Текст книги "99 Франков"

Автор книги: Фредерик Бегбедер

сообщить о нарушении

Текущая страница: 5 (всего у книги 13 страниц) [доступный отрывок для чтения: 5 страниц]

5

Хороший кокс продается по сто евро за грамм. Цена завышена специально, ради драгоценного здоровья богачей, тогда как беднота травит себя низкосортным «Рикаром».

Ты звонишь Тамаре, своей любимой call-girl. Ее автоответчик откликается сладеньким голоском: «Если вы хотите пригласить меня выпить, нажмите кнопку номер один. Если хотите пригласить поужинать, нажмите кнопку номер два. А если хотите жениться на мне, положите, пожалуйста, трубку». Ты оставляешь свой прямой рабочий номер, сопроводив его призывом: «Вспомни обо мне, разведи мою печаль, это срочно, твои плечи нежны, как яйцо всмятку, я жажду окунуться в эту нежность! Октав». У нее лицо, от которого трудно оторвать взгляд.

Угадайте, у кого душистая кожа, фигура мексиканки и малайские глаза?

Ответ: у берберочки, чье настоящее имя вовсе не Тамара. Вечером она приходит к тебе. Ты попросил ее надушиться «Наваждением» – духами Софи.

У нее голос с хрипотцой, тонкие пальцы, смешанная кровь. Женственное тело состоит из множества элементов, отнюдь не лишенных приятности: смуглые хрупкие щиколотки, покрытые лаком ногти на ногах, ямочки повсюду (в частности, на щеках и над ягодицами), зубы, ослепительно сверкающие между пунцовыми губками, соблазнительные изгибы (в районе икр и талии), розовая кожа всевозможных оттенков (на скулах, коленях, пятках и между ног), однако внутренняя сторона рук остается белоснежной – и нежной, как чувство, которое они вызывают.

Да, то были времена, когда даже нежность шла на продажу.

Тамара – проститутка, с которой ты не спишь. На ее мини-юбочке написано «LICK ME TILL I SCREAM», но ты довольствуешься тем, что лижешь ей ухо (она этого терпеть не может). За 250 евро она проводит у клиента всю ночь. Прежде вы вместе слушали пластинки: группы «II etait une fois», «Moody Blues», «Massive Attack». Ты готов отстегнуть сколько угодно за один тот миг, когда ваши губы сольются, точно два магнита. Ты не хочешь спать с ней, тебе нужно только касаться ее, испытывать ее внеземное притяжение. Любовники – это магниты. Ты не хочешь надевать презерватив, проникая в Тамару. Вот почему вы никогда не занимаетесь любовью по-настоящему. Вначале она никак не могла понять этого странного клиента, которому было достаточно сплести свой язык с ее собственным. А потом и она вошла во вкус, и теперь ей нравятся твои зубы, покусывающие ее рот, струйки твоей слюны с запахом водки, и вот уже ее язык сам пробирается к твоей гортани, складывается трубочкой, принимает в себя жесткий напористый таран твоего языка, который лижет ей щеки, шею, веки… сладость, стоны, учащенное дыхание, щекочущее вожделение… Стоп! Ты прерываешься, чтобы улыбнуться ей, в каком-то сантиметре от ее лица, заставить себя выждать, снова насладиться, снова притормозить, и так без конца. Назовем вещи своими именами: соитие языков иногда бывает много прекраснее просто соития.

– Обожаю твои волосы!

– Это парик.

– Обожаю твои голубые глаза!

– Это линзы.

– Обожаю твои груди!

– Это «Wonderbra».

– Обожаю твои ноги!

– Ну слава богу, хоть один заслуженный комплимент!

И Тамара хохочет.

– Ты мне устраиваешь такой кайф!..

– Сие молодежное выражение означает, что ты счастлива?

– В эту самую минуту – да.

– А я знаю, что ты в эту самую минуту притворяешься.

– Во-первых, если я работаю за деньги, это еще не значит, что я притворяюсь. Тут нет никакой связи. А во-вторых, да, я счастлива, если учесть, что зарабатываю десять штук в месяц наличными.

