Текст книги "Капкан для провинциалки"

Автор книги: Фредди Ромм

сообщить о нарушении

Текущая страница: 13 (всего у книги 34 страниц) [доступный отрывок для чтения: 13 страниц]

Звонок в дверь. Новый клиент? И кто же это? Посмотреть в глазок… Ба, да это же Инга, соседка по этому дому и бывшая коллега! В гости заглянула или по делу – как тогда, с заколками?

Стоп, как-то странно она выглядит: испугана, оборачивается, вроде как разговаривает с кем-то. Не нравится мне это. Возьму-ка на всякий случай пистолет… А теперь можно открыть:

– Привет, Инга! У тебя всё в порядке?… – мой вопрос замирает при виде пистолета, наведенного на спину моей хорошей знакомой. Только и у меня пистолет, и я сразу направляю его на того парня, который угрожает Инге:

– А ну – брось оружие! Стреляю без предупреждения!

Знакомая физиономия, где-то я его уже видела. Кто же это такой? Потом разберусь, сейчас главное – впустить Ингу. Но и бандит вваливается вслед за ней:

– Лучше ты брось свою игрушку, не то пристукну твою Ингу!

Шеф говорил, что в такой ситуации надо сразу стрелять на поражение, тогда противник просто ничего не успеет. Но не могу… с тех пор, как увидела кровь человека, которую я пролила… стоп, да это же он! Тот самый киллер, которого я ранила! Тогда он был в очках, но всё равно – узнала!

– Любонька, милая, сделай что-нибудь, он меня убьёт!

– Инга, не бойся!

Легко сказать, а я сама боюсь, что этот гад, действительно, выстрелит. Ну, зачем ему Инга? Он же за мной пришёл…

– Рыжая, неужели ты выстрелишь в меня?

– Запросто, не впервой. Хочешь проверить?

– Эй, детективщица, слушай, что скажу! Я сейчас отпущу твою подружку, а ты со мной поедешь!

– Не боишься? Вдруг во второй раз живым не уйдёшь?

– Кто из нас живым уйдёт, а кто нет, пусть судьба решит. Дуэль тебе предлагаю! За городом!

Это, наверное, сумасшествие, но я готова согласиться. Лишь бы он отпустил Ингу. Стрелять сейчас не могу, хотя это, наверное, правильнее всего.

– Хорошо, согласна, пусть дуэль! Когда, где?

Киллер нехорошо улыбается – кажется, уже записал себе победу в дуэли. Не рано ли? Один раз уже был…

– Вот поедем сейчас за город, найдём местечко подходящее.

– Согласна. Отпускай Ингу!

– Не так быстро, красавица. Сейчас твоя подружка будет считать. На «раз» поднимаем ствол вверх. На «два» – вынимаем обойму. На «три» – разряжаем пистолеты. Принимаешь?

– Да!

Не знаю, что со мной творится. Что за безумие – эта дуэль? Смогу я выстрелить в этого парня там, за городом, если сейчас не в состоянии? Но хоть Ингу отпустит…

– Эй, ты, Инга, считай!

– Раз…

Поднимаю пистолет дулом вверх. Мой противник тоже.

– Два…

Обойму – в левую руку.

– Три…

Мы оба передёргиваем затвор. Киллер успевает подхватить выпавший патрон, а мой падает на пол. Не до него сейчас. Бандит усмехается:

– Красавица, подбери лучше патрон. Через полчаса он тебе будет совсем не лишний.

Я медлю, не хочу нагибаться, терять из виду этого мерзавца. Инга проворно наклоняется, подбирает патрон, суёт мне в левую руку. Краем глаза вижу, как она напряжённо смотрит мне в лицо.

– Любонька, ты же не поедешь с ним? – жалобно шепчет она. Киллер злорадно ухмыляется. Я понимаю, что не должна ехать, но отступить не могу.

– Поеду, – выдыхаю я.

– На твоей белокрылой поедем! – торжествующе хохочет киллер. Я молча киваю – по крайней мере, в машине не окажется сюрпризов.

– Ну что, рыжая, пошли? – ухмыляется бандит.

– Сейчас надену шубу, и пойдём.

Подхожу к вешалке, не спуская глаз с киллера, нащупываю шубу. Инга приходит ко мне на помощь – снимает шубу с вешалки, помогает надеть. Я опускаю пистолет в правый карман, обойму и выпавший патрон – в левый. Киллер хохочет, кивает и делает то же самое.

