Текст книги "Пастор Иоганн Кристоф Блюмгард. История одной жизни"

Автор книги: Фридрих Цюндель

сообщить о нарушении

Текущая страница: 3 (всего у книги 4 страниц)

Раздел второй
Кандидат

Глава 4. Дюррменц

После успешно сданного экзамена по теологии (осенью 1829-го) кандидат Блюмгард не долго оставался без дела. Один из его шёнтальских учителей, профессор Кристиан Готтлоб Керн, был вынужден по причине телесного недуга оставить свою прежнюю должность и получил соответствующий его заслугам приход Дюррменц-Мюлаккер (в самой большой общине округа Книтлинген, начитывавшей более 2500 жителей). Ему срочно нужен был викарий, и тут он вспоминает о своем бывшем ученике Блюмгарде. «Здесь под его руководством мне довелось вкусить всю сладость профессии духовного наставника. Оглядываясь назад, я с неизменной радостью вспоминаю свои первые годы служения Евангелию», – вспоминает Блюмгард. Что он подразумевает под этой «сладостью», можно заключить из воспоминаний его младшего друга, миссионера доктора Германа Гундерта, возглавляющего сейчас издательский союз в Кальве. В то время он был семинаристом в Маульбронне и часто посещал пасторский дом в Дюррменце. Вот что он пишет: «Удивительно благотворное и приятное впечатление производила на прихожан духовная свежесть и наивность новоиспеченного викария, особенно заметные на фоне впервые вставшего во главе прихода немногословного профессора, еще не вполне оправившегося после недавней болезни. Этот молодой человек тотчас же завоевал мое сердце. Иногда он прогуливался со мной, рассказывал, конечно же, и о Тюбингене, заветной цели семинаристов. Ведь это было еще так близко ему самому. Но все это отступало на второй план перед его нынешней миссией. Блюмгард во время прогулок не мог не зайти в деревню. “Сейчас я вынужден ненадолго отлучиться, – вдруг говорил он мне, – знаешь, рядом живет одна больная женщина, для которой с кем-нибудь поговорить – большая радость”. И тут же исчезал в домике, оставаясь в нем некоторое время и испытывая мое терпение. Возвратившись, он непременно извинялся: “В нашей общине так много страдальцев, их нужно обязательно выслушать, и нельзя при этом терять терпение”. Идя по улице, он всегда находил, что сказать встречному, и казалось, будто уже перезнакомился со всеми и все знают его. В иные дома он брал с собой и меня, по обыкновению представляя как молодого человека, “из которого выйдет толк, видит Бог”. Ничего подобного я еще не слышал; этому викарию, похоже, не нужно было искать путей к человеческим сердцам; он проникал в них без малейших усилий, быстро находя “болевую точку”. То было простое человеческое общение, без всякого самовозвышения над собеседником, производившее на мою душу неизгладимое впечатление. Именно тогда я начал осознавать все величие пастырского призвания. И конечно же, было естественно, что я старался бывать в Дюррменце почаще. Казалось, он вовсе не пытался “обратить меня в свою веру”, просто предполагал существование во мне некоего доброго начала (сколь бы малозаметным оно ни было), которое поддавалось развитию. Меня трогало то, что всякий раз, бывая в Маульбронне, он непременно заглядывал ко мне, являя собой светлое пятно в монотонной и все же суетливой жизни семинариста. И я не упускал случая высказать ему все, что меня угнетало, неизменно получая самый разумный совет. А когда я заглядывал к нему, он читал вслух что-нибудь из Лютера. Не знаю почему, но Лютер поразил меня настолько, что я, отправляясь домой в Маульбронн, захватил с собой его увесистый том. Помимо этого тома были у меня и другие сокровища, например, клавираусцуг «Волшебной флейты». Особенно запомнился мне день Петра и Павла в 1830 году, когда я слушал его проповедь, настолько доходчивую и простую, что мне подумалось: вот такой же будет однажды и моя первая проповедь (которая, к слову, получилась совсем другой). Как-то Блюмгард взял меня с собой в соседний Ломерсгейм к благочестивому школьному учителю Эппле, бывшему провизору моего дедушки. Наслаждение от общения с ними было настолько велико, что я ощутил себя сопричастным этому кругу людей».

