Текст книги "Визит старой дамы"

Автор книги: Фридрих Дюрренматт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 2 (всего у книги 5 страниц)

Клара Цаханассьян. Ее заслужил ваш оркестр. Здорово они трубили. Да и пирамида, которую построили гимнасты, великолепна. Я вообще обожаю мужчин в трико – природа без прикрас.

Бургомистр. Разрешите пригласить вас к столу. (Ведет Клару Цаханассьян к столу, стоящему посередине, и представляет ей жену.) Моя жена.

Клара Цаханассьян (разглядывая жену бургомистра в лорнет). Анетхен Думмермут, наша первая ученица.

Бургомистр (представляя ей вторую даму, такую же высохшую и озлобленную). Госпожа Илл.

Клара Цаханассьян. Матильдхен Блюмхард? Помню, как ты выглядывала из дверей своей лавчонки и ловила Альфреда. Ах ты моя прелесть, какая ты стала бледная и худая!

Справа выбегает врач, усатый, приземистый мужчина лет пятидесяти, с черными жесткими волосами и лицом, изрезанным шрамами. На нем потертый фрак.

Врач. Надеюсь, я не опоздал на своем дряхлом «мерседесе»?

Бургомистр. Доктор Нюслин, наш врач.

Клара Цаханассьян (разглядывает доктора в лорнет, пока тот целует ей руку). Интересно. Это вы здесь выдаете свидетельства о смерти?

Врач (с удивлением). Свидетельства о смерти?

Клара Цаханассьян. Неужели у вас в городе никто не умирает?

Врач. Да, сударыня. Это моя обязанность. Такой у нас порядок.

Клара Цаханассьян. Скоро вам придется засвидетельствовать смерть от разрыва сердца.

Илл (смеясь). Ну разве не прелесть. Ей-богу, прелесть!

Клара Цаханассьян (отворачиваясь от доктора, обращается к гимнасту в трико). А ну-ка, покажите еще что-нибудь!

Гимнаст приседает и выкидывает вперед руки.

Вот это мускулы! Вы хоть раз кого-нибудь придушили?

Гимнаст (растерянно застывает на корточках). Придушил?

Клара Цаханассьян. А ну-ка отведите руки назад, господин гимнаст. А теперь сделайте мост.

Илл (смеясь). Ну и юмор у нашей Клары! Какие словечки. Помрешь со смеху.

Врач (еще не придя в себя). Ну, знаете! От этих шуток дрожь пробирает по телу.

Илл (со значением). Она обещала нам миллионы!

Бургомистр (задохнувшись). Миллионы?

Илл. Миллионы!

Врач. Черт побери!

Клара Цаханассьян (отворачиваясь от гимнаста). Я хочу есть, бургомистр.

Бургомистр. Мы ждем только вашего мужа, сударыня.

Клара Цаханассьян. Зря. Во-первых, он ловит рыбу, во-вторых, мы разводимся.

Бургомистр. То есть как разводитесь?

Клара Цаханассьян. Да очень просто. Моби тоже будет удивлен. Я выхожу замуж за немецкого киноактера.

Бургомистр. Но вы говорили, что так счастливы в браке.

Клара Цаханассьян. У меня все браки счастливые. Но я с детства мечтала обвенчаться в гюлленском соборе. А детская мечта должна сбываться. Это будет великолепно!

Все садятся за столы. Клара Цаханассьян – между бургомистром и Иллом. Радом с бургомистром – его жена, рядом с Иллом – его жена. Справа за другим столом – учитель, священник, полицейский. Слева – четверо. Далее – другие почетные гости с женами. Сзади транспарант: «Добро пожаловать, Клерхен».

С места поднимается очень веселый, повязанный салфеткой бургомистр и стучит по бокалу.

Бургомистр. Милостивая государыня! Дорогие жители Гюллена! Вот уже сорок пять лет, как вы, сударыня, покинули наш город, основанный владетельным князем Хассо Благородным и так уютно расположенный между Конрадовым лесом и долиной Пюкенрид. Сорок пять лет, почти полвека – изрядный срок. Много воды утекло с тех пор, много хлебнули мы горя. Тяжело было людям на земле, тяжко было и нам. Но мы никогда, ни на минуту не забывали вас, сударыня, нашу Клерхен!

Аплодисменты.

Ни вас, ни вашу семью. Ваша пышущая здоровьем мать…

Илл что-то шепчет ему на ухо.

Увы! Она так рано скончалась от чахотки… Ваш отец был человек известный. Он воздвиг у вокзала здание, которое никто не пропустит: ни стар, ни млад…

Илл что-то шепчет ему на ухо.

