Текст книги "История маленького лорда"

Автор книги: Фрэнсис Ходжсон Бернетт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 4 (всего у книги 9 страниц)

– Вы не всегда надеваете свою дворянскую корону? – почтительно спросил Седди.

– Нет, – отвечал граф улыбаясь, – она мне не к лицу.

– Мистер Гоббс говорил, что будто вы всегда ее носите, но потом подумал и прибавил, что вы ее, вероятно, снимаете, когда надеваете шляпу.

– Да, я ее иногда снимаю.

Один из лакеев вдруг странным образом закашлялся, закрывая рот рукой.

Седрик первый кончил обед и, прислонившись к спинке стула, осматривал комнату.

– Вы должны гордиться вашим домом, – сказал он. – Какой он великолепный! Я не видел таких… Правда, мне только семь лет, и я вообще мало видел…

– Ты думаешь, я могу гордиться своим домом? Да?

– Конечно, всякий им гордился бы. Я бы точно гордился, если бы он был мой. Какой у вас парк! Какие деревья! Как листья шелестят! – Он замолчал на мгновенье и потом прибавил: – Но не слишком ли он большой для двоих?

– Разве ты находишь, что он слишком велик?

– Нет, но мне кажется, что если бы мы не жили дружно, то было бы очень скучно…

– А как ты думаешь, мы будем друзьями?

– О, да! Мистер Гоббс и я, мы были большие друзья. Я его любил больше всех, кроме моей дорогой.

Брови старика сдвинулись.

– Кто это – дорогая?

– Это моя мама, – тихо ответил маленький лорд.

Ему уже пора было спать, и он немного устал. Различные впечатления утомили его, и он вспомнил, что первый раз в жизни будет спать в доме, где нет его матери. Он думал все о ней, ему не хотелось больше говорить, и граф заметил, что на лицо его набежала грустная тень. Но Седрик все-таки бодрился, и, когда после обеда они возвращались в библиотеку, он опять подставил деду плечо, и рука старика уже давила не так сильно.

Когда лакей ушел, маленький лорд сел на ковер против камина, около собаки, и молча гладил ее.

Граф наблюдал за ним: глаза мальчика казались грустными и задумчивыми, раза два он тяжело вздохнул.

– Фаунтлерой, о чем ты думаешь? – спросил граф.

Маленький лорд поднял глаза и сделал усилие, чтобы улыбнуться.

– Я думаю о моей дорогой и… и лучше я встану и похожу по комнате.

Он поднялся, положил руки в карманы и стал ходить взад и вперед; губы его были сжаты, на глаза навернулись слезы, но он высоко держал голову и ходил твердым шагом. Дугл шел за ним по пятам и тревожно посматривал на мальчика. Маленький лорд положил руку на голову собаки.

– Хороший пес, – сказал он. – Это уже мой друг: он понимает меня.

– Да что с тобой? – спросил граф. Он видел, что на ребенка навалилась тоска по дому, но он храбро старается себя пересилить, и это нравилось графу. – Подойди сюда, – сказал он.

Мальчик подошел.

– Я никогда не отлучался из дому, – проговорил он тихо. – Как-то странно ночевать не дома, а в чужом замке. Но дорогая недалеко отсюда – она велела не забывать этого. И притом мне уж семь лет, я большой и могу глядеть на ее портрет.

Он вынул из кармана темно-лиловый бархатный футлярчик.

– Вот он. Надо нажать пружину, крышка откроется, и внутри она!

Маленький лорд стоял рядом с графом и доверчиво прижался к его руке.

– Вот она, – повторил он, улыбаясь, когда футлярчик открылся.

Старик нахмурился, он не хотел смотреть и все-таки невольно взглянул на портрет: это было прелестное, почти детское лицо, до того похожее на сына, что граф вздрогнул.

– Ты очень ее любишь? – спросил он.

