Текст книги "Нежданная встреча в пустынном месте"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 1 страниц)

Херберт Фрэнк
Нежданная встреча в пустынном месте

Фрэнк Херберт

Нежданная встреча в пустынном месте

Пер. – Д.Савельев, Я.Савельев.

– Вы интересуетесь экстрасенсорным восприятием, а? Что ж, я полагаю, что не меньше любого другого, и это правда.

Он был маленьким лысым парнем в очках без оправы и сидел рядом со мной на скамейке около деревенского почтового отделения. Я пытался загорать под послеполуденным апрельским солнцем и читал статью под названием "Статистические данные по ЭСВ" в научном альманахе.

Я видел, что он взглянул на заголовок, через мое плечо.

Он был низеньким малым. Звали его Крэнстон, и жил он в деревне, сколько я себя помню. Он родился в хижине лесорубов на Берли Крик, но жил теперь у вдовой сестры по имени Берстабл, чей муж был морским капитаном. Капитан построил один из тех больших, высоких, обшитых гонтом домов, что взирали вниз с гряды на деревню и пролив за нею. Это был потрепанный ветрами серый дом, наполовину скрытый высокими елями и кустарником, что создавало ореол таинственности вокруг его обитателей.

Собственно, загадкой для меня было то, почему Крэнстон сам спустился к почтовому отделению. Для подобных поручений у них был наемный работник. Кого-либо из членов семьи редко видели внизу в деревне, хотя Крэнстон был довольно общителен. Если вы встречали его в Грейндж-холле, то можно было рассчитывать на приятную беседу и партию в шашки.

В Крэнстоне было около пяти футов и четырех дюймов, а весил он, как мне думается, около ста пятидесяти фунтов, так что сами видите – он не был костлявым. Его одежда и летом и зимой состояла из малярской шапки, широких рабочих штанов с нагрудником и темно-коричневой рубашки, из тех, что носят лесорубы. Хотя я не думаю, что он когда-либо был лесорубом или вообще занимался тяжелым физическим трудом.

– Что такого случилось, что вы зашли на почту? – прямо спросил я в обычной любопытствующей деревенской манере. – Редко вас здесь увидишь.

– Я... надеялся встретить кое-кого, – ответил он. Он кивнул на научный альманах у меня на коленях. – Я не знал, что вы интересуетесь экстрасенсорным восприятием.

Он не смутился. Я был одним из тех людей, что располагают к откровенности, и было очевидным, что у Крэнстона припасена какая-то "история". Я, правда, попытался сопротивляться, так как пребывал в одном из тех состояний, что присущи писателям, когда мы отгрызаем головы, едва взглянув на них.

– Думаю, что ЭСВ – это мерзкое мошенничество, – сказал я. – И это отвратительно, когда пытаются приспособить логику и математику для этого...

– Ну, на вашем месте я бы не был так уверен, – проронил он. – Я мог бы рассказать пару правдивых историй.

– Вы читаете мысли, – сказал я.

– Читать – это неправильное слово, – парировал он. – И это не мысли... – Тут он пристально посмотрел на дорогу, разветвляющуюся ниже почты, прежде чем опять взглянуть на меня. – Это сознание.

– Вы читаете сознание, – сказал я.

– Я вижу, вы мне не верите, – ответил Крэнстон. – Но в любом случае я собираюсь вам кое-что рассказать. Никогда раньше не рассказывал этого чужаку... но вы не настоящий чужак, ваши корни здесь. А так как вы писатель, то можете это где-то использовать.

Я вздохнул и закрыл журнал.

– Я тогда только переехал к сестре, – рассказывал Крэнстон. – Мне было семнадцать. Сестра была замужем, дайте-ка вспомнить, около трех лет к тому времени, но ее муж – капитан – был в море. В Гонконге, кажется. Ее свекор, старый мистер Джерузалем Берстабл, был тогда еще жив. У него была спальня внизу, дверь которой выходила на заднюю веранду. Он был глух, как пень, и не мог без посторонней помощи выбраться из своего инвалидного кресла. Вот почему меня и пригласили. Он был живой развалиной, старый мистер Джерузалем, если вы помните. Но, полагаю, вы его не знали.

