Текст книги "Переквалификация"

Автор книги: Фредерик Пол

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 2 страниц)

Фредерик Пол
Переквалификация

На восток, к самому горизонту, тянулись тысячи акров сои; напротив, через дорогу, раскинулись столь же бескрайние кукурузные поля. Зеб угрюмо поднял ирригационную задвижку и стал следить за датчиком. Проклятая погода! Дождь нужен позарез. Он понюхал воздух, нахмурился, покачал головой. Относительная влажность – 85 процентов, нет, почти 87! А в небе – ни облачка…

– Привет, Зеб! – окликнул его сосед через дорогу. Зеб вежливо кивнул. Он занимается соей, Уолли – кукурузой. О чем им разговаривать? Разве что просто так, для соблюдения приличий. Он вытащил из кармана пестрый платок и отер лоб.

– Пришлось дать больше воды, – сообщил он из вежливости.

– Да… Одно хорошо – рост содержания углекислого газа. Для наших культур это то, что надо.

Зеб с кряхтением нагнулся, поднял ком земли, размял его пальцами, лизнул.

– Снова маловато кобальта, – сказал он задумчиво. Но Уолли не интересовался химическим составом почвы.

– Слыхал, Зеб?

– О чем?

– Так, вообще. Сам знаешь. Зеб обернулся.

– Ты о дурацкой болтовне насчет закрытия ферм? Всем известно, что этому не бывать. Ничего такого я не слышал. А если бы услышал, ни за что бы не поверил.

– Понимаешь, Зеб, болтают, будто…

– Пусть болтают, что хотят! Я не слушаю трепачей. Извини, Уолли, мне пора возвращаться, иначе будет выволочка. Приятно было с тобой встретиться. – И он зашагал к хижинам.

– Ржавая жестянка! – фыркнул ему вслед Уолли, но Зеб сделал вид, что не расслышал, только снова отер платком лоб.

Лоб не был потным: Зеб никогда не потел. Его руки, спина, подмышки неизменно оставались сухими, независимо от погоды и от физических усилий. Испарина на лбу была всего лишь конденсатом. Оболочка, вмешавшая его мозг, была хороша, но несовершенна. Когда он напряженно размышлял, система охлаждения начинала работать интенсивнее.

А Зеб размышлял напряженнее, чем когда-либо. Закрытие ферм? Пришлось бы сойти с ума, чтобы поверить в такую чушь! Надо пахать землю, сеять и убирать урожай, прибираться в доме, готовить хозяину еду, учить его детей, возить хозяйку к другим хозяйским женам. Так было, есть и будет всегда… Будет ли?

Ответ прозвучал уже на следующее утро, сразу после церковной службы.

Зеб, робот класса «А» с коэффициентом умственных способностей 135, обязан был предвидеть развязку. Особенно когда узнал, что преподобный Хармсуоллоу избрал для проповеди отрывок из Евангелия от Матфея, где говорится о кротких, наследующих землю.

Священник был тучен и краснолиц. Лучше всего ему удавались проповеди о вездесущем грехе и геенне огненной. Его бесконечно огорчало то обстоятельство, что паства, состоящая из сельскохозяйственных рабочих, ввиду своего устройства не имела возможности толком грешить. В порядке компенсации он делал упор на важность смирения.

– …даже когда все происходит не так, как вы ожидали, – закончил он. Тонкие, как у младенца, волосики стояли вокруг его розовой лысины дыбом. – После пения псалма «соя» отправляется в физкультурный зал, «кукуруза» – в вестибюль второго этажа. Хозяева сообщат вам важную новость.

Итак, Зеб все предвидел и нисколько не удивился. Микросхемы в его титановом черепе давно уже фиксировали дурные предзнаменования: сокращение осадков, уменьшение содержания минеральных веществ в почве, истощение верхнего плодородного слоя, набухание бобов – результат избытка углерода в воздухе. Увы, при любой интенсивности полива горячий ветер быстро все засушивал.

Хватало и других признаков, помимо агрономических. Поведение хозяина, например. Даже в самые веселые моменты он не смеялся, а вздыхал, не говоря уже о том, что перестал обращать внимание на облупившуюся краску на хижинах и зарастающие сорняками цветочные клумбы. Наблюдая за людьми, Зеб делал непроизвольные умозаключения. Программа этому не препятствовала; единственное, на что он не имел права, так это обсуждать происходящее и делать окончательные выводы. Зеб не умел волноваться, потому что это помешало бы ему улыбаться хозяину с хозяйкой и их детям.

