Текст книги "Воздушный хлеб"

Автор книги: Фриц Ройтер Лейбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Лейбер Фриц
Воздушный хлеб

Фриц Лейбер

ВОЗДУШНЫЙ ХЛЕБ

Перевод О. Клинченко

Едва над долиной Миссисипи забрезжил летний деяь (обещавший, согласно заверениям метеослужбы, быть удушливо-знойным), мельницы "Пышной Продукции" ("Превращаем колос сразу в буханку!") изящно потопали на своих сороконожьих конечностях по пшеничным полям Канзаса.

Шагающие металлические мельницы походили на толстых змеев, хотя в длину немного превосходили этих китайских бумажных драконов, оживляемых целой процессией людей. Сенсорные устройства в их носах сообщили, что пшеница наконец-то достигла высшей степени созревания.

По мере продвижения вперед змеиные головы, жадно пожиравшие зерно, лениво поворачивались то в одну, то в другую сторону. Зерно в их глотках обмолачивалось; солома вязалась в снопы, которые, отрыгиваясь, попадали на ползущие следом тележки химической корпорации; зерно подвергалось быстрой сушке и воздушным насосом задувалось дальше в громадное чрево машин. Там неутомимые мельницы перемалывали зерно в муку, которую тут же и просеивали; высевки упаковывались и выбрасывались наружу, где их подбирали так же, как и солому.

Из многочисленных цистерн, образовывавших у металлических змеев подобие горба, к муке добавлялись вода, сдоба, соль и другие ингредиенты. Одновременно из резервуара с яркой, бросающейся в глаза надписью "Двуокись углерода" ("В вашем хлебе не будет дрожжевого зелья!") в тесто закачивались молекулы углекислого газа.

Моментально поднявшееся тесто резалось на буханки, которые тут же попадали в радионические печи, составлявшие среднюю часть змеев. За считанные секунды выпекался хлеб с хрустящей, пышущей жаром корочкой, буханки запечатывались в прозрачную пластиковую оболочку, на которой гордо красовалась эмблема "Пышной Буханки" (два херувима, обступившие с двух сторон парящую в воздухе буханку), и низвергались на доставочные платформы позади каждого змея – вереницы быстро снующих машин, как голодные поросята, хватали буханки своими стерильными клешнями.

Некоторое количество буханок поспешно увозилось для продажи, большая часть складировалась на зиму в стратеги ческих, расположенных глубоко под землей, холодильниках.

Но вот какие чудеса: едва появившись на доставочной платформе первой из мельниц, готовые буханки вместо того, чтобы попасть на бегущую ленту транспортера, тут же легко взмывали в воздух и, влекомые ветром, разлетались в разные стороны в колышущейся ряби летнего зноя!

Автоматические клешни машин клацали впустую, не замечая этой разницы и продолжая аккуратно укладывать ряд за рядом пустоту. Одна заблудившаяся буханка, взлетевшая медленней своих собратьев, накололась на коготь механической клешни. Машина на пару мгновений замерла, затем неуклюже избавилась от подпорченной буханки, отложив в сторону (та уже не взлетала, а лишь бессильно приподнималась и опускалась в углу контейнера), и снова занялась укладкой пустоты.

Когда летающие буханки приблизились к расположенной неподалеку лесозащитной полосе, с деревьев с шумом взлетела стая ворон. Заинтересовавшись незнакомым объектом, они спланировали было вниз, но затем, громко каркая, в панике бросились врассыпную.

Вертолет субботнего, мучимого похмельем путешественника, направлявшегося в Вичиту, столь же испуганно метнулся – пилот, не желая разглядывать их поближе, просто лег на другой курс.

Летающие буханки заметила из-за изгороди своего дома пожилая брюнетка. Перекрестившись, она схватила лежавшую в бельевой корзинке рацию, и уже через несколько секунд корреспондент местной газеты, зевая, бегло набрасывал черновик юмористической заметки, в которой, воскрешая в памяти читателей старые страхи перед летающими тарелками, утверждал, что к разряду прочих "воздушных помешательств" ныне должен быть отнесен и хлеб.

