Текст книги "Кровавый песок"

Автор книги: Фридрих Незнанский

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 23 страниц) [доступный отрывок для чтения: 9 страниц]

Николай Щербак

Ситуация была тупиковая. На настоящий момент Щербаку было ясно только, как убийца проник в квартиру к Агеевым. Вечером предыдущего дня, уезжая к матери, Филькина жена, Люся, не смогла закрыть дверь – замок намертво заклинило. Она позвонила в ЖЭК, и слесарь появился по мановению волшебной палочки. Это ее ничуть не удивило, а напротив обрадовало, поскольку Люся с дочкой опаздывали на автобус. «Слесарь» живенько все исправил и с достоинством удалился, взяв десятку на чай. Скотина, еще и червонец на этом деле не погнушался заработать. Значит, это была не случайность (что, само по себе, достаточно маловероятно), а совершенно конкретная наводка на Фильку. Заказчик Фильки – некто, противящийся поискам пропавшего супруга. Исполнитель же всунул кусок спички в замочную скважину, дождался, скажем, на верхней площадке, пока Люся будет из дома выходить, увидел, что дверь закрыть не может, вернулась, в ЖЭК позвонила, там что-то промямлили, и он через пять минут пожаловал. Спичку из замка вынул, слепок сделал и отчалил. Все.

И уж на что Люся слесаря не рассмотрела (даже фоторобот толком составить не удалось!) и то, при очной ставке со слесарями из ЖЭКа категорически заявила что ТОГО среди них нет. С уверенностью смогла только сказать, что «слесарю» было за тридцать, и еще на одной руке у него – повязка. (Повязка, естественно, легко снимается – ложная примета – трюк для дураков). Так что следов никаких. Почти никаких.

«Несколько капель молока на циновке в прихожей, – рассуждал Щербак, – так это же Люся сама могла разлить. А если нет? Что, взломщик и убийца разгуливает с пакетом молока? В качестве отвлекающего маневра? Стоп. А почему молоко? Почему не мороженное?! Если, конечно, не Люська пролила. Но она не помнит. Хотя какой теперь с нее спрос, у нее такое в голове.. Но молоко, по сути, – все, что у нас есть. Если только сам Агеев не накапал пломбиром, перед тем как был убит. Тогда на убийцу вообще ничего нет».

Светало. Щербак поежился от сырого ветра и зашвырнул в только что выдолбленную лунку еще горсть размокшей макухи, смешанной с глиной. Рыбалка – великая вещь. Особенно, когда надо расслабиться и подумать.

«Но Агеев не любил мороженое и взял бы скорее пиво, если бы потянуло на холодненькое, а его жена говорит, что тоже в последние дни мороженого не покупала, а если и покупала, то не ела дома».

Щербак открыл баночку венгерской консервированной кукурузы. Задумчиво сгрыз несколько зерен, остальное – залил ванильной эссенцией. Помешал палочкой, пахнет вроде вкусно. Забросил несколько зерен в воду. Наверное, сейчас на мелкоте мальки стаей атаковали одну срезавшуюся в полете кукурузину – а не по зубам. Подрастите пока. Щербак начал разворачивать снасти.

«Итак, этот козел имел наглость прийти к Агееву домой... Почему он, а не она? Это мы знаем. Она стульчак на унитазе поднимать бы не стала. Значит он. Пришел, забрел отлить, вынул бутылку минералки из холодильника. Видимо, и выпил ее там же. Аккуратно переворошил стол. Забрал баксы и спокойно свалил».

Щербак неотрывно смотрел на поплавок. Тот равномерно подымался и опускался на мелкой ряби, пермежающейся льдышками. За спиной уже всходило что-то похожее на мутное солнце и даже, кажется, стало припекать в затылок. И тут первый раз клюнуло. Щербак мастерски подсек и начал медленно выбирать леску. Килограмма на полтора красавица, похоже. Осторожно подвел к самому берегу, дернул. Твою мать! Рак. Сантиметров десять вместе с хвостом и усами. Отодрал его от крючка, забросил подальше.