– Умница, рыжая! Эх, жаль, стреляться приходится, я бы с тобой кое-чем другим занялся.

Ничего не отвечая, делаю шаг к двери. Киллер как бы джентльменским жестом распахивает её:

– Прекрасная дама – вперёд!

Медленно выхожу из двери, держа киллера в поле зрения. Отвратительное ощущение – будто он поймал меня в какую-то ловушку. Глупость! Я вооружена, да и дерусь неплохо. Вставить обойму в пистолет успею не позднее, чем этот гад. Главное – не волноваться. Наверняка он на то и рассчитывает – чтобы я потеряла контроль над собой. Не дождётся!

Спускаемся к выходу. Проходим на улицу. Вот моя машина.

– Красавица, не возражаешь, чтобы я сел за руль? А то вдруг у тебя там сюрпризы?

– Не возражаю. Только, если ты не против, я сяду назад.

– Рукояткой пистолета меня не огреешь?

– Ну что ты, мне не нужно, чтобы ты врезался.

– Отлично, рыжая. Садись назад.

Вкладываю ключ в зажигание и занимаю место позади водительского. Сразу появляется желание сделать то, о чём только что говорил киллер. Только не буду. Дуэль так дуэль. Бандит даёт газ, и мы выезжаем на шоссе.

– Куда поедем? – интересуюсь машинально.

– Пока не решил. А у тебя пожелания есть?

– Никаких. Полагаюсь на твой опыт.

Киллер хохочет, кивает головой, словно я сказала нечто остроумное, а мне не до смеха. Вот я вляпалась. А что было делать – пусть бы погибла Инга? Жить хочется… И убивать не хочется… Как же мне быть? Хоть бы нас сейчас задержала милиция… Нет, как назло – когда надо, ни единого милиционера поблизости. Однако ехать ещё далеко, мало ли кто встретится по пути.

– Как ты меня нашёл?

– Так ты же Аньке свою визитку дала!

А, правда, так просто. За окном мелькают дома. Как мы выглядим со стороны? Парень везёт свою подружку за город – наверное, так… Только почему подружка не рядом с ним, а сзади? Неужели никому не интересно выяснить?

Приближаемся к окружному кольцу. Машин вокруг немного – середина дня, люди в основном или на работе, или отдыхают.

Я не успеваю среагировать, когда киллер вдруг резко тормозит. Меня швыряет вперёд, я ударяюсь о сиденье водителя и на секунду отключаюсь. Прежде чем я прихожу в себя, бандит быстрым движением вынимает какую-то штуковину, резко разворачивается и тычет ею мне в шею. Страшная, невыносимая боль от электрического шока скручивает меня – и весь окружающий мир проваливается в небытие беспамятства…

Аня

На ужин я вышла, как будто ничего не произошло. Разве что Майкл открыто вёл меня под руку. Идти сама я, наверное, не смогла бы. Уж и не знаю, что со мной. Обида на сотрудников аэропорта, которые меня ни с того, ни с сего заподозрили? Российские следователи обидели меня куда сильнее, а я это уже почти забыла. Что меня обыскали? Рассуждая трезво – поступили очень разумно. Только сердцем принять эту разумность не могу. Однако Майкл со мной, его рука заботливо придерживает меня, и на ужине надо выглядеть как следует. Тем более что завтра утром нам выступать. Первый танец – самба – квалификационный, судьи будут решать, достаточно ли хорошо мы танцуем, чтобы выступить в основном конкурсе. А сейчас – просто ужин, после которого мы погуляем по вечернему Брюсселю.

Вот так сюрприз! Оказывается, здесь, в этой же гостинице, также Али и Ахмед! Они что – прилетели прямым рейсом? Наверное, так, им же не обязательно было лететь через Москву. Кстати…

– Майкл, ты случайно не знаешь, почему мы ехали через Москву, а не напрямую сюда?

– Не знаю, милая. Давай спросим Розалинду!

– Да ну её… Опять скажет что-то вроде «Так было нужно».

– А я всё-таки попробую. Розалинда, зачем мы втроём ехали через Москву?

Наша тренер смотрит в замешательстве. А что такого? Вопрос-то простой.

– Майкл… Дело в том, что вы представляете Россию.