Прихожане сельской церквушки, читавшие под открытым небом главную христианскую молитву, дошли уже до просьбы о хлебе насущном, как вдруг стайка буханок, занесенная сюда дуновением ветра или же просто на излете, подобно лучу солнца, тихо скользнула вниз и упала меж изящных колонн у алтаря.

Тем временем основная масса буханок, пополняемая непрерывной продукцией десятков и сотен других шагающих мельниц, медленно и величественно поднималась в испещренное перистыми облаками небо, отдаваясь во власть сильного дующего строго на восток ветра.

Примерно в тысяче миль отсюда, там, где скопление щекочущих стратосферу башен отмечало местоположение мегаполиса Нью-Нью-Йорка, на самом верхнем этаже здания в герметичном директорском офисе "Пышной Продукции" разыгрывалась чувственная сцена. Мегера Уинтерли, Главный секретарь Совета управляющих, прозванная подчиненными Белокурой Сосулькой, была занята разбирательством попыток ухаживания за ней Роджера Снеддена (Скакуна), помощника секретаря Совета, – ничем не примечательного парня, появлявшегося иногда в этом офисе.

– Почему бы вам, Роджер, не выпрыгнуть в окно, закрыв за собой воздушный шлюз? – совсем незло спросила Золотой Айсберг. – Когда, наконец, ваши чувствительные нервные окончания воспримут тот факт, что мне и в голову не придет мысль о браке с подчиненным? У вас в этом деле столько же шансов, сколько у умирающего сейчас от голода украинского кулака, которого в Москве под гром аплодисментов объявили вне закона.

Голос Роджера прозвучал спокойно, хотя глаза его лихорадочно блестели:

– Многое будет по-другому, Мэг. Скоро Совет вынужден будет признать, что только благодаря моей сообразительности появилась возможность известить мир о компании "Пышная Буханка".

– "Пышная Буханка" могла бы обойтись и без этого, – рассудительно заметила деловая девушка. – Если объемы продаж все так же будут камнем падать вниз, правительство, не долго думая, передаст наши конторы управляющим "Чистого Хлеба", а нас попросит предпринять "Большой скачок". Но только где же тут ваша сообразительность, господин Снедден? Вы ведь не имеете никакого отношения к гелию, эта счастливая идея осенила Розу Мыслитель.

Она изучала его с подозрительным видом.

– Никак у вас родилась очередная рекламная ерунда, Роджер? Это видно по вашим глазам. Надеюсь, она не такого масштаба, как та, когда вы подключили разговор с марсианским послом к общей системе трехмерного видеотелефона, а он рассыпался в благодарностях за кучу пышных буханок, уверяя, что никогда не спал на более мягком матрасе?

– Послушайте, Мэг. Сегодня – да, именно сегодня! – вы увидите, что стоит мне только пошевелить пальцем, и Совет исполнит все, как я захочу.

– Ха! Гарантирую, что вам оттяпают не только палец, но и всю руку. Сейчас вы весьма самоуверенны, но стоит войти в эту дверь господину Грайсу и тем двум большим машинам...

– Но Мэг...

– Ш-ш! Они уже идут!

Роджер подпрыгнул почти на метр, но все же ему удалось приземлиться, не издав ни одного шороха, у своей скамьи. В расходящийся радужной диафрагмой дверной проем широким шагом вошел Финеас Т. Грайс. Его сопровождали Роза Мыслитель и Оловянный Философ.

Вошедший человек с тяжелым, лишенным выражения лицом степенно прошествовал к длинному столу посреди офиса. Розовая машина слева от него сделала на ходу несколько восторженных пируэтов и защебетала, приветствуя Мэг и Роджера. Другой робот тихо опустился на третью по высоте скамью и обратил клешню в сторону Мэг, восседавшую на скамье вдвое выше той, которую занимал Роджер:

– Мисс Уинтерли, пожалуйста, наш гимн.