(Это был тонкий намек на мой статус нездешнего, которого, казалось, не мог избежать ни один житель деревни, обсуждая со мной "старые добрые времена". Хотя они приняли меня, поскольку мои бабушка с дедушкой были деревенскими и каждый в долине знал, что я "вернулся домой" подлечиться после полученного на войне ранения.)

– Старый мистер Джерузалем нежно любил игру в криббедж по вечерам, продолжал Крэнстон. – В тот вечер, о котором я вам рассказываю, он и моя сестра играли в студии. Они не слишком много разговаривали из-за его глухоты. Все, что можно было услышать через открытую дверь студии, было шлепанье по столу и бормотание моей сестры каждый раз, когда она сбрасывала карты.

Мы выключили освещение в гостиной, но в камине горел огонь, и из студии падал свет. Я сидел в гостиной вместе с Олной, девушкой-норвежкой, помогавшей моей сестре по хозяйству. Пару лет спустя она вышла замуж за Гаса Биллса, его убило, когда в Индейском Лагере взорвалась паровая машина. Одна и я играли в норвежскую игру, которую они называли реп, что-то наподобие виста, но она нам надоела, и мы просто сидели у камина друг против друга, слушая, как в студии шлепают карты.

Крэнстон сдвинул назад свою шапку и взглянул на зеленые воды пролива, где буксир бережно оттаскивал связку бревен из приливной зоны.

– О, она тогда была хорошенькой, Одна, – продолжил он немного погодя. Волосы у нее были, словно посеребренное золото. А ее кожа – она словно просвечивала насквозь.

– Вы были влюблены в нее, – заметил я.

– Одно слово – потерял голову, – ответил он. – А она меня вообще не замечала... поначалу.

Он снова замолчал. Дернул разок за козырек шапки. Спустя некоторое время он произнес:

– Я пытался припомнить, моя это была идея или ее. Идея была моя. Одна все еще держала в руках колоду карт. И я ей предложил: "Олна, перемешай колоду. Следи, чтобы я не видел карт". Да, вот так это и было. Я велел ей перемешать колоду и взять одну карту сверху. А петом посмотреть, смогу ли я эту карту угадать.

Как раз тогда ходило много разговоров об этом малом из университета Дьюка, об этом докторе, забыл его имя, у которого люди угадывали карты. Думаю, это и заронило идею в мое сознание.

Крэнстон с минуту помолчал и, клянусь, на мгновение помолодел особенно глаза.

– Итак, она перемешала карты, – сказал я, помимо воли заинтересовавшись. – Что дальше?

– А? О... Она сказала: "Йа, посмотрим, смошешь ли ты угатать фот эту". У нее был сильный акцент. Можно было подумать, что она родилась в Старом Свете, а не в Порт Орчард. Но Олна взяла первую карту и посмотрела на нее. Боже, как она мило наклонялась, чтобы освещение из двери студии падало прямо на карту. И вы знаете, я в то же мгновение понял, что она видит валет треф. Я словно бы видел это где-то в моем сознании... не совсем чтобы видел, но я знал. Так что просто выпалил, что это было.

– Вы правильно угадали одну из пятидесяти двух... неплохо, – заметил я.

– Мы прошлись по всей колоде, и каждую карту я называл правильно. Ни одной ошибки.

Разумеется, я ему не верил. Мне говорили, что эти истории являются камнем преткновения в изучении ЭСВ. Ни одна из них не подтверждается. Но было любопытно, почему это все он рассказывает МНЕ? Было ли это попыткой старого деревенского холостяка, ничтожества, мужчины, живущего на подачки сестры, выглядеть значительным?

– Значит, вы называли ей каждую карту. Вы когда-нибудь подсчитывали вероятность такого совпадения? – спросил я.

– Профессор из колледжа однажды подсчитал. Я забыл точную цифру. Но он сказал, что это просто невозможно.

