Текст книги "Гражданин"

Автор книги: Фредерик Форсайт

сообщить о нарушении

Текущая страница: 1 (всего у книги 3 страниц)

Фредерик Форсайт
Гражданин

Он всегда больше всего любил дорогу домой. За тридцать с лишним лет пилотирования гигантских стальных птиц компании «Бритиш Эруэйз» ему довелось повидать свыше семидесяти крупных городов. По большей части то были столицы, и жажда новых впечатлений давно притупилась.

Тридцать лет тому назад он, задорный и ясноглазый офицер с двумя сверкающими на рукавах кителя лейтенантскими нашивками, мечтал повидать дальние страны. Во время длительных стоянок он открывал для себя ночную жизнь европейских и американских городов, участвовал во всех экскурсиях по храмам и пагодам Востока. Теперь же больше всего на свете ему хотелось поскорей оказаться дома, в Доркинге.

В прошлом остались короткие, но бурные романы с хорошенькими стюардессами. Продолжались они до тех пор, пока одна из них, Сьюзан, не женила его на себе, положив таким образом конец всему этому безобразию. Пять тысяч ночей, проведенных в гостиничных номерах, лишь усиливали желание оказаться наконец в собственной постели, вдыхать нежный запах лаванды, исходивший от Сьюзан.

Мальчик и девочка. Чарльзу, плоду любви их медового месяца, стукнуло двадцать три, и он работал компьютерным программистом. Дженнифер в восемнадцать поступила в Йоркский университет, на отделение истории искусств. Дети придавали семье стабильность и являлись еще одной причиной, заставлявшей торопиться домой. Два года до пенсии и перспектива свернуть в своей двухдверной малолитражке на Уотермилл Лейн и увидеть у дверей дома поджидающую его Сьюзан затмевали все прелести и радости дальних стран.

Через проход от него сидел в автобусе для экипажа его первый помощник, смотрел в спину водителю. Слева – один из первых офицеров. Разинув рот, он с ненасытным любопытством вглядывался в проплывающую мимо реку неоновых огней Бангкока.

В задней части автобуса, где стояла приятная прохлада, потому что кондиционеры работали исправно и защищали от царившей снаружи липкой удушливой жары, разместился обслуживающий персонал лайнера: директор салона, четверо стюардов и одиннадцать стюардесс. Капитан корабля вылетел вместе с ними из Хитроу два дня тому назад и знал, что директор позаботится обо всем. Сфера его деятельности распространялась на все пространство от двери в кабину пилотов и кончая хвостовым отсеком самолета. Он знал свое дело и тоже был ветераном.

Задача капитана Адриана Фэллона была проста: довести «Боинг 747–400» – «Джамбо»[1]1
  «Джамбо» – авиалайнер-гигант, так обычно называют «Боинг 747», реактивный лайнер большой вместимости (до 500 пассажиров) и грузоподъемностью до 200 тонн.


[Закрыть] с четырьмя сотнями пассажиров на борту от Бангкока до лондонского аэропорта в Хитроу. Или, как он вскоре запишет в своем бортовом журнале, – от БГК до ЛХР.

За два часа до отлета автобус с экипажем «Боинга» подъехал к территории аэропорта. Стоявшие у ворот охранники кивнули и пропустили его, и он подкатил к офису бангкокских авиалиний. Времени до отлета было предостаточно, но капитан Фэллон был пунктуален во всем и хотел убедиться, что борт «один-ноль», вылетевший из Сиднея в 3:15 (по местному времени), приземлится в Бангкоке ровно в 9:45, тоже по местному времени. Вообще-то лайнер уже был на подлете.

Примерно в миле от того места, где остановился автобус экипажа, стоял черный лимузин. В нем был всего один пассажир, разместившийся на мягком сиденье прямо за спиной водителя в униформе. И машина, и водитель были предоставлены администрацией роскошного отеля «Ориентел», где безупречно экипированный бизнесмен прожил три дня. В багажнике лежал его единственный чемодан из натуральной кожи с солидными медными замками – чемодан человека, который путешествует налегке, но в расходах не стеснен. Рядом, на сиденье, лежал атташе-кейс из крокодиловой кожи, тоже натуральной.

