеждения.

– Я не журналист и не буду вас пытать никакими вопросами. Вы, если сочтете нужным, сами расскажете мне то, что считаете необходимым. Так вот, я не журналист, я адвокат. Адвокат Зайцева.

При этих словах она осмысленными, наполненными бессильной злобой глазами посмотрела на Гордеева.

– Но это не значит, что я всеми правдами и неправдами буду стараться защищать его, не разбираясь, кто прав, а кто виноват, – продолжал Гордеев как можно более спокойным голосом. – Я сам хочу разобраться в этом деле. Я хочу понять. Я хочу узнать, кто это сделал. Мне нужна правда. И если я выясню, что это все же дело рук Зайцева, я клянусь вам, я засажу его за решетку на всю жизнь. Я даю вам слово! Теперь так. Мне нужно, чтобы кто-то мне помог, и в первую очередь я надеюсь на вашу помощь. Рассказываю по порядку – все события, как вы знаете, проходили и проходят на фоне выборов в губернаторы. А это уже сплошная грязь и разобраться в ней крайне сложно. Меня нанял брат Зайцева, но это не имеет никакого значения. Изучив материал, пообщавшись с людьми, хоть как-то замешанными в этом деле, я пришел к выводу, что вся верхушка, почти все кандидаты – одно большое гнилое яблоко, понимаете? Осиное гнездо! Все копают друг под друга. В биографии каждого найдется столько компромата, сколько достаточно для того, чтобы сесть за решетку. А теперь – убийство вашей дочери. Вы меня слушаете?

Она кивнула. Руки ее дрожали. Из глаз катились слезы.

«Все же какой-то реакции я добился, – отметил про себя Гордеев. – Что-то будет дальше? Либо она выставит меня за порог, либо все-таки поговорит со мной».

– Так вот. Убить вашу дочь мог каждый из них. Еще неизвестно, Зайцев это был или нет. И даже, скорее всего, нет. Каждый из них, понимаете! А что же я смогу сделать против всей этой верхушки, когда вы отказываетесь со мной разговаривать, отказываетесь мне помогать? Вчера я попытался поговорить с вашим мужем, потому что, как я понял, он знает что-то определенное. Но он не захотел со мной разговаривать. И вот, его нет в живых. И он даже не успел никому поведать то, что он знает. Его специально убрали, понимаете? Это я вам говорю откровенно. Что еще больше доказывает то, что ваш муж что-то знал про них! Его убили, потому что он мог разорить это осиное гнездо, о котором я вам говорил. А теперь, когда все так связано, я могу найти убийцу и вашей дочери, и вашего мужа. Теперь все зависит только от вас. Решайте, в силах ли вы мне помочь, или нет. Решение за вами. Вы можете выгнать меня прямо сейчас, это ваше право. Но тогда, возможно, мы никогда не найдем настоящего преступника. Пожалуйста, помогите мне… и себе. Постарайтесь что-нибудь вспомнить, может быть, ваш муж вам что-нибудь говорил.

Гордеев закончил свою тираду и перевел дух, наблюдая за реакцией Маковской.

Та в нерешительности молчала, только плечи ее и губы дрожали от безмолвного плача. Гордеев предпринял еще одну попытку:

– Помните, вчера вы сказали, что за безвинно убиенных нужно мстить? Я с вами полностью согласен. Но кто должен мстить? Вы сами? Нет… Закон! Справедливость! Я – адвокат. Я представляю закон. И я возьму на себя эту миссию. Вспомните, ваш муж, он ведь тоже олицетворял закон…

– Да, – вдруг с надрывом произнесла она. – Но хотел мстить сам, не через закон, а через себя!

– Хорошо. Ему это можно было. Уже сама его личность, его праведный гнев олицетворяли закон. А как он хотел мстить и, самое главное, кому?

– Кому? Зайцеву! – Она долго и значительно смотрела на Гордеева. Адвокат видел, что она постепенно приходит в себя.

– Конечно, – сказал тот. – Я вам еще раз повторяю, если я буду точно знать, что это сделал Зайцев, я засажу его за решетку, несмотря на то что я его адвокат! Так расскажите мне об этом подробнее.

– Мой муж хотел убить Зайцева, как только узнал об этом! – веско и совершенно спокойно произнесла уже совершенно взявшая себя в руки Маковская. – Он приготовил пистолет. Он был взбешен. Нет, «взбешен» – это не то слово. Слишком слабое… Я не знаю – это были гнев, ненависть… Вместе с горем и скорбью. А все вместе – самая настоящая чума. Я думала, что он не остановится, а будет убивать всех, всех, без разбора. Но потом вдруг все это куда-то исчезло… Он успокоился. Нет, это он внешне успокоился, а внутренне он озлобился еще сильнее.

– Скажите… А он что-то знал? Ну, об убийстве?