Лицо Белокурой Сосульки расплылось в детской улыбке, и она энергично оттарабанила:

Пылинки пшеницы – мельче их нет,

И сильный овес, чтоб скрепить весь букет,

Возносится ввысь и реет, воспет,

Тот хлеб, на каком помешался весь свет!

– Спасибо, мисс Уинтерли, – произнес Оловянный Философ. Это место насчет вознесения ввысь всегда затрагивает меня здесь. – Он слегка постучал по средней части своего корпуса, которая при этом довольно музыкально зазвенела.

– Дамы, – он скосил свои фотоэлементы в сторону Розы Мыслитель и Мэг, – и господа! Запуск в производство буханки, наполненной гелием, буханки, в которой этот инертный и устремленный в небеса газ заменит старомодный углекислый, является историческим событием в долгой эволюции "Пышной Буханки" ("Он такой легкий, что почти взмывает вверх!"). Позже придет слава. Она придет к Розе Мыслитель, в чьих светлых реле блеснула эта гениальная идея, а также к Роджеру Снеддену, который позаботился о деталях проекта... Между прочим, Скакун, это была блестящая работа – вытянуть гелий из правительства. В последнее время оно очень ревниво оберегает свою монополию. Но первым делом я хочу настежь распахнуть ваши мозги на Долгую Перспективу вещей.

Роза Мыслитель дважды крутанулась на скамье и широко открыла свои фотоэлементы. Оловянный Философ кашлянул, чтобы немного размять диафрагму речевого устройства, и продолжил:

– Еще со времен первой пещеры женщина хвасталась перед мужчиной из соседней берлоги изысканной легкостью и пышностью своих пирожков, ведь мужчина всегда искал женщину, у которой хлеб легче и белее. В самом деле, мыслители мудрее меня объясняли все дальнейшее развитие культуры этими мучительными поисками. Дрожжи – прекрасное изобретение их примитивной эпохи. Отсеивание высевок и зародышей зерен из муки еще большее достижение. Свою скромную лепту недавно внесли отбеливание и отказ от химикатов.

Какое-то время эти дикари, не способные оценить глубину духовной природы хлеба, признанной всеми великими религиями, сдерживали наш марш к совершенствованию мелочными, но настойчивыми утверждениями о том, что зародыши зерен содержат витамины. Однако их доводы рухнули под, триумфальным напором синтезированных заменителей без вкуса и цвета, благодаря которым хлеб безупречной чистоты, несравненной воздушности и непостижимого качества быстро стал вкуснейшей пищей человека.

– Я хотела бы знать, каков этот материал на вкус, – ни с того ни с сего промолвила Роза Мыслитель.

– Я хотел бы знать, каков этот вкус на вкус, – мечтательно повторил Оловянный Философ. Но, овладев собой, вернулся к рассказу:

– Затем, не так давно, в начале двадцать первого века, появились эпохальные исследования Эверетта Уайтхеда, химика "Пышной Буханки", увенчавшиеся его научным докладом "Пузырек воздуха в структуре хлебной массы". Он изыскал возможность выпечки непроницаемого для воздуха хлеба, в двадцать раз (для своего веса) крепче стали и такой поразительной легкости, что с тех пор он навсегда попал в оборот к нашим бессовестным конкурентам из "Чистого Хлеба" с их вечным лозунгом "Гренки выйдут, как призраки, легкие".

– Просто отличная реклама экто-теста, – грустно вытаращив свои фотоэлементы, согласилась Роза Мыслитель. – Подождите секунду. А как насчет:

И будет хлеб,

Воздушный хлеб.

Все это так

Но ты умер. Факт.

Финеас Т. Грайс сморщил нос, будто от ярко-розовой машины потянуло горящей изоляцией, и тихо произнес:

– Несколько неудачный куплет, Роза, если подразумевать смерть потребителя. Кроме того, нам не стоит отказываться от столь замечательной и образной приманки, как: "А что вас, собственно, вдохновило?"

Она пожала плечами:

– Не знаю... Ах да, знаю. Я вспомнила одну из песен рабочих, которую мы, машины, часто скандировали во время Большой Забастовки:

Трудись, молись,

На сено ложись.

