Текст книги "Хочу увидеть океан"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 22 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Глава 7
Замолви словечко за веру!

Елена Львовна хлопотала на кухне, прислушиваясь к голосам внуков. «Пока не скандалят», – удовлетворенно думала она, перемешивая на сковороде овощи для борща. Наконец-то они чем-то занялись. Может быть, рисуют. Как раз вчера она подарила им по пачке фломастеров. На какие только не пойдешь расходы, лишь бы дети были при деле. Детский сад закрыли на карантин, и теперь все члены семьи по очереди дежурили с этими сорванцами. Николай, подлец, в свои часы вообще не обращал на них внимания, всецело погружаясь в свои картины. Другой бы давно бросил эту мазню при таких условиях. А этот сидит, молчит, вперив безумный взгляд в холст, и почти в потемках рисует. Чтобы перемещаться по квартире, приходилось протискиваться бочком, потому что со своим мольбертом он занимал большую часть коридора. Сегодня утром Ирка опять затеяла с ним ссору, упрекая в том, что денег он так и не принес, хотя еще неделю назад обещал, что ему заплатят за вывеску в парикмахерской. Раньше он бы промолчал или ответил своим меланхоличным голосом, что не в деньгах счастье. Но в последнее время он стал заводиться с полуоборота. Голос у него при этом становился визгливым, как у бабы, и Елене Львовне так хотелось треснуть его сковородой по голове, что у нее начинали трястись руки. «Скоро все с ума посходим», – думала она безнадежно. Жизнь все дорожает, вся семья ходит в обносках с чужого плеча, соседи даже иногда приносят просроченные продукты. Она с тоской подумала о Глебушке, которого пасла несколько месяцев, водила его в разные кружки, пока родители вдруг не снялись с места и не уехали с ним в Америку. Иссяк ее постоянный и вполне приличный источник дохода, здорово поддерживавший семью. Ничего нового она пока не нашла, а мыть полы в подъездах здоровья не хватает, у нее и так межпозвоночная грыжа. Если сляжет, семье вообще конец. Ирка после уроков задержится, сегодня пойдет с Юрием Васильевичем в банк. В чем заключается ее дополнительная работа, Елена Львовна так и не поняла. Ирка особо и не старалась разъяснить. Что-то вроде сопровождения. Но не опасно. Спасибо Ольге Александровне, замолвила словечко за Иру. Теперь хоть какие-то дополнительные деньги иногда перепадают. Выплатили долги за квартиру, отремонтировали стиральную машину, Ира себе новое пальто купила. А то стыд-позор, ученицы лучше учительницы одеваются, потому и отношение такое к учителям – никакого уважения. «На второе сварю им геркулесовую кашу», – подумала Елена Львовна. Спасибо Елизавете Георгиевне, соседке со второго этажа, вчера большой пакет продуктов принесла. Говорит, ревизию делала у себя на кухне. Костик, сын ее, прислал свежие продукты со своим водителем, тот несколько раз к машине спускался, какие-то коробки ей таскал. А Елизавета Георгиевна, наверное, освобождала для них место в шкафу, вот старые продукты и принесла. Елена Львовна проверила срок годности – ничего страшного, употреблять еще можно. На геркулес только месяц назад срок годности истек. И что это дети затихли? Подозрительно, их так надолго ничем не увлечешь... Елена Львовна заглянула в их комнату, потом подергала дверь своей – нет, не открыли, она же всегда от них дверь своей комнаты запирает. Пошла в ванную.

– Батюшки, что же вы делаете, безобразники такие?! – Мальчишки увлеченно топили в ванной обувь. Там уже плавали комнатные тапочки Ирки, летние босоножки Елены Львовны, единственные приличные туфли Николая, а утонувшие сапоги Ирки уже лежали на дне.

– Утонули! – радостно закричал младший, Егорка, и восторженно захлопал ладошами по воде, поднимая тучи брызг. – Бабуля, у нас тут море, а это кораблики. Только самые большие корабли утонули. Пусть они будут подводными лодками. – Старший, Антон, уже почувствовал, что взбучки от рассерженной бабули не избежать, и собрался нырнуть под ее рукой, чтобы выскочить в коридор, но не успел. Бабушка еще не потеряла сноровку бывшей спортсменки, реакция у нее была не по годам быстрая, она ухватила Антона за ухо, и тот заверещал. Младшего ей тоже удалось притормозить, схватив за воротник рубашки.