О его служении в Дюррменце нам известно не много. Дневник, который Блюмгард вел в то время, содержит по большей части короткие заметки касательно проповедей без малейшего упоминания о своих переживаниях или произошедших событиях. Встречаются в нем и различные любопытные сведения, услышанные им от других или о других. Судя по письму его друга Вильгельма Гофмана, в то время Блюмгард намеревался написать книгу о Реформации и Лютере. Соответствующее место в том письме звучит так: «Как там поживают Реформация и Лютер? Надеюсь, ты читаешь, изучаешь материалы, пишешь, ведь это дело нельзя оставлять, не то и у меня пройдет кураж». Но, кажется, «человеколюб», предпочитающий иметь дело с живыми людьми, и «добросовестный пастырь» взяли в нем верх над «писателем».

Следующему этапу своей жизни Блюмгард удивительным образом обязан своему брату Карлу. Тот, будучи простым рабочим, в 1828 году переселился в Базель, откуда, обратившись, написал своему брату Кристофу, учившемуся тогда в Тюбингене, строгое письмо, в котором призывал его к покаянию и вере в Спасителя, даже не подозревая, что все это для его брата лишнее. Обрадовавшись такому письму, Блюмгард отправился в Базель к Карлу и пробыл у него несколько дней, общаясь, конечно же, и со своим дядей, инспектором миссии Блюмгардом. В результате, ко всеобщему удивлению друзей по миссии, кандидат Блюмгард по инициативе его дяди в 1830 году был назначен на должность преподавателя в миссионерском институте.

Глава 5. Базель

В конце XVIII столетия в Базеле располагалось правление Немецкого христианского общества, деятельность которого распространялась на территории Германии, Швейцарии, Эльзаса, Голландии и др. (этот орган, называемый Базельские собрания, пережил само общество ив 1880 году отпраздновал столетний юбилей). Город был духовным центром христианских устремлений самых широких кругов и стал местом притяжения для все большего числа выдающихся христиан. Связи Базеля в этом направлении стали еще шире, когда секретарь Христианского общества, доктор Карл Фридрих Штейнкопф, был приглашен из Базеля в Лондон на должность проповедника в немецкой Савойской капелле. Он тотчас же стал одной из самых заметных фигур возникших или возникающих в этом городе миссионерских и библейских объединений, что способствовало установлению живых контактов между христианскими кругами Лондона и Базеля. Вместе с тем в то время история Базеля, тогдашнего «пограничного знака» между Швейцарией, Францией и Германией, изобиловала перипетиями. Энтузиазм – более чем действительная нужда, которая возникла с окончанием наполеоновской эры, была причиной того, что в благородных христианских умах, которыми был богат Базель, стали рождаться великие мысли и планы.

Кристиан Готлиб Блюмгард (1779–1857), первый инспектор Базельской миссии

Так, в 1815 году возникла Базельская миссия, организация, достигшая к сегодняшнему дню невиданного расцвета. «Богатый» благочестивый Базель с давних пор и по сей день остается мишенью самых разных недальновидных «стрелков», и, пользуясь случаем, скажем несколько слов в защиту чести тех великих и достойных мужей, которым мы обязаны существованием сей прекрасной миссионерской организации. Ими были: Изелин, Вайс, пастор Николаус фон Брунн, Самуэль Мериан-Кудер, пастор Симон Ларош и их последователи Адольф Крист-Саразин, Социн, Хойслер и др. Существует немало людей, усердно трудящихся на ниве просвещения, но, отдавая этому делу все свои силы, способности и умение, они не вкладывают в него и половины того истинного духа, того чистого (так и хочется сказать – христианского) истинного чувства, что вкладывали те великие мужи.