В нагрудном кармане его шелкового кремового костюма безупречного кроя лежал британский паспорт на имя Хьюго Сеймура и обратный билет на рейс Бангкок–Лондон, первым классом, разумеется. Борт под номером «один-ноль» съехал с центральной посадочной полосы и начал медленно и плавно подкатывать к терминалу. Лимузин, мурлыкая мотором, столь же плавно подкатил к дверям зала отлетов и регистрации.

Мистер Сеймур не стал класть свой багаж на тележку. Просто приподнял руку с наманикюренными ногтями, и к нему подскочил низкорослый тайский носильщик. Наделив водителя щедрыми чаевыми, бизнесмен кивком указал на чемодан в открытом багажнике, а затем двинулся неспешным шагом за мелко семенящим носильщиком по направлению к стойке «Бритиш Эруэйз», где проходила регистрация пассажиров первого класса. Потерпеть еще тридцать секунд – и влажная тропическая жара перестанет его донимать.

Регистрацию пассажиров первого класса совсем необязательно начинать за час сорок пять минут до отлета. У молодого клерка, сидевшего за стойкой, не было пока что ни одного пассажира. Через десять минут чемодан с медными застежками отправился в багажную секцию, где на него тут же налепили ярлычки, ясно и четко указывающие на то, что направляется этот чемодан в Лондон, рейсом «Бритиш Эруэйз». Мистеру Сеймуру вручили посадочный талон и объяснили, как пройти в зал ожидания первого класса, расположенный прямо за пунктом паспортного контроля.

Таец в униформе, офицер этого самого паспортного контроля, взглянул на паспорт в корочке цвета бургундского, затем на штамп въезда и, наконец, на лицо стоявшего за стеклянной перегородкой владельца паспорта. Средних лет джентльмен, слегка загорелый, свежевыбритый, серо-стальные волосы подстрижены и уложены феном. Свежая белая шелковая рубашка, галстук из бутика «Джим Томпсон». Офицеру был виден также верх шелкового костюма кремового цвета от одного из лучших в Бангкоке портных, чьи изделия практически ничем не отличаются от костюмов и смокингов, сшитых на Сейвиль Роу в Лондоне, разве что создаются в тринадцати часах полета оттуда. И он вернул обладателю этот удостоверяющий личность документ, сунув его в щелку под стеклом.

– Sawat-di, krab, – пробормотал англичанин.

Тайский офицер расцвел в улыбке – всегда приятно, когда благодарят на твоем родном языке, иностранцы делают это крайне редко.

Пассажиры, прилетевшие рейсом Сидней–Бангкок, начали выходить из «Боинга» и потянулись длинными коридорами к залу регистрации. За ними следовали транзитные пассажиры. И вот вскоре самолет опустел, и целая команда уборщиков взялась за дело. Им предстояло обойти все пятьдесят три ряда сидений, мусор, собранный в результате, занял четырнадцать пластиковых контейнеров. Мистер Сеймур, не расстающийся со своим кейсом крокодиловой кожи, проследовал в зал ожидания первого класса, где его приветствовали две потрясающе хорошенькие тайские девушки, усадили в кресло и принесли бокал сухого белого вина. Он развернул журнал «Форбс» и погрузился в чтение какой-то статьи. Вместе с ним в этом прохладном, просторном и роскошном зале находилось еще человек двадцать пассажиров.

Проходя регистрацию для пассажиров первого класса, Мистер Сеймур не заметил, вернее, не удосужился заметить, что всего в нескольких ярдах находится стойка регистрации для пассажиров бизнес-класса. В салоне первого класса у «Боинга 747–400» имеется четырнадцать мест, четыре из них были уже заняты пассажирами из Сиднея, десять должны были занять позже. Мистер Сеймур оказался первым из шести пассажиров, вылетающих из Бангкока первым классом. Все двадцать три места бизнес-класса будут заняты, восемнадцать человек садились только здесь, в столице Таиланда. Именно они и выстроились в очередь у стойки регистрации в нескольких ярдах от него.

