Текст книги "Бог-Император Дюны"

Автор книги: Фрэнк Патрик Герберт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 12 (всего у книги 31 страниц) [доступный отрывок для чтения: 12 страниц]

Лето смотрел на Хви, стоявшую перед ним и ему ни на йоту не помогало знание того, что у него давно нет черепа, что его мозг давно атрофировался и вместо него имелась огромная сеть нервных узлов, протянувшаяся по всему телу. Мозг болел, а в черепе отдавалась чудовищная пульсация. Боль была настолько невыносима, что, не выдержав, Лето простонал:

– Зачем твои хозяева мучают меня?

– Господин?

– Зачем они прислали тебя?

– Я не причиняю вам боль, мой господин.

– Ты причиняешь мне боль одним своим существованием!

– Я не знала этого. – И снова слезы неудержимым потоком потекли по ее щекам. – Они никогда не говорили мне о своих истинных целях.

Успокоившись, Лето заговорил, придав своему голосу необычайную мягкость:

– Теперь оставь меня, Хви. Занимайся своими делами, но возвращайся как можно быстрее, если я призову тебя.

Она вышла спокойно, но Лето видел, что она тоже испытывает муки. Он не мог ошибиться, видя, какую печаль чувствует она по поводу человеческого облика, которым пожертвовал Лето. Она знала то, что знал и он: они станут друзьями, любовниками, единомышленниками – их отношения станут самыми тесными, какие только возможны между людьми противоположного пола. Ее хозяева знали, что делают.

Иксианцы жестоки! – подумал он. Они знают, какой должна быть наша боль.

Уход Хви оживил воспоминание о ее дяде Малки. Малки был жесток, но его общество доставляло Лето удовольствие. Малки обладал всеми трудолюбивыми добродетелями своего народа и всеми пороками, которые делали его особенно человечным. Малки откровенно наслаждался компанией Говорящих Рыб. «Ваши гурии», – говорил он, и Лето редко вспоминал своих женщин-гвардейцев, чтобы не вспомнить про это прозвище, данное им Малки.

Почему я сейчас подумал о Малки? Это не из-за Хви. Я спрошу, чем зарядили ее хозяева, прежде чем послать ко мне.

Лето засомневался, стоит ли позвать женщину назад.

Она скажет мне, если я спрошу.

Иксианские послы всегда получали задачу выяснить, по какой причине Бог-Император терпит само существование Икса. Они знали, что от него невозможно ничего утаить. Чего стоит эта глупейшая попытка основать колонию без его ведома! Исследовали ли они его возможности? Иксианцы подозревали, что в действительности Лето не нуждается в их промышленности.

Я никогда не скрывал своего мнения о них и говорил это Малки.

– Технологические новаторы? Нет! Вы преступники от науки, окопавшиеся в моей Империи!

В ответ Малки только смеялся. В раздражении Лето продолжал обвинять.

– Для чего строить секретные лаборатории и заводы за пределами Империи? Вы же все равно не сможете скрыться от меня.

– Конечно, господин, – соглашался Малки, смеясь.

– Я знаю, чего вы добиваетесь: создать утечку того и немножко этого в пределы Империи. Эта подрывная деятельность приводит к сомнениям, и ненужным вопросам!

– Господин, но ведь вы сами – один из наших самых Ценных заказчиков.

Я не это имею в виду, и ты прекрасно это знаешь, ужасный ты человек!

– Я нравлюсь вам именно потому, что я ужасный человек. Я рассказываю вам истории о том, что мы делаем.

– Я знаю об этом и без твоих историй!

– Но некоторым историям можно верить, а другие весьма сомнительны. Я рассеиваю ваши сомнения.

– У меня не бывает сомнений!

От этого Малки смеялся еще сильнее. Я должен и дальше терпеть их, подумал Лето. Иксианцы занимались изобретательством и работали в терра инкогнито технического творчества, которое было запрещено бутлерианским джихадом. Иксианцы создавали невообразимые вещи – именно эти вещи привели к началу джихада, к его разрушениям и массовым убийствам. Именно этим занимались на Иксе и Лето оставалось только позволить им это делать.

