Текст книги "Возвращенная к жизни (Твое нежное имя)"

Автор книги: Фредерика Грэхем

сообщить о нарушении

Текущая страница: 9 (всего у книги 12 страниц)

– Тогда и будем разбираться с этим, когда придет время. – Джизус потянулся к ней и обнял.

Девушка не могла поверить ему, хотя ей этого и хотелось. Он просто продолжал защищать ее и защищать себя.

– Я не нуждаюсь больше в твоем лечении, Джис.

Мари почувствовала, как напряглись его руки. Ничего более жестокого она не могла ему сказать. Она вовсе не стремилась к этому. Она просто сказала то, о чем давно думала.

– В лечении? – Его голос прозвучал хрипло.

– Я не хочу, чтобы ты любил меня из-за того, что это принесет мне пользу. – Она попыталась высвободиться из объятий. – Теперь я уже не та беспомощная девчонка, что когда-то лежала на больничной койке. Я женщина, которая желает, чтобы ее любили, чтобы ей доверяли. Ты ведь согласен мне все простить? Мне не нужно твоего прощения. Я хочу, чтобы ты доверял мне настолько, чтобы смог понять, что прощать-то нечего. И чтобы ты желал меня настолько сильно, чтобы бороться за меня вне зависимости от того, что мы обнаружим в моем прошлом.

– Я повторяю, что схожу с ума от тебя. Мари, дорогая, я готов отдать тебе свое сердце.

Она перестала сопротивляться и немного успокоилась. Слезы катились по ее щекам. Бертон предлагал ей свою любовь, но она не уверена в том, что, если всплывут новые отрицательные факты из ее жизни, он не отвернется от нее.

И все же это было гораздо большее, чем то, что он когда-либо предлагал какой-либо женщине. Мари инстинктивно чувствовала это.

Она приникла лицом к его груди, а Джизус прижал ее к себе так сильно, что она чуть было, не задохнулась.

Он поднял ее на руки и понес в спальню. В последний раз, когда они здесь были, она почти всю ночь провела в его объятиях. Сегодня, еще несколько минут назад, ни один из них даже не помышлял о том, чтобы отправиться в постель. Он опустил ее на пол перед двумя сдвинутыми вплотную кроватями.

– Знаешь ли ты, – спросил он хриплым шепотом, – что почти каждую ночь я просыпаюсь от того, что мне снится, как я люблю тебя. Я ощущаю под своими пальцами твою кожу, шелковистую, мягкую и такую же эфемерную, как сон. Потом ты ускользаешь, и я просыпаюсь. Знаешь ли ты, скольких усилий стоит мне не являться к тебе среди ночи?

– Знаешь ли ты, – отозвалась Мари, – что почти каждую ночь я просыпаюсь от того, что мне снится, как ты приходишь ко мне в комнату и говоришь мне, что любишь и страстно желаешь.

Он улыбнулся с теплотой и нежностью.

– А что ты отвечаешь мне?

– Я говорю – да. А потом ты подходишь ко мне, и я ощущаю прикосновение твоих пальцев. И ты медленно-медленно наклоняешься, чтобы поцеловать меня.

– Вот так? – Джис погладил ладонями ее загорелые руки.

– Да. – Мари закрыла глаза, наслаждаясь его колдовской нежностью.

Он гладил ей шею, плечи, искал ее губы.

– И вот так? – прошептал Джис перед тем, как прильнуть к ним поцелуем.

– Да.

После его поцелуев время остановилось для них, и они были способны хоть целую вечность наслаждаться друг другом. Он нежно пощипывал ее нижнюю губу, пробовал ее на вкус, пока она наконец не вздохнула и не раскрыла рот, впуская его.

Теперь она уже не была той хрупкой, слабой Мари, какую Джизус знал несколько месяцев назад. Но, целуя ее, Джизус чувствовал ее душевные колебания, ее неуверенность.

– Иди ко мне. Отдайся мне, – уговаривал он Мари. – Я хочу иметь тебя всю без остатка.

Обвив его шею руками, Мари обмякла в его объятиях. Ее грудь оказалась прижата к его сильному телу. Его тепло проникало внутрь. Он страстно желал ее. Она ощущала его возбуждение всем своим естеством, но чувствовала также, как на нее накатывает волна страха. Джизус тоже почувствовал это.