«Отпечатков нет, следов нет, запах, наверное, был, но сейчас уже поздно. По мороженому его тоже не отследишь. Пломбир он и в Африке пломбир. Даже если напрячь экспертов, вычислить каким заводом или ЧП он изготовлен. Ну, пусть даже выясним точное название, цену и вид упаковки, купить он его мог наверняка местах в двадцати в радиусе пяти минут от дома Агеева».

Щербак вытащил уже штук пять плотвичек, и все они суетливо плескались в пластиковой бутылки из-под пепси запросто проскочив внутрь сквозь горлышко.

«Но других зацепок все равно нет. Никто из соседей никого постороннего не заметил и подозрительного тоже. Но про мороженое мы не спрашивали. Значит, как не крути, надо опросить соседей еще раз. Возможно, как раз мужик с текущим по рукам пломбиром кому-то и запомнился».

Уже начало десятого. А рыбы не прибавилось. Щербак с досадой выплеснул добычу и поехал на работу.

Во дворе, в открытом гараже, пятнадцатилетний пацан возился с мопедом. В прошлый раз он тоже возился, и в день смерти Агеева – тоже. А звали его, кажется, Лешей. Или Гошей?

– Привет, герой асфальта.

– Здравствуйте. – Пацан посмотрел внимательней. – Опять по поводу Агеева?

– По поводу.

– Я уже в прошлый раз задолбался говорить. Все рассказал, что вспомнил. Отстаньте, а?

– Отстану. Только скажи, ты в тот день человека с мороженым около подъезда видел?

Пацан задумался.

– Вообще-то... Только не около подъезда. Во дворе.

– А в дом он не заходил?

Пацан снова задумался.

– Фиг его знает.

– Понятно. Можешь описать, как он выглядел?

– Легко. Мужик не старый, не папик, короче. Двадцать пять – тридцать, где-то так. На правой руке татуировка выше... ну... ладони, прикольная: как бы волчья морда и вокруг... ну, как бы трава или палки какие-то. И цвета не зеленого, а серого.

– Чего-то ты врешь. Как это ты наколку зимой разглядел?

– Сами же сказали: мороженное мужик жрал. Не в перчатке же.

– Ладно, считай, убедил. На внутренней стороне руки или на внешней татуировка была?

– На внешней. Она, татуировка в смысле, еще забинтована была. Он руку тянул, чтобы мороженым не обделаться и повязка сползла.

– Понятно. – Щербак дал пацану блокнот. – А ну-ка нарисуй татуировку. Желательно в натуральную величину.

– Да не люблю я рисовать!

– Иди ты! Рисовать он не любит! А что же ты любишь?

– Мопед свой люблю.

– Хм... Ну ладно, вот сообрази к нему какой-нибудь прибамбас. – Щербак протянул два червонца. – А теперь рисуй давай и поталантливей.

Леша-Гоша нарисовал только растительность до боли напоминающую камыши. Вместо волчьей морды у него получилась непонятная загогулина, которую он так и подписал: «волк».

– Короче, как-то так. И это только та часть, которую из-под бинта видно было, а что там ниже, откуда мне знать...

– Ничего, сойдет, – солидно произнес Щербак. Гоготать было бы неверно с педагогической точки зрения, и со всех остальных точек неверно. Пацан явно не все еще вспомнил. – Сойдет, – повторил Щербак, – а больше никаких особых примет у него не было?

– Не-а. Вроде не было.

– А как он, вообще, выглядел? Рост, комплекция, цвет волос, и так далее?

Пацан, видимо утратив интерес к разговору, или желая скрыть стеснение, снова взялся за работу.

– Мужик как мужик. Среднего роста. Волосы темные. Увижу – узнаю, если надо. А так, как я его опишу? Лучше мозги не перегревать. А то перемешается все, что видел и чего не видел. Короче, надо будет – опознаю.

Как версию можно принять предположение, что убийца недавно сделал татуировку, которая еще не зажила. Значит надо обходить заведения специализирующиеся на татуировках, в надежде, что кто-то из мастеров вспомнит, кому недавно делал что-то похожее.