Я у них покупаю! Без их изобретений я не смог бы даже записать свои мысли. Без иксианцев я не мог бы прятать свои записки и печатать их.

Но им надо постоянно напоминать об опасности того, что они делают!

Не стоит забывать и о Гильдии. Но это уже легче. Даже сотрудничая с Иксом, члены Гильдии сильно не доверяли иксианцам.

Если эта новая иксианская машина будет работать, то Гильдия потеряет свою монополию на космические перевозки!

***

В сумятице и шуме предковой памяти, которые я могу вызвать по своему желанию, возникает нечто, похожее на упорядоченные рисунки. Они похожи на звуки чужого языка, который мне хорошо понятен. Тревожные сигналы сообществ, готовящие их к нападению или защите, для меня подобны громким словам команд. Я вижу, как люди угрожают невинным, вижу, как опасно бунтует беспомощная молодежь. Необъяснимые звуки, видения и запахи возрождают ощущения, о существовании которых вы давно успели забыть. Когда вы встревожены, на ум приходят лишь слова родного языка – речь чужих языков превращается в набор странных и чуждых звуков. Вы требуете свой привычный костюм, ибо краски чужих одеяний кажутся вам враждебными и угрожающими. Это есть отрицательная обратная связь на ее первобытном уровне. Это воспоминания ваших клеток.

(Похищенные записки)

Рядовые Говорящие Рыбы, несшие пажескую службу У портала Зала Аудиенций, вели к Лето Дуро Нунепи, посла Тлейлаксу. Время его аудиенции еще не наступило, его доставили рано, изменив объявленный порядок, однако посол держал себя спокойно, изобразив на лице лишь легкое недовольство.

Лето молча ждал его приближения, вытянувшись на возвышении, установленном в дальнем конце зала. В памяти Императора всплыло древнее воспоминание – глазок перископа подводной лодки, осматривающий поверхность вод. Таков был и Нунепи – гордое, словно высеченное из кремня, лицо человека, Прошедшего все положенные ступени бюрократической лестницы Тлейлаксу. Не будучи сам Танцующим Лицом, он рассматривал этих людей, как воду по которой очень удобно плыть к назначенной цели, и надо было быть настоящим лоцманом, чтобы пристроиться в кильватер такому человеку. Нунепи был тем зловещим персонажем, который оставил свой кровавый след в происшествии у моста через реку Айдахо.

Несмотря на ранний час, Нунепи был в полном посольском облачении – широкие черные брюки, черные ботинки с золотым рантом, яркая красная куртка, открывающая поросшую волосами грудь, на которой красовался золотой тлейлаксианский гребень, украшенный бриллиантами.

Остановившись в положенных десяти шагах от тележки, Нунепи окинул взглядом выстроившихся у стены Говорящих Рыб. В серых глазах Нунепи мелькнула насмешливая искорка, когда он посмотрел на своего Бога-Императора и слегка поклонился.

Вошел Дункан Айдахо с зачехленным лазерным ружьем у бедра и остановился возле нахмуренного лица Лето.

Появление Айдахо не слишком понравилось послу, он принялся внимательно изучать начальника гвардии.

– Я нахожу Лицеделов особенно ненавистными, – произнес Лето.

– Я – не Лицедел, господин, – произнес Нунепи низким, хорошо поставленным голосом, в котором все же угадывалась некоторая растерянность.

– Но ты представляешь их, а это уже является предметом моего раздражения, – сказал Лето.

Нунепи ожидал открытого выражения враждебности, но Лето отбросил дипломатические условности, и посла потрясло то, что Император прямо упомянул то, что сам Нунепи считал необоримой силой Тлейлаксу.

– Господин, сохраняя плоть исходного Дункана Айдахо и снабжая вас гхолами, мы предполагали, что…

– Дункан! – воскликнул Лето.. – Если я прикажу, Дункан, поведешь ли ты экспедицию уничтожить Тлейлаксу?

– С радостью, мой господин.

– Даже если это будет означать потерю исходных клеток и уничтожение чанов с аксолотлями?

– Эти чаны – не самое приятное воспоминание в моей жизни, а те клетки – это давно уже не я.