На небе все ж

Пирог найдешь,

Когда помрешь

Все это ложь!

– Я не знаю, почему мы ее скандировали, – добавила она. Мы не хотели ни пирога, ни сена, если уж на то пошло. И машины не молятся, за исключением тибетских молящихся механизмов.

Финеас Т. Грайс покачал головой:

– Трудовые отношения – это еще одна тема, от которой мы должны держаться подальше. Однако, дорогая Роза, я рад, что вы стараетесь перезвенеть этих грязных мошенников из "Чистого Хлеба". – Переведя взгляд снова на Оловянного Философа, он нахмурился: – Я просто беленею, старик, когда слышу их другой, дискриминационный девиз: "Не тронутый клешнями роботов". И это оттого, видите ли, что они используют на своих фабриках нескольких мерзких андроидов!

Оловянный Философ поднял одно из своих приспособлений с блестящими когтями.

– Спасибо, Ф. Т. Но в продолжение моего исторического экскурса я хочу сказать, что следующим великим шагом в пекарном искусстве стала замена очищенного углекислого газа, получаемого при сжигании каменного угля, на газ, выделяемый дрожжевыми организмами, живущими в тесте, которые затем гибнут при выпечке, а их трупики остаются там, где и были. Но даже очищенный, этот газ отталкивает, ведь как бы там ни было, это продукт обмена веществ, всегда ассоциирующийся со столь неприятными для щепетильных людей жизненными процессами.

В этом месте машина вздрогнула, издав деликатное позвякивание.

– Следовательно, мы, "Пышная Буханка", делаем сегодня, возможно, последний шаг к совершенной чистоте: мы аэрируем наши буханки благородным гелием – элементом, который остается девственно нетронутым перед лицом всех химических искусителей и чьи стройные молекулы в одиннадцать раз легче тучных молекул двуокиси углерода,– да, благородный, не поддающийся скверне гелий, который, даже представляя собой в какой-то степени продукт сгорания, все же является золой радиоактивного сгорания, завершившегося или же начавшегося на Солнце за 150 миллионов километров от нашей планеты. Так давайте же прокричим "ура" буханке на гелии!

С тем же выражением лица Финеас Т. Грайс трижды торжественно постучал ладонью по столу, тогда как остальные просто учтиво склонили головы.

– Спасибо, О. Ф., – сказал затем Ф. Т. – А сейчас поговорим о Моменте Истины. Мисс Уинтерли, как идет продажа буханок на гелии?

Деловая девушка водрузила наушники и что-то зашептала в прикрепленный к лацкану микрофон. Ее напряженный взгляд становился все более и более отрешенным по мере того как она мысленно переводила суетливую трескотню в связное сообщение. Внезапно вертикальная борозда перерезала ее необыкновенно гладкое чело.

– Этого не может быть, господин Грайс! – в ужасе выдохнула она. – "Чистый Хлеб" превосходит по продажам "Пышную Буханку" в неисчислимое количество раз. За все утро до настоящего момента ни в одну торговую точку не поступило ни одной пышной буханки! Жалобы о непоставке сыпятся и из шагающих лавок, и из стационарных магазинов.

– Господин Снедден! – рявкнул Грайс. – Что привело к такой задержке?

Роджер выглядел совершенно растерянным.

– Даже представить себе ничего не могу, сэр. Разве что это всего лишь предположение – разве что какая-нибудь непредвиденная заминка с новой оберткой – металлической фольгой?

– Металлическая фольга? Это ваша идея?

– Да, сэр. Расчеты, сделанные в последнюю минуту, показали, что новая буханка, возможно, будет настолько легкой, что во время складирования ее может относить ветром. Сквозняки в магазинах могли бы опрокинуть товарные пирамиды. Обертка из металлической фольги своим дополнительным весом решила бы эту проблему.

– И вы отдали такое распоряжение, не проконсультировавшись с Советом?

– Да, сэр. Для этого почти не оставалось времени, и...