Что??? Я падаю! Майкл – представитель России? С его-то познаниями в русском языке? Да и я, собственно, пусть и русская, но ведь в российских конкурсах танца не участвовала, как же могу представлять страну? Впрочем, по сравнению с другими загадками, эта пустяковая. Можно не сомневаться – тут не обошлось без денег Махмуда. Только зачем ему это всё? Я бы поняла, если бы мы выступали за его страну: патриотично. Хотя, с другой стороны, что бы получилось: его страну представляют англичанин и русская? Но опять же: какое ему дело до России? Или в том-то и соль, что хочет опозорить мою страну моим негодным выступлением? Тогда при чём здесь Майкл? Так и вижу: «представитель России – Майкл Шелли». Хм, а «представительница России – Анна Абу-Салем» – намного лучше? Кошмар…

Впрочем, теперь мне понятно, зачем понадобилось везти Майкла через Москву. Хорош представитель России, у которого в паспорте даже штампа российского пограничного контроля нет. Хотя на фоне всего остального…

В общем, хватит рассуждать, а то я спячу. Лучше посмотреть, что там в меню. Закажу вот это, это и это. Вес не наберу?

– Майкл, Анна, как вы относитесь к тому, чтобы после ужина прогуляться по здешним достопримечательностям?

– Как – вечером, в темноте?

– Темноты здесь нет, город отлично освещён. А когда гулять? Завтра утром вы танцуете, послезавтра тоже…

– Это если мы пройдём квалификационный танец.

– Конечно, пройдёте. А после танцев ты захочешь отдохнуть, не так ли?

Только теперь до меня доходит, что Розалинда заговорила со мной по-французски. И обратилась на «ты». А в общем, она права. В нашем положении, если гулять по городу, то как раз вечером. А после ужина ещё и полезно.

– Хорошо, согласна. Майкл, ты не против?

– Согласен, – кивает мой любимый и улыбается. Вот и хорошо, погуляем.

Нам приносят заказы, и мы приступаем к еде. Мамочка, как же вкусно! В жизни такого не ела. Уж на что хороша кухня у Махмуда, до здешней далеко. Надо не увлекаться, а то растолстею – и танцы завалю, и Майкл разлюбит.

Вот всё съедено, и мы неторопливо поднимаемся из-за стола. Идём к выходу: мы с Майклом и Розалинда впереди, Али и Ахмед сзади. Бедная Розалинда, неужели некому её под руку взять? Всех кавалеров распугала… Что там, впереди – река? Ах, нет, наверное, это канал Брюссель-Шельда. Прогуляемся вдоль него или Розалинда погонит к другим достопримечательностям? Пока тихо. Идём, под ногами свежий снег – мокрый, температура воздуха около нуля. Как бы не поскользнуться. Что за шум сзади?

– Эй, ты, чёрный! Зачем приехал в нашу страну?

Я в изумлении оборачиваюсь: пятеро остриженных наголо юнцов – видимо, скинхеды – с патриотическими чёрно-желто-красными шарфами, обступили Али и принимаются избивать его. Наш товарищ пытается защищаться, но поскальзывается на коварном мокром снегу и падает. Прежде чем Майкл и Ахмед подбегают на помощь Али, негодяи хватают и сбрасывают его в канал!

Я цепенею от звука тела, упавшего в воду. Вода же ледяная!

– Майкл, Ахмед, спасите Али, пока он не замёрз!

Наши мужчины кидаются на скинхедов, те выхватывают ножи. Майкл быстро выбивает оружие у двух противников, Ахмед обезвреживает третьего. Скинхеды бросаются прочь.

– Люди, полиция, кто-нибудь! Человек упал в воду!

А я сама почему ничего не делаю? Я ведь умею плавать. Но так страшно бросаться в ледяную воду… Всё же подбегаю туда, где упал Али. Где же он? Не видно… Я сойду с ума…

Сирены. Приехали спасатели? Наконец-то…

– Анна, куда ты лезешь? Оденься немедленно! Ты замёрзнешь!

Оказывается, я сбросила шубу и начала перелезать через перила. Может, я уже спятила? Совершенно не контролирую свои поступки. Я что – собиралась вытаскивать Али? Боже, вразуми меня!

В дело вступают спасатели – вот они уже в реке, всё проверяют. Где Али? Может, его унесло течением? В этом канале такое быстрое течение? Ничего не понимаю…

Я вздрагиваю от прикосновения руки, это Майкл:

– Анна, пойдём! Здесь мы всё равно ничего не сможем сделать! Ты простудишься!

– Погоди, Майкл! Они вот-вот найдут Али, ему понадобится наша помощь!