– Очень, – кротко отвечал ребенок. – Я ее очень люблю. Мистер Гоббс мой большой друг, и Дик, и Бриджит, и Мэри, и Майкл – они все мои друзья, но дорогая – мой самый лучший друг, мы друг другу все говорим. Отец оставил ее мне, чтобы я ее берег, и когда я вырасту, буду ради нее работать…

– А что ты собираешься делать? – спросил дед.

Маленький лорд сел на ковер и задумался, не выпуская портрета из рук.

– Я думал завести торговлю, как мистер Гоббс, но я предпочел бы быть президентом.

– Мы лучше пошлем тебя в Палату Лордов, – ответил дед.

– Пожалуй, если это хорошее ремесло и если меня не выберут в президенты. Держать лавку скучновато.

Граф молчал и не сводил глаз с внука. Множество новых мыслей одолевало его. Дугл спал, положив голову на лапы.

Через полчаса вошел мистер Хэвишем. В комнате было тихо. Граф выпрямился, когда поверенный подошел к его креслу, и сделал знак рукой: маленький лорд спал на полу около огромной собаки, положив руку под свою кудрявую головку.

6. ГРАФ И ЕГО ВНУК

Маленький лорд не почувствовал, как его отнесли в спальню и уложили в постель. Проснувшись на другой день утром, он услыхал треск дров в камине и чей-то шепот.

– Осторожнее, Доусон, ничего ему не говорите, почему она не с ним. Он не должен этого знать, – говорил кто-то.

– Если на то воля милорда, – отвечал другой голос, – то, конечно, никто ослушаться не посмеет. А все-таки, между нами говоря, очень уж жестоко разлучать такую молоденькую госпожу с ребенком, хоть он и родился знатным. Джеймс и Томас говорили вчера в людской, что они никогда ничего подобного не видали: сидит семилетний мальчуган за столом и разговаривает с графом вежливо и в то же время свободно, как со своим лучшим другом, – а все знают, что подчас этот друг угостит тебя такой бранью, что кровь в жилах стынет… Меня и Джеймса позвали, чтобы отнести ребенка наверх. Поверите ли, он, как ангел небесный, лежал на руках Джеймса: щечки разрумянились, головка немного свесилась, а кудрявенькие волосики рассыпались по плечам. Ангелок да и только! Кажется, сам милорд им любовался: «Осторожнее, говорит, Джеймс, не разбудите его!..»

Седрик открыл глаза, повернулся и увидал двух женщин. Просторная и высокая комната, вся залитая солнцем, светлые обои, мебель, обитая ситцем в мелкий цветочек, окна, увитые снаружи плющом, – все это понравилось Седрику. Женщины подошли к нему. Одна из них была миссис Меллон, экономка, а другая – женщина средних лет с добродушным лицом.

– Доброе утро, милорд! – сказала миссис Меллон. – Как спалось?

Маленький лорд потер глаза и улыбнулся.

– Доброе утро! – отвечал он. – Как я здесь оказался?

– Вас принесли сюда вчера, когда вы внизу заснули, – сказала экономка. – Это ваша спальня, а вот – няня Доусон к вашим услугам.

Седрик сел на кровати и подал руку миссис Доусон.

– Здравствуйте, миссис Доусон, – сказал он, – очень вам благодарен, что вы взялись заботиться обо мне.

– Зовите ее просто Доусон, милорд, она привыкла, чтобы ее так звали, – заметила с улыбкой экономка.

– Мисс Доусон или миссис Доусон? – спросил маленький лорд.

– Просто Доусон, – подхватила няня, сияя от удовольствия. – Ни мисс, ни миссис! Господь с вами! Не хотите ли встать? Я вас одену, а после вы будете завтракать в детской…

– Я привык сам одеваться, – отвечал Фаунтлерой. – Дорогая меня приучила одеваться без посторонней помощи. Дорогая – это моя мама. У нас была одна прислуга, Мэри, которая все в доме делала – и стирала, и все, – так нельзя было обременять ее работой. Я и мыться могу сам, вы мне только немного помогите: трудно застегивать все пуговицы…

Женщины переглянулись.

– Доусон все сделает, что вы прикажете, – сказала миссис Меллон.

