Текст книги "Лунная дуэль"

Автор книги: Фриц Ройтер Лейбер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Фриц Лейбер
Лунная дуэль

Об авторе

Покойный Фриц Лейбер, чья писательская карьера включает полстолетия от «Золотого века» «Невероятного» в сороковых и до начала девяностых, – является важнейшей фигурой в развитии современной научной фантастики, фэнтези и хоррора. Невозможно представить, чем были бы без него эти жанры сегодня – можно лишь сказать, что без Лейбера они обеднели бы. Вероятно, нет другого писателя (за исключением, возможно, де Кампа), который бы работал в столь различных жанрах и сделал так много для развития каждого. Лейбер был одним из родоначальников современной «героической фэнтези», и его длинная вереница историй о Фафхрде и Сером Мышелове остается одной из наиболее сложных и интеллектуальных работ в жанре «меча и магии» (термин, который сам Лейбер обычно недолюбливал). После Лавкрафта и По Лейбер – один из лучших (если не лучший) автор рассказов о сверхъестественном, написавший обновленные «современные» или «городские» рассказы ужасов (такие, как «Дымный призрак» и классический «Моя жена – ведьма») намного раньше, чем начался порожденный Стивеном Кингом Большой Бум Ужаса середины семидесятых, и обеспечил внимание публики к этому жанру.

В научной фантастике Лейбер тоже фигура немаловажная; в сороковые годы он был одним из основных авторов кэмпбелловского «Невероятного» (там печатались такие его работы, как «Скопление» и «Темнота») и «Галактики» Голда в пятидесятые. В «Галактике» было напечатано классическое «Растущее притяжение» и роман «Большое время», который до сих пор считается одним из лучших фантастических произведений. В шестидесятых, семидесятых и восьмидесятых годах Лейбер постоянно снабжал журналы и антологии такой первосортной литературой, как «Странник» и «Богородица Тьмы», Роман «Большое время» заслуженно получил в 1959 году премию «Хьюго», а всего Лейбер является лауреатом шести «Хьюго» и четырех «Небьюл», не считая трех мировых премий в области фантастики – в том. числе престижной премии за достижения всей жизни и премии Гроссмейстера Фэнтези.

Отношения Лейбера с жанрами космической оперы иди космических приключений были сложными и противоречивыми. В получившем «Хьюго» романе «Странник» – где привлекательные, соблазнительные (и довольно жестокие) женщины-тигрицы в своем космическом корабле размером с планету прилетают в Солнечную систему, чтобы использовать нашу Луну в качестве источника топлива; последствия для Земли, разумеется, бедственные – видна неподдельная нежность и ностальгия по форме… но в то же время Лейбер ловко использовал жанровые клише космической оперы для достижения острого сатирического эффекта в произведениях вроде «Тайных песен». В этом романе молодому супругу, сидящему на наркотиках, представляется, будто он по ночам участвует в приключениях, типичных для космической оперы, и все это – некие «испытания», проводимые его «наставником», мудрым Старым Крокодилом, живущим где-то за Магеллановым, Облаком, и от этого складывается впечатление, что Лейбера сильно утомили межпланетные приключения и условности, связанные с этим жанром (среди тех современников Лейбера, кто был поумнее, такой взгляд на вещи был довольно распространен, как и среди нынешних авторов, которые стараются не слишком увлекаться космическими приключениями). Но Лейбер, когда баловался этим жанром, по крайней мере пытался привнести в него какую-то новизну – и часто довольно причудливую, – как, например, в «Ведре воздуха» или сюрреалистическом «Великом переселении». Так что не следует удивляться, что Луна, куда Лейбер приглашает нас в хитроумной и напряженной истории, предлагаемой ниже, не совсем похожа на Луну в изображении других авторов, и что приключение, которое переживает герой, является необычным и удивительным, а простые действия влекут за собой неожиданные последствия…

Среди других книг Фрица Лейбера можно назвать «Зеленое тысячелетие», «Призрак бродит по Техасу», «Большой двигатель», «Серебряные яйцеглавы», а также сборники «Лучшее Фрица Лейбера», «Сочинения Фрица Лейбера», «Война перемен», «Темные агенты Ночи», «Герои и ужасы», «Паук разума», «Свет призрака» и семь томов романов о Фафхрде и Сером Мышелове. Многое уже вышло, а книги о Фафхрде и Мышелове сейчас переиздаются издательством «Уайт Вулф Борелис».