– Что же вы творите, балбесы? – Ей хотелось их удушить, но они оба так виновато смотрели на нее, что она плюнула и отпустила их. – Идите рисуйте, вам же дали фломастеры.

– А мы уже нарисовали: и море, и волны, и лодочки... – обиженно заныл младший.

– И решили море у нас дома устроить? – Бабушка на прощание шлепнула каждого по разу и стала вылавливать обувь. Воду в ванной спустила, вытерла пол тряпкой, кое-как попыталась вернуть сапогам и туфлям былую форму, но вид у обуви был безнадежно испорчен. Натолкала в них газет и пошла на кухню. Вода в кастрюле почти выкипела, хорошо хоть, свекла с капустой не подгорели, и, когда она долила воды и хотела уже заправить борщ зажаркой из лука с морковкой, сковорода оказалась пуста.

– Где зажарка? – проревела страшным голосом Елена Львовна и броcилась в комнату. Ребята испуганно смотрели на нее, Егорка растерянно пролепетал:

– А мы ее съели...

– Боже мой, боже мой, что за дети? Это же наказание господне, какой ужас! – запричитала Елена Львовна и чуть не расплакалась от обиды. Сколько же мороки с этими внуками, лучше бы она уехала с Глебушкой в Америку. Как-то она не подумала, что ее туда никто не приглашал.

– Уеду от вас в Америку! К хорошим детям! – едва сдерживая ярость, выкрикнула она внукам в лицо.

Егор скривил рожицу, готовясь расплакаться, но Антон успокоил его:

– Никуда она не уедет, у нее денег нет.

– Откуда ты знаешь? – cпросил с надеждой Егорка.

– Да вчера бабуля сама сказала, что фломастеры нам на последние копейки купила. Давай лучше играть. Ты будешь самолет, а я летчик. – Егорка послушно сел на корточки, расставив руки, как крылья, а Антон взгромоздился сверху и громко загудел, быстро вращая руками, как пропеллером.

Покормив детей, Елена Львовна уложила их спать. Они затихли, она сама прикорнула, а когда проснулась, на часах было уже четыре. Николай куда-то ушел – небось опять по друзьям потащился. Хоть бы не напился. Потому что в пьяном виде она его уже совсем не выносила. Он начинал громко распевать церковные псалмы, и сказать ему что-то было совершенно невозможно. Он впадал в ярость, обзывал ее безбожницей, еретичкой, коммунисткой-атеисткой и сулил ей страшные муки на том свете. Ирка при этом помалкивала – поющий муж ее не раздражал. Голос у него был приятный, и по воскресеньям он пел в церковном хоре, где его потом кормили и давали какую-то мелочь. На эти деньги он покупал краски.

Входная дверь открылась, заявился зять. Как ни странно, совсем трезвый. Он молча прошел на кухню, загремел там посудой, зачавкал, остервенело выскребывая ложкой тарелку. Может, он и не чавкал, но Елена Львовна обладала ярким воображением и могла предположить только такой вариант.

Она сидела в своей комнате и штопала детские колготки. Соседка по дому накопила их с дюжину, хотела сама перештопать для своих детей, но так и не собралась и отдала весь ворох Елене Львовне.

На пороге без стука возник Николай.

– Спасибо за обед, – неожиданно поблагодарил он тещу, и она чуть не выронила колготки. В последнее время они почти не разговаривали. – А где Ира?

– Она сегодня придет позже. Деньги принесет. – В голосе тещи прозвучал упрек, и зять это заметил.

– Я тоже принес деньги. Мне в парикмахерской заплатили за вывеску. Я тут это... заказ получил. Большой. – Он умолк, привалившись к косяку, строгий его взгляд был устремлен на Елену Львовну. Наверное, ей нужно было порадоваться за него или похвалить. Хотя хвалить пока еще не за что.

– Хорошо, – наконец подала она голос.

– Заказ большой, – повторил он значительно. – Наверное, на год.

Вот это уже была приятная новость. На год – значит, действительно большой, хорошо заплатят.