Но, помимо всего прочего, имелся в «Джамбо» и салон эконом-класса, который из деликатности предпочитали называть туристическим. И у стоек регистрации этого класса возбужденно бурлила целая толпа пассажиров победнее. Сидевшим за десятью стойками клеркам предстояло обслужить около четырех сотен человек. Среди них была и семья Хиггинс. Багаж они держали при себе. И приехали в аэропорт междугородным автобусом, в котором царили такая духота и давка от спрессованных потных тел, что система кондиционеров вышла из строя, это только усугубило ситуацию. Вид у пассажиров эконом-класса был самый жалкий – помятые, растерзанные, потные. На то, чтоб добраться до зала отлета, Хиггинсам понадобился почти час; правда, они успели заглянуть в дьюти-фри, а уже затем расположились в зале для некурящих. До посадки оставалось тридцать минут. Капитан Фэллон и его команда уже давно находились на борту, но их, тем не менее, успел опередить обслуживающий персонал салонов.

Минут пятнадцать капитан с помощниками провели, как обычно, в офисе, занимаясь бумажной работой. Им следовало изучить план полета, где говорилось, сколько времени должен занять полет, указывался минимальный объем горючего, которым можно было заправиться. А далее несколько страниц текста занимало перечисление всех деталей маршрута. Вся эта информация поступала из центров по контролю и управлению воздушными перелетами, расположенных на всем пути следования от Бангкока до Лондона. Особенно тщательно изучали пилоты данные по погодным условиям; в Соединенном Королевстве им обещали тихую безветренную ночь. Фэллон быстро опытным глазом просмотрел эти документы под названием «ПААВ» («Памятка авиатору»), запомнил несколько интересных для себя моментов, а все остальное оставил без внимания, как несущественное.

Подписав и возвратив все бумаги, пилоты начали готовиться к отлету. Они поднялись на борт раньше всех пассажиров, те, кто прилетел из Сиднея, давно покинули свои места. Команда уборщиков все еще оставалась на борту. Но то была проблема обслуживающего персонала, и мистер Гарри Полфри, как обычно, вступил с ними в перебранку, упрекая тайцев в нерадивости.

Впрочем, это было не единственной его заботой. Следовало вымыть и проветрить все туалеты, проверить, нормально ли они работают. Следовало принять на борт продукты и напитки, чтоб было чем кормить и поить четыреста человек. Мистер Полфри даже умудрился раздобыть самые свежие газеты из Лондона, взял их с борта, вылетевшего из Хитроу и только что приземлившегося здесь, в Бангкоке. Гарри Полфри и половины своих дел не успел переделать, когда команда пилотов поднялась на борт.

В летнее время капитана Феллона обычно сопровождали два помощника, но, поскольку стоял конец января и зимние встречные ветры тормозили движение на определенных участках, растягивая тем самым время перелета до тринадцати часов, ему в помощь был передан еще один капитан.

Лично Адриан Феллон вовсе не считал его присутствие столь уж необходимым. В хвостовой части «Боинга», по левую сторону, находился маленький отсек с двумя койками, и капитану вовсе не возбранялось поставить машину на автопилот и, оставив в кабине двух своих помощников, пойти и вздремнуть часа четыре-пять. Но правила есть правила, и сейчас ему полагалось три помощника вместо двух.

Пока четверка дружно вышагивала по длинному коридору к почти пустому самолету, Фэллон обернулся к самому молодому из первых помощников.

– Извини, Джим. Придется тебе прошвырнуться.