– Ну конечно! – вставила Доусон. – Одевайтесь сами, если хотите, а я постою возле вас и помогу, когда нужно.

– Благодарю вас, – отвечал маленький лорд.

Доусон очень ему понравилась, и, пока он мылся и одевался, он успел уже подружиться с ней и узнал от нее много интересного. Ее муж был солдат, и его убили в настоящем сражении, а сын матрос и сейчас находился в плавании; он видел пиратов и дикарей, турок и китайцев, привозил матери раковины и кусочки кораллов, которые хранятся у нее в сундуке, – Доусон обещала показать их Седрику. Еще он узнал, что она всю жизнь служила няней у многих детей, а последнее время ходила за маленькой леди Воган.

– Она родственница ваша, милорд, – добавила Доусон, – и, может быть, когда-нибудь вы с ней познакомитесь…

– Неужели? Я буду очень рад, – сказал Седрик. – Я никогда в жизни не играл с девочками, но я люблю на них смотреть.

Его повели завтракать в соседнюю комнату, такую же большую, как спальня, и Доусон сказала ему, что есть еще третья комната для него.

– Я слишком мал, чтобы жить в таком большом замке и иметь столько больших комнат, как вы думаете, Доусон?

– Вам это странно поначалу, но скоро привыкнете и вам тут понравится.

– Конечно, здесь очень красиво, – вздохнул маленький лорд, – но было бы гораздо лучше, если бы дорогая была со мной. Мы всегда утром вместе завтракали, и я клал сахар и наливал сливки ей в чай и передавал бутерброд.

– Но ведь вы можете ее видеть каждый день, – утешала Доусон. – Вы сначала погуляйте здесь, посмотрите лошадей и собак, а потом обо всем ей расскажите. Одна лошадка, я знаю, вам очень понравится…

– А тут есть лошади? – спросил мальчик. – Я их очень люблю. Я так любил Джима, он возил тележку мистера Гоббса.

– Погодите! Вы все это потом увидите, а теперь ступайте-ка поглядите на соседнюю комнату!

– А что там такое?

– А вот позавтракайте прежде и увидите, – отвечала таинственно Доусон.

Это подстрекнуло любопытство Седрика, он поспешил покончить с завтраком, соскочил со стула и сказал:

– Я сыт, можно мне пойти в другую комнату?

Доусон молча кивнула и отворила дверь. Заглянув в комнату, мальчик застыл от восторга на пороге и не мог вымолвить ни слова. Комната была такая же большая, как и другие, но мебель не такая тяжелая, занавески и ковры светлые, на стенах полки с книгами, а на столах всевозможные игрушки, Седрик такие видел только в витринах игрушечных магазинов в Нью-Йорке.

– Эта комната, кажется, для мальчика, – проговорил он наконец, задыхаясь от волнения. – Чьи же это игрушки?

– Все ваши, подойдите посмотрите.

– Мои?! – воскликнул он. – Но как же? Кто их дал мне? – И он бросился вперед. – Дедушка! Я знаю, это дедушка подарил их мне! – закричал он в восторге.

– Да, это подарок милорда, – сказала Доусон, – и если вы будете пай-мальчик, то он вам даст все, что ни попросите.

Седрик принялся рассматривать игрушки и беспрестанно твердил, что другого такого доброго дедушки, как у него, не может быть на свете.

Няня неуверенно улыбнулась и промолчала. Она только недавно поступила в услужение в замок, но успела уже наслушаться от остальной прислуги, до чего же тяжелый нрав у старого графа. Лакей Томас своими ушами слышал, какое приказание он отдавал Хэвишему насчет Седрика:

– Дайте ему полную волю, заставьте его комнаты игрушками – пусть забавляется, чем хочет. Он скоро забудет мать. Все дети такие!..

Однако старик ошибся: мальчик оказался совсем не таким, каким его ожидал увидеть граф. Милорд плохо провел ночь и все утро не выходил из комнаты. После полудня он послал за внуком. Седрик сейчас же прибежал; дед издали слышал, как ребенок вприпрыжку спускался с лестницы; в библиотеку он вбежал раскрасневшийся и оживленный.