Мы остаёмся возле того места, где хулиганы сбросили в воду Али. Ненавижу нацистов! Грязные подонки! Если бы могла, своими руками передушила бы их всех! Один мой прадедушка погиб под Москвой, другой под Ленинградом, третий был ранен под Харьковом, а прабабушку-еврейку задушили газом в Треблинке… Ненавижу гадов! Смерть нацистам! Господи, я сошла с ума…

– Анна, тебе плохо? Ты меня не слышишь?

Я открываю глаза. Я лежу в постели, и меня трясёт озноб. Я больна? Что это было – возле канала? Это мой горячечный бред?

Рядом с моей постелью – Майкл и женщина в белом халате. Врач?

– Анна, как ты себя чувствуешь?

– Не знаю… Майкл, мне почудилось – или действительно Али погиб?

Майкл отворачивается. Так мой бред – это то, что случилось на самом деле? Что я видела, а что мне почудилось?

– Скажите, доктор, она сможет выступать завтра утром?

– Выступать? Где?

– На конкурсе танцев.

– Исключено! – твёрдым голосом заявляет врач. – Она сильно перенервничала и простудилась. Я сделала укол, но вставать вам, мадмуазель, сейчас нельзя. Минимум неделю надо только отдыхать!

Ах, вот как… Ну, мы ещё посмотрим. Врач выходит из комнаты, Майкл садится на кровать рядом со мной, и я беру его за руку, сжимаю запястье:

– Майкл, мы будем выступать завтра. Вот увидишь, я справлюсь.

– Опомнись, Анна! Это в тебе говорит жар! Тебе надо лежать и приходить в себя!

– Только эту ночь. Утром буду в порядке. Ты мне веришь?

Майкл кивает, но неуверенно. А я знаю, что смогу. Утрём нос здешним нацистам, убивающим человека за его цвет кожи, и прилизанным джентльменам, которые готовы раздеть и ощупать женщину, виновную лишь в том, что она приехала из России или из арабской страны. Я отомщу за Али и за себя. Отомщу по-своему.

– Анна! – вздыхает Майкл. – Теперь я вижу, что такое знаменитый русский характер. Мне было бы легче переубедить танк.

Люба

– Любочка, девочка моя хорошая! Хватит играть, иди домой!

– Сейчас иду, мамочка!

Мама меня зовёт. Жалко прерывать игру, но и маму огорчать не хочется. До завтра, друзья мои! Встретимся на этом же месте!

Вот она, моя мама – ждёт у порога. Молодая, красивая, улыбающаяся. Мама, я никогда не верила, что ты умерла. Мама, ты всегда со мной. А знаешь, мама, я развелась с Павлом и выхожу замуж за Олега. Ты его не знаешь? Да, правда, я не успела вас познакомить… Он очень хороший, работает в милиции, мы любим друг друга. Я хочу поцеловать твоё лицо, самое дорогое на свете…

– Стой, доченька! Не подходи ко мне, не касайся! Не заходи внутрь!

– Почему, мамочка?

– Доченька, нельзя! Я – твоя смерть! Не касайся меня, отойди! Ты не должна умирать! Проснись скорее!

Сознание возвращается медленно и неуверенно, словно знает, что хороших известий не будет. Всё окружающее медленно выплывает из-за покачивающейся белой пелены. Туман медленно рассеивается, я начинаю что-то видеть. Я в какой-то комнате. Судя по тому, как неряшливо, тут живёт холостяк. Пол заплёванный, какие-то огрызки, обрывки газет, грязная рубашка, вывернутые наизнанку носки – всё разбросано и перемешано. В углу валяется моя шуба. Как я сюда попала? Что со мной произошло? Ах, да: я ехала сражаться на дуэли с киллером, но он обманул меня и оглушил электрошокером. Сейчас я лежу на кровати в неудобной позе, на мне платье, в котором я ходила с Олегом подавать заявление в ЗАГС. Пытаюсь встать – и не могу. Что меня держит? Почему мои руки заведены наверх и я не могу опустить их? Пытаюсь сделать движение – больно в запястьях. Я связана?

Раздаются шаги, и в комнату входит ухмыляющийся киллер. Вот он и выиграл дуэль со мной… Что же, могу утешиться разве что тем, что на этот раз его кровь не пролилась. Сколько людей он убьёт теперь, после того, как разделается со мной? Не гожусь я для сыска…

– А теперь давай знакомиться, рыжая! – с удовольствием произносит бандит. – Для клиентов я Сантехник, но на самом деле меня зовут Вова. Можно Вован. А тебя как звать-величать?