– Значит, счастье все-таки в деньгах?

– Совсем нет, просто я откладываю достаточно, чтобы купить дом и вырастить моего ребенка.

– Какая жалость! Мне так хотелось бы сделать тебя несчастной.

– Я никогда не бываю несчастной, если мне платят.

– А я наоборот: плачу тебе, чтобы не быть несчастным.

– Ладно, поцелуй меня еще сюда, сегодня я тебе сделаю десятипроцентную скидку.

И она снимает «верх». На талии у нее поблескивает тоненькая золотая цепочка. Над правой грудью вытатуирована роза.

– Это настоящая татуировка или переводная?

– Самая настоящая, можешь полизать, она не сойдет.

Еще несколько магнитных бурь, после чего ты снимаешь Тамару цифровой камерой, одновременно интервьюируя ее:

– Скажи мне, Тамара, ты и правда хочешь стать актрисой, или это шутка?

– Это моя мечта, я мечтаю освоить актерское ремесло… наряду с этим.

– А почему ты не стала моделью?

– Да я и работаю моделью – в дневные часы. Как почти все девчонки из «Хмель-бара». Бегаю по кастингам все свободное время. Но сейчас так много девушек и так мало работы; нужно наизнанку вывернуться, чтобы заколотить побольше…

– Нет, я тебя спросил, потому что… ну, в общем, слушай: мне хочется предложить твою кандидатуру для следующей рекламы «Мегрелет».

– О'кей, за это я тебе сегодня сделаю бесплатный минет.

– Даже и не думай! Неужели ты еще не усекла, что перед тобой новый Робин Гуд?

– Это как понимать?

– Очень даже просто: я отнимаю у богатых, чтобы раздавать девкам.

Да, бывали вечера, когда ты раскошеливался на три куска только для того, чтобы целоваться с нею на улице, под дождем, и удовольствие того стоило. Черт подери, еще как стоило!

6

Спустя десять дней в агентстве назначают РРМ (произносится «пи-пи-эм»). Саммит в полном смысле этого слова. Тишина такая, что даже мух не слышно: еще бы, они знают, что, попавшись, рискуют подвергнуться безжалостной содомии. От «Манон» явился сам Альфред Дюлер и троица его отважных мушкетеров; наш «Росс» представляют пара менеджеров, дама-телепродюсер и двое креаторов (мы с Чарли); здесь же приглашенный режиссер по имени Энрике Курдюкул, а с ним целая свита – его парижский продюсер, его депрессивная стилистка, его художник-англичанин и его финдиректриса с «ушитым» лицом. Чарли заключил со мной пари: тот из нас, кто первым произнесет слова «анксиогенный» и «миноризировать», выигрывает обед в «Апиции». Слово берет продюсерша:

– Решения, выработанные на совещании двенадцатого числа, были подвергнуты модификациям. Мы ждем других кастингов, но Энрике в целом одобряет проект вашего агентства. Итак, сейчас мы покажем вам кассету.

Как это всегда бывает на таких важных сборищах, видак барахлит, и никто из присутствующих не может с ним сладить. Приходится вызывать умельца со стороны, ибо четырнадцать человек, сидящих в зале и получающих вместе 6720000 франков (более миллиона евро) в год, не способны включить технику, с которой шестилетний ребенок справился бы одной левой, с закрытыми глазами. В ожидании спасителя, умеющего нажимать кнопку «play», режиссер перечитывает вслух свой проект.

– Нэ нада, стобы дэвуска был слиском красиви, пусть будэт просто молодой, свежи и симпатисни.

Энрике Курдюкул начинал как фотограф в гламурном журнале, после чего стал звездой эстетского рекламного ролика в оранжевых тонах. Он тщательно культивирует свой венесуэльский акцент, ибо эта экзотическая нотка и есть главный залог его успеха (полтыщи других – безработных – режиссеров умеют снимать не хуже его, то есть пользоваться кучей фильтров, делать «смазки» и озвучку в стиле трип-хоп, но они никому не нужны, поскольку их не зовут Энрике Курдюкул).