– Я рада за тебя. – Елена Львовна смотрела на зятя поверх очков, и чувство, похожее на жалость, зашевелилось у нее в груди. У Николая был не очень здоровый вид, под глазами темные круги, он сильно ссутулился, и его тощая невысокая фигура делала его похожим на подростка из неблагополучной семьи, где никогда досыта не кормили. Старенькие потертые джинсы пузырились на коленях и сползли на бедра. У него не было даже ремня. Растянутый воротник выгоревшей водолазки обнажал острый кадык и тонкую беззащитную шею. «И это муж моей дочери, – горестно вздохнула она. – Кормилец семьи...»

– Короче, я уезжаю в Америку, – закончил свою мысль зять и облегченно вздохнул. Видимо, не знал, на какой козе подъехать к теще и какую ждать реакцию. Скорее всего, он был готов и к грандиозному скандалу. Сказать, что Елена Львовна удивилась, – это ничего не сказать. Она была изумлена и, не сдержав эмоций, вскрикнула:

– Как – в Америку? Почему? А как же Ира с детьми? – Хотя как раз Ире без Николая наверняка будет легче. Он больше ест, чем зарабатывает, и, когда жена упрекала его, что мало зарабатывает, он иногда нагло заявлял: «А мне хватает!» – как будто не нужно было кормить детей, оплачивать коммунальные услуги и так далее.

– Буду им деньги высылать. – Зять уже все продумал и принял решение. Вот Ирке будет повод разругаться с ним. Конечно, как же – ни с кем не посоветовался, намылился сбежать аж за океан, оставив ее одну с детьми.

– Да что же это за заказ такой, что аж в Америку надо лететь?

– Православную церковь расписывать, – важно ответил Николай. Мол, нет пророка в своем Отечестве, вы всерьез не принимали мои картины, не верили в мой талант, а меня вон куда приглашают.

– Ой, Коля, даже не знаю, что тебе сказать... А уж что Ирка скажет, и не представляю.

– Да я думаю, она только обрадуется. Я же всем здесь мешаю, – с горечью ответил он. – А так и видеть меня не будет, и деньгами я ее не обижу.

– Ну, Коля, зря ты так говоришь. Никому ты не мешаешь. – Елене Львовне стало неловко, как будто он подслушал ее мысли. – Насчет денег – это хорошо, а вот что мешаешь ты всем – тут ошибаешься. Жить в большой семье непросто, а когда безденежье постоянное, трудно без ссор обойтись. Тут такое терпение нужно. А вы же оба как спички – вспыхиваете по любому поводу. – Она говорила правильные слова, но сама понимала, что неправа. Это Ирка у нее горячая, вспыльчивая, а Коля всегда был спокойный и невозмутимый. Ира его подначивает, заводит и, когда он из себя выйдет, успокаивается. Что за характер у дочки стервозный? Она и с матерью так – пока не доведет до белого каления, не успокоится. Чистой воды вампир, жрет энергию окружающих. Елена Львовна устыдилась своих мыслей и мягко сказала: – Ты, Коля, не думай ничего плохого. Раз подвернулась хорошая работа, поезжай спокойно. А мы тебя ждать будем.

Николай удивленно взглянул на тещу. Давно они так не разговаривали. И лишний раз убедился в том, что никому он здесь не нужен. Ну и ладно, Америка еще не худший вариант. Будет жить в каморке при храме, батюшка ему пообещал, любимым делом займется... А что ему еще надо? К детям особой привязанности у него так и не возникло, да и они сами, чувствуя его равнодушие, не очень-то тянулись к отцу. Все, что ни есть, – все к лучшему.

Ира на удивление спокойно приняла новость. Не было ни скандала, ни слез, ни упреков.

– Ты не волнуйся, я с детьми справлюсь, – пообещала она Коле. А он в этом и не сомневался. Ее дела с сыном Ольги Александровны как-то взбодрили, хотя то, что она занимается чем-то нелегальным, не вызывало никаких сомнений. Кстати, Николай нутром чувствовал, что деньги, появившиеся в семье, какие-то неправильные. Но старался не вникать. Лично ему ничего не надо. А раз им это нужно, пусть сами разбираются, они люди взрослые.

– Ира, я тебя только прошу: не очень доверяй Юрию Васильевичу. Помни, бесплатный сыр бывает только в мышеловках.