– Дорогая, – прошептал он, лаская губами ее ухо. – Ты боишься?

Ей не удалось притвориться, что это не так. В знак согласия она кивнула.

– Ты боишься заниматься любовью?

– Не уверена, что когда-либо пробовала это.

Меньше всего ожидал он такого ответа на свой вопрос. Он осторожно погладил ее.

– Тогда понятно, чего ты боишься.

– Ты, скорее всего, будешь разочарован.

– А ты думала, что я ожидаю профессионального исполнения моих желаний? – Нежность голоса заглушила горечь, сквозившую в его словах.

– А чего ты ожидаешь? – Она подняла глаза и прямо посмотрела на него.

– По крайней мере, я ожидаю, что увижу не недотрогу, но и не проститутку. Что я буду держать в своих руках женщину, которую люблю, и буду доказывать ей свою любовь. И я думаю, что впечатления будут непредсказуемыми и абсолютно восхитительными. – Его пальцы скользили по краю, ее блузки, проникали под нее и ласкали нежную кожу. – А чего ожидаешь ты?

– Я ожидаю, что испытаю все, что только возможно испытать любимой женщине.

– Скажи, что любишь меня.

– Я люблю тебя. – Мари встала на цыпочки, чтобы поцелуем подтвердить свои права на любовь дорогого ей человека.

– Если ты любишь меня, тебе нечего бояться.

– Не может быть никакого «если». – Уверенно и спокойно девушка стала раздевать его.

Замерев, Джизус впитывал в себя каждое прикосновение ее пальцев, которые своими движениями передавали восхищение Мари его телом. Прошедшие месяцы научили ее тому, что жизнь слишком коротка и полна неожиданностей, чтобы откладывать что-либо на завтрашний день.

Она с радостью открывала для себя каждый дюйм его тела: широкие плечи, такие широкие, что они могли выдержать любое бремя; мускулистую грудь, являвшую замечательный контраст с ее собственной; узкий таз и поджарые ягодицы; его, жаждущее ее женской плоти, напряженное мужское естество; сильные бедра; хорошо сложенные ноги. Обнаженный, он был прекрасен. Она заметила шрам – след юношеской драки. Всем своим видом он представлял собой человека, сотворенного по тем же канонам, как и всякий другой представитель его пола на Земле, но для нее Джизус был чем-то совершенно особенным.

Когда черед раздеваться дошел до нее, Мари стала наблюдать за выражением лица Джиса, изменявшимся по мере того, как все меньше одежды оставалось на ней. Она стояла перед ним, наслаждаясь его любованием. Мари ощущала, как напрягается ее грудь под его ладонями, чувствовала теплый поток желания внизу живота.

Они легли на кровать, продолжая ласкать друг друга. Жар, исходящий от ее тела, говорил мужчине, что она его жаждет. Он следил за тем, как, закрыв глаза, Мари стала ритмично отвечать на его нежные движения. Он знал, что учит ее основам секса, и видел, как мало знает ее тело о себе.

– Джизус? – Глаза девушки открылись и явили ему всю глубину ее любви. – Иди ко мне. – Полусидя, она осторожно проводила по его коже своими ноготками, следуя за ними языком. Она пробовала ее на вкус и смаковала, покусывая ему шею, посасывая самые чувствительные места на его груди. Он отозвался неистово и пылко, неожиданно водрузившись на нее. Его руки мягко обводили контуры стройных ног Мари, изучая и поглаживая их. Он потянулся вверх, подлаживаясь под ее ритм. Глаза у Мари расширились, но в них не было ни тени сомнения, лишь струилось полное доверие. И только это позволило Джису совладать с собой, чтобы ввести член более медленно и осторожно, чем ему того хотелось.

Она была горячей и влажной и плотно сжимала его плоть. Джис не был ее первым любовником, однако инстинктивно он ощутил всю скудость ее чувственного опыта. Мари была необыкновенно свежа. Ощущение, которое он испытал, потрясло его почти до слез.

Она была тоже потрясена. Об этом говорило все ее трепещущее тело. Как оказалось, ощущать мужчину внутри себя не было привычным для нее делом. Она вздрогнула и покорно затихла.