Лунная дуэль

Первым сигналом, что нас засек крузо, было слабое «тюк»; я почувствовал его через скафандр. Тюкнуло в мини-радар, который мы с Питом весело устанавливали в рабочее положение на восточной стороне кратера Гиоджа, чтобы поискать, нет ли здесь обломков кораблей, металлического мусора или даже рудных почек.

Потом послышалось «ш-щух», и в то же мгновение рука Пита потеряла контакт с приземистым мини-радаром… Его перчатка, серебристая в слабом свете полярного солнца, очень медленно уходила от кожуха, будто Питу вдруг стала противна эта работа. Я еще только поворачивал к нему глаза, когда затылок его шлема лопнул, выбросив облако тошнотоворной смеси из ошметков мозга и крови, которая в ледяном вакууме сразу же превратилась в хлопья чудесного алого снега.

Громкий удар ужалил меня через перчатку: это вторая пуля крузо поразила мини-радар. Я быстро посмотрел туда, куда было обращено лицо Пита, когда он поймал свою смерть, и успел заметить зеленую, тонкую, словно игла, молнию, мелькнувшую в темной нише низкой стены Гиоджи, где облитая черной тенью скала смыкалась с россыпью звезд над зубчатым: гребнем. Я сдернул с плеча свифт,[1]1
  Универсальная винтовка 22-го калибра для стрельбы в вакууме. Уже в 1940 году производилась «Винчестером», «Ремингтоном» и «Норма»; начальная скорость пули – 4,140 футов (почти миля) в секунду. – Примеч. авт.


[Закрыть] сделал длинный прыжок в сторону и выстрелил три раза подряд. Первые две гранаты, видимо, прошли слишком высоко, зато третья зажгла красивый фиолетовый шар в основании ниши. В свете его я не увидел врага, невредимого или раненого, серебристого цвета или любого другого, в нише или на гребне, но некоторые крузо способны мимикрировать, как хамелеоны, и почти все двигаются очень стремительно.

Скафандр Пита продолжал падать, медленно, но неуклонно ускоряясь. В трех десятках ярдов за ним была довольно широкая черная расщелина; впрочем, сказать точно, насколько она широка, я бы не смог, потому что противоположный край терялся в тени стены кратера. Я метнулся туда, как крыса в нору. На третьем прыжке я подхватил Пита за пояс для инструментов и кислородный шланг. Лицевая сторона его шлема не успела коснуться покрытой пылью пемзы, и я потащил Пита с собой. Какая-то самая тупая или самая вымуштрованная часть моего мозга отказывалась признать, что он мертв.

Я быстро скользил в нескольких дюймах от лунной поверхности, отталкиваясь от камешков, торчащих из пыли, – как рыба, которая плывет, едва шевеля плавниками. Крузо не ждал от меня такого фокуса, и мне хотя бы отчасти удалось обмануть слабое лунное притяжение, ограничивающее скорость передвижения на Луне, не превратившись в удобную мишень. За моей спиной сверкнула зеленая вспышка, и пыльное облако слегка хлопнуло меня по заднице. Не рассчитал упреждение. А я теперь знаю, что у него есть не только пули, но и гранаты.