– Я ждал, когда вы позовете меня, – сказал Седрик деду. – Я давно готов. Очень благодарен вам за все, что вы мне подарили! Я все утро играл.

– Что же, нравятся тебе игрушки?

– Очень! Даже не могу сказать, до чего они мне нравятся! – Лицо мальчика так и сияло. – Там есть одна игра, вроде бейсбола, но только настольного, я старался научить Доусон, но у нее не получилось – она же никогда в эту игру не играла, а я наверное плохо объяснил правила. А вы, дедушка, умеете играть в бейсбол?

– Боюсь, что нет, – отвечал граф. – Это американская игра, не так ли? Что-то вроде крикета?

– Я никогда не играл в крикет, но мистер Гоббс водил меня смотреть, как играют в бейсбол. Это такая захватывающая игра! Может быть, принести ее? Вдруг вам понравится, и вы забудете про свою ногу. Очень она сегодня болит?

– Больше, чем я бы желал…

– Тогда, пожалуй, это вас не отвлечет, как вы думаете? Но если хотите, я вам покажу, как играют.

– Ступай, принеси игру, – сказал граф.

Это было нечто совершенно новое для старика – играть с ребенком, но именно эта новизна развлекала его. Он усмехнулся, когда Седрик вернулся с ящиком.

– Можно придвинуть столик поближе к вам? – спросил мальчик.

– Позвони Томасу, он придвинет стол…

– Зачем? Стол не такой тяжелый, я сам могу его придвинуть.

– Хорошо, – ответил граф и с улыбкой стал следить за движениями внука, готовившегося к игре с живейшим вниманием. Он придвинул стол, открыл ящик и начал расставлять фишки.

– Это очень интересно. Черные могут быть ваши, белые – мои. – И Седрик с воодушевлением принялся объяснять правила деду.

Они начали играть. Седрик был вполне поглощен игрой, он объяснял графу каждый ход, а того чрезвычайно забавлял маленький учитель. Если бы неделю назад милорду сказали, что он, забывая подагру и дурное расположение духа, будет играть с ребенком, – он ни за что не поверил бы. Но на самом деле он так увлекся, что не заметил, как отворилась дверь и Томас доложил, что пришел мистер Мордэн – священник местного прихода.

Картина, представшая перед глазами гостя, привела его в такое изумление, что он попятился назад и чуть не сшиб с ног Томаса.

Мистер Мордэн ужасно не любил обращаться к знатному хозяину замка с просьбами. Старый граф терпеть не мог разговоров о нуждах церкви и о бедности арендаторов, за которых его преподобие стоял горой и постоянно ограждал их от жестокого землевладельца. Если в день прихода священника граф сильно страдал от подагры, он прямо заявлял, что ни о чем знать не хочет; когда же ему было лучше, он давал иногда денег на бедных, но при этом умудрялся наговорить кучу грубостей и ругательски ругал весь приход. За все годы, что мистер Мордэн был священником в Доринкорте, он не помнил, чтобы граф по собственной воле хотя бы раз помог несчастным или сказал бы хоть одному человеку доброе слово.

В этот день священник пришел по экстренному случаю и входил в библиотеку со страхом и трепетом, зная, что благородный лорд уже несколько дней сильно страдает от подагры, и слухи о его ужасном настроении доходили через прислугу в мелочную лавку, а оттуда разносились по всему поместью.

Была еще причина, которая увеличивала робость священника. Все слышали, в какое бешенство пришел старый граф при известии о женитьбе младшего сына на американке. Жестокое его обращение с покойным капитаном, которого все фермеры и прислуга в замке любили, нескрываемая ненависть старика к скромной невестке и твердое намерение никогда не признавать своего единственного внука потому только, что его мать американка, – все это было известно всей округе. В Доринкорте не умолкали толки о том, что гордый граф, потеряв двух сыновей, вынужден был наконец вызвать из Нью-Йорка маленького своего наследника, которого заранее считал невоспитанным, грубым янки, кто не принесет чести его знатному роду. «Поделом ему, старому коршуну, – рассуждали между собой лакеи, конюхи, садовники и женская прислуга. – Чего можно ожидать от мальчика, воспитанного в бедности, в Америке?»