– Мари. Дорогая моя. – Его голос сорвался. – Любовь моя. – Джизус прижал Мари к себе, сомкнув руки за ее спиной, придавив грудью и зарывшись лицом в каштановые волосы, разметавшиеся по подушке.

– Джис, люби меня. – В ее голосе звучала мольба.

Мари, казалось, не знала, как убедить его, что желает испытать полный экстаз. Она повернула голову, целуя его в шею; ее руки беспокойно заскользили по его спине. Неуверенно она стала ритмично двигаться под ним, стараясь, чтобы ее движения соответствовали движениям его плоти.

– Ну, пожалуйста, любимый!

Острое ощущение вины почти заставило его остановиться. Сколько бы он ни отрицал вслух всякие сомнения по поводу прошлого Мари, до этого момента внутри себя самого он не мог избавиться от них до конца. Он, наконец осознал, что женщина, лежащая в его объятиях и так робко двигавшаяся навстречу ему, никогда не была проституткой. Ее действия были так безыскусны и простодушны, ее старания сделать все, чтобы ему стало приятно, были так трогательно наивны и искренни, что он не удержался и пробормотал:

– Мари, прости, что я когда-то сомневался в тебе.

– Ты просто люби меня и молчи.

Джизус приподнялся на руках, еще больше возбуждаясь от вида горячего румянца, заливавшего щеки Мари, от нового восприятия ее нежного тела. Девушка закрыла глаза, прислушиваясь к женскому инстинкту и надеясь, что он подскажет ей правильное поведение. Каждое прикосновение его бедер разливало по ее телу сладкий огонь, однако она чувствовала некоторое замешательство. Напряжение нарастало, но без ее внутреннего усилия, казалось, начинало спадать и было далеко не той силы, какой она добивалась. Разочарованная в своих ощущениях, Мари стала двигаться беспорядочно, скорее отдаляя, чем приближая настоящее наслаждение.

– Мари? – Мужчина отстранился, тело его напряглось от попыток сдержать себя. Ему хотелось все глубже погружаться в нее, предаваясь ритму мерных движений, и наконец, испытать экстаз. Он знал, что она поймет его и разделит с ним получаемое им удовольствие. Но ему нужно было большее. Джизус подложил под нее ладони. – Двигайся в ритм со мной, любимая. – Когда он снова проник в нее, она приподнялась ему навстречу. Джизус взглядом подбодрил ее. Со сверхъестественным терпением он учил ее любви. Не доверяя вначале собственному телу, она наконец подчинилась опытному руководству своего любимого, ведущего ее к вершинам наслаждения.

И скоро уже не нужно было уроков. Каждое прикосновение, каждое соприкосновение бедер, каждый вскрик уносил их туда, где Мари не была раньше никогда. Она обвила его ногами, отчаянно пытаясь слиться плотнее. Она дрожала от напряжения, выдыхая его имя и слова мольбы. Потом уже не было слов. С последним вскриком, страстно и нежно, Мари отдала всю себя человеку, которого безумно любила. Несколько сильных содроганий, сотрясших ее тело, породили ответный взрыв плоти Джизуса. Потом, покоясь в его бережных объятиях, она ощущала, как медленно возвращается на землю.

10

Они лежали рядом, ласково прикасаясь, друг к другу. Каждому из них было приятно дотрагиваться до тела другого, только что доставившего ему любовное наслаждение. А вот говорить они не спешили. Когда молчать дольше стало просто невозможно, Джизус начал:

– Похоже, дорогая, мы неправильно назвали тебя Марией.

– Я оказалась не девственницей.

– Не совсем. – Он заскользил пальцами вдоль ее руки. – Опытной тебя тоже не назовешь.

– Может быть, я забыла.

– Думаю, нет. – Его ладонь медленно путешествовала по ее груди, он чувствовал, как она вздрагивает. – Наверное, нам будет не просто найти ответ.

– Человек, который пытался убить меня, считал, что я проститутка.

– Не уверен, что это был тот же человек, который совершил все остальные убийства. Чак убежден, что тот, кого они держат у себя, может быть обвинен сразу в трех преступлениях. По-моему, человек, который преследовал тебя, до сих пор находится на свободе.