– Коль, да ты что? Человек нам помощь предложил, если бы не он, мы бы так и сидели с долгами... Чем он тебе не нравится?

– Я его вообще не знаю, слава богу. Но странно, что просто так деньги дают. Ты хоть понимаешь, чем занимаешься? За что он тебе деньги-то платит? За твою подпись? А если это криминал?

– Да бог с тобой, какой криминал? Он просто не хочет светиться в налоговой.

– Ну да, он хочет, чтобы светилась ты. А вдруг тебя вызовут и спросят – откуда вы, гражданка, получаете деньги? Что ты им скажешь?

– От любовников, – зло ответила Ира. – Никто меня никуда вызывать не будет, эти деньги нигде не фиксируются. К тому же они небольшие. Банк называется «Вестерн юнион», и туда стекаются переводы со всего мира. Если ты мне пришлешь из Детройта в этот банк долларов триста или пятьсот, это кого-нибудь заинтересует? Да никакая налоговая полиция с такой мелочью не станет возиться. Так что успокойся и не порть мне настроение. Лучше скажи, принес ли ты наконец от своих парикмахеров деньги?

– Принес, – устало ответил Николай, – я их положил на окно в нашей комнате. Бери, пользуйся. – Он демонстративно взял в руки книгу и сделал вид, что погрузился в чтение. Разговор не получился, но, во всяком случае, кажется, действительно ничем криминальным Ирка не занимается. Но на деньгах точно помешалась, ни о чем больше говорить не может.

– Мам, я сегодня уйму денег принесла. – Ира зашла к Елене Львовне в хорошем настроении, что с облегчением она отметила. Еще бы, только что она отыгралась на Николае – выплеснула свой негатив. Через тонкую стенку мать слышала их разговор. Хорошо, до крика дело не дошло.

– И сколько же тебе отвалил Юрий Васильевич? – поинтересовалась Елена Львовна.

– Четыре тысячи! – гордо показала Ира небольшую пачку денег. – Я сегодня богатая. Еще и Кольке наконец оплатили оформление вывески. Так что скоро купим новый телевизор.

– Я думаю, тебе не телевизор нужен, а новые сапоги. Твои дети сегодня из старых сапог сделали две подводные лодки.

– Как это? – не поняла Ирина.

– Обыкновенно. Играют они у тебя так. Налили в ванную воды и пустили туда плавать всю нашу обувь.

– Прибью! – заорала Ирка и бросилась в комнату, где притихшие дети чинно сидели на полу и строили из облупленных кубиков дворец. – Что вы еще успели натворить? – На ее крик дети не реагировали, они привыкли, что она то тискает их, то орет на них почем зря.

– Ир, угомонись, не кричи на детей, – попытался ее успокоить Николай, но она уже разошлась, и остановить ее было трудно. Ирка своего все-таки добилась, довела сыновей до слез, в завершение разборки хлопнула дверью и заперлась в ванной. Стоя под душем, она размазывала по лицу слезы вперемешку с тушью и проклинала весь белый свет. Но вода всегда действовала на нее отрезвляюще, и вскоре она успокоилась и даже стала анализировать свое поведение. На полу выстроились искореженные и потерявшие нормальный вид ее сапоги и туфли Николая. Мамины старые босоножки выглядели получше, а ее комнатные тапочки даже посвежели. «В стиральном порошке они их, что ли, замачивали?» – залюбовалась она на свои тапки и подумала, что нервы у нее стали совсем ни к черту, и если так пойдет и дальше, то придется ложиться в клинику неврозов. Хотя, если Коля уедет и они отдохнут друг от друга, может, перемена в жизни на нее подействует благоприятно. Или, чем черт не шутит, она найдет Николаю достойную замену. Ей еще и тридцати нет, когда выспится и наведет марафет, мужики пялятся во все глаза. А уж когда она наденет свою эффектную красную кофточку с глубоким вырезом, вообще готовы нырнуть в этот вырез. Ой, скорее бы Колька укатил, такие возможности открываются. «Замуж сразу не пойду, – думала Ирка, сначала отдохну от прежнего брака, потом нагуляюсь впрок, а затем просто буду менять их как перчатки, чтобы было что в старости вспомнить. Лет пять погуляю». Аппетит у нее разыгрался, и Ирка уже представила себе толпы поклонников, которые стоят в очереди, чтобы провожать ее на работу, встречать после школы с букетами, поджидать возле банка, откуда она будет выходить с Юрием Васильевичем, сопровождать домой, а потом еще долго бродить возле подъезда и заглядывать в окна. Да, пусть они еще все богатые будут, загадала она, и настроение у нее поднялось и так зашкалило, что она запела во все горло.

