Текст книги "Эти сумасшедшие Ломасни"

Автор книги: Фрэнк О'Коннор

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

О'Коннор Фрэнк
Эти сумасшедшие Ломасни

Фрэнк О'Коннор

Эти сумасшедшие Ломасни

Перевод И. Разумовской и С. Самостреловой

Можно сказать, что Нед Лоури и Рита Ломасни были влюблены друг в друга с детства. Когда они встретились в первый раз, ему было четырнадцать, а ей на год-два меньше. Это произошло в субботу к вечеру на Северном бульваре; она сидела на скамье под деревьями, у самой реки: высокая, тонкая, как струна, девчонка с длинным, упрямым подбородком. Нед был серьезного вида подросток, бледный, худой, в синей с белым форменной фуражке своего колледжа и в очках. Проходя мимо Риты, он посмотрел на нее по-совиному, а она в ответ дерзко на него уставилась. Нед встревожился – он мало знал девчонок – и, покраснев, приподнял фуражку. Это явно смягчило Риту.

– Привет, – сказала она, бросая пробный шар.

– Добрый вечер, – ответил он с бледной, чопорной улыбкой.

– Куда это ты собрался? – спросила Рита.

– Да вот хочу пройтись к Дамбе.

– Садись! – сказала она резко, хлопнув ладонью по скамье рядом с собой, и он сделал, как ему велели. Был летний вечер, и в реке, только у берега покрытой чуть заметной рябью, отражались белая набережная, высокие несуразные темно-красные дома и небо – голубое и белое, – так что ленивая вода казалась пестрым ковром.

– Здесь очень приятно, – сказал он благодушно.

– Да? – отозвалась она с озадачившим его вызовом. – Ничего особенно приятного не вижу!

– Ну что вы, здесь так спокойно и тихо, – пояснил он с мягким удивлением и, подняв светлые брови, поглядел сперва в один конец бульвара, потом в другой. – Моя фамилия Лоури, – вежливо добавил он.

– Не из тех ли Лоури, у которых ювелирный магазин в центре? – спросила она.

– Из тех, – ответил он со сдержанной гордостью.

– Есть у нас часы, у вас покупали, – сказала Рита, – и никуда они не годятся, – закончила она с тихим злорадством.

– Вам надо принести их обратно, – ответил он озабоченно, – возможно, они нуждаются в ремонте.

– Мы с мальчишками собираемся сплавать на лодке вниз по реке, – вдруг переменила она тему. – Хочешь с нами?

– Не могу, – сказал он, улыбнувшись.

– Почему?

– Меня отпустили пройтись только до Дамбы, – объяснил Нед доверительно. – По субботам я хожу к причастию в собор Петра и Павла, потом иду к Дамбе и возвращаюсь по Западной дороге. Иногда удается посмотреть отличные состязания в крокет. Вы любите крокет?

– Это когда старые слюнтяи гоняют шарик? – отрезала она. – Не люблю.

– А я очень, – твердо сказал Нед. – Каждую субботу хожу смотреть, если погода хорошая. И, конечно, я не должен ни с кем разговаривать, – добавил он, сам слегка потешаясь над своей отвагой.

– Почему?

– Маме это не нравится.

– Почему?

– Она ужасно благородного происхождения, – мягко ответил Нед, и если бы не его добрая улыбка, Рита могла бы заподозрить, что он хочет ее обидеть. – Понимаете, – продолжал оп серьезно своим высоким приятным голосом, загибая по ходу рассказа пальцы и по очереди глядя на каждый из них сразу видно, аккуратист, – понимаете, род Ауригенов делится на три главные ветви: Недди Неды, Недди Джерри и Недди Томасы.

Недди Неды – Ауригены из Хейфилда. Это самая старая ветвь. Моя мать как раз из этих Ауригенов. Она была бы богатой, если бы ее отец не поручился за вексель одного из Недди Джерри. Он не смог расплатиться и бежал в Австралию, – заключил Нед свой рассказ, презрительно фыркнув.

– Надо же! – отозвалась девочка. – И ей пришлось платить?