– Мнэ осень-осень нравится, сто марку видно с первого зе кадра. Esta muy muy importante. Но я сситаю, сто нада оставлять и свобода творсества для актриса.

Его выбрали потому, что Джо Питка был занят, а Жан-Батист Мондино отказался. Все прилежно, как первоклашки, водят пальцами по ксерокопиям его текста. Внезапно без стука входит рабочий в синей спецовке; крякнув, он в один момент включает нам видак.

– Спасибо, Жеже, – говорит Джеф, – что бы мы без тебя делали?!

– Сидели бы в дерьме, – ответствует Жеже, покидая комнату.

Джеф принужденно смеется:

– Ха-ха, уж этот Жеже!.. Ну ладно, давайте смотреть наш кастинг.

И вот четырнадцать «сидящих в дерьме» видят на экране прелестную Тамару, обнаженную по пояс, в черном бюстгальтере от «Wonderbra»; она смотрит прямо в камеру и, покусывая губы, возглашает: «Это моя мечта, я мечтаю заниматься актерским делом… наряду с этим. Бегаю по кастингам все свободное время. Но сейчас так много девушек и так мало работы…» (стоп).

Ты торопливо берешь слово и сообщаешь, что речь идет о любительском кастинге, о случайной съемке исключительно интересной модели, с которой завтра же созвонятся, чтобы сделать настоящие пробы.

Альфред Дюлер спрашивает, возможно ли отретушировать картинку после съемок, чтобы чуть высветлить тон кожи модели.

– Ну разумеется, нет проблем. Мы из нее сделаем чистокровную француженку.

Дюлеровская директриса по рекламе, жирная колбаса в костюмчике от «Zara», первый и последний раз открывает рот, чтобы изречь:

– Главное – пробудить желание.

С ума сойти! Вы только гляньте на всех этих баб, которых никто не трахает и которые тем не менее вкалывают с утра до ночи, чтобы «пробуждать желание» у миллионов потребителей!

Продюсерша заносит в свой блокнот: «ОК Тамара – отзвонить и высветлить лицо».

Альфред Дюлер продолжает:

– Я хотел бы добавить, что мы счастливы сотрудничать с Энрике, звездой нашей рекламы, ведь всем известно, какой это замечательный мастер видеоряда.

(Синхронный перевод: «Мы выбрали послушного режиссера, который не изменит ни слова в нашем сценарии».)

– Да, Энрике, я оценил твое замечание насчет марки товара. Все мы отлично понимаем, что у нас тут не клуб любителей поэзии. Главное, чтобы клиент с первого же кадра увидел на экране логотип «Мегрелет».

– Si, si! Я намэрен делать осень-осень ярки pack-shot.

– Именно так! – подхватывает Джеф. – В целом фильм будет залит солнцем, но солнцем, так сказать, clean – непорочным.

Тут берет слово стилистка:

– Я думаю, все должно получиться прекрасно, лишь бы костюмы не выглядели уныло.

И она трясет перед нами какими-то пестрыми майками.

– Можно подобрать в этом духе – яркие, светящиеся.

– Конечно, – отвечает один из бренд-менеджеров, чтобы оправдать свое присутствие на этом РРМ (а заодно и в самой фирме «Манон»), – разумеется, но нам нужен «внесезонный» стиль, ведь мы будем демонстрировать ролик в течение всего года.

– Возвращаясь к тому, что прозвучало на собрании двенадцатого числа, – добавляет финдиректриса, чья задача – контролировать выход рекламной продукции, оплачиваемой «Манон», критиковать все подряд и снижать затраты (все, кроме своего оклада) – я бы советовала сделать фильм чуть более раскованным, пикантным, что ли…

– Несомненно, – заверяет Джеф, – мы ведь именно так и решили двенадцатого!

Вы только послушайте, как упоенно они токуют – ну прямо тетерева в брачный период! Стилистка стала краснее своих маек.

– Я принесла еще вот эту рубашку…

Все дружно критикуют рубашку – до тех пор, пока не замечают, что их заказчик носит точно такую же.