Молодой человек, только что восхищавшийся красотами Бангкока из окна автобуса, покорно кивнул. Затем отворил дверцу в самом конце коридора и выскользнул в душную жаркую ночь. То была обязанность, которую не нравилось выполнять никому. Но выполнять ее тем не менее следовало, и обычно эта тяжкая доля падала на младшего из команды. Если «Джамбо» от кончика носа до кончика хвоста и от кончика одного крыла до кончика другого поместить в коробку, площадь этой коробки займет больше акра. Совершающий обход летчик должен сделать следующее: обойти авиалайнер по всему периметру и убедиться, что все на месте, все, как положено, и ничего лишнего рядом нет. Какая-либо панель может оказаться сдвинутой, небольшая лужица под брюхом может указать на утечку, незамеченную наземной службой. Ибо служба службе рознь; и, как правило, экипаж предпочитает, чтоб окончательную проверку и обход проводили свои.

И погода за бортом бывает самая разная – то мороз, то тропическое пекло. Так что занятие это малоприятное. В нашем случае молодой человек с тремя нашивками вернулся минут через пятнадцать, весь мокрый от пота и искусанный какими-то настырными тварями, но в остальном – целый и невредимый. И вполне способный функционировать дальше.

Капитан Фэллон вошел в свои владения, поднявшись по лесенке с первого входного уровня на второй, где располагалась кабина управления. Едва оказавшись в ней, три его помощника сняли кители, повесили их в шкафчик за дверью в комнату отдыха и заняли свои кресла. Фэллон уселся в то, что по левую руку, первый его помощник расположился справа. Штурман, чтобы пока не путаться у них под ногами, прошел в комнату отдыха и стал изучать курс биржевых акций.

Окончивший академию в Белфасте и только начинающий свою карьеру пилота, Фэллон знавал дни, когда в помощниках у него были и штурман, и бортовой инженер. Но те времена давно кончились. Инженера заменял банк технологий, расположившийся у него над головой и занимающий все пространство от одной переборки до другой: бесконечные диски, циферблаты, уровнемеры и кнопки могли делать все, что некогда делал штурман, и даже больше. Штурманские функции исполняли три инерционные навигационные системы, причем гораздо быстрее и точнее, чем любой самый опытный специалист.

Пока главный помощник проводил проверку пяти первых бортовых предстартовых систем, сам Фэллон занялся изучением списка загрузки борта, который следовало подписать, как только подтвердится, что весь багаж уже на борту, а также предварительного списка пассажиров, составленного помощником мистера Полфри, который затем будет пересчитывать их по головам. Кошмар каждого командира корабля – это не пассажир, оказавшийся на борту без багажа. Это пассажир, оставивший свой багаж и пустившийся в бега. При обнаружении бесхозных предметов следовало разгрузить весь багажный отсек, заново пересчитать и проверить все сумки и чемоданы. Поскольку в бесхозном багаже можно обнаружить нечто совсем нежелательное.

Электроэнергию в лайнер подавала специальная вспомогательная энергетическая установка, сокращенно «ВЭУ». По сути, то был пятый реактивный двигатель, о наличии которого большинство пассажиров просто не подозревало. Энергии «ВЭУ» на гигантском самолете типа «Боинга» достаточно, чтобы обеспечить полет небольшого истребителя. Она позволяет всем системам лайнера функционировать независимо от любого внешнего источника, обеспечивает освещение, подачу воздуха, включение двигателей и массу других вещей.

Мистер и миссис Хиггинс, а также их дочь Джули, находившиеся в зале ожидания туристического класса, страшно устали и истомились, а ребенок их раскапризничался. Они выехали из двухзвездного отеля четыре часа тому назад, и поездка до аэропорта превратилась в сущее мучение. Сначала надо было загрузить багаж в автобус, убедиться, что ничего не забыли, потом стоять в очереди и ждать, когда им наконец откроют двери. Потом трястись на маленьком жестком сиденье, терпеть все эти пробки на улице, все время нервничать, что они опоздают. Затем снова пробки, выгрузка багажа в аэропорту, поиски своих чемоданов, ребенка и тележки – причем все это одновременно. А уже затем снова долгое стояние в очереди к окошку регистрации, еще одна очередь и ожидание перед проходом через рентгеновскую арку, затем личный досмотр, поскольку зазвенела пряжка на брючном ремне. Девочка отчаянно заверещала – у нее вырвали из рук любимую куклу, чтоб тоже просветить рентгеном. После этого можно было заскочить в дьюти-фри, выбрать несколько вещиц, снова стоять в очереди в кассу и ждать… и вот наконец жесткие пластиковые сиденья в зале вылета туристического класса.