Сколько интересно таких салонов в Москве? Если этот тип вообще в Москве татуировался. Запросто мог это сделать, к примеру, в Японии или в Жмеринке. Или пять лет назад, а сейчас просто порезался или обжегся, потому и забинтовал руку. А может, это и вообще не убийца был, а просто еще один любитель мороженого...

Щербак решительно взялся за телефон – если вообще ничего не делать, решение не приблизится.

В платной справочной надиктовали шестьдесят четыре номера. Позвонив по первому, он долго в подробностях описывал татуировку, пока мастеру на том конце провода не надоело, и он не оборвал Щербака, объяснив, что волк в камышах – это кельтская татуировка, а они занимаются японскими.

И то легче. Дальше Щербак спрашивал уже только о кельтских татуировках. Но легче не оказалось. Из шестидесяти четырех салонов кельтские делали в пятидесяти двух, и все равно пришлось описывать и камыши и волка, выясняя, есть ли у них такая картинка в каталоге и делали ли они что-либо подобное в последний месяц.

После четырех часов сидения на телефоне у него было восемь адресов. Как и положено по закону подлости, первые семь оказались мимо. В одном, правда, недавно сделали нечто похожее, но не запястье, а на плече. И только в салоне «Скиф» в Оружейном переулке Щербаку показали картинку, которая была действительно похожа на ту, которую изобразил Леша (или Гоша).

– Ну, а давно вы в последний раз такую делали? – поинтересовался Щербак у флегматичного мастера.

– Себе хочешь? – спросил в ответ мастер.

– Не хочу, – Щербак показал ему лицензию частного детектива. – Я ищу человека, который недавно вытатуировал себе вот это на запястье. Помните такого?

– Если вы не клиент, до свидания, – он торопливо собрал каталоги.

– А если клиент, вспомните?

Он опять вернул каталоги на стол:

– Выбирайте. За формат с сигаретную пачку от сорока баксов.

– А поменьше и... чтобы со временем смылась? – Щербак выбрал пейзаж в стиле короля Артура: меч, увитый травой и торчащий из камня.

– Пятьсот рублей. Я Роман. А ты зря стесняешься, сейчас это модно. И не только у моряков и уголовников.

– Николай, – представился в свою очередь Щербак. – Я уже не совсем в том возрасте, чтобы делать с собой все, что модно.

– СПИДа не бойся, – успокоил Роман, готовя оборудование, – гепатита и прочей «венеры» тоже. У нас все стерильно. Картинку сделаем тебе не под кожу, и сотрется она, если ты так хочешь примерно через пару месяцев.

– Точно пару месяцев?

– Ну, может полгода. Где начинать?

Щербак оголил правое плечо.

– Тут и повыше, чтобы не торчала из рукава.

Не то чтобы он разделял взгляды воинствующих фрейдистов, которые величают татуирование (в смысле сам процесс) извращенным половым актом: тут вам и фаллическая игла, и боль, и смешение краски и крови, но был убежден, что настоящий мужчина может написать на коже только группу крови. А если этот Рома после всего не сдаст убийцу!..

– Будет больно, но терпеть можно, больнее всего у сосков, на животе и ниже. Но обезболивающими в нашем деле лучше не пользоваться – анестезия, например, новокаином, закрепощает мышцы, в результате чего рисунок может оказаться «не того». Твою крошку сделаем за час, уже начинай терпеть, – мастер замолотил иглой, но Щербаку было совсем не больно, возможно оттого, что игла не врубалась под кожу, а пробивала только верхний слой. – Зато представь себе, ты на пляже, или в бане или в постели...

– Меня все-таки парень интересует, которому ты волка в камышах сделал. Он что имя свое называл, где работает? Как давно это кстати было?

– А тебе он вообще-то зачем?

– Деньги он мне должен.

– Что ты так вот и даешь каждому, даже имени не спросив? Может и мне дашь? – Роман усмехнулся, но, видя, что Щербак к шуткам не расположен, сказал: – Назвался Германом, фамилию я не спрашивал, а было это дней пятнадцать назад.

– А где живет, кем работает?

– Живет, наверное, недалеко, пришел без рекомендации, значит проходил мимо, а еще говорил, что недавно сорвал в казино пять штук зеленью за один вечер.

– В каком казино?

– В «Гран-при».