– Послушайте, – говорит Чарли, – у нас есть общий контракт, но ведь мы можем позволить себе некоторые варианты при съемках, верно?

Взгляды всех присутствующих обращаются к Альфреду Дюлеру-Большой-Вэкакашке.

– Я должен вам напомнить, что авторские права на сценарий принадлежат «Манон», и если при монтаже мы обнаружим изменения, то не возьмем фильм. Нас связывает с вами четкий контракт, и в этом пункте я буду тверд.

– Ну конечно, конечно, – испуганно блеет Джеф, – наше агентство обязуется включить в ролик все, что мы вам сегодня показали.

И так без конца, час за часом. Близится вечер. А ты сидишь и протоколируешь их бредятину усердно, как служебный секретарь – летописец современного кошмара. Ибо данное собрание отнюдь не мелочь в истории Третьей мировой войны.

– Добавить в сценарий наречие «жадно». Это совершенно необходимо.

– А нужны ли нам все тридцать секунд? Разве нельзя поджать планы и уложиться в двадцать?

– О'кей, мы их урежем, но учтите, при этом возникнет ощущение скомканности.

– Мы постараемся быть предельно краткими.

– Если только IPSOS нас не завернет на тестировании, можно ужаться и до двадцати.

– Заменить в сценарии «жадно» на «неодолимо». Так мы придадим ему оттенок возвышенности. Это крайне важно. Я просто настаиваю…

– Нужно, чтобы это был продукт, который НЕОДОЛИМО притягивает покупателя. Напоминаю вам, что перед широким показом ролик пройдет через фокус-группу. И если наше предварительное тестирование не даст однозначно положительных результатов, фильм выбросят в корзину.

– Итак, господа, я зачитываю проект: «Потребление продукта. Открыв баночку „Мегрелет“, женщина съест его с неодолимым наслаждением и с помощью ложки».

– Октав, может, хватит острить?

– Недурно было бы снять девушку идущей с продуктом в руке…

– Ну нет! Это абсолютно исключено! «Мегрелет» – это вам не бродячий йогурт!

Ты записываешь каждое их слово, ибо это слишком правдиво, чтобы быть прекрасным.

– Давайте перейдем к натуре: слово за Тони.

– Ми осмотреть много домов вокруг Майами и находить масса варианти: ошень откритие, или с большой сад, или более современни, вот, смотреть эти фотографии с просторни веранда, или еще можно снимать традиционни ферма в южни стиль, да-а-а?

– Тони, последний слово за тобой, – говорит Энрике. – Какая твой рекомендасьон?

– Я полагать, что хорошо классически дом и крильцо впереди; для тебья это будет о-о-ошень beautiful, я так думать. Не надо делать скучни клип, да-а-а?

– Если ти о'кей, то и я о'кей.

– Вернемся к съемкам самого продукта.

– Необходимо, чтобы этот йогурт вписался в окружающую среду… как бы это сказать… ну, типа баночка «Мегрелет» в траве, чтобы подчеркнуть идею природы.

– Это вроде бы продукт-забава, но в то же время несущий в себе мощный заряд здоровья.

– Наша главная и конечная ценность – любовь, – заключает Дюлер. – Наши клиенты покупают не йогурт, а любовь (вот что наверняка понравится Тамаре, думаешь ты). Мы продаем им не йогурт, но материнское молоко! Именно поэтому наша фирма world-wide. Любовь правит миром. Мы обязаны мыслить как истинные world-wide. И действовать как истинные world-wide.

Внезапно без стука входит Филипп. Он просит не обращать на него внимания и продолжать, но обсуждение начинают снова, только теперь прения время от времени прерываются трезвоном мобильника, который Филипп и не подумал вырубить.

– Это женщина в полном смысле слова. На ней грубые джинсы, майка с длинными рукавами – понимаешь, к чему я веду? Нужно с первой же минуты внушить зрителю ощущение эдакой небрежной элегантности.

– В общем, Шарон Стоун, только брюнетка и помоложе.