– Господин, чем мы оскорбили вас? – спросил Нунепи.

Лето нахмурился. Неужели этот глупец всерьез думает, что сейчас Бог-Император заговорит о недавнем нападении Танцующих Лицом?

– До меня дошли сведения о том, что ваши люди распространяют сплетни о том, что вы называете «отвратительными сексуальными привычками».

Нунепи был изумлен до глубины души. Обвинение было лживым до абсурда, он не ожидал этого. Но Нунепи отчетливо понимал, что вздумай он все отрицать, ему все равно никто не поверит, ибо так сказал сам Бог-Император. То была атака с непредсказуемым исходом, произведенная в неведомом для посла измерении. Нунепи заговорил, глядя на Айдахо:

– Господин, если мы…

– Смотри мне в глаза! – приказал Лето. Нунепи торопливо повиновался.

– Могу сказать тебе в первый и последний раз, – продолжал Лето, – что у меня вообще нет сексуальных привычек. Никаких.

На лбу Нунепи выступила холодная испарина. Он смотрел на Императора с выражением загнанного в угол животного. Когда посол заговорил, в его голосе не осталось и следов от былой звучности.

– Господин, я… Это какое-то недоразумение, ошибка…

– Замолкни, тлейлаксианский проныра! – взревел Лето. – Я – метамерный переносчик священного червя – Шаи-Хулуда! Я – твой Бог!

– Прости нас, Господи! – прошептал Нунепи.

– Простить вас? – голос Лето был на этот раз исполнен участливого понимания. – Конечно, я прощу вас. Это Функция вашего Бога. Ваше преступление прощено. Однако ваша глупость требует ответных мер.

– Господин, если бы я только мог…

– Молчать! Партия Пряности должна была отправиться на Тлейлаксу в эту декаду. Вы не получите ничего. Что касается тебя лично, то сейчас мои Говорящие Рыбы отведут тебя на площадь.

В зал вошли две дюжие женщины в форме гвардейцев и взяли Нунепи под руки, ожидая указаний Императора.

– На площади, – сказал Лето, – вы снимете с него одежду и дадите ему пятьдесят ударов плетью.

Нунепи попытался вырваться из мертвой хватки Говорящих Рыб, его лицо исказилось от ярости.

– Господин, я хочу напомнить вам, что я полномочный посол…

– Ты – обычный преступник и как таковой будешь наказан. – Лето дал знак гвардейцам и они потащили посла к выходу.

– Жаль, что тебя не убили, – орал потерявший голову Нунепи, – жаль, что…

– Кто? – спросил Лето. – Кто должен был меня убить? Разве ты не знаешь, что меня нельзя убить?

Гвардейцы потащили посла к выходу, но он продолжал кричать: «Я невиновен! Я невиновен!» Крики постепенно стихли.

Дункан склонился к Лето.

– Что такое, Дункан? – спросил Император.

– Мой господин, все послы будут очень напуганы.

– Да, я преподам им урок ответственности за свои действия.

– Мой господин!

– Участие в заговоре, равно как и армейская служба, освобождает людей от чувства личной ответственности.

– Но это может привести к ненужным осложнениям, мой господин. Лучше я распоряжусь об усилении охраны.

– Об этом не может быть и речи!

– Но вы позвали меня…

– Как небольшой образчик военной глупости.

– Мой господин, я не…

– Дункан, подумай о невежестве Нунепи. Он – квинтэссенция моего урока.

– Простите мою тупость, господин, но я не понимаю сути ваших слов о военных.

– Они думают, что, рискуя жизнью, приобретают право применять любое насилие к врагам, которых сами же и выбирают. Это ментальность завоевателей. Нунепи думает, что не отвечает за любые действия против чужих.

Айдахо посмотрел на дверь, через которую стражницы вывели Нунепи.

– Он очень старался, но проиграл, мой господин.

– Но при этом он освободил себя от уз прошлого и отказался платить за это.

– В глазах своего народа он является патриотом.

– А кем он является в собственных глазах? Орудием истории.

Айдахо понизил голос и придвинулся еще ближе к Лето.

– Насколько вы отличаетесь от нас, господин?