Здание, которое посещают, как никакое другое. Ваши родители для нас незабвенны, они символ всех человеческих добродетелей. И наконец, вы, сударыня! Кто не помнит ваших белокурых…

Илл снова шепчет ему что-то на ухо.

…золотых волос, которые так поэтично развевались, когда вы, сударыня, резвились на наших улицах, увы, ставших теперь такими убогими. Уже тогда весь Гюллен был покорен вашим обаянием, и мы все были уверены, что вас ждет головокружительный успех в международном масштабе. (Достает блокнот.) Нет, мы ничего не забыли. До сих пор в нашей гимназии вас ставят в пример. Вы ведь с ранних лет поражали своими познаниями в ботанике и зоологии. И разве это случайно? Врожденная любовь к природе, ко всему живому, беззащитному – вот в чем корень этого. Ваше неизменное стремление к справедливости, ваша страсть творить добро уже тогда вызывали всеобщее восхищение.

Бурные аплодисменты.

Ведь это наша Клерхен тратила с трудом заработанные карманные деньги на покупку картошки для бедной вдовы, которой грозила голодная смерть!

Бурные аплодисменты.

Милостивая государыня! Дорогие граждане города Гюллена! Нежные семена дали ростки, златовласая озорница превратилась в прекрасную даму, которая осыпает благодеяниями все страждущее человечество. Вспомните о том, что ею сделано для общества: тут и убежище для молодых матерей, и бесплатный суп для бедняков, тут и помощь художникам, и ясли для малюток. Я хочу от души приветствовать любимую дочь Гюллена, которую мы вновь обрели под родным кровом. Ура! Ура! Ура!

Аплодисменты.

Клара Цаханассьян (встает). Бургомистр! Граждане Гюллена! Меня глубоко тронуло, что мой приезд вас так бескорыстно обрадовал. Скажу вам правду – я вовсе не была такой, какой изобразил меня в своей речи бургомистр. В школе меня часто пороли, а картофель для вдовы Болл я и не думала покупать, мы крали его с Иллом вовсе не потому, что я хотела спасти эту старую сводню от голода. Мне надо было, чтобы она пускала нас с Иллом в свою кровать, где было куда приятнее, чем в Петеровом сарае или в Конрадовом лесу. Но все же я готова внести свой вклад в вашу радость: я решила подарить Гюллену миллиард. Пятьсот миллионов городу и пятьсот миллионов разделить между всеми жителями.

Мертвая тишина.

Бургомистр (заикаясь). Миллиард?

Общее оцепенение продолжается.

Клара Цаханассьян. При одном условии…

Необузданное ликование охватывает всех присутствующих.

Одни вскакивают на стулья, другие пускаются в пляс. Гимнаст принимается делать свои упражнения и т. д. и т. п.

Илл (в восторге бьет себя в грудь). Клара! Золото! Чудо! Помереть можно! Моя колдунья! (Целует ее).

Бургомистр. Сударыня, вы сказали: при одном условии. Могу я осведомиться, что это за условие?

Клара Цаханассьян. Сейчас скажу. Я даю вам миллиард в обмен на правосудие.

Мертвая тишина.

Бургомистр. Как это понимать, сударыня?

Клара Цаханассьян. Так, как я сказала.

Бургомистр. Но ведь правосудие не продается.

Клара Цаханассьян. Все продается.

Бургомистр. Я все-таки ничего не понимаю…

Клара Цаханассьян. Выйди вперед, Боби.

Выходит дворецкий, останавливается в центре между столами и снимает черные очки.

Дворецкий. Не знаю, сумеет ли кто-нибудь из вас меня узнать?

Учитель. Окружной судья Хофер?

Дворецкий. Правильно. Сорок пять лет назад я был судьей города Гюллена, а потом служил в апелляционном суде Каффигена до тех пор, пока четверть века назад госпожа Цаханассьян не предложила мне стать ее дворецким. Может, для человека с университетским образованием это несколько странная карьера, но мне было предложено такое фантастическое жалованье…

Клара Цаханассьян. Ближе к делу, Боби.

Дворецкий. Как вы слышали, госпожа Цаханассьян дает вам миллиард и требует за это правосудия. Другими словами, госпожа Клара Цаханассьян заплатит миллиард за то, чтобы вы осудили беззаконие, которое было учинено здесь, в Гюллене. Могу я попросить сюда господина Илла?

Илл (встает бледный, испуганный и удивленный). Что вам от меня нужно?

Дворецкий. Прошу вас подойти сюда, господин Илл.