Я нырнул в расщелину через три секунды после того, как ботинки Пита царапнули о последнее на пути скальное обнажение. Самая тупая или самая вымуштрованная часть моего мозга упорно не хотела сдаваться; я держал его труп словно в тисках, и от толчка мы с ним развернулись. Но даже в этом мне повезло: в пяти ярдах впереди вырос яркий шар диаметром ярда в два; он был похож на гигантского светлячка, только отнюдь не такой дружелюбный, ибо невидимая взрывная волна разреженных газов толкнула меня достаточно сильно, чтобы мой скафандр раздулся, предохраняя хозяина от удара. Не будь между нами серебристой гробницы Пита, дело бы кончилось плохо. Итак, у него есть снаряды с дистанционными взрывателями, реагирующими на металл, – вероятно, у них на планете эти штучки весьма эффективны.

Хвост бледно-зеленой вспышки осветил мне дно расщелины в сотне ярдов внизу. Он было почти целиком покрыто пылью; молись Богу, чтобы пыль оказалась глубокой. Я прыгнул. Мне хватило времени прижать большим пальцем кнопку «Критическая ситуация»; корабль должен был автоматически передать сигнал в Циркумлуну. Потом край расщелины отрезал меня от корабля, и я лениво упал из яркого света в благословенную Черноту. Подсветка на приборной доске моего шлема давно уже была отключена – даже она могла дать крузо достаточно света, чтобы прицелиться, а приборную доску Пита погасила пуля. Десять, двенадцать секунд падения, а зубчатая стена кратера по-прежнему торчала над краем расщелины. Я чувствовал, как оружие крузо опускается, следя за мной, – он тоже знал ускорение свободного падения на Луне, медленные пять футов на секунду в квадрате. Я чувствовал, как его щупальце, палец или коготь напрягается на спусковом крючке, кнопке иди что у них там. Со всей силой, на какую я был способен, я пихнул Пита вдоль стенки расщелины. Еще три секунды, четыре – и мой скафандр снова распух, и я ощутил удар: еще одна зеленая вспышка высветила гладкое дно, начавшее подниматься мне навстречу немного быстрее. Эта вспышка была полусферой, не шаром: снаряд попал в стену, но осколки, если они и были, благополучно меня миновали. И он ударил точно посередине между мною и серебристым гробом Пита. Крузо знал свое оружие и свою Луну – я искренне им восхищался, несмотря на то что мой трюк с Питом, рассчитанный на действие и противодействие, заставил его промахнуться. Наконец стена кратера скрылась за краем расщелины, и я, перезарядив свифт, приготовился приземлиться, как трехногий краб, на обе ноги, обутые в сапоги для лунного грунта, и свободную руку.

Падать одиннадцать секунд на Луне – все равно что две на Земле, но и того, и другого достаточно, чтобы набрать скорость больше пятидесяти футов в секунду. Я довольно чувствительно ударился о слой пыли, но, слава богу, камней в этом месте не оказалось. Я наполовину утонул в пыли, и подсветка приборной доски снова зажглась – но лишь для того, чтобы в тусклом свете продемонстрировать мне толстый слой серой мелкой муки. И как мука, пыль сопротивлялась, когда я отстегнул сапоги. Используя их в качестве точки опоры, я освободил от пыли вторую руку и переднюю часть шлема. Даже сквозь серую завесу пыли звезды выглядели неплохо. Держась за сапоги обеими руками, я вытянул ноги из пыли и, балансируя на предательской скользкой поверхности, снова обулся. Потом поднялся и включил прожектор на шлеме. Я не был в восторге от того, что приходится это делать. С такой же охотой преследуемое животное будет трещать кустами или застынет на фоне неба, но я понимал, что у меня ровно столько же времени на то, чтобы найти укрытие, сколько его понадобится крузо, чтобы добежать от ниши в стене до края расщелины. В большинстве своем они бегают очень быстро и жаждут убивать:

Ладно, ведь мы первые начали убивать, – напомнил я себе. А сейчас я в роли дичи.