Поэтому, услышав сообщение хозяина, он вместе с остальными изобразил удивление.

– Все вы были молодцами, – заявил хозяин великодушно, глупо белея профессорским лицом из-под плантаторской соломенной шляпы. – Мне бы очень хотелось, чтобы все продолжалось по-прежнему, но этому не бывать. Дело в программе сельскохозяйственных субсидий. Вашингтонские болваны так их урезали, что заниматься здесь земледелием стало себе дороже. – Хозяин повеселел. – Но не все так плохо! Спешу вас обрадовать: благодаря выплатам из Земельного банка хозяйка, дети и я будем хорошо обеспечены. Если говорить о деньгах, – тут хозяин просиял, то нам будет даже лучше, чем раньше!

– Здорово!

– Слава Богу!

Скорбь на лицах сменилась улыбками, работники облегченно перевели дух. Все, кроме Зеба.

– Хозяин, – подал он голос, – вы уж меня простите, но что с нами-то будет? Мы останемся у вас? Хозяину вопрос не понравился.

– Нет, это невозможно. Если мы продолжим сеять, Земельный банк не даст нам денег. Так что, сами понимаете, вам здесь больше нечего делать.

Молчание.

– А как насчет кукурузной фермы, хозяин? – спросил кто-то. – Может, там нужны работники? Сами знаете, век бы эту кукурузу не видать, но перепрограммировать нас – раз плюнуть…

Хозяин покачал головой.

– Тамошний фермер говорит сейчас своим работникам то же самое, что я вам.

Рабочие переглянулись.

– Мы нужны проповеднику, – додумался один. – Без нас он останется без прихода.

– Боюсь, даже преподобный Хармсуоллоу теперь обойдется без вас, – мягко возразил хозяин. – Он уже давно хочет заняться миссионерством и недавно получил вызов. Так что вы лишние.

– Как это?

– Очень просто. Избыточная рабочая сила. Никто в вас не нуждается – по крайней мере, здесь. Утром за вами приедут грузовики. Расходитесь по хижинам и будьте готовы к семи утра.

Снова молчание.

– Куда нас повезут, хозяин? – спросил Зеб. Фермер пожал плечами.

– Куда-то повезут… – Он улыбнулся. – А у меня для вас сюрприз. Мы с женой просто так вас не отпустим: на прощанье надо повеселиться. Устроим вечером танцы, как в добрые старые времена! Лучшие танцоры получат новые платки. Потом вы соберетесь в Большом доме и будете петь нам духовные гимны. Обещаю, хозяйка, дети и я с удовольствием вас послушаем!

Их выгрузили рядом с мрачным белым сооружением из шлакобетона в Де-Плейнсе. За рулем грузовика сидел хмурый коренастый робот в кепке с низко надвинутым козырьком и кожаной куртке без рукавов. На вопросы он не отвечал ни на ферме, пока рабочие залезали в кузов, ни на месте прибытия, перед воротами, замкнутыми на цепь, с надписью «Прием».

– Стойте на месте, – распорядился он. – Все выгрузились? Ну и ладно. – Он закрыл борт кузова и укатил, оставив их мокнуть под теплым мелким дождиком.

Все терпеливо ждали. Четырнадцать первоклассных рабочих-роботов обоих полов и трое детей. Разговаривать не хотелось. Один Зеб, утираясь, пробормотал:

– Лучше бы вода была там, где следует! Здесь-то кому сдался дождь?

Не вся влага на лицах была дождевой водой: и Зеб, и остальные напряженно размышляли. Один Лем, новенький, в ус не дул. Он работал садовником в Урбане, пока его хозяева не решили эмигрировать в космическую колонию О'Нил. Лему повезло: на соевой ферме перевернулся трактор, что привело к образованию вакансии. Произошло это недавно, и он по-прежнему с восторгом вспоминал благословенную Урбану.

– Де-Плейнс! – радовался он сейчас. – Отсюда рукой подать до Чикаго! Уж там мы позабавимся, братцы! Стейт-стрит, «Петля», Золотой берег!