Илл. Пожалуйста. (Подходит с натянутой улыбкой, пожимает плечами)

Дворецкий Дело было в тысяча девятьсот десятом году. Ко мне, тогда судье города Гюллена, поступил иск о признании отцовства. Клара Вешер, как в девичестве звали госпожу Клару Цаханассьян, предъявила иск о признании господина Илла отцом своего внебрачного ребенка.

Илл молчит.

Вы, господин Илл, отрицали свое отцовство. И привели в суд двух свидетелей.

Илл. Нашли что вспомнить. Молодо-зелено…

Клара Цаханассьян. Тоби и Роби, приведите Коби и Лоби.

Громилы, жуя резинку, выводят на середину сцены двух слепцов.

Оба слепца. Мы тут как тут! Мы тут как тут!

Дворецкий. Узнаете ли вы этих людей, господин Илл?

Илл молчит.

Оба слепца. Мы Коби и Лоби. Мы Коби и Лоби.

Илл. Я их не знаю.

Оба слепца. Мы очень изменились. Мы очень изменились.

Дворецкий. Назовите свои имена.

Первый слепец. Якоб Хюнлейн. Якоб Хюнлейн.

Второй слепец. Людвиг Шпар. Людвиг Шпар.

Дворецкий. Ну так как же, господин Илл?

Илл. Я их не знаю.

Дворецкий. Якоб Хюнлейн и Людвиг Шпар, узнаете ли вы господина Илла?

Оба слепца. Мы слепые. Мы слепые.

Дворецкий. Узнаете ли вы его по голосу?

Оба слепца. Мы узнаем его голос. Мы узнаем его голос.

Дворецкий. В тысяча девятьсот десятом году я был судьей, а вы – свидетелями. Что вы показали тогда под присягой в суде Гюллена?

Оба слепца. Что мы спали с Кларой. Что мы оба спали с Кларой.

Дворецкий. В этом вы присягнули передо мной, перед судом, перед Богом. Это была правда?

Оба слепца. Мы дали ложную присягу. Мы дали ложную присягу.

Дворецкий. Почему вы солгали, Людвиг Шпар и Якоб Хюнлейн?

Оба слепца. Нас подкупил Илл. Нас подкупил Илл.

Дворецкий. Чем?

Оба слепца. Литром водки. Литром водки.

Клара Цаханассьян. Расскажите же, Коби и Лоби, что я с вами сделала?

Дворецкий. Расскажите.

Оба слепца. Дама приказала нас разыскать. Дама приказала нас разыскать.

Дворецкий. Верно. Клара Цаханассьян приказала их искать. По всему свету. Они эмигрировали: Якоб Хюнлейн в Канаду, а Людвиг Шпар в Австралию. Но она их нашла. Что же она с вами сделала?

Оба слепца. Она отдала нас Тоби и Роби. Она отдала нас Тоби и Роби.

Дворецкий. Что с вами сделали Тоби и Роби?

Оба слепца. Кастрировали и ослепили. Кастрировали и ослепили.

Дворецкий. Таково это дело: перед вами – судья, ответчик, два лжесвидетеля и судебная ошибка, совершенная в тысяча девятьсот десятом году. Я правильно все осветил, истица?

Клара Цаханассьян (встает). Да.

Илл (топает ногой). Но срок давности миновал, все это было в незапамятные времена. Старая дурацкая история.

Дворецкий. Что стало с вашим ребенком, истица?

Клара Цаханассьян (тихо). Он прожил всего год.

Дворецкий. А с вами?

Клара Цаханассьян. Я стала проституткой.

Дворецкий. Почему?

Клара Цаханассьян. Меня обрек на это суд.

Дворецкий. И теперь вы требуете, чтобы свершилось правосудие?

Клара Цаханассьян. Да. Теперь мне это по средствам. Город Гюллен получит миллиард, если кто-нибудь убьет Альфреда Илла.

Мертвая тишина. Жена Илла бросается к мужу и обнимает его.

Госпожа Илл. Фреди!

Илл. Как ты можешь этого требовать, моя колдунья? Ведь позади такая длинная жизнь…

Клара Цаханассьян. Жизнь позади длинная, но я ничего не забыла. Ни Конрадова леса, ни Петерова сарая, ни кровати вдовы Болл, ни твоего предательства. Мы уже старики, ты опустился, а меня искромсали хирурги. И теперь я хочу свести с тобой счеты, ты сам выбрал свой путь, а я свой не выбирала. Только что, сидя в лесу, где прошла наша юность, ты хотел вернуть прошлое. Ну вот, я его возвращаю тебе, но требую правосудия – правосудия в обмен на миллиард.

Бургомистр (встает бледный, с достоинством). Госпожа Цаханассьян! Мы пока еще живем в Европе, и мы христиане. От имени города Гюллена и во имя гуманизма я отвергаю ваше предложение. Лучше быть нищим, чем палачом.