Прожектор высветил блестящий саркофаг Пита, распластанный на поверхности; наполовину погруженный в пыль, он был похож на человека, плывущего на спине. Я обвел лучом всю расщелину. Стена напротив была гладкой, за исключением нескольких выступов и трещин, и я не заметил даже какого-нибудь навеса, который мог бы дать мне укрытие от крузо наверху.

Зато часть стены на моей стороне, меньше чем в полусотне ярдов, была вся изрыта дырами и пузырями там, где когда-то пенилась и бурлила первобытная лава в слабом поле лунного тяготения. Я нацелил себя в центр этого участка и начал движение. Прожектор я выключил и шел, ориентируясь по полосе звёзд.

Сапоги для лунного грунта похожи на снегоступы, и ходят в них почти так же. Для меня в этом есть что-то ностальгическое, но у зверя, на которого идет охота, нет времени предаваться сладостным воспоминаниям.

Внезапно над моей головой загорелось сияние более яркое и более алого оттенка, чем звездный свет. Узкая лента скалы наверху противоположной стены купалась в оранжевом пламени, а зубцы на гребне стены слабо мерцали, словно тлеющие вулканы. Свет разгорался; он спрыгнул вниз, в мою расселину, и заметался между стенами, вновь осветив мне дыры, к которым я шел.

Крузо поджарил наш корабль. Оба бака, стоящие вплотную друг к другу, взорвались и вспыхнули сотней факелов. Пока я добирался до дыр, оксианилин все горел. Я влез в самую крупную, и в свете гаснущего пламени увидел лавовый пузырь футов двенадцать в диаметре и с еще одной дырой в дальней стене. Скала была черной, на ощупь грубой и твердой, как алмаз. Я рискнул остановиться и бросить взгляд назад.

В багровом облаке вырисовывался скелет нашего корабля. Сверкнула зеленая молния – крошечный ядовитый кинжал, – и в следующее мгновение там, где лежал Пит, мигнул огромный бледно-зеленый светлячок. Пит. спас меня в четвертый раз.

Я едва успел убраться в сторону, когда другой светлячок, на сей раз ослепительно яркий, вспыхнул у самого входа в мою дыру, и я почувствовал мягкий удар взрывной волны. Через скалу я слышал, как звякают о камень ошметки скафандра Пита, но, может быть, это у меня просто звенело в ушах от близкого взрыва.

Я пролез в заднюю дверь и оказался в другом пузыре, похожем на первый всем, даже наличием черного хода. Миновав этот третий проход, я развернулся и положил ствол свифта на неровный порог. Крузо здесь дома, и куда бы я ни забрался, он будет знать местность лучше меня. Какой смысл отступать дальше и потеряться в этих норах? Часы на приборной доске показывали, что с того момента, как Пит поймал пулю, прошло около полутора минут. Герметизация скафандра не нарушена, кислорода и запаса тепла хватит мне еще на четыре часа – Циркумлуна может прислать спасателей в течение половины этого срока, если мой сигнал получен и если крузо не перестреляет и их. Внезапно я с дрожью вспомнил, что подсветка может меня выдать, и погасил ее. Я хотел переменить позицию, но боялся, что крузо вычислит мое местоположение по звуковым колебаниям в камне. Я замер и сам начал прислушиваться к нему.

Ни света, ни звука, призрачная гравитация будто тебя испытывают в сурдокамере. Почти сразу же началось головокружение и ложные ощущения, зрительные, слуховые и осязательные, и даже ожидание крузо не могло их остановить. – Наверное, подсознательно я хотел, чтобы они появились. Напряженно пытаясь уловить признаки приближения крузо, я вынужден был наконец начать думать о нем.