Она смотрела на Гордеева глазами, наполненными слезами.

– Он ничего мне не говорил… Только все ходил куда-то. Говорил, что встречается с одним человеком, который нам очень важен.

– Чем важен?

– Ну… Кажется, он может что-то сообщить…

У Гордеева засосало под ложечкой.

– Что это был за человек, вы не знаете?

– Нет, я была убита собственным горем и не обращала внимание на то, что происходит вокруг… – покачала головой Маковская.

– Ну вспомните что-нибудь. Может быть, какое-то неосторожно выроненное слово…

– Слово? Было только одно слово – «смерть»! И в глазах его была смерть. И во всех его действиях. Вот посмотрите… – Она встала, подошла к столу, выдвинула ящик и достала оттуда какой-то дырявый лист бумаги.

Гордеев взял его. Это был не лист. Это был то ли небольшой плакат, то ли фотография какого-то человека. Что это за человек, сказать было очень трудно, потому что вместо лица у него были сплошные дыры от пуль. Остались кое-как различимыми лишь седые клочки волос, несколько морщин на дырявой щеке и такое же продырявленное ухо.

– Что это? – спросил Гордеев.

– Разве вы не видите? Это мишень.

– А дыры – от пуль! Этого человека ваш муж почему-то ненавидел?

– «Ненависть» – это слишком слабое слово в сравнении с тем, что он чувствовал и что чувствую я!

– А теперь подумайте, кого ваш муж ненавидел больше всего на свете? Кто это на мишени?

– Убийца нашей дочери! – уверенно сказала Маковская.

– Значит, это он и есть?… Но кто именно?

– Я не знаю, – пожала плечами она.

– Да, вы правы. Не дело так скоропалительно рассуждать! Но и это уже кое-что! Разрешите мне взять это с собой? – попросил Гордеев.

– Возьмите, – после некоторого колебания согласилась женщина. – Я вам почему-то верю, хоть вы и защищаете Зайцева… У вас глаза хорошие.

– Спасибо вам огромное. Если вам еще что-нибудь придет в голову, вот мой номер сотового телефона. Звоните в любое время. – Гордеев написал ей номер мобильника.

Мысли его кружились в нескончаемом вихре, когда он шел по улице.

«Это замечательная удача, – размышлял Гордеев. – Ведь кого, как не убийцу собственной дочери, Маковский мог сделать мишенью! Но, с другой стороны, хоть, конечно, и логично, но вдруг это не так? Вдова же сказала, что он ненавидел всех. Вполне возможно, что это своеобразная разрядка. Он мог взять первую попавшуюся под руку фотографию. Хотя при чем здесь разрядка? У человека убивают дочь, а он идет разряжаться – стрелять по какому-то неизвестному мужику. И правильнее и логичнее было бы пойти прямиком к убийце и вышибить ему мозги, раз и навсегда разрядиться! Это, возможно, говорит о том, что до убийцы было не так-то просто добраться… Да что я мелю-то, в конце концов! А до кого из них легко добраться! Конечно, трудно! В любом случае эта улика – большая удача. Да, „улика“ – громко сказано. Маленькая тоненькая ниточка! Но, возможно, она сослужит хорошую службу!»

Разрешение на посещение заключенного Гордеев получил у вечно недовольного Спирина.

В комнате для свиданий местной тюрьмы было душно и неуютно. Зайцев, высокий худощавый человек с умными, но очень усталыми глазами, сидел на стуле, постукивая пальцами по поверхности стола. На его изможденном лице остро обозначились скулы и подбородок, нос заострился. Седая щетина покрывала его лицо, будто иней, руки нервно дрожали. По всему облику Евгения Павловича было видно, как много он пережил за последнее время. Тем не менее держался он довольно вальяжно.

– Принесли бы вы мне, что ли, Юрий Петрович, сигар покурить… – мечтательно произнес Зайцев. – По сигарам я соскучился что-то. В передачи их класть не разрешают… Вы курите сигары?

– Нет, – ответил Гордеев, про себя подумав: «Ну и ну! Человека в убистве обвиняют, а он о сигарах думает. Ну ничего. Скоро с него вся эта спесь сойдет. Будет как миленький „Приму“ курить!»

– А я вот курю. – Мечтательно закатил глаза Зайцев. – Люблю кубинские, «Монтекристо» или «Партагас»… Хотя врачи говорят, что вредно. Ну а что сейчас не вредно-то? Жить, как говорится, тоже вредно. Вот я… Жил-жил, и дожил…

– Евгений Павлович, вы знаете, что Маковского убили? – решил перейти к делу Гордеев.

– Знаю, – кивнул Зайцев. – Уже сообщили. Убирают всех, кто хоть что-нибудь знает. Понимаете? У них это все ловко получается!