– Еще что-нибудь помнишь?

– Помню, рисунок выбирал долго, все искал, чтобы злой и наглый одновременно. Все, любуйся.

Щербак посмотрел в зеркало на покрасневшее плечо и нашел, что не так уж и плохо.

– Недели две, пока заживет, лучше вообще не трогай, достаточно смазывать кремом раз в день. Не загорать, не ходить в баню, не чесать, не царапать, не мыть. Все понял? – Роман пожал Щербаку руку. – Добро пожаловать в клуб настоящих мужчин. С нами, между прочим, Николай II, сэр Уинстон Черчилль и Альберт Эйнштейн.

В казино можно было обратиться и официальным порядком, однако, Щербак заниматься этим не стал. Во-первых, волокита, во-вторых, шансов, все равно мало: вряд ли Герман, который рискнул заявиться на квартиру Агееву за тысячей баксов, такая большая птица, что его непременно здесь знают по имени. А в-третьих, официальные переговоры пусть Денис ведет, больше толку будет и меньше мороки. А то, что этот Герман появится здесь если не сегодня, то в ближайшие дни – возможно. Проблема в том, что нет ни фотографии, ни даже сколько-нибудь толкового описания. Придется ходить по залам кругами, осматривать всех мужиков от двадцати пяти до тридцати в поисках татуировки на правом запястье.

Пять пятидолларовых фишек, выданных в качестве входного билета, Щербак разместил на сикс-лайнах – так чтобы на каждую приходилось по шесть цифр – все номера с 1 до 30. Таким образом, он заставил пять шестых поля. Выпало 29. Значит, пать долларов в плюсе. Сделал еще два хода по тому же приниципу и утроил нехитрый выигрыш. Ну вот, можно сказать командировочные расходы практически окупил. Заказал джин-тоника: на человека, потягивающего через трубочку какое-нибудь пойло внимания никто не обращает, как на пустое место, он принялся совершать систематический обход заведения. Желательно было запоминать всех, кого он уже отбраковал, чтобы не тратить время на повторные перепроверки. На память Щербак не жаловался, однако, народу многовато. И задача у него посложнее, чем у кондуктора в автобусе. В автобусе пассажиры преимущественно стоят на месте, так гораздо легче запомнить тех, кто уже купил билет.

Начал он резво, за десять минут проверил человек двадцать, но потом решил сбавить обороты. Двое из изученного контингента косились на него подозрительно. Учитывая, что публика не сплошь добропорядочная, лучше не усугублять. Сопровождаемый сверлящим взглядом «братана» с татуировкой на правом запястье он приблизился к карточному столу, изображая живейший интерес к игре («братан» активно помахивал четками и разглядеть рисунок было трудно, а цвет рисунка разобрать: синий он или серый при неестественном фиолетовом освещении, вообще невозможно, поэтому он вынужден был слишком пристально его изучать, вот и нарвался).

«Братан» подозвал двух шестерок – телохранителей, Щербак уже успел повернуться к нему спиной и отойти шагов на десять, происходящее он увидел в кривом зеркале – отражение в черных очках стоящего рядом типа. Повезло, хмыкнул он про себя, как утопленнику.

Он сел за свободное место, достал из кармана все свои фишки на полсотни баксов и почувствовал себя неуютно: соседи оперировали тысячными. Двое братанов нахально пристроились за его спиной и дышали в затылок. Видимо, так они выполняли команду «посмотреть, че этому козлу надо»: Пришлось пустить в дело НЗ – полтинник. В принципе, разобраться с этими самоуверенными наглыми придурками, которые не ждут подвоха, титанического труда не составляет, судя по тупым физиономиям, слишком медленно врубаются в ситуацию, пока разберутся что к чему, будут уже недееспособны... Щербак заставил себя подавить раздражение. Скандал не нужен, вырубишь двух жлобов, набежит секьюрити, там ребята посерьезней. Потом его самого сюда не пустят, и Денису придется долго восстанавливать с казино добрососедские отношения: ловить Германа все равно нужно и ловить здесь, другой зацепки у них нет.