Бурные аплодисменты.

Клара Цаханассьян. Я подожду.

ДЕЙСТВИЕ ВТОРОЕ

Все тот же городишко. В глубине фасад гостиницы «Золотой апостол» с обшарпанной лепниной в стиле модерн. Балкон. Справа – вывеска «Альфред Илл. Магазин». Под вывеской – грязный прилавок, за ним полки, забитые всяким хламом. Когда кто-нибудь входит в условно обозначенную дверь, тонко звенит колокольчик. Налево вывеска: «Полиция». Под ней дощатый стол, на нем телефон. Два стула. Утро. Роби и Тоби, как всегда жуя резинку, проносят через сцену в гостиницу траурные венки и букеты.

Илл следит за ними через окно своей лавчонки. Его дочь подметает пол. Сын закуривает сигару.

Илл. Опять венки.

Сын. Каждый день они их таскают с вокзала.

Илл. Украшают пустой гроб в «Золотом апостоле».

Сын. Пугают, а никому не страшно.

Илл. Весь город за меня.

Сын закуривает.

Мать придет завтракать?

Дочь. Нет. Она устала.

Илл. Хорошая мать вам досталась, детки. Ей-богу. Должен вам это сказать. Хорошая мать. Пусть побудет одна, пусть передохнет. А мы позавтракаем втроем. Давно мы этого не делали. Я зажарю яичницу и открою коробку американской ветчины. Закатим княжеский пир. Совсем как в те счастливые годы, когда у нас в городе процветало «Место под солнцем».

Сын. Ты меня извини. (Тушит сигарету.)

Илл. Не хочешь с нами поесть, Карл?

Сын. Схожу на вокзал. Там заболел носильщик. Может, им понадобится замена.

Илл. Ну, таскать тяжести в такой зной – разве это занятие для моего сына?

Сын. Лучше хоть такая работа, чем никакой! (Уходит.)

Дочь (встает). И я пойду, отец.

Илл. И ты? Так-так. А куда ты пойдешь, разрешите спросить?

Дочь. На биржу труда. Может, найдется хоть какое-нибудь место. (Уходит).

Илл растроган. Он вытаскивает платок и сморкается.

Илл. Прекрасные дети. Завидные дети.

С балкона гостиницы доносятся звуки гитары.

Голос Клары Цаханассьян. Дай-ка мою левую ногу, Боби.

Голос дворецкого. Никак не найду.

Голос Клары Цаханассьян. Да она там, на комоде, за флердоранжем.

К Иллу входит покупатель – первый.

Илл. Доброе утро, Хофбауэр.

Первый. Пачку сигарет.

Илл. Как всегда?

Первый. Нет, не эту, а вон ту, зеленую.

Илл. Она дороже.

Первый. Запишите за мной.

Илл. Ладно, Хофбауэр. Для вас… ведь мы должны поддерживать друг друга.

Первый. Там кто-то играет на гитаре.

Илл. Бандит из Синг-Синга.

Из гостиницы выходят слепцы. Они несут удочки и прочую рыболовную снасть.

Оба слепца. С добрым утром, Альфред! С добрым утром!

Илл. Пошли вы ко всем чертям!

Оба слепца. Мы идем ловить рыбку. Мы идем ловить рыбку. (Уходят налево.)

Первый. Они пошли к ручейку.

Илл. Со снастью ее седьмого мужа.

Первый. Говорят, его табачные плантации ухнули.

Илл. Их тоже зацапала миллиардерша.

Первый. Зато и закатит же она пышную свадьбу со своим восьмым! Вчера была помолвка.

На балконе гостиницы появляется Клара Цаханассьян в утреннем туалете. Она пробует, как движется правая рука и левая нога. Слышны звуки гитары, которая сопровождает все сцены на балконе: как при оперном речитативе мелодии зависят от текста – иногда играют вальс, иногда отрывки из различных национальных гимнов и т. п.

Клара Цаханассьян. Ну вот, теперь меня опять свинтили. А ну-ка, армянскую, Роби.

Звучит гитара.

Эту песню так любил мой первый муж. Вечно требовал, чтобы ее играли. Каждое утро. Он был классический мужчина – этот старый финансист со всеми его бессчетными танкерами, скаковыми лошадьми и миллиардами. За него хоть имело смысл выйти замуж. И какой прекрасный наставник… во всех этих… танцах, какой только он не знал чертовщины! Я у него полный курс прошла.

Две женщины с посудой для молока подходят к прилавку Илла.

Первая женщина. Молока, господин Илл.