– Невозможно, – согласился я, не пытаясь скрыть недоверия. – А что по этому поводу думала Одна?

– Она решила, что это трюк – салонные фокусы, понимаете.

– Она носила очки, и вы видели в них отражение карт, верно? – спросил я.

– В те дни она очков не носила, – ответил Крэнстон.

– Тогда вы видели их отражение у нее в глазах.

– Она сидела в тени, почти в десяти футах от меня. Чтобы разглядеть карты, у нее был только свет из двери студии. Ей приходилось подносить их к огню камина, чтобы я мог видеть. Нет, ничего подобного. Более того, я ненадолго закрыл глаза. Я просто вроде как видел эти карты... Тем местом в моем сознании, что я обнаружил. Мне не приходилось колебаться или угадывать. Я каждый раз ЗНАЛ.

– Ну что же, это очень интересно, – я зевнул и открыл альманах. Наверное, вам нужно было направиться в Дьюк и помогать доктору Раину.

– Будьте уверены, я был сильно взволнован, – продолжал он, игнорируя мою попытку закончить беседу. – Этот знаменитый доктор говорил, что люди могли проделывать подобное, и тут я получаю этому подтверждение.

– Да, – сказал я. – Возможно, вам следовало написать доктору Раину и рассказать ему все это.

– Я велел Олне перемешать карты, и мы попытались это сделать снова, – в голосе Крэнстона начало звучать легкое отчаяние. – Она не проявила энтузиазма, но сделала, как я просил. Я заметил, что у нее дрожат руки.

– Вы напугали бедное дитя своими фокусами, – сказал я.

Он вздохнул и сидел минуту в молчании, уставясь на воды пролива. Буксир пыхтел над своей связкой бревен. Я внезапно почувствовал жалость к этому несчастному маленькому человечку. Я уверен, что он никогда не отходил от деревни дальше, чем на пять миль. Жизнь его ограничивалась этим старым домом на гряде, еженедельной игрой в карты в Грейндже и время от времени походом в бакалейную лавку. Мне даже не верилось, что у них был телевизор. Что касается его сестры, то у нее была репутация старой карги.

– Вы снова назвали все карты? – спросил я, стараясь, чтобы мой голос звучал заинтересованно.

– Без единой ошибки, – ответил он. – Я тогда точно определил то место в моем сознании. Я мог найти дорогу к нему в любое время.

– А Олне хотелось узнать, как вы это делаете, – сказал я.

Он сглотнул.

– Нет. Я думаю, она... ПОЧУВСТВОВАЛА, как я это делаю. Во второй раз мы перебрали не более пятнадцати карт, когда она швырнула колоду на пол. Она сидела, уставясь на меня и дрожа. Внезапно она назвала меня каким-то именем – я толком не расслышал, как оно правильно произносится, – вскочила и выбежала из дома. Это произошло так быстро! Она выбежала в заднюю дверь прежде, чем я поднялся на ноги. Я выскочил вслед за ней, но ее уже не было. Позже мы узнали, что она остановила попутный грузовик с хлебом и отправилась прямо домой в Порт Орчард. Олна больше не возвращалась.

– Это очень плохо, – сказал я. – Единственная личность, чье сознание вы могли читать, и она от вас сбежала.

– Олна больше не вернулась, – повторил он, и, клянусь, в его голосе были слезы. – Все подумали... понимаете, что я сделал ей неприличное предложение. Моя сестра просто взбесилась. На следующий день приехал брат Олны за ее вещами. Он пригрозил, что выпорет меня, если я хоть ногой переступлю порог...

Крэнстон замолчал, повернувшись и пристально глядя на посыпанную гравием дорожку, идущую в деревню от ферм на западных холмах. Высокая женщина в зеленом платье, доходившем ей до середины икр, только что обогнула обгоревший пень и направлялась к почтовому отделению. Она шла, склонив голову, так что можно было видеть часть ее макушки с желтыми волосами, заплетенными в косу и плотно уложенными вокруг головы в виде короны. Это была крупная женщина с хорошей фигурой и широким размашистым шагом.