Фишки он попросил минимального достоинства – пятидолларовые, неизвестно, сколько братаны будут торчать за его спиной, если партнеры разойдутся, можно будет сыграть по маленькой, потянуть время. Партнеры словно услышали его мысли, а может их нервировали соглядатаи Щербака, но, сыграв без него один кон (он в это время выстраивал фишки в линию, как игрушечных солдатиков), они дружно встали.

– Еще раз добрый вечер! – Крупье очаровательно улыбнулась. – Ей было лет двадцать пять – двадцать шесть, весьма эффектна, Щербак несколько секунд откровенно ее разглядывал, предыдущую минуту он больше интересовался своими провожатыми и переживал по поводу фишек.

– Привет! Какие у вас максимальные ставки?

– Десять долларов.

Слава богу! Если раз десять раз проиграть и, скажем, пять раз при этом выиграть, то останется еще половина денег, а этим ребятам наверняка надоест. Щербак двинул свои полсотни за черту для ставок, тут же к столику подошел менеджер, Алексей Алексеев, (о чем свидетельствовала табличка на груди) и стал рядом с крупье Ольгой (о чем свидетельствовала табличка на груди).

Ольга профессиональным движением пальцев колоду размяла, разделила ее на две части, положила их на стол и безупречно выполнила трюк Скарне – половины колоды не смешались, когда она подняла карты со стола, они остались в прежнем порядке, в каком лежали в пачке. Щербак до некоторой степени понимал толк в карточном шулерстве: повторить, как Глеб Жеглов на бильярде любой трюк на бис он не мог, однако чужие финты подмечал четко.

Ольга, возможно, заметив неудовольствие на его лице, повторила фокус еще раз. Карты опять не перемешались. Она придвинула колоды к нему, предлагая снять. Щербак снял и с уважением на лице, тщательно пряча усмешку и, прощаясь с пятью сотнями, проследил, как девушка одной рукой выполнила очередной трюк: обвела снятую часть колоды вокруг остальной и вернула ее наверх.

– При шестнадцати я обязана взять еще одну карту, при семнадцати остановиться, – напомнила она на всякий случай, хотя правила стояли в рамке у него перед самым носом. Голос ее был слишком сухим. «Обидно. За стопроцентного лоха меня держит», – подумал Щербак.

Она сдала ему две карты ему и две взяла себе. Он посмотрел: восьмерка и десятка. У нее, конечно же, было больше – девятнадцать. Первая ставка упорхнула. Жлобы за спиной, наверняка скалились, но не уходили.

Она снова сдала и предложила сдвинуть. Он попросил ее положить колоду на стол, сам убрал верхнюю часть под низ и аккуратно подровнял: побаловались, и будет. Денис командировочные возмещать не станет. Ольга ничего не сказала – профессиональная этика не позволяла, но фыркнула недовольно. Откуда ни возьмись, появился менеджер Алексеев. Но скандала опять не получилось: «братан» своих шестерок неожиданно отозвал. Щербак под пристальным взглядом менеджера проиграл пять долларов, теперь уже по-честному, и отправился в дальнейший вояж по залу.

Посетителей он изучал еще больше двух часов, соблюдая сверхмаксимальную осторожность и снова маскируясь джин-тоником. Потом решил, что хватит джин-тоника, и перешел на 7-UP, жестяные банки были очень похожи, если зажать ладонью со стороны – различить невозможно...

ЕГО он встретил в клозете.

До того они пару раз сталкивались в баре: ОН постоянно глотал минералку, но правую руку держал при этом в кармане, поэтому раньше опознать не удалось.

Туалет – единственное место, где освещение было нормальным, а не фиолетовым. «Нужно было сразу занять здесь позицию, кретин, – обругал себя Щербак, – дешево и сердито». Мужик имел нездоровый вид: стоя перед зеркалом, тер красные глаза, потом жадно пил воду прямо из-под крана.

– Герман? – на всякий случай удостоверился Щербак.

Пауза, подтверждающее это предположение.

– Мы могли бы поговорить в другом месте?

– В баре.

– Нет, там много народу, а то у меня голова болит.

– Представьте, у меня тоже!