– А вы уверены, что какая-нибудь занюханная мадам Мишю из Валансьена узнает себя в этой особе?

– Обрати внимание: она типичная миддл-класс, только fun.

– Не очень-то у нее европейский вид.

– Мы сами ничего не имеем против североафриканцев, но есть риск, что наша целевая аудитория не отождествит себя с нею.

– Ну и ничего страшного! Да, у нее вид уроженки Юга, но это отвечает современной тенденции; сейчас в моде смуглая матовая кожа, как у Инес Састр, Дженнифер Лопес, Сельмы Хайек или Пенелопы Крус.

– Сельма Хайек – это кто?

– Энрике отсмотрел восемьдесят девушек и сказал, что она фотогеничнее всех.

– И она полностью соответствует духу этой торговой марки – раскованная, чувственная, именно то, что надо для «Мегрелет».

– Да-да, он будет magnifica!

– Very cute!

– Сельма Хайек – это кто??

– И вы правы, она прекрасно передает эмоции в кадре.

– Я не против поддержать этот выбор, но только после повторных проб.

– «Атмосфера загородного дома, спокойная, но динамичная. Трава должна быть зеленой с желтоватым (по-южному) оттенком. Звуковое оформление естественное, поют птицы».

– Надо будет потом добавить стрекот цикад.

– Сельма Хайек – это кто???

– Это красотка из модных «латинос».

– Ее снимок был на обложке английского «Vogue», в сентябрьском номере.

– Не знаю такой.

Стилистка, уже на грани истерики, раскладывает по столу пар двадцать солнечных очков, чтобы клиент выбрал те, которые Тамара водрузит себе на макушку. После двадцатиминутного обсуждения решено все их привезти на съемки, чтобы выбрать нужные прямо на месте (то есть решено пока ничего не решать).

– Теперь музыка: нам прислали кассеты пятеро исполнителей. Прослушаем?

Демо-версия 1:

– Слишком продвинутая.

Демо-версия 2:

– Слишком тяжеловесная.

Демо-версия 3:

– Слишком кичевая.

Демо-версия 4:

– Слишком замедленная.

Демо-версия 5:

– Слишком вульгарная.

«Просить музыкантов переделать музыкальный фон» – записывает продюсерша.

– Лично я против съемок с нижней точки во время дегустации продукта. Боюсь, фигура девушки получится деформированной. Я предпочел бы что-нибудь более классическое в соответствии с концепцией бренда.

И вот тут-то Чарли, улучив момент, выигрывает у меня обед в «Апиции»:

– Вы находите это анксиогенным? Но ведь ролик можно миноризировать.

Гендиректор Филипп встает и, перед тем как покинуть собрание, обращается к продюсерше:

– Браво, Мартина, прекрасно организовано, великолепная работа… а что, ты здесь новенькая? Тогда, надеюсь, тебе понравится у нас в «Россе»! Марк молодец, что нанимает таких асов, как ты.

– Филипп, меня зовут Моника, и я работаю здесь уже пять лет! – отвечает дама с холодностью, в данном случае вполне оправданной.

7

Ну вот, теперь ты и сам обмегрелетился вконец: за три месяца похудел на семнадцать кило. И немудрено – с некоторых пор ты питаешься только через нос. Каждое утро ты просыпаешься с застывшими меловыми комками в онемевших ноздрях. Ты приходишь на работу в 5.35 дня. А когда Марк Марронье делает тебе замечание, ты огрызаешься:

– Я объявляю забастовку до тех пор, пока ты меня не вышвырнешь.

– Да что с тобой, черт побери? Прибавки захотел?

– Нет, я и в самом деле хочу все похерить.

– Может, тебя сманивают в CLM? Или в BDDP?

– Да нет же, господи боже, я просто решил завязать со всей этой бодягой! Ты что, не видишь, что я подыхаю, что я похож на скелет?

– Ну, сходство с этой «вешалкой» Кейт Мосс еще не может служить поводом для увольнения.

– Но я рискую умереть от опухоли мозга!

– Не рискуешь, потому что ты безмозглый.