– Я слышал, что ее брат болен, – произнес Крэнстон.

Я взглянул на Крэнстона, и выражение его лица – печальное и отстраненное – дало мне ответ на мой невысказанный вопрос.

– Это Олна, – сказал я. Я почувствовал возбуждение. Я все еще не верил в его дурацкую историю...

– Она не слишком часто спускается сюда, – произнес Крэнстон. – Но раз ее брат болен, я надеялся...

Она свернула на тропинку, ведущую к почте, и угол здания скрыл ее от нас. Мы слышали, как с другой стороны открылась дверь, а потом низкий рокот беседы в здании. Немного погодя дверь еще раз отворилась, и женщина вышла из-за угла, идя по тропинке, что проходила перед нами вниз к лавке у шоссе. Ее голова все еще была склонена, но теперь она читала письмо.

Когда она приблизилась, Крэнстон выдохнул:

– Олна?

Ее голова резко дернулась, и она остановилась. Клянусь, я никогда не видел большего ужаса на чьем-либо лице. Она уставилась на Крэнстона просто-таки застывшим взглядом.

– Я сожалею о мальчике вашей сестры, – сказал Крэнстон, а потом добавил: – На вашем месте я предложил бы ей обратиться к одному из специалистов в Миннеаполисе. Они проделывают чудеса при помощи пластической хирургии и...

– Вы! – вскрикнула она. Олна подняла правую руку, наставив на Крэнстона указательный палец и мизинец в отвращающем зло жесте. Я думал, что такое использовалось только в средние века.

– Не смей лезть мне в голову... ты... КОТТИС!

Ее слова разрушили наваждение. Она подхватила свои юбки и бросилась вниз по тропинке к шоссе. Последнее, что мы видели, была бегущая фигурка, быстро скрывшаяся за углом гаража.

Я пытался найти какие-нибудь слова, но на ум ничего не приходило. Коттис – это сатир у датчан, совращающий девственниц, захватывая их сознание. Но я никогда не думал, что эта легенда распространена по всему северу.

– Просто сестра написала ей об этом в письме, – сказал Крэнстон, – что младший мальчик сильно обварился, опрокинув с плиты котел. Это случилось лишь позавчера. Авиапочта. Здесь таких не много получают.

– Вы пытаетесь сказать мне, что читаете письмо ее глазами? – спросил я.

– Я никогда не терял того места, обнаруженного мною, – ответил он. Видит Бог, я достаточно часто пытался избавиться от него. Особенно после того, как она вышла замуж за Гаса Биллса.

Во мне поднималось возбуждение. Возможности...

– Послушайте, – сказал я. – Я сам напишу в университет Дьюка. Мы можем...

– Вы не посмеете! – огрызнулся он. – Достаточно плохо уже то, что каждый в деревне знает про нас. О, я знаю, они по большей части не верят... но вероятность... – Он покачал головой. – Я не буду становиться у нее на пути, если она найдет подходящего человека для...

– Но, – произнес я. – Если вы...

– Теперь вы мне верите, не так ли? – спросил он, и мне не понравилась хитрая нотка в его голосе.

– Ну, – ответил я, – я бы предпочел, чтобы это исследовали люди, которые...

– Сделать из этого эстрадный номер, истории в воскресных газетах. Весь мир бы знал.

– Но если...

– Она не осилит меня! – рявкнул он. – Неужели вы не понимаете? Она никогда не избавится от меня, и ей никогда меня не одолеть. Даже когда она уехала поездом обратно в Миннеаполис... через неделю после того, как убежала из нашего дома...

Он замолчал.

– Но подумайте, что это могло бы значить для...

– Единственная женщина, которую я любил, – вздохнул Крэнстон. Единственная женщина, на которой я мог бы жениться... она считает, что я сам дьявол! – Он повернулся и свирепо посмотрел на меня. – Вы думаете, что мне хочется выставлять это напоказ? Прежде я заберусь себе в голову мясным крюком и вырву это место из моего сознания!

С этими словами он вскочил на ноги и пустился по тропинке, ведущей к дороге на гребень.