– Пришлось. Но, конечно, – продолжал Нед почти с воодушевлением, во всяком случае, насколько он был способен на подобное чувство, – мой дед был очень хорошо воспитан. Когда он обедал, к нему приводили учеников из Национальной школы в Бантри, чтобы они перенимали его умение вести себя за столом. Однажды он заметил, что мой дядя ест капусту с ножа, так дед ударил беднягу кочергой! Пришлось наложить дяде четыре шва! – и Нед весело засмеялся.

– Надо же! – снова воскликнула девочка. – За что же он его так?

– Чтоб научить хорошим манерам, – серьезно пояснил Нед.

– Ничего себе, так учить манерам! Он, наверно, был ненормальный!

– Ну, я бы не сказал, – ответил несколько уязвленный Нед. Все, что произносила эта девчонка, явно его ошеломляло. – Вот из-за манер-то мама и не разрешает мне водиться с другими детьми. Но зато мы много читаем. Вы любите читать, мисс... простите, я не разобрал, как вас зовут?

– А тебе никто и не собирался говорить! – спокойно ответила Рита, показывая коготки. – Но уж если хочешь знать, меня зовут Рита Ломасни.

– Вы много читаете, мисс Ломасни?

– Делать мне больше нечего!

– А я читаю все подряд, – сказал он горячо. – И еще я учусь играть на скрипке у мисс Мод, что живет в центре. Это очень трудно, потому что музыка вся классическая.

– Как это?

– Ну, например, "Маритана" – классическая музыка, – увлеченно пояснил он. Рита смотрела на него с некоторым недоумением, она еще не встречала людей, одержимых таким желанием объяснять.

– Вы были на "Маритане" в Оперном театре, мисс Ломасни?

– Я там вообще не была! – отрезала она, страдая от унижения.

– И "Элис, где ты?" тоже классическая музыка, – продолжал Нед. – Эта музыка трудней обычной. На нотах вот такие знаки, – и он начал рисовать их в воздухе, – если вы их увидите, значит, начинается новая тональность, хотя название остается то же самое.

А ирландская музыка вся на один манер, поэтому мама не хочет, чтобы мы ею занимались.

– А ты был в парижской Опере? – вдруг спросила Рита.

– Нет, – с сожалением ответил Нед, – я никогда не был в Париже. А вы?

– Вот куда надо поехать! – пылко воскликнула Рита. – Здешние оперы и слушать нечего! А там одна лестница больше всего нашего Оперного театра!

Похоже было, что разговор становится все более занимательным для обоих, но тут с холма Вайса к ним спустились два паренька. Рита встала им навстречу. Нед минуту глядел на подошедших, потом тоже поднялся и учтиво приподнял форменную фуражку.

– Ну что ж, всего доброго, – сказал он бодро, – мне было очень приятно поговорить с вами. Надеюсь, мы еще встретимся.

– Как-нибудь в субботу, – с сожалением сказала Рита. К этому времени она уже готова была идти с ним к Дамбе и даже смотреть крокет – позови он ее только.

– До свидания, сэр, до свидания! – пропел один из парнишек с подчеркнутым английским выговором, делая вид, что приподымает воображаемую шляпу. – Приходите, пожалуйста, будем рады!

– Заткнись, Фостер, а то получишь! – резко вскинулась Рита.

– Да, между прочим,, – проговорил Нед, оборачиваясь и протягивая ей номер журнала "Ювелир", который он вынул из кармана пиджака. – Может быть, вы захотите заглянуть в этот журнальчик? Он неплохой.

– С удовольствием, – ответила она, покривив душой, а он улыбнулся и снова дотронулся до фуражки. Потом с вежливым и даже почтительным видом приблизился к Фостеру. – Вы что-то мне сказали? – спросил он.

Фостер так опешил, будто на него вдруг набросился взвившийся на задние лапы котенок.

– Нет, нет, – ответил он и попятился.

– Ну хорошо, – почти промурлыкал Нед. – А то мне показалось, что вы напрашиваетесь на неприятности.

Рита была поражена.

– Видали? – сказала она, когда Нед отошел. Но почему-то ей было приятно, что Нед не слюнтяй. Слюнтяев она не любила.

2

Ломасни жили в маленьком доме с большим садом, спускавшимся с холма, откуда открывался прекрасный вид на реку и город.