Здание Базельского миссионерского общества

Об этих базельцах будущий инспектор Готлиб Блюмгард пишет своему просвещенному однокурснику следующее: «Здесь, в братском кругу моих знакомых, я встретил людей, которые почти или вовсе не рассуждали о “нравственном усовершенствовании”, но тем ревностнее стремились к нему, которые никогда не произносили слово “долг”, но всегда при всех обстоятельствах исключительно добросовестно исполняли его, которые публично и незаметно приносили великие жертвы деятельной любви, даже видом не показывая, что делают нечто особенное. Которые, сами того не подозревая, всегда поступали исключительно нравственно и переносили тяжелейшие испытания стойко и радостно, чем немало изумляли меня; то были люди, чьи лица светились любовью и душевным покоем… Их религия – чистейшая, самая что ни на есть деятельная мораль, а их мораль – простая, по-детски наивная религия. Они были для меня счастливой находкой, и я постоянно вопрошал себя, где искать причину этих чудесных явлений, и неизменно получал в ответ: в Иисусе Христе, Распятом, Спасителе грешников».

Прекрасной отличительной чертой той (в известном смысле) международной организации является удивительное, подлинно мужское единодушие ее руководителей, в которые и тогда и сейчас выбираются представители двух родственных, но в то же время столь различных национальностей – швейцарской и швабской. Обладающий деловой хваткой, спокойный и энергичный, здравомыслящий и, я бы сказал, состоятельный базелец и рядом с ним впечатлительный, с живым умом, искушенный в теологии идеалист шваб; работая вместе, они, будучи в постоянном поиске, пользуются взаимным уважением, контролируют и дополняют друг друга. Так, Базельская миссия с самого начала была и по сеи день остается колонией энергичных и деятельных вюртембергских теологов в Базеле. Назовем инспекторов Готлиба Блюмгарда, Вильгельма Гофмана, Йозефа Йозенханса, Отто Шотта и среди выдающихся преподавателей выделим Элера, будущего профессора в Тюбингене, Вольфганга Гесса, будущего генерал-суперинтенданта в Позене и др.

В каждую годовщину основания этой миссионерской организации Базель становился местом сбора всех друзей Евангелия, стекавшихся сюда из самых отдаленных мест. В те дни тысячи людей видели и слышали выдающихся мужей веры. Многие величественные моменты празднеств навсегда остались в памяти их участников. Позже черпал в них силу и наш Блюмгард, услаждая душу общением не только со своими верными энергичными друзьями, прежде всего базельцами, но и со стекавшимися отовсюду гостями.

Как мы уже говорили, первым инспектором миссии стал брат деда нашего Блюмгарда, Кристоф Готлиб Блюмгард, сын Маттеуса. То было особое, по-своему прекрасное время, время неискушенности в начатом деле и первых не всегда удачных шагов, время ученичества, но и первой любви, скрываемых от посторонних глаз искренних чувств; здесь властвовал дух, облаченный в одежды бедных людей. Сама организация была еще небольшой, и каждый участник мог без труда наблюдать за ее жизнью, откликаясь на происходящее своим сердцем и душой. Все это самым благодатным образом сказалось на духовном развитии Блюмгарда.

Такими были условия, в которых Блюмгард преподавал шесть с половиной лет. О том периоде жизни он рассказывает в своей «Биографии» следующее: «Приглашение по воле Божьей на эту должность оказалось для меня как нельзя кстати, поскольку тогда же воспитанником миссионерского дома должен был стать и мой брат (впоследствии он был послан миссионером в Абиссинию, а затем в составе миссии англиканской церкви направлен в Индию; сейчас проживает в Англии). Словами не расскажешь, сколько нового я познал и чему научился в этой школе. То было благословенное время, которому, казалось, не будет конца. Здесь, куда изо всех мест стекается множество верующих и где привыкаешь смотреть на мир, не знающий Христа, не иначе как с состраданием, я понял всю важность евангельского служения. Нас всех связывала тесная дружба, и мне сегодня особенно отрадно видеть перед собой одного из моих тогдашних товарищей по призванию, свидетеля моего благословения, Карла Вернера, ныне пастора в Эффрингене (позже в Фельбахе, биографа ныне покойного доктора Барта), с которым меня в течение трех лет связывала искренняя дружба. В Базеле я познакомился с вашим прежним духовным наставником, пастором Бартом; то была встреча наших сердец».