Я не хочу разговаривать с ним, но, наверное, лучше ответить. Попробую выиграть время. Вдруг Андрей и Олег придут ко мне на помощь? Только как им найти меня? Вот я дура, так вляпалась…

– Вот как ты меня победил, Вован, – пытаюсь выговорить. Язык еле ворочается, губы распухли. – Можешь гордиться. Как ты меня убьёшь? Застрелишь?

Вован издаёт короткий смешок:

– А как бы ты хотела умереть?

– Никак. Мне бы хотелось жить. Но я понимаю, что ты решил иначе.

Вован принимается хихикать:

– Умна ты, рыжая! Только куда спешить? Ты же не торопишься, верно? И мне не к спеху, на тебя заказа не было. – Он протягивает руку к моей груди. Я пытаюсь увернуться, но не могу. Вован с сальной ухмылкой щупает меня. Я стараюсь сдержать отвращение. Попробовать заговорить его, переключить внимание? Как? О чём мне с ним беседовать? Голова словно пустая…

– Красивая ты, Рыжая! Скажу правду – не хочу убивать тебя. А вот угадай – чего хочу?

По его ухмылке и так ясно. Мне бы освободить руки… И что бы я тогда сделала? Хоть бы он меня поскорее убил…

– Рыжая, а ты никогда не занималась сексом связанная?

Отвечать ему или нет? Конечно, отвечать. Попробую выиграть время.

– Нет. Я имела дело только с нормальными мужчинами.

– А я, по-твоему, ненормален?

Надо отвечать осторожно.

– А ты как думаешь – нормально убивать людей, которые тебе никакого зла не причинили? Нормально требовать любви от связанной женщины?

– А что такого? Говорят, связанная женщина в ласке не нуждается.

– Не знаю, кто так говорит. Связанная женщина нуждается в том, чтобы её освободили.

Вован вынимает из кармана складной нож, открывает и играет им. Лезвие мелькает перед моей грудью. Острое лезвие касается меня. Это – моя смерть?

– Ах, какая красота! Не хочется повреждать. – Он откладывает в сторону нож и снова лезет своими руками – давит, щупает, щипает. Очень больно и противно, но я просто отвернусь. Пусть он думает, что мне безразлично. Фригидна. И всё.

– Рыжая, а всё-таки: как тебя зовут?

Отвечу, пожалуй. Всё, лишь бы протянуть время.

– Меня зовут Люба.

– Любовь, выходит… – Медленно, распевно произносит похититель и задумывается. Затем произносит:

– Ты замужем?

– Да.

– За тем детективом?

– Нет, он женат на моей подруге.

– А может, ты врёшь, не замужем?

– Какая тебе разница?

– Ты и со своим мужем так холодна?

– Ты же мне не муж.

Он наклоняется, почти касается своей физиономией моей головы:

– Люба, Любовь, я хочу тебя.

Не знаю, что ответить. Просто промолчу.

– Люба, почему ты мне не отвечаешь?

В его голосе вдруг слышатся жалобные нотки. Я оборачиваюсь и удивлённо смотрю на него.

– Что я тебе должна ответить? Я не хочу тебя. И я не хочу умирать. Но я в твоих руках и не могу защититься.

– Хорошо, Люба. Посмотрим, что ты скажешь на это.

Он берёт подушку.

– Угадай, Люба, что я сейчас сделаю?

Мне не по себе, и гадать я не собираюсь. Ничего хорошего от этого человека не жду. Он опускает подушку мне на голову и прижимает к моему лицу. Мне трудно дышать, в глазах темнеет. Сейчас я умру. Мама, теперь я могу подойти к тебе?

– Доченька, нельзя! Ты должна жить!

Как я могу жить, если меня убили? Но вот вокруг снова становится светло. Я дышу.

– Люба, я пошутил. Я не убью тебя. Любовь убивать нельзя. А почему ты не стала просить, чтобы я тебя не убивал? Ты же хочешь жить.

Не знаю, что ответить. Просто дышу, пока можно. Вован отбрасывает подушку и вдруг падает передо мной на колени:

– Люба, я тебя люблю! Что мне сделать, чтобы ты меня полюбила?

Я ничего не понимаю, только смотрю на него с удивлением. Он так шутит? Ладно, попробую подыграть:

– Как ты считаешь – могу я любить человека, который только что пытался меня задушить?

– Люба, прости! – он вдруг принимается хныкать. – Я пошутил!

– С любимыми разве так шутят?

– Ну да… Вон как этот. Негр. Он же задушил её, как она там…

До меня вдруг доходит:

– Ты имеешь в виду Отелло, который убил Дездемону?