– Ну вы и болван! Я обратил внимание на это распоряжение о металлической фольге, но решил, что это ошибка помощника секретаря и вчера вечером отменил его!

Роджер Снедден побледнел.

– Вы его отменили? – с дрожью вымолвил он. – И сказали, чтобы они, как и раньше, продолжали упаковывать в пластик?

– Разумеется! Но, господин Снедден, вы, можете, наконец, объяснить, в чем здесь дело? Каким это расчетам вы поверили, если наши физики еще несколько месяцев назад доказали, что при легком, до трех баллов по шкале Бофора ветре никаких сложностей со складированием буханок быть не может? Как замена упаковки на более легкую могла привести к тому, что ни одна буханка не попала в магазины?

Бледность на лице Роджера Снеддена приобрела зеленый оттенок. Он кашлянул и издал несколько странных звуков, будто что-то глотал. Фотоэлементы Оловянного Философа смотрели на него спокойно и сосредоточенно, в фотоглазах Розы Мыслитель читалось неподдельное внимание. Лицо Ф. Т. Грайса совсем потемнело, а на маске Венеры, которая была на Мегере Уинтерли, начал проступать абсолютно не сочетавшийся с ней страшный испуг и трепетное волнение. В ее наушниках снова что-то заклокотало.

– Э... а... э... – обезоруживающе приятным тоном начал Роджер. – Видите ли, дело в том, что я...

– Замолчите, – жестко оборвала его Мэг. – Тройной срочности из Комитета по общественным связям Отдела безопасности. "Тульса-Топека авиаэкспресс" совершил вынужденную посадку после столкновения с огромным скопищем объектов, поначалу показавшимся им коричневыми птицами, хотя никаких сигналов о неисправности в отпугивающем птиц устройстве не поступало. После благополучного, без жертв приземления вблизи Эмпории обнаружилось, что пилотская кабина залеплена тонким слоем мягкого бело-коричневого вещества. Эмблемы на пластиковых обертках, проглядывавшие из этой массы, неопровержимо указывали на то, что на высоте одного километра крейсировало бессчетное количество пышных буханок!

Глаза и фотоэлементы испытующе уставились на Роджера Снеддена. Его зеленое лицо стало белым, цвета пышной буханки, и вдруг он выпалил:

– Ну хорошо, это сделал я, но это был единственный выход! Вчера утром из-за разразившегося на Украине кризиса правительство приостановило продажу и поставку всех стратегических материалов, включая и гелий. Новая рекламная кампания "Пышной Буханки", равно как и программа расширения продаж, имевшая в своей основе легкую буханку, проваливалась. Оставалось одно – найти другой газ, сравнимый по легкости с гелием. Для его замены я взял необходимое количество водорода из Секции гидрогенезированных масел нашего Отделения Великого Маргарина.

– Вы... заменили... гелий... водородом? – низким машинным голосом прошептал, запинаясь, Финеас Т. Грайс, отступая при каждом слове на шаг назад.

– Водород вдвое легче гелия, – с видом знатока заметил Оловянный Философ.

– И во много раз дешевле – вы этого не знали? – слабо пытался ответить ударом на удар Роджер. – Да, я заменил его водородом. Обертка из металлической фольги добавила бы недостающий вес водородной буханке. Но...

– Значит, когда сегодня утром буханки из шагающих мельниц начали поступать на доставочные платформы... – Оловянный Философ не договорил.

– Именно, – угрюмо подтвердил Роджер.

– Позвольте задать вам один вопрос, господин Снедден, все тем же низким голосом проговорил Грайс. – Вы, наверное, думали, что люди, развернув металлическую обертку, будут прыгать за вашими буханками до самого потолка кухонь или же возноситься в небеса, если вдруг им случится развернуть покупку на улице?

– Господин Грайс, – с упреком в голосе заговорил Роджер, – вы часто повторяли мне, что то, что люди будут делать с пышным хлебом после покупки, нас не касается.