Щербак мог бы действовать и поделикатней, но не было необходимости: Германа надлежало доставить на Петровку, так что играть, входить в доверие, выманивать на улицу, везти в «Глорию», все это было излишне. Герман, видно, что-то заподозрив, поинтересовался:

– И о чем будем разговаривать?

– Об одном общем знакомом. О Агееве! – со злостью рявкнул Щербак.

– Каком еще Агееве?! – Герман дернулся, норовя сбить Щербака с ног подсечкой, но сделал это слишком непрофессионально.

Щербак легко увернулся, вправо и несильно ударил его ребром ладони по шее. Герман нелепо взмахнул руками и упал. На шум моментально примчались двое секьюрити. Щербак предъявил служебное удостоверение и при них позвонил в дежурную часть МУРа – вызвал наряд.

Денис Грязнов

С утра Денис снова побывал у Тамары. Попросил продемонстрировать все имеющиеся записные книжки Седого, его компьютер, если таковой существовал, счета за телефонные переговоры.

За исключением последнего Дениса ждало полное фиаско. Записные книжки Седого, по словам супруги, методично сжигались, а личный компьютер существовал в виде неотлучного при Седом ноутбука. Телефонные счета же найти удалось, правда Тамара не смогла с уверенностью сказать, где были разговоры мужа, а где ее.

– Моя работа тоже заставляет много общаться, – извиняющимся тоном сообщила она. – Чтобы найти актерам хорошие контракты в нашей стране, надо сильно стараться. – Хотите выпить, Денис? – Себе она уже соорудила двойной мартини со льдом.

– Не хочу. А вы сами не актриса?

– Был грех.

Вот оно что, а он ломал голову, где же видел ее прежде. Теперь все стало на свои места. Была такая многосерийная телевизионно-историческая мура, где она играла своенравную жену еще более своенравного боярина.

Счета за последний месяц были сотни на три долларов, не меньше. В основном, за счет дорогих разговоров с Америкой.

– Это точно не мои, – уверенно сказала Тамара. – Мои, по-преимуществу, европейские, а со штатниками Георгий до недавнего времени имел большие дела. Судился. Какой-то там Галенсберг, что ли, не помню.

Была еще Коста-Рика, Франция, Испания, Андорра, Саудовская Аравия, Кувейт, Украина.

– Не забывайте, что это только те разговоры, что велись с домашнего телефона, основные же – из офиса. Вы, кстати, там были уже?

– Был, – буркнул Денис. – Никто ничего не знает, не видел, в бумагах рыться не дают, спасибо, что вон не выкинули. Единственное, что я смог толком выяснить, пару недель назад туда приезжал некий человек по фамилии Аджоев и имел с Седым очень неприятный разговор. Референт сказал, что содержание разговора никому неизвестно, но что Седой распорядился впредь его больше не пускать, а сразу вызывать милицию.

– Я знаю об этом, – она кивнула. – Аджоев звонил к нам домой, я с ним говорила. Он сказал, что хочет предложить Георгию нечто очень интересное. Я передала мужу содержание разговора, после чего они, вероятно, и встретились. Видеть Аджоева я никогда не видела.

– Слава богу.

– Почему?

– Потому что я навел справки: этот Аджоев Александр Зурабович – чрезвычайно опасный тип, по некоторым данным наемный убийца и уж что он там интересное хотел предложить...

– Господи! – красиво всплеснула руками Тамара. – Так вы подозреваете, что это он похитил моего мужа?!

– У меня пока еще слишком мало данных.

В этот момент на лестнице ведущей на второй этаж появилась миниатюрная женщина в свободном зеленом платье. Во всем она представляла полную противоположность экстравагантной хозяйке дома: каштановые волосы скромно собраны в пучок на затылке, никаких драгоценностей, минимум косметики и очки с толстенными линзами. Словом, эдакая скромная мышка-учительница.

– Это моя многоюродная сестра Жанна, – тут же отозвалась на это явления Тамара. – Денис Андреевич Грязнов, которого рекомендовал нам Гордеев.

– Хотите выпить, Денис Андреевич? – первым делом спросила мышка-учительница.

– Не хочет он пить, Жанна, – я уже все про него знаю, – отрезала Тамара. – А если тебе скучно, езжай в город, проиграй в казино пару тысяч.