– Ага, точно, Отелло. Она его разве не любила?

– Когда он её душил – не любила.

Буду говорить о чём угодно, хоть про Отелло. Лишь бы отвлечь его.

– Но до того любила?

– Да.

– А чем он лучше меня?

М-да, интересный вопрос…

– Она же не знала, что он её убьёт, заколет.

– Как это – заколет? Он её задушил!

О, так гораздо лучше! Побеседуем на интеллектуальные темы!

– Ты невнимательно читал пьесу, Вован. Он её сначала душил, а потом заколол мечом.

Вован вздыхает:

– А если я тебя не убью, ты меня полюбишь?

Он что, хочет свести меня с ума? Ну нет, всему есть предел.

– Вован, зачем тебе моя любовь? Прекрати убивать людей, найди себе нормальную работу. Однажды встретишь женщину, которая тебя полюбит. Почему обязательно я?

– Потому что я хочу тебя!

Рассуждает, как большой ребёнок. И что же – люди для него вроде игрушек?

– Почему меня? С чего ты взял, что любишь меня? Что ты знаешь обо мне?

– Ты очень красивая!

Да, точно, я для него вроде игрушки.

– Красивых женщин много. Вован, ты часто убивал женщин?

Вздыхает:

– Несколько раз было…

– А точнее?

– Пять раз. Но они не были так красивы, как ты!

– Ты их убил за то, что они недостаточно красивы?

– Нет, на двух из них был заказ, а ещё три оказались в неподходящем месте в неудачное время.

Такое впечатление, что он говорит чужими словами. Как будто не взрослый ребёнок, а терминатор какой-то.

– Вован, а ты разве не хочешь жить?

– Конечно, хочу! И хорошо жить хочу!

– Разве твоя жизнь улучшилась оттого, что ты отнял чужие? Посмотри вокруг себя: теснота, грязь, неразбериха, навал. Тебе самому приятно?

Он уныло оглядывается:

– Неприятно. Но я мужчина. Я не должен убирать. Ты бы и убрала.

Попробую схитрить:

– Как же я могу убрать у тебя, раз ты меня связал?

– А если развяжу – уберёшь?

– Почему же нет? Я женщина, люблю чистоту.

Он протягивает руку куда-то за моей головой, касается моего запястья, но тут же отдёргивает руку:

– Я тебе не верю. Ты сбежишь.

Не знаю, что на это ответить. Не уверять же в обратном. А может, он только притворялся ребёнком? Ничего не понимаю. А он сам понимает, чего хочет?

Аня

Вот и утро. Я действительно чувствую себя хорошо, как и обещала вечером Майклу. Но моё главное ощущение – злость. Злость на этот благополучный мирок, спокойствие которого держится на тихих гнусностях, вроде той, которой меня подвергли вчера в аэропорту, и этакой невинной жестокости, с которой местные подонки убили Али. Злость распирает меня, переполняет, требует выхода, угрожает вырваться наружу и затопить весь мир. Надо взять себя в руки. Вот я делаю зарядку, принимаю душ, переодеваюсь – и уже готова. Завтрак будет, но чисто символический, чтобы желудок не жаловался на невнимание: немного зелени, яблочный сок – и хватит.

Когда я заканчиваю одеваться, слышен неуверенный стук в дверь. Я открываю и вижу Майкла. Он осторожно целует меня в щёку, словно проверяя, жива ли я, не разваливаюсь ли от прикосновения. Однако мне в любом случае не до поцелуев.

– Анна, ты хорошо себя чувствуешь? – спрашивает он голосом, полным сомнения.

– Отлично! – коротко бросаю я и пытаюсь улыбнуться. – Пошли завтракать!

– Может, откажемся от танца?

– С чего вдруг?

В воздухе повисает молчаливая реплика моего любимого: «Но ты же больна!» Только идиот не видит, что я здорова, как лошадь, и готова танцевать хоть марафон.

Мы спускаемся в ресторан, и я вижу Махмуда. Прилетел, голубь наш ближневосточный.

– Добрый день! – обращаюсь я к нему по-арабски. Раз он всё равно в курсе моих языковых познаний, нечего комедию ломать. Он ни единым движением мускулов лица не выказывает удивления моим познаниям в арабском, напротив, сразу переходит к делу:

– Анна, тебя вчера обыскивали в аэропорту?

– Да, – мне некогда удивляться его информированности, сам объяснит, если захочет.

– Нашли что-нибудь незаконное?