Странно, что люди тысячелетиями глядели на Луну и даже не могли предположить, что на самом деле она такое: бледное мраморное кладбище для живых мертвецов, высохшая космическая Тортуга, место, куда миллионы миров свозили на серебристых кораблях своих мятежников, еретиков, преступников, сумасшедших. Не на плодородную, теплую, укрытую одеялом атмосферы Землю с ее диковинной юной расой, которой эти изгои могли бы причинить вред, а на огромную серебристую скалу спутника Земли; и они влачили здесь свое одинокое, наполненное одной лишь яростью существование, каждый в личном скафандре, с личным оружием и личной одинокой хижиной или норой. Они жили, перерабатывая собственные отходы – а также ожесточение, ненависть и заблуждения, которые привели их сюда. Их было не меньше тысячи – достаточно, чтобы превратить Луну в источник пищи и топлива, еще раз победить природу и, быть может, даже стать хозяевами Земли. Правда, для этого им нужно было сотрудничать; но именно их отказ от сотрудничества послужил причиной изгнания, а кроме того, здесь были представители почти пятисот различных галактических рас. И поэтому, хотя они располагали каким-то видом электронной, псионической, черт-знает-какой-еще связи – по крайней мере о том, что случалось о одним изгнанником, сразу становилось известно другим, – каждый из них оставался одиноким Робинзоном без Пятницы; отсюда и их название.

Я рискнул включить подсветку и взглянуть на часы. Прошло только тридцать секунд. Этак за те два часа, через которые я могу ждать помощи – и то, если мой сигнал был получен, – минует целая вечность, а тем временем крузо… Мои чувства напряглись, зато мысли вновь побежали куда-то далеко.

Люди пристрелили первого же крузо, которого встретили: они так испугались, что забыли все, чему их учили. С тех пор крузо всегда первыми открывали огонь – по крайней мере старались, – игнорируя наши запоздалые усилия установить контакт.

Мне казалось, что мои размышления об извечной проблеме универсального галактического кодекса были недолгими, но, когда я снова взглянул на часы, семьдесят минут исчезли невесть куда.

Я застыл, будто меня заморозили. За это время охотник десять раз мог найти меня и убить – он даже успел бы сбегать домой за своими собаками! И органы чувств не спасли бы меня, поскольку мой разум витал далеко. Ведь даже сейчас, напрягая их в страхе, я слышу лишь стук собственного сердца, шум собственной крови в ушах и, кажется, даже движение молекул воздуха внутри моего шлема.

Чего я не сделал, сказал я себе, так это попытки подумать о крузо логично и методически.

У него есть оружие, подобное моему, и по крайней мере три вида зарядов.

Он мог приволочь его от своей ниши до кромки расщелины секунд за сорок, а то и меньше: он наверняка быстрый бегун, сколько бы у него ни было ног; и с большой вероятностью можно предположить, что у него есть реактивный ранец.

И он стрелял в мини-радар. Думал, что это коммуникатор? Оружие? Или какой-то робот, столь же опасный, как человек?

Постепенно мое сердце перестало бешено колотиться, рев крови в ушах поутих, и в ту же минуту я услышал тихое цоканье – звуки передавал каменный грунт. Цок-цок, цок-цок, цок, цок, цок – и с каждым разом немного громче.

Я щелкнул прожектором и увидел, что по полу предыдущего пузыря по направлению к моему шагает серебристый паук, похожий на широкое блюдо с зеленой каемкой и четырьмя опалесцирующими глазами. Его висячие жвала были похожи на зазубренные и загнутые внутрь лезвия ножниц.

Я выстрелил машинально, одновременно упав на спину. Пузырь паука заполнился ярким фиолетовым светом, к которому тут же добавился зеленый. Две взрывные волны одна за другой обрушились на меня и опрокинули навзничь.

Но это задержало меня меньше чем на секунду. Вспышки осветили отверстие в потолке моего пузыря, и как только я вскочил на ноги, сразу же прыгнул, к нему.

Я не забыл, что прыгать надо не резко. Ухватившись правой рукой за черную кромку отверстия, я втянул себя в пузырь, который был над моим. Здесь в потолке дыры не наблюдалось, зато по бокам были две, и я прошел в ту, что была больше.