Подрядчик Гарри Ломасни был маленького роста, он носил серые костюмы из твида и мягкие воротнички на несколько размеров больше, чем нужно. На его кирпично-красном лице отпечатались пагубные следы прожитых лет, голубые глазки смотрели остро, а жесткие рыжеватые усы загибались с одной стороны вверх, с другой вниз; рабочие говорили, что о его настроении можно догадаться по тому, какой ус он теребит – левый или правый. Его прозвали Гарри-Торопыга.

– Господи, – негодовал он, когда его жена родила первого ребенка, девять месяцев вынашивать такую козявку! Да если б я этим занялся, я управился бы в три недели!

Жена его была высокая, статная и очень набожная, но ее набожность не слишком ей мешала. Женщина, умевшая справляться с Торопыгой, могла справиться с чем угодно. Их старшую дочь Китти, веселую, звонкоголосую девушку, исключили из школы за то, что она писала мальчику неприличные письма. Она не сумела деказать монахиням, что переписывала эти письма из французского романа и понятия не имела, что они значат. Вторая – Нелли была поспокойнее сестры, она больше походила на мать; к тому же она не читала французских романов.

Рита отличалась от обеих сестер. Казалось, ей противна всякая нежность. У нее никогда не было ни любимого святого, ни любимой монахини, она говорила, что все это – слюнтяйство. По той же причине она никогда не заводила романов. Единственное, что отчасти смахивало на роман, была ее дружба с Недом Лоури, но, хотя Нед регулярно приходил к ним и каждую неделю водил Риту в кино, ее сестры затруднились бы сказать, бывало ли между ним и Ритой что-нибудь, чего не бывает между девушками-подругами. В ней чувствовалась какая-то неудовлетворенность, скрытность, какой-то надлом. Она улыбалась такой беззащитной, почти робкой улыбкой, будто считала, что все только и думают, как бы ее обидеть. Дома она была сдержанной, замкнутой, насмешливой. Она могла часами, не открывая рта, слушать разговоры матери и сестер и вдруг поставить их втупик ловко ввернутым неожиданным выпадом – насчет классической музыки, например, – а потом снова погружалась в мрачное молчание, будто лишь на секунду приоткрывала завесу над таившимися в ней глубинами, куда никого не желала допускать. Сестры ее выходили из себя, ведь они-то знали – никаких глубин нет, Рита просто ломается.

Закончив ученье, Рита получила место в монастырской школе в маленьком провинциальном городке на западе Ирландии. С Недом они переписывались, и он даже ездил к ней. Ее домашним он доложил, что Рита кажется вполне довольной жизнью.

Но это продолжалось недолго. Несколько месяцев спустя Ломасни, сидя за ужином, вдруг услыхали, что у дома остановилась машина, скрипнула калитка и по длинной дорожке, ведущей к парадной двери, заспешили чьи-то шаги. Затем прозвучал звонок и в передней раздался веселый голос:

– Привет, Паскел, небось, не ждали меня?

– Неужели Рита? – воскликнула ее мать, понимая, что это невероятно, но тем не менее так.

– Видит бог, наша Рита всегда влипнет в какую-нибудь историю, пророчески заметила Китти.

Дверь открылась и ввалилась Рита – длинная, нескладная, со смуглым пылающим лицом. Она наскоро поцеловала отца с матерью.

– Ну что стряслось, дочка? – спокойно спросила мать.

– Ничего, – ответила Рита на октаву выше, чем обычно. – Просто меня выгнали.

– Выгнали? – переспросил отец, дернув опущенный ус, что было плохим предзнаменованием. – За что это?

Торопыга мог трижды за один день пригрозить рабочему, что прогонит его, но на него никто не обращал внимания.

– Может, дадите мне сначала поесть? – смеясь, сказала Рита. Она сняла шляпку и улыбнулась своему отражению в зеркале над камином. Улыбка была странной, словно то, что она увидела в зеркале, ее позабавило. Потом она пригладила густые черные волосы:

– Я уже сказала Паскелу, пусть тащит все, что есть. Ехала в поезде с десяти утра. С отоплением, как всегда, что-то случилось. Я изжарилась.

– Странно, что ты не дала нам телеграмму, – сказала миссис Ломасни, когда Рита села за стол и накинулась на хлеб с маслом.

– Денег не было, – ответила Рита.

– Но все-таки, Рита, что же произошло? – оживленно спросила Китти.