Вторая женщина. И в мой кувшин тоже.

Илл. С добрым утром! Значит, по литру молока каждой из дам? (Открывает бидон и собирается опустить туда черпак.)

Первая женщина. Цельного молока, господин Илл.

Вторая женщина. Два литра цельного молока, господин Илл.

Илл. Неснятого? (Открывает другой бидон, зачерпывает и наливает молоко.)

Клара Цаханассьян (рассматривая в лорнет утренний пейзаж). Какое дивное осеннее утро. На улицах прозрачный туман, как серебристый дымок, и над головой фиалковое небо, вроде того, что так любил рисовать граф Холк, мой третий; он был министр иностранных дел, но все свободное время писал картины. Отвратительные! (Садится.) Да он и сам был порядочная дрянь.

Первая женщина. И масла. Двести грамм.

Вторая женщина. И белого хлеба. Два кило.

Илл. Вы получили наследство, дорогие дамы, вижу, вы получили наследство.

Обе женщины. Да нет. Запишите за нами.

Илл. Что ж, все за одного, значит, и один за всех…

Первая женщина. Да, еще шоколад за два двадцать.

Вторая женщина. А мне за четыре сорок.

Илл. Тоже записать?

Первая женщина. Конечно.

Вторая женщина. Это мы съедим здесь, господин Илл.

Первая женщина. Тут у вас очень мило, господин Илл.

Садятся у прилавка и едят шоколад.

Клара Цаханассьян. Сигару «Уинстон». Надо же мне хоть разок попробовать марку, которую выпускал мой седьмой. Особенно теперь, когда мы развелись. Бедный Моби, он так любил ловить рыбу. Представляю, как ему грустно одному в поезде ехать в Португалию.

Дворецкий подает ей сигару и зажигает огонь.

Первый. Вон она сидит на балконе и курит сигару.

Илл. Всегда безбожно дорогие сорта!

Первый. Позор! И не стыдно ей при этом смотреть на бедствия, которые терпит человечество!

Клара Цаханассьян (курит). Странно! Вполне приличная…

Илл. Она просчиталась. Пусть я старый грешник, Хофбауэр, но кто из нас без греха? Да, я сыграл с ней бессовестную шутку, но ведь я был мальчишкой… А вот когда в «Золотом апостоле» граждане Гюллена, забыв о нищете, как один, отвергли ее деньги – это был самый счастливый час в моей жизни.

Клара Цаханассьян. Виски, Боби. Чистое.

К прилавку Илла подходит второй покупатель, такой же нищий, такой же оборванный, как и другие.

Второй. Доброе утро. Сегодня будет жара.

Первый. Золотая осень.

Илл. Ну и бойко же я торгую с самого утра. Бывало, целый день никто не заглянет, а в последнее время – большой наплыв.

Первый. Надо же нам вас поддержать. Вы ведь наш Илл. Вы за нами как за каменной стеной.

Обе женщины (продолжая есть шоколад). Как за каменной стеной, господин Илл. Как за каменной стеной.

Второй. Ты ведь, в конце концов, самый популярный человек в городе.

Первый. Самая важная у нас персона.

Второй. Весной мы тебя выберем бургомистром.

Первый. Это уж точно.

Обе женщины (жуя шоколад). Это уж точно.

Второй. Водки, пожалуйста.

Илл идет к полке. Дворецкий подает Кларе Цаханассьян виски.

Клара Цаханассьян. Пойди разбуди нового. Не люблю, когда мои мужья так долго спят.

Илл (второму). Три десять.

Второй. Не это.

Илл. Ты же всегда это пил.

Второй. Дай мне коньяку.

Илл. А его цена двадцать тридцать пять. Никому это не по карману.

Второй. Надо же себя побаловать.

Через сцену пробегает полуодетая девушка. Ее преследует Тоби.

Первая женщина (продолжая есть шоколад). Скандал! Как она себя ведет, эта Луиза.

Вторая женщина (жуя шоколад). А еще помолвлена с тем белокурым музыкантом, знаешь, он живет на улице Бертольда Шварца.

Илл (подает коньяк). Прошу.

Второй. И табачку. Трубочного.

Илл. Хорошо.

Второй. Только заграничного.

Илл подсчитывает, на сколько второй набрал товара.

На балкон выходит восьмой муж – киноактер, высокий, стройный, с рыжими усами, в халате.

Эту роль может исполнять тот же актер, который играл седьмого мужа.

Восьмой муж. Хопси, разве это не очаровательно: наш первый завтрак после помолвки? Ну, просто сон тут, на этом маленьком балконе, под шепот липы и плеск фонтана, а внизу прямо на мостовой бродят куры, спешат озабоченные домашние хозяйки. А там позади, за городскими крышами, колокольня собора.