Лето усмехнулся.

– Ах, Дункан, как я люблю твою восприимчивость. Ты заметил, что я сделан из совершенно другого теста. Неужели ты уверен, что я не способен проигрывать?

– Такая мысль действительно приходила мне в голову.

– Только неудачники могут прятать свою гордыню под покров «великого прошлого», мой старый друг.

– Вы с Нунепи похожи в этом отношении?

– Воинствующие миссионерские религии разделяют эту иллюзию «гордого прошлого», но лишь немногие понимают конечную опасность этого взгляда для человечества в целом – опасность ощущения собственной свободы от ответственности за свои действия.

– Какие странные слова, мой господин. Как мне следует понимать их смысл?

– Смысл заключается в том, что тебе говорят. Ты не способен слушать?

– У меня есть уши, мой господин.

– Неужели? Что-то я их не вижу.

– Вот они, мой господин. Вот и вот? – Айдахо коснулся рукой поочередно обоих своих ушей.

– Но они же ничего не слышат. Следовательно, у тебя нет ушей – ни здесь, ни здесь.

– Вы смеетесь надо мной, мой господин.

– Слышать – значит слышать. То, что существует, не может быть сделано заново, поскольку оно уже существует. Быть – значит быть.

– Ваши странные слова…

– Суть не более чем слова. Я их произнес. Они прозвучали и их больше нет. Их никто не услышал, следовательно, они уже не существуют. Если же они не существуют их можно произнести снова, тогда, может быть, их кто-нибудь услышит.

– Зачем вы делаете из меня шута, мой господин?

– Я ничего не делаю с тобой, кроме того, что произношу слова. Я говорю их без всякого риска оскорбить тебя, ибо убедился, что ты лишен ушей.

– Я не понимаю вас, мой господин.

– Начало всякого познания – это открытие факта, что ты чего-то не понимаешь.

Айдахо не успел ничего ответить, так как Император подал знак одной из женщин, и та взмахнула рукой перед хрустальным экраном за помостом, на котором возлежал Лето. На ровной поверхности появилось трехмерное изображение площади, где должны были наказать Нунепи.

Айдахо отступил к центру зала и внимательно вгляделся в изображение. В середине площади возвышался помост, на котором были установлены треугольные металлические козлы; к ним был привязан раздетый донага посол. Его одежда лежала рядом. Говорящая Рыба могучего телосложения в маске взмахнула длинной плетью с несколькими тонкими концами. Айдахо узнал в ней одну из женщин, которые встречали его на Арракисе.

По сигналу офицера Говорящая Рыба нанесла первый удар по обнаженной спине.

Айдахо вздрогнул. Толпа затаила дыхание. В том месте, где кончики плети коснулись спины, появились багровые полосы. Нунепи молчал.

На его спину вновь опустилась плеть; при втором ударе из полос появилась кровь.

Плеть опустилась еще раз, на этот раз кровь потекла тонкими струйками.

Лето ощутил печаль. Наша слишком старательна, подумал он. Она убьет его, а это создаст проблемы. – Дункан! – позвал Лето.

Айдахо стряхнул с себя наваждение, оторвался от изображения и постарался забыть яростный крик толпы, который она испустила после особенно кровавого удара плетью.

– Пошли кого-нибудь прекратить порку после двадцатого удара, – приказал Лето. – Пусть объявят, что Император оказался настолько великодушен, что решил смягчить наказание.

Айдахо поднял руку и сделал знак одной из Говорящих Рыб. Женщина кивнула и выбежала из зала.

– Подойди ко мне, Дункан, – сказал Лето.

Ожидая нового подвоха, Айдахо вернулся к ложу Императора.

– Все мои действия, – сказал Лето, – это уроки, которые следует усваивать.

Айдахо боролся с желанием оглянуться и досмотреть сцену наказания Нунепи. Что это за звук? Стоны посла, заглушаемые ревом толпы? Эти крики пронзали душу Айдахо. Он посмотрел Лето прямо в глаза.

– У тебя на уме какой-то вопрос, – сказал Лето.

– Много вопросов, мой господин.

– Говори.