– Нет, разумеется. Разве они могли найти что-либо такое?

– А как объяснили свои действия?

– Сказали, что ошиблись.

Этот осёл отстанет когда-нибудь от меня? Ещё минута в его обществе, и я продемонстрирую своё знание арабских ругательств.

– Ты видела, как погиб Али?

– Да.

Меня ничуть не удивляет, что шеф моментально перескочил с одного происшествия на другое. Я сама, если бы рассказывала про вчерашние события, поступила бы так же. Ничего другого примечательного вчера не произошло.

– Что с ним случилось?

Я не без труда подавляю в себе желание выругаться. Этот надоедливый болтун отвяжется когда-нибудь? Может, он воскресит Али? К счастью, к нам подходит официантка и принимает заказ. Пожалуй, к зелени добавлю сыра. Того и другого немного: птичьи порции для тех, кому предстоит порхать.

– На него напали местные нацисты. Ударили, повалили, избили ногами, сбросили в воду.

– В канал, что ли?

– Да.

– Где были Майкл и Ахмед?

Не очень вежливо задавать такой вопрос, когда Майкл рядом со мной за столом, но это не моя проблема.

– Мы прогуливались после ужина. Я, Майкл и Розалинда шли впереди, Ахмед чуть сзади, Али отстал ещё сильнее. Когда мы услышали шум драки, не сразу сообразили, что происходит, к тому же скользко было. Майкл и Ахмед опоздали.

– Спасатели прибыли сразу?

– Очень быстро. Наверное, минуты не прошло. Впрочем, на часы не смотрела.

– А почему Али отстал от всех?

– Не знаю, спроси Ахмеда. Скорее всего, охранял нас сзади.

Махмуд кивает, будто подтвердилось какое-то его предположение. Нам приносят заказы, я начинаю есть и всем своим видом показываю, что на ближайшие часы старший из Абу-Салемов для меня не существует. Пятнадцать минут спустя завтрак съеден, я вопросительно смотрю на Майкла, мы поднимаемся из-за стола и выходим из ресторана. Майкл поднимается в свой номер за сумкой с нашими костюмами, а я пользуюсь моментом, чтобы подышать холодным уличным воздухом и причесать свои мысли. Всё-таки, откуда Махмуд узнал, что меня обыскали в аэропорту? Я сказала об этом только Майклу. Неужели мой дорогой распустил язык? Или Махмуд так проницателен?

Возвращаюсь в холл. Мой дорогой появляется из лифта, сумка у него в руках. Я выкидываю ненужные вопросы. Через час у нас квалификационный танец, остальное не имеет значения.

– Пойдёшь ловить такси?

– Нет, Анна, оно должно быть у входа, я заказал ещё вчера.

Ну и отлично. Мы выходим из гостиницы и поворачиваем направо – действительно, машина ждёт. Садимся – я позади водителя, Майкл рядом.

– Анна, ты на меня сердишься?

– Что ты, просто настроение такое.

Однако его вопрос показывает, что он действительно проболтался Махмуду о моих вчерашних неприятностях. Его счастье, что мне сейчас не до скандала. Едем в гробовом молчании. Кстати, где у нас конкурс? Ах да, в здании муниципалитета.

– Майкл, нам ещё далеко?

– Нет, Анна, уже подъезжаем.

Какое красивое здание из светло-серого камня! Вот так шпиль! Не разбираюсь в архитектуре, но так и тянет сказать – готика. Прямо отдаёт средневековьем. Большая Площадь… А ведь здесь, на этой площади, наверное, когда-то происходили сражения, публичные казни. Сжигали ведьм и еретиков. А сейчас всё так красиво, спокойно, чисто – прогуляться бы при случае… Но не теперь. У нас неотложное дело.

– Майкл, куда нам сейчас идти?

– К лифту.

Мой проштрафившийся любимый тоже выглядит теперь озабоченным. Может, просто сумка тяжёлая? Входим в здание, ищем лифт и сразу видим толпу других конкурсантов – человек десять: очень подтянуты, держатся парами, неразговорчивы, сосредоточенны. Вот и лифт пришёл. Набиваемся сразу все и едем в угрюмом молчании. Я здесь для того, чтобы мстить за своё вчерашнее унижение и гибель Али, но, видимо, и другие просто так победу не отдадут.

Приехали, выходим из лифта. Людской поток выносит меня прямо к нужной комнате. Здесь мы переодеваемся и готовимся. Ну-с, Майкл ничего не забыл?

Краситься особо не буду, пусть оценивают танец, а не макияж.