Клара Цаханассьян. Сядь, Хоби, помолчи. У меня у самой есть глаза. Не философствуй, это не твоя стихия.

Второй. Теперь там с ней сидит и муж.

Первая женщина (продолжая есть шоколад). Восьмой муж.

Вторая женщина (продолжая есть шоколад). Видный мужчина, киноартист. Моя дочь видела его в роли браконьера в одном фильме по Гантхоферу.

Первая женщина. А я – в роли священника в картине по роману Грэма Грина.

Восьмой муж целует Клару Цаханассьян. Аккорд гитары.

Второй. За деньги что хочешь можно купить. (Сплевывает.)

Первый. Но не у нас. (Ударяет кулаком по столу.)

Илл. Двадцать три восемьдесят.

Второй. Запиши за мной.

Илл, Ну уж ладно, запишу, в виде исключения. Эта неделя – не в счет. Но смотри, заплати мне первого, как получишь пособие по безработице.

Второй идет к двери.

Хельмесбергер!

Второй останавливается.

(Подходит к нему.) У тебя новые ботинки. Новые желтые ботинки.

Второй. Ну и что?

Илл (смотрит на ноги первого). И у тебя, Хофбауэр. И у тебя новые ботинки. (Смотрит на женщин и медленно, в ужасе, подходит к ним.) И у вас тоже. Новые желтые туфли. Новые желтые туфли.

Первый. Не понимаю, что тут особенного?

Второй. Нельзя же всю жизнь ходить в старых башмаках.

Илл. Новые ботинки… На что вы могли купить новые ботинки?

Обе женщины. В долг, господин Илл, в долг.

Илл. В долг? И у меня в долг. Курите лучший табак. Пьете лучшее молоко. Коньяк… Почему вам лавки стали отпускать в долг?

Второй. Но ведь и ты отпускаешь нам в долг.

Илл. Чем вы собираетесь платить?

Молчание. Илл хватает товары с полки и бросает в покупателей. Все разбегаются.

Чем вы хотите заплатить? Чем вы хотите заплатить? Чем? Чем? (Бежит за ними.)

Восьмой муж. Там шум какой-то.

Клара Цаханассьян. Захолустье.

Восьмой муж. Кажется, в этой лавчонке внизу что-то случилось.

Клара Цаханассьян. Наверно, ссорятся из-за цены на мясо.

Мощный аккорд гитары. Восьмой муж испуганно вскакивает.

Восьмой муж. Господи спаси! Ты слышала, Хопси?

Клара Цаханассьян. Это черный барс рычит.

Восьмой муж (изумленно). Черный барс?

Клара Цаханассьян. Подарок паши из Маракеша. Бегает тут рядом, в гостиной. Громадный злющий котище с горящими глазами. Мой любимец.

Внизу, слева, садится за стол полицейский.

Пьет пиво, разговаривает медленно и рассудительно.

Сзади к нему подходит Илл.

Клара Цаханассьян. Можешь подавать на стол, Боби.

Полицейский. Чем могу служить, Илл? Прошу вас, присядьте.

Илл продолжает стоять.

Чего это вы дрожите?

Илл. Я требую, чтобы арестовали Клару Цаханассьян.

Полицейский (набивает трубку и, не торопясь, закуривает). Странно. Крайне странно…

Дворецкий накрывает на балконе завтрак и подает письма.

Илл. Я требую этого как будущий бургомистр.

Полицейский (раскуривая трубку). Но выборы еще не состоялись.

Илл. Арестуйте эту даму немедленно.

Полицейский. Сделайте письменное заявление. А уж будет ли она арестована, решит полиция. В чем же она провинилась?

Илл. Она подстрекает жителей Гюллена меня убить.

Полицейский. По-вашему, я должен за это ее арестовать? (Наливает себе пива.)

Клара Цаханассьян. Письма. От Айка. И от Неру. Шлют поздравления.

Илл. Но ведь это ваш долг!

Полицейский. Странно… Крайне странно… (Пьет пиво)

Илл. Ничего тут нет странного. Самое обыкновенное дело.

Полицейский. Мой дорогой! Все это вовсе не так обыкновенно. Давайте разберемся по существу. Старуха сделала городу Гюллену предложение: за миллиард вас… понимаете, о чем я говорю. Это точно, я сам слышал. Но разве это основание, чтобы полиция принимала какие-либо меры против госпожи Клары Цаханассьян? Ведь мы должны соблюдать закон.

Илл. Но она подстрекает к убийству!