Мышка-учительница молча развернулась и ушла.

– Скажите, Тамара, а у вас бывали какие-нибудь приемы здесь? – спросил Денис, чтобы разрядить неловкость.

– Скорее нет, чем да. Он очень это все не любит. А если вдруг тут появлялись какие-то люди, значительные по своему статусу или количеству, то это происходило спонтанно.

– Вы можете вспомнить подобные вчера за последний месяц? По датам и по составу участников?

– Я – нет, но прислуга сможет. Я вам пришлю бумагу, когда все выясню.

– Может лучше, я сам допрошу вашу прислугу?

– Вы не доверяете моим способностям? – деланно усмехнулась она, глядя Денису прямо в глаза. И, конечно, он тут же понял, что да, не доверять – просто глупо.

– Хорошо. А могу я посмотреть дом?

– Что именно вас интересует?

– Его спальня.

– У нас общая спальня, – ответила верная жена.

Поднялись на второй этаж. Жанны там уже не было, возможно, мышка-учительница действительно укатила в Москву просаживать баксы.

Денис сам не знал уже, зачем ему была нужна эта спальня. Он неловко потоптался, открыл наудачу шкаф. Там висел целый ряд жилетов и, надо сказать впечатляющих (Денис понимал в них толк). Сперва два замшевых «труссарди» – кирпичного и желтого оттенка, потом «ногарет», «николь» и «райфл» – красный, в зеленую строчку и полосатый. Сумма, потраченная на них, вполне могла составить двухмесячный бюджет целой семьи. Денис закрыл шкаф и вопросительно посмотрел на Тамару. На фотографиях, которые она ему показывала, Седой вовсе не производил впечталение такого пижона. Несомненно, он одевался дорого, но гораздо менее кричаще.

– Ну ладно, – сказала Тамара, – считайте, уличили. – Да, это вещи моего любовника. Наверняка Гордеев вам сказал, что я хочу развестись из-за того, что люблю другого мужчину. Какой смысл скрывать?

– Действительно никакого. Он тут у вас, кажется, надолго обосновался, – скромно заметил Денис.

– Просто он немножко стиляга и всегда возит с собой целый ворох вещей.

Через два часа пообедав на скорую руку в «Русском бистро» и уже сидя у себя в «Глории» Денис набрал прямой номер начальника МУРа, который во всей Москве, кроме него знали еще несколько человек. Даже министр внутренних дел (если бы ему пришла в голову такая блажь) собственноручно дозванивался бы до Грязнова-старшего гораздо дольше. Немногим посвященным было хорошо известно: если уж Вячеслав Иванович снял трубку, значит говорить можно совершенно спокойно, не опасаясь посторонних ушей. Со своей стороны и начальник МУРа знал: если уж ему звонят по этой секретной линии, значит дело действительно важное и срочное, например, кто-то из заслуженных муровских оперов нуждается в срочном подкреплении, или Денис хочет посоветоваться, или Сашка Турецкий зовет выпить пива в обеденный перерыв.

– Дядя Слава, как жизнь, хочу посоветоваться, – выпалил Денис.

– Бери зонтик, бери, – странным голосом проскрипел дядя.

– Какой еще зонтик?! – удивился Денис. – Причем тут зонтик?

– Какой есть, такой и бери. Сегодня будет дождь... Уф! Ну наконец-то, – заговорил нормальным тембром Грязнов-старший. – Мне тут, понимаешь, барометр хитрый подарили. Я его сейчас под столом устанавливал. Японский, мерзавец. Работает с учетом индивидуальных особенностей хозяина.

– Это как?

– Существует такая продвинутая гипотеза об индивидуальном прогнозе погоды, слыхал?

– Нет.

– Ну, не важно. Так что ты хотел?

– Информацию на одного человека.

– Ты же вроде руководишь сыскным агентством, – напомнил Вячеслав Иванович.

– Человек больно непростой, – вздохнул Денис. – То, что на него можно было собрать обычными средствами, в данном случае пролетает. Я вообще не могу понять, кто это такой.

– Фамилия?

– Георгий Седой.