Когда его преподобие подходил к замку, он вспомнил, что малолетний наследник приехал накануне. Девять шансов против одного, что опасения графа оправдались и что он теперь в припадке гнева готов сорвать зло на первом попавшемся. Каково же было его удивление, когда Томас распахнул дверь и он услыхал веселый смех ребенка.

Граф сидел в своем кресле, больная нога покоилась на стуле. На низеньком столике перед ним лежала доска с какой-то новой игрой, а мальчик с веселым, оживленным лицом стоял, прислонившись к здоровой ноге старика, и, смеясь, кричал:

– Все! Теперь вы проиграли, дедушка!

В эту минуту играющие услыхали, что кто-то вошел.

Граф оглянулся и нахмурился, но мистер Мордэн заметил, что при этом его взгляд не был так суров, как обыкновенно, и что он как будто забыл рассердиться.

– А, это вы! – сказал он, подавая руку гостю. – Здравствуйте, Мордэн. Видите, у меня новое занятие.

Другую руку он положил на плечо Седрика и выдвинул его немного вперед; с чувством вполне удовлетворенной гордости старый граф знакомил священника со своим наследником.

– Вот новый лорд Фаунтлерой, – сказал он. – Фаунтлерой! Это наш приходской священник мистер Мордэн.

Маленький лорд взглянул на гостя и подал ему руку.

– Очень рад познакомиться с вами, сэр, – сказал он, вспомнив слова мистера Гоббса, которые тот говорил, если ему случалось приветствовать нового покупателя.

Мистер Мордэн пожал его маленькую руку и на мгновение задержал ее в своей, улыбаясь глядя на мальчика. Седрик ему понравился с первого взгляда. Священника, как и всех остальных, поразила не столько внешняя привлекательность ребенка, сколько его простое обращение. Те немногие слова, которыми мальчик приветствовал гостя, дышали искренностью. Священник даже забыл про старого графа.

– Я счастлив познакомиться с вами, лорд Фаунтлерой, – почтительно произнес он. – Далекий же путь вы совершили, чтобы к нам приехать. Мы все радуемся, что вы благополучно окончили путешествие.

– Да, мы очень долго плыли, – отвечал маленький лорд, – но моя мама была со мной, и мне было не скучно. И пароход к тому же был великолепный.

– Садитесь, Мордэн, – сказал граф.

Мордэн сел и перевел взгляд на старика.

– От всей души поздравляю вас, милорд, с дорогим гостем, – сказал он.

Но граф не желал высказывать своих чувств и сухо произнес:

– Он похож на отца, будем надеяться, что он принесет мне больше утешения. – И добавил: – Ну, Мордэн, что скажете? Кто опять в нужде?

Священник ожидал чего-нибудь худшего, тем не менее он все-таки довольно неуверенно начал:

– Хиггинс, милорд. Ему что-то не повезло: осенью он был тяжело болен, и дети лежали в скарлатине. Не могу сказать, чтобы он был отличный хозяин, но человек он трудолюбивый – ему просто не везет. За ним числится большая недоимка, Ньюик заявил, что если он не заплатит долга, то лишится фермы, а это было бы большое несчастье для семьи. Жена его с горя заболела… Он вчера приходил ко мне с просьбой побывать у вас, милорд, и попросить отсрочки. Он надеется, что вы дадите ему время встать на ноги.

– Они всегда надеются, – мрачно заметил граф.

Седрик подвинулся вперед. Он стоял между дедом и гостем и внимательно слушал. Он очень сочувствовал Хиггинсу, поэтому во все глаза смотрел на священника и жадно следил за его словами.

–: Хиггинс – хороший человек, – продолжал мистер Мордэн.