– Я, пожалуй, напомню, – не совсем доброжелательно прочирикала Роза Мыслитель, – что это изречение родилось после того, как Роджер поставил знаменитого скульптора миниатюр перед стереовидеофоном, и тот признался, что свои пробные образцы делает всегда из пышного хлеба – ведь одна гигантская буханка сжимается почти до размеров земляного ореха.

Ее фотоэлементы потускнели, затем снова прояснились.

– Да, парень, водород! Буханка лежит в обертке. Через некоторое время, несмотря на герметичную упаковку, внутрь просачивается немного кислорода. Самовзрывающаяся смесь. Хозяйка в папильотках, с накрученными бигуди и в кимоно кладет пару ломтиков в тостер и – ба-бах!

Три человеческих существа, находившихся в комнате, содрогнулись.

Оловянный Философ незаметно толкнул ее под столом ногой.

– Как видите, Роджер, – вслух произнес он, – во всей этой истории есть кое-что и утешительное. По крайней мере, должен признаться, что один аспект приносит мне большое удовлетворение – конечно, не как члену Совета, а как обыкновенной рядовой машине: ведь вы сделали, наконец, реальностью слова гимна "Пышной Буханки" – "Возносится ввысь и реет, воспет". Этого у вас не отнять. В данный момент добрая половина жителей Великих Равнин должна была заметить наши поднимающиеся ввысь буханки.

Финеас Т. Грайс метнул перепуганный взгляд на обращенные к западу окна и обрел свой подлинный голос:

– Остановить мельницы! – проревел он Мэг Уинтерли, та, кивнув, тут же зашептала что-то в микрофон.

– Разумная мысль, – сказал Оловянный Философ. – Но слегка запоздалая. Если мельницы все еще шагают и мелют, то в настоящее время около семи миллиардов пышных буханок курсирует над центральной частью Америки, двигаясь на восток. Не забывайте, что мы работаем сейчас на подземные холодильники и что нынешнее потребление хлеба благодаря его бесподобной воздушной легкости составляет восемь с половиной буханок в день на человека.

Финеас Т. Грайс медленно запустил обе руки в свою скудную шевелюру, предчувствуя сильную бурю. Он угрожающе подался всем телом в сторону Роджера, который, опершись подбородком на стол, смотрел на него с полным безразличием.

– Молчите! – вдруг крикнула Мэг. – Поступает целая куча сверхсрочных сообщений. Сообщения из Отдела по связям: информационные бюро завалены расспросами о летающем хлебе. "Линии авиаэкспресс": "Освободите наши воздушные трассы или ждите судебного процесса". Армия Соединенных Штатов: "Почему при поражении буханок зажигательными пулями они вспыхивают?" Американская Таможенная служба: "Если хлеб предназначается на экспорт, получите сначала лицензию или подвергнетесь преследованию по закону". Русское консульство в Чикаго: "Известите о цели подъема в воздух хлеба". И еще – какая-то церковь в Канзасе обвиняет нас в мистификации, подстрекающей к богохульству, будто мы фабрикуем фальшивые чудеса – только почему, я не понимаю.

Деловая девушка сорвала с себя наушники.

– Роджер Снедден! – закричала она истеричным голосом, который ошарашил бы ее подчиненных. – Благодаря вам весь мир извещен о компании "Пышная Буханка". Так сделайте же теперь хоть что-нибудь!

Роджер покорно кивнул. Но побледнел еще больше. Его зрачки закатились под верхние веки, а голова зарылась подмышку.

– Вот так дела, друг, – весело обратилась к Оловянному Философу Роза Мыслитель. – Это выглядит как начало настоящего кризиса! Ты не забыл захватить запасные батареи?

Тем временем чудовищная стая пышных буханок, заполнившая все небесное пространство Среднего Запада и представлявшая из себя невиданное доселе зрелище, упорно продвигалась вперед.

Владельцы летательных аппаратов из любопытства приближались к поблескивающему коричневому хлебному фронту и с благоговейным страхом вновь снижались. Компания "Линии авиаэкспресс" организовала вдоль границ этого фронта экскурсионные полеты. По его краям, наблюдая и ожидая приказаний, барражировали самолеты правительственных лесной и сельскохозяйственной служб, а также вертолеты с эмблемами "Пышной Буханки". Сверху угрожающе нависала эскадрилья сверхзвуковых истребителей.