Джули, обеими руками вцепившаяся в свою куколку местного производства, устала ждать и принялась бродить по залу. Отошла на несколько ярдов, и тут ее окликнул какой-то мужчина:

– Привет, малышка! Какая славная у тебя куколка!

Девочка остановилась и уставилась на незнакомца. Совсем не похож на папу. На нем были ковбойские сапожки на высоких каблуках, поношенные и не слишком чистые джинсы, джинсовая рубашка и пестрые бусы. Рядом с ним стоял на полу небольшой рюкзак. Волосы растрепанные и давно не мытые, подбородок украшает узкая бородка.

В свои восемь лет Джули Хиггинс не знала, да и не могла знать, что Восток влечет к себе среди прочих и самых бедных туристов с Запада, что здесь таких «рюкзачников» полным-полно. И мужчина принадлежал как раз к этому разряду путешественников. Восток, точно магнитом, притягивал этих людей, потому что жизнь здесь относительно дешева и беспечна, да и доступ к наркотикам во многих случаях облегчен.

– Она совсем новая, – сказала Джули. – Я назвала ее Пуки.

– Занятное имя. Почему? – гнусаво осведомился бородатый хиппи.

– Потому что папа купил мне ее в Пу-Кет.

– Знаю это местечко. Отпадные пляжи. Вы там отдыхали?

– Да. Я плавала с папой и видела таких хорошеньких рыбок!

В этот момент миссис Хиггинс тронула ногу мужа носком туфли и кивком указала на дочь.

– Иди сюда, Джули, дорогая! – позвал мистер Хиггинс дочь. В голосе его звучали хорошо знакомые ей нотки неодобрения. И девочка покорно затрусила к родителям. Хиггинс подозрительно разглядывал хиппи. Он терпеть не мог эту породу людей: разболтанный, грязный и наверняка употребляет наркотики. И его дочери совершенно незачем общаться с таким типом. Хиппи все понял. Пожал плечами, вытащил пачку сигарет, затем увидел над головой знак «Не курить» и, держа зажигалку наготове, поплелся в зону для курящих. Миссис Хиггинс насторожилась. По радио объявили, что началась посадка, свои места могли занять люди с билетами от тридцать четвертого до пятьдесят седьмого ряда.

Мистер Хиггинс сверился с посадочным талоном. Ряд тридцать четвертый, места D, Е и F. И вот вместе с семьей он присоединился к последней очереди, уже на посадку.

11:45 вечера, объявленное заранее время отлета, было чистой условностью, даже больше того – фикцией. Капитана Фэллона куда больше интересовало, получит ли он от бангкокских авиадиспетчеров разрешение на вылет в пять минут первого, и он хотел в этом убедиться. Самое главное в современном мире гражданской авиации – это получить временной зазор между взлетом и посадкой других лайнеров. Стоит пропустить этот зазор где-нибудь в Западной Европе или Северной Америке, и можно простоять целый час, если не больше, дожидаясь следующего.

А потому задержка на двадцать минут не имела значения. Он знал, что нагонит в полете. Из-за сильных встречных ветров над Пакистаном и южными районами Афганистана продолжительность полета по плану должна была составлять тринадцать часов и двадцать минут. Разница с Лондоном во времени составляла семь часов. А потому он приземлится в Хитроу в двадцать минут седьмого, холодным январским утром, и температура за бортом будет составлять там около нуля. Привет вам из Бангкока, где столбик термометра даже ночью не опускался ниже двадцати шести градусов по Цельсию, а влажность составляла около девяноста процентов.

В дверь пилотской кабины постучали. Вошел Полфри со списком пассажиров. Их, как и положено, пересчитали по головам.

– Ровно четыреста пять, командир.