«Ну началось, – взгрустнула Елена Львовна. – Не один, так другой. Лучше бы она в хоре пела, подальше от дома».

– Красиво наша мама поет, правда, Антоша? – Егорка, улыбаясь, сидел под ногами у Николая, привалившись к его коленям теплой спиной.

– Красиво, – согласился Антон. – Я тоже так могу, – и неожиданно заорал благим матом, напугав Николая.

– Антон, ты обалдел? – одернул его отец. – Не кричи, пожалуйста.

– Вот так всегда, – обиделся Антоша. – Папе петь можно песни, маме тоже, а мне громко нельзя.

– Петь можно, а орать нельзя, – поправил его Николай.

– А мама что делает? – не сдавался Антон.

– Орет, – вздохнул Николай. – Ничего, скоро ей надоест и она перестанет. Может, книжку вам почитает.

– Лучше ты нам почитай, – попросил Егорка.

– Мне некогда. Видишь – я взрослую книгу читаю.

Мальчики поскучнели и стали строить из кубиков аэродром. Самолеты у них были бумажные, папа когда-то сделал целую кучу, когда мамы с бабушкой не было дома и можно было бегать из комнаты в кухню с хохотом и гиканьем и пускать их по всему коридору. Главное – вовремя собрать и спрятать. А то мама никогда под ноги не смотрит и может случайно затоптать. Не счесть, сколько пластмассовых машинок она уже раздавила, а Егорку однажды и вовсе с горшка снесла, когда тот с серьезным видом восседал посреди комнаты и одновременно листал книгу.

Глава 8
Приезжайте ко мне из Австралии

Надя домыла полы и, пока они сохли, пошла в душ. Она выставила на край ванны гель, шампунь, ополаскиватель и включила стереопроигрыватель на полную мощь. «Вот кайф», – думала она, упиваясь счастьем, которое длилось уже третий день. Сегодня вечером приедет австралиец, и она будет принимать его как хозяйка квартиры. Посмотрит, какие они – австралийцы, никогда еще ей не доводилось разговаривать с ними. Юрик после очередного их похода в банк предложил новую идею, которую она приняла с восторгом.

– Надюша, у меня тетка на месяц уезжает в санаторий и просила присмотреть за квартирой. Цветочки поливать, кошку кормить, пыль вытирать. Не хочешь пока пожить там? А мы заодно австралийца тебе на пару дней подселим.

– Ух ты! – обрадовалась Надя. Отдельная квартира с австралийцем в придачу – клево! Может, он богатый, посмотрит на нее, влюбится и в Австралию увезет, подумала она.

– Ты только губы сразу не раскатывай, – предупредил ее Юра, зная, какую гамму чувств сейчас переживает девушка. – Он нам нужен для пополнения бюджета. Конечно, ты барышня свободная, но не кидайся на него. Присмотрись, если понравится, пообещай приехать в гости, но признайся честно, что твои финансовые дела не блестящи, что квартира не твоя, а посему и приехать к нему сразу не сможешь. Если он тобой заинтересуется, пришлет тебе денег на дорогу. А нет – и хрен с ним. Другие будут побогаче.