– А работа для нас в Чикаго найдется? – поинтересовался Зеб.

– Работа? Брось, брат, какая еще работа? Одно слово – Чикаго! Ух ты!

Зеб задумчиво кивал. Лем его не убедил, но хотелось надеяться на лучшее – это тоже было частью его программы. Он разинул рот и, попробовав на вкус дождевые капли, поморщился. Горечь, много пыли, гораздо больше двуокиси углерода и окиси азота, чем он привык. Хорошенькое местечко! Даже у здешнего дождя гадкий вкус… А все машины: нет, чтобы ездить на добром старом электричестве, подавай им бензин!

К тому моменту, когда в шлакобетонном ангаре возникла суета, Зеб расстался с остатками оптимизма. В ангар въехали машины, загорелся свет, с лязгом поднялась ржавая щеколда, смуглый коренастый робот отпер замок и снял с ворот цепь. Бесстрастно оглядев рабочих, он сказал:

– Идите сюда, излишки! Будем вас перепрограммировать.

Зеб дождался своей очереди и прошел в кабинет со зловещей койкой у стены. Его встретила хорошенькая блондинка в белом халате, с длинными хрустальными серьгами в ушах – тоже робот, конечно. Она велела ему сесть на край койки и наклониться вперед, затем быстро засунула ему в левое ухо палец с красным ногтем. Он вздрогнул: неизменяемая память, покинув его процессор, перешла на ее внутренний сканер.

– Ты просто устроен, – сообщила она радостно. – Мы быстро тебя выпустим. Расстегни рубашку.

Зеб стал медленно расстегивать заскорузлыми от земли пальцами пуговицу за пуговицей. Не дождавшись, пока он доберется до последней, блондинка нетерпеливо отбросила его руки и сама распахнула рубашку. Последняя остававшаяся в петле пуговица оторвалась и покатилась по полу.

– Все равно тебе придется переодеться, – сказала она и погрузила свои длинные красные ногти в четыре узкие прорези по обеим сторонам его грудной клетки. Вся его грудь осталась у нее в руках. Отложив щиток в сторону, программистка заглянула внутрь и довольно кивнула.

– Все в порядке. – Она уверенно достала из темных глубин платы с микросхемами. – Тебе ненадолго станет нехорошо: ты даже не сможешь говорить. Потерпи, это быстро пройдет.

Нехорошо? Зебу показалось, что кабинет заворачивается в спираль. Он не только не мог говорить, но даже не помнил слов. И мыслей тоже. Ему уже казалось, что он никогда больше не увидит… Чего? Он и этого не помнил.

Потом он почувствовал, как у него внутри что-то с чем-то соединяется. Это был даже не щелчок контакта, а ощущение, словно нога обживается в ботинке. В следующую секунду он сумел завершить свой вопрос. Ферму!

Оказалось, что он формулирует мысль вслух. Программистка засмеялась.

– Видишь? Ты снова начинаешь соображать. Он усмехнулся в ответ.

– Поразительное ощущение! Поверите ли, я почти утратил свой прежний, сельский опыт. Но разве очарование деревенской жизни значит хоть что-то для… Боже правый! Что это я говорю?

– Теперь вы рассуждаете как житель большого города, а не как сельскохозяйственный рабочий.

– А ведь верно! – вскричал Зеб. – Но возникает следующий вопрос: пригодятся ли правильная грамматика и поэтическая образность речи для моей предполагаемой новой карьеры?

Программистка нахмурилась.

– Это словарный запас литературного критика, – сказала она извиняющимся тоном. – Кто-то ведь должен им пользоваться!

– Позвольте спросить, почему именно я?

– Потому что это все, что у меня сейчас нашлось. Это не единственная перемена, которую вы в себе обнаружите. Я изымаю микросхемы почвенного анализа и программы управления сельскохозяйственной техникой. Если хотите, могу оставить вам духовные гимны и умение танцевать.

– Зачем сохранять тень, когда уходит сущность? – возразил он с горечью.

– Прекратите, Зеб, – перебила она ворчливо. – Вся эта специфика вам больше ни к чему. Прошлое похоронено. Вы не будете по нему тосковать. Вы даже не представляете, что получаете взамен! – Она вернула на место грудной щиток. – Протяните руки.