Так я и двигался от пузыря, к пузырю. Все они были похожи друг на друга, и везде я выбирал самый высокий проход: рано или поздно я окажусь внутри пузыря без второго выхода и буду вынужден возвращаться. Хотя бы осмотрюсь здесь сначала. Прожектор я не выключал.

Я прошел семь, а может, семнадцать пузырей прежде, чем смог успокоиться и начать думать о том, что же произошло.

Тот паук почти наверняка не был моим крузо – таких понадобился бы целый отряд, чтобы тащить всю его артиллерию. И, разумеется, он не был неизвестным науке и теоретически невозможным членистоногим, способным жить в вакууме. Будь это так, экзобиологи были бы крайне удивлены, а я имел бы полное право уписаться от восторга. Нет, наиболее вероятно, что это был робот, действующий по программе «найти и уничтожить». Восемь ног – оптимальное количество, как и восемь рук. А его челюсти – способны ли они продырявить броню скафандра? Возможно, этот робот был просто своего рода собачкой для одинокого изгнанника. Ко мне, Паучище!

А второй взрыв? Либо это крузо стрелял в пузырь с другой стороны, либо паук нес бомбу, чтобы взорвать ее при контакте со мной. Отличное применение домашней собачке! Я нервно хихикнул. Наверное, все-таки проще будет думать, что это был «только» робот.

И на этой мысли – я был тогда в девятом или девятнадцатом по счету пузыре – стекло шлема о внутренний стороны неожиданно запотело. Я задыхался и обливался потом, влагопоглотитель скафандра работал на пределе. Казалось, я очутился в самом сердце густого тумана. Даже черная стена позади меня была еле видна. Я включил подсветку. Прошло семьдесят две минуты. Я погасил подсветку и сделал одну вещь, на первый взгляд довольно странную.

Я осторожно попятился, прижался к стене настолько, насколько позволил скафандр, и прикладом свифта размеренно ударил о камень – десять раз. И замер, прислушиваясь.

Десять ударов подразумевали, что мы используем десятичную систему. Конечно, могли быть и другие варианты, но…

Я услышал шесть глухих ударов – в том же ритме, что и мои.

В какой постоянной у нас первая цифра – шесть? Если бы он начал с трех, я ответил бы единицей, и так далее, через разряд: Пи. А если бы с одного, я в ответ простучал бы четыре – и принялся вспоминать третью и четвертую цифры в квадратном корне из двух. Я мог бы принять его сигнал за продолжение ряда с интервалом минус четыре и стукнуть в ответ два раза – но как, скажите на милость, он простучал бы мне минус два? Ну почему я не начал сразу выстукивать простые числа? Конечно, квадратные корни всех целых, да и всех действительных чисел от тридцать семи до сорока одного начинаются с шестерки, но как угадать, какое из них?..

Внезапно я услышал цоканье…

Мой прожектор снова ярко светил, туман под шлемом рассеялся. Я огляделся. Пузырь был пуст.

Все равно я удрал из него и двинулся дальше, по-прежнему стараясь лезть вверх, где это было возможно. Но теперь расположение проходов не слишком этому способствовало. На каждый ведущий вверх приходилось два ведущих вниз, и лабиринт пузырей становился все запутаннее. Я хотел уже возвращаться, но тут мне снова почудилось цоканье. Пузыри уменьшались в размерах, и мне уже стало казаться, будто я плыву в твердой черной пене. Я утратил всякое понятие о направлении и поймал себя на том, что уже плохо представляю себе, что значит «вниз». Что для психа лунная гравитация? Он ее и не почувствует. Я не выключал прожектор, хотя у, меня давно уже было ощущение, что его луч пляшет за десять пузырей отсюда. Прежде чем вступить в следующий, с дырой в самом центре, я внимательно осмотрелся; мне то и дело слышалось, будто кто-то твердит: «Шесть!» Шесть? Шесть! Очень похоже; а затем очень быстро – «семь-восемь-девять-пять-четыре-три-два-один-ноль. Как бы вы простучали «ноль» в десятичной системе? Вот и я так решил: вы простучали бы «десять».