– Но я все реже и реже выхожу на публику!

– Знаю, но ты нужен нам для представительства.

Ты носишь костюм от Эрика Бержера, рубашку «Hedi Sliman» из магазина мужской одежды «Сен-Лоран – Рив Гош», туфли от Берлути, часы «Royal Oak» от Одмара Пиге (в ожидании новой модели – «Samsung Watch Phone» со встроенным мобильником), очки «Stark-Eyes», трусы «Banana-Republic», купленные в Нью-Йорке. Ты владеешь пятикомнатной квартирой в Сен-Жермен-де-Пре (дизайн Кристиана Льегра). В твоем распоряжении имеются также: музыкальный центр-стойка «Bang and Olufsen» с чейнджером на 10 дисков и пультом; спутниковый GSM телефон с факсом; полдюжины стульев эпохи Людовика XV, унаследованных от деда с бабкой; табурет «Барселона» Миса ван дер РОЭ; книжный шкаф от Жана Пруве с полным собранием «Плеяды» (ни разу не раскрытым); мультисистемный видеомагнитофон «Sony»; новенький телевизор «Philips» с плоским экраном; портативный DVD-плейер «Sony Glasstrom»; шезлонг Чарлза Эймса (1956 г.); игровая приставка «Sony PlayStation»; двухкамерный холодильник «General Electric» (битком набитый осетровой икрой от Петросяна, гусиной печенкой с трюфелями из «Petite Auberge» и шампанским «Cristal Roederer») с гигантской морозилкой и автоматическим дозатором льда; цифровая видеокамера «Sony PCI» (360 граммов веса, 12 см в высоту, 5 – в ширину); цифровой фотоаппарат «Leica Digilux Loom»; 24 хрустальных бокала «Puiforcat»; три подлинных эстампа Жана-Франсуа Жонвеля; картина Баскиа (площадью три квадратных метра) и рисунок Дэвида Хокни; афиша Жана Кокто; журнальный столик «Modenature» черного дерева; несколько подлинников Пьера Ле Тана, Эдмона Кира, Рене Грюо, Жан-Жака Семпе, Жан-Филиппа Делома, Вуча, Матса Густафсона; торшер от Урбана Оутфиттерса; 8 подушек, белых и бежевых, из индийской пашмины (магазин «Дом и семья»); автограф Летиции Каста в рамке; твои портреты, выполненные Марио Тестино, Эллен фон Унверт, Жан-Батистом Мондино, Бетгиной Реймс, Доминикой Инсерманн; фотографии, где ты снят вместе с Инес Састр, Жераром Депардье, Ридли Скоттом, Евой Герциговой, Наоми Кемпбелл, Карлой Бруни, Дэвидом Линчем и Тьерри Ардиссоном; погреб, битком набитый элитными бордоскими винами от Оже (бульвар Османн, 116, 8-й округ Парижа): «Chasse-Spleen», «Lynch Bages», «Talbot», «Petrus», «Haut Brion», «Smith Haut Laffite», «Cheva Blanc», «Margaux», «Latour», «Mouton Rothchild»… тысяча компакт-дисков, DVD, CD-ROM и видеокассет; «BMW Z3» на стоянке, арендуемой годично, под кафе «Флора»; ее брат-близнец «SDF» – на стоянке возле твоего дома; пять пар обуви от Берлути, три пары «Nike Air Мах», пара «Adidas Micropacer» (со встроенным хронометром и электронным шагомером); три кашемировых пальто от «Hermes» и три замшевых – от Луи Вюиттона; пять костюмов «Dolce e Gabbana» и пять от Ричарда Джеймса; francs Frederic Beigbeder «Sumo» – гигантский (50 x 70 см) фотоальбом Хельмута Ньютона (издательство «Ташен»), на мольберте (дизайн Филиппа Старка); пять пар джинсов от Хельмута Ланга и пять пар мокасин от Гуччи; двадцать рубашек «Prada» и двадцать маек «Muji»; десять кашемировых пуловеров высшего качества от Хусейна Шалайяна и десять от Люсьена Пелла-Фине (все, что не сделано из кашемира или вигони, вызывает у тебя невыносимый зуд); платяной шкаф с полной коллекцией новинок АРС за последние десять сезонов; картина Рубена Альтерио; десять пар солнечных очков «Cutler and Gross»; ванная комната, полностью оборудованная в стиле Келвина Кляйна (полотенца, халаты, мыльницы, косметика, духи); только лосьоны – от Кильса, Нью-Йорк; розовый «Маc», на котором и пишется эта книга; другой, оранжевый, с беспроводным выходом в Интернет и цветным принтером «Epson Stylus 740». Большинство других вещей, коими ты владеешь, приобретено у «Колетт». А если не у «Колетт», значит, у «Катрин Мемми». А если не у «Колетт» и не у «Катрин Мемми», значит, ты не у себя дома.