Главный предмет, который он преподавал, был древнееврейский язык, открывший ему и его любимым воспитанникам путь в глубины Слова Божьего, позволявший Блюмгарду систематизированно излагать свои мысли, плоды собственного постижения Библии. Он всегда с особой благодарностью вспоминал о тех годах, и прежде всего потому, что именно тогда ему удалось заложить фундамент своего будущего (поистине исключительного) трудолюбия, умения упорядочивать мысли и облекать их в правильную, то есть предельно простую форму. Особую роль в этом сыграл весьма трудный предмет, преподавание которого наряду с другими непростыми дисциплинами было возложено именно на Блюмгарда. Назывался он «полезные знания» и представлял собой смесь знаний по физике, химии, математике, которые, как полагалось, могут пригодиться миссионерам. Ученики любили Блюмгарда, хотя некоторым была не по душе его энергичная манера своими неожиданными вопросами как бы вовлекать их в учебный процесс, и они с явным удовольствием иронизировали над его отдельными высказываниями, отражавшими его оригинальную трактовку Библии. Какой бы по-детски наивной вера Блюмгарда ни была, но, к примеру, в трактовке личности Христа он неизменно отмечал Его человеческую сторону, за что ему пришлось держать ответ перед тогдашним президентом комитета Базельской миссии, господином пастором фон Брунном, который, однако, его любил и уважал. Не случайно их встреча прошла в форме задушевной и полезной для обеих сторон беседы. Сколь высоко Блюмгард чтил фон Брунна, исполнявшего свою должность по величайшему благословению Божьему, подтверждает стихотворение, написанное по случаю юбилея пастора.

Вот что пишет о нем один из хорошо знавших его тогда коллег: «На Блюмгарда возложили множество обязанностей, но, несмотря на свою загруженность, он всегда оставался бодрым и жизнерадостным. В целом его можно охарактеризовать так: за что бы он ни брался, у него все получалось; и делал он это легко. Все, кто общался с Блюмгардом, его любили». Другой очевидец рассказывает: «Многие важные люди, сблизившись и обстоятельно побеседовав с ним, вскоре уже не считали, что он стал учителем лишь благодаря своему родству с инспектором, и проникались к нему уважением за его трудолюбие и добропорядочность». Прямодушие, свойственное ему на протяжении всей жизни, проявилось в нем уже тогда. «И хотя он никогда не кривил душой и всегда говорил правду, это никого не оскорбляло, ибо произносилась она неизменно с любовью и во благо».

С дядей, инспектором Блюмгардом, у него были очень доверительные отношения; он был другом многих базельских семей – честь, заслужить которую непросто. Искренняя дружба связывала его и с коллегами: учителями Вернером (упоминавшимся выше), Элером (позже профессором в Тюбингене), испытывавшим к нему сердечную привязанность, и младшим Штаудтом (его будущим свояком, впоследствии знаменитым пастором Корнталя), призванным в Базель, по всей вероятности, по его инициативе. Поддерживал он отношения и с доктором де Валенти, удивительно одаренным и безмерно чтившим Евангелие врачом из герцогства Саксен-Веймар, успешно сдавшим в Базеле экзамен по теологии, и не прекратил их, когда от того по причине его крутого нрава отвернулось большинство прежних друзей. Сохранилась тетрадка, в которую Блюмгард записывал преимущественно истории и разные поучительные высказывания, на которые был горазд жизнерадостный де Валенти.

Священники города, его швейцарской и в особенности баденской окрестностей, нередко обращались к Блюмгарду за помощью в службах. Позже он часто выступал с лекциями на воскресных собраниях и уже тогда, по свидетельству очевидцев, говорил проникновенно и убедительно. Иногда он замещал учителей воскресной школы для молодежи и завораживал учеников и учениц своей живой трактовкой библейской истории.