– В свое время все узнаете. Игуменья вам непременно напишет, как я испортила свою репутацию.

– Что же ты натворила, дочка? – с улыбкой спросила миссис Ломасни. Не раз пережив подобное с Торопыгой и с Китти, она твердо знала, что господь добр и ничего особенно страшного случиться не может.

– Там один парень собрался на мне жениться, – сказала Рита. – Он кончает колледж, а я не понравилась его мамаше, вот она и уговорила игуменью вытурить меня.

– Игуменье-то какое дело? – спросила Нелли.

– Ровно никакого, моя милая, – ответила Рита.

Но Китти смотрела на сестру с подозрением. Рита вела себя необычно, вроде она не владела собой. А главное, это был ее первый роман, и Китти не верилось, что у Риты он такой же, как у всех других.

– Быстро ты обзавелась женихом, – заметила она.

– Там медлить нельзя, – отозвалась Рита, – на весь город только один стоящий мужчина – служащий из банка. Мы его так и прозвали – Единственный. Я у них и недели не прожила, как монахиня поставила мне на вид, что я катаюсь с ним на мотоцикле.

– А ты каталась? – с невинным видом спросила Китти.

– Ну что ты! – сказала Рита. – Они говорят это каждой учительнице, чтобы знала, как за ней неусыпно следят. Бедные учительницы запуганы там до смерти.

А Тони Донохыо я встретила только две недели назад.

Он приехал домой лечиться от нервов.

– Ничего себе! – заметила миссис Ломасни без вся-"

кого раздражения. – Понятно, что его бедная мать расстроилась. Мальчик еще колледж не окончил. Неужели нельзя было подождать, пока он сдаст экзамены?

– В том-то и дело, что нельзя, – ответила Рита, – он учится на священника.

Китти откинулась назад с самодовольной улыбкой.

Ну конечно, она так и знала! У Риты все не как у людей. Не будь ее избранник священником, оказалось бы, что он женат или негр, и Рита похвалялась бы этим так же, как сейчас.

– Что ты сказала? – вскочил их отец.

– Ладно, ладно, не ругайся, – поспешно проговорила Рита, широко ему улыбнувшись. – Я тут ни при чем.

Он сам твердит, что не хочет быть священником. Это мать его заставляет. Вот у него нервы и не выдержали.

– Нет! Выпустите меня отсюда, а то и у меня нервы не выдержат! воскликнул Торопыга. – Священником надо было стать мне! Тогда у меня на шее не сидела бы эта чумовая, взбалмошная семейка!

Он с шумом выскочил из комнаты, а сестры расхохотались. Им казалось столь же нелепым представить себе отца в роли священника, как в роли матери. Но миссис Ломасни не смеялась.

– Игуменья совершенно права, – сказала она строго, – ведь бедным мальчикам и без того трудно, а тут еще такие, как ты, расставляют соблазны на их пути.

По-моему, Рита, ты вела себя очень скверно.

– Ну что ж, думай как хочешь, – отрезала Рита, по-мальчишески дернув плечом, и отказалась говорить об этом дальше.

После ужина она заявила, что хочет спать, и ушла в свою комнату, а мать и сестры остались в гостиной и обсуждали скандальное происшествие. Раздался звонок, и Нелли поспешила к дверям.

– Добрый вечер, Нед! – сказала она. – Что, зашел нас поздравить?

– Здравствуйте, – ответил Нед и сдержанно улыбнулся, не разжимая губ. Словно раз навсегда выработанными движениями он снял пальто и шляпу и повесил их на вешалку. Затем с той же тщательностью обследовал свои карманы. Нед не очень изменился. Он был худой, бледный, с умным лицом, в пенсне, и манеры у него остались прежние – спокойные и педантичные, "как у старого персидского кота", – говорила обычно Нелли. Он чересчур много читал. В последние два года с ним, очевидно, что-то произошло. Он перестал ходить к мессе.

Это пренебрежение мессой семейство Ломасни рассматривало как явную заумь.

– С чем поздравить? – переспросил он, чуждый излишней поспешности.

– Ты не знаешь, кто приехал?

– Нет, – ответил он, слегка приподняв брови.

– Рита!

– А, – он не изменил тона. Ум его отчасти в том и выражался, что он не удивлялся никогда и ничему. Казалось, он считает всякие попытки его удивить посягательством на свой внутренний мир.