– Желательно было бы узнать подробности, – пробормотал он, подозрительно следя, как программистка вкладывает его руки в отверстие на своем пульте. По пальцам пробежала судорога.

– Пожалуйста. Инфракрасное зрение! – гордо произнесла она, глядя на дисплей. – Будете видеть в темноте. Двадцатипроцентное усиление моторных функций – чтобы быть сильнее и быстрее бегать. Наконец, имена, адреса и телефоны пяти хороших поручителей и одного государственного защитника.

Она кивком велела ему вытащить руки из отверстия. Все поры были очищены от въевшейся грязи, ногти лишились черной каймы, мозоли исчезли. Теперь это были руки горожанина, никогда в жизни не занимавшегося физическим трудом.

– Какая же новая судьба мне уготована? – спросил Зеб.

– Новая работа. На данный момент у нас имеется единственная вакансия, зато место хорошее, надежное. Будете уличным грабителем.

В первый же свой трудовой вечер Зеб махнул рукой на недавние опасения. Ферма не шла ни в какое сравнение с новой жизнью.

На время стажировки его приставили к мелкому роботу с неприятной остроносой физиономией по имени Тимоти. Тот сразу перешел от теории к практике.

– Идем, парень, – бросил он, увидев Зеба, и вышел из ворот, не заботясь о том, следует ли стажер за ним. На воротах уже не было цепи с замком. Зеб плохо представлял, далеко ли до Чикаго, и в какой он стороне, но понимал, что пешком туда не добраться.

– Мы воспользуемся «железным конем»? – спросил он опасливо. Поезда, проносившиеся мимо фермы, всегда выглядели величественно и недоступно. Глядя на товарняки и пассажирские составы, работники гадали, куда они спешат и каково это – ехать на поезде.

Тимоти не удостоил Зеба ответом. Бросив на него взгляд, в котором в равных долях сквозили жалость, недоумение и осуждение, он встал на краю тротуара и властно поднял руку. Огромное такси на воздушной подушке с зелеными и белыми клеточками на дверце немедленно остановилось, взвизгнув тормозами. Тимоти поманил Зеба.

Они молча ехали по скоростной автостраде имени Кеннеди. Пригороды произвели на Зеба сильное впечатление. Потом они заехали под козырек шикарного отеля, сияющего огнями, где кишели разодетые пары. Тимоти швырнул таксисту купюру и не стал ожидать сдачи.

Казалось, он не торопится компенсировать трату на такси. Он стоял под козырьком, покачиваясь на носках, и снисходительно улыбался снующим мимо роботам-туристам. Потом, бросив на Зеба быстрый взгляд, развернулся и зашагал прочь.

Зеб заторопился за своим новым напарником. И чуть было не пропустил самое интересное. Поймав в тени за углом хорошо одетую пару, робот хладнокровно отбирал у них бумажники, часы и кольца. Покончив с этим занятием, он поставил несчастных лицом к стене и лягнул обоих под коленки. Те упали. Тимоти побежал на бесшумных резиновых подошвах назад, к морю света. Зеб – за ним.

Миновав гостиничный козырек, приятели смешались с толпой перед театром. Грабитель перешел с бега на шаг и бросил на Зеба одобрительный взгляд.

– Хорошая реакция! – похвалил он. – Сгодишься.

– В заурядные карманники? – спросил Зеб, уязвленный высокомерием робота-грабителя.

Во взгляде Тимоти читалось недоверие.

– Чудные у тебя речи, – проворчал он. – Небось тебя тоже напичкали лишними словечками? Ладно, не беда. Видал, как это делается? Прежде чем ответить, Зеб огляделся. Погони не обнаружилось.

– Можно сказать, да.

– Тогда пробуй сам, – сказал Тимоти и толкнул Зеба в темный закоулок – караулить зазевавшихся туристов.

К полуночи Зеб самостоятельно совершил пять ограблений, выступил сообщником еще в двух и стал свидетелем восьми налетов, совершенных его напарником. Потом, забившись в дальний угол ночного «Макдональдса» на Норт-Мичиган-авеню, они принялись делить добычу.