Птицы вели себя по-разному. Большинство улетало прочь или же просто сторонилось буханок, но некоторые виды посмелее, обнаружив съедобную природу полупрозрачных коричневых предметов, яростно на них набрасывались, склевывая и разрывая когтями. Водород, просачиваясь сквозь хлебную корку, медленно надувал герметичную обертку, превращая буханки в небольшие воздушные шары, которые, когда их пробивали, рвались с неожиданным хлопком.

Улицы, дворы и закоулки внизу были заполнены людьми, изумленно глядевшими в небо; для романтиков и верующих этот день стал поистине знаменательным, в то время как местные власти и правительство страны просто заходились от ярости на "Пышную Буханку" и друг на друга.

Слух о том, что в скоплении летающего хлеба будет взорвано термоядерное оружие, вызвал протесты защитников природы и целый поток телефаксов, передающих статьи-памфлеты под названием "Водородная буханка или водородная бомба?"

Из Стокгольма в адрес Пищевой Организации Объединенных Наций поступило озадачившее всех официальное заявление с выражавшимся в нем одобрением.

В Дели были нервно опровергнуты факты мнимой гибели урожая проса, о которых, впрочем, до этого момента никто и слыхом не слыхивал, и вновь подтверждалось, что Индия способна прокормить свое население без помощи извне, за исключением той, которая оказывалась ей ранее.

"Московское радио" решительно заявило, что Кремль не потерпит вмешательства в свои украинские дела, издевательски упомянув о летающем хлебе как о фарсе, придуманном сумасшедшими интернационалистами из Заоблачной Страны Дураков, и добавило абсолютно противоречащую вышеизложенному информацию, назвав воздушный хлеб организованной капиталистическими гангстерами ловушкой, в которую попадаюттолько идиоты. После этого радио угрюмо замолчало и больше не проронило по этому поводу ни слова.

"Радио Венеры" сообщило своим крылатым слушателям, что обитатели Земли устраивают в стратосфере склады продовольствия , готовясь к постоянной жизни в воздухе, "к такой жизни, какой мы всегда наслаждались на Венере".

Ныо-Ныо-Йорк лихорадило в ожидании приближающегося к нему летающего хлеба. Билеты на смотровые площадки небоскребов были распроданы по намного завышенным ценам; в толпе сумевших попасть туда людей разносили холодное мясо, овощи и прочие угощения, уверяя, что хлеб сам придет к ним в руки, осчастливив историческим сандвичем.

Финеас Т. Грайс, ускользая от своей директорской свиты, в бешенстве носился по городу, организовывая развешивание между небоскребами сетей для поимки странствующих буханок. Его выловил Оловянный Философ, но ему снова удалось исчезнуть, и в конце концов его обнаружили на самом высоком шпиле Башни "Пышной Буханки" с кислородной маской и корабельным пулеметом, видимо , преисполненного решимости попросту сбивать буханки, прежде чем они втянут его в еще большие неприятности с Таможней и Государственным Департаментом.

Вновь схваченный Оловянным Философом, который отделался лишь незначительными пулевыми отверстиями, он получил серию слабых электроразрядов и был возвращен, ка.. всегда спокойный и рассудительный, в комнату с длинным столом.

Но хлебная стая, обойдя двигавшийся в сторону Атлантического побережья ураган, прошла ночью над затянутым облаками Бостоном и затерялась в темном небе Атлантики, увильнув также и от небольшой бури, сгенерированной в последнюю минуту Департаментом погоды, чтобы опустить на землю или, по крайней мере, разметать водородные буханки.

Предупреждения и, соответственно, контрпредупреждения коммунистического и капиталистического правительств серьезно мешали средствам противовоздушной обороны, и дело закончилось тем, что на несколько дней стаю совсем потеряли из виду.