– И очень плохой арендатор, – возразил граф. – Ньюик говорит, за ним всегда недоимки…

– Он в страшном горе, – продолжал священник. – Если вы отнимете у него ферму, ему нечем будет прокормить жену и детей. Двое из них еще не оправились после скарлатины, доктор прописал им вина и разные дорогие лекарства, а их не на что купить…

Маленький лорд подвинулся еще ближе.

– Так было у нас и с Майклом, – заметил он.

Граф слегка вздрогнул.

– Я про тебя и забыл! Забыл, что тут в комнате филантроп… А кто такой Майкл? – прибавил он мягче.

– Муж Бриджит. Он болел и не мог ни заплатить хозяину, ни купить вина и лекарства. Вы мне дали денег для него.

Граф сдвинул брови, но не сердито, и взглянул на мистера Мордэна.

– Хорошенький выйдет из него землевладелец! – воскликнул он. – Я сказал Хэвишему, что ребенок должен иметь все, что захочет. А он, оказывается, захотел денег, чтобы раздавать их нищим.

– О, нет! Это не нищие, – живо возразил маленький лорд. – Майкл отличный каменщик. И они все работали.

– Не нищие! Хороши твои друзья, нечего сказать: каменщик, торговка, уличный чистильщик сапог!

Говоря это, граф пристально смотрел на мальчика, и новая мысль пришла ему в голову.

– Иди-ка сюда, – сказал он внуку.

Маленький лорд подошел и встал как можно ближе к деду, не задевая его больной ноги.

– Что бы ты в этом случае сделал? – спросил его дед.

Священник был взволнован: будучи человеком проницательным и зная уже много лет имение Доринкорт, богатых и бедных, честных и трудолюбивых, нечестных и ленивых его жителей, он понимал, какой богатый источник добра и зла таился в душе этого ребенка, которого старый граф мог вконец испортить, давая ему уже теперь власть исполнять каждую свою прихоть.

– Ну, что же ты сделал бы? – настаивал дед.

Маленький лорд доверчиво, как хорошему другу, положил руку на колено старику и сказал:

– Если б я был очень богат и был бы старше, я оставил бы ферму за Хиггинсом и дал бы его детям все, что им нужно. Но ведь я только маленький мальчик. – Он подумал немного, лицо его просияло, и он воскликнул: – Ведь вы, дедушка, можете это сделать, не правда ли?

– Хм! – промычал граф. – Ты думаешь?

– Я думаю, что вы можете всякому дать, что хотите. Кто такой Ньюик?

– Мой управляющий, – отвечал граф. – Некоторые из моих арендаторов его очень не любят.

– Вы собираетесь писать ему? – спросил мальчик. – Принести вам перо и чернила? Я сниму игру со стола.

Он ни минуты не сомневался, что граф запретит Ньюику обижать бедняка.

– Ты умеешь писать? – спросил граф.

– Умею, но не очень хорошо.

– Сними все со стола и принеси перо, чернила и лист бумаги из моего бюро.

Маленький лорд быстро исполнил приказание, и через несколько минут бумага, большая чернильница и перо были на столике.

– Готово! – весело сказал мальчик. – Теперь можете писать.

– Писать будешь ты сам, – отвечал граф.

– Я?! – воскликнул, краснея, маленький лорд. – Сумею ли я написать как следует? Я очень неправильно пишу, если нет словаря и никто не подсказывает.

– Пиши как знаешь, – отвечал граф. – Хиггинс не обидится, если будут ошибки. Я не филантроп, как ты. Обмакни перо в чернила.

Маленький лорд уселся за стол и приготовился.

– Что же писать?

– Можешь написать, чтобы Хиггинса оставили пока в покое, и подпишись: «Фаунтлерой».

Маленький лорд стал медленно и серьезно выводить буквы на бумаге. Он вложил всю душу в это занятие. Окончив письмо, он с некоторым беспокойством подал его деду.

– Как вы думаете, хорошо? – спросил он.