Как правило, ты ужинаешь в ресторанах, где платят не меньше сотни евро с человека. Путешествуя, ты останавливаешься только в гостиницах сети «Реле-э-Шато». Вот уже три года, как ты летаешь исключительно бизнес-классом (а иначе у тебя ломит поясницу после сна), где выдают кашемировые пледы (а иначе у тебя начнется чесотка: см. выше). Кстати, сообщаю: рейс Париж – Майами и обратно в бизнес-классе стоит 62 000 франков (10 тысяч евро).

Имея все эти вещи и ведя столь роскошный образ жизни, ты, по идее, должен быть счастлив. Так почему же счастья нет? Почему ты без конца набиваешь себе нос белой отравой? Как можно быть несчастным при банковском счете в два миллиона евро? Если уж ты стоишь над краем пропасти, то кто же там, на дне?

Недавно ты разревелся перед витриной «Бонпуэн» на Университетской улице. Созерцая все эти беленькие детские кроватки, лампочки в виде зверюшек, серебристые пинетки, пальтишки по 360 франков и крохотные свитерочки по 620 франков для трехмесячных, ты рыдал как последний дурак, и покупатели, выходившие из магазина, испуганно и жалостно качали головами, убежденные, что этот бедняга, льющий слезы при виде детских вещичек, потерял своего ребенка в автокатастрофе; увы, для того чтобы лишиться ребенка, тебе даже этого не понадобилось.

Однако пора чем-нибудь озадачить глотку. Войдя в свою необъятную кухню, ты подходишь к ультрасовременному холодильнику. Ты отражаешься в его блестящей дверце. Нервно жмешь на кнопку подачи льда. Твой стакан с «Абсолютом» уже заполнен льдинками, они сыплются через край, но ты не отпускаешь кнопку, пока ледяные кубики не засыпают весь пол в кухне. Тогда ты программируешь агрегат на «толченый лед». И снова жмешь на кнопку. И вот уже черный мрамор запорошен снежной крошкой. Ты разглядываешь свое лицо, отражение своего лица в самом дорогом холодильнике в мире. Насколько легче быть закоренелым холостяком, зная, что кто-то с любовью поджидает тебя здесь, в этом доме. Ты так накокаинился, что машинально тянешь водку носом, через соломинку. Ты чувствуешь приближение коллапса. Ты видишь в зеркале собственное ничтожество: разве ты не знал, что слова «нарциссический» и «наркотический» имеют общий корень? Ты вывернул на пол весь запас льда из морозилки. Ты скользишь и падаешь на десятисантиметровый слой льда. Тонешь в холодных кубиках. А что, если так и заснуть среди этих тысяч мини-айсбергов? Уснуть, пойти ко дну, как оливка, в гигантском стакане кухни. «Титаник», канувший в «Абсолют». Ты барахтаешься на этом искусственном катке. Твоя захолодевшая кожа липнет к мрамору. Под тобой столько льда, что хватит освежить целый полк; а впрочем, ты сам и есть полк, наполеоновская армия, бегущая из России. Ты присасываешься к мраморной плитке. Глотаешь кровь, стекающую из носа прямо в горло. И едва успеваешь вызвать по мобильнику «скорую» перед тем, как потерять сознание.