Все сходилось. Фэллон расписался под списком и отдал его обратно Полфри, который поспешил через все салоны к последней открытой двери, чтобы оставить список наземным службам Бангкокских авиалиний. За бортом шли последние приготовления к отлету гигантской крылатой машины. Багажный отсек был уже закрыт, все шланги отсоединены, автомашины и тележки отъезжали на почтительное расстояние. Сейчас заведутся все четыре огромных мотора производства «Роллс-Ройс», и гигант тронется с места и вскоре вырулит к взлетной полосе.

Сидевший в салоне первого класса мистер Сеймур позволил себе расстаться с красивым шелковым пиджаком, который стюардесса повесила в специальный шкафчик. Галстук он оставил, только немного ослабил узел. На маленьком столике у его локтя стоял бокал с пузырящимся шампанским, стюард подал ему свежий выпуск «Файнэншл таймс» и «Дейли телеграф». Мистер Полфри, будучи снобом до кончиков ногтей, во всем любил «качество». И даже если летящие у тебя в салоне голливудские звезды больше походят на уличных девок, все равно, какое это счастье и радость – позаботиться о качестве.

Тем временем сидевший в пилотской кабине Фэллон проводил последнюю предстартовую проверку. Глянув вниз через стекло, он увидел трактор-тягач. В просторечии пилоты называли его «Трактор Джой». Без него борту «один-ноль» не обойтись, потому как нос лайнера указывал прямиком на здание терминала, и развернуться без дополнительной помощи он не мог.

От бангкогской службы наземного контроля поступило разрешение включить моторы. Одновременно с этим компактный, но чрезвычайно мощный «Трактор Джой» начал слегка отталкивать «Боинг 747–400» назад. Тут же ожили и все четыре мотора «Роллс-Ройс». Для того, чтобы привести их в действие, Фэллону не требовалось никакого внешнего источника энергии, вполне хватало бортового «ВЭУ».

По команде Фэллона его первый помощник потянулся к панели над головой, нажал стартовую кнопку мотора под номером четыре, а другой рукой одновременно повернул рукоятку контрольного клапана горючего под тем же номером. Те же действия он повторил еще три раза для третьего, второго и первого моторов. Тем временем устройство автоматического контроля медленно перевело моторы на систему работы вхолостую.

«Трактор Джой» развернул борт «один-ноль» на девяносто градусов, теперь нос стальной птицы смотрел на взлетную полосу. Проделав этот маневр, оператор Джон, работавший в специальном шлеме с наушниками, связался по радио с пилотской кабиной и запросил разрешения на отсоединение. Гибкий, но чрезвычайно прочный шланг-канат связывал его с носовой частью «Боинга», у переднего колеса.

Таец, управлявший трактором, поступил совершенно правильно, потому как хотел дожить до старости. Для того чтобы отсоединиться, он должен был выйти из кабины, подойти к носовой части «Джамбо» и выдернуть шланг из гнезда. И если бы лайнер не перестал двигаться, он мог попасть под его переднее колесо, и получился бы не водитель «Трактора Джон», а фарш для гамбургера. Фэллон поставил машину на тормоза и сообщил об этом водителю. Где-то в пятидесяти футах под ним таец отсоединил шланг, отошел в сторону и поднял флажок, извлеченный им из патрона, давая тем самым понять, что процедура завершена. Фэллон приветственно помахал ему рукой, и трактор отъехал. Служба наземного контроля дала разрешение на выезд на взлетную полосу и передала «Боинг» на попечение авиадиспетчеров.

Хиггинсы наконец устроились в своем 34-м ряду. Им повезло. Место G оставалось свободным, и они могли занять весь ряд, все четыре кресла. Джон занял кресло D, что возле прохода, его супруга – G, в конце ряда и возле другого прохода. Джули разместилась между ними, потом захлопотала, пристраивая свою куколку Пуки, спрашивая, удобно ли ей, согласна ли она спать в кресле с ней рядом.

Борт «один-ноль» катил по направлению к взлетной полосе, всей огромной его тушей Фэллон управлял с помощью носового штурвала в виде рукоятки, расположенной под левой его рукой. Капитан Фэллон находился в непрерывном контакте с диспетчерской. Достигнув начала главной взлетной полосы, он попросил разрешение на взлет и немедленно получил его. Это означало, что теперь он может начинать разбег.