– Ты молодец, парень, – великодушно молвил Тимоти. – Неплохо для начала. Гляди: твоя доля – шесть часов, пять дорогих безделушек, в том числе ожерелье из искусственных кораллов, на которое тебе не стоило зариться, и примерно шесть-семь сотен наличными.

– Плюс несколько кредитных карточек, – подсказал Зеб.

– Про кредитки забудь. Оставляй только то, что можешь потратить или продать. Думаешь, сможешь теперь работать сам?

– Не хотелось бы брать на себя подобную ответственность…

– Правильно, рано. – После работы Тимоти стал словоохотливее. – Держу пари, тебе невдомек, зачем я дважды просил помощи.

– Действительно, это не совсем понятно, – признался Зеб. – Здесь явное противоречие. Когда жертв сразу две, даже три, вы предпочитаете заниматься ими самостоятельно. Однако, выходя на единичного кандидата, вы призываете сообщника…

– Вот-вот! А знаешь, почему? Не знаешь? Объясняю. Скажем, идут он и она, или пара одного пола – неважно; он боится, как бы ее не порезали – программа есть программа. Значит, все проходит, как по маслу. Другое дело, когда клиент один: что ему стоит отнять у меня нож и оттяпать нос? Изучай природу робота, парень – в этом вся штука. Как насчет «Биг Мака»?

Зеб смущенно поерзал.

– Благодарю, но я вынужден отклонить ваше предложение. Робот-грабитель понимающе усмехнулся.

– Нет пищеварительного тракта?

– Видите ли, любезный Тимоти, раньше я проживал вне города, поэтому отсутствовала необходимость…

– Необходимости и сейчас нет, но кишки все равно пригодятся. А еще емкости для жидкости и система вентиляции, чтобы ты мог смолить сигары. И брось ты этот фраерский жаргон! У тебя классная работенка, – продолжил он убежденно. – Можешь гордиться. Метро не для тебя, считать центы тоже ниже твоего достоинства. Сдачи мы не берем! Неделю, пока ты стажер, обойдемся без перепрограммирования, но потом тебе не миновать блондиночки-программистки. А теперь – все. Загоняем цацки – и на боковую.

И правда, Зеб имел все основания гордиться собой. В карманах едва умещались крупные купюры, он уже читал меню в витринах дорогих ресторанов, готовясь к шикарной жизни. Его ждала не менее блестящая карьера, чем у Тимоти.

Шел его третий вечер на Золотом берегу. До четвертого так и не дошло.

Последние жертвы не пожелали безропотно расставаться с бриллиантовым кольцом. Памятуя уроки Тимоти, Зеб ударил «мужчину» по лицу наотмашь, рыкнул на «женщину» и, стаскивая перстень с ее пальца, применил чуть больше силы, чем требовалось. Спустя пару минут, уже в трех кварталах от места ограбления, он пригляделся к своей добыче и содрогнулся от ужаса.

На кольце краснела кровь. Жертва оказалась человеком, женщиной из плоти и крови…

Считанные секунды – и его оглушил вой полицейских сирен. Он не удивился.

– Предстоящий курс, – вещала инструкторша, – распространяется на всех вас по одной из следующих причин. Первое: отсутствие работы более двадцати одного месяца. Второе: более шести неявок без уважительных причин к месту работы или учебы. Третье: наличие судимости и условно-досрочное освобождение. Четвертое: восемнадцать и более лет со времени изготовления. Таковы правила. – Инструкторша вошла в раж. – И значат они одно: вы – подонки. То есть безнадежны, ленивы, опасны, словом, обуза для общества. Уяснили? – Она сердито обвела взглядом аудиторию из семи роботов.

Инструкторша была низенькая, бесформенная, с рыжими волосами и нечистой кожей. Зеб недоумевал, зачем мастерят такие несовершенные изделия, как она. Он вытянул шею, пытаясь рассмотреть остальных.

– Ты! – гаркнула инструкторша. – В желтом свитере. Зеб! Он вздрогнул.

– Прошу прощения, мэм?

– Я знаю, кто ты такой, – заявила она с мрачным удовлетворением. – Типичный босяк-рецидивист. Не в состоянии даже выслушать того, кто хочет тебе помочь, хотя под вопросом твое собственное будущее. Ну и удружили мне: семеро увальней! Представляю, что из этого получится… Гарантирую, что парочка отсеется еще до завершения курса, еще двоих мне придется самой исключить за постоянные опоздания и прогулы. Оставшаяся троица еще до истечения трех месяцев снова окажется на улице или в трущобах. Зачем я вообще этим занимаюсь?