ВСТРЕТИМСЯ ПОСЛЕ РЕКЛАМНОЙ ПАУЗЫ

МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК ЗАХОДИТ В ПРАЧЕЧНУЮ-АВТОМАТ И ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ ПЕРЕД ОГРОМНОЙ – ДВА МЕТРА В ВЫСОТУ – МАШИНОЙ. ОН БРОСАЕТ В ЩЕЛЬ НЕСКОЛЬКО МОНЕТ, ВЫНИМАЕТ ИЗ КАРМАНА ПАКЕТИК СТИРАЛЬНОГО ПОРОШКА «АРИЭЛЬ», ОТСЫПАЕТ ПРИГОРШНЮ СЕБЕ В РУКУ И ВДЫХАЕТ ЕГО НОСОМ. ПОТОМ ГОРДО ТРЯСЕТ ГОЛОВОЙ, СЛОВНО ПОРОШОК «АРИЭЛЬ» ПРИДАЛ ЕМУ НОВЫХ СИЛ. ЗАТЕМ ОН ОТКРЫВАЕТ ДВЕРЦУ МАШИНЫ, ЗАЛЕЗАЕТ ПРЯМО В ОДЕЖДЕ ВНУТРЬ, В БАРАБАН, И САДИТСЯ, ПОДЖАВ НОГИ. ЕДВА ОН ЗАКРЫВАЕТ ДВЕРЦУ, КАК МАШИНА ПРИХОДИТ В ДВИЖЕНИЕ. МОЛОДОГО ЧЕЛОВЕКА КРУТИТ И ШВЫРЯЕТ ВО ВСЕ СТОРОНЫ, ОБДАЕТ ГОРЯЧЕЙ ВОДОЙ. КАМЕРА ВРАЩАЕТСЯ ВМЕСТЕ С БАРАБАНОМ, ЧТОБЫ ПОКАЗАТЬ СКОРОСТЬ ОБОРОТОВ МАШИНЫ. ВНЕЗАПНО МАШИНА ОСТАНАВЛИВАЕТСЯ. ЧЕЛОВЕК ВИДИТ ИЗНУТРИ, КАК В ПРАЧЕЧНУЮ ВХОДИТ МОЛОДАЯ ЖЕНЩИНА ВЕСЬМА СОБЛАЗНИТЕЛЬНОЙ НАРУЖНОСТИ, В МИНИ-ЮБОЧКЕ. ЖЕНЩИНА ПРИБЛИЖАЕТСЯ К ГИГАНТСКОЙ МАШИНЕ, ВИДИТ В НЕЙ МОЛОДОГО ЧЕЛОВЕКА И, ОТКРЫВ ДВЕРЦУ, УЛЫБАЕТСЯ ЕМУ. ТОТ ВЫПЛЕВЫВАЕТ СТРУЮ МЫЛЬНОЙ ВОДЫ. ЖЕНЩИНА ЗАМЕЧАЕТ СТОЯЩУЮ НА ПОЛУ КОРОБКУ «АРИЭЛЯ», СНОВА УЛЫБАЕТСЯ, ПРИПОДНИМАЕТ ЮБОЧКУ, СНИМАЕТ ТРУСИКИ И БРОСАЕТ ИХ В БАРАБАН, К МОЛОДОМУ ЧЕЛОВЕКУ, ПОСЛЕ ЧЕГО ЗАХЛОПЫВАЕТ ДВЕРЦУ И ВКЛЮЧАЕТ МАШИНУ НА ДОСТИРЫВАНИЕ. МОЛОДОЙ ЧЕЛОВЕК УМИРАЕТ, ЗАХЛЕБЫВАЯСЬ В ВОДЕ И ПУСКАЯ МЫЛЬНЫЕ ПУЗЫРИ.

ТОВАРНЫЙ ЗНАК И PACKSHOT «АРИЭЛЯ».

ТИТР: «„АРИЕЛЬ УЛЬТРА“. УЛЬТРАЧИСТОТА. ДАЖЕ В МАШИНЕ».