– Но вы понимаете, что это был наш последний шанс?!

– Ну вы уж прямо скажете! – отмахнулся Зайцев. – Безвыходных ситуаций, Юрий Петрович, не бывает! Обязательно где-нибудь дверка потайная найдется.

– Вы всегда так оптимистичны и жизнерадостны? Или только в экстремальных ситуациях? – поинтересовался Гордеев.

– Я говорю прописные истины! Уж кому как не вам знать. Вы же адвокат, знаете всякие такие уловки.

– Вас послушать, так все дела должны быть выиграны, – усмехнулся Гордеев.

– Чьи? – улыбнулся Зайцев.

– А вот это вопрос! Действительно, чьи?

– А это зависит уже от мастерства юриста! – поднял указательный палец Зайцев. – От того, кто больше этих потайных дверок найдет – адвокат или прокурор.

– Да… И все же Маковский мог стать нашим спасением… – сокрушенно покачал головой Гордеев.

– Не знаю, кем там он был, а вот бабу его жалко! – сказал Зайцев. – Это ж свихнуться можно! Сначала ребенок, потом муж! Не дай бог кому! Даже врагу такого не пожелаешь! Выйду – обязательно о ней позабочусь.

– А вы знаете, я ведь у нее был вчера. – Гордеев решил рассказать Зайцеву о своем визите.

– У кого?

– У вдовы.

– Да? Ну и как она, расскажите, – заинтересовался Зайцев. – Совсем, наверно, никакая.

– Конечно, горем придавлена. Но не такая уж плохая, чтобы не сообщить мне нужную информацию.

– Вы что, к ней за информацией приходили? Нашли время! Ей и так тяжело, а вы со своими вопросами!

– А вам не тяжело здесь сидеть?

– Я – мужчина, я – солдат! – с пафосом произнес Зайцев. – И у меня дочь не умирала! Я могу и потерпеть! Как говорится, везде люди…

– Ну, знаете, Евгений Павлович! Вы привередливый клиент. Я же для вас стараюсь. – Гордеев задумался. – Хотя нет, не только для вас. Я и для нее, и для девочки тоже, для Сони. И для себя, в конце концов.

– Вот это вы правильно! Ценю! – Зайцев протянул руку и довольно фамильярно похлопал Гордеева по плечу. Того даже передернуло.

– Ее отец определенно что-то знал, – сказал адвокат.

– Да. Это несомненно.

– И еще… Кажется, у него был свидетель…

– Правда? – встрепенулся Зайцев.

– Но это еще точно неизвестно. И не будем об этом пока. Но вот что мне дала вдова. – И Гордеев вынул из сумки плакат-мишень.

Зайцев с любопытством посмотрел на этот дырявый лист.

– Это что? Мишень?

– Именно. Причем Маковский разряжал в этого человека целые обоймы. Видно, была причина…

– Вот так ненависть! – сказал Зайцев, рассматривая мишень. – Постойте, так это, судя по всему, он и есть! Убийца!

– Я тоже так подумал сначала, – кивнул Гордеев.

– Но потом…

– Нет, потом не было… Я подумал и просто немного засомневался. Нельзя торопиться с выводами…

– Да что тут сомневаться-то. Ведь все логично.

– В любом случае, это какая-то зацепка.

– Замечательно…

– Но как определить, кто это?

– По уху может быть? Экспертиза и все такое. Видите, остаток уха сохранился? – Зайцев взял у Гордеева изрешеченное изображение.

– Издеваетесь? «Экспертиза»! Тут же не Москва. Кто мне разрешит? Все ставят препоны. Особенно этот… следователь, чтоб его, Спирин! А если даже добьюсь, сколько ждать потом результатов! Нет, это не выход…

Зайцев, до сих пор внимательно изучающий мишень, вдруг резко отложил ее, пронзительно посмотрел на Гордеева и произнес:

– Я знаю, кто это.

Гордеев всем телом подался к Зайцеву.

– Значит, у Маковского были все основания подозревать его… – промямлил Зайцев. – Я, честно говоря, тоже не раз о нем думал…

– О ком, Евгений Павлович? Кого подозревать?

– Видите эту родинку на щеке, – Зайцев указал на коричневое пятнышко. – И три маленькие родинки в форме треугольника на виске! Вертикальная, а не горизонтальная морщина на подбородке!

– Да вы просто физиогном какой-то, – хмыкнул недоверчиво Гордеев.

– Ну уж не знаю, гном или не гном, но эти все приметы я знаю точно! И особенно эти клочковатые волосы! «Благородная седина», как он называет!

– Кто же это, Евгений Павлович? Ну не томите!

Зайцев откинулся на спинку стула, внимательно и сурово глянул на Гордеева. Потом перевернул мишень и на свободном от дыр уголке написал: «Это Ершов!»