Порой он отправлялся с проповедями в окрестности Базеля, случалось, и в неспокойное время, когда сельские местности восстали против своей бывшей столицы и провозгласили независимость от города. Как-то раз во время одной из таких поездок (вероятно, на обратном пути домой в Базель) ему повстречался неизвестный мужчина почтенного вида, который попросил его подвезти и, получив, естественно, согласие, намеренно уселся в глубь кареты. Проезжая через одну деревню, они вынуждены были остановиться посреди разгоряченной толпы крестьян, и тут мужчина попросил Блюмгарда, сколько возможно, загородить его, сев впереди. Все закончилось благополучно, и когда они отъехали на безопасное расстояние, благодарный незнакомец открылся Блюмгарду: это был Иоханнес Линдер, пастор из Цифена, впоследствии старший ассистент в Базеле, за поимку которого была объявлена награда.

В другой раз, в одной из поездок по баденским окрестностям, с ним произошел такой памятный случай. Молодой возница, с которым Блюмгард ездил и прежде, подвел его, и Блюмгард оказался в крайне затруднительном положении. Когда же тот в самый последний момент неожиданно появился, Блюмгард дал волю своему негодованию, разразившись упреками. И тут он, к своему удивлению, заметил, как меняется выражение лица возницы: на нем отражаются недоумение, разочарование и чуть ли не презрение. Юноша, не ожидавший такого, пусть заслуженного, гнева с его стороны, явно потерял к нему прежнее уважение, что естественно; Блюмгарда это неприятно поразило, и он признался себе, что возница прав. «Я покраснел до корней волос», – вспоминает он.

Случались любопытные моменты и по пути на каникулы, которые Блюмгард проводил когда дома, на родине, когда в Швейцарии. На родину его влекло главным образом желание повидаться с матерью, о ней он никогда не забывал и частенько посылал из Базеля сердечный привет: то утешительное стихотвореньице, то подробное истолкование какого-либо места из Библии, по большей части Нагорной проповеди. Уже тогда его мысли о заповедях блаженства отличались глубиной и оригинальностью; позже они прозвучат в его проповедях на эту тему (например, в Эльберфельде). Как правило, эти путешествия Блюмгард проделывал пешком с рюкзаком за спиной. По рассказам его друга юности, дорога, постоялые дворы приносили ему массу ценных впечатлений, многие из которых он заносил в свой дневник. Чаще всего это были беседы с людьми, которые по воле случая становились его попутчиками. И что примечательно, они всегда расставались друзьями. Располагающая к себе натура Блюмгарда склоняла иного собеседника поделиться с ним своими бедами и печалями, а то и богатым жизненным опытом; другого, чуть ли не враждебно настроенного к христианству, делала добрее сердцем и наводила на размышления, что приносило Блюмгарду немало слов благодарности. Блюмгард любил рассказывать о том, как однажды в одной гостинице хозяйка спросила, чем он занимается в жизни, и он в ответ подробно рассказал ей о Базельской миссии. Тогда она, схватившись за голову, воскликнула: «Значит, скоро настанет Страшный суд!» Это ее с библейской точки зрения столь верное заключение тронуло его до глубины души, и он с радостью вспоминал о нем всю свою жизнь. По сложившейся тогда традиции воспитанники, равно как и учителя миссии, бывая на каникулах, в особенности в Швейцарии, отыскивали повсюду друзей Евангелия, чтобы в личном общении с ними или на «штундах» (собраниях) укреплять их в вере и пробуждать интерес к миссии. Однажды во время такого путешествия Блюмгард оказался в Лаутербруннене (Бернский Оберланд), где жила горстка верующих, которых изредка навещали странствующие проповедники-гернгуттеры. Там к нему обратились два брата Лауенер с просьбой произнести проповедь в соседней горной деревушке Венген, что неподалеку от вершины Венгерн-Альп. Они увещевали его не отставать от тех незаурядных мужей, что успешно служили Царству Божьему в этих горах. Конечно же, он согласился и, с трудом пробираясь по заснеженной и обледеневшей дороге, «жутко» опасной зимой для всякого шваба, поднялся в эту деревушку. Его мучения были щедро вознаграждены, поскольку от двух «штундов», проведенных им с ее жителями, остались на всю жизнь прекрасные воспоминания не только у него, но и у местных жителей. Люди стекались к нему со всех сторон, и он, воодушевленный этим, говорил особенно вдохновенно. В заключение, по свидетельству потомков участников тех «штундов», он торжественно призвал их регулярно так же собираться вместе и впредь, и, взяв обоих Лауенеров за руки, словно заключая с ними договор, посоветовал им учредить такое «собрание». Тем самым он, по сути, уже учредил его, дважды облагодетельствовав затерявшуюся в горах деревушку. Из Базеля Блюмгард выслал обоим Лауерам сборник проповедей (Баттиера, тогдашнего базельского проповедника), чтобы читать их вслух на этих собраниях, которые проводятся и поныне, заботливо поддерживаемые бернским Евангелическим обществом. Благодаря его усилиям и помощи друзей у собрания есть теперь и своя капелла.