Наконец я попал в пузырь с дырой фута четыре в диаметре, обрамленной по краю алмазами. Очень миленько. Не будуар ли это паучиной принцессы? Вверху тоже было отверстие, но меня оно не заботило, потому что ничем украшено не было. Я выключил прожектор и заглянул в алмазную дыру, стараясь не слишком высовываться. Алмазы – это на самом деле были звезды. Присмотревшись, я понял, Что вижу противоположный край той расщелины, куда я сначала спорхнул, только сейчас он был надо мной всего лишь в сотне футов. Стена кратера за ней показалась мне неопределенно знакомой, хотя я не был уверен, что узнаю место. Сверившись с часами на приборной доске, я выяснил, что прошло сто восемнадцать минут. Почти самое время начинать надеяться на спасение. О, черт! Корабль спасателей будет отличной мишенью для крузо, так что лучше мне не надеяться. Я же не передал ни словечка, только сигнал о критической ситуации.

Я уселся в окне, свесив одну ногу наружу и держа свифт под левой рукой. Правой я снял с пояса осветительную гранату, дернул чеку и бросил гранату через расщелину, почти к противоположной стене.

Потом посмотрел вниз, и ствол свифта опустился, следуя движению моего взгляда.

Расщелина осветилась, словно бульвар в праздник. Прямо передо мной задумчиво опускалась осветительная граната, но я туда не смотрел. Зато подо мной, в двух сотнях футов, я увидел прозрачный шлем с зеленым шарообразным предметом внутри, увенчанным гребнем, а под шлемом – плечи.

В это мгновение я снова услышал цоканье, совсем близко.

Я выстрелил сразу. Фиолетовый взрыв поднял фонтан пыли в двадцати футах от крузо. Я нырнул назад в пузырь и врубил прожектор. Еще один паук спешил ко мне от входа в пузырь, ноги его стремительно мелькали. Я подпрыгнул и ухватился одной рукой за край верхней дыры. Я мог бы бросить свифт, если бы мне понадобилась вторая рука, но удалось обойтись и одной. Подтянувшись, я забрался в дыру, посмотрел вниз и увидел прямо под собой паука. Он стоял, уставившись на меня своими опалесцирующими глазами и подогнув лапы. Потом он внезапно их распрямил и прыгнул ко мне – не очень резко, как раз с нужным усилием, чтобы очутиться со мной в одном пузыре. Я понимал, что если он коснется меня или я задену его, это конец. Я поспешно начал менять гранату в своем оружии на обычную пулю, но тут вдруг паучье туловище с зеленым ободком внезапно вспухло: в окне нижнего пузыря сверкнула зеленая вспышка, и взрывная волна, заставив мой скафандр слегка раздуться, вышвырнула паука прочь. Однако, похоже, он не взорвался, как первый; во всяком случае, второй зеленой вспышки не было.

В моем новом пузыре тоже была дыра в потолке, и я полез в нее. Следующие пять пузырей были такие же, и я все лез и лез вверх. Я говорил себе, что похож на ловкого акробата – только кто будет устраивать цирковые представления внутри этой черной горы? Разве что боги, те самые, которые посылают нам сны. Застывшая лава наверняка прозрачна, и стены кратера должны быть в восхищении.

Одновременно я думал о том, что если форма гуманоида подходит для существ среднею размера, на какой бы планете они ни жили, так почему же форма паука, подходящая для всех крошечных существ, не могла быть скопирована в роботе?

В верхнем отверстии шестого пузыря маячили звезды, а одна сторона его кромки была залита белым солнечным светом.

Задыхаясь, я лег на пол, глядя в дыру. Прожектор я выключил. Цоканья больше не слышалось.