Самолет, высоко задрав нос, мчался по гудронированному полотну, а капитан слегка отпустил и отвел от себя рычаги управления, затем надавил согнутыми пальцами на переключатель «взлет-разворот». Все четыре мотора послушно заработали на полную мощность.

Пассажиры почувствовали, как тряска усилилась – «Джамбо» набирал скорость. Ни они, ни бригада обслуживания салонов не слышали ужасающего шума, что издавали четыре реактивных двигателя, но в полной мере ощущали заключенную в них мощь. Вдалеке промелькнули огоньки главного терминала. Еще одно прикосновение к кнопкам – и носовое колесо поднялось над гудроновой дорожкой. Пассажиры первого класса услышали под ногами глухой стук, но это просто распрямилась стойка первого шасси, поскольку вес самолета на нее больше не давил. Десять секунд спустя шасси втянулось под брюхо, и стальная птица оказалась в воздухе.

Как только она оторвалась от земли, первый помощник Фэллона убрал по его команде все остальные шасси; последовала серия глухих стуков, а затем все шумы и вибрация прекратились. Набор высоты составлял от 1300 до 1500 футов в минуту, затем стал более плавным. По мере увеличения скорости Фэллон последовательно убирал закрылки, но не сразу, сначала от двадцати до десяти градусов, потом до пяти, до одного, до нуля, и вот наконец «Джамбо» был «чист».

Джон Хиггинс, сидевший в тридцать четвертом ряду, отстегнул плотно обхватывающие его тело ремни безопасности. Он не слишком любил летать и больше всего боялся момента взлета, но пытался не показывать этого семье. Оглядев салон, он заметил хиппи, тот сидел впереди, в четырех рядах от них, в кресле 3C, через проход. Этот длинный проход упирался в переборку, отделяющую туристический класс от бизнес-класса. На их стыке находился камбуз и четыре туалета. Он даже издали видел, как там уже хлопочут четыре или пять стюардесс, готовятся подавать поздний ужин. Со времени, когда они последний раз перекусили в гостинице, прошло уже часов шесть, и Джон сильно проголодался. Он развернулся к Джули и помог ей найти телевизионный канал, по которому показывали мультики.

Вылет из Бангкока обычно производится в направлении к северу. Фэллон плавно уменьшил набор высоты и бросил взгляд из кабины наружу. Ночь ясная, звездная. Позади остался Таиландский залив, на берегах которого раскинулся Бангкок; где-то впереди, за бескрайними горными и лесными массивами, лежало Андаманское море. Между морем и проливом и располагался Таиланд, в свете луны поблескивали бесчисленные рисовые поля, затопленные водой. Казалось, вся территория этой страны состоит из сплошной водной глади. Борт «один-ноль» достиг высоты в тридцать одну тысячу футов и лег на курс в направлении Лондона. Ему предстояло пролететь над Калькуттой, Дели, Кабулом, Тегераном, восточной Турцией, Балканами и Германией – то был один из возможных маршрутов. Фэллон, поставив лайнер на автопилот, сладко потянулся, и тут, словно по сигналу, отворилась дверь, и одна из стюардесс с верхней палубы внесла кофе.

Хиппи, сидевший на 3C, взглянул на маленькую карту, где перечислялись блюда сегодняшнего позднего ужина. Аппетита у него не было, единственное, чего страшно хотелось, так это выкурить сигаретку. Но придется терпеть целых тринадцать часов, а потом начнется вся эта карусель в Хитроу вокруг его большого рюкзака, и только затем он сможет наконец вырваться на волю и подымить всласть. Но лишь через два часа после этого сможет позволить себе сигаретку с марихуаной.

– Мясо, – коротко бросил он застывшей рядом и улыбающейся стюардессе.

Акцент у него был американский, хотя паспорт был выписан на имя канадского гражданина по фамилии Донован.

В офисе, расположенном в западном Лондоне, адрес которого являлся строжайшим секретом, зазвонил телефон. Мужчина за письменным столом взглянул на часы. Половина шестого, а на улице уже темно.