– Какой урок заключается в наказании этого глупца? Что мы скажем, когда нас начнут спрашивать об этом?

– Мы скажем, что никому не позволено хулить Бога-Императора.

– Это кровавый урок, мой господин.

– Он не такой кровавый, как некоторые уроки, преподанные в свое время мне.

Айдахо недовольно покачал головой.

– Из этого не выйдет ничего хорошего.

– Это очень точное замечание!

***

Охота за памятью предков многому научила меня. Паттерны, ах, эти паттерны. Больше всего раздражают меня слепые приверженцы либерализма. Я не верю в крайности. Почешите как следует консерватора и вы обнаружите человека, который предпочитает прошлое самому светлому будущему. Почешите либерала, и вы обнаружите кабинетного аристократа. Либеральные правительства всегда вырождаются в аристократии. Бюрократия всегда предает искренние намерения людей, формирующих такие правительства. Непосредственно с самого начала, мелкие личности, попавшие в правительство, обещавшее равномерно распределить социальный гнет, оказываются заложниками бюрократической аристократии. Естественно, все бюрократии в этом отношении ведут себя одинаково, но какое это лицемерие, обнаружить знакомый образчик под лозунгами равенства, начертанными на либеральных знаменах. Ах, если эти паттерны чему-то и научили меня, так это тому, что они всегда повторяются. Мое угнетение, в широком смысле слова, ничем не лучше и не хуже всех прочих, но я по крайней мере преподаю людям новый урок.

(Похищенные записки)

Начало темнеть, когда настала очередь аудиенции для делегации Ордена Бене Гессерит. Монео подготовил Преподобную Мать, извинившись за задержку и передав ей уверения Лето.

Докладывая об этом Императору, Монео сказал:

– Они ожидают богатого вознаграждения.

– Посмотрим, – сказал Лето. – Посмотрим. Теперь скажи мне, о чем спросил тебя Дункан, когда ты входил в зал?

– Он хотел знать, подвергали ли вы до сих пор кого-нибудь телесным наказаниям?

– И что ты ответил?

– Что об этом нет никаких письменных свидетельств и что я лично никогда не видел таких наказаний.

– Как он отреагировал на твой ответ?

– Сказал, что такое не подобает Атрейдесам.

– Он полагает, что я не в своем уме?

– Этого он не сказал.

– Достаточно и того, что ты слышал. Что еще тревожит нашего нового Дункана?

– Он видел нового иксианского посла, господин. Он находит Хви Нори весьма привлекательной. Интересуется…

– Этого нельзя допустить, Монео! Я полагаю, ты сумеешь предотвратить любую связь между Дунканом и Хви.

– Как прикажет мой господин.

– Да, это мой строжайший приказ! Теперь иди и приготовь мою встречу с сестрами из Бене Гессерит. Я приму их в макете сиетча.

– Мой господин, есть ли в этом выборе какое-то значение?

– Это просто моя прихоть. Выходя, скажешь Дункану, чтобы он взял с собой отряд Говорящих Рыб и прочесал город.

Ожидая делегацию Бене Гессерит, Лето вспомнил разговор с Монео, это несколько развлекло его. Он представил, какое впечатление произведет на обитателей Онна появление на улицах растревоженного Айдахо во главе отряда гвардейцев.

Они живо притихнут, как мыши при внезапном появлении кошки.

Сейчас, находясь в макете сиетча, Лето похвалил себя за такой выбор. Здания свободной формы, с многочисленными куполами, расположенное на окраине Онна, имело в поперечнике около одного километра. Здесь первоначально располагался Музей фримена, а теперь располагалась школа музея. Залы и коридоры патрулировали Говорящие Рыбы.

Зал приемов имел овальную форму и по длине достигал двухсот метров. Огромное помещение освещалось гигантским светильником, подвешенным на высоте около тридцати метров над полом. Голубовато-зеленый свет смешивался с тусклыми коричневыми и бежевыми тонами искусственного камня, которым были выложены стены зала. Лето возлежал на низком помосте в конце зала, глядя наружу через длинное, выгнутое по длине стекло. На улице были видны остатки Защитного Вала с пещерами, в которых когда-то были уничтожены приверженцами Харконненов запертые в ловушку войска Атрейдесов. Очертания скалы серебрились в призрачном свете Первой Луны. Контур скалы подчеркивался точечными огоньками – костры горели там, где сейчас нельзя было показываться ни одному фримену. Огоньки мигали, когда мимо них проходили люди – музейные фримены, подчеркивавшие свое право занимать окрестности священного города.