Звезды. Звезды – это энергия. Они бы наполнили вселенную светом, если бы не черные дыры и тени повсюду.

Внезапно я уловил число. Прикладом я простучал «пять». Никакого ответа. Цоканья тоже не было слышно. Я выстучал «пять» снова.

И тогда мне ответили, очень тихо. До меня донеслись пять ударов.

Шесть, пять, пять – постоянная Планка, инвариантный квант энергии. Конечно, в минус 29-й степени, но я не мог придумать, как простучать степень, а кроме того, сейчас имели значение только базовые целые числа.

Цоканье…

Я вскочил, высунулся наружу, увидел стену кратера, залитую солнечным светом… и замер.

В сотне футов передо мной – должно быть, он выбрался через другое отверстие в конце лестницы пузырей – торчал мой зеленый крузо с гребнем на голове. На том месте, где у человека располагается нос, у него был третий глаз, который в сочетании с гребнем делал его похожим на какое-то существо из мифов. И он, и я держали винтовки стволами вверх.

Мы напоминали двух проклятых, торчащих по пояс из своих дыр в полу дантового ада.

Очень медленно я вылез из отверстия, по-прежнему держа свифт стволом вверх. То же самое сделал и он.

Мгновение мы стояли не шевелясь. Потом своим ружьем он выстучал «десять». Я мог и видеть это, и слышать через скалу.

Я простучал «три». Затем, словно черный мир пузыря был одним уровнем существования, а поверхность – другим, я спросил себя: к чему вообще вся эта болтовня? Каждый из нас знал, что у другого есть оружие и скафандр (и одинокая нора?), так что понятно, что мы обладаем разумом и математика нам знакома. Почему же наше перестукивание имеет такую ценность?

Он поднял свое оружие – я думаю, хотел дарить «один», чтобы продолжить число «Пи». Но этого мне уже никогда не узнать, потому что в этот момент у стены расщелины, совсем рядом с ним, сверкнули две фиолетовые вспышки.

Он начал поворачивать ствол своего ружья на Меня. По крайней мере мне так показалось. Он знал, что фиолетовый – это цвет разрывов моих гранат. Я помню, что подумал, что стреляет кто-то с моей стороны. Еще я, должно быть, решил, что он хочет пальнуть в меня – потому что фиолетовый кинжал прыгнул из моего свифта, я почувствовал сильную отдачу, а в следующее мгновение на том месте, где стоял крузо, вырос фиолетовый шар. В мою грудь игриво и иронично ударился обломок его скафандра; удар был совсем легким.

Крузо разметало в пыль со всеми его постоянными, включая – я в этом уверен – и постоянную Планка.

Через полчаса приземлился спасательный корабль из Циркумлуны. Я провел это время, глядя на Землю, висящую низко над горизонтом, и высматривая паука – но так и не увидел. Спасатели тоже его не нашли, хотя устроили настоящую облаву – я тоже в ней принял участие, сперва подзарядив батареи и пополнив запас кислорода. То ли у паука со смертью хозяина иссякла энергия, то ли, что более вероятно, программа предписывала ему в таком случае «замереть» или перейти на «скрытный» образец поведения. Наверное, он до сих пор таится где-нибудь там, поджидая неосторожных землян, как гремучая змея в пустыне или в заброшенной старой шахте.

Кроме того, ожидая спасателей, я кое-что подсчитал. Единственное объяснение, которое я могу дать – хотя вы скажете, что более беспардонной лжи мир еще не слышал – тем двум фиолетовым вспышкам, что положили конец моей короткой математической дружбы с крузо, вот каково. Это были те первые две гранаты, которые я в него, выпустил, – те, что пролетели выше. Начальной скорости им хватало, чтобы выйти на окололунную орбиту, и время, за которое они должны были облететь Луну – два часа пять минут, – как раз совпадает.

О последствия наших прошлых поступков!