«Понравлюсь, конечно, я ему понравлюсь!» – даже не сомневалась Надя. И прежде всего к приезду гостя убралась в квартире. Сейчас она примет душ, воспользуется новым итальянским кремом для увлажнения кожи, у него такой чудный аромат, а потом начнет наводить красоту. Ей хотелось сразить его наповал. Надя долго умащивала свое тело кремом, наложила тени, стараясь, чтобы глаза выглядели выразительно, но не вульгарно, минут пять подкрашивала ресницы, старательно доводя их до той степени длины, которую ей сулила телевизионная реклама. Получилось не так, как было обещано, но тоже очень даже неплохо. Выбирала наряд так долго, что даже устала. И не потому, что обзавелась обширным гардеробом, а просто выбор был скудный. Встречать в вечернем платье гостя, пожалуй, было бы глупо. В джинсиках, наверное, простовато. Хотя в кино сколько раз видела, что девушки за границей дома ходят в джинсах. Но ни одной в байковом халате не показывали. Ладно, пускай будут джинсы. А к ним что? Топик или футболку? Топик сексуальнее, она же хочет его сразить наповал. Решено, надену топик. Кстати, что-то они не обсудили с Юрой, как она будет общаться с австралийцем. Может, он знает русский язык. Тогда хорошо. А если не знает? Ее английский настолько плох, что она и двух слов связать не сможет. Вот блин! Что же делать? Ладно, у Юрочки спросим. Кстати, а кормить его чем? Что-то Юра ей ничего толком не объяснил, зараза такая. Надю бросало то в жар, то в холод, она очень волновалась. Ей не только с австралийцами не приходилось общаться, она вообще никогда не разговаривала с иностранцами.

В дверь зазвонили. Надя, путаясь в тапках, бросилась открывать.

То, что предстало перед ее взором, совершенно не вдохновляло. Худосочный, в маленьких очочках, густые волнистые волосы завязаны в длинный хвост, но впечатление, что голова не мыта недели две. Австралиец был в длинной черной шинели, как морской пехотинец, и в тяжелых солдатских башмаках. Но то, что он не военный, было видно невооруженным глазом. Шинель грязноватая, видавшая виды, сам сутулый, на спине огромный рюкзак. Он скинул рюкзак на пол, сурово посмотрел на Надю и представился:

– Эндрю Тимоти Райян, – и протянул ей небольшую сухонькую руку, которая почему-то напомнила Наде куриную лапу. Рука было шершавая и тоже сомнительной чистоты. А его ногти вообще привели Надю в замешательство – обгрызенные и с черными ободками. Прямо как у ее братьев в деревне, которые руки вообще не моют. Зато из-за спины высокого гостя выглядывал Юрик с довольной ухмылкой на лице. «И какого хрена он улыбается?» Надя была так возмущена Юриным поведением, что не сразу пригласила гостей в дом.

Юра что-то быстро залопотал на английском языке, отставной пехотинец сурово слушал. Потом что-то стал отвечать, и Надя поняла несколько слов – Москва, Кремль, Арбат, Узбекистан и спасибо.

«Наверное, говорит, что впервые в Москве, хочет в Кремль и на Арбат, а меня поведет обедать в ресторан „Узбекистан“, – попыталась догадаться Надя. – Ладно, поведу его в Кремль и на Арбат, а в „Узбекистан“ надену вечернее платье».

– Где ты такого откопал? – спросила она сердито у Юры, который светился от счастья. – И не вижу повода для такой безумной радости. – Радостный вид прямо выводил ее из себя. На глазах рушились все планы о счастливой жизни в Австралии, а этот тип лыбится, как будто выиграл миллион.

– Надюша, не будь такой суровой, а то гость подумает, что ты несчастная вдова. И не капризничай – какой есть, такой есть. Другой не приехал. Кстати, как ты с ним будешь общаться? Я забыл у тебя спросить, как твой английский?

– Юр, ты совсем охренел, я английский едва сдала, мне тройку поставили, лишь бы я школу закончила.

– Ну, хорошо, – совсем не огорчился Юра. – Я боялся, что ты его вообще не слышала. Вдруг ты немецкий учила? А так что-то ты ведь помнишь? На уроках сидела? Не глухая же, не тупая, кое-какие слова вспомнишь. Я тебе словарь привез. – Он вытащил из «дипломата» два огромных тома и протянул ей. Надя обреченно подхватила их и чуть не уронила.

– Мать моя, сколько же в них незнакомых слов?! – Горе ее было такое неподдельное, что Юра рассмеялся.

– Да ладно, не трусь. Я не думаю, что он здесь будет с докладами выступать. Вот тебе еще разговорник, – и протянул ей небольшую книжечку, которая вызвала у Нади неожиданную радость. Это уже другое дело, хоть не рыться по два часа в поисках нужного слова.

Эндрю тем временем протопал в своих тяжелых ботинках в комнату и сел в кресло. Глаза у него были совсем сонные, и он задремал, тихонько посапывая.

– Видишь, не храпит. Какого тебе еще рожна нужно? Бедный, двенадцать часов летел, притомился, сердешный. – Юра смотрел на гостя почти с любовью.