Мари закрыла глаза и попыталась заставить себя вспомнить что-нибудь новое из своего забытого прошлого. Хоть что-нибудь. Она уже приучила себя вызывать в памяти образ белого оштукатуренного дома и сверкающей водной глади. Голос ее отца… лодка… звуки ружейной пальбы.

Это было чем-то новым, однако она не почувствовала ответного толчка страха. Она сосредоточилась на звуках выстрелов. Беглый огонь. Никаких криков. Она следовала памятью за звуками. Они исходили из помещения, казавшегося полутемным из-за окрашенных в серый цвет стен. Оно выглядело как амбар или кегельбан. На противоположной от входа стене помещался силуэт человека; часть его, с нарисованным кругом, была изрешечена крошечными отверстиями. Следы пуль. Она открыла глаза.

– Стрельбище. Я была когда-то на стрельбище.

– Это объясняет тот профессионализм, с которым ты держала оружие.

– Но зачем?

– Возможно, этого требовала твоя работа?

Девушка покачала головой.

– Я уверена, что когда-то работала с детьми.

– Тогда, может быть, самооборона?

– Но почему?

– Возможно, ты жила в большом городе в криминальном районе.

– Нет, я жила у воды в белом оштукатуренном доме.

Джизус улыбнулся. Этот эпизод ее жизни был не более реален, чем все остальные ее воспоминания.

– Уже будучи взрослой?

Она медленно кивнула.

– Из-за всего того, что говорилось обо мне, я решила сначала, что вспоминаю детство, но теперь я уверена, это было позже. – Она снова закрыла глаза. – Дом двухэтажный, у него высокая красная крыша. – Ее глаза широко раскрылись. – Дом какого-то испанского типа. Может быть, я жила где-то в южных штатах? А может быть, и нет, если принимать во внимание всю эту воду. – Она пожала плечами. – Когда я представляю себе дом, вижу густые заросли кустарников, окружающие его, и большой двор, спускающийся к воде.

– А еще что?

Мари снова закрыла глаза:

– Яркое солнце и железные ворота. Высокие железные ворота. Стена из вечнозеленых растений и тут же апельсиновые деревья. – Она посмотрела прямо на Бертона. – Апельсины! Калифорния.

– Больше похоже на Флориду.

Она села и захлопала в ладоши:

– Флорида. Держу пари, что ты прав, Джизус.

Он тоже сел.

– Центральная или южная часть штата. Возможно, на одном из побережий.

– Пусть Флорида. – Мари закинула руку ему на шею. – Джис, откуда бы я ни явилась, кем бы я ни оказалась, это никогда не встанет между нами. Такое не должно произойти. – Ее губы потянулись к нему. Руки заскользили по его телу. – Люби меня снова, дорогой. Я хочу показать тебе, чему научилась.

Он положил ее на подушки, и в этот раз не было ни колебаний, ни осторожного руководства. Они отдавали друг другу все и брали все без остатка, наслаждаясь тем, что происходило с ними в эти минуты, не думая ни о прошлом, ни о будущем.

Солнце уже село, когда они вернулись на кухню. Поджаренный сыр на бутерброде Мари уже превратился в подобие скрюченной подошвы, но красные бобы дошли до восхитительного состояния и напоминали ароматный крем. В ожидании риса они сели за стол друг против друга. Никому не хотелось ничего говорить.

Мари смотрела на Бертона, подмечая множество милых ее сердцу деталей. Спадавшие на лоб пряди темных волос, суровые морщинки в уголках глаз, которые смягчались, когда он смотрел на нее, гладкую загорелую кожу его щек, которая к утру покроется щетиной. Даже сейчас, пресыщенная любовью, она хотела, потянувшись к нему через стол, взять его руки и говорить безостановочно об огромной силе своего желания.

Прежде чем Мари смогла это сделать, он взял ее ладони в свои.

– Ты только что была моей, а я все еще продолжаю страстно желать тебя. – Он поднес ее пальцы к губам. – И так будет всегда.

– Я надеюсь, что так и будет, – ответила она. – И я знаю, что всегда буду хотеть тебя.