– Приехала, потому что ее выставили – чуть не сбежала со священником, сказала Нелли.

Если она полагала, что поразит его этим сообщением, то сильно ошиблась. Он вскинул голову, молча усмехнулся и, поправляя пенсне, пошел в комнату. Для молодого человека, по общему мнению влюбленного в Риту, такое поведение было крайне странным, подумала Нелли. Засунув руки в карманы брюк и широко расставив ноги, Нед остановился на коврике перед камином.

– Ужасно, Нед, правда? – низким голосом произнесла миссис Ломасни.

– Разве? – улыбаясь, буркнул Нед.

– Со священником! – выкрикнула Нелли.

– Ну, пока еще он не священник, Нелли! – строго одернула ее миссис Ломасни. – Не старайся представить все хуже, чем есть.

– Может быть, вы расскажете мне, что случилось? – сказал Нед.

– Да как же? Мы сами толком ничего не поняли! – воскликнула миссис Ломасни. – Вы же знаете, какой она бывает, когда надуется. Может, она вам расскажет, Нед?

Она в спальне.

– Попробую разузнать, – согласился Нед.

Не вынимая рук из карманов, он вслед за миссис Ломасни поднялся по лестнице, покрытой толстым ковром, на верхний этаж, где была комната Риты. Пока миссис Ломасни проверяла, в приличном ли виде дочь, он, стоя у окна, глядел на реку и городские огни на другом берегу. Рита в розовой ночной кофточке лежала, подперев рукой голову. На столике у кровати он увидел сигаретную пачку, которая служила ей пепельницей. Он улыбнулся и укоризненно покачал головой.

– Здравствуй, Нед, – сказала Рита, протягивая ему голую руку. – Ну-ка, поцелуй меня. Теперь можно, теперь я ручная.

Этого ему можно было и не говорить. Он изумился перемене, случившейся с Ритой. Ее худое мальчишеское лицо стало как-то мягче, ласковее и словно светилось изнутри. Аккуратно поддернув брюки, он сел в кресло у кровати, снова сунул руки в карманы и, скрестив ноги, откинулся назад.

– Ну как мои внизу? Места себе не находят? – спросила Рита.

– Да, по-моему, они немного взволнованы, – Нед склонил голову набок и от этого стал похож на какуюто старую, мудрую птицу.

– То ли будет, когда они узнают подробности! – мрачно сказала Рита.

– А есть подробности? – кротко осведомился Нед.

– Полным-полно, – ответила Рита. – Надо же, Нед, ведь я в школе всегда потешалась над романтическими девицами! Вот уж не думала, что можно сходить с ума из-за парня! Как будто меня всю так и распирает! Надо же, разнюнилась, как маленькая!

– Что же это за парень? – с любопытством спросил Нед.

– Тони? Будто я знаю! Вполне порядочный, помоему. У его матери магазин на Главной улице. Однажды он провожал меня вечером домой и поцеловал, так я до того взбесилась, что чуть душу из него не вытряхнула. А на следующий день он заявился с извинениями, но я ни сама не встала, ни ему сесть не предложила. Видно, все еще на него злилась. Он сказал, что всю ночь глаз не сомкнул. "Да? – спросила я. – А я и думать о вас забыла". Врала, конечно, тоже всю ночь проворочалась с боку на бок. "Я решился вас поцеловать только потому, что вы мне очень нравитесь", – сказал он. "Последней своей девушке вы то же самое говорили?" – спросила я. Он совсем взбеленился и сказал, что я, выходит, считаю его вруном. "А будто вы не врете?" – сказала я. И подумала: сейчас он меня ударит, а он как заревет, ну и я за ним. Подумай, Нед, я заревела! А потом я вдруг оказалась у него на коленях. Вот тебе и невинные младенцы! Он признался, что впервые держит девушку на коленях, ну, а про меня ты и сам знаешь.

Раздался деликатный стук, и миссис Ломасни с благодушной улыбкой заглянула в открытую дверь.

– Нед, наверно, выпьет чаю? – своим низким голосом спросила она.

– Нет, чаю выпью я! – весело отозвалась Рита, бросив Неду сигарету. Нед считает, ему лучше выпить чего-нибудь покрепче.