На другом конце провода присвистнули. После некоторой паузы Вячеслав Иванович заметил:

– И ты не знаешь, кто это такой?! Ты с Луны свалился?

– С Тенерифе, – пробурчал Денис. – То, что в каждой желтой газете про него домыслов – пруд пруди, мне не поможет. Нужна информация конфиденциального характера. На него ведь наверняка что-то найдется в определенных местах, – с легким нажимом добавил он.

В трубке снова воцарилась пауза. Денис не торопил, понимая, что дядя мысленно ворошит прошлое.

– Вот что, – наконец сказал Грязнов-старший. – Сам я, слава аллаху, с ним никогда дела не имел, но думаю, что могу тебе сосватать одного человечка, который в таких вопросах весьма и весьма копенгаген. Несколько лет назад в экономическом отделе ФСБ работал Семен Школьников, очень занятный субъект. Мы с ним и с Турецким тогда одно дельце раскопали, некий такой картель, ну да неважно. Так вот, Семен потом ушел в ГУБОП и вскоре разбился на машине, а на его месте появился майор Яблонский, весьма толковый молодой человек. Думаю, найдешь с ним общий язык. Сославшись на меня, само собой. Сейчас посмотрю тебе телефончик...

Встреча с эфээсбешником состоялась три часа спустя. Яблонский, едва услышав рекомендацию начальника МУРа, пригласил Дениса к себе, на Лубянку. Особого восторга Денис от этого не испытывал, но выбирать не приходилось.

И вот, 3-й подъезд. Второй этаж. 217 кабинет.

Навстречу Денису поднялся небольшого роста молодой мужчина, пожалуй, лет тридцати с небольшим и протянул миниатюрную, но на удивление энергичную руку. Денис мельком отметил, что цивильный костюм сидел на Яблонском на редкость как-то неофициально. Да и кабинет эфээсбешника не походил на обиталище работника органов. Полки с рядами толстых глянцевых журналов. Моноблок. Несколько десятков видеокассет явно развлекательного характера.

– Рад случаю с вами познакомиться, – заявил Яблонский, поправляя на носу тонкую металлическую оправу. – Много наслышан. Будьте как дома. Чай, кофе? Что?

– Чай, кофе, – повторил Денис.

– Простите?

– Сперва чай, перед уходом – кофе.

– Разумно, – одобрил Яблонский. – Что? Да. Сперва – расслабиться, перед уходом – взбодриться. Практично. Что? Да.

«Идиот», – подумал Денис. «Или, в лучшем случае, дебил».

Яблонский набрал пару цифр на телефоне и коротко бросил в трубку:

– 01.

«Что бы это значило? – подумал Денис. – Пожарную команду вызывает? Нет, все-таки идиот».

– Простите за нескромность... Вы сказали, что много обо мне слышали, или мне показалось?

Яблонский кивнул, воинственно поблескивая очками.

– И не пытайте! У меня свои источники. Ну, так чем я могу...

– Насколько я понимаю, вы специалист по олигархам, а меня как раз интересует один из них.

– Я не – специалист, – немедленно поправил Яблонский. – Просто я всего лишь возглавляю отделение экономического отдела центрального аппарата ФСБ, где трудится много талантливых людей. А мои скромные знания – сумма их значительных усилий. Что? Да.

Дверь открылась, и на пороге показалась тележка. А на ней... Денис на секунду остолбенел. Скромное разнообразие закусок (копченая семга, икра обоих цветов, кокотницы с жюльенами) венчала запотевшая бутылка смирновской «рябины на коньяке». На нижнем отделении столика в окружении дымящихся чайника и кофейника, пригорюнилась крохотная бутылка ликера. Эстет, ничего не скажешь. Впрочем, кто эстет? Денис поднял взгляд и только сейчас сообразил, что не самое же собой это все вкатилось. Тележку придерживала барышня лет двадцати пяти с короткими рыжими волосами, ехидным взглядом кошачьих глаз и округлостями в нужных местах. Барышня была облачена в деловой брючный костюм в елочку, который носила, надо признать с неменьшим достоинством, нежели хозяин кабинета. «Вот, значит, что означало это „01“. Интересно, а что же будет 02»?