Об одном из таких каникулярных путешествий Блюмгарда домой рассказывает доктор Гундерт, тот самый его друг, который, будучи учеником монастырской школы, частенько навещал Блюмгарда в Дюррменце, а теперь оказался в семинарии в Тюбингене. «Между тем я отдалился от Блюмгарда, репетент Штраус завладел нашими умами, и старое христианство было для нас уже позади. Но прошло время, и я вновь обратился к Господу. Жарким июлем 1834 года меня одного из первых в штифте сразила холера, начинавшая распространяться в наших краях. Вот лежу я на больничной койке, исхудавший, обессиленный и безучастный ко всему, отдавшись на волю судьбе. И тут открывается дверь и входит Блюмгард, целует меня и садится на мою кровать. Его сердце исполнилось благодарности, когда он понял, что я вновь со Христом. Он лучился радостью, рассказывая о своей жизни в Базеле, мне же оставалось только радоваться вместе с ним, не имея сил выразить это внешне, как будто во сне. Блюмгард спокойно продолжал свой рассказ, и тут сознание полностью вернулось ко мне, болезни как не бывало, и я встал, желая насладиться братским общением с ним. Позже, когда я пошел на поправку, я постоянно возвращался в мыслях к тому событию».

Блюмгард же, окутанный, казалось, невидимым облаком благодати, по всей видимости, этого не заметил. Но вскоре нечто подобное произошло и с ним. А именно: его одолела очень серьезная болезнь, которая сжигала его изнутри и ослабила его душевные силы, внешне же проявилась в мучительной сыпи на коже. По совету врача он проводил каникулы на вюртембергском серном курорте Себастьяншвейлер. Достаточно окрепнув, Блюмгард вернулся в Базель, где вновь погрузился в работу. Но болезнь быстро напомнила ему о себе, и Блюмгард с нетерпением ожидал следующих каникул, чтобы вновь найти облегчение в Себастьяншвейлере. Но в этот раз существенного улучшения не произошло, и он, собравшись с духом и уповая на Бога, вернулся к исполнению своих обязанностей. Однако вскоре, как-то утром накануне трудного дня, он почувствовал болезнь с такой силой и немощь охватила всего его столь глубоко, что ему казалось невозможным даже одеться. Однако он попытался взять себя в руки; когда же ему это не удалось, его охватил неописуемый страх. Его сердце затрепетало в груди при одной только мысли о том, какая немощная, бесплодная жизнь ждет его впереди. И осознание того, что все сейчас для него стоит на кону, пронзило его. И, бросившись в углу комнаты на колени, Блюмгард возопил к Богу, моля его о помощи. Встав, он почувствовал, как болезнь, словно спускаясь по телу, покидает его через ноги. Он был совершенно здоров!