В некоторых местах были замечены чайки, расправлявшиеся с одиночными опустившимися с серых небес буханками, – и это было все.

На людей всего мира снизошло одухотворение, смешанное с юмором и веселостью. О хлебе упоминали в проповедях священники, толкуя его то как воззвание к милосердию, то как предупреждение против обжорства, то как притчу о мимолетности всего земного или же просто как божественную шутку. Часто муж и жена, поглядев друг на друга и припомнив свои размолвки по поводу утренних гренок, внезапно взрывались хохотом. Одного вида хлеба было достаточно, чтобы вызвать неудержимое гоготанье. Какая-то безвестная секта, одно из положений вероучения которой гласило:

"Не считай себя таким уж проклятым ничтожеством", обрела целую волну новых приверженцев.

Хлебная стая, взмыв над разыгравшимся в Атлантике штормом, который, как указывалось в многочисленных сообщениях, якобы разметал ее, проследовала невидимой для невооруженного глаза над туманной Англией и только где-то в Центральной Европе поднялась выше окутывавших ее прежде туч. Здесь буханки наконец-то перестали набирать высоту.

В разреженном воздухе пластиковые обертки пронзали солнечные лучи, увеличивая и без того возраставшее давление распиравшего пластик водорода. И буханки взрывались миллионами и десятками миллионов. Некий болгарский проповедник, забравшийся на эту высоту в своем летательном аппарате с открытой кабиной случайно, из-за того, что перепутал рычаг высоты с рычагом поворота, и оказавшийся единственным очевидцем происходящего, впоследствии описывал увиденное как "вспенившееся море бриллиантов, хруст пальцев Бога".

Миллионами и десятками миллионов буханки опадали на заморенную голодом Украину. Хохот, целую неделю до этого сотрясавший Кремль и грозивший проникнуть даже в зловещие милицейские участки, вдруг резко оборвался. Была разработана новая политика общей собственности на продукцию коллективных хозяйств, и на Украину отправились целые колонны борцов с голодом вместе с грузовиками. доверху груженными черным ржаным хлебом.

По всему миру разошлись фотографии крестьян, выстраивавшихся в очереди, чтобы обменять подбираемые с земли пышные буханки на обычный, только что прошедший аэрацию, но все же гораздо более грубый черный хлеб. За одну буханку такого хлеба московские команды требовали двадцать пышных буханок.

Другие фотографии, изображавшие толстощеких детей рабочих, разорванных на куски хлебом-ловушкой для идиотов, были тихо уничтожены.

Разные правительства и международные организации, включая "Братство Машин свободного бизнеса", обменивались поздравительными нотами. Великая хлебная стая закончила свое существование, хотя на протяжении еще нескольких недель то тут, то там на землю падали одиночные буханки, давая арабским кочевникам повод для новых пересказов о манне небесной или, как в абсолютно достоверном случае, происшедшем в Тибете, поддерживая жизнь группы отрезанных снежной лавиной альпинистов.

А в Нью-Нью-Йорке за длинным столом наконец-то уселся совершенно измученный директорский Совет "Пышной Продукции". Затяжное заседание кризисного периода кончилось. Паркет вокруг трех людей был усеян картонками из-под кофе, возле двух машин валялись израсходованные батареи. Какоето время все сидели не шелохнувшись. Затем Роджер Снедден устало потянулся за наушниками, предварительно поискав взглядом, куда их зашвырнула Мегера Уинтерли, надел, отрегулировав под свой размер, нажал на кнопку и с безразличным видом стал слушать.

Постепенно его взор просветлел. Он нажал еще несколько кнопок и стал вслушиваться более увлеченно. Через минуту он возбужденно выпрямился на своей скамье, глаза его заблестели, хмурое только что лицо засияло улыбкой – он о чем-то расспрашивал и бросал отрывистые замечания в микрофон, сорванный с ненаглядной шеи Мэг.

Остальные, понемногу оживая, наблюдали вначале с тупым непониманием, а затем со все более возрастающим интересом, особенно когда он с радостным криком сорвал с себя наушники и вскочил на ноги.