Полицейский. Обождите минутку, дорогой. Подстрекательство к убийству подсудно только тогда, когда оно сделано всерьез. Разве не так?

Илл. Несомненно.

Полицейский. Значит, так. Ее предложение никто не может принять всерьез, потому что миллиард, который она предложила, – цена не реальная, и вы это сами понимаете; за такое убийство можно заплатить тысячу, ну, от силы две тысячи, уж никак не больше. Значит, отсюда можно заключить, что предложение это несерьезное. Но если бы оно и было сделано всерьез, мы и тогда не стали бы принимать его всерьез, ведь это означало бы, что она сумасшедшая. Ясно?

Илл. Ее предложение угрожает моей жизни, вахмистр, сумасшедшая она или нет. Это яснее ясного.

Полицейский. Ничуть. Ничего тут нет ясного. Само по себе предложение вам ничем не угрожает, а вот другое дело, если предложение будет принято… Укажите мне на попытку его осуществления, на человека, скажем, который бы поднял на вас оружие, и я тотчас же приму необходимые меры. Но ведь именно это предложение не принял ни один человек в Гюллене, напротив. Собрание в «Золотом апостоле» единодушно отвергло его. Пусть с опозданием, но я вас с этим от души поздравляю. (Пьет пиво.)

Илл. А я вовсе не так в этом уверен, господин вахмистр.

Полицейский. Вы не уверены?

Илл. Мои покупатели стали покупать самое лучшее молоко, самый лучший хлеб, самые лучшие сигареты.

Полицейский. Радуйтесь! Значит, и ваши дела пошли куда лучше! (Пьет пиво.)

Клара Цаханассьян. Боби! Распорядись купить акции Дюпона.

Илл. Хельмесбергер купил у меня коньяк. А он уже много лет не зарабатывает и держится только на даровой похлебке.

Полицейский. Вечерком и я попробую этот коньяк. Хельмесбергер меня пригласил. (Пьет пиво.)

Илл. На всех новая обувь. Новые желтые ботинки.

Полицейский. А чем вам не нравится новая обувь? На мне, кстати, тоже новые ботинки. (Показывает новые ботинки)

Илл. И вы тоже…

Полицейский. Как видите.

Илл. И тоже желтые. Вы пьете пльзеньское пиво.

Полицейский. Вкусное пиво!

Илл. Но прежде вы пили только местное?

Полицейский. Бурда.

Музыка по радио.

Илл. Вы слышите?

Полицейский. Что?

Илл. Музыку.

Полицейский. «Веселая вдова».

Илл. Радио.

Полицейский. Да, тут совсем рядом, у Хагхольцера. Надо сказать, чтобы он закрывал окна. (Записывает.)

Илл. Но откуда у Хагхольцера приемник?

Полицейский. Это его личное дело.

Илл. Скажите, господин вахмистр, чем вы собираетесь расплачиваться за пльзеньское пиво и за желтые ботинки?

Полицейский. Это мое личное дело.

Звонит телефон.

(Берет трубку.) Полиция.

Клара Цаханассьян. Боби, сообщи русским по телефону, что я принимаю их предложение.

Полицейский. Все в порядке. (Вешает трубку.)

Илл. А чем будут расплачиваться мои покупатели?

Полицейский. Полиции это не касается. (Встает и снимает со спинки стула винтовку.)

Илл. А меня касается. Они будут расплачиваться моей жизнью.

Полицейский. Вам никто не угрожает. (Заряжает винтовку.)

Илл. Город все больше залезает в долги. Растут долги, и растет достаток. Вместе с достатком растет необходимость меня убить. И дама может спокойно сидеть у себя на балконе, попивать кофе, курить сигары и ждать. Просто ждать.

Полицейский. Вы фантазируете.

Илл. Все вы ждете! (Стучит кулаком по столу.)

Полицейский. Вы хватили лишний стаканчик, Илл. (Возится с винтовкой.) Ну вот, зарядил. Теперь вы можете успокоиться. Полиция для того и существует, чтобы все уважали законы, чтобы в стране был порядок и жизнь ее граждан была в безопасности. Она знает, в чем ее долг. Стоит возникнуть даже намеку на малейшую опасность – полиция тут же примет меры. Уж будьте спокойны, господин Илл.

Илл (тихо). А почему у вас во рту новый золотой зуб, господин вахмистр?

Полицейский. А?!

Илл. Новенький золотой зуб. И как блестит!

Полицейский. Вы что, рехнулись? (Направляет на Илла винтовку, и тот медленно поднимает руки вверх) У меня нет времени выслушивать твои бредни. И без того дел хватает. У миллиардерши сбежал ее любимец, черный барс. За ним нужно организовать погоню. (Уходит)

Илл. Погоня идет за мной. За мной.