Граф посмотрел письмо, слегка улыбнулся и заметил:

– Хиггинс найдет, что вполне удовлетворительно, – и подал письмо священнику.

Вот что прочел мистер Мордэн:

«Дорогой мистер Ньюик, оставьте, пожалуйста, пока Хиггинса в покое, чем обяжете меня.

Остаюсь с истинным почтением Фаунтлерой».

– Мистер Гоббс всегда так подписывал свои письма, – пояснил маленький лорд, – и я только решил, что лучше прибавить «пожалуйста», так вежливее. Правильно я написал?

– Не совсем, – ответил граф. – В словаре многие слова пишутся иначе.

– Я этого-то и боялся, – сказал мальчик. – Мне следовало бы спросить. Когда в слове больше двух слогов, я всегда ошибаюсь. Дайте я перепишу.

И он стал переписывать письмо очень тщательно, спрашивая у графа, как писать почти каждое слово.

– Правописание – очень трудная вещь. Часто оказывается, что слово пишется совсем не так, как я думал. Иногда даже пропадает всякая охота писать.

Когда мистер Мордэн уходил, он взял письмо с собой. Священник вынес из этого свидания самое приятное впечатление – чувство, которое он никогда не испытывал раньше, покидая замок.

Маленький лорд проводил гостя до дверей и воротился к деду.

– Могу я теперь идти к маме? – спросил он. – Она ждет меня.

– Для тебя кое-что есть в конюшне. Посмотри сначала, – сказал дед. – Позвони.

– Я вам очень благодарен, – проговорил, краснея, мальчик, – Но я лучше завтра посмотрю. Дорогая будет меня ждать.

– Хорошо, – согласился граф. – Я велю заложить карету. – И затем сухо прибавил: – Я хотел показать тебе пони.

– Пони? – У мальчика перехватило дыхание. – Чей пони?

– Твой…

– Мой?.. Мой?.. Как все игрушки наверху?

– Да, – отвечал дед. – Хочешь его посмотреть? Велеть его привести?

– Я никогда не думал, что у меня будет пони! Никогда! Как дорогая будет довольна! Вы мне так много дарите!

– Что ж, хочешь видеть лошадку? – спросил граф.

Маленький лорд вздохнул:

– Очень хочется, но теперь некогда…

– Ты обязательно должен съездить к матери сегодня! Разве нельзя отложить?

– Нет, – отвечал мальчик, – она ждет меня все утро, и я все утро о ней думал.

– Хм! – промычал граф. – Ну хорошо, позвони!

Старик поехал вместе с внуком и, проезжая под сенью больших деревьев главной аллеи, все время молчал. Зато Седрик не умолкал и расспрашивал деда про пони: какой он масти, как его зовут, сколько ему лет, какого он роста, что больше всего любит есть и когда он сможет его увидеть на следующий день.

– О, дорогая будет так рада! – говорил он. – Она вам будет очень благодарна за то, что вы так добры ко мне. Она знает, что я очень люблю пони, но мы с ней не думали, чтобы я когда-нибудь мог иметь собственную лошадку. У одного мальчика с Пятой авеню была своя лошадка, он каждое утро ездил на ней верхом, а мы проходили мимо его дома, чтобы посмотреть, как он катается.

Седрик откинулся на сиденье и несколько минут смотрел с восторгом на деда.

– Я думаю, – сказал он наконец, – что вы самый лучший человек во всем мире! Вы все время делаете добро и думаете о других. Дорогая говорит, что это настоящая доброта, когда не думаешь о себе, а всегда о других. Вы именно так поступаете, не правда ли?

Граф был так поражен этой характеристикой своей личности, что не знал, что сказать, так ему было странно, что ребенок каждое его эгоистическое намерение приписывает великодушию.

– Скольких людей вы осчастливили! – продолжал Седрик. – Майкла и Бриджит с их детьми, торговку и Дика, Хиггинса, его жену и детей, и мистера Гоббса, и мистера Мордэна, потому что, конечно, он был очень рад, что вы исполнили его просьбу. А дорогую и меня как вы обрадовали, подарив мне пони и еще столько всего! Я считал по пальцам и насчитал двадцать семь человек! Вы сделали счастливыми двадцать семь человек!