Она покачала головой, грузно поднялась со стула и написала на доске три главные требования:

1. ВОВРЕМЯ.

2. ЕЖЕДНЕВНО.

3. ДАЖЕ КОГДА НЕ ХОЧЕТСЯ.

Оглянувшись, она оперлась о спинку стула.

– Перед вами Золотые Правила, разгильдяи! Соблюдать их, как Божьи заповеди, и ни на минуту не забывать. Здесь вас научат ответственности, трудолюбию и… Что?

Сосед Зеба, старый тощий робот, поднял трясущуюся руку. Такому не грозила переподготовка: модель тридцатилетней давности, если не больше, с шаровыми плечевыми шарнирами и почти неподвижным лицом.

– А если мы не справимся? – продребезжал он. – Вдруг случится криогенный перегрев, при котором надо отлеживаться, или потребуется смазка…

– Не морочь голову! – отрезала инструкторша, давая понять, что такая рухлядь, как он, вообще ни на что не способна. – Это типичные отговорки. В нашей группе они не принимаются. Если у вас настоящие проблемы, извольте предупредить не позже, чем за два часа до начала занятий. Разве это так сложно? Видимо, для таких недотеп, как вы, – да.

– Два часа – это долго, – не сдавался старикан. – Мало ли что может случиться за два часа, учитель.

– Не смей называть меня учителем! Она отвернулась к доске и написала:

Д-Р ЕЛЕНА МИНКУС, БАКАЛАВР, МАГИСТР, ДОКТОР ФИЛОСОФИИ.

– Можете называть меня доктор Минкус или мэм. А теперь – внимание!

Зеб обратился в зрение и слух. Десять ночей в окружной тюрьме, предшествовавшие выходу под залог, научили его, что тюрьмы надо избегать любой ценой. Шум, теснота, жестокость тюремщиков! И невозможность за себя постоять: некоторые из охранников – люди. Видимо, даже большая часть. Если бы не находилось людей, желающих служить тюремными надзирателями, тюрьмы пришлось бы закрыть. Разве тюрьма – наказание для робота?

Так что Зеб стал образцовым учеником. Его внимание не ослабевало даже тогда, когда д-р Минкус разглагольствовала о таких ненужных (ему) тонкостях поведения цивилизованного члена общества, как необходимость собирать деньги на нужды офиса, ругань в очереди за билетами на благотворительный концерт и улыбки на рождественской вечеринке сослуживцев.

Не все ученики вели себя столь же примерно. Сосед-старикан, почти всегда погруженный в мрачное молчание, не доставлял хлопот, зато два робота женского пола – хохотушки в мини-юбках, с сумочками, усыпанными бисером, – заслуживали, по мнению Зеба, изгнания с курсов. Одна, питавшая пристрастие к зеленой туши для ресниц, встречала любое слово инструкторши смехом и строила у нее за спиной рожи. Вторая, с витой прядью на лбу, взахлеб трепалась с одноклассниками и смела грубить преподавательнице. На замечания д-ра Минкус она отвечала с ленцой в голосе:

– Ладно, леди, сдалась вам вся эта дребедень! Однажды д-р Минкус не выдержала и заявила гневно и с наслаждением, подчеркивая тоном справедливость своих указаний:

– Представьте, вам это необходимо! Недаром я училась психиатрии и социальной адаптации! Это – дело моей жизни. А главное, я – ЧЕЛОВЕК! Зарубите это себе на носу.

Курс оказался не совсем бесполезным. Зеб убедился в этом, когда снова предстал перед белокурой программисткой. Та, бормоча себе под нос, что-то вынимала из него, что-то вставляла взамен вынутого. Вновь обретя дар речи, он поблагодарил ее, чувствуя волчий голод. Теперь внутри робота находился полноценный пищеварительный тракт. Что касается утраченного словарного запаса, то Зеб нисколько об этом не сожалел.

Однако уже через минуту он узнал, что прежние обязанности остались при нем.