– Да что вы, Нед! Ну и новости! – поразилась миссис Ломасни.

– Это он от потрясения, – пояснила Рита. – Он не думал, что я такое выкину.

– Просто он мало знает девушек, – ответила миссис Ломасни.

– Ничего, теперь будет знать! – воскликнула Рита.

Когда Паскел принес поднос, Рита налила чай Неду, а виски себе. Нед ничего не сказал, такие штучки были в этом доме в порядке вещей.

– Во всяком случае, – продолжала Рита, затягиваясь сигаретой, – Тони сказал своей мамаше, что собирается бросить церковь и жениться на мне. Начался скандал.

В магазине напротив у хозяев сын – священник, и она не желает отставать. И понеслась к игуменье, а игуменья послала за мной. Неужели я собираюсь погубить молодого человека, которому уготовано столь высокое призвание? Я сказала, что гублю Тони не я, а его мать, и спросила, как она себе представляет, выйдет ли из него священник. "О, – сказала игуменья, принеся такую жертву, он станет вдвое крепче". Ей-богу, Нед, послушать ее, так можно было подумать, что мы обсуждаем, как вылечить бродячего кота! Наверно, в нашей прелестной стране полно таких ветеринарш! А потом она перестала лить святую водицу и сказала, что мать Тони влезла в долги, чтобы выучить его на священника, и что, если он бросит это дело, она не сможет расплатиться.

Как тебе это нравится? Убиться можно!

– И что ты тогда сделала?

– Ясное дело – отправилась к его матери.

– Ну да!

– Я же тебе объясняю: я потеряла голову. Вообразила, что смогу поговорить с ней по душам.

– Похоже, это тебе мало помогло.

– Легче было поговорить по душам с трактором, – сокрушенно призналась Рита. – Эта бабища вдвое больше меня. Когда я сказала, что хочу выйти замуж за Фони, она ответила: "К сожалению, не получится".

"А что может мне помешать?" – спросила я. "Он уже для вас недоступен", – говорит она. "Да пусть он будет вдвое недоступней, меня это не остановит!" – ответила я. А потом сказала, что знаю от игуменьи об ее долге, и предложила дать ей эти триста фунтов, если она разрешит Тони жениться на мне.

– У тебя нашлось бы триста фунтов? – удивился Нед.

– Да нет, откуда мне их взять! И старая шельма это прекрасно понимала. Она ни одному моему слову не поверила. Я потом виделась с Тони, он плакал. Сказал, что не хочет разбивать ей сердце. А я, Нед, богом клянусь – скорей у трактора есть сердце, чем у нее!

– Да, я вижу, ты действовала лихо, – сказал Нед, отставляя чашку.

– Это еще не все! Когда я узнала, как мать его приЖимает, я предложила Тони просто жить с ним.

– Жить с ним! – воскликнул Нед. Это сразило даже его.

– Ну поехать вместе на каникулы. Сколько девушек так делает! Я же знаю. И что в этом особенного, господи боже!

– И что же Тони? – с любопытством спросил Нед.

– До смерти перепугался.

– Еще бы, – снисходительно фыркнул Нед, доставая сигареты.

– Ну да, тебе-то хорошо! – ощетинилась Рита. – Воображаешь себя невесть кем из-за того, что читал Толстого и к мессе не ходишь, но и ты бы испугался, предложи тебе девчонка переспать с ней.

– Давай проверим, – сказал Нед невозмутимо, зажигая ее сигарету, но сама мысль сделать ему подобное предложение почему-то ее насмешила.

Он сидел у нее допоздна, а когда спустился вниз, миссис Ломасни и Ритины сестры набросились на него и затащили в гостиную.

– Ну что, доктор, как ваша пациентка? – спросила миссис Ломасни.

– Да, я полагаю, на пути к выздоровлению, – с улыбкой ответил Нед.

– Но кто бы мог поверить, Нед? – воскликнула миссие Ломасни. – Ведь она, бывало, в сторону парня и не взглянет, разве что ей понадобится залезть с ним вместе в чей-нибудь сад! Налить вам еще виски?

– Нет, спасибо.

– Ну и что же, больше вы нам ничего не расскажете?

– Да она расскажет сама.

– Вряд ли.

– Все может быть, – ответил он, весело смеясь, и пошел за своим пальто.