– Да?

– Босс, борт «ноль-один-ноль» вылетел из Бангкока и находится в воздухе.

– Понял, спасибо.

И он тут же опустил трубку. Уильям, он же Билл, Батлер не любил долго разговаривать по телефону. Он вообще не любил много разговаривать. Тем и был известен. Он также был известен как справедливый начальник, ценил хороших работников и не терпел нерадивых. Но мало кто из его подчиненных знал, что некогда у него была любимая дочь, гордость и смысл его жизни. Девушка поступила в университет и вскоре погибла от передозировки героина. Билл Батлер просто ненавидел героин. Но еще больше он ненавидел людей, занимавшихся его распространением. Он стал врагом этих людей, причем очень грозным и могущественным, учитывая пост, который занимал. Его департамент при таможенном и акцизном управлении Ее Величества королевы вел нескончаемую войну против так называемых тяжелых наркоманов. Департамент этот был известен под незамысловатым названием «Удар», и Билл Батлер сделал целью своей жизни наносить самые тяжелые и сокрушительные удары по мерзавцам-распространителям.

Прошло пять часов. Были розданы сотни упаковок с подогретой едой, которая или исчезла с пластиковых тарелок, или же осталась нетронутой, затем пластиковые подносы и стаканчики были убраны. Были опустошены квартовые бутылки дешевого сухого вина, часть из них, что были нетронуты или недопиты, попали в кармашки на спинках впереди стоящих кресел. И вся эта беспокойная, говорливая и шевелящаяся масса пассажиров туристического класса, расположившаяся в кормовом отсеке, мало-помалу утихомирилась.

В специальном отсеке под салоном первого класса два компьютера по управлению полетом вели между собой оживленную болтовню на электронном языке. Поглощали и переваривали информацию из трех инерционных навигационных систем, принимали данные с маяков и спутников, определяли координаты самолета и управляли автопилотом, помогавшим борту «один-ноль» придерживаться строго определенного и заранее запланированного курса.

Далеко внизу, под брюхом «Джамбо», раскинулась гористая местность между Кабулом и Кандагаром. К северу высились хребты Панджшера, где фанатики-талибаны вели войну против шаха Масуда, последнего из военачальников, способного оказать им сопротивление. Но пассажиры, летящие над Афганистаном в этом стальном коконе, были надежно защищены от всепоглощающей тьмы, убийственного холода, рева моторов, мрачных диких гор и войны.

Все шторки на иллюминаторах были опущены, свет в светильниках приглушен, всем были розданы тонкие одеяла. Большинство пассажиров пытались уснуть. Несколько из них смотрели по телевизору какой-то фильм, другие, надев наушники, слушали музыку.

Миссис Хиггинс, занимавшая кресло 34G, спала как убитая – одеяло натянуто до подбородка, рот полуоткрыт, дыхание тихое, ровное. Два кресла, Е и F, превратили в одно спальное место, удалив разделявший их подлокотник. И Джули раскинулась там во весь рост и спала, согретая одеялом, прижимая любимую куклу к груди.

Джон Хиггинс не мог уснуть. Он никогда не спал в самолетах. Сидел, устало закрыв глаза, и возвращался мыслями к каникулам, проведенным на Востоке. Отпуск, безусловно, удался. Ему, скромному служащему страховой компании, возможно, и не следовало забираться так далеко, пришлось экономить буквально во всем, копить деньги. Но дело того стоило.

Остановились они в отеле «Панси» на острове Фукет, вдали от шумной и кичащейся дешевой роскошью Паттайи – он специально согласовал все это с агентством, подчеркивая, что едет не один, а с семьей. И, о чудо, сотрудники агентства согласились на все его условия. Семейство Хиггинс взяло велосипеды напрокат и исколесило все окрестные плантации и тайские деревни, располагающиеся в срединной части острова. Они останавливались и любовались красными с позолоченными крышами буддистскими храмами, видели монахов в оранжевых робах, исполняющих таинства службы.