– Они там думают, что ты попал в переплет из-за технического несовершенства, – хмуро сказала программистка. – Теперь ты напичкан первоклассными системами, а что толку? Всех бездельников с этих курсов ожидает одна и та же судьба – трущобы. Если желаешь стать исключением из правила, изволь стараться, когда вернешься на работу.

– Это что же, снова уличный грабеж?

– А для чего еще ты годишься? Хотя… – Она задумчиво повертела хрустальную сережку в правом ухе. – Тут у меня появилась вакансия преподавателя теории литературы. Если бы я не сменила тебе лексикон…

– Нет уж, лучше снова в грабители. Девица пожала плечами.

– Как скажешь. Только такого отменного участка тебе уже не видать. Не надо было безобразничать!

Теперь Зеб, невзирая на погоду, околачивался с шести вечера до полуночи в самом мерзком районе города, отнимая у престарелых роботов обоих полов жалкие гроши. Иногда он оказывался на территории Иллинойсского технологического института, преследуя припозднившегося студента или преподавателя, однако, прежде чем приступить к делу, обязательно спрашивал, с кем имеет дело – с роботом или человеком. Еще одна оплошность – и сидеть ему за решеткой.

При таких заработках о такси нечего было и мечтать, зато, собрав за вечер некоторую сумму, он ездил иногда на автобусе на «Петлю» или Золотой берег. Дважды он видел Тимоти, но тот, окинув его презрительным взглядом, отворачивался. Случалось ему забредать и в приозерный парк Амальфи Амадея, чтобы, любуясь зеленью, вспоминать старые добрые времена и соевые поля. Правда, соблазн попробовать землю на вкус был слишком велик, а невозможность заняться этим рождала нестерпимую ностальгию. Поэтому Зеб торопился обратно, к ярким огням и толпам.

При всем старании Зебу не удавалось делить праздную разодетую публику на людей, уцепившихся за Землю, вместо того чтобы перебраться в какую-нибудь шикарную орбитальную колонию, и роботов, назначение которых – создавать эффект массовости.

Д-р Маркус отказывалась ему помогать. Когда на занятии Зеб осмеливался поднять руку, она неизменно злилась.

– В чем разница? Вы хотите сказать, что не видите разницы между живым человеком и механизмом, единственный смысл существования которого – делать то, чего сами люди делать не желают, и помогать им получать удовольствие от излюбленных занятий? Господи, Зеб, знали бы вы, как меня тошнит, когда я думаю, сколько времени трачу зря, пытаясь проявить к вам, жуликам, терпение и наставить вас на путь истинный! Ладно, навострите уши: сейчас я специально для вас, прожженного лентяя, изложу разницу между гардеробом человека с тонким вкусом и оперением сутенера…

В конце занятия Лори, потаскуха с зелеными ресницами, взяла его под руку и сочувственно проворковала:

– Старая стерва вьет из тебя веревки, миленький. Меня так и подмывало крикнуть: да оставь ты его в покое! И крикнула бы, если б не знала, что еще одно замечание – и мне дадут коленом под зад.

– Все равно спасибо, Лори.

Теперь, располагая биохимическими рецепторами, как и подобает городскому джентльмену, он обнаружил, что Лори обильно полита духами. Он распознал аромат мускуса, розы, мяты, ванили. Оказалось, что нюхать духи – совсем не то, что определять содержание в воздухе над соевым полем углекислого газа, озона, водного пара и твердых частиц. Он почувствовал неловкость.

Выйдя с Зебом из класса, Лори призывно улыбнулась.

– Мы с тобой поладим, только расслабься. Хочешь немного потанцевать?

Зеб еще не проверил большую часть своих новых навыков.

– Можно, – ответил он, удивляясь самому себе.

– Слушай, почему бы нам не посидеть где-нибудь, чтобы получше познакомиться?

– Я бы не возражал, Лори, только мне пора на работу.

– Я знаю, где ты вкалываешь! – Она еще сильнее сжала ему руку. – Там поблизости есть классное местечко. Пойдем! Ничего не случится, если ты приступишь к делу чуть позже обычного. Останови такси!

«Отличное местечко» оказалось низким бетонным сооружением, бывшим гаражом. Оно стояло на углу, напротив торгового центра, видавшего лучшие дни. Над дверью горела надпись:

РАЙОННЫЙ ПРИЮТ И ЦЕНТР ДОСУГА.