Клара Цаханассьян (читает письмо). Он приедет, законодатель мод, мой пятый, самый красивый из мужей. Он каждый раз придумывает для меня новую модель подвенечного платья… Роби, сыграй менуэт.

Менуэт на гитаре.

Восьмой муж. Но твоим пятым мужем был хирург.

Клара Цаханассьян. Нет, хирург – это шестой. (Распечатывает следующее письмо.) От короля железных дорог Запада.

Восьмой муж (с удивлением). О нем я еще не слыхал.

Клара Цаханассьян, Это мой четвертый. Банкрот. Его акции теперь принадлежат мне. Я соблазнила его в Букингемском дворце.

Восьмой муж. Но ведь то был лорд Измаил?

Клара Цаханассьян. Пожалуй, да. Ты прав, Хоби. Совсем о нем забыла. И о его замке в Йоркшире. Значит, это письмо от моего второго. Я с ним познакомилась в Каире. Мы целовались под сфинксами. Это был чудесный вечер.

Справа – перемена декораций. Опускается табличка: «Ратуша».

Третий входит, задвигает кассу и поворачивает прилавок – теперь это письменный стол. Появляется бургомистр, кладет на стол револьвер и садится. Слева входит Илл.

На стене висит проект нового здания ратуши.

Илл. Мне надо с вами поговорить, бургомистр.

Бургомистр. Прошу.

Илл. Как мужчина с мужчиной. Как ваш будущий преемник.

Бургомистр. Слушаю.

Илл продолжает стоять, смотрит на револьвер.

Сбежал черный барс госпожи Цаханассьян. Он забрался в собор. Нельзя ходить безоружным.

Илл. Еще бы.

Бургомистр. Я призвал всех мужчин взяться за оружие. Детей задержат в школе.

Илл (недоверчиво). А не слишком ли много шума?

Бургомистр. Охота на хищника!

Дворецкий (входя). Президент Международного банка, сударыня. Только что прилетел из Нью-Йорка.

Клара Цаханассьян. Я никого не принимаю. Пусть летит обратно.

Бургомистр. Что вас тревожит? Говорите откровенно.

Илл (подозрительно). Вы курите хорошие сигареты?

Бургомистр. Это светлый табак – сигареты «Пегас».

Илл. Очень дорогие…

Бургомистр. Зато приличные.

Илл. Раньше вы курили другие.

Бургомистр. Да. «Пять коней».

Илл. Те были дешевле.

Бургомистр. Но невыносимо крепкие.

Илл. И на вас новый галстук?

Бургомистр. Шелковый.

Илл. И ботинки вы себе купили новые?

Бургомистр. Я их выписал из Кальберштадта. Но, странно, откуда вы все это знаете?

Илл. Поэтому-то я к вам и пришел.

Бургомистр. Что с вами? Вы так побледнели. Вы больны?

Илл. Я боюсь!

Бургомистр. Боитесь?

Илл. Достаток растет.

Бургомистр. Вот это новость! И, скажу откровенно, она очень меня радует.

Илл. Я прошу защиты у властей.

Бургомистр. Вот как! С чего это?

Илл. Сами знаете, господин бургомистр.

Бургомистр. У вас есть подозрения?

Илл. За мою голову дают миллиард.

Бургомистр. Обратитесь в полицию.

Илл. Я обращался в полицию.

Бургомистр. Значит, вам нечего волноваться.

Илл. Во рту полицейского блестит новый золотой зуб.

Бургомистр. Вы забыли, что находитесь в Гюллене, городе с великими гуманистическими традициями. Здесь ночевал Гете, здесь написал свой квартет Брамс. Это к чему-то обязывает.

Третий (входит и вносит пишущую машинку). Новая пишущая машинка, господин бургомистр. Ремингтон.

Бургомистр. Отнесите в канцелярию.

Третий уходит направо.

Мы не заслужили такой неблагодарности. Если вы нам не доверяете, – мне очень жаль. От вас я не ждал такого нигилизма. Мы живем в государстве, где существуют законы.

Илл. Тогда арестуйте ее.

Бургомистр. Странно. В высшей степени странно!

Илл. Это же сказал и полицейский.

Бургомистр. В конце концов, ее поведение, видит Бог, можно понять. Ведь вы подкупили двух наших горожан, подбили их на лжесвидетельство и толкнули юную девушку на пагубный путь.

Илл. Однако на этом пагубном пути она подобрала несколько миллиардов, господин бургомистр.

Молчание.

Бургомистр. Давайте говорить начистоту.

Илл. Для этого я сюда и пришел.