Была уже почти полночь, когда Джизус услышал звук отпираемой входной двери. Незадолго до этого он проснулся и теперь лежал, наблюдая за спящей рядом с ним любимой. Она лежала, подложив ладони под голову, и ее лицо было безмятежно спокойным, как у ребенка, не знающего печалей. Он испытывал мучительное чувство вины за свою жадную страсть. Множество раз он любил ее и не насыщался, не мог укротить своего желания. Завтра она узнает, насколько неосмотрительным он был.

Каждый раз Мари с готовностью отвечала ему. Она отдавалась ему снова и снова с той же страстностью, с какой он хотел ее. Теперь она спала, уставшая и удовлетворенная.

Услышав, как Диген открывает дверь, Джизус встал, оделся и вышел ему навстречу.

– Бенни, я думал, что ты обычно так рано не возвращаешься домой, – приветствовал друга Джис.

– Я хотел застать тебя, пока ты не лег. – Диген жестом позвал Джизуса с собой на кухню. – Появилась ниточка, которая, возможно, приведет нас к преследователю нашей девочки. Оригинал его портрета я оставил себе. Он был сделан так хорошо, что я решил поместить его на выставочной панели моего мольберта. – Чтобы привлечь посетителей, все портретисты, работавшие на площади Объединения, помещали лучшие работы позади мольбертов, за которыми работали. Часто они изображали знаменитостей, но еще чаще были просто хорошие портреты обычных людей.

– Ну?

– Пока я был на площади, он не привлек чье-либо внимание. Но потом, когда перебрался в «Роки-бар», я снова поместил его на мольберте. Приблизительно через час подошел один тип. Он был вдребезги пьян и едва держался на ногах. Он уставился на портрет, и я спросил его, не знает ли он этого человека. Он ответил: «Еще бы» и собрался было уходить.

– Продолжай. – Джизус сел.

– Ну, я пошел за ним, догнал и сказал, что изображенный заказал мне портрет и заплатил, но я потерял адрес и не смог доставить его.

– И он поверил?

– Он был настолько пьян, что поверил бы, если бы я сказал ему, что я президент Штатов. Он поведал мне, что того человека зовут Пэрли Харбисон, и рассказал, где он обитает. Теперь слушай. Этот тип живет в районе улицы Рейнджер. Приблизительно в нескольких кварталах от бара «Красный бык».

– Боже. – Бертон был поражен.

Диген кивнул.

– Пора вызывать войска. Они нам понадобятся. Этот молодчик говорил, что Пэрли – сущий дьявол. Он как-то одолжил ему деньги, а когда потребовал их обратно, тот бросился на него с ножом. Харбисон как-то говорил ему, что во Флориде его разыскивают за серьезное преступление. Но в Луизиане он сумел остаться чистым.

– А почему этот тип не обратился в полицию?

Диген фыркнул.

– Ты что, забыл о кодексе чести воров, Джис? А ты как думал? У него самого рыльце в пушку.

– Надо немедленно поставить в известность Чака.

Заложив руки за голову, Бенни откинулся на спинку стула.

– А если ты увидишь этого человека, то сможешь опознать?

Бертон пытался представить себе лицо преступника, который был изображен на портрете. Он видел его всего лишь несколько секунд, но его облик четко отпечатался в мозгу.

– Да.

– Я уже сам пытался найти Чака. Дома у него никто не отвечает, а в участке мне сказали, что он должен появиться там не раньше завтрашнего вечера.

Джизус поймал себя на том, что в глубине души рад этому, потому что за это время Пэрли может исчезнуть и тогда они, возможно, никогда уже не смогут идентифицировать личность Мари. Ему мучительно не хотелось отпускать Мари в ее прошлое. Джис встряхнул головой. Он не имеет права лишать ее шанса в жизни, как бы ему этого ни хотелось. Кроме того, если не начать действовать прямо сейчас, они могут потерять его след, и тогда девушка снова может оказаться в опасности.

– Я не хочу дожидаться Чака. – Джизус встал и начал расхаживать по комнате. – А что, если он узнает, что кто-то распространяет его портреты, и решит покинуть город?

Бенни согласно кивнул.

– Я думаю, первое, что мы должны сделать завтра утром, это найти дом, где он живет. У моего фургона затемненные стекла, из него можно наблюдать, оставаясь незамеченным. Мы найдем этого молодчика и под каким-нибудь предлогом выманим из дома, тогда ты постарайся рассмотреть его. Если это окажется тот самый тип, мы будем следить за домом до тех пор, пока не прибудет Чак Лоуч.