– Интересно, Нед, что скажет ваша матушка, если услышит об этом? спросила миссис Ломасни, и Нед, копируя мать, задрал нос с преувеличенно высокомерным видом, что у миссис Ломасни именовалось "их Хейфилдское зазнайство".

– "Да они просто сумасшедшие", – процедил он.

– Кто знает, может, она и права, – смиренно согла"

силась миссис Ломасни, помогая ему надеть пальто. – Надеюсь, миссис Лоури не заметит, что от вас попахивает виски, – добавила она сухо, желая дать понять, что от нее-то такое не укроется, а потом, стоя в дверях, оглядела улицу и подождала, пока он дойдет до калитки и помашет ей на прощанье.

– Видит бог, может, все еще и к лучшему, – сказала она, закрывая дверь.

– Если ты думаешь, что он женится на Рите, то не надейся, – отозвалась Китти. – Боже мой! Хотела бы я посмотреть, что сделал бы Билл О'Доннел, расскажи я ему такую историю! Он бы пришиб меня на месте. А этот прямо-таки в восторге.

– Бог милостив, – весело сказала ее мать и поправила ногой коврик. Может, некоторым мужчинам именно такие, как наша Рита, и нравятся.

3

Неду, судя по всему, такие действительно нравились, но только ему одному. Через неделю Китти и Нелли уже видеть не могли Риту. И в лучшие-то времена ее было Трудно терпеть, как они говорили, а теперь она постоянно дулась, кисла и затевала ссоры. После обеда она обычно отправлялась мимо Дамбы к маленькому магазинчику Неда, усаживалась там на прилавок и, болтая ногами, курила, пока Нед, прислонясь к окну, ковырялся в часах своими малюсенькими инструментами. Казалось, Неда ничем нельзя смутить, даже тем, как ведет себя Рита, хотя ни один его клиент такого бы себе не позволил. Окончив работу, он надевал пиджак, и они шли пить чай. В кондитерской Нед садился в уголке, поддернув брюки, вынимал пачку сигарет, коробок спичек и клал перед собой на стол, глядя так, будто приказывал всему этому лежать на месте и никуда не исчезать. Лицо у него было бледное, ясное, светлое, словно вечернее небо, на котором только что погас последний луч.

– Что-нибудь случилось? – спросил он однажды вечером, когда Рита была мрачней обычного.

– Да нет, просто все надоело, – сказала она, выдвигая вперед подбородок.

– Все еще страдаешь? – удивился он.

– Ну, с этим я как-нибудь справлюсь. А вот Китти и Нелли... они такие дрянные, Нед. Просто стервы. И все ведь оттого, что я не изливаю им душу. Да если бы когото из них бросили, они бы выпили аспиринчику и тут же улеглись бы в постель к другому. Им хочется со мной задушевно побеседовать, представляешь? "И вот тут, значит, он и объяснился тебе в любви?" – и все такое. А я не могу. Понимаешь. Нед, они неискренние. Они не в состоянии быть искренними.

– Не забудь, они начали задолго до тебя.

– Думаешь, они потому такие? – без всякого интереса спросила Рита. Нет, они считают, что я чокнутая.

Ты тоже так думаешь, Нед?

– Не совсем, – ответил он, улыбнувшись сомкнутыми губами. – Но не сомневаюсь, что миссис Донохью, если я правильно запомнил ее фамилию, думала о тебе примерно так же.

– И была права, – горячо сказала Рита. – Представляешь, если б она согласилась взять те три сотни, вот бы я попала в положеньице! Меня в пот бросает, как подумаю об этом. Вечно я лезу на рожон. Ну где бы я взяла такие деньги?

– Да уж кто-нибудь тебе одолжил бы, я полагаю, – заметил Нед, пожав плечами.

– Держи карман! Ты бы одолжил?

– Наверно, – степенно сказал он, поразмыслив с минуту, – столько я, пожалуй, набрал бы.

– Ты не шутишь? – прошептала она проникновенно.

– Ничуть, – ответил он в прежнем тоне.

– Надо же! Выходит, я тебе здорово нравлюсь? – ахнула она.

– Похоже на то, – согласился Нед и на этот раз рассмеялся от души радостным мальчишеским смехом, наслаждаясь ее изумлением. Ну кто еще, кроме Риты, мог принимать их многолетнюю дружбу за легкую забаву, а предложение одолжить ей триста фунтов за доказательство серьезности их отношений?