– И это я всех осчастливил? Я? – спросил граф.

– Конечно, вы! Знаете, люди иногда очень ошибаются насчет графов, когда их близко не знают. Вот, например, мистер Гоббс. Я напишу ему письмо и скажу об этом.

– И что же он говорил о графах?

– Дело в том, что он ни одного графа лично не знал, а только читал о них в книгах. Он думал – вы не обижайтесь! – что они все страшные деспоты, и говорил, что не пустил бы графа на порог своей лавки. Но если бы он вас знал, я уверен, он был бы другого мнения. Я ему напишу про вас…

– Что ты ему напишешь?

– Напишу, – сказал мальчик, все больше оживляясь, – что вы самый добрый человек в мире, что вы всегда заботитесь о других, что вы всех делаете счастливыми и что я хочу, когда вырасту, быть похожим на вас.

– На меня, – повторил граф, и краска стыда покрыла морщинистое лицо старика. Он отвернулся и стал смотреть в окно.

– Да, на вас, – повторил маленький лорд, – если только смогу. Но я буду стараться…

Карета катилась по длинной аллее, выезжая из зеленой тени на участки, залитые золотым солнечным светом. Седрик вновь увидел синие колокольчики и высокие папоротники, колеблемые ветром, оленей, провожающих глазами карету, и удирающих кроликов, он слышал хлопанье крыльев и пересвист птиц, и все это ему показалось еще прекраснее, чем накануне. Его сердце было переполнено радостью и счастьем.

Старик же граф, хотя тоже смотрел в окно, но видел совсем другое. Перед ним быстро пронеслась вся его долгая жизнь, в которой не было ни благородных дел, ни добрых намерений. Он растратил свою молодость, и силу, и здоровье на развлечения, убивал время в праздности. Подошла старость, и вот он одинок, без друзей, без родных. Все его боятся или ненавидят, никому нет дела до того, жив он еще или уже умер.

До сих пор злой, тщеславный, самолюбивый старик ни разу не оглянулся на безотрадную свою жизнь. До этой минуты граф не давал себе труда задуматься, какого мнения о нем другие. И только наивная вера ребенка в то, что он лучше, чем есть на самом деле, пробудила в нем совесть. Желание внука быть похожим на него показалось ему до того невероятным, что он невольно спросил себя: «Да тот ли я человек, с кого следует брать пример?»

Маленький лорд, видя, что дед нахмурился и молча смотрит в окно, думал, что у графа болит нога, и замолчал, чтобы не беспокоить его.

Они миновали ворота, проехали еще немного и остановились. Карета привезла их в Корт-Лодж. Седрик выпрыгнул на землю, как только лакей отворил дверцу.

Граф очнулся от невеселых размышлений.

– Неужели уже приехали? – спросил он.

– Да, – отвечал Седрик, – дайте мне вашу палку и облокотитесь на меня: я помогу вам выйти.

– Я не собираюсь выходить, – отрывисто проговорил граф.

– Как?.. Вы не хотите увидеть мою маму? – удивленно воскликнул маленький лорд.

– Она извинит меня, – сухо продолжал граф. – Скажи ей, что тебе так хотелось к ней, что даже пони не мог тебя остановить…

– Ей будет очень жаль, – отвечал мальчик, – она очень хочет вас видеть.

– Не думаю. Я пришлю за тобой карету. Пошел! – крикнул граф кучеру.

Томас захлопнул дверцу. Маленький лорд постоял с минуту в изумлении, потом опрометью бросился через двор к дому. Карета медленно отъезжала; граф высунулся из окна и смотрел на быстро бегущего мальчика и на дом между деревьями. Дверь там была широко раскрыта; мальчик вбежал по ступеням – молодая женщина в трауре бросилась к нему навстречу; он кинулся ей в объятия, повис на шее и покрыл поцелуями молодое красивое лицо.