– Не хочу втягивать тебя в эту историю. Я сделаю все сам.

– Он видел тебя, а я человек посторонний.

Бертон знал, что Диген прав.

– Значит, мы будем просто наблюдать за домом, пока не сможем связаться с Чаком. Мы можем подождать с его опознанием и не рисковать твоей жизнью.

– Я так не думаю.

– Почему?

– Потому что Чак не клюнет на это. Я же виделся с ним, когда передавал ему портрет. Он считает, что Мари старается окрутить тебя. Я пытался возражать ему как можно более убедительно. Если мы сообщим ему, что ты опознал человека из прачечной, он наверняка заинтересуется этим. А если скажем, что нашли того, кто соответствует описаниям Мари, наш доблестный сержант не пошевельнет и пальцем. Так что будем действовать.

– Чак по отношению к ней необъективен.

– Но он ведь любит тебя. Мы оба тебя любим.

Джизус улыбнулся, глядя на друга.

– Ты любишь не столько меня, сколько кого-то еще, не так ли?

Диген покачал головой.

– Я ведь знаю, от кого Мари без ума. Но она дает мне возможность хотя бы немного помечтать.

Джизус понял его.

– Я думаю, нам не стоит посвящать ее в наши дела. Расскажем ей все прямо перед отъездом, завтра утром, – сказал Бенни, вставая и направляясь в свою комнату. – Иначе она не отпустит нас.

Джис тоже встал.

– Прямо не знаю, как тебя и благодарить.

Бенни на секунду остановился.

– Помнишь, шесть месяцев назад меня арестовали?

Диген не любил говорить об этом. Он был одним из тех, кто попался во время облавы на продавцов наркотиков. Он занимался этим крайне редко и случайно угодил в сети, расставленные на профессиональных торговцев. Но приговор был суров. Кампания по борьбе с наркотиками велась очень активно, и он получил пять лет.

– Ты отстоял меня тогда, Джис. Если бы не ты и Чак, я бы вряд ли выжил в тюрьме. Вы оба рисковали ради меня карьерой. Вы сделали это, не думая о благодарности. Дружба выше благодарности.

Они шагнули друг к другу и обнялись. Их суровые детство и юность прошли на улицах, где не принято проявлять излишние эмоции. Сегодня вечером, столько доверив друг другу, они уже не боялись показаться чересчур сентиментальными.

– Что вы так на меня смотрите? – По обилию солнечного света, заливавшему кухню Дигена, Мари поняла, что проснулась довольно поздно. Бенни и Джис были уже на ногах, одетые так, как будто собирались куда-то отправиться. Она встретилась взглядом с Джизусом и почувствовала, что краснеет. Воспоминание о прошедшем вечере, полном страстной любви, искрами промелькнуло в их глазах.

– Не каждый день такие очаровательные женщины появляются на моей кухне, – пошутил Диген. – Этим утром ты выглядишь очаровательнее, чем когда-либо, дорогая.

Девушка снова залилась краской, глядя на Джизуса, и только потом улыбнулась Бенни.

– Спасибо. – Она налила себе кофе.

– Мари, у нас появилась зацепка в твоем, деле. Диген и я хотим разузнать все сегодня. – Голос Джиса был настолько спокоен, будто он объявил, что собирается сходить купить газету.

– Какая зацепка? – Она положила ложечку и посмотрела на них.

– Один человек опознал того, кто изображен на рисунке. И мы, кажется, знаем, где он живет.

– Где? – Девушка плотно зажмурила глаза и вцепилась в край стола.

– Приблизительно в трех кварталах от бара «Красный бык». – Джизус встал, подошел к Мари и обнял ее за плечи. – Не бойся, дорогая. Все будет хорошо.

– Не ходи туда, милый. Лучше вызови полицию. Пусть они этим занимаются.

– Так нужно. Чак появится в участке только вечером. Мы вызовем его.

– Вас могут убить!

– Мы так просто не поддадимся. – Неосознанно Джизус, ослабив объятия, стал поглаживать нежную кожу ее шеи, проскальзывая пальцами за край блузки. – Мы уходим сейчас. Запри за нами дверь. Ты не успеешь и оглянуться, как мы уже вернемся.