– Слушай, чем он тебе так понравился? Что-то я не понимаю ни фига.

– А ты сначала разберись, а потом уже злись, как будто тебе сто рублей недодали, – посоветовал Юра. – Глупышка, он нам деньги привез. Что ж не радоваться?

– И сколько? – недоверчиво спросила Надя, не исключая, что и здесь ее ждет подвох.

– Пока шестьдесят долларов, – невозмутимо заявил Юра, а Надя вытаращилась на него и переспросила:

– Сколько?

– Повторяю для глухих – шестьдесят долларов.

– Ну и возьми их себе. Что это за деньги!? На них в Австралию не полетишь!

– Жадная ты, Надюша. Шестьдесят долларов тебе мало. Это почти две тысячи, которые я тебе в банке выдаю. А тебе их принесли в клювике прямо на дом. Идти никуда не надо. Остальное он тебе выделит из своего бюджета, если ты ему понравишься. Так что сделай милое личико и давай решать, где ты спать будешь.

– Как это – где? На своем диване.

– На теткином диване, – поправил ее Юра, – будет спать иноземный гость, а тебе мы сейчас раскладушку достанем из кладовки. Ты его видишь впервые, неприлично к постороннему мужчине сразу в постель прыгать. Тем более он какой-то... слегка пыльный. Еще заразу какую-нибудь подцепишь. Кстати, если дело дойдет до общей постели, не забудь воспользоваться презервативом, – озабоченно подсказал ей Юра и загремел чем-то в кладовке. Надя стояла с разинутым ртом и не знала, как реагировать на его слова. Шутит он, что ли, допуская, что она только и мечтает попасть в объятия первого встречного. Да еще такого. Будь он хоть трижды иностранцем. Наконец раскладушка была извлечена из недр кладовки, и Юра отнес ее на кухню. – Да, тут не развернешься, не могла тетка за жизнь двушкой обзавестись. Ну ладно, в тесноте, да не в обиде, – заключил он оптимистично. – Вот тебе шестьдесят долларов, будешь его завтраками кормить.

– Как, мне еще его и завтраками кормить на эти деньги? – Надя чуть не с кулаками набросилась на Юру, не обращая внимания на спящего крепким сном австралийца.

– Ты жадна до неприличия, – утвердился в своей правоте Юра. – А где же русское гостеприимство? Жалко кусок хлеба дать этому бедолаге? Большие деньги еще заработать надо, – поучительно изрек Юра и добавил: – Веди себя хорошо – и вознаградится тебе! – Он поцеловал ее в щечку и отбыл, оставив ей вторую связку ключей – для Эндрю.

Надя, разочарованная в своих ожиданиях, сидела на кухне и грызла семечки, безразлично глядя на экран телевизора. «Шестьдесят долларов... Курам на смех... Надо сходить хлеба купить, пока магазины еще открыты. И чем его кормить, этого с куриной лапой вместо руки? Яиц куплю, молока, сделаю ему завтра омлет. Сыр еще нужно, не просто же кусок хлеба ему подавать. – Заглянула в холодильник и обнаружила там блюдечко с маринованной черемшой. – О, еще это растение дам. Наверняка оно съедобное, не станет же Юрина тетка хранить что ни попадя рядом с едой. Цвет немножко сомнительный, но запах хороший, чесночный». Надя любила чеснок, но из-за работы на людях могла себе позволить его только иногда, если никуда не выходила. Она надела курточку и пошла к двери, заглянув предварительно в комнату. Дрыхнет, все так же тихо посапывая. Хоть что-то в нем есть положительное.

Когда она вернулась, он все так же, сидя в кресле, спал, не меняя положения тела. «Ну и ну, – удивилась девушка. – В самолете дрых двенадцать часов, тут спит беспробудным сном уже третий час подряд. Сил набирается, – вдруг догадалась она. Ночью приставать будет. Пока ванную не примет, не пущу!» – сердито подумала она и пошла ему стелить на диване. Часы показывали только одиннадцатый час, а она вдруг почувствовала такую усталость, что быстренько поставила раскладушку посреди кухни, выключила свет и, еще немного погоревав, что этот тип ей совсем не нравится, огорченная, уснула.