Музейные фримены! – подумал Лето.

Какие же они узколобые, недальновидные люди.

Но что меня возмущает? Они таковы, какими я их создал.

Лето услышал, как ко входу приближается делегация Бене Гессерит. Они пели гимн, слышался напев, изобилующий протяжными гласными звуками.

Впереди шел Монео с отделением гвардейцев, которые заняли свои места у ложа Императора. Монео остановился возле ложа, взглянул на Лето и обернулся в зал.

Женщины вступили в него двумя рядами, их было десять, впереди шествовали две Преподобные Матери в традиционных черных одеждах.

– Слева Антеак, справа Луйсейал, – сказал Монео.

Лето вспомнил раздраженные, полные недоверия слова, которые говорил ему ранее Монео, рассказывая об этих женщинах. Мажордом ненавидел этих ведьм.

– Они обе – Вещающие Истину, – сказал тогда Монео. – Антеак намного старше Луйсейал, но именно последняя славится как лучший Вещатель Истины в Бене Гессерит. Заметьте, что на лбу у Антеак имеется шрам, происхождение которого нам неизвестно. У Луйсейал рыжие волосы и она слишком молода для столь прославленной Преподобной Матери.

Глядя, как приближается делегация женщин, Лето почувствовал, как всколыхнулась вся его память. Капюшоны надвинуты на лоб, скрывая лица. Слуги и послушницы шли сзади на почтительном расстоянии. Все это было частью тщательно продуманного ритуала. Ничто не изменилось за прошедшие тысячелетия. С равным успехом эти женщины могли войти и в настоящий сиетч, где их должны были приветствовать истинные фримены.

Их голова знает то, что отрицает тело, подумал Лето.

Всепроникающий взор Лето позволил ему заметить подавленную осторожность в глазах женщин, однако они входили в зал, как люди, уверенные в том, что находятся под надежной защитой своей религиозной власти.

Лето доставило удовольствие сознание того, что Бене Гессерит обладает только той силой, которую он сам им дал. Ему была ясна причина такого одолжения. Из всех подданных Империи эти женщины были больше других похожи на него самого – правда, их память была ограничена лишь женскими предками и они могли вспоминать только женские ритуалы – однако, как и он сам, эти Преподобные Матери являлись объединяющим воплощением целых групп.

Преподобные Матери остановились, как и положено, в Десяти шагах от Лето. Свита остановилась позади них на почтительном расстоянии.

Лето решил немного развлечься и приветствовал делегацию голосом и маской своей бабки Джессики. Они ожидали этого, и Лето не хотелось их разочаровывать.

– Добро пожаловать, Сестры, – сказал он. Голос, звучавший в тональности низкого контральто, с нотками язвительности, часто прослушивался и изучался в капитуле Общины Сестер.

Произнося приветствие, Лето почувствовал угрозу. Преподобные Матери всегда бывали недовольны такой формой приветствия, однако на этот раз в их реакции появились какие-то новые ноты. Монео тоже ощутил эту разницу. Он поднял палец, приказав Говорящим Рыбам придвинуться ближе к Лето.

Первой заговорила Антеак:

– Господин, сегодня утром мы наблюдали на площади этот постыдный спектакль. Чего вы хотите достичь такими странными мерами?

Значит, мы решили говорить именно в таком тоне, подумал Лето.

Он заговорил своим обычным голосом.

– На какое-то время вы обрели мою милость. Это не устраивает вас и вы желаете изменить мое отношение?

– Господин, – произнесла Антеак, – мы потрясены и шокированы тем, как вы обошлись с полномочным послом. Мы действительно не понимаем, чего вы этим добивались.

– Я ничего не добивался, я был унижен этим человеком.

На этот раз заговорила Луйсейал.