– Анна, наш выход третий!

– Хорошо, спасибо.

Майкл смотрит на меня вопросительно, пытается понять – то ли я злюсь на него, то ли свирепствую перед выступлением. Сама точно не знаю, но скорее второе. Если бы дело было в Майкле, он за свою болтовню получил бы так, что ни с чем не спутал. Но пусть поостережётся: малейшая его ошибка, и я припомню сразу всё.

– Анна, вторая пара пошла на сцену!

– Очень хорошо. Сейчас и мы пойдём.

Я оглядываю в зеркало себя и Майкла. Нам предстоит танцевать самбу, на мне тёмно-серое с серебром, с позволения сказать, платье, главное достоинство которого в том, что оно почти не скрывает достоинства моей фигуры. Майкл в тёмно-коричневом костюме – мне кажется, это не оптимально, но так решила Розалинда. Кстати, почему она не пришла? Впрочем, тренеров других пар я тоже не вижу. Обойдёмся без неё.

– Анна, идём!

– Да!

Я мигом переношусь на танцевальную площадку, залитую лучами прожектора. Раздаётся мелодия, и моё тело само содрогается, движется, вторя каждому такту. Я чувствую прикосновение Майкла, его заботливые руки, и из памяти вылетают все подозрения. Он – мой любимый! Мы исполняем танец нашей любви! Нет ничего, кроме нас двоих – и музыки! Музыка меняется, то одна, то другая, но это не имеет значения. Я растворяюсь в отрывистой мелодии и чувствую, как Майкл вторит мне всем своим естеством…

Но вот мелодия заканчивается, и я прихожу в себя. Ну что – прошли мы квалификационный отбор? Я смотрю на Майкла, а он на судей. Мой партнёр волнуется, что-то шепчет про себя. Я вспоминаю, что не так всё ладно у нас с ним, но сейчас не время выяснять отношения. Так что там решили судьи?

Какая-то дама в белом брючном костюме – видимо, распорядитель – показывает нам поднятый большой палец. Так всё в порядке, мы прошли? Майкл мягко подталкивает меня к судейскому столу. Меня тянет дать ему по руке, но сейчас неподходящий момент.

– Вы прекрасно выступили! – улыбаясь, произносит по-русски один из судей, и я еле сдерживаю смех при виде растерянности «представителя России» Майкла. Отвечаю за нас обоих:

– Спасибо! Будем стараться!

– Полуфинал – завтра, в это же время! – улыбаясь, обращается к нам по-английски распорядительница. Ну что – мы можем уходить?

Едва оказавшись в раздевалке, я теряю всякое желание устраивать Майклу выволочку. Наверное, он думал, что делает мне услугу, извещая Махмуда о неприятности в аэропорту. А главное – на меня наваливается усталость, апатия. Мы выступили, и до завтра я ничего не обязана делать. Скорее бы в гостиницу. Лягу в постель и буду лечиться, я ведь болею.

Майкл смотрит озабоченно мне в лицо:

– Анна, ты плохо себя чувствуешь?

– Да… Поедем, скорее…

Вот мы и входим в гостиницу. На пороге – улыбающаяся Розалинда:

– Вы замечательно выступили, Майкл, Анна! Поздравляю вас! Если так же сумеете и завтра, мы сможем претендовать на призовое место!

Я уныло киваю ей, и Майкл заботливо ведёт меня к лифту. Не надо мне никаких призовых мест… А впрочем, это сейчас. К вечеру, может, стану рассуждать иначе. Ведь моя месть только началась.

Люба

– Развяжи меня! Пожалуйста! У меня руки затекли!

Я не хотела просить об этом своего похитителя, но сил больше нет терпеть, играть в гордость. Вован наклоняется ко мне и ухмыляется:

– Ты правда хочешь, чтобы я тебя развязал?

– Да! Пожалуйста!

Он дотрагивается до моего запястья и вдруг спрашивает:

– Если я тебя развяжу – поцелуешь?

Я молчу. Просто не знаю, что ответить. Обманывать не хочется. Вован вздыхает и развязывает мне руки:

– Ты гордая, Люба. Другая бы согласилась на многое, только чтоб я её не убил.

Я пытаюсь сделать движение рукой и вскрикиваю от боли: словно тысячи игл впиваются между локтем и кистью. Кисти моих рук посинели, я их еле чувствую. Только боль. Вован вынимает из кармана наручники, сковывает мне запястья и целует пальцы. Я не чувствую прикосновения его губ – руки онемели.