– И ты бы женился на мне? – нахмурившись, спросила она. – Только не думай, я не делаю тебе предложение, просто спрашиваю, – добавила она поспешно.

– Разумеется, как только захочешь, – сказал он, разводя руками.

– Честное слово?

– Клянусь жизнью, – ответил он, как школьник, и провел рукой по горлу.

– Боже мой! Почему же ты мне не сделал предложение до того, как я уехала в эту дыру! Да я бы вышла за тебя, не раздумывая. Может, тогда ты не был в меня влюблен? – спросила она, размышляя, уж нет ли у Неда и в самом деле отклонений, как подозревают ее сестры.

– Был, – ответил он будничным голосом и весь както подобрался, будто старые часы, приготовившиеся бить, – по-моему, я влюблен в тебя с самой первой нашей встречи.

– Сразу видно, что ты из Недди Недов, – сказала Рита, – я всегда норовлю снять скальп с добычи и кидаюсь ей наперерез.

– А я свою выслеживаю, – отозвался он сдержанно.

– Эх ты! – проговорила Рита, с искренним сожалением. – Обидно, что ты не сказал мне раньше! Теперь уже я не могу за тебя выйти.

– Не можешь? Почему же?

– Это было бы нечестно по отношению к тебе.

– Ты думаешь, я в этом сам не разберусь?

– Теперь в этом обязана разбираться я, – Рита оглянулась, чтобы убедиться, не наблюдает ли за ними ктонибудь из сидящих в зале, а потом заговорила сухо и бесстрастно, устало облокотившись о стол. – Можешь Думать, что я вру, но это но так. Клянусь богом, я не знаю парня лучше тебя, хоть ты ы корчишь из себя атеиста и кого-то там еще, – вставила она ехидно, не в силах, как все Ломасни, упустить случай побряцать оружием за Веру и родную Ирландию. – Никого на свете я не уважаю так, как тебя! Я бы, верно, руки на себя наложила, случись мне выкинуть что-нибудь, что бы ты осудил, я, конечно, говорю не о вранье и не о бахвальстве, – пояснила она торопливо, – это все мелочи. Нет, я имею в виду то, от чего тебя действительно передернуло бы. Если бы меня даже и потянуло на что-нибудь этакое, я бы, наверное, себя спросила: "А как же я потом посмотрю в глаза Лоури?"

Увидев его улыбку, она вдруг подумала, что он сейчас заплачет. Но он погасил окурок в пепельнице и сказал еще спокойнее, чем обычно:

– Для начала меня это вполне устроит.

– Нет, не устроит, Нед, – печально ответила Рита, – вот почему я и говорю, что теперь я должна за тебя в этом разбираться. Тебе этого не понять, пока ты сам такого не пережил, вот ошалеешь от какой-нибудь девчонки, как я от Тони! Тони – подонок, и довольно трусливый подонок, но я по нему с ума схожу. Появись он здесь сейчас и предложи мне поехать с ним в Килларни, я бы даже не задумалась, сбегала бы только купить зубную щетку и ночную рубашку. И наплевала бы, что ты или кто другой об этом скажет. Может, потом я и утопилась бы в озере, но поехала бы! Господи, Нед! – воскликнула она, заливаясь краской и, казалось, готовая расплакаться, – да стоило Тони войти в комнату, у меня внутри все замирало. Вот что такое настоящая любовь!

– Ну что же, – сказал Нед, по всей видимости, нисколько не чувствуя себя уязвленным, а наоборот, как показалось Рите, даже довольный собой. Я не спешу.

Если тебе надоест гоняться с ножом за добычей, вспомни, что мое предложение остается в силе.

– Спасибо, Нед, – сказала она рассеянно, будто не слушая.

Пока он расплачивался, Рита стояла в подъезде кондитерской и красилась, глядя в большое зеркало на стене и не обращая внимания на прохожих, которые спешили мимо нее домой по освещенной улице. Когда Нед вышел, она вдруг повернулась к нему.

– Между прочим, Нед, – спросила она, – а ты потом снова сделаешь мне предложение, или я должна сама его сделать?.

Он едва удержался, чтобы не расхохотаться.