– Это действие может лишь усилить ощущение гнета вашей власти.

– Меня же удивляет, почему столь мало людей говорит об угнетении со стороны Бене Гессерит? – отпарировал Лето.

Вместо Луйсейал на вопрос ответила Антеак:

– Если Богу-Императору будет угодно, то он сам расскажет нам об этом, а сейчас давайте перейдем к цели нашего посольства.

Лето улыбнулся.

– Вы двое можете подойти ко мне ближе. Оставьте свиту и приблизьтесь.

Монео отступил вправо, дав возможность женщинам приблизиться к Императору их характерной скользящей походкой на расстояние трех шагов от помоста.

– Такое впечатление, что у них нет ног, – пожаловался однажды Монео своему Императору.

Вспомнив эти слова, Лето внимательно пригляделся тому, как внимательно следит Монео за двумя женщинами. В их поведении было что-то угрожающее, но мажордом не осмелился возразить против их приближения к особе Императора. Бог-Император пожелал этого, и его воля должна быть исполнена.

Лето перевел взор на свиту, оставшуюся на месте. Послушницы были одеты в черные платья без капюшонов. Лето заметил кое-какие намеки на запрещенные ритуалы – амулеты, брелоки, пестрые платки, которые оживляли строгую гамму костюма. Преподобные Матери смотрели на эти вещи сквозь пальцы потому, что не могли больше оделять своих девушек потребным количеством Пряности. Замена привычному ритуалу.

За последние десять лет в обычаях Бене Гессерит произошли значительные изменения. В мышлении Сестер появилась необычная для них скаредность.

Все тайное становится явным, думал между тем Лето. Старые таинства до сих пор живы.

Древние образцы дремали в сознании Сестер Бене Гессерит все прошедшие тысячелетия. Сейчас они проявятся. Надо дать знак Говорящим Рыбам. Он вновь обратил внимание на Преподобных Матерей.

– У вас есть просьбы?

– Каково ваше ощущение собственного бытия? – спросила Луйсейал.

Лето от неожиданности моргнул. Какая интересная атака! Они не спрашивали об этом в течение целого поколения. Ну что ж… почему бы и нет?

– Иногда с моих снов слетают оковы и они уносят Меня в какие-то странные места, – ответил он. – Если моя космическая память – это сеть, о чем вы двое, несомненно, знаете, то подумайте об измерении моей собственной сети, и куда могут завести меня мои сны и мечтания.

– Вы сказали нам о нашем определенном знании, – произнесла Антеак. – Почему мы не можем наконец объединить наши силы? В нас гораздо больше сходства, чем Различий.

– Скорее я соглашусь объединиться с дегенератами из Великих Домов, которые оплакивают потерянную Пряность!

Антеак сумела сохранить спокойствие, но Луйсейал уставила палец в Лето.

– Мы предлагаем единство!

– А я, по-вашему, настаиваю на конфликте? Антеак была явно взволнована.

– Говорят, что существует принцип конфликта, который возникает на уровне клеток и не может быть ничем поколеблен.

– Да, некоторые вещи навечно сохраняют свою не совместимость, – согласился Лето с Преподобной Матерью.

– Но тогда каким образом наша Община сумела достичь своего единства? – поинтересовалась Луйсейал.

В голосе Лето послышались стальные нотки.

– Как вам хорошо известно, секрет единства лежит в подавлении несовместимости.

– Наше сотрудничество имело бы огромную ценность, – сказала Антеак.

– Для вас, но не для меня. Антеак притворно вздохнула.

– В таком случае, мой господин, не расскажете ли вы нам о физических изменениях в вашем организме?

– Кто-то, кроме вас, должен узнать об этом и записать данные в хроники, – добавила Луйсейал.

– На случай, если со мной случится что-то страшное? – саркастически поинтересовался Лето.

– Господин! – запротестовала Антеак. – Мы…

– Вы рассекаете меня словами, хотя на деле предпочли бы гораздо более острый инструмент, – сказал Лето. – Меня оскорбляет такое лицемерие.

– Мы протестуем, господин! – заявила Антеак.

– Вы действительно протестуете, я это явственно слышу, – подтвердил Лето.