Ночью она проснулась от грохота и ругани Эндрю. Спросонья Надя не сразу поняла, что происходит, а когда вспомнила, что у нее ночует посторонний мужик и непонятно, чего от него ждать, забеспокоилась. Набросила на себя халатик и пошла в разведку. В комнате в кромешной тьме метался Эндрю страшной черной тенью. Надя включила свет и поняла – он сам напуган не меньше ее, проснулся ночью незнамо где и даже не знает, где выключатель, а пока искал его, наткнулся на стул и опрокинул себе на ногу. Он сидел на полу, потирая ушибленное место, и, увидев Надю, попросил: «Айс, гив ми плиз айс!» Надя стала лихорадочно вспоминать слово «айс». То, что он ее о чем-то просит, она все-таки поняла. Но что, блин, ему нужно среди ночи? А он все повторял и повторял это загадочное слово, и в его тоне Надя уже чувствовала нетерпение и досаду.

– Чего тебе, плиз, надо? Говори по-русски, я не понимаю. – Она постаралась сделать милое лицо, как велел Юра, но губы растягивались в улыбке очень неохотно.

Эндрю потащил ее за руку к холодильнику, открыл его и указал на морозильник. «Айс», – опять попросил он ее. Откуда-то из глубины памяти у Нади выплыло словосочетание «Айс-крим». Это же мороженое, догадалась она. Ни хрена себе, среди ночи ему мороженое захотелось. Ну наглый тип.

– Нету у меня мороженого, я здесь только второй день живу, не успела купить.

Эндрю посмотрел на нее в недоумении и стал опять просить «айс», порываясь открыть морозильник.

– Говорят тебе, дома нету. В магазин завтра пойдешь и купишь себе, – повторила она как можно вежливее. Как же, к черту, по-английски магазин? А, вспомнила, когда девчонки собираются прошвырнуться по магазинам, говорят, что идут на шопинг. Магазин – шоп. Вспомнила. А как завтра? На уроке английского языка они это учили. Вдруг вспомнилась фраза: «Тудэй ай гоу ту скул». Она старательно произнесла фразу, как бы пробуя ее на вкус. Эндрю нетерпеливо что-то залопотал про ноу тудэй ту скул, потом все-таки открыл морозильник и стал там бесцеремонно рыться. Надя еще не успела произвести ревизию чужого морозильника и смотрела с интересом, что он там нароет. Но он не обнаружил того, что искал, она это поняла по его растерянному лицу, зато выгреб замороженную рыбу и с радостным видом поковылял с ней в комнату, обнимая, как родную, сел в кресло и приложил к ноге. Успокоился и весело посмотрел на Надю. Дескать, утаить хотела, а я все равно нашел. Не на того напала! Улыбка у него была вполне человеческая, и куриная лапа, которой он прижимал рыбу к ноге, приобрела очертания человеческой руки. Наконец до Нади дошло, что он искал лед. В кино показывали, как из морозилок извлекались кубики льда, которые всякие шикарные господа и дамы опускали в фужеры с заграничными напитками.

– Ладно, обнимайся со своей рыбой, я спать пошла. Гуд-бай, ай гоу ту слып, – вспомнила Надя аж две фразы из школьного учебника. Эндрю Тимоти Райян помахал ей рукой и начал расшнуровывать свои ботинки, которые были такие высокие, что ему, наверное, будет чем заняться до утра.

На следующий день она его видела только за завтраком. Эндрю смолотил омлет с двумя бутербродами с сыром, на черемшу посмотрел с подозрением и даже принюхался. Но, произнеся что-то вроде «рашен экзотик», опустошил блюдечко. Нацепив свою морскую шинель и полчаса провозившись, зашнуровывая ботинки, он закинул небольшой рюкзачок за спину и ушел в неведомые дали. Надя поняла, что не понравилась ему, он не делал никаких попыток даже поухаживать. Его непроницаемый взгляд, кажется, вообще не фиксировал ее присутствия. «Ну и фиг с тобой, – подумала слегка обиженная Надя, – и не надо. Не больно-то и хотелось». Она пошла в обменный пункт менять шестьдесят долларов и, пересчитывая рубли, решила, что прокормить его можно еще дешевле, если на завтрак приготовить гренки, украсив их остатками черемши. Завтрак мог обойтись рублей в двадцать.