Теперь кровь отхлынула от ее щек. Мари побелела как полотно. Казалось, на ее лице остались только одни беспокойные глаза.

– Пожалуйста, не ходи. – Она все еще отчаянно пыталась удержать его.

– Нет. – Бертон прижал ее к себе. – Один поцелуй на прощание, – потребовал он. – И запри дверь.

Губами и всем телом, приникшим к нему, она попыталась передать любимому, как боится за него, но он был непреклонен.

– Как только сделаем все что нужно, мы сразу же вернемся.

Стоя на крыльце, Мари смотрела, как фургон Дигена отъезжает от дома. Когда он скрылся за углом, она заперла за собой дверь. Ее мысли метались в поиске каких-нибудь действий, которые она могла бы предпринять. Ничего стоящего не приходило в голову. Если даже она сможет найти ключи от машины Бертона, вряд ли разыщет место, куда они поехали. А если и разыщет, от нее, вероятно, будет мало пользы. У нее не было и друзей, к которым она могла бы, в крайнем случае, обратиться; ей оставалось только ждать.

Мари мерила шагами гостиную. Почему Бенни и Джизус хотели сначала сами опознать того человека? Как они выманят его из дома? Он трижды пытался убить ее, поэтому с ним опасно разыгрывать сыщиков. Джис и Бенни, пусть даже физически крепкие и имеющие опыт уличных драк, вряд ли могли соперничать с его коварством.

А вот Чак смог бы. Меньше всего девушке хотелось снова подвергнуться издевательским насмешкам Чака Лоуча. Она знала, что думает о ней сержант. Он убежден, что она пытается самым подлым образом поймать на крючок его лучшего друга. Однако если он сможет защитить Джиса и Бенни, пусть думает о ней все что угодно, лишь бы только спас их. Чак оставался для нее единственной надеждой. Она остановилась, закрыв глаза. Самое отчетливое и яркое видение ее преследователя предстало перед ней. Человек на портрете, сощурив глаза, смотрел на нее в упор. Он протягивал к ней грязные, пожелтевшие от табака пальцы. За пояс у него был засунут пистолет, в руке шарф.

Когда Мари открыла глаза, все ее тело содрогалось от дрожи, она бросилась к телефону.

Прошло несколько долгих минут, прежде чем она убедила дежурную в отделении полиции, что связаться с сержантом Лоучем для нее вопрос жизни и смерти. В конце концов, та обещала позвонить по нескольким телефонам и попытаться разыскать его. Но девушка не была уверена, что, даже если его найдут, он станет перезванивать ей. Когда телефон наконец зазвонил, она схватила трубку, прежде чем прозвучала вторая трель сигнала.

– Что у тебя там случилось? – сразу спросил Чак, игнорируя предварительное расшаркивание.

От радости девушка даже почувствовала слабость в ногах.

Однако на Лоуча ее мольбы не произвели никакого впечатления. Он был в клубе и собирался выиграть партию в теннис; он не любил, когда нарушали его планы. Наконец что-то в тоне сказанного задело, его за живое. Он попросил ее успокоиться – ему не нравились истеричные женщины. Мари заявила, что ее не волнует, нравится она ему или нет, а просто просит его исполнять обязанности. Еще раз она повторила в отчаянии, что Джизус и Бенни в опасности.

Она рассказала ему то немногое, что ей было известно. Нет, она не знает номер фургона Дигена. Нет, она не может дать его точное описание. Да, она, конечно, смогла бы узнать его, если бы только увидела, но у нее вряд ли есть возможность сделать это, если Чак не потрудится поднять свое большое грузное тело со стула и не соизволит приехать за ней. В трубке раздался сильный шум, и она поняла, что, кажется, совершила невозможное. Она заставила сержанта Лоуча откликнуться на свою просьбу.

Машина, которая через пятнадцать минут остановилась перед домом Дигена, не имела опознавательных знаков, а Чак и его напарник были одеты в шорты и обычные рубашки. Мари оказалась рядом и, прежде чем Чак опомнился, уже открывала заднюю дверцу машины.

– Я не знаю, по какую сторону от бара они находятся, – сказала она, забираясь на заднее сиденье и захлопывая дверцу. – Они, наверное, нарочно не сказали мне этого.