Луйсейал приблизилась к Лето еще на несколько миллиметров, сопровождаемая бдительным взглядом Монео, который затем взглянул в глаза Лето. Этот взгляд требовал действия, однако Лето проигнорировал сигнал мажордома. Ему было любопытно, что задумала Луйсейал. Чувство угрозы сконцентрировалось на рыжеволосой бестии.

Кто она? – подумал Лето. Неужели она – Танцующая Лицом?

Нет. В ее облике отсутствовали характерные знаки. Нет. Лицо Луйсейал сохраняло видимое тщательно сохраняемое спокойствие, не было ни малейшей мимики, которая позволила бы определить способность Лето к наблюдению.

– Так вы не расскажете нам о физических изменениях, господин? – продолжала настаивать на своем Антеак. Это отвлекающий маневр! – подумал Лето.

– Мой мозг стал просто гигантским, – сказал он. – Большая часть черепа просто исчезла, рассосалась. Нет никаких границ для роста коры и обслуживающей ее нервной системы.

Монео, не скрывая изумления, уставился на Бога-Императора. Почему он раскрывает такую жизненно важную информацию? Эти две женщины не станут делать из нее тайны и продадут первому встречному.

Женщины же были просто зачарованы таким откровением, они явно колебались, приводить ли в исполнение свой тщательно разработанный план.

– У вашего головного мозга есть центр? – спросила Луйсейал..

– Центр – это я, – ответил Лето.

– Но где он расположен, – Антеак сделала едва заметный жест. Луйсейал приблизилась еще на несколько миллиметров.

– Какую ценность представляют для вас эти сведения? – спросил Лето.

Женщины ничем не выдали своей заинтересованности, хотя это безразличие уже само по себе выдавало их намерения. Улыбка тронула губы Лето.

– Вас пленил рынок, – сказал он. – Даже Бене Гессерит оказались заражены ментальностыо сукк.

– Мы не заслужили подобного обвинения, – возразила Антеак.

– Заслужили. Сукк ментальность господствует в моей Империи. Засилье рынка лишь заострило и умножило эти настроения. Мы все превратились в торговцев.

– Даже вы, господин? – спросила Луйсейал.

– Вы испытываете мой гнев, – произнес Лето. – Вы специалист в этом деле, не правда ли?

– Господин? – голос женщины оставался спокойным, но чувствовалось, что это спокойствие дается ей с большим трудом.

– Не следует доверять специалистам, – продолжал Лето. – Они мастера исключений, эксперты же могут судить о самом деле.

– Мы надеемся стать архитекторами лучшего будущего, – сказала Антеак.

– Лучшего, чем что?

Луйсейал сделала еще один едва заметный шаг в сторону Лето.

– Мы надеемся представить свои стандарты на ваш суд, господин, – проговорила Антеак.

– Но вы же собираетесь стать архитекторами. Вы что, построите еще более высокие стены? Не забывайте, Сестры, что я хорошо вас знаю. Вы превосходные поставщики шор.

– Жизнь продолжается, господин, – сказала Антеак.

– И вселенная тоже продолжает существовать, – согласился с ней Лето.

Луйсейал, не обращая внимания на предостерегающий взгляд Монео, сделала еще один шаг вперед.

Лето втянул носом воздух и едва не расхохотался. Эссенция Пряности!

Они пронесли с собой немного эссенции. Женщины знали старые истории о песчаных червях и эссенции Пряности, конечно, это была инициатива Луйсейал. Она думает, что эссенция – это действенный яд для песчаных червей. Это подтверждает и Устное Предание. Эссенция приводит к распаду тела червя, в результате он рассыпается на множество песчаных форелей, а они снова превращаются в червей и так далее, и так далее, и так далее…

– Во мне произошло еще одно изменение, о котором вы должны знать, – заговорил Лето. – Я еще не полностью превратился в песчаного червя. Можете считать меня биологической колонией с измененной чувствительностью.

Луйсейал сделала едва заметное движение левой рукой, протянув ее к складке платья. Монео заметил это и вопросительно посмотрел на Лето, но тот не отрываясь следил за выражением глаз молодой Преподобной Матери.