ГОСПОДЬ ЛЮБИТ ВАС!

– Церковь! – обрадовался Зеб. Его тут же охватили воспоминания о счастливых деньках, когда он пел в хоре преподобного Харм-суоллоу.

– Вроде того, – согласилась Лори, расплачиваясь с таксистом. – Но священников здесь не видно и не слышно. Пойдем! Ты со всеми познакомишься и сам разберешься, что к чему.

На церковь это походило мало. Большое низкое помещение было заставлено сколоченными на скорую руку столами и складными стульями. Посередине оставалось свободное место для танцев, где толклась дюжина роботов обоих полов.

Народу собралось немало, большинство скорее смахивало на соучеников Зеба, чем на паству преподобного Хармсуоллоу. Усталая увядшая женщина – единственный признак первоначального назначения заведения – дремала у двери за столиком с религиозной литературой, не обращая внимания на адский грохот. От шума у Зеба немедленно включился автоматический регулятор громкости.

Грохот издавал оркестр из десяти музыкантов, аккомпанирующий шести певцам. Внимательно приглядевшись к последним, Зеб узнал в некоторых людей.

Какова все же цель этого клуба? Обеспечить аудиторию людям, желающим блеснуть талантами, или дать выход их желанию сеять духовную истину? Скорее всего, то и другое. Однако настроение толпы подчинялось собственным законам. Помимо роботов-танцоров, здесь были картежники, любители посудачить, похохотать, покричать друг на друга.

При появлении Зеба и Лори один из сидевших за столами – низенький и тощий – встрепенулся. Это был Тимоти. Таким Зеб его еще не видел: возбужденным и недоумевающим.

– Зеб? Какими судьбами?

– Здравствуй, Тимоти, – ответил Зеб осторожно. Тимоти, впрочем, был искренне рад его появлению. Он выдвинул стул, приглашая Зеба присесть, но тут вмешалась Лори.

– А танец?

– Потанцуй с кем-нибудь еще, – предложил ей Тимоти. – А я пока познакомлю Зеба со своими друзьями. Вот этот, здоровенный

– Милт. Дальше Гарри, Александра, Уолтер 23-Х, девчонку звать Салли, а это – Сью. У нас тут что-то вроде дискуссионного кружка.

– Зеб! – позвала Лори, но Зеб покачал головой.

– Подожди немного. – Он сел и огляделся. Группа выглядела необычно. Салли напоминала телосложением шестилетнего ребенка, однако шрамы на ее лице и руках наводили на размышления. Остальные были кто мал, кто велик, кто молод, кто стар. У всех, впрочем, имелось сходство: никто не улыбался. Тимоти тоже сидел мрачный. Если он действительно обрадовался появлению Зеба, то радость на его лице не отразилась.

– Ты уж прости, – напомнил ему Зеб, – но в прошлую нашу встречу ты не проявил дружелюбия.

Тимоти смутился. Его подвижное лицо способно было выражать несколько эмоций одновременно.

– Вспомнил тоже! – отмахнулся он. Здоровяк по имени Милт наклонился к Зебу.

– Отверженным надо держаться вместе, Зеб, – сказал он. – Несправедливость превращает нас в братьев.

– И в сестер, – поддакнула Салли.

– Точно. Все мы – отбросы, всех нас ждет либо переработка, либо свалка. Взять хоть Тимоти. Пару дней назад он пришел сюда – ты уж извини, Зеб, – таким же невеждой, как ты. Винить его в этом можно не больше, чем тебя. Ты сходишь со сборочной линии, в тебя вводят программу, и ты стараешься быть хорошим роботом, как тебе велят. Все через это прошли.

Тимоти ретиво кивал. Но, глянув поверх головы Зеба, он скривился.

– Снова она!

Лори приближалась, неся две высокие кружки с пышными шапками пены.

– Выбирай, Зеб, – предложила она. – Либо танцуем, либо возвращаешься домой один.

Зеб колебался. Чтобы потянуть время, он отхлебнул пива. У него было не так много приятельниц, чтобы ими разбрасываться, но, с другой стороны, за этим столом происходило нечто интересное, и ему хотелось узнать об этом побольше.