– Они оба тратят на тебя слишком много сил.

– Да, и я знаю, что вы этого не одобряете, но меня это мало беспокоит. – Мари почти выкрикнула эти слова. – Забудьте на минутку о своем отношении ко мне и давайте, скорее, поедем туда.

Впервые она заметила на его красивом лице что-то вроде одобрительного восхищения.

– Пушистый маленький котенок показал коготки.

– Да, если это необходимо. – Она откинулась на спинку сиденья. – Как вы собираетесь их искать?

– Мы будем кругами прочесывать улицы вокруг «Красного быка», начиная с каждого седьмого квартала от него и постепенно приближаясь к бару. Когда я предупрежу, что заметил фургон, будьте наготове.

– Я думаю, это не понадобится. – Мари сосредоточенно смотрела в окно.

– Что-нибудь из окружающего тебе знакомо? – В том, как Чак задал вопрос, не ощущалось обычного сарказма.

Девушка задумалась.

– Не знаю, – сказала она, наконец, в ее голосе сквозила полная растерянность. – Что-то всегда мешает моим воспоминаниям. Как будто я смотрю сквозь колышущуюся занавеску. Только мелькнет что-то значимое, и вот уже ничего не видно.

Она ожидала, что Чак в ответ усмехнется, но ошиблась.

Мари чувствовала, что еще немного – и ее нервы не выдержат. Страх все нарастал. Возможно, в этот момент Джизус стоит перед ее преследователем. Она опасалась за его жизнь в такой степени, что ни о чем другом больше не могла думать. Медленно, один за другим, в ее сознании стали возникать образы.

Бертон, пытающийся найти ее преследователя стоящий лицом к лицу с вооруженным преступником. Это видение настойчиво сверлило ей мозг. На преступнике была маска… Маска гориллы. Он навел пистолет на Джиса. Нет! Это был не Джизус. Это был пожилой человек среднего роста, у него волнистые каштановые волосы. Он протягивал ей руку, а она пыталась подойти к нему. Но не могла… Человек в маске удерживал ее, однако его маска стала постепенно исчезать. Это был не тот тип из прачечной.

– О нет, – произнесла Мари, закрыла лицо руками. – Нет!

Чак обернулся к ней:

– Что случилось?

Она не слышала его. Картина изменилась. Теперь она видела человека из прачечной. Она была привязана к кровати, и он глумился над ней.

– Все женщины таковы! – кричал он. – И ты такая же!

Мари съежилась на сиденье.

– Нет!

– Мари, возьми себя в руки.

Она не обратила на него никакого внимания. Воспоминания наплывали на нее одно за другим. Тот, первый человек, тащил ее на автостоянку. Пожилой человек с волнистыми волосами безжизненно лежал на земле. Темнота. Страшные тиски, сдавливающие тело, и невыносимо душный воздух. Она находилась в комнате. Человек из прачечной глумился над ней, издевался; она пыталась сопротивляться. Темнота…

– Чак, – жалобно прозвучал ее голос.

– Что случилось, Мари?

– Чак, мой отец…

Она не могла говорить. Человек, лежавший на земле, ее отец. Он был мертв. Тот, другой, оттаскивал ее прочь. Она кричала. Он ударил ее один раз, потом еще. Потом наступила темнота. И страшные тиски. И воздух, которым невозможно дышать. Какая-то женщина. Снова издевательства.

– Пожалуйста, оставьте меня в покое. – Это был ее голос. – Вы убили моего отца, теперь никто не заплатит вам выкуп!

– Твой отец не умер.

Но ведь он умер, она сама видела, как он упал.

– Убейте теперь и меня.

Потом темнота.

– Чак!

– Продолжай, Мари. Ты здесь в безопасности. Что ты видишь?

– Я не знаю. Мой отец… тот человек убил его и оттащил меня.

– Тот, которого ищут Джизус и Бенни?

– Нет. Другой. Там была еще женщина. – Мари наконец отняла руки от лица, залитого слезами. – Нет, Чак. Человек, которого ищет Бертон, появился позже. Я была привязана к кровати. Он называл меня шлюхой. Он… пытался изнасиловать меня. – Мари закрыла глаза и плотно сжала веки. – Он убьет Бертона. Найди его, Чак, найди.